Дай мне руку и я приведу к тебе

Юнги было одиноко. Он писал слова песен, глядя на сложную музыкальную дорожку в программе. Боже, и почему только слова было писать в тысячу раз сложнее. Его мысли все время отвлекались от нынешнего занятия. Он начинал думать о вечеринке, о Хосоке и об их драке, потирая пальцами разбитую губу. Нет, ему не стоит извиняться. Или… стоит? Нет. Совершенно точно нет. Хосок наговорил много неприятного и приправил это отвратительным поступком. Даже если он был не в себе, ему не стоило так делать. Юнги не мог его оправдывать после этого. На кулаки и петушиный бой можно было легко наплевать, но вот на то, как он воспринимает сейчас Юнги — нет. Нет, Юнги никогда его не использовал. Ни в жизни он бы не подумал про это. Он, наоборот, пытался как-то заботиться о Хосоке, но тот сам его отталкивал, упорно игнорировал его благие намерения и был готов принять помощь от кого-то менее близкого, но только не от него. И почему помогать меньше от этого не хотелось… Когда Юнги уходил с парковки, он молил себя не оборачиваться, а потом еще полночи терзал себя мыслями о том, что Хосок мог не подняться с земли, не дойти до дома, не открыть дверь и умереть в каком-нибудь углу. Мин готов был начать звонить уже через пять минут и все следующие дни, но настойчиво бил себя по рукам, когда те тянулись набрать его номер. Нет, он больше не будет помогать, пока Хосок сам этого не попросит. Он ему дорог. Он его… лучший друг, и Юнги плохо без него. Он ощущает себя опустошенным, будто кто-то тайком украл и продал на черном рынке половину его органов. Зависать с ребятами, конечно, круто, но Юнги хотел зависать именно с Хосоком. Ему действительно нелегко приходилось без него, но что он мог поделать, если Хосок, кажется, обходился без Юнги. Ему было тридцать. У него не было собственной семьи, жены, детей, и большой дом, купленный на честно заработанные деньги, не с кем было делить. А еще он был тихим и в него не хотелось возвращаться. Поэтому потеря лучшего друга в виде Хосока, смеющегося так будто домашней мыши прищемили хвост, давалась ему тяжело. Будь воля Мина, он бы давно уже перетащил все вещи Хосока вместе с самим Хосоком к себе домой, собственноручно собрал бы шкафы с тысячами полок, в которые бы уместились все бесчисленные шапки, панамы, кепки, толстовки, рваные джинсы, кроссовки по цветам, брендам и прочим параметрам, оборудовал бы тому отдельную студию, в которой парень бы смог так же как у себя дома запираться и чувствовать себя комфортно, записывая сольники, а по вечерам бы выволакивал того на кухню, заставляя искать что-то для просмотра или подбирать музыку под атмосферу их разговоров, а сам бы готовил ужин на двоих. Потом бы они перебирались в чью-нибудь кровать, ставя ноутбук посередине, и засыпали бы под кино, с головой зарываясь под одеялом. Ночью Хосок бы случайно по своей привычке перебирался к противоположному краю кровати и закидывал бы свои ноги и руки на Юнги, а тот бы не возражал. И никакая бы семья уже больше не понадобилась. И проводить время с мемберами вновь стало бы так же приятно, как и раньше. Вот и все, что ему было нужно. Но пока Хосок все больше отдалялся, этим мечтам все меньше грозила опасность воплотиться в жизнь. Что чувствовал Юнги, если быть откровенными? У него сердце рвалось от пулеметной очереди. Он не хотел терять Хосока, но это происходило, а одиночество в его возрасте все больше пугало и вызывало тревожность. Без присутствия Хосока рядом он чувствовал наступление старости, и от этого ощущения хотелось уже заранее лечь в могилу, чтоб побыстрее избавиться от страха смерти. Всех преследуют такие мысли на рубеже четвертого десятка? Пожалуй, да. Все так тяжело переносят этот кризис среднего возраста? Возможно, нет. У Юнги его вообще бы не было, если бы у них все было «ок». Но у них все было «не ок», и от того сложность прохождения этого этапа усложнялась в тысячу раз. Был ли Юнги в депрессии? Нет. Но он был в середине длительного периода меланхолии и одиночества, а это не легче, знаете ли. Юнги нужно было с кем-то поговорить. С кем-то, кто уже проходил через это. — Суран, алло? … Да, давненько не выпивали вместе. Занята сегодня? … Да, можешь подъехать ко мне. Дам послушать пару новых треков. … Да, можем заказать, что хочешь. … Курочку? Понял. Да, Мин Юнги не был особенно общительным, но он умел удивлять. Дружба и сотрудничество с хорошими женскими исполнительницами как раз был таким фактом о нем, который многих удивлял. Шин Суран была одной из тех редких людей, кому Юнги согласился спродюсировать сингл. Она не гналась за славой, была в меру раскованной и совершенно не старела, несмотря на то что была на пять лет старше самого Мина. Поэтому она была отличным вариантом, с кем можно было бы пропустить по стаканчику и поговорить на такие личные темы. — Что с лицом, боец? — с порога усмехнулась она. Юнги лишь недовольно скривился, закрывая за ней дверь. — Ты уже заказал еду? Я голодная, как зверь… — она по-хозяйски повесила свою куртку при входе, размотала шарф и тоже накинула его на крючок, проходя в дом. — Ага, как ты и просила — курочку и острые закуски. Они сразу пошли в студию. Нужно было с чего-то начинать разговор. — Ну так что, записываешь новый альбом значит? — Записываю, — кивает Юнги, облокачиваясь на дверной проем. Он следит за тем, как она исследует его рабочий стол, пальцами бегая по исчерканным листам бумаги. Сломать голову было проще, чем начать разговор о способах преодоления кризиса среднего возраста. — Что с текстами? Не идут? — он кивает. — Тогда забей на них пока что. Если что-то не идет, нужно дать себе отдохнуть. Мы все бежим, но мы не можем делать это без остановки. Отдых — важная часть творческого процесса. Даже для таких звезд, как вы, — она наконец отрывается от записей, подмигивая. — Предложишь ты мне уже наконец выпить? Учти, я ехала сюда только за халявной выпивкой и едой, — пригрозила она ему пальцем, подходя. В дверь раздается звонок. — Это, наверное, еду привезли, — выдыхает Юнги от затянувшейся паузы. — Ты иди пока мой руки и проходи на кухню. Сейчас все будет. Он идет к дверям, но все равно немного нервничает. Не зря же он сорвал человека? Заговорить о том, что его беспокоило оказалось сложнее, чем он думал. Не переоценил ли он себя? — Добрый… — Юнги открывает дверь и не договаривает слова «вечер», потому что не ожидал, совсем не ожидал увидеть за ней Хосока. Тот стоял, засунув руки в карманы, с побитым, извиняющимся видом. — И тебе привет, Юнги, — он кусает губы, тоже нервничает, не зная с чего начать, хотя всю дорогу в машине только и делал, что прокручивал в голове их разговор. Он втягивает ртом воздух и начинает. — В общем, Юнги, я приехал извиниться за свое поведение в тот вечер, да и… — Юнги, ну что там… Еда на сегодня отменяется? — раздается из глубины дома. Глаза Чона слишком заметно округляются от удивления. Юнги только и смотрит в его идеальное лицо без единого синяка и не может понять, ну почему именно сегодня. — Я уже нашла, что мы будем пить. Так что поторопись, иначе я начну без тебя. «Почему, блять, именно сегодня» — только и звучит в голове Юнги, когда он видит, что Хосок делает шаг назад. И, вуаля. Трещина. Она снова здесь. Прямо между ними. — Так ты не один, — парень кивает, снова поджимая губы. Его руки все глубже закапываются в карманы. Тощее тело, немного подрагивающее от пронизывающего ветра, вытягивается в струнку. «Скажи что-нибудь» — набатом звенит в голове у Мина, но он молчит. — Ладно, на самом деле, я только за этим и ехал, — начинает активно мотать головой Хосок. Он почесывает рукой затылок и потом указывает в сторону ворот. — Я уже сейчас пойду, просто вот ехал мимо, решил заскочить и извиниться. Еще раз прости за то, что я сказал, и за то, что избил тебя, — он тараторит, нервно дергая нитку внутри кармана спортивной флисовой куртки, накручивая ее на палец. — Я, правда, был не в себе и мне жаль, что ты просто оказался рядом в тот момент. То есть… я не имею в виду, что мне жаль, что ты был рядом. Кстати, спасибо, что подвез, — Хосок указывает рукой в сторону Юнги, будто не понятно, кого он имеет в виду. — В общем да, я просто скоро уезжаю на некоторое время, так что не думаю, что смог бы сказать это лично в другой раз. Так что… эм, хорошего вечера (?). Я пойду. — Стой, — Мин хватает за рукав уже было развернувшегося на выход парня. — Останься, — просит он и сам себе не верит. Вот так просто? У него уже есть гость. «Ну и что? Оплатить убер не так уж сложно». Но Юнги все еще злится на Хосока. Ему хочется материться и выяснять отношения. «Для этого надо сначала затащить его к себе. И вообще этим можно заняться потом, ведь скоро он уезжает». Хосок поворачивается и, о боже, он так красив, когда обращает внимание на Юнги. Его нельзя вот так отпускать… — На самом деле, я не могу, — опять виновато смотрит Хосок, но на самом деле он не хочет оставаться, потому что не хочет знать, чем Юнги собирался заниматься сегодня. — Меня подвез Хен У, так что он ждет меня, — «ох уж этот гребаный Хен У. когда же Чимин уже заберет его себе» — клял обоих Юнги. — Да и вещи надо собирать. Времени осталось не так много. — Чикаго? — Да-да, меня пригласили на тот фестиваль. «Лоллапалуза». Я хэдлайнер, так что… — Хосок пожимает плечами, немного покачиваясь всем телом. Он перекатывался с носков на пятки, как делал всегда, когда нервничал. — Пойду в общем. До скорого, бро. Не дожидаясь ответа, Хосок разворачивается и уходит уже окончательно, быстро преодолевая дорогу до ограждения. — Удачи, Хос, — выдыхает Юнги, злясь на себя за то, что все-таки отпустил Чона. Это был поздний вечер конца сентября. Непроглядная темнота еще не наступила, отчего небо было все еще темно-голубым, пасмурным и гнетущим. Как раз такое Хосок и любил. Он так давно не ездил куда-то кроме работы, и эта поездка к Юнги должна была ощущаться так хорошо, но настроение было поганым. Он вышел за ворота дома и начал забивать их с Юнги адреса в строки убера быстро леденеющими пальцами. Жаль, что он отпустил Хен У. Тот бы его обязательно подбросил до дома.

***

Усталость… она никуда не девается, если ее не лечить. Да, именно лечить, потому что она приносит много проблем и физическому, и ментальному состоянию человека. Они были в Чикаго уже второй день. До фестиваля оставалось четыре. Нужно было успеть переделать целую кучу дел, и если бы Хосок занимался всем в одиночку, он бы вряд ли все успел. Но если бы успел… если бы он успел, то неизвестно, что было бы с ним в конечном итоге. Чимин поехал в Чикаго вместе с ним и Хен У. Он сказал, что в Корее уже вешается от скуки, и Хосок ему поверил и взял с собой. Ему не нужна была жалость. Ему нужна была работа. Хен У отлично с ней справлялся, и, если Чимин хотел присоединиться к ним только от скуки, то это было им на пользу. Перед выступлением команде операторов было поручено снять несколько документальных кадров о подготовке к концерту, в том числе и несколько танцевальных практик из Чикаго. — Под какие треки Вы хотите записывать хореографии, господин Чон? — уточняет Хен У. — Думаю, это важное решение, если по возвращении мы захотим создать документальный фильм. — Мне кажется, это должны быть две самые популярные песни альбома и одна, которая больше других важна Хосоки-хену, — озвучивает свое мнение Чимин, громко потягивая холодный апельсиновый фрэш через трубочку. — Что ж, по статистике прослушиваний на первом и втором месте идут треки «More» и «Arson». Они являются дополнением друг друга, так что мы можем сделать их совместную аранжировку, сэкономив время на записи двух отдельных тренировок, — реагирует секретарь. Хосок поджимает губы. Его пугает то, что он может не успеть склеить эту аранжировку и обучить команду танцоров, но идея была хороша, так что стоило рискнуть и поставить на кон еще одну бессонную ночь. Чимин активно кивает головой. Он все еще продолжает восхищаться находчивостью секретаря Хосока. Тот обладал впечатляющей способностью не лезть не в свое дело, но при необходимости проявлять инициативу, как раз когда она была необходима. — Согласен с Хен У, — подтверждает Чон, сцепляя руки в замок. — Нам предстоит усердно поработать с этим. Нужно не только создать подходящую аранжировку, но грамотно подобрать павильон для съемок, декорации, костюмы танцоров, настроить свет и объемное звучание. Он откидывается на заднюю спинку дивана, стоящего в его номере отеля. Хен У сидит справа на кресле, а Чимин валяется на кровати напротив. Его совершенно не смущает, что он развалился на кровати Хосока в уличной одежде. Да и Хосоку не до замечаний. Нужно было все серьезно обдумать. — Господин, какую песню вы выберете для отдельной записи? — Хммм, — тянет Хосок, хотя он уже знает, что ответить. — Я думаю разбавить эту громоздкую олдскульную атмосферу треков чем-то воодушевляющим. Может песня из прошлого альбома «Hopeworld» подойдет. По стилистике она совершенно другая. Играя с музыкальными жанрами и настроением зрителей, мы не дадим им заскучать. Что думаете? — Это будет отличным решением, господин Чон, — отмечая что-то в своем ежедневнике, подтверждает Хен У. — Тогда позвольте мне заняться поиском пространства для съемки и составлением гардероба танцоров. — Я могу тебе с этим помочь, Хен У, — улыбается Чимин. — У меня отлично это получается. Правда же, Хосоки-хен? Тем более, я вряд ли смогу помочь с чем-то другим… — он пожимает плечами. — Давайте, тогда так, — подытоживает Хосок, продолжая выворачивать себе пальцы рук от беспокойства. — Вы с Чимином займетесь этим. Вам нужно арендовать помещение, согласовать его с операторами, чтобы у них было время на подготовку оборудования. Так же вам нужно объяснить стилистам тематику костюмов, которые они должны подготовить. Мерки у них, кажется, были. Если возникнут проблемы обойтись каким-то простым и дешевым вариантом. Сегодня к ночи, самое крайнее к завтрашнему утру, все должно быть готово. Весь завтрашний день мы должны потратить на съемки. А я займусь аранжировкой и хореографией. С утра соберусь с танцорами и прогоню все еще раз. Съемка может занять много часов. Все должны быть к этому готовы. — Да, господин, — кивает парень. — Знаем мы, что значат твои «много часов», — фыркает младший. — Мне уже страшно. Благо, я в этом не участвую. Хосок метает на Чимина злобный взгляд. — Да чтооо? Ты все время ругаешь меня больше всех, когда я ошибаюсь, и я тебя боюсь в такие моменты, хен. — Потому что ты должен танцевать лучше других, Чимин. Ты же и сам это знаешь? — Никто не может танцевать лучше тебя. Ты же и сам это знаешь? — передразнивает его Пак.

***

Была уже глубокая ночь, и Хосок пошел в ванную, чтоб умыться холодной водой и согнать с себя сонливость. Хен У и Чимин так больше и не зашли. Секретарь написал Чону, что они смогли снять большой павильон для записи первых двух треков, но запись последней песни придется проводить в обычном танцзале, арендованном компанией. Ужин они провели со стилистами, составляя и утверждая конечные образы танцоров и Хосока. Они будут готовы к трем часам дня, так что времени для записи останется не так много. «К съемке нужно быть максимально подготовленными» — вот что он написал последним. Хосоку оставалось выполнять свою задачу. Жаль вот только, проблем с этим возникало куда больше, чем рассчитывал парень. Он брал с собой лишь рабочий ноутбук, но никакой другой техники для записи даже и прихватить не подумал. Так что теперь он пытался совершенно любительским образом склеить две дорожки воедино в простецкой музыкальной программе, которую едва тянул гаджет. Получалось, откровенно говоря, плохо. Это совсем никуда не годилось, и Хосок это понимал. «Компания выложит эти ролики на свой ютуб-канал. Это склейка совсем не того уровня» — рассуждал он. Как назло, организм совсем уже сдавал. С каждым часом становилось сложнее держать глаза открытыми. Ни кофе, ни энергетики не оказывали совершенно никакого эффекта. Тело все больше кренилось вбок или вниз, угрожая, соприкоснувшись с горизонтальной поверхностью, отключить внутренний двигатель. Он вернулся в комнату, навернул один кружок по ней и попытался исполнить какую-то танцевальную связку, которая могла бы стать мостиком между двумя песнями. Он наблюдал за собой в зеркале — растянутая белая футболка, короткие шорты, взъерошенные волосы и совершенно отвратительные движения тела. «Это тоже плохо. Без музыки совсем никак» — Хосок согласился сам с собой. Вся эта домашняя атмосфера только портила и без того плохое исполнение. И что ему еще оставалось делать. На часах было три ночи, и он не мог позволить себе лечь спать, пока не сделает работу достойно. Поэтому он переоделся, взял с собой ноутбук, замотал длинный тонкий шарф вокруг шеи и направился в сторону танцевальной студии. Хосок добрался до здания, в котором она располагалась, на такси. Спящий охранник на входе встрепенулся и непонимающе глянул на вошедшего. Хосок поднял руку, держащую ключ-карту: — Мне говорили, что доступ круглосуточный, — проговорил он по-английски с акцентом. — А, да, молодой человек, — кажется, только по этому акценту охранник и понял, что за ночная пташка сюда залетела. Он встал, указывая рукой в сторону лифта. — Сами доберетесь ведь? — Да-да, все окей, — Хосок двинулся дальше. Вот он в студии, снова перед зеркалом, но обстановка здесь совершенно другая. Может так у него получится не засыпать дольше. Он уселся на пол, удобно расположив ноутбук у себя на коленях, и нажал на кнопку звонка в одном из мессенджеров. — Алло, — послышалось хриплое приветствие спустя несколько долгих гудков. — Какого хрена ты спишь в пять часов вечера? — удивляется Чон. — Могу себе позволить, — злобно отвечает абонент, недовольный тем, что его так внезапно разбудили. — А какого хрена ты не спишь в… в… ну сколько там у тебя, — из трубки слышен шелест одеяла. — Эм… эм… три? Четыре ночи? — Три пока что. Мне нужна твоя помощь, Юнги, — немного стыдясь своего поступка, выдает Хосок. — Ты дома? — А где я, блять, еще могу спать, — продолжает бубнить спросони Мин. — Ну мало ли… — Ххх, — выдыхают на другом конце провода. — Ничего себе, сам Чон Хосок решил попросил у меня помощи. Сегодня армагеддон по расписанию что ль? — парень заразительно зевает прямо в трубку. — Ладно-ладно, шутки в сторону, — продолжает Юнги, заметив, что Хосок молчит. — Что надо сделать? — Я не могу кое-что закончить, — снова прерывается на молчаливую паузу Хосок, раздумывая, точно ли он не может покончить с этим самостоятельно, потом вздыхает и продолжает. — Я не брал с собой ни контроллер, ни микшер, ничего, но… мне надо срочно склеить «More» и «Arson». Можешь помочь? — Эм… да, — Юнги на той стороне сонно потирает глаза и наконец вылазит из своего одеяльно-подушечного кокона. — Вообще без проблем. Включим камеры? Я расшэрю экран — ты будешь видеть, что я делаю. — Да, давай, — Хосок быстро оборачивается к зеркалу, пытаясь пригладить взлохмаченные и немного грязные волосы, и включает камеру. Заспанный Юнги похож на кота. У него лицо немного опухло после сна и глаза не до конца разлепились, так что он немного щурится как новорожденное существо. Он почесывает затылок, пока ждет включения техники. Хосок просто за ним наблюдает — это успокаивает. — А ты где? — Юнги непонимающе пялится в экран. — В танцзале. — В три ночи? — Да, а что? — Бля, Хос, ты думаешь, это нормально? — уточняет парень. — Тебе как никогда нужно высыпаться, а ты торчишь в необогреваемой стеклянной коробке? — Мне надо придумать связку, а в номере меня очень сильно клонило в сон, — немного жаловался Чон. — Так что… — Чего не набрал раньше? — Не знаю… Но набрал же сейчас?.. — Ладно… ладно… — прекращает допытываться Юнги. — Давай так, ты хочешь, чтобы я склеил на свое усмотрение, или будешь командовать и я буду просто делать, как ты скажешь? — на ноуте у Хосока высвечивается экран компьютера Юнги, специальные навороченные программы для производства музыки и все такое прочее. — Хм, не хочу тебя сильно запрягать, так что давай лучше я буду говорить, что делать, и тебе не придется особенно заморачиваться. — Хорошо, — хмыкает Юнги. «Неужели он реально думает, что мне это сложно…». — Тогда мои руки в твоем распоряжении. Они разговаривали так, будто сидели рядом друг с другом. Хосок скучал. Иногда он смотрел на окошко с Юнги в углу своего ноутбука, который увлеченно занимался наслоением ударных и вокальных партий, незаметно поглаживал пальцем его изображение и думал о том, как же он хотел, чтобы тот сейчас был рядом. — Да говорю же тебе, — доказывает Юнги с пеной у рта, — я тысячу раз делал так в своих треках. Знаешь, какое объемное звучание получалось?! — Да я тебе верю, но мне нужен немного другой эффект. Он бы хотел, чтобы Юнги и правда бубнил здесь под боком или чтобы он был там, под боком у Юнги, и ждал бы, пока парень доклеит ему треки, а потом бы он устало свалился ему на колени и отрубился в ту же секунду, а Хосок бы перекладывал его волосы с одной стороны на другую. — А курить там в этой твоей студии можно? Наверное нет… — До концерта я пока не буду курить. — Слишком ты нервничаешь, Хос. Ниче не случится с твоим голосом. Я уверен, что у тебя-то точно все получится на высшем уровне, — Мин поднял руку в кулаке с зажатой между пальцев сигаретой. Но эти мысли надо было гнать от себя подальше, иначе он точно размякнет и прекратит заботиться о работе, о концерте, о делах, о бесконечном потоке несделанного. У него пропадет снедающее чувство тревожности, которое и заставляет Чона продолжать без сна заниматься всем этим. Его нельзя было упускать, поэтому нельзя было думать и о Юнги. — Ну вот вроде и все, — они оба смотрят на итоговый вариант звуковой дорожки. — Ты уже придумал хореографию для этого куска? — спрашивает Юнги. — Ну в голове есть пара идей. — Тогда ставь ноут на пол и шуруй танцевать, а я пока посмотрю и отдохну заодно. — Ты можешь отключаться. Дальше я уже сам. Только скинь мне пожалуйста файл со склейкой, — разминает затекшую спину Хосок. К счастью, пока они сидели с Юнги и поддерживали какой-никакой диалог, спать совсем не хотелось. — Я хочу посмотреть, так что я не буду отключаться, Хос, и хватит тянуть резину. Время-то идет. Тебе еще надо успеть поспать. Иначе я буду волноваться. Хосок резко замолкает. У него в голове крутилась и заполняла буквально все пространство черепной коробки навязчивая мысль сказать Юнги что-нибудь приятное, что-то про то, что он хочет его рядом, себе, прямо сейчас. Он ужасно нервничал, желая сказать что-то такое, но кусая внутреннюю часть щеки, он приводил себя в порядок и продолжал сдерживаться. Хотя свой мозг не так-то легко контролировать, всего лишь прикусив губу. — Юнги, можно вопрос, — уточняет Хосок. — Конечно. Зачем спрашивать, — Юнги отключает свой экран от общего доступа, и Хосоку на почту прилетает зип-файл со склеенными треками. — С той девушкой… — он немного робеет, сердце предательски начинает колотиться быстрее, — ты с ней… — он еще больше облизывает губы, — спал? От неожиданности Юнги поперхнулся сигаретным дымом. Вопрос был очень личным, из рода тех вопросов, которые Хосок обычно не задает. Юнги молчал, медля. — Знаю, обычно мы не разговариваем на такие темы, — продолжает Хосок с уже более спокойным лицом. Он пытается делать вид, что нет ничего такого в том, что он об этом заговорил. Ведь все друзья могут о таком поболтать… — то есть, кажется, мы никогда не говорили на такие темы, но может для тебя это важно? Может у тебя есть девушка, а я о ней не знаю? Потому что, если бы она у тебя была, я бы хотел об этом знать? Типо… мне даже было бы интересно, какие девушки тебе… — Нет, — отрезает Юнги. — Нет, я с ней не спал. Хосок незаметно выдыхает, понемногу расслабляясь. «С этим можно работать» — он отставляет ноутбук в сторону и встает перед зеркалом, начиная постепенно исполнять хореографию, назойливо вертевшуюся в голове, время от времени ненадолго, замирая будто в танцевальном стиле «локкинг», продумывая, какое же движение сделать дальше.

***

Потом Юнги еще долго думал, почему он соврал Хосоку той ночью. Что такого было в том факте, что он иногда удовлетворяет свои физические потребности со знакомыми? Ровным счетом ничего. Мин был взрослым человеком. Так почему он должен был прятаться по углам, когда речь заходила об этом? Не должен был. Однако его никто и не заставлял, не устыдил, не упрекал. Хосок просто поинтересовался, а сердце парня почему-то пропустило удар, будто ему до сих пор пятнадцать и его застукали за дрочкой в туалете. Тогда в чем была причина? Юнги точно не знал. Возможно, догадывался, но не знал наверняка. «Это же Хосок» — и этим все сказано. Только этот парень умел так сильно смущать Мина. Спросил бы кто-нибудь другой, Юнги бы не только бы ответил сразу, он бы еще и хвастаться начал. «Прикинь, да! Она была такая горячая…» — очерчивая женский силуэт, наплел бы он Джуну. Но Хосок… Нет, с Хосоком он так не мог. Просто не мог и все. И не обязательно сейчас было выяснять, почему именно. «Как-нибудь потом». Да, Юнги переспал с Суран. Так бывает, когда взрослые люди дома, немного пьяные и оба не против. Они пару раз трахнулись в гостиной на диване, там и уснули, а после все же пошли в студию, прослушали накопившийся материал, и Суран записала партию к одной из его песен. Юнги было хорошо. Нормально. Типо… а почему нет? И почему он теперь чувствовал себя виноватым за то, что сделал это? И главное, перед кем он был виноват? Перед Хосоком? Это были нехорошие мысли, и парень знал, что лучше бы ему об этом не думать. Почему он думал о Хосоке, рассуждая на эту тему… Хосок его лучший друг, он его родной человек. К тому же, он мужчина. Юнги не должен был о нем думать в такие моменты. Не должен был и больше не будет. Ему не стоило так поступать с собой. Но это не точно.