Опасайся своих желаний, маленькая змейка

__________

      Простой узел развязался сам собой, раскинув в стороны длинные концы белоснежной ленточки. Ключ, болтавшийся под самой крышей башни, в ту же самую секунду полетел вниз. Дориан, превесившись через шаткие перила помоста и вытянувшись вперёд всем телом, выставил руку над пропастью. Секунда. Белая лента пронеслась перед глазами. Она коснулась дрожащих пальцев, задержавшись на мгновение. И тут же скрылась в глубине.       «Kaffas…» — единственное, что выдавил из себя Павус полушепотом, услышав гулкий стук через долгие десять секунд. Испытанный ловкач, как же.       Спуск занимал гораздо больше времени. Посеревшие от времени деревяшки скрипели и дрожали, как дрожали его напряженные донельзя колени. Вцепившись в каменную стену, Дориан крохотными шажками двигался вниз, вероятно, только сейчас вспомнив, как же он на самом деле боялся высоты. Всё тело его упорно противилось, поджилки дрожали, и сердце заходилось в ушах, но он шел. Медленно, но верно, ругаясь и проклиная весь мир, шел за чертовым ключом, барахтаясь на чертовой высоте.       Только ступив на более-менее устойчивую площадку, он тут же кинулся к самой дальней стене. Прислонившись лопатками, Дориан громко и долго дышал, утирая взмокший холодный лоб. Он продолжал сдавленно что-то бубнить, то и дело озираясь на самый верхний помост, где торчал десятью минутами ранее. Справедливый гнев.       Крохотное солнце с тихим скрежетом испускало яркий золотой свет. В самой высокой башне было тихо и пусто. Казалось, кроме Павуса тут не было ни единой души. (Коул, конечно же, растворился, как и не было вовсе). И лишь гулкое эхо теперь вторило его испуганным проклятиям. Вместе с этим с улицы доносились едва уловимые отзвуки торжественной музыки. Далекое веселье было в самом разгаре. Пир во время чумы.       Дориан тихо фыркнул. Успокоившись, он вновь стоял у перил и вглядывался в непроглядную глубину башни. Проклятый ключ, очевидно, валялся теперь где-то там — на самом черном и грязном дне. Ну за что ему это?..       Он прошел на очередную лестницу, благо более устойчивую на вид, и, не касаясь перил, скачками спустился на один пролёт. Открывшийся этаж, на удивление, имел более достойный и респектабельный вид. Не было вездесущих мешков и каких-то дряхлых стогов сена, как на этаже выше, не было рухляди-мебели и метрового слоя пыли. На полу здесь лежал пёстрый ковёр, стояли цветочные горшки с обилием зелени и пара одиноких кресел у низкого столика. Помедливший Дориан чуть поджал пересохшие губы. На стене, где висел гербовой гобелен Инквизиции, были и высокие двери тёмного дерева с золотыми ручками в форме многоконечных солнц. Двери в покои Тревельяна.       Павус невольно сглотнул, почувствовав, как за секунду сбилось с ритма быстрое сердце. Мысли сами собой хлынули в голову яркими образами — ненужные и совершенно неуместные. Одёрнув себя, он торопливо сбежал по очередному лестничному пролёту, ступил на ковёр и тут же свернул на новый, как вдруг — замер. Уха его коснулись далёкие голоса. Внезапным эхом они разрезали тишину.       «Быстрее! Магистр должен быть где-то здесь, — послышался гулкий бас, — если не телепортировался в западное крыло». «Бром с ребятами уже там, — ответил ему женский незнакомый голос, — ему никуда не деться».       Внизу раздались быстрые шаги. Вошедшие стали стремительно подниматься, ненадолго задерживаясь на пустых этажах. Они продолжали разговор теперь гораздо тише, то и дело бросая друг другу короткое «пусто».       Дориан не двигался, кажется, даже не дышал. Колкие мурашки волной хлынули по затылку. Он прислушался к голосам, ледяными пальцами вцепившись в перила.       «Что с ним делать сейчас? Когда поймаем, — спросил вновь женский голос, — каков приказ?» «Убить, — отрезал бас. — Вероятность сопротивления позволяет действовать без промедлений…»       Остальное Дориан не услышал. Судорожно хватая ртом воздух, он попятился, чуть не споткнувшись об угол ковра. Время только что непозволительно ускорилось. В груди застучало, в мысли ринулся кавардак. Всё тело парализовал страх.       За ним пришли! Убийцы!..       Дориан до хруста сжал кулаки, усилием концентрируя рассеянное внимание. Главное не поддаваться панике. Он прислушался. Голоса на нижних этажах были всё ближе. Наверху тоже вдруг раздался грохот. Медлить было нельзя.       Мельком он огляделся, сдерживая прерывистое дыхание. Главное сохранить преимущество. Неожиданность — его первый союзник. Ему нужно укрытие. Засада! Кресла, горшки, гобелен. Черт! Слишком мало места!..       Высокие лакированные двери лоснились от магического света...       Дориан прикрыл их так тихо, будто и не открывал вовсе. Замок, к счастью, был не заперт. Коснувшись двери лбом, он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Он закрыл глаза, прислушиваясь. Шаги были совсем неразличимы. Проклятье… Одними губами он прошептал заклинание, пальцем выписывая сложную замкнутую линию. Магическая печать с тихим щелчком сковала замки. Он выиграл немного времени. Дориан обернулся, окинув просторную комнату напряженным взглядом.       Камин тускло тлел, заполняя часть пространства рыжеватым блёклым светом. Стеклянные балконные двери были настежь распахнуты, а шторы отброшены к стенам. На тёмном, густо-синем, практически черном небе с белыми перьями облаков разливался опаловый свет полной луны. Жемчужными лучами он проникал в покои, смешиваясь с рыжими разводами огня, и делал размытые образы более четкими. В глаза бросилось непривычное. Всю комнату сейчас терзал странный и печальный хаос.       Широкая кровать с белоснежными простынями была расстелена — одеяло скомкано, одна из подушек надорванной валялась на полу. На прикроватном столике стояла одинокая ваза. Желтые, как солнце, высохшие мимозы исчезли, оставив лишь россыпь мелкого мусора. Всюду валялись вещи. Рубашки, брюки, куртки — всё было намешано в бесформенные кучи, раскиданные по полу. Стоящий поодаль стол был завален. Высокие стопки неподписанных бумаг, книги, тарелки с нетронутой пищей, пустые бутылки из-под лекарств отражали тусклый свет.       Дориан осторожно прошел вглубь, шепнув короткое заклятие, от которого камин вспыхнул много ярче. Поджав губы, он рассматривал покои Тревельяна, и необъяснимое чувство теперь щемило в его груди. Не страх за собственную жизнь, не тихий ужас, не сотни вопросов сейчас мучали его. А точно мимолетная, застывшая под сердцем тоска. Будто прохладный ночной воздух здесь, и тот пропитался странным и грустным мучением.       Вдруг он наступил на что-то, тут же отдёрнув ногу.       На полу, скомканный и мятый, валялся алый мундир. Дориан резко нагнулся, подбирая его с земли. Пальцы вцепились в мягкую ткань, точно лоснящийся атлас исчез бы через мгновение.       Убийцы неотвратимо поднимались по ступеням, стуча каблуками сапогов. Бравые улыбки не сходили с их сосредоточенных лиц, оружие блестело в свете искусственного солнца. Смерть стояла на пороге просторных покоев.       Но Дориан лишь улыбался. Зарывшись носом, с шумом вдыхал до упора. Прижав к груди, разглаживал замявшиеся складки, пропуская литые пуговицы меж пальцами.       Золотые эполеты россыпью звенели в тишине. Как звенел его тихий смех и на ресницах собирались сверкающие слезы. Всё нутро его в одночасье сжалось до точки, необъяснимо, немыслимо наполнилось нежностью и жгучим теплом. Затрепетало, задрожало, пропиталось насквозь, как пропитался этот роскошный, алый до неприличия, атласный военный мундир.       Майские цветы и выделанная кожа.       Самый великолепный и дурацкий запах на свете.       Самый необходимый.       Он не слышал шагов, разговоров, он не знал когда за ним придут. Не знал кто. Какая несусветная глупость! Он ведь даже не боялся! Весь страх его сгорел в лучах идиотского обожания.       «Наверное, я сошел с ума…» — прошептал вдруг он в отворот мундира. На мгновение, на секунду, ему показалось вдруг, что плеч коснулись теплые руки. Прижали ближе, заключили в долгие и жаркие объятия. «Да, точно…» — усмехнулся он, задыхаясь от собственных же фантазий. «Ради тебя даже безумие не страшно… Моя прекрасная майская роза…» — и губы его дрожали от улыбки.       Аккуратно он уложил мундир на подушку большого дивана. В одночасье всё в нём загорелось решимостью. Он готов на всё что угодно. Он не сбежит. Не оставит. Не посмеет. Пускай ему никогда больше и не посвятят великолепной улыбки, но зато он будет знать, что она не была последней.       Ради него.       Павус вновь осмотрелся. Он хотел было найти удачное место для укрытия, создать пару рун или хотя бы барьер, но вдруг взгляд его зацепился за дальнюю стену. Там, точно случайно, находилась теперь приоткрытая дверь. Дориан чуть нахмурился, пытаясь вспомнить была ли она там всегда.       Ступая на носочках, он подошел ближе, нутром чувствуя отголоски маскировочного заклятия. Секреты? Павус помедлил, положа руку на ручку. Сквозь небольшую щель виднелась тёмная, практически неразличимая лестница. Идеальная засада. «Прости меня, mon chien…» — прошептал он, открывая дверь шире.       Комната этажом выше была абсолютно черной — ни единого намека на свет. Дориану пришлось вытянуть в стороны руки, чтобы не налететь ни на что важное и ценное. Ведь всё здесь принадлежало Тревельяну — подлинное сокровище. Он решил попытать счастье. Прикрыв глаза, Дориан пустил короткую искру. А когда открыл, дыхание его перехватило.       Многочисленные свечи горели теперь тут и там, заливая всё неярким, дрожащим светом. Трёхглавые подсвечники стояли на полу и полках, на тумбах и столах. Комната была достаточно просторной, но вся она была заставлена доотказа.       Картины. Картины стояли по всем стенам, сложенные по несколько штук. Пейзажи, цветы, натюрморты расцветали на этих холстах. На стенах были бескрайние равнины и туманные горы, поля, уходящие в самый горизонт, величественные леса, рощи, реки, рассветы и закаты, облака и грозовые тучи. Дориан бы потратил на их просмотр часы, если б внимание его не привлек один из столов. На нём стояли склянки. Сотни пузырьков с бирками и без пестрели разноцветными порошками. Алые киноварь и умбра, желтые сурьма и сиена, белоснежные мел и известь, зелёный изумруд, прекрасно синие лазурь и ультрамарин, серый антрацит — весь стол был заставлен пигментами. Там же были палитры, масла, ступки и пестики, испачканные в каплях и цветастых подтеках. Второй стол был завален бумагами.       Раскрыв рот и затаив дыхание, осматриваясь по сторонам, Дориан подошел к нему и подвинул деревянный стул. Это были не документы, совсем нет. Это были наброски. Отрывистые, виртуозные штрихи составляли на обрывках бумаги великолепные зарисовки.       Вот шикарная громада люстра с зеркалами и хрустальными узорами. Стопка толстых книг с кривыми названиями служила подставкой для свеч в винных бутылках. Павус усмехнулся, заметив ошибку в названии — он читал их все. Осторожно он перекладывал листки в сторону, мимолётно рассматривая каждый. Призамковый сад уходил далеко в горизонт, заканчиваясь неясными линиями. Мраморные статуи танцевали вокруг ветвистой фигурной яблони. Вдруг Дориан тихо ахнул, задержавшись на одном из листов. Детально прорисованная лилия распускалась на белой бумаге. Нежные лепестки, жесткие листья, мелкие точки изображали красящую пыльцу.       Улыбка не сходила с его лица. Он и понятия не имел о таланте Тревельяна. Эти рисунки и картины должны были украшать лучшие имперские галереи, а не пылиться в треклятой башне! Какое упущение!        Переложив очередной листок, он почувствовал вдруг, как сердце пропустило удар. Осторожными штрихами были выведены пухлые губы, растянутые в красивой ухмылке. Над ними, заканчиваясь у края листа, изящными завитками были изображены роскошные усы. К лицу прилила краска. Дориан тихо сглотнул, взяв следующий набросок. Прикрытые глаза задумчиво смотрели куда-то в сторону, грустные и блестящие, как ночные звёзды. В углу была отрывистая подпись:       «Самые великолепные цвета для самых прекрасных картин».       Он рассмеялся бы, если бы вспомнил, как дышать. Дрожащая рука отложила лист, взяла новый, тут же уронив его на стол. Человек там сидел на широко разведенных коленях. Его волосы тёмным пятном прилипли ко лбу, по красивому телу струилась вода. Он был абсолютно обнажен. Одна из рук его застыла между ног, ладонью закрывая пах, вторая же была заведена за спину, напряжена и чуть согнула в локте. Рот его исказил тихий крик, точно протяжный стон, случайно сорвавшийся с губ. Губ, увенчанных растрепанными и опавшими усами. Подпись была и здесь. Короткая, но аккуратная: «я надеюсь, тебе нравится зрелище».       «Больше, чем ты можешь себе представить…» — тихо прошептал Павус, чувствуя, как сердце колотится в ушах.       Мысли вспыхнули настоящим пожаром. Ноги подкосились, и он опёрся о стол, чтобы не упасть. В груди, прямо под сердцем раскрылась бездонная пропасть. Его бросило в дрожь, в жар, в холод, казалось, все эмоции, на которые был только способен человек, разом проникли в него, вскружив голову. Это было чем-то за гранью. Это было сном. Уловкой, трюком, обманом. Всем чем угодно, только не правдой.       Для правды это было слишком хорошо.       Ошарашенный, он попятился, чуть не налетев на стол со склянками и не опрокинув подсвечник. Ладонями он закрыл пылающее лицо, сложив пальцы на переносице. Он не верил, нет. Павус, не глядя, подался в сторону, тут же чуть не столкнувшись с мольбертом. Закрытая полотном картина на нём чуть пошатнулась, и он тут же поймал её руками, не дав упасть. Кошмар был предотвращен. Лишь плотная ткань чуть сползла, открыв нижний угол холста. Тонкой кистью там было выведено лишь два слова. Бесконечно изящных и таких коротких. Два слова, от которых Дориан чуть не умер на этом самом месте:       «Ma malédiction».       Ах, как дрожала его рука, и как долго падала проклятая ткань. Как трепетали многочисленные свечи, и как билось сумасшедшее сердце.       И как же прекрасен был его портрет.       На картине он сидел в своём кресле из красной кожи. Вальяжно раскинувшись, подмял одну ногу под себя, а второй едва касался пола. Казалось, он был расслаблен, лишь один только серый взгляд его выдавал странное и неощутимое. Хищнический, сверкающий, возбужденный взгляд. На губах была ухмылка. Красивая, опасная, высокомерная, она притягивала к себе, манила, как самый могучий демон. Он был одет в легкую походную броню. Нежная кожа стягивала стройное, подтянутое тело, многочисленными ремнями обвивая широкую грудь и узкую талию. Но не это бросалось в глаза. Жидкое, шикарное золото. Случайными, упущенными каплями оно покрывало его, заканчиваясь под ногами расплесканными брызгами. Капли стекали между его разведенных бёдер, пачкали кресло, точно сорвавшись с чужих раскраснелых губ. Они были выше, покрывали его живот, переходили на открытое плечо, блеском озаряя оливковую кожу. Они начинались отпечатком руки на спинке, жестким касанием комкающей ладони, впившимися в красную кожу пальцами, перенапряженными от нахлынувших ощущений. На картине он ждал чего-то, давал сигнал к действиям, надменно наблюдая за предпринимаемыми шагами. Он играл, тешил себя и своё самолюбие, как золото расплавляя всех, кто посмеет приблизиться хоть на единый шаг. Кто посмеет коснуться, повторить отпечаток на кресле, на этот раз много ниже, между стройных, изящных ног.       Слеза скатилась по красной и горячей щеке. Сверкающая, быстрая слеза. Серые глаза его, такие грустные и задумчивые, были совершенно, абсолютно пусты.       Ведь вся душа его теперь принадлежала Тревельяну.       ...       Вдруг уха коснулся грохот, заставив мгновенно встрепенуться. Ладонь сжалась в кулак, разом гася все свечи. Дориан замер, не дыша. Внизу, в покоях Тревельяна раздались тяжелые шаги убийц.       Прислушиваясь к каждому шороху, Павус подошел к лестнице, мысленно ругая себя за каждый непозволительно громкий звук. Сердце быстро-быстро стучало в его груди. Мысли разом покинули голову. Он прижался к стене рядом с проходом, протяжно выдохнул и стал ждать. Внизу, судя по звукам, были двое. Они ходили по комнате, чем-то гремели, безжалостно распахивали шкафы и протыкали висящую одежду мечами. Они искали его. Как жаль, что он не поставил руны.       Наконец, спустя пару бесконечно долгих минут в полной темноте, он услышал уже знакомый бас. «Там дверь. Проверь. Живо!» — отрывисто бросил голос. Дориан, напряженный, как струна, мгновенно создал искристый барьер. Через пару секунд дверь с грохотом распахнулась.       Невольно он считал шаги, глядя на приближающийся отблеск факела на стене. Первые три — быстрые, уверенные скачки. Это был молодой человек с легкой поступью. Дориан нахмурился, складывая пальцы последовательными жестами. Он слышал его рваное дыхание, его тихий шепот себе под нос, совсем юный голос. Павус ошибся, позволив себе случайный вздох. Четвертый и пятый — вдруг медленные и осторожные — кошачьи. Свет приближался, проникал внутрь тёплым облаком, освещал картины и сосредоточенное лицо Павуса. Он был готов. Шесть.       Юноша беззвучно ступил в комнату, держа наготове короткий кортик. Рыжий свет падал на его бравое лицо, отражаясь в зрачках дрожащей головой факела. Внезапно погасший свет. Юноша дернулся, сделав неясный выпад, надрывно вздохнул для крика, как вдруг обмяк в сильных руках Дориана. Прямо под сердцем его, дымясь прожженной кожей и запекшейся кровью, был отпечаток раскаленной ладони. Тело убийцы странно содрогнулось, лицо болезненно исказилось, язык запал, и в глазах застыл беспомощный страх. Дориан аккуратно уложил его на пол, не издавая лишнего шума. Какое-то время он всё еще держал его рот, предостерегая крик. Зря. Юноша был мертв. Жизненная сила его всплеском прокатилась по венам Дориана, мурашками пробежав по спине.       Не медля ни секунды, он перешагнул через тело и оказался на лестнице. Дверь была прикрыта, и сквозь крупную щель просачивался теперь тёплый свет. Дориан спустился так тихо, как только смог, и замер у прохода, высматривая второго.       Высокие входные двери были распахнуты, и в покои теперь пробивалось яркое искусственное солнце. Второй — высокий и широкоплечий мужчина — был повернут спиной. Он находился у стола Инквизитора и что-то перекладывал, точно искал. Одет он был в самый заурядный черный костюм — один из одинаковой сотни в безликой толпе гостей. Лишь на поясе его висели ножны для большого меча.       «Этот нужен живым…» — подумал про себя Дориан, беззвучно раскрывая дверь. Если наемники что-то знают — он выдавит это любой ценой.             Парализующее заклятие скользнуло по комнате резкой ударной волной. Мгновение. От него задрожали окна, затрепетал камин. Сгусток чистой энергии пронзил мужчину навылет, ударив в стену и раскрошив камни. Дориан тихо ахнул, когда черная фигура обернулась, даже не пошатнувшись.       На нём была маска. Закрывающая всё лицо, она имела две прорези для глаз. Самая обыкновенная, сделанная на орлейсианский манер. Лишь одно отличало её от других. Рубинового цвета полумесяц, выложенный на лбу из драгоценных осколков. Дориан допустил вторую ошибку, позволив себе замереть на это короткое мгновение. Нож со свистом рассек воздух. Секунда. Полоска боли обожгла плечо.       Он пошатнулся, но устоял на ногах. С губ сорвалось болезненное шипение. Что за?.. Морщась, Дориан зарычал, вышвыривая вперед руки. Допросить он сумеет и труп — не стоит сомневаться! Чудовищная энергия хлынула из ладоней. Разрезая воздух яркими всполохами, ленты молний ударили в чужое тело. С кошмарным треском они объяли черную фигуру, скрыв её вовсе за бесчисленными вспышками. Мгновение. Второй нож пролетел в воздухе, глухо вонзившись в дверь за спиной. Дориан раскрыл рот от шока.       Его. Заклинания. Не действовали.       От третьего ножа пришлось прыгнуть на пол. Павус подполз к кровати, укрываясь от очередного свиста. Он не понимал, что происходит. В воздухе сильно пахло гарью. В висках безудержно стучало. Перед глазами плыли черные круги. Он должен был что-то придумать. Немедленно!       «Ха! Не так просто сражаться на равных, да?» — выкрикнул бас и расхохотался.       Следом послышался шорох и звонкий удар. Большой меч, вырванный из ножен, рассек воздух, плашмя ударив по каменной стене. От гулкого звука внутри всё сжалось. Дориан попытался подняться на локте, но рука вдруг дрогнула, не послушалась. Поджав губы, он взглянул на раненое плечо. Порез был очень глубоким, тёмная кровь сочилась из раны струями, заливая предплечье. Проклятье.       Шаги один за одним раздались в комнате. Громкие, тяжелые, стремительные шаги. Сердце его бешено колотилось. Горло опоясала удушливая паника. Павус попытался встать, перекатиться, или хотя бы отползти — всё пусто. Тело сковало.       Черная фигура возвышалась безликой горой. Дориан же ничего не мог поделать. Не мог ничего предпринять. Его магия была бессильна. Широкий меч рассёк воздух. Мужчина замахнулся наотмашь, стоя прямо над Павусом.       ...       Какой вышел бы трагичный конец.       Печальный, неотвратимый. Такой же случайный, как и вся его жизнь. Как дверь прямо напротив. Такой несовершенный и дурацкий. Как Тревельян.       Создатель.       В него же влюблен Инквизитор...       Брызги крови окропили белоснежную простынь. Бьющие из вскрытой артерий, ярко-красные потоки. Судорожный вдох раздался в тишине. Дориан опустил вздернутую кверху ладонь. Метательный нож торчал в чужой шее, загнанный по самое навершие. Черное тело рухнуло на пол, болезненно содрогаясь.       Дориан тут же вскочил, подбираясь к мужчине ближе. Он выдернул нож, моменально закрыв рану ладонью. Горячая кровь била из-под пальцев потоком. «Кто заказчик?!» — хрипло закричал он, глядя в глаза под маской. «Герцогиня?! Тевинтерец?! Отвечай!» — он крепче сжал шею, надрывно крича. Мужчину в черном трясло. «Я остановлю кровь… Сейчас…» — проговорил он и сел на колени, устраивая на шее вторую ладонь. Слова заклинания уже сорвались с его губ, как вдруг убийца дернулся. Его трясущаяся рука скользнула в воздухе. Неожиданно, с его холодных окровавленных губ слетел истошный, булькающий крик. Рука коснулась полумесяца на маске. Мгновение. Дориан тихо ахнул. Под руками остался лишь тлеющий пепел...

~

      Он стоял на балконе. Глубоко, надрывно дышал, холодным воздухом обжигая напряженные легкие. Голова всё ещё кружилась, руки чуть дрожали. Окровавленные пальцы немели, сбрасывая на пол вязкие, горячие капли. Музыка доносилась до него взрывными отзвуками трубы и визгами скрипок. На губах была улыбка.       Измученная, дрожащая, красивая, неуместная ухмылка. Он не думал о крови, о трупах, об убийцах и опасностях. Нет. Перед глазами стоял лишь его Инквизитор.       Его прелестный художник, смешной и дурацкий, рассветное солнце, яркое и ласковое, прекрасная, несовершенная роза. Вся в розовых прожилках с большими и острыми шипами. Как же желал он сейчас их встречи. Всех слов в мире не хватит, чтобы описать насколько.       Но опаловая луна сверкнула из-под облаков. Бледный луч рассёк ночной воздух, пронзив грудь Павуса. Во внутреннем кармане вдруг разлилось магическое тепло. Обтерев от крови руки, он достал сложенное письмо. Снимая маскировочное заклятие и видя изящные и тонкие строки, он не думал ни о матери, ни о Тевинтере. Ему было всё равно. Лишь его милый Тревельян теперь имел значение. Он бы выкинул эту глупую бумажку вовсе, если б буквы вдруг ни засеребрились, ни засверкали, отражая свет.       Он проговорил тихо, серьезно. Совсем не как в далеком и игривом детстве. Больше это была не игра. Слова слетели с губ:

      «Раз, два, три, секрет в огне.

      Покажи, что скрыто мне…»

      Бумага вспыхнула, как невесомый пух. За мгновение сгорела быстрой вспышкой. Строчки, такие же тонкие и изящные, как первые, бросились в глаза.       Глаза, налившиеся слезами.