Опасайся своих желаний, маленькая змейка

      Шея предательски затекла, и во рту пересохло. Дориан хмурится, не открывая глаз, и переворачивается на бок, на ощупь подминая под голову подушку. Он все ещё видит какие-то странные сны, состоящие словно бы из отдельных картинок и звуков, вспыхивающих в случайных комбинациях.

~

      Вот он на улице — под раскидистым дубом с молодой шумящей листвой, на площадке где-то за кустом сирени. Рядом Сэра и Коул, вместе они смеются, метают ножи в кривую мишень. Очередь Сэры. Коула. Его. Дориан замахивается, метает, но вдруг промахивается — клинок попадает в могучий дуб, с треском застревая в стволе. Павус подходит ближе, хочет вытащить странный нож с красивой рукоятью в виде двух переплетённых змей, но вдруг замирает. Он замечает огромную трещину, идущую от ножа и расселиной проходящую вдоль толстого ствола. Дориан касается рукояти, и внезапно раздаётся оглушающий скрип и треск — дуб тут же чернеет. Молодые листья за мгновение облетают, оставляя голые сухие ветви. Дориан оборачивается. Никого.       Он стоит под деревом в полном одиночестве и держит в руках змеиный клинок с окровавленным лезвием. Всё вокруг исчезло, рассыпалось в пыль. Оставило его в пустоте с воющим, пробирающим до костей ветром. Дориан ёжится от холода, поджимает плечи; в голове больно пульсирует, а уши закладывает. Он прикрывает глаза, через секунду оказываясь в новом сне.       Здесь теплее, но он мелко дрожит, будто ему все ещё холодно. Он потирает предплечья, пытается осмотреться в странном месте, пустом и бесцветном. Как вдруг со спины его охватывает жар. Это раскалённые руки обвивают шею и плечи, лопатками прижимая плотнее к разгорячённому телу. Чужие ладони бросаются блуждать по груди, пальцы проникают под одежду. Дориан слышит обожаемый цветочный аромат и откидывает голову на чужое плечо. Нет сомнения, что это Инквизитор. Дориан уверен. Он подставляет нежную шею, наслаждаясь горячими ласками.       Его целуют, с жаром припадая к коже губами и оставляя лёгкие укусы. Дориан слышит тяжёлое дыхание и чувствует тело спиной. Одежда исчезает, словно рассыпаясь на тонкие нити. Ему жарко, и мир вокруг скрывается в раскалённом мороке. Дориан хочет обернуться для ответных ласк, но сильные руки не позволяют, жёстко удерживая его поперёк груди. Поцелуи становятся настойчивее, а укусы больнее — Дориан чувствует, как рука обвивает шею, а грубые пальцы тут же с силой сжимают, перекрывая кислород. Павус терпит, ища наслаждение в странной игре, но воздух заканчивается, и в глазах темнеет. Дориан пытается вырваться, как шею вдруг пронзает укус — сильный и молниеносный.       Дориан глухо стонет, морщась и кривя губы. Сознание обжигает острой болью. Легкие сводит, и шея кровоточит; Дориан вскрикивает, сбивая чужие руки и вырываясь из хватки.       Он оборачивается к Инквизитору, пытается что-то сказать — но тот лишь молчит и хищно скалится. Его ноздри раздуваются от быстрого дыхания, а глаза переполнены ненавистью. Дориан стоит перед ним, жадно вдыхая горячий воздух, но лёгкие все также пусты. Шею пробивает пульсацией, и он вдруг замечает красный фонтан, выстреливающий вперёд. Он хватает неуловимый кислород ртом, и мир вокруг уплывает.       Ноги подкашиваются, и он падает на колени. Дорин поднимает полные ужаса глаза, фокусируется на искажённом злобой лице Тревельяна. Прелестно-зелёные глаза его горят рубиново-алым. Дориан тотчас обжигается ими. Конечности немеют, и в голове возникает глухой шум. Павус стремительно теряет сознание, но ни на секунду не отрывается от обожаемых черт. Он падает на грудь, накрывая алые брызги. Смерть застилает глаза. Чтобы через мгновение он открыл их вновь.       Его ослепляет. Тысячи свечей заливает светом бальную залу. Оркестр грохочет торжественной музыкой. Сотни людей вокруг разговаривают и смеются, словно бы совсем не замечая Дориана. Он стоит в самом центре, оглушённый разговорами. В ушах мерзко звенит. Он пытается прочистить их — но звон не уходит. Тогда в нерешительности Дориан оборачивается, и дыхание вдруг перехватывает. Этот звон — звук бьющегося стекла.       На негнущихся ногах он подходит к огромной люстре, сорвавшейся с потолка и рассыпавшейся по полу миллионом осколков. В нос бьёт странный запах, а во рту металлический привкус. Дориан касается губ пальцами — кончики красные от крови. Он растерянно смотрит по сторонам, но люди все так же не замечают его, продолжая смеяться. Лишь через секунду в голове появляется ужас осознания — он стоит в луже крови, растёкшейся бурым пятном из-под разбитой люстры.       Дориан вдруг закрывает рот ладонью, а глаза наливаются слезами. Он заметил что-то под громадой стекла и металла — изуродованное тело. Через секунду горло раздирает от истошного крика. На человеке атласный мундир алого цвета.       Он вышвыривает ладони вперёд. Мгновение. Чудовищная сила разрезает душный воздух. Громаду разрывает на части, расшвыривая во все стороны. И зал взрывается новым смехом. И грохочущий оркестр ударяет по струнам.       Дориан бросается к изуродованному до неузнаваемости телу. Трясущимися руками укладывает разбитую голову себе на колени. Ладонью мягко убирает с холодного лба светлую, слипшуюся от густой крови прядь. «Он! Он убил его!..» — слышится вдруг пронзительный женский голос. «Убил нашего Инквизитора! Mörder!» — кричит она вновь. Но Дориан не слышит. Не чувствует грубые руки, волочащие его за плечи. Он не видит блеска меча. Нет холода стали и нет лица палача. Лишь мертвецки холодные, застывшие, бесконечно прекрасные зелёные глаза…

~

      Вдруг он вскакивает с кровати от собственного дерущего горло крика. Сердце оголтело бьётся, и плечи колотит, и руки дрожат. Лицо мокрое от ледяного пота. Дориан шумно и часто хватает ртом воздух.       Первая же чёткая мысль в горящем мозгу — он жив! Жив, а это просто дурные сны! Далеко не каждый сон альтуса — предсказание! Даже у сновидцев бывают обыкновенные кошмары!..       Так ведь?..       Сердцебиение затихает, и он снова ложится, закрывая глаза. Рука тянется привычным движением, цепляет соседнюю подушку, и Дориан утирает ей мокрый лоб. А затем и вовсе, по обыкновению, кладёт её на лицо холодной стороной. Это отлично помогает ему успокоиться и сбежать от липких остатков сна. Он глубоко, немного судорожно вдыхает носом. И вдруг сердце, точно от удара молнии, подпрыгивает вновь.       Цветы. Необъятный букет всех на свете садов и полей! Кожа. Терпкий, глубокий аромат... Необыкновенный запах, пропитавший всю подушку насквозь, во мгновение поглощает его. Павус что-то бессвязно мурлычет, зарываясь глубже. Впивается в ткань пальцами, комкает, упивается прекрасным ароматом. Что ни вдох — странное и неописуемое очарование.       Наконец, точно нехотя, он отрывается, а на лице сама собой растянулась чуть глуповатая, счастливая улыбка. Внутри всё клокочет, и Павус только усмехается, украдкой оглядываясь по сторонам, для верности часто моргая. Какая поразительная удача на грани с полной нелепостью!.. Дориан кладёт подушку за спину и устраивается удобнее на широкой кровати.       Он проснулся в личных покоях Инквизитора.       Здесь светло и просторно. Дневной белый свет льётся из больших окон и настежь распахнутого балкона. Невесомой дымкой переполняет огромную комнату, размером с пять комнат Дориана, или с двадцать пять библиотечных альковов. Лёгким сквозняком струится с улицы прохлада — воздух чистый и свежий, и какой-то до невозможности приятный. Необыкновенный. Стены в покоях высокие и каменные — точно покрывающие полтора этажа — со старыми гобеленами; у одной из них тлеет и догорает вчерашними углями большой камин. На потрескавшемся потолке, под отвалившейся целыми островами штукатуркой, проглядывается изящная роспись — что-то пыльно-голубое, цвета сентябрьского неба, с красным и выцветшим, кажется, большими розами... На тёмного паркета полу, в центре, распластался дорогой ковёр, на нём стоят диван и низкий столик с крохотными и смешными майоликовыми чашками. У стен расположились громоздкий шкаф, комод, маленькое и никчёмное зеркало. Чуть поодаль них, на каменной платформе, покоится письменный стол с огромным и важным креслом. За ним же, на стене, — чудесная прелесть — картина. Вновь розы, точно живые, расцвели пышным букетом розового цвета, и только сердцевина их желтоватая, персиковая, как самый ранний рассвет. Одно только странно — такая красота и совершенно без рамы... Кровать же у Тревельяна огромная и мягкая, изголовьем приставленная к голой стене; простыни белоснежные, гладкие, целиком и полностью впитавшие его необыкновенный аромат. Рядом с кроватью — тумба с неприметной вазой. Цветы в ней давно высохли и поблёкли — медово-жёлтые махровые шапки мимозы.       Когда-то в одном из походов они наткнулись на целое поле этих цветов. Дориан так расчихался тогда, что Инквизитор с Сэрой чуть копыта не отбросили от смеха. Павус улыбается, на мгновение вспоминая тот солнечный день…       Взгляд плывёт дальше. Наконец натыкается на выставленный стул, на спинке которого Дориан замечает вдруг свою зелёную рубашку. Там же его аккуратно сложенные брюки, пара лакированных туфель, упавший на пол ремень... Он шумно сглатывает. Внезапное осознание приходит по щелчку пальцев, и Дориан отбрасывает одеяло на колени.       Он в одном белье. В чужой кровати. Одинок, растрёпан и помят.       И в ту же секунду раздаётся вдруг страшный грохот. Дориан вздрагивает — внезапно и резко распахнулась большая дверь. И в покои влетел высокий мужчина.       «Дориан! Мне доложили, что ты кричал!..» — громом раздаётся его голос и вдруг обрывается, — мужчина тотчас застывает, впиваясь в Павуса взглядом.       Это Тревельян. Он стоит в дверях, и грудь его часто ходит от тяжёлого и сбитого дыхания. Он явно бежал. Дориан видит, как густо залито краской его лицо. Как приоткрыт его тонкий рот, как сильно раздуваются ноздри. Широкие брови чуть сведены и подрагивают, а глаза… Создатель, Павус никогда не забудет взгляд этих глаз. Дрожащий, тревожный, какой-то до ужаса болезненный и беспокойный…       «С тобой… Всё… В порядке?..» — договаривает Инквизитор, невольно проглатывая слова.       И Дориан хочет тотчас же подорваться с кровати. Хочет вскочить и броситься к нему!.. Поддаться жаркому порыву сожаления! Хоть это и нелепо, и глупо! И жутко и больно!.. Так заставлять Тревельяна… Волноваться?..       И вдруг. Улыбка. Самая красивая и лёгкая на свете улыбка, как первый луч, просияла на лице Инквизитора. Тревельян улыбнулся Павусу, за мгновение отринув свою странную и преувеличенную тревогу. Словно ему хватило одного только взгляда, чтобы её отринуть…       С облегчением он утирает взмокший лоб, смазывая прилипшие пряди, выбившиеся из узла на макушке. Он неотрывно смотрит на Дориана, всё также красиво улыбаясь… И Павус вдруг странно и неожиданно для себя отмечает, какой же Тревельян милый в эту секунду. В простой одежде: свободной льняной рубашке, заткнутой за рыжий ремень, светло-коричневых штанах и низких сапогах. Улыбчивый и светлый… Повседневный и такой необъяснимо прелестный.       «И тебе доброе утро…» — с опозданием говорит Дориан, во всю ширь улыбаясь ему в ответ.       Возникает ненужная пауза, и он продолжает, не находя ничего лучше какой-то смешной глупости:       — Подожди… Ты сказал, что тебе… доложили?.. Ты что приставил ко мне охрану?! — и нервный смешок вырывается вдруг из груди. — Лучших из лучших? В доспехах? Со шлемами и алебардами? Я надеюсь, что да! Иначе у меня определённо есть претензии!..       — Конечно! А также двумя пушками и катапультой!.. Как ещё я мог предотвратить предполагаемый побег пьяных и красивых?.. — усмехается теперь Тревельян и прикрывает за собой дверь.       — Побег?.. Ты всерьёз думал, что я сбегу из этой шикарной кровати?.. — смеясь, спрашивает он, наблюдая за Инквизитором.       Тот теперь привычно и ровно проходит по комнате. Дориан предполагает, что Тревельян займёт диван — сохранит необходимую приличиями дистанцию. Но в груди всё странно напрягается и теплеет. Инквизитор вопреки ожиданиям проходит мимо. Он направляется прямиком к кровати. Прямиком к нему.       Наконец Тревельян останавливается, вновь оставляя между ними не больше метра. Павус поднимает глаза, пытаясь сдерживать рвущееся на свет волнение. Внутри всё трепещет, и Дориан невольно упускает момент, когда уши ласкает низкий и мягкий голос:       — Так что с тобой случилось?..       И он вынужден сглотнуть и переспросить, прежде чем бросить короткую фразу:       — Что случилось?.. Да так, ничего особенного. Кошмар приснился…       Он слышит, как странно звучит его голос и пожимает плечами, незаметно одёргивая себя. Вдруг Дориан замечает, как на лицо Тревельяна падает тревожная тень. Он продолжает, вкладывая в голос чуть больше игривости:       — Ты что, думаешь, сон был про тебя? Ради Создателя, не обольщайся… Всего-то пара страшных смертей. Ещё леденящее душу насилие… Да! И крики невинных!.. Без них никуда. Так что ничего необычного. Всё, как всегда. Мои любимые сны…       — Тебе часто снятся кошмары? — перебивает Инквизитор, чуть поджимая губы.       И Дориан хочет поморщиться и фыркнуть от того, сколько же неприкрытой заботы звучит в его голосе.       — Я распоряжусь, чтобы тебе выписали какое-нибудь лекарство. Маковое молоко или ромашковые настои… Это отличное средство, поверь… Мне очень помогало от кошмаров…       И фраза вдруг обрывается. Инквизитор отводит взгляд в сторону и замолкает, так и не закончив. «Что-то лишнее?..» — думает Дориан, видя, как он хмурится и как бегают его помрачневшие глаза. Павус уже хочет сменить тему, но Тревельян опережает его. Как по щелчку пальцев Инквизитор вдруг весело вскрикивает:       — Но, эй, ты наконец протрезвел!..       — …Что? — лишь с долгой паузой переспрашивает Дориан.       Он показательно и громко цыкает, скептично вздёргивая бровь. Тревельян мгновенно тушуется и Павус продолжает:       — Что это ещё за дурацкое слово? Трезвость… Фу! Ты пытаешься оскорбить меня? К твоему сведению, я никогда не трезвею! — он рисуется, высоко вскидывая подбородок. — Трезвость — это неимоверно скучно. Лучше уж умереть, чем скучать!..       — Не говори так… Ведь иногда и скука необходима... Чтобы радость потом ощущалась острее… — странно и тихо говорит вдруг Тревельян и улыбается, глядя Дориану в глаза.       — Никто не выберет невыносимые пытки в отдых от благодати… Кроме тебя, наверное… — морщится Павус, но не смеет отвести глаз. — Ну да ладно... Кстати! Я должен сказать тебе спасибо!..       Он опережает немой вопрос и тут же продолжает:       — Спасибо, что потратил своё время и приволок меня сюда! Это очень мило и чудесно, и всё такое!.. — он вдруг срывается на сарказм, но пересиливает себя, делая голос тише и вкрадчивее: — правда, спасибо… Конечно, вряд ли моя репутация в замке испортилась бы сильнее… Но твой порыв… Мне очень приятен...       Внезапное откровение всё же встаёт в горле дурацким комом, и Дориан расплывается в улыбке, наконец-то переводя сложную для себя тему:       — Вот только… Усыплять меня, чтобы раздеть… Так нетактично и пошло!.. Фи, лорд Тревельян! Ведь вы же могли просто попросить…       Он игриво подёргивает бровями, кончиками пальцев смахивая с обнажённой груди несуществующие пылинки. Тревельян с пару секунд следит за его движениями, а затем вдруг растеряно вскрикивает, вспыхивая краской:       — Я… Я тебя не раздевал!..       — Ложь… — тут же тянет Павус, прожигая его взглядом.       — Ладно… Ладно!.. Я и правда помог с туфлями!.. — Дориан показательно и томно закатывает глаза, и Тревельян вынужден продолжить: — И остальным… Но я здесь сплю вообще-то!.. — он пытается подбирать слова, но голос душит смущение, — и твоя одежда бы помялась!..       — Вот оно что… Вы не умеете придумывать отговорки, лорд Тревельян… — мурчит Дориан, снизу вверх глядя на Инквизитора. — Признайся же, что тебе просто так захотелось. Думаешь, я буду читать тебе нотации?.. — голос становится ниже; Дориан, вслед за словами, проводит ладонью по шее и выступающим ключицам. — Ты же просто не смог устоять… Никто в здравом уме не смог бы… Ты только взгляни… — кончики пальцев касаются груди и ведут вниз, по животу, вокруг пупка… на самую границу белья.       Игривая полуулыбка не сходит с лица Дориана. Собственное сердце глухо стучит в ушах, и воздух вокруг становится жарче. Эта глупая и внезапная игра приносит ему удовольствие. Наслаждение. Собственной красотой, изяществом… Чужим, дрожащим взглядом. Ярко-розовым отливом скул и щёк. Его жгучим смущением и потерянностью. Его невозможностью вымолвить и слова.       Тревельян следит за ним. Неотрывно, как зачарованный, ведёт глазами вслед за рукой, выписывающей узоры там, где бельё сползло с пояса. Там, где кожа тоньше и нежнее. Там, где белоснежное одеяло лежит на коленях. Там, где нет ничего, кроме тонкой ткани…       Но вдруг игра стремительно набирает темп. Инквизитор, внезапно прочистив горло и задрав подбородок, выдаёт не своим, строгим голосом:       — Вы любите испытывать чужое терпение, лорд Павус? — режут слух его слова. — Вероятно, мне следовало отдать приказ окатить вас ледяной водой и сделать промывание желудка… — Инквизитор, набравшись смелости, дерзко улыбается.       Дориан щурится, глядя ему в глаза. Рука всё ещё внизу живота, и он расплывается в улыбке. Борьба? Соперничество?.. Создатель, Тревельян бросил ему вызов?..       Как сладко будет победить.       — И, стало быть, вам также не помешала бы воспитательная работа… — продолжает Инквизитор, играя басами. — Все жалобы в замке либо от вас, либо на. Вот, к примеру, Сэра просит выделить ей круг из соли и запрет на ваше приближение… — он вдруг вытягивает перед Дорианом раскрытую ладонь и загибает первый палец. — Солдаты наотрез отказываются выходить на плацдарм… (загибает второй) Аввары чуть не объявили нам войну из-за какой-то огненной змеи… Да, и новый библиотекарь уволился спустя два дня от назначения. Потрудитесь объясниться? — едко спрашивает он и щурится сам, выставляя перед Павусом руку с оттопыренным мизинцем.       — Какой я ужасный… — лишь сладко тянет Павус, своими руками загибая пятый палец, — накажете меня, лорд Тревельян?       Грязный и самый действенный приём…       Дориан накрывает его кулак ладонями и широко улыбается, кончиком языка проводя по кромке острых зубов.        — Отшлёпаете? Хотя с вашей любовью к контролю… Сначала свяжете, так ведь? Прямо здесь… На этой широкой, огромной кровати… — он тянет его руку на себя, заставляя Тревельяна потерять равновесие.       — Скорее лишу тебя сладкого!.. — он лишь глупо усмехается, с треском теряя свой строгий образ.       И с таким же оглушительным треском проигрывая по всем фронтам.       Секунда и Инквизитор падает на край кровати, глухо смеясь. Дориан отпускает руки, позволяя ему сесть.       Тревельян не отстраняется, лишь упирается локтями в колени и шумно выдыхает, потирая переносицу. Взгляд его ускользает, упирается во что-то вдалеке. А Дориан мысленно удивляется и ликует от того, как ярко и густо горят его уши.       — Какие варварские методы… — бурчит Павус себе под нос, складывая руки на груди.       Секунды сливаются в минуты, и злая тишина повисает сама собой. Дориан вновь рассматривает просторную комнату, делая вид, что задумался. И лишь короткие взгляды раз за разом возвращаются на профиль Тревельяна, цепляясь за детали.       У него серьёзное, но очень молодое и чистое лицо — гладкая и ровная кожа, без намёка на морщины. Несколько длинный и прямой нос. Аккуратный, чуть заострённый подбородок. Выразительная челюсть, целиком и полностью поросшая золотистой щетиной. Достаточно глубоко посаженные глаза… Они выглядят настолько уставшими, что кажется, будто Инквизитор намеренно подвёл их тенями. Такие же, как и волосы, длинные и золотые ресницы. Не слишком аристократично, но Дориану определённо нравится.       Наконец тишина становится невыносимой, и Дориан решается задать новую тему, устав от тихого сопения — чужого и собственного. Он не заходит издалека, просто говорит первое, что приходит в голову:       — К слову, я восхищён твоим вчерашним заклинанием. С той люстрой. Не идеально, конечно, но вполне блистательно. Прекрасный пример высшей магии в самой непредсказуемой ситуации.       И Тревельян вдруг оборачивается. Он показательно (и глуповато) хлопает глазами, приподнимая брови в немом вопросе. А Дориан уже жалеет, что раскрыл рот вовсе.       — Нет… Ну нет! — вскрикивает он и морщится, — только не вопросы образования!.. Самое непреодолимое на свете препятствие… Всё! Прости, мы не можем быть вместе. Дело не во мне, а в тебе и оствикском Круге. Прости и всё такое… Alvida!       — Ха-ха, — проговаривает Тревельян, чуть кривя губы, — «высшая» магия?       Инквизитор явно заинтересован, и жаждет беседы, но Дориан лишь равнодушно отводит глаза. Странная игривость теплится в груди, заставляя его играть в бесстрастие и отстранённость. Но на лице чувствуется испытующий взгляд, и губы начинают дрожать, растягиваясь в улыбку…       Вдруг. Что-то неописуемое. Прикосновение шершавой ладони расплывается на локте прелестным теплом. Тревельян накрыл его руку, точно пытаясь привлечь внимание. Дориан удерживает себя, хоть по коже и хлынули мелкие и приятные мурашки... Он бегло косится на Инквизитора, замечая, как вновь краснеют его скулы.       Что происходит?..       — Лучше тебе рассказать мне всё, что ты знаешь… — низко, почти шёпотом, говорит Тревельян, — ведь я могу отдать тебя под пытки…       Его ладонь скользит от локтя вверх, медленно и осторожно разглаживая шёлковую кожу. Он шепчет вновь, чуть приблизившись к лицу Павуса:       — Или же испытать самостоятельно…       Дориан рассматривает что-то в дальнем углу, невероятным усилием игнорируя происходящее. Сотни мыслей врезаются в мозг острыми иглами, а воздух застывает в лёгких. Тревельян так близко… Гладит его плечо… Почти шепчет, так низко и красиво, почти срываясь на хрип… И внутри вдруг всё сжимается. Кровь начинает бежать быстрее. И предательское тепло спускается к низу живота…       — Говори, Дориан… — тихо мурлычет он, красиво улыбаясь.       Инквизитор мягко проводит вновь. Вниз по плечу и снова вверх, как-то скомкано и робко замирая у ключицы. Его дыхание становится громче, и он пытается его сдерживать. И пристальный взгляд его не сходит с лица Павуса ни на мгновение.       Дориан же не двигается. Также контролирует дыхание, чтобы не задохнуться от переизбытка чувств. Проклятое сердцебиение усиливается, начиная отстукивать в ушах… Мысли вертятся, горят…       Что он делает?.. Это какая-то шутка?.. Игра?..       Наконец Тревельян, вновь спустившись до локтя, вдруг подаётся вперёд. Ладонь ныряет под руку. Резким движением он щекочет подмышку Павуса, ожидая смешные визги. Но лишь чувствует, как Дориан мгновенно напрягается и с силой сжимает его руку в тёплый капкан.       — Придётся придумать что-то посерьёзнее, jallad… — с хрипом выдаёт Павус, наконец оборачиваясь.       И тихо, незаметно для него, облегчённо вздыхает. Ничего кроме игры… Точно… Слава Создателю…       — Эти знания стоят много больше, чем твои… касания… — он сглатывает, но тут же показательно хмурится, чтобы не выдать собственной растерянности.       — Ну тогда… Расскажи хотя бы что это такое!.. Пожалуйста? — Тревельян смешно улыбается, поджимая губы и хлопая глазами, безуспешно пытаясь освободиться от захвата.       — Вообще, ты никогда не встретишь термин «высшее заклинание» ни в одной из книг, — с выдохом всё же начинает Дориан, более не в силах бороться с Инквизитором, — эта магия гораздо сложнее всех известных заклинаний. Сложнее настолько, что даже многие профессора не способны призвать и части… О, я уже вижу скуку в твоих глазах. Значит этого достаточно…       — Нет-нет!.. Это… Это восхищение твоей безупречной осведомлённостью… — льстиво проговаривает Тревельян, заставляя закатившего глаза Дориана продолжать.       — Сотворение любого заклинания — дело исключительной техники и точности. Сотворение же высшего… Какой бы подобрать пример… Это сродни искусству. Здесь нужен талант. Необыкновенная одарённость, если быть точнее…       — Как в живописи! — вскрикивает вдруг Инквизитор, загораясь глазами. — Шедевр не создать одними лишь ровными линиями! Нужно вложить в него всю свою душу!..       — Я бы поспорил насчёт души, — тихо усмехается Дориан, — всё-таки в магии не место чувствам… Но, отходя от образного, высшая магия — бесконечные слияния и комбинации. Слишком сложно, чтобы объяснять вот так…       — Как смеси красок? Оттенки, — вновь вставляет Инквизитор, возбуждённо улыбаясь.       — Почти. Самые великолепные цвета для самых прекрасных картин. Можно взять простой зелёный, а можно разбавить его золотисто-карим, холодно-серым… И получить самый прелестный на свете цвет.       — Звучит просто невероятно… — почти шепчет Тревельян с блеском в глазах, — а сколько высших заклинаний можешь сотворить ты?       — Много. С десяток или больше, — он кокетничает, играя темными бровями, — ведь это я их создаю… Ну да ладно. Этого достаточно для введения.       — Что?.. Нет! Ты не можешь закончить вот так!.. — с досадой вспыхивает вдруг Инквизитор, на мгновение поджимая губы.       И Дориан лишь пожимает плечами, с полуулыбкой прикрывая глаза. Но тут уха вновь касается низкий и льстивый голос, заставляющий его мелко вздрогнуть:       — Ты не можешь закончить, вот так, Дориан… — говорит Тревельян, склоняя голову набок, — ведь я хотел попросить тебя об одной услуге…       Он не пытается освободить захваченную руку, напротив, расслабляет её, прижимая к горячему телу Павуса. И Дориан напрягается, чуть прикусывая губы — в паху вновь тяжелеет… И проклятое одеяло так далеко!       — …В которой ты не силах мне отказать… Ведь я могу не только испытать тебя, — Тревельян тихо мурлычет, — но и наградить…       Ладонь его вдруг проталкивается вперёд, уходя за спину Павуса. В ту же секунду Инквизитор в неестественном прыжке перебрасывает ногу через чужие бёдра. Встаёт над Дорианом на колени. И вторая ладонь ложится на плечо, чуть сжимая.       Дориан же лишь ошарашенно смотрит в зелёные глаза, мгновенно сползая ниже. Короткой секунды хватает, чтобы член дёрнулся, налившись жаром. Чтобы натянулось бельё… «Нет-нет-нет… Только не сейчас!.. — мысленно взмаливается он, до ужаса стискивая зубы, — Создатель, сохрани!»       — Каждая услуга чего-то стоит… — выдавливает он из себя, всеми силами удерживая лицо и бёдрами до боли впиваясь в матрац, — и что же мне может предложить славный лорд Тревельян?..       Он слышит собственный голос точно со стороны. Со стороны же и видит эту ошеломительную картину — задница Инквизитора зависла над пахом в десятке сантиметров. Его рука обхватила лопатки. Вторая медленно гладит обнажённую ключицу. А лицо так близко, что на щеках чувствуется обжигающее рваное дыхание…       Он умер. Точно умер во сне и попал в самую непроглядную Тень. Иначе, он никак не может объяснить то, что происходит! Почему вдруг горит собственное лицо, углями раздуваясь от каждого чужого выдоха. Почему так красиво и так близко дрожат золотые ресницы. Почему прелестные, розоватые, блестящие губы склонились к уху. Почему практически невнятный шёпот вызывает резкую и тяжёлую дрожь:       — Научи меня всему, что знаешь сам…       — А что я получу взамен?.. — почти шепчет вдруг он, выгибая шею и подставляя голову под лицо Инквизитора.       Их разделяются всего несколько сантиметров. Горячее дыхание смешивается, расплываясь на лицах. Тепло струится от обоих тел. Оба дышат часто и прерывисто… И, кажется, только Дориан мысленно молится без остановки, ведь член проклятым флагштоком натянул тонкое бельё до предела.       — Массаж. У тебя очень забитые мышцы. Я почувствовал это, едва тебя коснувшись, — проговаривает вдруг Инквизитор совершенно невозмутимым тоном. Ладонь на ключице на что-то нажимает, и мышцы простреливает болью, — вот видишь.       — Я не буду учить тебя самой разрушительной и опасной магии за… массаж, — бурчит Дориан, разочарованно поджимая губы и отстраняясь       — Это не простой массаж! Ты даже не представляешь, что я умею делать этими руками…       Ладонь на ключице нажимает вновь. На этот раз мягче и осторожнее; она надавливает, трёт, расслабляет окаменелые мышцы. Прикосновение кажется бесконечно шершавым, интимным, неимоверно горячим. Дориан шумно сглатывает, чувствуя, как тяжело вдруг становится дышать.       — Ну так что, ты согласен? — спрашивает Инквизитор и вдруг плюхается на бёдра.       — Д..ДА! — тут же взвизгивает Павус, молниеносно сползая вниз. Какие-то нелепые сантиметры!..       Сердце бешено колотится, а лицо горит от стыда. Во рту кошмарная сухость, а руки нервно комкают простынь. Кругом всё как в тумане, и лишь зелёные глаза сверкают над ним странным и мыльным блеском. Тревельян сидит на его животе, и улыбка не сходит с его розового лица.       — Отлично. Я знал, что ты не откажешь, — говорит он, несколько раз похлопывая Дориану по груди, — с вами приятно иметь дело, лорд Павус.       Вдруг он ёрзает. Будто нарочно дёргает бёдрами, копчиком проезжаясь чуть ниже пупка. Дориан почти вскрикивает, на мгновение жмурится, распахивая губы в шумном вдохе.       Но Инквизитор ужасный палач.       Он слезает с чужих ног, (Дориан тут же впивается в одеяло и натягивает его до самой шеи) встаёт и отряхивается, зачем-то случайным движением выпуская длинную рубашку из штанов. Невозмутимо он направляется к столу, даже не глядя на Дориана.       — Не хочу тебя оставлять, но мне правда пора… — говорит он будто себе под нос и извлекает какие-то бумаги из ящика, — валяйся сколько влезет, но скоро обед и… — вдруг он поднимает глаза и растягивается в лучезарной улыбке, — мне будет приятно, если ты будешь присутствовать.       Дориан неловко улыбается в ответ. Он смущён до невозможного и способен лишь на простейшие действия. Например, наблюдать за Инквизитором и медленно плавиться от болезненной, раскалённой тяжести между ног.       Тревельян заканчивает со столом и на ходу перебирает бумаги, направляясь к двери. Он кладёт руку на ручку, открывает, и вот-вот собирается выйти, но в последний момент обращается к Дориану, поднимая прелестные глаза:       — Вы не умеете придумывать отговорки, лорд Павус.       — Не буду я тебя учить! — вдруг кричит Дориан вслед, но дверь уже захлопывается.       С минуту он смотрит куда-то в одну точку. А затем вдруг расплывается в самой широкой на свете улыбке. Он утопает в кровати, запуская руки в растрепавшиеся волосы. Его моментом окружают цветы и выделанная кожа, и Дориан вдруг смеётся. Он будто пьян, как никогда прежде, и в груди нежно и тревожно порхает.       Создатель, он научит его всему на свете, лишь бы вновь ощутить горячее дыхание на нежной щеке.

__________

      Лязганье посуды и вялые разговоры наполнили малую обеденную залу Скайхолда. С кухни, скрытой за приоткрытыми дверями, доносится шипение и бульканье, смешиваясь с гулом голосов. Запахи кружат в воздухе, и вездесущие слуги бегают с кувшинами, то и дело обновляя бокалы. Зал небольшой, с невысоким потолком, но обставлен весьма недурно. Стены здесь белые, выложенные красивой цветастой мозаикой, на самой дальней, отделённой от зала колоннами, — огромные окна, выходящие во внутренний двор. Большие круглые столы с обилием стульев стоят на две стороны, образуя проход, выстеленный ковром. Где-то у окон вновь диваны и какие-то крупнолистные растения, кажется, фикусы… Вполне сносное место.       Дориан входит в зал через арку — сразу после группы каких-то шумных аристократов — не привлекая лишнего внимания. Странно для него? В самом деле — ничуть. Ведь меньше всего на свете сейчас он хочет портить себе настроение.        Дориан прекрасно знает это обыкновение общих обедов — нелепые слухи и промывание костей. Знает, что первый и гадкий шёпоток обсуждения возникает ещё в дверях: самое гнусное придыхание с ударами в бок соседа. Затем, вслед за тобой, шёпот катится, рокочет, до самого стола сопровождая едкими плевками в спину. Затем гнусавит, прыскает смехом; но всё же смолкает, цепляясь за следующую жертву. Но то обыкновение.       В его же случае слухи не смолкают до самого вечера. Что там из последнего?.. «Тевинтерец, что только вчера научился есть человеческой вилкой!» Fastas asins! Только вчера он смирился есть салатной! «Взгляни! Этот тот самый! Пришёл красть наши души для своей магии крови!» Больно нужны! Потом неделю не отмыться от запаха навоза! «Тише! Тише!.. Он идёт! Не попадайся ему на глаза! Это тот мерзкий северянин! И почему Инквизитор с ним лобызается?..»       И правда... Почему?       Но плевать на слухи и плевать на мнения. Его репутация в замке и так хуже некуда. К чему отнимать у всех присутствующих голоса? Пусть даже Дориан и знает нужное заклинание, что так соблазнительно вертится на языке…       К счастью, оставшись незамеченным, Павус наконец подходит к относительно свободному столу где-то на задворках. Он садится, для приличия здороваясь с сидящими и надеясь, что с ним не заведут беседу.       Посещение будничных обедов угнетает его. И дело не только в сплетнях. Еда на них обычно не самая вкусная, вино кислое, темы гнусные и вообще всё как-то невыносимо скучно и медленно. Куда больше ему нравится обедать в своём излюбленном алькове — в компании интересной книги и полусладкого вина. Всего несколько монет знакомой служанке и просьба принести побольше фруктов — и вуаля! Он счастлив и пьян — что может быть лучше! Но сегодня… Сегодня его буквально заставили присутствовать. Прелестной улыбкой, блестящими глазами, низким и красивым голосом… Самый жестокий метод.       Так что теперь Дориан, чуть вытягивая шею и приподнимаясь из кресла, осматривает зал, выглядывая в толпе Тревельяна.       Инквизитор сидит в центре в самом высоком и нелепом кресле на свете. Он мягко улыбается людям рядом, они о чем-то беседуют, но он не выглядит заинтересованным. Тревельян хоть и поддерживает разговор, иногда смеясь и бросая короткие фразы, но взгляд его отстранён. Он то и дело осматривает столы вокруг себя, украдкой оборачиваясь. Лицо его украшает дежурная улыбка, но в глазах — скука и лишь самая малая какая-то примесная печаль.       Дориан улыбается от вспыхнувшей мысли — Инквизитор ищет его.       Их разделяет несколько столов и половина зала. Павус смотрит на него в упор, мучительно долго ожидает, когда его наконец заметят. Но Тревельян смотрит куда угодно, только не в его сторону. И взгляд его, кажется, становится всё тоскливее… Дориан фыркает, нетерпеливо поджимает губы, барабанит пальцами по столу. В иной раз ему было бы всё равно — но не сейчас. В иной раз он не испытал бы никаких эмоций, сейчас же — чувств слишком много. Какая глупость! Сейчас встреча взглядами стала для него необходимостью.       Как вчера на балу!.. Когда внутри всё сжалось в ничтожную точку. Когда взорвалось в груди и животе, и хлынул трепет и бабочки!.. Когда стихли все звуки, оставив в ушах лишь шумное сердцебиение. Когда ему подарили самую прелестную на свете улыбку…       Дориан не замечает ничего вокруг себя: ни гула голосов, ни слуг, ни обратившихся к нему соседей. Окружение для него словно размывается, замыливается, оставаясь где-то на фоне. Он сосредоточен только на нём. На проклятом слепце, что не замечает его среди сотни ленивых жирных аристократов. На дураке, взгляд которого становится всё печальнее с каждым просмотренным гостем. Дориану хочется разбить тарелку, чтобы привлечь его внимание.       Вдруг Дориан замечает, как Инквизитор начинает отодвигать тяжёлое кресло. «Он собирается уйти?» — тревожно вспыхивают мысли. И Павус не успевает придумать иного выхода. Он импульсивно взмахивает ладонью. Мгновение и в зале раздаётся звук бьющегося стекла. И голоса на секунду затихают. Вино из разбитого официантом кувшина расплываются на полу багровым пятном. Несколько человек оборачиваются, и Павус в их числе, безупречно отыгрывая удивление. Когда он поворачивается обратно, сердце пропускает удар.       Создатель, сохрани.       Инквизитор смотрит на него в упор. Он укоризненно хмурится, высоко поднимая широкую бровь. Снова этот властный, отрезвляющий взгляд. Павус, самодовольно ухмыляясь, показывает ему руку с оттопыренным мизинцем, который тут же загибает. Тревельян не выдерживает. Мужчина прыскает, пряча улыбку в кулак. Дориан ловит в его глазах радостный блеск, и в груди всё приятно замирает. Он улыбается в ответ, игриво вздёргивая одну бровь — он пришёл, все честно.       Они смотрят друг на друга гораздо дольше положенного для случайной встречи глазами. Смотрят, не отрываясь, точно загипнотизированные друг другом. И кажется, нет кругом шумного зала, нет прежних бесед и нет наигранных улыбок. Только два взгляда, выражающих то, что не описать словами. То самое прекрасное, чуть щемящее грудь чувство, что испытывает Дориан. То чувство, от которого к лицу приливает тепло.       Всего лишь взгляд, а внутри всё цветёт майскими розами.       Но вдруг Инквизитор отрывается. Смотрит куда-то в сторону арки, где только что кто-то вошёл. Павусу не важно. Его грудь уже проколола неприятная игла. Как легко ты всё испортил, лорд Инквизитор.       Спустя секунду Тревельян возвращается; он шепчет что-то, отчётливо шевеля губами, и извинительно улыбается. Жаль, что Павус совершенно не понимает. Он хмурится и шепчет что-то неприличное, самодовольно играя бровью. Инквизитор картинно прикрывает рот рукой.       Секунды сливаются в минуты. Сколько это продолжается? Дориану кажется, что зелёный взгляд прожигает в нём дыру. Павус чуть щурится и приподнимает подбородок, подставляя лицо для лучшего обзора. Тепло разливается внутри, и по коже бежит странная дрожь. Проклятый Инквизитор и его проклятые глаза.       Глаза, что всего час назад были так близко, у самого лица. Так же близко, как сильные и шершавые руки. Как жаркое и обжигающее дыхание.       Дориан продолжает красиво улыбаться, незаметно накрывая бедра салфеткой.       Его внимание — любимая сладость Дориана. Его самое желанное на свете ощущение. Он, вероятно, уничтожил бы небольшой мир, лишь бы почувствовать себя в лучах его обожания. Знает ли об этом Тревельян?.. Понимает ли, что Дориан захлёбывается в приторном и вязком меду, в который его бросил этот долгий, непрекращающийся взгляд?       Павус тянется к бокалу. Он делает несколько глубоких глотков, прикрывая глаза, и совершенно неприлично слизывает капли с мокрых губ. Кончик языка скользит по верхней, задерживается в уголках и медленно проводит по нижней, собирая вино. Он просто надеется, что Тревельян смотрит.       Павус ставит бокал обратно и возвращается к Тревельяну, но снова не ловит его взгляда. Инквизитора вовсе там нет. Он встал с места и направился к выходу. Дориан следит за ним, и грудь словно сковывает, а внутри что-то с треском лопается.       Тревельян улыбается, незаметно краснея ушами. Мужчина помогает прибывшей герцогине Аннели, склоняя голову в почтительном жесте. Он придвигает ей кресло, усаживая за свой стол.       Дориан хлопает глазами, кусая внутреннюю сторону щеки. Он не понимает, не осознает, не может поверить. Девушка сидит по левую руку от Инквизитора. Её красные от помады губы растянуты в приятной улыбке, волосы до плеч завиты объёмными волнами. В черных глазах красивый блеск. Тревельян разговаривает с ней, улыбается и смеётся, наслаждаясь её обществом. В один миг на его руку ложится её тонкая ладонь.       Kaffas!       Дориан пытается отвести взгляд, борется с собой, до боли сжимая пальцы в замке. Но он не может. Он не в силах также легко оторваться от него. От зелёных глаз с карим отливом, от светлых волос цвета сена, от тонковатой улыбки, подаренной совершенно не ему… Какое невыносимое одиночество!       Он должен выпить. Сейчас же. Дориан тянется к бокалу, который оказывается предательски пуст. Лишь один прожигающий насквозь взгляд холодных серых глаз, как официант срывается с места, подбегая с новым кувшином. Вино льётся соблазнительным плеском, заставляя Дориана нетерпеливо кусать губы.       Он опустошает бокал залпом. Отстраняясь, Павус шумно вздыхает и вдруг почти что рычит — герцогиня шепчет Тревельяну в самое ухо. Внутри все взрывается. В груди и жарко, и тяжело, и сердцебиение отдаётся в ушах — прячьте перила и драгоценные записи.        «М…Магистр Павус…» — тихий голос раздаётся над головой, и Дориан резко оборачивается, сверкая глазами. Он злится и стремительно теряет контроль. «Милорд Инквизитор приглашает вас к своему столу…» — быстро заканчивает испуганный слуга и убегает, так и не взяв монеты, за которыми Дориан тянется в карман брюк.       Что ж… Война ещё не проиграна.       Подходя к большому столу, Дориан буквально чувствует спиной леденящие взгляды. Всё внимание в зале в одночасье обратилось к нему. Его пристально рассматривают, предугадывая мотивы и следствия неслыханной выходки. Тевинтерец за главным столом — что за ужас! Мерзкий шепоток волной проносится по залу, но Павус слишком рад, чтобы обращать на это хоть какое-то внимание. Павус гарцует с лёгкой улыбкой, самодовольно вздёрнув голову.       Все кресла кроме одного заняты, и Дориан едва заметно улыбается, двигая для себя сидение по правую руку от Тревельяна. Он уже садится, когда Инквизитор вдруг вскакивает и помогает ему придвинуться. Грубое нарушение этикета, но Павус поражён в самое сердце этим маленьким бунтарством. Он здоровается с присутствующими, надменно желая доброго утра. Ужасающую репутацию необходимо поддерживать. Инквизитор садится рядом, и за столом, возможно впервые за всё время, повисает тишина. Какая честь для Павуса быть её причиной.       — Добро пожаловать за наш стол, — молчание нарушает тощий мужчина в узком орлейсианском костюме; верхнюю часть его лица закрывает театральная маска. — Должно быть, вам впервые выпала подобная честь?       Дориан чувствует неприкрытую издёвку и старательно улыбается в ответ. Какой очаровательный выпад. Он перегрызёт бедолаге глотку.       — Это мой стол, посол, — опережает его Тревельян, — и Дориан… Магистр Павус здесь всегда желанный гость; лишь только кресла постоянно кем-то заняты. Пожалуй, стоит озаботиться этим вопросом…       Низкий голос Тревельяна отдаёт сталью, от чего у Дориана мурашки пробегают по затылку. Как мило — его защищают любой ценой. Пускай в ущерб репутации всей Инквизиции, но Дориан до ужаса рад, что Тревельян на его стороне. Посол замолкает, пряча остальную часть лица за бокалом.       Стол ломится от еды: мяса, рыбы, фруктов и овощей, словно бы несколько месяцев назад и не было мировой войны. Высокие кресла занимают разномастные личности, и Дориан без явного увлечения рассматривает напудренные лица.       — Вы сегодня явно не духе, милорд, — голос кажется знакомым: это граф, которого Дориан слышал на балу, — плохо спали? Ещё бы после вчерашнего-то. Руки оторвать слугам, что не проверили надёжность креплений люстры…       — Ужасно, — перебила вдруг графа леди Аннели. — Ужасно глупо винить в этом слуг. Произошедшее — не более чем несчастный случай. Случайность. Кто знает, может завтра на нас рухнет вся крыша. Признаться конечно, то выйдет скверно — кровь невозможно вывести с паркета…       — Дорогая, передай мне тех осетров… Да, вы тысячу раз правы, госпожа! — воскликнул граф, приняв от графини блюдо. — К сожалению, а для кого-то к счастью, никто не застрахован от падения люстр.       — Если только нечем себя застраховать, — вмешивается в разговор Дориан. — Наш бравый Инквизитор, к примеру, необычайно одарён в барьерных чарах. Но и простой маг бы наверняка пережил падение. Не ручаюсь за всех остальных… — он прерывается, вдруг чувствуя слабый удар коленкой под столом; Инквизитор делает вид, что кашляет.       — Порой даже самая надёжная страховка может оборваться… — произносит Аннели, поднося бокал к губам.       Нескольких секунд достаточно, чтобы оба смерили друг друга взглядами. Её глаза глубоко карие, почти черные у краёв радужки; Павус чуть щурится. Он мог бы прочесть её: залезть в голову и навсегда отвадить от Тревельяна. Грязная, но верная победа.       — И не говорите, госпожа! — вскрикивает высокий и сипловатый женский голос. — Но слава Создателю, что у нашего дорогого Инквизитора столь развитый магический дар! Я всё видела и, ей богу, думала, что ещё секунда и… Шмяк! Ох… Кошмарно… И как вам только удалось удержать люстру на весу, милорд?..       — Магия, леди Пуффер, — отвечает Инквизитор, и Дориан ухмыляется саркастичной шутке. — Признаться честно, я сам от себя не ожидал. Просто… почувствовал, что должен удержать её во что бы то ни стало. Вот и всё.       — Адреналин и страх творят чудеса, — говорит Дориан, накладывая себе какой-то салат, — сопутствующие истинного героизма.       — Не скажите… — вмешивается вдруг Аннели. — Именно бесстрашие, пограничное с безумием — вот черты подлинного героя. Разве будет трус спасать кого-либо кроме себя? — Аннели приподняла тонкую бровь. — Лорд Инквизитор, к примеру, спас вас, не побоявшись верной гибели. Парализуй его страх — исход вышел бы печальным.       — Благодарите Создателя за то, что Инквизитору не пришлось спасать вас. Иначе, вы правы, исход вышел бы настоящей трагедией… — он улыбается уголками губ, в упор глядя на девушку.       Чуть прищурившись, Аннели вздёрнула подбородок. Её брови подлетели на лбу, а пухлые губы вытянулись в единую полоску. Она хотела было что-то сказать, но её опередил Тревельян:       — Предлагаю сменить тему, господа. Спасение дорогих друзей, знаете ли, утомляет чуть меньше, нежели споры на его счёт.       «Дорогих друзей!» — мысленно повторяет Дориан. Съела, сучка? Он самодовольно улыбается, не пряча улыбку от герцогини. Дориан поднимает глаза на Тревельяна и вдруг сталкивается с его тёплым взглядом. Сердце пропускает удар, и в груди становится приятно и легко, словно бы лёгкие впустили больше воздуха.       Тревельян защищает его? Право, не стоит. Но всё равно приятно. Вот бы сказать спасибо.       Дориан чуть осаживается в кресле. У него есть идея — вероятно, не лучшая и не самая удачная. Зато он хотя бы попытается.       Павус вытягивает ноги и, будто случайно, тянет их влево. Сантиметр за сантиметром он сокращает расстояние и наконец натыкается на долгожданную преграду. Он едва касается его голени, сохраняя легенду случайности. Тревельян же, кажется, не замечает вовсе.       — Лорд Тревельян, надеемся в этот раз, вы останетесь в собственных владениях на более долгий срок? — начинает пожилая женщина. — Весь Тедас в восхищении от ваших подвигов, но не стоит забывать и о себе. Несчастные и обездоленные могут и подождать.       — Графиня, дорогуша, вы правы! Дорогой Инквизитор, мы жаждем греться в лучах вашего героизма! И конечно согреть вас приятной компанией! — сипит леди Пуффер, хихикая.       — Ваши слова звучат… претенциозно, — говорит Инквизитор и отпивает из большого кубка. — Я бы даже сказал, что местная компания настолько греет меня своим восхищением, что становится жарко…       Дориан вдруг чувствует, как касание под столом уплотняется. Тёплая нога Тревельяна придвигается на пару сантиметров. Случайность? Павус прячет улыбку, ныряя в собственную тарелку.       — Но спешу вас утешить, в ближайший месяц я не планирую покидать Скайхолд. Так что можете восхищаться мной сколь душе угодно, — заканчивает Инквизитор.       Молодой Тревельян и высший свет — Дориан обожает эту комедию. Он мог бы вечно наблюдать, как рушится его репутация — не он один здесь черная злобная лошадка. Ну ладно, не вечно. Месяц точно. Дориан невольно улыбается. Мысль о том, что Тревельян будет в Скайхолде целый месяц, отдаётся теплом в груди.       — За это стоит выпить, друзья! — восклинул граф, поднимая в воздух кубок.       Остальные бокалы и кубки также взметнулись к потолку. А вместе с ними и сердце Павуса. Нога Тревельяна дёрнулась. Создатель, сохрани! Как горячо теперь их икры прилегают друг к другу.       Дориан не двигается, даже дышит через раз. Внутри всё игриво и странно, и жарко клокочет. Инквизитор совсем близко, и Дориан готов поклясться — он слышит его дыхание, слышит шелест его губ и скользящие движения языком. Или это просто сумасшествие. Прекрасное безумие, от которого не хочется лечиться. Дориан косится на него, и внизу живота разливается жар.       — Вам с лишком хватит этого времени для выполнения ваших обязательств. Так ведь, лорд Тревельян? — вдруг произносит герцогиня.       Дориан бросает на неё быстрый взгляд, тут же сталкиваясь с чёрными глазами. Девушка красиво улыбается, и на её лице застывает выражение полного и безоговорочного триумфа. Что она?..       — Очень не люблю, когда данные обещания не исполняются... Настолько, что готова взять в руки плеть… — мурлычет она и вдруг ладонью накрывает руку Тревельяна, игриво царапая кожу аккуратными ногтями.       — Вы пытаетесь напугать или заинтересовать меня, леди Аннели? Пока что выходит только второе… — он заглядывает в её глаза и полуулыбается.       Дориан же возмущённо фыркает. Он косится на Инквизитора, и вдруг чувствует, что жар между их ногами немного поумерил — икра Тревельяна чуть отдалилась.       Павус режет кусок мяса тупым ножом с завидным усердием. Внутри собирается неприятный жгучий комок. Может это просто часть переговоров? С какими там она приехала проблемами?.. Павус не помнит — оно и не важно. Нога Тревельяна всё ещё касается его — всё в порядке. Так ведь?       Дориан вновь косится на него, но встречает лишь светлый затылок с небрежным пучком. Тревельян обращён к герцогине. Они негромко переговариваются, приблизившись к лицам друг друга.       Ну нет. С него хватит.       — Лорд Инквизитор, если захотите, найдёте меня в библиотеке, — заявляет Дориан и со скрипом отодвигает кресло, покидая горячую ногу. — Благодарю за приглашение, почти всё было чудесно.       Мгновенно Инквизитор оборачивается к нему. Он растерянно моргает, глядя Павусу в лицо. Видимо, предпочитает думать, что ослышался. Уголки его губ в дежурной улыбке чуть дрожат от вынужденного напряжения, и лишь чуть сведённые брови и глаза выдают в нем обеспокоенность.       — Всё в порядке? — спрашивает он несколько сдавлено. — Обед почти закончен, сейчас подадут десерт… Может… задержишься ещё ненадолго?..       — Вы уверены, что хотите видеть здесь меня? — Дориан выделяет слово голосом, наблюдая, как улыбка Тревельяна сходит на нет.       Он намеренно и надменно обращается на Вы. Инквизитор хлопает зелёными глазами и хочет что-то сказать, но явно не решается. Ну и пусть. Дориан уже встаёт, как вдруг чувствует горячее касание, вдавливающее его обратно. Бедро обжигает, и мурашки галопом проносятся по коже. Дориан замирает, совершенно не зная, как реагировать. Ладонь Инквизитора лежит на бедре гораздо выше колена, сжимая пальцами широкую мышцу. Касание обескураживает. От него лицо вспыхивает краской. Инквизитор наклоняется к Дориану, приближаясь к самому уху.       Его дыхание опаляет, а едва уловимый за цветочным парфюмом запах кожи щекочет ноздри. Дориан вздрагивает, слыша низкий голос: «Ты единственный, кого я действительно хочу здесь видеть...» Тревельян скользящим движением убирает ладонь, задевая пальцами внутреннюю часть бедра. «Хочешь лишить меня единственного союзника?..» — он улыбается, откидываясь обратно.       Дориан в оцепенении. Он может лишь хлопать глазами, вцепившись пальцами в подлокотники. Треклятый Тревельян со своим треклятым голосом. И дыханием. И руками. Павуса пробирает приятная дрожь. Тревельян косится на него, убеждаясь, что он не уходит. Дориан же не может пошевелиться.       Кажется, будто на бедре клеймом остался обжигающий след ладони, от которого все нутро обожгло огнём. Сердцебиение учащается, отдаваясь в ушах и венах. Внизу живота разливается нарастающая пульсация, наполняя жаром пах. Узкие штаны болезненно натягиваются, и Дориан сползает под стол, оседая в кресле. Он задержится здесь, пока возбуждение не спадёт. Или проклятая Аннели снова не взглянет на Тревельяна. Тогда берегитесь все на свете.       — Лорд Тревельян, — встревает вдруг леди Пуффер, отрываясь от разговора с послом. — Леди Жозефина просила нас не рассказывать, но я не могу устоять. Это вам точно понравится!       Она заговорщически нависает на стол, своим пышным бюстом опрокидывая бокал и хихикая:       — В ближайшее полнолуние у нас будет настоящий маскарад!

__________

      Широкая винтовая лестница уводит наверх, и Дориан быстро перепрыгивает через ступеньку, пока никто не видит. Он направляется в библиотеку. Обеды и бесконечные празднества безусловно заманчивы, но работа не ждёт. Павус и так слишком задержался, ожидая обещанный десерт.       Тем временем смакуя свой собственный, искоса поглядывая на Тревельяна.       Его прикосновение было… неожиданным. Это всё, что Дориан сейчас в состоянии понять. Бедро до сих пор словно раскалено от этого касания… Или это Дориан вновь и вновь прокручивает отрывки в голове, воображая чужой голос и дыхание у самого уха.       Вообще-то десерта он не дождался. Улизнул, как только Инквизитора увлекли в очередную беседу. Дориан просто не выдержал бы больше. Томление в нарастающем возбуждении и напрасных попытках осмысления.       Обычно подобные прикосновение имеют… продолжение. Или хотя бы причину. Инквизитору же видимо не нужно ни то, ни другое.       Лестница выводит его в библиотечный зал, теперь наполненный людьми, и Дориан сразу устремляется в излюбленный альков. Маги снова перебирают книги, поднимая в воздух клубы пыли. Дориан быстро проходит вдоль книжных полок, мысленно молясь, чтобы его никто не окликнул.       Он решает отбросить все прошлые мысли, чтобы сосредоточиться на работе. Все-таки для того и придумали ночь. Лучшее время для размышлений об Инквизиторе, в частности. Дориан отлично понял это за последние недели его отсутствия.       Вместо этого на ум теперь приходят другие заботы. Заклинание с кубом не доведено до конца. Где-то в замке рыщет убийца. Мать настойчиво требует встречи. А Тревельян жаждет учиться. И почему только жизнь не может вечно оставаться спокойной и полупьяной?..       «Магистр!» — раздаётся вдруг позади, когда Дориан почти ныряет за бардовые шторы алькова. Не успел. Павус нерешительно замирает на мгновение. Он узнал этот голос.       — Леди, — оборачивается Дориан, вежливо улыбаясь краешками губ.       Девушка стоит перед ним в паре шагов, изящно сложив руки перед собой. Её красивое лицо украшает полуулыбка, а в чёрных глазах застыло странное. Дориан не может понять: ненавидят его или рады видеть.       — Нас не представили, — она подходит на шаг ближе и протягивает тонкую руку, — Аннели Сарториус Камберлендская. Для друзей можно просто Аннели.       Дориан медлит с пару секунд. Он откровенно не знает, как себя вести. Девушка кажется приятной, но странное предчувствие на её счёт не покидает Павуса. Либо это ревность. Простое и старое, как мир, желание перегрызть сопернице глотку.       — Герцогиня Сарториус… Не знал, что у герцога Альбера есть дочь… — он берет тонкие пальцы и чуть сжимает, — Дориан из рода Павусов. Приятно познакомиться.       От Аннели пахнет мёдом и солью. Дориан вдыхает аромат сладких духов и окидывает девушку быстрым взглядом. На ней надето узкое платье кремового цвета, держащееся на плечах на тонких бретелях. Кожа её кофейно-смуглая, с обилием темных точек-родинок и без единого явного изъяна. Внимание привлекает драгоценный блеск. Изысканная подвеска украшает её тонкую шею; крупный серый камень в обрамлении из белого золота блестит даже без падающего света.       — Не будете лобызать мою руку? — усмехается девушка, сжимая ладонь мужчины, — у вас появляются все шансы очаровать меня, почтенный альтус. Я здесь чтобы поговорить с вами. Вас рекомендовали как отличного собеседника.       — А я, стало быть, позволил себе думать, что вы заблудились и совсем отчаялись, — язвит Павус, чуть вздёргивая подбородок. — Неужели кто-то в замке не считает меня злобным варваром с севера? Какое упущение.       — Не уверена на счёт остальных, но лорд Инквизитор уж точно о вас… иного мнения, — говорит она и поднимает на Павуса многозначительный взгляд. — Но едва ли я могу что-либо утверждать. Лорд Инквизитор избирателен во мнениях… Между тем, я заметила, что вы с ним довольно близки.       Дориан чуть щурится, приподнимая бровь. Ему уже не нравится куда ведёт этот разговор.       — Лорд Инквизитор показался мне интересным человеком, — продолжает она, расплываясь в приятной улыбке. — Не могли бы вы… рассказать мне о нём? Не героические баллады и легенды о бравости и несокрушимости.       Дориан сглатывает, пряча идиотский смешок. Он в откровенном ступоре. Это розыгрыш? Какая-то необъяснимая ирония? Или она пытается подступиться, чтобы уколоть как можно больнее? Как всё глупо.       — Вы просите меня… свести вас с Инквизитором? — уголки его губ дрожат в плохо скрываемой улыбке; какая нелепость. — Но, позвольте, с чего вы решили, что я могу рассказать больше любой замковой сплетницы?       — Поймите меня правильно, лорд Павус, — выдыхает она, — мы с отцом здесь на дипломатической миссии. И я бы хотела лучше разобраться в Инквизиторе, чтобы возможно… изменить окончательное решение герцога. Мне нужны гарантии, что я не ошиблась в своих предположениях…       Её взгляд уходит в сторону. Дориан замечает, как нервно она сжимает ладони. Гарантии? Дориан может гарантировать только одно — это не её дело.       — Если мои домыслы способны изменить чей-то политический курс — нет уж, увольте, — он пожимает плечами. — Мне льстит раздавать советы, но брать за них ответственность… Создатель, упаси. Так что прошу меня извинить, я должен идти.       Он уже разворачивается на пятках, как вдруг его останавливает голос герцогини — странный и будто бы надломленный.       — На вчерашнем балу… — начинает она, отводя взгляд куда-то в сторону, — в минуты нашей первой встречи… Лорд Тревельян только и мог, что рассказывать о вас. Истории о ваших совместных путешествиях, битвах, победах… Я позволила себе думать, что вы знаете его ближе, чем положено. Поймите, я бы тоже… Тоже хотела бы…       Сердце пропускает удар. Дориан поджимает губы, переминаясь с ноги на ногу. Это похоже на скверную комедию, где никто не знает когда нужно смеяться. Но его почему-то накрывает скверное чувство. Щемящая грудь тоска.       — К собственному сожалению, в делах, связанных с сердцем Инквизитора я вам не помощник... — аккуратно начинает Дориан.       Он подбирает слова. Было бы неуместно сейчас выпалить наивные мечты о пышной свадьбе. Павус поднимает на девушку глаза и видит в ней проблеск надежды.       Kaffas.       — ...но советую вовсе избегать политических тем. И дел управления. Всё равно он на слово верит леди-послу. А ещё он крайне любит долгие прогулке на природе... И водопад…       Дориан отводит взгляд. Ему непонятно зачем он рассказал ей это, непонятно почему не соврал и не уничтожил их отношения на корню. Непонятно почему в груди саднит и такое чувство, что из глаз вот-вот брызнут слёзы.       — Прошу меня извинить. Мне пора работать.       — Постойте!.. — вдруг выпаливает она, — я хочу, чтобы вы знали. Моё пребывание здесь исключительно ради семьи. И как бы всё ни сложилось… Akzeptieren Sie meine bevorstehende Entschuldigung… Лучше нам не вступать в войну. Ради собственных целей я уничтожу всё на своём пути.       Дориан отвечает не сразу. Он в неопределённости. Девушка, казалось бы, сделала шаг навстречу, но всё же сохранила между ними разверзнувшуюся пропасть по имени Тревельян. Что ж… Дориан лучше обрушит берега.       — Не думаю, что вам стоит тратить на меня свои угрозы… — начинает он после недолгой паузы; Дориан глядит в большое окно, рассматривая верхушки гор. — Я могу стереть вас с лица земли, едва войне стоит начаться… Как говорит моя матушка: ñ'importe quoi pour la victoire...       Он оборачивается. В воздухе все ещё держится слабый аромат мёда и соли, но девушки нет. Она словно испарилась, беззвучно скрывшись в книжных лабиринтах. Дориан фыркает. Если честно — он не удивлён.       Павус на всякий случай осматривается. Он уже хочет уйти, как внимание вдруг привлекает золотой блеск на дощатом полу. В другой раз он бы и бровью не повёл, но в этот — он словно прикован, и неведомая сила заставляет остановиться. Дориан наклоняется и, зацепив пальцами цепочку, подбирает подвеску с серым камнем в золотом обрамлении.       Украшение герцогини блестит и переливается, отражая лицо Дориана. Он кладёт подвеску на ладонь и рассматривает её ближе. Внезапно руку пробивает странная пульсация — словно энергия, ключом бьющая из-под огранки. Украшение пленит изящностью линий, и Дориан всматривается в каждый миллиметр, словно заворожённый. Пульсация учащается, когда он касается камня кончиком пальца. Это похоже на сердцебиение — размеренное и глубокое. Оно не звучит, но словно раздаётся внутри камня и негласно поёт Павусу, суфлируя его собственное сердце.       Дориан чувствует странное. Горло сковывает жар, оседающий ниже в груди и растекающийся по лёгким. Музыка бриллианта поглощает его, словно отрывает от реальности, погружая в гипноз. Уши закладывает от размеренного сердцебиения, а все внутри наливается странным теплом — словно силой, пускающей мурашки по коже.        «Магистр Павус! У меня снова вопрос по астрономическому атласу!» — кричит кто-то из-за высокого шкафа. Дориан тут же ныряет в альков, сжимая находку в кулаке. «Так это амулет…» — проносится в мыслях, когда сила, принятая от камня, приятно пульсирует в венах. Павус кладёт украшение на стол, украдкой косясь на драгоценный блеск.       Ñ'importe quoi pour la victoire.

~

      Очередная книга срывается с полки и, зависая в воздухе, раскрывается. Страницы спешно перелистываются сами собой. В алькове стоит шелест бумаги. Работа кипит. Дориан просматривает строчки глазами и отбрасывает уже ставшей ненужной книгу, вырывая из полки новую. Он ищет информацию. На самом деле хоть что-то, что поможет рассекретить этот гадкий куб.       Он только что попробовал сотворить заклинание снова — и вновь неверный порядок слов. Вновь чуть не взорвал половину замка, чудом успев рассеять колоссальную энергию. Руки до сих пор чуть дребезжат, а в пальцах чувствуется неприятное онемение. Стыдно признавать, но ему не хватает сил. Чуть больше — и он разбил бы этот барьер со словами!.. Но больше у него попросту нет, а значит — он будет искать.       Проходит около двух часов или больше, прежде чем Дориан даёт себе небольшую передышку. Его драгоценная полка расхищена. Он перерыл буквально всё — прочёл десятки страниц текста и просмотрел сотни рун, но всё не то. Нигде нет и строчки о том, как разбить эти слова! Безусловно, он может пробовать из раза в раз, переставлять их местами, пока всё не встанет на свои места… Но, Создатель, он умрёт от истощения раньше, чем предпримет третью попытку.       Дориан самую каплю разочарован, но в остальном крайне возбуждён. Неизведанное и неизученное всегда интересовало его, а если это ещё и касалось магии — он приходил в полный восторг. Павус щёлкает костяшками пальцев, глазами ища упущенную книгу. В нём бушует азарт — он игрок, чей главный оппонент природа и знание.       …Вековая пыль клубится в воздухе, чуть поблёскивая в косых золочённых лучах, пробивающихся сквозь окно. Вечереет. Дориан опять целый день копался в библиотеке и просто до ужаса устал. Он чувствует себя самую малость подавленным, убирая разбросанные книги обратно на полки. Тонна знаний, которые он не может применить!.. Что может быть более угнетающим?       Он не может справиться с этим заклинанием. Он не знает как, и ему не хватает сил. Дориан сидит в кресле, закинув ногу на ногу, его расфокусированный взгляд скользит по крохотной комнате, красиво подсвеченной оранжевыми лучами закатного солнца. Неприятное чувство обиды и собственного бессилия зависло где-то внутри, и самую малость давит на самомнение. И даже спросить не у кого!.. Не то, чтобы ему это требовалось… Просто было бы полезно узнать мнение со стороны…       Мать?       Мысль проносится в голове, и грудь наполняет странное чувство. Словно тяжесть, сковывающая горло. Словно старая рана, заново открытая хирургическим разрезом.       «Как можно этого не понимать!? Я повторила раз пятьдесят! За что мне такое наказание!? Ты бездарный идиот! Даже хуже, чем твой отец!»       Ни за что. Больше никогда. Дориан потирает переносицу и шумно выдыхает. Это было давно. Слишком давно чтобы вспоминать, но ему больно до сих пор.       Короткий стук по ту сторону бордовой шторы вырывает его из мыслей, и Дориан поднимает глаза. Штора сдвигается, и первое, что он видит — это большой букет белых лилий. Цветы ныряют в альков, и их сладкий аромат наполняет комнату. Дориан самую малость растерян; но уголки его губ чуть дёргаются в произвольной улыбке, когда следующей из-за шторы показывается растрёпанная светлая голова.       Это Тревельян.       Он улыбается возможно самой обворожительной своею улыбкой, а его глаза чуть блестят. Дориан хочет запечатлеть каждый перелив этого блеска. Мужчина проходит вперёд, останавливаясь посередине маленькой комнаты прямо напротив Павуса. Дориан смотрит на него, не решаясь начать разговор первым.       — Я надеюсь, ты хочешь меня видеть?       Тревельян держит букет в руках и улыбается. Его низкий голос звучит уверенно, хотя самые краешки его ушей полыхают алым.       — Мне показалось за обедом тебя что-то разозлило… — продолжает он, — Вернее кто-то... Может быть я…       Дориан улыбается шире, замечая, как волнение берет над ним верх, и тот начинает запинаться.       — В общем... Это… для тебя… Я слышал, они обладают целебными свойствами… Лекарства там… Яды…       — А ещё это мои любимые цветы, — перебивает он с тихой усмешкой.       Дориан меняет ноги местами, усаживаясь удобнее. Он наслаждается моментом, хотя и сам безумно взволнован.       — Это был не ты, если хочешь знать. Ты… не можешь меня разозлить… — говорит Дориан и чувствует вдруг, как сильно начало биться в груди сердце.       Запах лилий в руках Инквизитора окончательно наполняет комнату пьяняще-приторным ароматом. Кажется, от этого мысли Павуса безвозвратно покидают голову. Он совершенно не знает, что ему говорить.       — Я… Я рад это слышать… — Тревельян тоже растерян, и его прикрытые волосами уши пестрят красным. — Разреши мне...       Он перекладывает букет в одну руку и наклоняется, второй упираясь в спинку кресла и нависая над Дорианом. Павус невольно сглатывает, упуская тот момент, когда оказывается заперт в этой ловушке, оказываясь лицом к лицу с Инквизитором. Тревельян вкладывает букет в его руки, случайно касаясь пальцев. Сердце пропускает удар. Павус смотрит в его лицо, чувствуя, как краснеет собственное; лёгкие забывают как дышать, сковывая грудь бушующим трепетом. Если он умрёт здесь и сейчас — во всем винить Тревельяна.       — И что ты... ожидаешь в качестве благодарности? — Дориан улыбается, на мгновение ныряя к лилиям.       — Ровным счётом ничего… Разве что… нет, ничего.       — Разве что?.. — повторяет Павус, облизывая верхнюю губу.       Тревельян совсем близко и его горячее дыхание касается лица, а едва уловимый запах парфюма щекочет ноздри, смешиваясь с тягучим ароматом лилий. Дориан чувствует, что ему становится жарко и… тесно.       — Признаюсь, мне давно не дарили цветов… — проговаривает он, чуть запинаясь; тут же одёргивает себя, вкладывая в голос уверенность: — Помнишь я говорил, что в Тевинтере каждый подарок должен быть возмещён? Эгоизм и алчность, но зато все в выигрыше. Так что ты хочешь взамен?       — Ты хочешь… возместить этот подарок?.. Лорд Павус… Ваши слова возбуждают мою фантазию…       — И только?       Тревельян улыбается вырвавшейся фразе и наклоняется ещё ближе к лицу Дориана. Кожа кресла скрипит под его ладонью, и Дориан почти дрожит, чувствуя обжигающее дыхание у уха.       — Да.       Тревельян смеётся, одним движением отодвигаясь от лица Павуса. Он делает пару шагов назад, и садится на стол, скрещивая руки на груди. Он улыбается, наблюдая за Дорианом, который так и не понял: что это было. Дориан прячет лицо в цветы, вдыхая сладкий аромат. Щеки пылают, а сердце предательски отстукивает кошмарный марш, пульсируя в ушах.       — Так что ты хотел? — наконец спрашивает он и кладёт букет на бедра; он поднимает глаза на Инквизитора, который тут же отводит взгляд в сторону.       — Как неприлично и пошло видеть во всём корыстный замысел... Так по-тевинтерски… — Тревельян улыбается, прожигаемый взглядом серых глаз. — На самом деле… Я готов учиться.       Дориан лишь картинно изгибает бровь, не сводя с него глаз. Инквизитор выглядит заинтересованным; его взгляд скользит по комнате, цепляясь за красивые безделушки и цветастые переплёты. Оранжевые, почти красные лучи закатного солнца падают на его лицо, изящно подчёркивая профиль. Павус не может оторвать от него взгляд. Инквизитор слишком красив.       — Мои поздравления. А от меня что нужно?..       Дориан не упустит шанса поиздеваться в ответ. Пусть даже и готов согласиться на всё на свете.       — Острый ум… Неземное очарование… Обаяние… Может быть даже участие… — Тревельян продолжает рассматривать комнату, украдкой косясь на Павуса, — ты сегодня упоминал высшие заклинания…       Инквизитор улыбается и всклочивает волосы на затылке, пропуская светлые пряди между пальцами. Дориан наблюдает за ним. За его длинными пальцами и блестящими на солнце волосами. Сладкий запах лилий витает в воздухе, и Павус не уверен, что это не прекрасный сон, откуда он никогда не сможет сбежать.       — Раз я планирую задержаться здесь на месяц… — продолжает Инквизитор, — мы могли провести его вместе… И выучить пару-тройку заклинаний… На первую неделю.       — Неделю?! — тут же взвизгивает Дориан, взрываясь смехом. — Я, конечно, знал, что ты сумасшедший с бредовыми идеями спасения целого мира, но выучить два-три высших заклинания за неделю?! Не настолько же!..       — Вообще-то я опытный маг… — бурчит Тревельян, — тем более мы уже договорились.       — Ты самоубийца. Умрёшь, и бедняжке Жозефине придётся организовывать твои похороны. А это выбивается из графика встреч и званых ужинов!.. — он расплывается в улыбке, и брови чуть дрожат. — Но если серьёзно… Это опасно. Возможно, самая опасная магия из всех известных. И я… боюсь за тебя.       — И поэтому не допустишь моей смерти, — он чуть склоняет голову набок. — Конечно, лишить Инквизицию главы будет верхом тевинтерского зла. Кстати, я почти уверен, что ход с люстрой принадлежит тебе...       Тревельян вдруг чуть щурится, на мгновение становясь серьёзным. А затем усмехается, даже не допустив для себя этой мысли. Через мгновение он продолжает, и солнце красиво подсвечивает его лицо, блеском отражаясь в глазах:       — Но всё-таки я нужен тебе… А ты нужен мне.       Дориан словно зависает. Или это мир вокруг останавливается?.. Окружение алькова расплывается, меркнет на фоне мужчины, сидящего на столе. Павус украдкой рассматривает его. Он похож на картину — спонтанный момент запечатлённый искусным художником — и Дориан не может оторвать от шедевра взгляд. Тревельян протяжно зевает и откидывает голову назад, высоко задирая подбородок.       — Дай мне хотя бы книгу… — говорит он, не поднимая головы, — или чтение тоже опасно?       — Знание есть оружие, — Дориан встаёт с кресла и подходит к высокому шкафу, оказываясь в шаге от Инквизитора, — острейшее из всех… Если не знать как им пользоваться, можно порезаться.       — Вживаешься в роль учителя? Всем нравятся умные мужчины... — Инквизитор улыбается, наблюдая за тем, как Дориан просматривает книжные полки. — Знаешь, а ведь моей юношеской мечтой было попасть в ученики к какому-нибудь магистру… Изучать сильнейшую магию, жить без надзора храмовников…       — Устраивать оргии и кровавые жертвоприношения?       Нужная книга предательски оказывается на верхней полке.        — Что ж, жертвоприношения не обещаю… Да, и ты не мой ученик. От этой мысли я чувствую себя старым…       Павус тянется вверх, вставая на носочки и глубоко прогибаясь в спине.       — Какая жалость… Я бы называл тебя мастер…       Низкий голос Тревельяна вдруг звучит над ухом, и жар его дыхания опаляет затылок. Мужчина, отошедший от стола, оказывается за спиной, и Дориан ощущает ничтожное расстояние, разделяющее их тела.       — Помочь? — спрашивает Инквизитор, не отрываясь от уха.       — Ещё чего… — шепчет Дориан и наконец зацепляет книгу, снимая её с полки.       Тревельян издевается над ним. Заставляет его скулы краснеть, а сердце трепетать. Его дыхание жарит кожу, и Павус улавливает сладковатые нотки алкоголя. Немного храбрости?       Павус шумно выдыхает и опускается на пятки, спиной вдруг врезаясь в горячее тело.       — Так что это за книга?       Низкий голос звучит тихо. Инквизитор почти шепчет, едва ли губами, не касаясь уха Павуса. Его рука накрывает руку Дориана, разворачивая книгу обложкой к себе.       Павус боится пошевелиться. Тело прошибает приятной дрожью, и сердце стучит, как бешеное, пульсацией отдаваясь в ушах. Его мысли становятся тягучими, словно приторный мёд, не давая сосредоточиться. Дориан чувствует кожей каждый выдох, спиной ощущает вздымающуюся от размеренного дыхания грудь, и ужасный всепоглощающий жар. Павус горит и хочет прижаться ещё ближе…       — Я дам тебе том… — его голос неестественно низкий, хриплый и медленный, — о слиянии заклинаний… Прочитай… — мурашки бегут по спине, когда Тревельян прижимается чуть ближе, чтобы забрать книгу из рук.       — Конечно, мой мастер… — Тревельян улыбается, откладывая книгу на стол.       Павус хочет кричать от этого слова. Голос Инквизитора ласкает слух, поглощает мысли, гипнотизирует. Мир вокруг плывёт, и он закрывает глаза, отдаваясь в чужую власть.       — Не видел у тебя этой подвески… — мурлычет Тревельян. — Камень подходит под цвет твоих глаз… Мне нравится…       — О чем ты?.. — Дориан не в состоянии думать, он может лишь чувствовать каждое движение чужого тела.       — Подними голову… — голос звучит над ухом, и Павус вынужден повиноваться.       Разгорячённой кожи касается холодная цепочка, и Дориана пробирает новая волна дрожи. Контрастный холод крупного камня чувствуется с двойной силой, и Павус плавится от переизбытка ощущений. Тревельян касается шеи, застёгивая замочек…       И с уст Дориана вдруг срывается приглушенный стон. Камень амулета пульсирует на груди, суфлируя биение сердца, и Дориану кажется, будто чувства только что стали острее.       — Не знал, что тебе так нравятся бриллианты, — тихо смеётся Тревельян, выдыхая в его затылок.       Дориан кусает губу, сдавливая новый стон. Сознание расплавлено, разбито вдребезги, и виной всему Тревельян. Его оборона окончательно разбита. Он официально капитулирует. Складывает оружие.       Все что угодно, чтобы быть ещё ближе. Всё ради него.       Ради прикосновения,             бархатистого шёпота,                   обжигающего дыхания.       — Завтра… В саду… — шепчет Дориан, чувствуя, как горячий Тревельян прижимается плотнее. — Я научу тебя высшим заклинаниям...