Росянка

      Мы с Лешей молча смотрели друг на друга, никто из нас не собирался начинать разговор первым. Внутри клокотало бешенство, и я понимала — стоит открыть рот, обвинения выльются помоями на голову всем, даже тем, кого рядом нет. Ни мне, ни ему не хотелось оправдываться, но оправдываться было за что.       Пропустили появление Антона — он с размаху опустил стопку пыльных старых книг на стол. Пыль, как обыкновенно бывает в фэнтезийных фильмах, не окутала близлежащее пространство, но я все равно чихнула. — Пахнет древностью, — отозвалась, не двинувшись с места посмотреть на названия. — С медитацией у тебя проблемы, — развел руками Антон, — и не надо оправдываться тем, что я плохой учитель. Я лучший, ты это знаешь. Зелье, конечно, помогло тебе разобраться с некоторыми внутренними переживаниями, но не залечило их. — Зелье? — переспросил Леша.       Мы с Антоном проигнорировали вопрос, недовольно глядя друг на друга. — Ты теряешь контроль при превращении, — продолжил гнуть линию. Я скривилась: — Это твои субъективные ощущения. — Превращении? — попытался прервать нас Леша, — мне не послышалось?       Антон громко и насмешливо фыркнул: — Я буквально тебя чувствую. Ты не можешь обмануть мои ощущения.       Трудно поспорить, учитывая его сонастройку с любым человеком. Занятия мне правда не давались, ведь медитация предполагала очистить разум от лишнего — буквально от всего, но не путем выталкивания в «закрытую» дверь травмирующего, пугающего и неприятного жизненного опыта, а наоборот — вытаскиванием этих моментов внутрь черепной коробки и сосредоточенным игнорированием появившегося «слона» в комнате. Конечно, был вариант, при котором я что-то неправильно интерпретировала, или все, что лезло мне в голову стоило снять контроль, на самом деле, первый этап на пути к погружению к ядру своей личности…       Если совсем уж быть честной с собой, я не хотела этого «погружения» и не видела особого смысла. — И ты не помнишь, что происходило в твоем сознании, Бьянка говорила, что воспоминания, если все прошло правильно, не исчезают. — Простите, ребята, — вновь встрял Леша, — кто такая Бьянка?       Скрестила руки на груди, ответить нечего. Я, действительно, не помню ничего, кроме чувства… Отчаяния. Абсолютной пустоты, как будто больше ничего не имеет значения… Стоит ли погружаться в себя, если внутри мне будет не за что зацепиться, как в колодце со склизкими стенами?       Качаю головой. — А книги как мне помогут? — Я считаю, вся проблема в отсутствии знаний по теме. — Ты же все мне объяснял? — возмутилась.       Антон покачал головой и выражение его лица подсказало, что его преподавание описывалось мемом: «Вы не понимаете, это другое». — Я знаю, что ты хочешь услышать, но не то, что тебе нужно.       Болтология утомляла. Леша мрачно хмыкнул и хрипло произнес: — Не то хорошо, что хорошо, а то, что ладно.       Я снова закипела, хотя, может быть, не совсем имела на это право. Из-за их самодеятельности проблем теперь в три раза больше, но ведь и мы с Антоном напортачили. Еще и рана не заживает. Осторожно дотронулась до живота, поморщилась от боли. Нерезкой, но тупой.       Антон снова развеял напряженную атмосферу своей бодрой речью: — Согласен. У тебя пытливый ум, Наташа, и если ты чего-то не понимаешь, ты стопоришься, пока не получишь удобоваримых объяснений. Вот книги, — он кивнул на стол, — я специально выбирал лучший вариант из всех предложенных в библиотеке Гардинии. Давай попробуем? Вначале теория, потом практика.       Кивнула, слегка улыбнувшись: — Спасибо, Антон.       Только в этом случае, книги не сравнятся с действием правильно подобранных таблеток. — Никаких проблем, — он подмигнул. — Я просто понял, что в универе вы, наверное, также учились? Начинали с нудятины, типа, истории медицины, а потом только шли на практику шить людей, или как там? — Антон шмыгнул носом. — Ты была лучшей, да?       Пожала плечами — учеба, действительно, давалась мне легко, хотя на практике требовалось время втянуться в происходящее. Некоторые понимали все сразу и радовали врачей и медсестер ловкостью рук и светлым умом. Один парень, Женя, разгильдяй разгильдяем — лекции не посещал, коллоквиумы игнорировал, приходил в конце года, отрабатывал у не особенно требовательных преподавателей свои нб по неуважительным причинам, допускался чудом до сессии и все сдавал на четверки. Очень простой, деревенский парень, но Богом поцелованный, иначе и не скажешь. — Я средний хирург, — призналась; это не расстраивало, не каждому быть светилом науки. — Берусь… Бралась за несложные случаи, поэтому не приносила никому вреда.       Леша нахмурился, всплеснул руками и резко встал. Его повязка на глазе в сочетании с высоким ростом и накачанным телом создавала по-настоящему угрожающий вид: — Да не звизди, — покачал головой. — Ты серьезно щас? Серьезно предполагаешь, что мы в это поверим?       Приподняла бровь от удивления. Во-первых, что я такого сказала? Во-вторых, откуда ему знать какой я врач? — Ты оперировала моего друга, — кратко ответил Леша. — Я видел, как ты разговариваешь с пациентами, как участливо интересуешься самочувствием, корректируешь лечение и дозы.       Странно — у меня отличная память на лица, но его не помнила вообще. Может спутал? — Не помню тебя. — Тебе не до того было, — хмыкнул Леша. — Это была седьмая операция за день. Авария на Лесном. В восемнадцатом году, там еще… — Помню, — кивнув, остановила его, усилием воли топя всплывающие воспоминания того дня, но все равно перед глазами на секунду мелькнула молодая двадцатидвухлетняя девушка, которой от удара машины оторвало бедро, а мозги смешались с зубами в ротовой полости. Умерла на операционном столе. Странно, что вообще довезли. — Как его звали? — Он жив, — положил мне руку на плечо Леша. Прикосновения отлично заземляли. — Степан Уваров. — Хорошо, — неловко выдавила из себя.       Тогда я работала хирургом общей практики, и это было мозговыносяще. От сравнения слегка поплохело, и я встала налить себе воды. Слишком резко — в ушах зазвенело и замелькали мушки. — Я о том, что врачи осматривали людей утром и вечером, но, кроме тебя, из ординаторской во внеуставное время никто не выходил посмотреть на них и их состояние. — В этом вообще нет необходимости, — отмахнулась, сделав глоток. — Медсестры прекрасно справляются сами, а ты посчитал мою тревожную манию контроля за любовь и внимание к людям. — Наташ, — вкрадчиво произнес Антон, — ты думаешь, что притворяешься хорошим человеком и профессиональным специалистом, но нет никакой разницы ради чего ты делаешь свою работу качественно — ради доброго слова, зарплаты, славы или успеха, вопрос в том, помогает ли это окружающим? В твоем случае — определенно, да… — Прекрати препарировать меня! Вы все!       Леша сделал шаг вперед в попытке успокоить, но я разозлилась еще сильнее. — Трус и убийца будут меня жизни учить? — произнесла я и пожалела в ту же секунду, выскользнувшим словам. Стало стыдно. — Вот значит как, — фыркнул Леша, — ты о нас думаешь.       Я не видела смысла отказываться от своих слов — ведь это те мысли, с которыми я, действительно, долго жила в бесплодных попытках примириться. Села обратно на стул. Радовало, что никто не собирался хлопать дверями; не радовало, что только-только налаженная атмосфера взаимного, пусть и слегка лицемерного, дружелюбия развалилась по швам. — Наконец-то, — выдохнул Антон. — Удалось вытащить правду из тебя. — Клещей не понадобилось. — Только медленное закипание, только хардкор. — Вы это специально?!       Антон и Леша кивнули. — А как с тобой иначе поговорить откровенно, если ты уходишь в несознанку и отмахиваешься от любых личных вопросов? — Меня уже блевать тянет от этого: «Я в порядке, все хорошо, ничего не происходит, только щас сдохну. А нет, подождите, показалось». — Я так не говорю.       Они синхронно фыркнули. — Знаешь, что ты тоже не подарок? — Антон пытливо взглянул на меня. — Начиная с заебов о необходимости мыть яйца перед жаркой и варкой до сокрытия более важных вещей. Что произошло? — Леша указал на живот и лицо. — Мы не идиоты. — С яйцами на сто процентов согласен, — противно заржал как конь Антон. — «Не ставьте их на одну полку с остальными продуктами! Никто из вас не хочет заработать гельминтоз!». — Подожди, — остановил меня от тирады Антон. — Дело ведь не в этом, не в бытовых вопросах. Вернемся к основному. Ты имеешь право думать о нас как пожелаешь, не скажу, что приятно было услышать такую оценку, но это нормально — проявлять негативные эмоции. Мне тоже хочется спросить какого черта ты смоталась в Чоувер, никого не предупредив? Да, это сыграло нам на пользу, но тебя тоже можно обвинить, если не в трусости, то в ненадежности. Сегодня есть, завтра нет. Мы могли обсудить эту ситуацию на пару недель раньше, — продолжил спустя паузу он, сложив пальцы. — И тогда удалось бы избежать взрыва. — Никто не требует предельной честности, — добавил Леша. — Надеюсь, постепенно мы к этому придем сами. Но есть вещи, которые касаются каждого из нас и скрывать их не лучшее решение. — Ты сама говорила, — хмыкнул Антон. — Мы команда.       Я поджала губы — их обвинения были обоснованными; перестройка потребует времени, но это становилось необходимостью. — У меня не было конкретного желания уехать, — начала рассказ, который задолжала давно. — Я не планировала ничего. Просто мой телефон не работал, — голова разболелась, помассировала виски. — Это была… Да и есть, в целом, единственная связь с нашим миром. Поэтому я решила проверить находится ли он в рабочем состоянии, Ганс… — наткнулась на непонимающие лица. — Консультант в магазине сказал, что человек, который может мне помочь, живёт в Чоувере, и если я хочу — могу поехать с ним. Я захотела. Признаюсь сразу, возможность оставить записку или предупредить лично была, но к моменту отъезда Виктор все больше меня начал напрягать, и я не стала.       Мужчины кивнули. — После твоего решительного отъезда, — поделился Антон. — Я остался один на один с распсиховавшимся Приспешником. Всей истории не знаю — мы не то чтобы были на короткой ноге, но Феникс, которого он так отчаянно пытался пробудить, вроде как, не особо одобрил разрушение Вселенной. Наш злодей оказался между двух огней, так как с Зенита требовали все больше рабов. Я не совсем правильно донес до тебя информацию в прошлый раз. Нас не специально перемещали на ту священную гору, мы там оказывались по воле Феникса.       Я задумалась. — Почему неправильно донес? — спросил Леша, устало выдохнув. — Потому что Приспешник ввел меня в заблуждение, а потом я пообщался с настоящим Виктором, я говорил тебе.       Они повернулись ко мне — Антон с хитрой полуулыбкой, а Леша — посмотреть удивлюсь ли. Я виновато пожала плечами. — Да ты угораешь!       Меня больше удивляло, что они откровенно говорили друг с другом. Мне этому только предстояло научиться. Интересно, как там Энди и Ганс? Не слишком хорошо мы попрощались… Ужасно, если быть точной. — И что там с волей Феникса?       Мм, значит, Виктор каждому рассказывал разные вещи. — Мы нужны, чтобы остановить Апокалипсис, — резко закончил пересказ событий Леша. — Приспешник собирался с помощью нас открыть Печать, но против… Против Бога не попрешь. — А, ясно, — покивала я. — Остановить конец света. Без проблем. Давайте начнем во вторник?       Мы переглянулись и засмеялись, выпуская напряжение. — Не думаю, что призракам стоит безоговорочно верить, — провела пальцами по волосам, надо бы вечером голову помыть. — У нас не так много источников информации, — поддел Леша. И я вспыхнула.       В любом случае, короткая записка с содержанием «Хватит это терпеть», прилепленная, со слов Антона, магнитиком к холодильнику, не лучшая идея сообщить о решении отправиться в Магикс особенно, учитывая, что теперь они объявлены персонами нон грата в столице!       Показательно, что с Лешей мы больше до возвращения Анны Сергеевны не разговаривали.       Через часа два Антон привел ее из школы; все мои попытки остыть потерпели крах, как будто я была термоподом с двумя функциями «Кипячение» и «Повторное кипячение». Еще и вела она себя соответствующе, будто все это приключение в порядке вещей и ничего такого не произошло. — Ты знаешь, что там, в Магиксе, все готовятся к войне? — Анна Сергеевна смотрела на меня со смесью вызова и желания быть понятой. Я знала к чему она придет в конце и в неверии покачала головой. — Набирают армию из числа добровольцев, говорят, что заплатят, но больше, конечно, давят на чувства. Патриотизм. Пообещали, что всему обучат, и я…       Анна Сергеевна подошла ближе и протянула руки для объятия, я отшатнулась. Очень хотелось дать ей пощечину, чтоб привести в себя, схватить ее первой и сжать до хруста, так, чтоб больно стало, чтоб поняла все и сразу. — Наташ… Они нуждаются в нашей помощи, — руки по швам, быстро дышит, взволнованно, пальцами цепляется за ткань джинс. — Ты же должна понимать, ты врач. — Это ты не осознаешь во что собираешься ввязаться, — в бессильной ярости сжала кулак. — Думаешь, героем станешь? Расстрою, трупом. — «Не страшно под пулями мертвыми лечь, не страшно остаться без крова», — процитировала она уже раздраженно. Я ухмыльнулась: — Ахматова знала за что — «за русскую речь и великое русское слово», а ты ради чего? Они не скажут тебе спасибо, ты для них — пушечное мясо, и когда вступишь в подразделение, когда назад пути не будет, они не постесняются бросить вам всем собравшимся «спасать мир» это в лицо.       Анна Сергеевна вспыхнула, всплеснула руками, обвинила меня в трусости и сравнила с Антоном; Антон хмыкнул и пожал плечами, совершенно не обидевшись: — Что ты вообще об этом знаешь? Жила себе припеваючи все тридцать лет своей жизни, а сейчас строишь из себя всепонимающую. Нимб на голову не давит? Лопатки не чешутся? — Что я об этом знаю? — внутренности начало жечь, сейчас главное не подавиться желчью. — Да уж побольше тебя, девочка, застрявшая в манямирке. Мы с моим мужем были в N, когда конфликт только-только вспыхнул. Поехали туда тоже, знаешь, помогать людям, лечить раненых. Уж поверь, наши фантазии о происходящем быстро разбились о реальность, в которой люди умирают каждую минуту, а ты только и успевай это констатировать. Попробуй пожить в реальности, где ты можешь взорваться в любой момент и твоей маме придется прощаться с пустым гробом, тогда поговорим на равных.       В тот раз нам повезло — мы успели вернуться назад, домой, до того, как ситуация вышла из-под контроля, моей знакомой так не повезло — застрелили; что сделали еще не знаю, мне отказались говорить, но тело привозили по частям. Как вспомню дрожь бьет. — Мой Саша погиб на войне, а я за год потеряла все, что имела, — сделала шаг вперед, Анна Сергеевна отступила. — Уж прости, что не получается разделить твою жажду сдохнуть.       Анна Сергеевна закрыла рот руками, Леша хрипло пробормотал, что я этого не упоминала, а Антон крепко обнял со спины. — Отстань, — врезала локтем. — Мне не нужна ни твоя, ни ваша поддержка, мне нужно, чтобы вы прекратили творить идиотские вещи.       Этого мне, как обычно, никто не обещал.