Росянка

      Я вижу, как Бри открывает рот и произносит длинные предложения на одном дыхании, как вопросительно изгибаются брови в ответ на молчание. Пауза, повторение помедленнее. Возмущение, раздражение мелькают на лице. Слух не пропал, но из-за боли нет возможности сосредоточиться. Начинаю привыкать.       Руки жжет все сильнее, под марлей происходят какие-то химические реакции, которые я не имею возможности наблюдать, и соответственно анализировать насколько удачно идет процесс репарации тканей. Когда мы с Бри пробирались по безлюдным пустым улицам, я обратила внимание на участки некроза — они ширились постепенно, как сухая гангрена: от периферии к центру. Зрелище не для слабонервных. Дерма уже была разрушена, дело времени, когда процесс дойдет до глубокого слоя. И до костей.       Что, если кожа не восстановится? Или исчезнет былая чувствительность? В гладкой коже располагаются четыре типа рецепторов механических стимулов — диск Меркеля, тельце Мейснера, окончание Руффини и Пачиниево тельце. Первые две пары уже разрушены, вторых это ждет в скором времени. В лучшем случае, к хирургической практике я вряд ли смогу вернуться.       Вся комната окутана дымкой, мерцают предметы перед глазами. Голова кружится, деревянный стол кажется то полукруглой формы, то квадратной; появляется и исчезает кадка с зельями. Я точно помню, как Бри уносила их. Остается догадываться меня так глючит от ожоговой болезни или от уже развившегося сепсиса. И жить мне, похоже, осталось совсем недолго. Может, попросить Бри вызвать скорую? Хуже не будет. Эффекта от магии пока не чувствую…       Хотя странно, если начался сепсис, то галлюцинации относительно редкое явление. Чаще человек просто отключается. Быстрее бы. Смешно, оказалась в этой Вселенной, умирая от холода, теперь на грани смерти от ожогов. Было плохо — стало хуже, единственная прогрессия за последний год. И то отрицательная.       Бри прожигает цепким взглядом. По-птичьи склонила голову к плечу. Хищник в засаде, или нет… Нет, скорее ученый, наблюдающий за мышью, которой дали мышьяк для исследования патогенеза отравления — изменения начинаются медленно, но неотвратимо, и мышь мучается, а ученый записывает в толстую тетрадь все, что видит.       Я проводила такие опыты в колледже, только не с мышьяком, а с кофеином и кока-колой, было интересно. Хотя мама слушать выводы отказалась, но она всегда была сердобольной. — О чем думаешь? — донеслось до меня как сквозь вату. — О миллионах лабораторных мышей, умирающих каждую минуту, чтобы врач смог выписать пациенту парацетамол.       Бри кривится, ее лицо странно рябит. Глаза узкие. Были рыбьими? Или синими? Меня тошнит, шевелиться нельзя. Терпеть тоже не получается. Желчь поднимается вверх по горлу — не то чтобы я могу этот процесс контролировать. Я вся горю. — Люди, — презрительно сплевывает, крепко сжав мое плечо. Я кричу, сдерживаться не получается. — Люди неблагодарные ничтожества, которые вечно лезут не в свое дело. Мы их лечили! Мало им было?! «Объясните, как это работает? А мы так можем?».       Она щелкает пальцами, звук оглушительно громкий. — Что касается тебя, Фениксово отродье, так ты и тебе подобные жизни не достойны. Я не могу добраться до каждого, но ты сдохнешь. Прямо м-м… Сейчас.       Церкви мы не покидали. Да, логично было предположить, что меня бы так быстро не нашли и спасли. Бри просто дурила меня, лишая сил по максимуму. Будто до этого момента, я могла эффективно сопротивляться, блин. Или просто издевалась над моей наивностью. — Знаешь, что я люблю больше всего? — хихикает она. Я вижу недоразвитые крылья за спиной. — Видеть, как надежда сменяется отчаянием. У тебя с проявлением эмоций проблемы, конечно, но ничего. Я порадуюсь, когда ты сдохнешь, Фениксово отродье.       Повторяется. В прочем, мне все равно не сильно весело от клишированной сцены разговора злодея с погибающим героем, потому что, во-первых, я не герой. А во-вторых… Марля дымит!       Я сбрасываю ее с рук — мышцы горят, белок денатурирует. Останутся только минеральные вещества, зачем я об этом думаю?! Огонь распространяется выше — к запястьям, по венам — боль адская. Кровь свертывается. Бри злорадно смеется. Бри ли? Кого? Ха-ха, нервный смешок, опять каламбур. Перед смертью хоть посмеюсь.       Не смешно. В фильмах и сериалах обрести силу просто: сосредоточился, собрал волю в кулак, подумал о чем-то важном и готово — выплеск. У меня не получалось, я слабела, я ощущала, как по крови расползается инфекция, я умирала; магия клокотала целым цунами, готовым сравнять все это место с землей, но на каком-то другом уровне восприятия, который мне был недоступен. Я не могу сконцентрироваться.       Спаси себя сам, блин. Каким образом? Колени и голени тоже начали тлеть. Скоро я распластаюсь на полу и получится блюдо «Наташа во фритюре» с подгоревшей корочкой. Интересно, Бри продегустирует кусочек? — Может быть, твоя смерть станет ключом к нашему освобождению, — фея улыбается, глаза блестят. А нет, это из моих кровь течет, все смазывается.       Кожа обуглена, белеют кости запястьев и пальцев. Раньше видела только учебные манекены скелета, а теперь на себе могу попытаться разглядеть ладьевидную, полулунную, гороховидную. Света бы побольше, в полумраке видно так себе. — Если вы в неволе…       Воздух горячий, глотать его получается, но он комом застревает где-то на уровне трахеи. Ни туда, ни сюда; как при приступе астмы. Дайте будесонид. Ха-ха. Ха. Закашливаюсь. — Это забавная история. Хочешь послушать?        Не очень так-то. Бри сидит в позе лотоса на выступе алтаря, или как это называется? Неважно. Неплохо было бы послушать и проанализировать в насколько реальную сказку попала, но у меня не так много времени осталось скорее всего. — Вижу, что хочешь. Великий Дракон создал всю Вселенную — Необъятный Космос, Безграничный Океан, Измерения, Планеты; Он вдохнул жизнь в пустоту — и пустота зацвела. Появились простейшие растения, животные и, наконец, люди, построившие первые цивилизации. Магия пронизывала все пространства, любые материи, ткани, субстраты. Тогда не было нужды в превращениях, крыльях, заклинаниях — мы слышали природу, и природа слышала нас.        Я захрипела — интересный экскурс в историю, но можно побыстрее? Я сейчас реально умру. Кости ощущались острее, чем кожа, когда сжимала пальцы в кулак, но не интенсивнее — просто без амортизации. Интересное и неприятное ощущение. …Вскоре появилась иная сила — опасная и разрушительная — Темный Феникс; Великий Дракон и Темный Феникс сражались долго и мучительно за территории, и добро оказалось слабее, поскольку на восстановление сил коварный враг не дал времени. Половина Вселенной перешла во владение Феникса. Земля же… Земля находилась слишком далеко от творившейся войны, поэтому после разделения территорий оставалась нейтральной. — Эй ты, — Бри ударила меня ногой под дых. — Не отключайся. Сейчас самое интересное. Пошла ты, конченная, — подумала я, но не было ни желания, ни возможности это произнести. Силы добра и зла сравнялись — битвы ни к чему не приводили, кроме как к потерям с обеих сторон. Между хранительницей Огня Дракона и хранителем Силы Феникса был подписан договор о ненападении, согласно которому наделенные силой Дракона должны были жить на определенных территориях, равно как и те, что были отмечены Фениксом. Запрещалось пересекать границы. Земля объявлялась буферной зоной, где проводились сделки, обмены и где, нелегально, конечно, но можно было выяснять отношения друг с другом. Или наоборот — знакомиться, проводить исследования.        Бри продолжала что-то глубокомысленно вещать, наверное, это была важная информация о насущном положении фей в иерархии Земли, но у меня отказали глаза, все окружающее погрузилось во мрак, уши заложило, и я чувствовала, еще немного и взорвется барабанная перепонка, а затем вытечет ликвор и расплавятся мозги.       Отродье, блядь… Столько слов, столько пафоса. Феникс тебя дери, овца, в сердцах воскликнула я, на последнем издыхании. Просто так, чтобы хотя бы последнее слово осталось за мной. Умирать вот так вот — убого и жалко — не хотелось.        Атмосфера резко переменилась. Только не говорите, что эта фраза теперь кодовая для превращения, ха-ха. С другой стороны, я всегда знала, что на роль Штирлица в истории — любой из возможных — не претендую. Энергия изливалась как лава из Вулкана — хотя я, на самом деле, не знаю насколько корректно сравнение — медленно и неотвратимо. Я не видела, но знала, за моей спиной раскрылись крылья огромной птицы, она ощущалась родной и теплой, ощущалась домом. Мне не по себе, как будто предаю родных, но эта близость… Неуправляемая. Исцеление охватило все тело постепенно. Вначале конечности — руки, голени, колени, затем вернулся слух, и я услышала пронзительный птичий крик. Яростный. Стало легче.       Зрение прояснилось. Я обернулась. Существо поражало воображение, конечно. В полной мере стало понятно выражение «инфернальная хтонь». Казалось птица была темнее черного, вокруг нее все серело, теряло цвет. Наверное, она? Оно? Она его поглощала.       Бри с визгом сгорела в пламени, которое вырвалось из пасти. Я жара вообще не почувствовала, хотя огонь прошел в прямой близости от моего плеча. Двери со свистом сорвались с петель, их буквально смяло в шар. Птица клювом доброжелательно толкнула в сторону выхода.        Меня уговаривать не пришлось.        Разгорался рассвет. Дрожащими руками удалось зажечь сигарету не с первого раза. Затянулась. — Никаких больше церквей, блядь.        Когда я обернулась назад перед уходом, двери снова были на месте. Я неверяще покачала головой, но подходить проверять, хотя и было интересно, не решилась. О том, что все реально происходило со мной, и я действительно находилась на волосок от смерти, напоминала только ветровка и бриджи. Они в засохшей крови. Видок отпад, наверное. Куда бы податься? Вернуться к Энди домой? Ну, во всяком случае, эта идея кажется здравой хотя бы в контексте переодеться и не распугивать людей. Так и поступила. — Э-эм, Наташа, я боюсь спросить… — Кровь из носа пошла, — заверила я Энди. Улыбка вышла натянутой, хотя бы потому что меня все еще потрясывало время от времени крупной дрожью.        Энди недоверчиво приподнял бровь. Вышедший из коридора Ганс подбежал ближе, крепко схватив за плечи: — Что случилось?! На тебя напали?        Я осторожно высвобождаюсь из хватки. Мда. Может еще не поздно сказать, что я на самом деле столетняя вампирша и кровь не моя? Хотя за сто лет не научиться аккуратнее есть, тот еще репутационный урон, не дай бог в этом мире существуют вампиры. Затаскают по судам за клевету и… Голова болит. Думать о случившемся не хочется, но и отвлекаться на чушь, генерируемую мозгом, устала. — Все в порядке. — В каком месте все в порядке?!        Хороший вопрос, ха-ха. — Скажи честно, тебя не…? — Ганс отводит взгляд, но Энди пристально вглядывается в мое лицо. — Нет. Иначе одежда была бы разорванной, а на лице гематомы, кровь только снизу. — Тогда, что произошло? Ты кого-то убила?       Интересно, а Бри тоже не умерла на самом деле? Двери же буквально через десять минут стояли как влитые. Вопрос на вопросе вопросом погоняет. Неужели эта птица и есть воплощение Феникса? И что, ее так легко вызвать? Странно это все. До этого тоже было, но хотя бы убить не пытались. Надо быть более бдительной. Здесь слишком легко распрощаться с жизнью. Как похоже на российскую действительность. — Прости, что давим, — говорит Энди. Я чувствую неловкость. — Я все понимаю, это закономерные вопросы, на которые мне трудно в данный момент дать ответ. Если для тебя вся ситуация из разряда «слишком», то все нормально, я сниму комнату в гостинице.        Ганс качает головой: — Ты не понимаешь, Дот… Ее зовут… Звали Дороти. Это к ней мы тебя собираемся привести. Так вот. Ее, — он беспомощно разводит руками и как рыба открывает и закрывает рот. — Я поняла. — Она наш близкий друг, поэтому все это воспринимается так тяжело. И ты приходишь сейчас вся… Вот такая. О чем нам думать в первую очередь?        Энди выдыхает, когда понимает, что я не солгала. Они с Гансом переглядываются, ведут беззвучный диалог одними глазами. Наконец, Ганс медленно кивает. — Кстати об этом. Дот сейчас проходит терапию. Или типа того. В общем, ей комфортно, когда к ней обращаются на «он». В мужском роде. Не знаю как это помогает, но. Если нетрудно… — Конечно. — И, Наташа, ты мой гость, больше не неси глупостей про гостиницу. Мама, если узнает, сильно оскорбится.        Я переодеваюсь, закидываю вещи в машинку. Бездумно перемещаюсь по комнате, как зверь в клетке; трудно остановиться. Я чувствую себя плохо. Это глупо, но почему-то казалось, что в Гардинии все пропитано запахом проблем, а здесь нет Виктора, нет Антона, вообще никого знакомого нет, значит и страшно не будет. Магии тоже. В общем, облом. В очередной раз. Еще и такой оглушительно болезненный. Во мне есть частица силы Феникса. Следовательно, своей арки в этой истории мне не избежать. — Наташ, Дот еще не приехал. Пойдем в бар? Посмотришь на нашу репетицию?        Киваю. Спать я точно сейчас не лягу, а в баре есть выпивка. Выпивка — хорошая идея, даже если окажется плохой. В любом из смыслов. — А где Ганс? — Ушел домой.        Мы идем недолго. Прямо, поворот налево, фонтан с купидоном, прямо, мимо парка, мы у бара. Он небольшой, выглядит больше как кафе с открытой зоной и местами внутри помещения. Как Макдональдс или БК. Внутри места много — есть небольшая сцена для музыкантов. Напоминает кабаре. Вокруг круглые столики, барная стойка.        Энди здоровается с музыкантами, представляет меня; обмен рукопожатиями и любезностями не занимает много времени. — Присаживайся, где тебе удобно, — улыбается эффектная блондинка. — И приготовься кайфануть. Энди сказал, что ты хорошо поешь, позже проверим!       И подмигнув, взмахивает хвостом. Энди смеется, пальцами показываю «ок» и направляюсь к бару. Бармен отсутствует, но это не беда. Я могу подождать. Что угодно, на самом деле, только не оставаться некоторое время одной. И ни о чем не думать. Музыка мне нравится, напоминает Pink Floyd лиричностью и смысловым содержанием. Ритм убаюкивающий, но спать совершенно не тянет. Я все еще на адреналине. — Какой коктейль желаете? — спрашивает звонкий голос. Девчонка совсем. Протирает тряпочкой высокий бокал, улыбается белозубо и обезоруживающе. Высокая, хорошенькая. Ей лет двенадцать-четырнадцать. В прочем, мне разницы никакой. Может она вообще как Анна Сергеевна, я уже ни в чем не уверена. — Алкогольный, — фыркаю. — Ну, так таких мно-ого, — куксится она. — Пину Коладу сделаю?       Качаю головой. Не люблю. Девчонка перебирает дальше — Космополитен, Мохито, Дайкири. Выбор и правда есть. — Давай Негрони.       Кивает, неторопливо смешивает что-то с чем-то, по идее, джин и вермут, но я не разглядываю. — Лед н-нада? — интересуется. — Нет. — Та он бесплатный, бери-не хочу. — Вот именно, — хмыкаю я. — Не хочу.        Медленно потягиваю через трубочку. Хорошо. В целом. Девочка косит взгляд, думает, что незаметно, меня это веселит. Закрываю глаза руками. Пальцы все еще дрожат. Только бы не расплакаться. Господи, как я хочу домой. К работе, к брату, на свою кровать, в свою квартиру. Не искать никаких ответов на вопросы, не бояться в очередной раз умереть. Тогда… Тогда хотя бы понятно было от кого пуля прилетит и за что, а сейчас ни черта не понятно. — Значит, ты новая подруга Энди? — спрашивает. — Я Рокси, кстати.       Вдох-выдох. Я так с ума сойду намного раньше, чем планировалось. — Наташа. — Как тебе коктейль? — Мне нравится.        Рокси смотрит с интересом, влюбилась что ли в Энди? Иначе зачем бы спрашивала о нем таким образом? — А он? Не подумай, я спрашиваю вовсе не… — У меня уже есть любимый человек.        Эх, молодость. Мне в ее возрасте тоже нравились музыканты-старшеклассники. Рокси теряет всякую настороженность во взгляде. Болтает много, но отвечать не просит, на том спасибо.        Людей не очень много — я, две девчонки за столиком и парень. После каждой композиции раздаются легкие хлопки, громче всех поддерживает Рокси. Забавная она. — Сколько с меня? — Первый за счет заведения, — хитро отвечает. — Друзья Энди и мои друзья. — От родителей не получишь потом нагоняй? — А ты на одном остановишься? — Собиралась.        Рокси недовольно надувается. Это такая попытка в маркетинговый ход? Ну ладно, если просят… — Ладно, давай еще.        Как легко осчастливить человека. Она с энтузиазмом принимается за дело, крышечки открываются, жидкости смешиваются, кусочки фруктов откуда-то появляются. Похоже на волшебство. Волшебство трудолюбия. Рокси, это видно, долго училась и тренировалась. — Здесь здорово.       Спокойно, мирно. Некуда спешить. Музыканты выглядят органично, никто не выбивается из пространства. Цвета пастельные, не аляповатые, не вульгарные, и еще чисто. Нет никакого мусора. — Это моего папы кафе. У него целая сеть. — Гордо восклицает Рокси. — Ну, будет. Он собирается открыть точку в Гардинии. Там людей побольше, город же.       Энди спрыгивает со сцены, подходит к нам. Рокси слегка краснеет, но не критично. Они по-дружески обнимаются, он взъерошивает ее каре, она наигранно возмущается. — Наташ, мне Дот звонил, сказал, что приехал, но знакомиться прямо сейчас не хочет. Ничего, что он пороется у тебя в рюкзаке и заберет телефон самостоятельно? Когда сделает, встретитесь.        В рюкзаке ничего личного все равно нет. Жаль Дот, что ей пришлось и приходится переживать подобный опыт, но даже если бы она просто не хотела встретиться лицом к лицу, ничего страшного или странного в этом нет. — Порядок. Надеюсь, у него получится модернизировать мой мобильный.        Энди мягко хлопает меня по плечу: — Получится. Дот великолепен во всем, что касается техники.        Рокси кивает. Мне остается только надеяться на лучшее.