Недоотчим

Что ж, с прижатием к стене Чонгук, конечно, преувеличивает, но от плана своего отступать не намеревается. Поэтому, как только они оказываются в квартире, школьник вызывает Мина на серьёзный разговор. В квартире тишина, только слышно, как работает техника и шумит за окном начавшийся дождь. Свет от торшера достаточно разбавляет темноту в гостиной, потому необходимость в главном освещении отпадает. Чонгук стоит на пороге комнаты, наблюдая, как Юнги снимает с себя куртку и убирает на кресло, туда же, в принципе, и усаживаясь. Чонгук хмыкает, бросая взгляд на диван. Новый, но уже столько попыток Чона приставать пережил, что младший невольно ударяется в воспоминания. И, видимо, зря, потому что бока начинают гореть. Фантомные следы больших Миновых ладоней так чётко ощущаются на горячей коже, что Чонгука невольно передёргивает. Ну надо же. ― Так о чём ты хотел поговорить? – Юнги вырывает его из своих мыслей, возвращая в реальность. Он смотрит на мальчишку снизу вверх, подперев щёку кулаком. У него усталый взгляд. Они сегодня провели вместе весь день и ничем утомляющим не занимались, но, в отличие от Чонгука, Юнги работал. Однако только из-за этого мальчишка не собирается его жалеть. Поэтому обходит диван и садится напротив Мина. Он склоняется корпусом вперёд, локтями упираясь в колени, и смотрит долго, в упор, ввязываясь в войну взглядами. Проигрывать не хочется, но глаза начинает резать, и слёзы застилают взор, потому он первым же и прекращает всё это. Переводит дыхание, собираясь с мыслями, и открывает рот: ― Намджун-хён мне кое-что сегодня рассказал, – Чонгук прикрывает глаза, мысленно прося у Кима прощение, и снова возвращается к Юнги. – О тебе. ― Кто бы сомневался, – мужчина не выглядит удивлённым, но когда Чонгук продолжает, то заметно напрягается. ― И обо мне, – он хмыкает, наблюдая за реакцией старшего. – Интересно? Чонгук не дожидается ответа. Чувствуя себя хозяином положения, расслабляется в противовес Мину и меняет позу, откидываясь на спинку дивана. ― И? – однако Юнги тоже не лыком шит. Он принимает оборонительную позицию, скрещивая руки на груди, и смотрит в упор, подавляя одним лишь взглядом. ― И… – но Чонгук не спешит. Злорадствует, наблюдая за тем, как мужчина начинает нервничать, ногой отбивая чёткий ритм. Это тешит его Эго. – Ха, даже не знаю, что сказать. О чём ты вообще думал? На вопрос Юнги хмурится и, неожиданно для Чонгука, успокаивается, сидя теперь смирно. А когда повисшую тишину разрезает чужой смешок, понимает, что пропал. Потому что Мин больше не выглядит взволнованным, и ситуация медленно утекает из рук школьника, передавая бразды правления старшему. И, ох, у него плохое предчувствие. ― Чонгук, – Чон вздрагивает от того, как звучит собственное имя в исполнении продюсера, но старается держать перед Мином лицо, мол, я всё ещё во главе стола. Но когда мужчина поднимается с кресла, делая опасный первый шаг к младшему, тот невольно сглатывает. – Что за игру ты ведёшь? ― Какую игру, хён? – тот хмыкает и сжимает руки в кулаки, пытаясь унять дрожь в пальцах. – По-моему, я предельно ясно дал тебе понять, чего добиваюсь. ― Уверен? – между ними шаг. Юнги нависает над Чоном скалой, держа руки в карманах джинсов, и смотрит так самоуверенно. – Намджуна сюда приплёл и историю какую-то. Не поделишься, что он там тебе рассказал? Но Чонгук молчит, только тягается взглядами с Мином. ― Да ты не знаешь ничего, – правда больно бьёт по голове, вынуждая Чонгука закусить губу. – Шантажировать меня вздумал? Чем? Моими сплетнями о тебе? ― Так ты не отрицаешь? – голос предательски срывается, и школьник хрипит, всё ещё находясь под давлением. ― А зачем? – Юнги окидывает его незаинтересованным взглядом и выгибает широкую бровь. – Чтобы подыграть тебе? Не смеши. То, что ты затеял, глупо, с какой стороны ни глянь. Или ты думаешь, я настолько тупой? Чонгук не отвечает, губы только поджимает и опускает взгляд. Тень от Юнги падает на его лицо, скрывая взыгравший стыдливый румянец. ― Я не собираюсь потакать твоим желаниям. Больше нет. Признаюсь, до сегодняшнего дня я пытался угождать тебе, не спорил, пытался адаптироваться к тебе, подстроиться под тебя. Но ты… Даже не знаю, с чего начать. ― Тогда давай я начну… – голос тихий, неуверенный. Чонгук даже сперва пугается, что всё же сказал это. Но пути назад уже нет. Юнги смотрит на него заинтересованно, пока школьник мысленно умирает. Он набирается сил и, вздохнув поглубже, поднимает на Мина взгляд. Искры‌, промелькнувшей между ними, хватает, чтобы Чон решился. Он действует быстро, без промедлений, цепляется пальцами за руку мужчины и тянет на себя. Не ожидавший подобного, Юнги поддаётся, но падения избегает, успевая упереться рукой в спинку дивана. А Чонгуку этого достаточно. Дальше он сам подаётся вперёд и, ладонью удерживая Мина за шею, соприкасается с ним губами. Нет, он не повторит того, что произошло в студии. Выпускает язык и широким движением мажет им по губам Юнги. Но каково же его удивление, когда он не встречается с прежним безразличием, потому что ему отвечают, пусть и перенимая на себя инициативу. А Юнги словно этого и ждал. Он зубами вгрызается в нижнюю Чонову, заставляя его болезненно застонать, а после собственным языком проникает в его рот, полностью беря мальчишку под свой контроль. И в этой борьбе за ведущую роль их поцелуй выходит диким, жадным и настолько мокрым, что смешанная слюна стекает у Чонгука по подбородку, марая его лицо. Он жмурит глаза то ли от наслаждения, то ли в страхе, что всё это прекратится так же стремительно, как и началось. Но Мин опровергает все его опасения, давит Чону на плечи и заставляет его упасть спиной на мягкие подушки, пока сам нависает сверху, опираясь на обе руки и протискивая колено меж чужих ног. Чонгук вовсе не против, цепляется сам за мужчину, хочет его ближе, чтобы тело к телу, кожа к коже. Но между ними нерушимое расстояние, потому школьник выжимает всё из поцелуя, в ответ кусая, лаская и облизывая, лишь бы не отпускал, не уходил. Но Юнги давит на его грудь и отстраняется, чёрными глазами вглядываясь в поплывшие Чонгуковы. А тот хнычет, поджимает губы и руками оглаживает лицо Мина, просит: ― Пожалуйста… – тихое, ужасно плаксивое, но такое искреннее. Юнги не выдерживает. ― Блять, – он ударяет кулаком по спинке дивана, на мгновение прикрывая глаза. – Блять, блять, блять! Вставай! Он сам поднимается и дёргает Чонгука за руки. Тот легко поддаётся, окольцовывая чужую шею, пока мужчина подхватывает его под ягодицами, умещая в своих руках. Потому что не здесь. Юнги переносит его в комнату матери, но Чонгуку на это, если честно, так плевать сейчас. У него перед глазами только Мин – такой сильный, властный и горячий. Поэтому, когда он роняет мальчишку на постель, тот отползает ближе к изголовью, по пути избавляясь от одежды. Рубашка легко соскальзывает с тела, а вот с брюками приходится повозиться, но тут ему на помощь приходит старший, одним движением срывая их с поджарых ног, оставляя Чонгука перед собой в неглиже. На самом Мине только джинсы, и Чонгук тянется к ремню, расстёгивая бляшку и вынимая ремень из шлёвок, после совместными усилиями стягивая их вниз. Перед глазами появляется чужой оголённый пах, но Юнги толкает его в грудь, заставляя снова упасть на спину. Не давая ему и секунды опомниться, нависает сверху, напирая с поцелуями. Чонгук охотно на них отвечает, позволяя большим ладоням оглаживать своё тело. Он плавится под грубыми подушечками, то и дело выдыхая тёплый воздух в Минов рот, а когда тот касается полувставшего члена, не сдерживается – открыто стонет, прикрывая глаза от приятных ощущений. И кто бы мог подумать, что подобное случится с ним сегодня. С человеком, на которого он пускает слюни последние пару недель. А сейчас этот человек так жадно целует его, руками обводит талию и сжимает ягодицы до следов от пальцев, от возбуждения рыча в губы. Потому что Чонгук не отстаёт – царапает короткими ногтями широкую спину и подаётся бёдрами вверх, сталкиваясь с чужим членом и потираясь о него своим. Юнги ведётся на эти манипуляции, сам вжимается в Чонгука, разводит его ноги шире, то и дело задевая головкой пульсирующее колечко мышц. Он бы так и ворвался в разгорячённое нутро, но желание застлило его разум не полностью, потому Юнги отстраняется, разглядывая Чонгука перед собой – зацелованного, с опухшими красными губами и такого возбуждённого. Его грудная клетка часто вздымается, не уступая Миновой, а в глазах пелена похоти, через которую мальчишка смотрит на старшего. Он тянется к нему руками, цепляясь за плечи. ― Не останавливайся, – Чонгук касается губами шеи, всасывая кожу и оставляя на ней красные следы. ― Подожди, – Юнги перехватывает руки Чонгука, одной своей удерживает запястья и смотрит прямо в глаза. – Ты уже занимался сексом с парнями? ― Нет, – Чон хихикает и всё-таки умудряется выкрутиться, оставляя поцелуй на чужих губах. Он чуть тянется ближе и выдыхает в самое ухо: – Позаботься обо мне. Никак иначе. Юнги это понимает. Потому снова толкает Чона, а сам поднимается с постели под сопровождение недовольных стонов. ― Хён… ― Подожди, – Мин цыкает языком, шарясь в прикроватной тумбочке. Вскоре его поиски оправдываются, и он возвращается к Чонгуку с лубрикантом. Младший смотрит на бутылёк в его руках и выгибает бровь, переводя взгляд на Юнги. ― Банановый? ― Тебе что-то не нравится? – Юнги считывает название с этикетки, после закатывая глаза, и садится между ног Чона, выдавливая обильное количество смазки на ладонь. ― Нет, – Чонгук наблюдает за ним, затаив дыхание. Его пыл немного остужается, поэтому, уже подойдя к самому долгожданному моменту, школьник тушуется, пытаясь свести колени вместе, но им мешает тело Мина. – Всё с-супер. Разогревая гель в ладонях, Юнги поднимает на младшего скептический взгляд. Тот отводит свой и закусывает всё ещё опухшую губу, покрываясь румянцем. ― Чонгук? – тот отзывается сразу и смотрит на Мина, перебарывая дикое смущение. – Если ты передумал… ― Нет! – Чон тут же спохватывается, вскрикивая, но из-за собственного поведения смущается только больше. – Просто… Немного волнуюсь. Это мой первый раз и… Ах, я боюсь, что мне будет больно. ― Тебе будет. ― Хён! – Чонгук ударяет его острой коленкой в бок, хмуро глядя на него. ― Что? – он вскидывает брови и, не смотря в ответ, опускает руку вниз, касаясь тугого колечка мышц. – Зато правда. Чонгук вздрагивает от прикосновения, упираясь встревоженным взглядом в мужчину. Тот пока только массирует, но младший так напряжён, что он вновь нависает над ним, легонько касаясь чужих губ. ― Расслабься, – Юнги шепчет в промежутках между поцелуями. – Обещаю, я не наврежу тебе. И он доверяется ему, расслабляется, позволяя Мину ввести первый палец. Чон хмурится от непривычных ощущений, цепляется за широкие плечи и получает поощрительные поцелуи. Юнги двигает внутри, ощупывая гладкие стеночки, и второй рукой накрывает чужой член. Он изо всех сил старается помочь Чонгуку расслабиться, и у него получается. Потому что мальчишка больше не ёрзает, даже поцелуев не требует. Только близко прижимается, выдыхая на ухо смешанные стоны, и сам двигает тазом, насаживаясь на палец глубже. ― Вот так, – Юнги хвалит его, целует за ушком и не прекращает движений, поглаживая кожу возле ануса вторым пальцем. – Ты отлично справляешься, Чонгук-и. Такой молодец. ― Ах… Перестань, – стон выходит сдавленным. У него подрагивают плечи, а трепещущие ресницы щекочут кожу. – Так странно… Пока не ощущаю ничего хорошего. Секс – это точно приятно? ― Потерпи немного, – продолжая надрачивать Чонгуку, Юнги вводит второй палец, заставляя младшего сдержанно всхлипнуть. Тот терпит, как Юнги и просил, сжимается вокруг фаланг, но терпит, в отместку кусая Мина в местечко между шеей и плечом. И старший вовсе не против, двигается внутри него, входит то глубже, то вовсе вынимает, вызывая скулёж у мальчишки, а сам хрипло посмеивается. ― Хули ты, блять, смеёшься? – Чонгук мычит, пряча лицо в плече мужчины, и не знает, куда толкаться: вверх – к руке, или вниз – на пальцы. ― Да так, – Юнги играет в ножницы внутри него и собирается протолкнуть третий. – Удивляюсь, как раньше тебя не трахнул. ― А ты хотел? – шёпотом, словно спрашивает о секрете, именно в тот момент, когда Мин входит тремя, потому вопрос резко слетает на фальцет. – Бля-а-ать… ― Ты в порядке? – мужчина игнорирует чужой вопрос, справляясь о состоянии младшего. ― Д-да… Да! Просто трахни меня уже, блять, я!.. – но договорить он не успевает, потому что пальцы внутри него давят на что-то, и так неожиданно становится приятно. Ногти впиваются в плечи сильнее, а с губ слетает чувственный стон. Юнги отзывается на него смешком и снова давит на ту же точку. И снова, пока Чонгук захлёбывается стонами, не замечая, как сам начинает скакать на пальцах. ― Нашёл, – это последнее, что говорит Мин, прежде чем выйти из младшего, давая ему время отдышаться. Растянутая розовая дырочка приглашающе пульсирует, головка члена блестит жемчужиной предэякулята, и кто Юнги такой, чтобы игнорировать всё это. Он справляется с шелестящим пакетиком, скоро растягивая презерватив по собственному члену и смазывая его лубрикантом. Приготовления не занимают у него много времени, так что уже скоро он пристраивается к растянутому сфинктеру, толкаясь в разгорячённое тело. Стоит старшему войти только головкой, Чонгук на это тут же реагирует, в ладонях сжимая простыни и закусывая губу. Юнги склоняется к его лицу, усыпает поцелуями, пока двигается дальше, но это мало помогает. ― Ах, мне… Мне больн-но, – Чонгук жмурит глаза, цепляется за Юнги и принимает его губы с особой жадностью. – Б-больно, хён, подожди… Юнги послушно останавливается и сцеловывает с Чоновых глаз слезинки. ― Расслабься. ― Я пытаюсь! – школьник повышает голос, ударяя старшего по плечам, и шмыгает носом. Юнги вошёл в него только наполовину. Что же будет, когда он окажется внутри полностью? Чонгук запрокидывает голову назад и закусывает запястье. – Продолжай. Мин слушается, продолжая, и, отвлекая младшего от боли поцелуями и ласками, наконец, заполняет его до конца, мягко выдыхая на ухо. Чонгук, до этого затаивший дыхание, тоже выдыхает, издавая нервный смешок. ― Чёрт, ты был прав, – он на пробу двигает тазом, ещё никогда не ощущая себя настолько заполненным, и морщится. – Это чертовски больно. ― Мне жаль, – на щеках всё ещё поблёскивают солёные дорожки, пока на губах расцветает самая счастливая улыбка. – Ты молодец. ― Да, – он принимает поцелуи и сам целует в ответ. – А теперь, наконец, трахни меня, хён. Юнги два раза повторять не надо. Не успевает просьба слететь с Чоновых губ, он уже начинает движение, выходя и снова заполняя собой. Младший сладко стонет, подвиливает бёдрами и просит ещё. Мин исполняет его желание, берёт так, как того пожелает Чонгук, целует, сминает. Чужие бёдра в его руках умещаются так прекрасно, пока лодыжки скрещиваются за спиной, прижимая к себе ближе, чтобы тело к телу, кожа к коже. Чонгук наконец добился своего. До этого чувствуя только боль, Гук теперь захлёбывается стонами наслаждения, ощущая Юнги внутри себя так отчётливо, так правильно. В груди разливается тепло, и становится так спокойно. Весь мир сужается до них двоих, и больше ничего не волнует. Только он, Юнги и их близость. Чонгук заглядывает в чужие глаза. В собственных зажигаются звёзды одна за одной, озаряя комнату светом. Он заключает лицо мужчины в свои ладони, притягивает к себе и целует так чувственно, передавая через этот поцелуй всё своё счастье и… Любовь. Чонгук бурно кончает, марая в собственном семени живот и грудь. И Юнги не отстаёт от него, вбивается до последнего, так и оставаясь в нём, пока член не обмякает. Они обмениваются усталыми улыбками, глядя друг другу в глаза и разглядывая в них свои отражения. ― Ответил на свой вопрос? – Юнги убирает влажную прядку с чужого лица и целует покрытый испариной лоб. У Чона не находится сил на ответ, поэтому он только довольно мычит и прикрывает глаза, растягивая губы в улыбке. Мин выходит из Чонгука, срывая с него последний стон и, сняв презерватив, связывает в узел. Он скидывает его на пол рядом с кроватью, а сам тянется за салфетками, бережно обтирая мальчишку. Тот обходит каждый миллиметр его кожи с такой нежностью, что школьник готов расплакаться от огромного обилия любви к одному конкретному человеку. И он почти говорит об этом Юнги, открывая рот, но в повисшей тишине так отчётливо раздаётся щелчок дверного замка, что все чувства вместе с кровью отхлынывают от его сердца. Единственное, что остаётся с Чонгуком, – страх, сковывающий всё тело и пробирающий до костей. ― Твою мать, – Мин первым выходит из оцепенения, сползая с кровати. Он в спешке натягивает джинсы, попутно кидая Чону его вещи. А мальчишка как замер, так и не шевелится, слушая, как его зовёт мать, снимая с себя ботинки и пальто. У него сердце ухает к пяткам, срываясь с артерий и убивая метеоритом, казалось бы, только оживших бабочек. Он смотрит на Юнги огромными глазами, видит, как тот мечется и что-то говорит, подбегая к нему. ― Чонгук! – мужчина встряхивает его за плечи, прося посмотреть на него. И Чонгук кое-как собирается, вглядываясь в серьёзное лицо. – Чонгук, одевайся, прошу тебя! И не шуми. Я отведу её на кухню, а ты пока переберёшься к себе. Всё понял? Мальчишка ему только кивает и смотрит на рубашку в своих руках. Верно, сейчас не время паниковать. Да, они оба предали одного и того же человека, погрязнув в пучине похоти и чувств. И пусть смотреть в глаза будет больно, но сейчас, пока его ещё не ненавидят, стоит поторопиться. Поторопиться спастись от отвращения на родном лице, от осуждения и злобы в словах. Юнги стоит у двери уже полностью одетый, когда Чон натягивает на себя только бельё. У старшего растрёпанные волосы, зацелованные губы и яркий засос на шее. Чонгук смотрит на него почти со слезами, уже открывает рот, собираясь сказать, что ничего у них не выйдет. Но Мин словно считывает с лица его намерения и тут же оказывается рядом с ним. ― Эй, – он берёт его лицо в свои ладони и едва касается приоткрытых губ своими, после заглядывая в глаза. – Всё будет хорошо. Веди себя как обычно и ни о чём не волнуйся. Я позабочусь об остальном. Ты веришь мне? Чонгук кивает – сперва неуверенно, а после ещё раз, вновь доверяясь. ― Хорошо, – он помогает ему застегнуть рубашку, глазами бегая по россыпи красных следов на часто вздымающейся груди. – Тогда, как только я выйду встречать её, беги в свою комнату. Приведи себя в порядок и, как будешь готов, выходи к нам. Договорились? ― Да, – Чон держит в руках свои брюки, пока не решаясь их надеть, и с тревогой смотрит на Мина, цепляясь за его руки. – Хён… ― Всё хорошо, – он улыбается ему уголком губ и большим пальцем оглаживает щёку. – Идём. Юнги первым выходит из спальни. Чонгук наблюдает за ним с безопасного расстояния и, как только мужчина заговаривает с Джихё, меняя направление её шагов, выходит из своего укрытия. Благо бежать недалеко, буквально соседняя комната. Школьник в конце придерживает дверь, бесшумно закрывая за собой, и выдыхает так, словно только что избежал смерти. Он прислоняется спиной к двери и прикрывает глаза. На нём всё ещё только рубашка и нижнее бельё. Из онемевших рук выпадают брюки, и шелест ткани возвращает его в реальность. В реальность, где он переспал с Юнги. Обрывки воспоминаний нахлынывают на него, как цунами, с головой окуная в произошедшее. Только сейчас он понимает, что же всё-таки случилось. Лицо мигом окутывает жаром, а ноги дрожат, едва удерживая в вертикальном положении. Тут же приходит и притупленная адреналином боль в пояснице и анальном отверстии. Чонгук тихо стонет, кое-как всё же добираясь до кровати. Он валится на холодные простыни и зажмуривает глаза, для достоверности прикрывая их ещё и руками. За стенкой его мама смеётся с рассказов Мина о чём-то. Чонгук в их беседу не вникает. Думает о них двоих, но по отдельности. О маме, которую так легко предал, наконец понимая вес своего поступка. И о Юнги, которого, кажется, всё-таки любит. И от всего этого так тошно на душе. Слёзы досады и несправедливости не заставляют себя долго ждать, уже скоро обжигая щёки мальчишки. Он всхлипывает, зубами терзает губы, телесной болью пытаясь вытеснить душевную. Но ничего не происходит. И он злится. Злится на себя, на свои чувства и на свою жизнь. Да так сильно, что забывается, кулаком ударяя по стене. В квартире стихают посторонние звуки. Снова тишина – напряжённая. Чонгук задерживает дыхание и зажимает руками рот, боясь издать даже писк. Он молится, чтобы его маленькую истерику пропустили мимо ушей, но сегодня не его день. Так что буквально сразу же с кухни доносится обеспокоенный голос матери: ― Чонгук-и? – она наверняка волнуется, переговариваясь о чём-то с Юнги. Чонгук не слышит, что он ей отвечает, но зато прекрасно слышит вопрос мамы: – Ты в порядке? Он наспех стирает с лица слёзы и прочищает горло, чтобы не звучать не столько жалко, сколько подозрительно. ― А, да! – Чон садится на кровати и зачёсывает волосы, оглядывая комнату. Нужно одеться. – Просто упал! Ничего страшного! Он сидит ещё несколько секунд неподвижно, прислушиваясь к любым шорохам, но шагов женщины в его сторону не распознаёт. Потому скоро поднимается и натягивает на всё ещё подрагивающие ноги домашние штаны. Он морщится, когда в пояснице стреляет, и тихим шёпотом проклинает Мина, даже если сам виноват в своём состоянии. Чонгук включает свет и смотрит в зеркало. Отвратительное зрелище. Мальчишка кривится, разглядывая опухшие глаза и красный нос. Да, такое на усталость не спишешь, поэтому он решает сначала заскочить в ванную, а потом, наконец набравшись смелости, встретиться с матерью. Но, оказывается, легче сказать, чем сделать. Чонгук ещё десять минут назад вышел из душа, переоделся и высушил волосы феном. А чтобы отсрочить время, на себе перепробовал почти все косметические маски и крема. С лица уже ушла опухлость, и глаза не выглядят так, словно выплакали половину Тихого океана, а патчи под нижними веками смотрятся больше комично, нежели действительно служат делу. Чон тихо выдыхает. Сколько времени прошло? Мама наверняка уже успела переодеться. Он слышал, как на кухне что-то шумело, но это, скорее всего, был Юнги. Значит, он уже должен был приготовить ужин. И его мысли скоро подтверждаются. ― Чонгук-и! – от неожиданности школьник вздрагивает, оборачиваясь к двери на голос матери. Та стоит прямо за ней, постукивая по дереву костяшками пальцев. – Иди кушать! ― Д-да… – он прочищает горло и пробует ещё раз. – Да, сейчас! Чонгук замирает, пока не слышит, как отдаляются лёгкие шаги матери, и только потом выдыхает, снова смотря на своё отражение. Бесполезные патчи летят в мусорку. Школьник хлопает себя по щекам, приводя в порядок, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, кивает зеркалу. Он готов. Нет. Чонгук понимает, что абсолютно точно не готов, когда оказывается на пороге кухни и встречается сразу с двумя взглядами. Оба обеспокоенные, но по разным причинам. Чонгуку от них хочется выть и спрятаться как можно дальше. Так далеко, чтобы никто и никогда не нашёл. Но его зовут на ужин и усаживают напротив матери, сидящей по левую руку от Юнги. Хочется сбежать. ― Как дела в школе? – в удручённой атмосфере госпожа Пак первой начинает разговор, смотря на сына и дуя на порцию лапши. – Юнги сказал, что ты неважно себя чувствуешь. Простудился? ― А? – кусок свинины выпадает из палочек, шмякаясь обратно на тарелку. Чонгук смотрит на мать, но сразу опускает голову, принимаясь отделять овощи от лапши. – Нет, просто устал… ― Хорошо, – она выглядит задумчивой, глядя на него. От этого взгляда школьник сглатывает, чувствуя себя неуютно. Словно она что-то знает. Но Юнги спешит его успокоить, свой ногой касается его лодыжки и смотрит подбадривающе. Чонгук ему благодарно улыбается. – Я знаю, что учёба – это непросто и она требует много сил, но это не значит, что не нужно жалеть себя. Если чувствуешь, что устал, отдохни несколько минут. Никто не будет тебя ругать за это. ― Я понял, – он поджимает губы, снова пряча глаза за чёлкой. Весь оставшийся ужин госпожа Пак разговаривает только с Юнги, нередко бросая на сына взволнованные взгляды. Чонгуку от собственного лицемерия тошно, и еда не лезет в горло. Поэтому к концу его тарелка остаётся пустой только наполовину. Он ещё ковыряется в ней, когда старшие заканчивают. Мать уходит принять душ, а Мин занимается грязной посудой. В его компании Чонгук больше не видит смысла заставлять себя, потому отодвигает тарелку и поднимается из-за стола. Юнги мельком поглядывает на него, не отвлекаясь от своего занятия. А школьник топчется на месте, прислушивается к звукам льющейся воды, но после всё же решается, подходит к Мину, натягивая рукава рубашки на пальцы. ― Хён, я… – Чонгук облизывает губы и задерживает дыхание, кода мужчина выключает воду, всё ещё держа мыльные руки над раковиной. – Ты убрал за нами?.. ― Да, не волнуйся об этом, – Юнги сканирует его взглядом, останавливаясь на лице. – Всё хорошо? Неправильный вопрос, потому что очевидно же, что нет. И побитый взгляд Чона прекрасно об этом говорит. Поэтому Мин вытирает руки о полотенце и прижимает младшего к себе, заключая в объятия. Он гладит его по голове и держит так уверенно, так правильно. У Чонгука снова слёзы наворачиваются на глаза. ― Хён, – Чонгук понижает голос до шёпота и всхлипывает, цепляясь за кофту на спине мужчины. – Правильно ли мы поступили?.. ― А как ты считаешь? – голос Мина ровный, спокойный. Успокаивающий. ― Думаю, что да… ― Ты жалеешь о том, что случилось? ― Я не знаю… ― Тебе не понравилось? ― Было больно… Но я доволен, – Чонгук рвано вздыхает, удерживая слёзы, и прикрывает глаза. – Я рад, что это был ты. ― Тогда почему ты переживаешь? ― Из-за мамы… ― Не хочешь её обижать? ― Да. Ведь это значит, что ты её не любишь, – на этих словах он чуть отстраняется, чтобы посмотреть Мину в глаза. Те, тёмные такие, что зрачков не различить, уверенно глядят в ответ. Но в них нет прежних безразличия и холода. На самом дне плещется нежность, растворяясь в отражении Чонгука. У него от того, что он видит, сжимается сердце и душа пускается в пляс. ― Что ты чувствуешь ко мне, хён? – неосознанно он крепче сжимает ткань кофты в кулаках, всем своим видом прося Мина о взаимности. И теряется, когда он выпускает Чонгука из объятий, беря его руки в свои. ― Дай мне время, хорошо? ― Ты переспал со мной, а теперь просишь время? – Чон хмурится и издаёт нервный смешок, вконец путаясь во всём этом. – Кто, блять, так поступает? ― Тише, – Юнги прикрывает его рот ладонью, но школьник отпихивает её от себя и отшатывается на два шага назад. – Чонгук. ― Отъебись, – он смотрит пустым взглядом перед собой, направляясь на выход из кухни. Думает, где же так ошибся, что сейчас вынужден терпеть всё это. ― Чонгук, подожди, – Юнги удерживает его за руку и разворачивает к себе, предпринимая попытку остановить. Но мальчишка на контакт идти больше не хочет. Юнги просил время? Теперь у него его достаточно. Без Чонгука. ― Я сказал тебе отъебаться! – он шипит, вырывая запястье из его ладони, и смотрит с такой ненавистью, с таким отвращением, что Мин невольно отступает, больше не прикасаясь к школьнику. – Не трогай, блять, меня! Чонгук ранен. Ему сейчас вбили ржавый гвоздь в душу, пуская по гладкой поверхности паутину трещин. Одну за другой голыми руками разорвали струны, вонзая в сердце тупые ножи. Он, подвластный эмоциям и утопающий в гневе, обиде и предательстве, убегает в свою комнату, не стараясь быть тихим, выставляя всего себя напоказ. Дверь за ним с силой захлопывается, отзываясь дрожью, со стола слетают тетради и учебники, листами усыпая пол. Но этого недостаточно. У него внутри пожар, смерч – уничтожающий и всепоглощающий, хоронящий его самого под пеплом. Чонгуку требуется равносильная отдача. Но единственное, что он может, – это выть в подушку, зубами терзая одеяло и кулаками выбивая пыль из матраца. В который раз за день слёзы льют из его глаз, но плачет он тихо, пряча свою слабость в подушке, ей одной всегда себя всего доверяя. Он слышит, как за дверью топчется мать, спрашивает, что с ним, и предлагает помощь, но от сына ответа не дожидается. Вторым она обращается к Юнги, призывает его к ответу, но тот, очевидно, молчит, также прячась в комнате, и не даёт конкретного ответа. Уже чуть успокоившись, Чонгук думает, какой же Мин всё-таки ублюдок, а перед глазами их совместный вечер. И не будь бы Чон так сильно обижен, возбудился бы. Сейчас же он может думать только о том, каким же наивным был, так легко отдаваясь мерзавцу. От самого себя вдвойне тошно, и с тела хочется срезать следы их близости. По итогу вымученный слезами и самоуничтожением Чонгук забывается неспокойным сном, где снова его встречает Юнги, укрывая в своих объятиях, в которых тот видит своё спасение напополам с погибелью.