Недоотчим

В голове слишком много всего, словно огромный ком из мыслей, фраз и образов скопился внутри и давит на стенки черепа, которые вот-вот и поддадутся. В висках начинает неприятно пульсировать, в затылке тянет, но Чонгук даже не собирается облегчить своё положение. Мысли то и дело возвращают его на полчаса назад, показывают этого Юнги, его уверенную фигуру, твёрдый голос и острые глаза. А потом этот образ быстро сменяется силуэтом матери. Сердце неприятно сжимается в груди, заставляя Чона рвано выдохнуть. Что, если посмотреть на всё это с другой стороны? Его мать – женщина красивая, умная и ещё в полном расцвете сил. Она вырастила его, всегда была рядом, была опорой и поддержкой. Она тяжело переживала развод. Чонгук помнит, как вместе с ней крошился на куски в первое время. И, наверное, если бы всё-таки его мама не была сильной женщиной, то всё бы закончилось намного плачевнее, чем есть сейчас. Ещё во время развода она взяла себя в руки, не дала себе потонуть в своей боли и утянуть за собой сына. Это было бы слишком эгоистично с её стороны, думалось в те моменты. Чонгук был всем для неё с самого его рождения, поэтому госпожа Пак не могла позволить себе поступить с мальчиком так. Кто-кто, но не он виноват в том, что чувства между родителями изменились, угасли. Он понимает, что такие мысли более чем верные, но всё равно шагает слишком быстро, в отличие от своего привычного темпа, и даже игнорирует лифт, решая пробежаться по лестнице. У него немного сбивается дыхание, но он даже не замечает, продолжая зло сжимать челюсть и кулаки в карманах своей ветровки, накинутой на плечи. Его отличное настроение летит с крыши их дома в пятнадцать этажей и разбивается на мелкие кусочки, которые теперь и не собрать. По дороге до квартиры его друга он думает о том, как теперь проведёт этот вечер в кругу своей когда-то полной семьи. Его всего передёргивает от мысли, что мать встречается с каким-то парнем, старше самого Чонгука на жалкие семь лет. Раздражение и обида переполняют всё его уже не маленькое тело и крепко заседают в сердце, больно жаля его время от времени. Если бы она выбрала хоть кого-то более подходящего ей по возрасту, статусу, то вряд ли бы Чонгук так бесился сейчас! Для него новость о том, что его мама в отношениях с Мин Юнги, который, оказывается, ещё и имеет что-то на его собственный, Чонгуков, счёт, как красная тряпка для быка. Хочется растоптать эти отношения, спасти мать, отгородив её от этого придурка. Очевидно ведь, что у этого парня проблемы с головой. Ведь кто будет встречаться с женщиной, почти вдвое старше тебя? Чонгук зло пинает ни в чём не повинный камушек и заворачивает во двор, оказываясь в кольце таких же многоэтажных домов, в котором живёт сам. Ноги несут его до нужного подъезда практически рефлекторно по уже давно протоптанному маршруту, пока мысли то и дело возвращаются к недавнему инциденту. Пальцы набирают нужный код на двери, и, дождавшись одобрительного сигнала, Чон дёргает её на себя, оказываясь внутри. На этот раз он вызывает лифт, потому что подниматься на одиннадцатый этаж на своих двоих как-то не прельщало. Парень быстро жмёт на нужную кнопку и поворачивается к зеркалу, разглядывая своё отражение: высокая стройная фигура, одетая в новые и редко ношенные вещи; руки засунуты в карманы ветровки, натягивая её вниз; лицо напряжено, брови сведены к переносице, а взгляд так и горит жаждой расправы – но, возможно, он преувеличивает. Чон шумно выдыхает и, расслабляясь, отворачивается от зеркала, опираясь на него спиной. Он опускает голову, смотря на потрёпанные кеды, никак не сочетающиеся с сегодняшним нарядом, и горькая ухмылка разрезает его лицо. Какое прекрасное утро. Ну, он надеется, что хотя бы Чимин сможет хоть немного вернуть его настроение к прежнему состоянию. Лифт останавливается на нужном этаже, и дверцы открываются с тихим «дзинь». Чонгук пяткой отталкивается от стенки и выходит на лестничную клетку, останавливаясь прямо напротив двери человека, которого уже не один год зовёт лучшим другом. Он вздыхает и выжимает пальцем дверной звонок до упора. Он звонит до тех пор, пока за дверью не слышатся отборный мат вперемешку с проклятиями и ещё какой-то посторонний шум, похожий на звук падающих коробок. Спустя пару секунд дверь открывается, являя вид на фигуру его друга с до ужаса недовольным лицом. — Посмотрите-ка, кто здесь – именинник собственной персоной, – Чимин улыбается, складывая руки на груди, пока острый взгляд разделывает на части. – Ты заебал делать так каждый раз. Хватит и пары секунд удерживать звонок, долбоёба ты кусок. Чонгук неловко улыбается, почёсывая затылок, но на его лице определённо нет ни намёка на раскаяние. — Понял я, понял, – фыркает он и оглядывает друга с ног до головы. На нём старая футболка в пятнах от масла и… Что это? Белизна? Растянутые спортивки с закатанными штанинами до колена, открывающие виды на все шрамы на бледных крепких ногах, болтаются на его бёдрах. У него на голове птичье гнездо с парой перьев из подушки, а на шее висят массивные наушники. Чон закатывает глаза. Ну конечно, услышал бы. – Ты впустишь или нет? Чимин вздыхает как-то уж слишком тяжело, но отходит в сторону, пропуская Чонгука внутрь. Тот проходит в квартиру и, скинув с себя обувь, сразу направляется на кухню. — У тебя есть что пожевать? – зовёт он уже из комнаты, хлопая дверцами шкафчиков и заглядывая в холодильник. – Не успел дома поесть. — Бери, что найдёшь, – отзывается из прихожей Чимин, закрывая за другом дверь и убирая упавшие пустые коробки из-под пиццы. Он делает для себя пометку как-нибудь всё же выкинуть их и идёт к другу, останавливаясь в проёме между кухней и коридором. – Извини, торта не будет. Чимин улыбается однобоко, держа одну руку на боку и подпирая плечом косяк. Он наблюдает за тем, как Чонгук с уже набитыми чем-то щеками выглядывает из-за дверцы холодильника, бросая на него взгляд, а после снова скрывается за ней. — Ты, кстати, чего так рано припёрся, дружище? Я думал, мы только вечером соберёмся со всеми. — Непредвиденные обстоятельства, – жуя, отзывается Чонгук и закрывает холодильник, держа в руках банку джема и арахисовой пасты, после ставя всё это на стол. Он ориентируется на чужой кухне, как на своей собственной, прошаривая повторно полки и доставая всё необходимое для приготовления тостов. Чимин подходит, садясь за стол, и подпирает щёку рукой. — Мне тоже сделай, – кивает, получая в ответ от друга закатанные глаза и недовольное прищёлкивание языком. – И что же это за непредвиденные обстоятельства? — А с днём рождения меня сначала поздравить не хочешь? – отзывается возмущённо Чон, срезая корочку с краёв хлеба. — С днём рождения, – Чимин безэмоционально отзывается на вопрос, наблюдая за Чонгуком, а потом переводит взгляд с его рук на лицо, когда тот прекращает что-либо делать, и выгибает бровь, возвращаясь всё к тому же вопросу: – Что за непредвиденные обстоятельства? — Серьёзно? – Гук хмурится и прожигает Пака недоверчиво-недовольным взглядом. – Прикалываешься? А как же пожелания успехов, счастья и любви? Где эти трогательные речи, которые ты заливаешь всем, но почему-то, как всегда, не мне? Я что, какой-то особенный? В плохом смысле. — Нет, – парень чуть морщит нос, смотря в ответ. — Чёрт, чувак, я сейчас обижусь, – Чонгук предупреждает его, в неверии распахивая глаза, и с гулким стуком кладёт нож на стол. Чимин растягивает губы в улыбке и прячет смешок за пальцами, чуть суживая глаза до щёлочек. Чонгук выглядит таким забавным, когда дуется, поэтому Пак редко начинает извиняться в ту же секунду, когда от него это требуют. И в этот момент он тоже даёт себе сперва насладиться поджатыми губами и расстроенной мордашкой, прежде чем подняться и, обойдя стол, утянуть Гука в по-дружески крепкие объятия. — С днём рождения, ребёнок, – ласково зовёт его Чимин и слегка треплет волосы на его затылке, приводя их в беспорядок. – Расти большой, не будь лапшой. Хочешь открыть подарок сейчас или позже, когда мы соберёмся с остальными ребятами? — Я не ребёнок, – обиженно бубнит Чон, но на объятия отвечает и даже улыбается, наслаждаясь чужим теплом. — Ну конечно! – Чимин хохочет и, прежде чем отстраниться, звонко чмокает его в щёку. – Смотри, уже какой вымахал! – он ладонью проводит над их головами, заставляя Чона усмехнуться. – Даже хёна своего обогнал, шпала. — А я говорил тебе, что надо пить больше молока, – Чонгук фыркает в кулак, пряча улыбку с кроличьими зубами, и возвращается к сэндвичам, беря в руки нож. — Если я выпью молоко, то умру, – Чимин закатывает глаза и отходит в сторону, чтобы потом усесться на пустую столешницу рядом с плитой. — Ах, точно, – Гук прикусывает кончик языка, срезая корки на остальных кусочках, и принимается открывать банки. Из-за аллергии Чимин не может употреблять в пищу молочные продукты, тут уж ничего не попишешь. – Тогда твоя судьба – это оставаться коротышкой. — Слышь, ты! – Паку хватает расстояния между ними, чтобы дотянуться до Гука и пнуть его ногой в голень, вызывая у того очередной приступ смеха. – У меня нормальный, средний рост, ясно? Сам-то перерос на два сантиметра и теперь что, головой облака задеваешь? Чонгук не прекращает смеяться ещё долго, с трясущимися руками обмазывая в пасте и джеме хлеб, а после складывая получившиеся сэндвичи на тарелку. Ему приходится встать с другой стороны стола, чтобы не получить ещё от, кажется, раздражённого Чимина, и хватает один бутер, сразу откусывая половину. — Знаешь, я передумал, — старший спрыгивает со столешницы и, стащив с тарелки свой кусочек, тоже откусывает, прожигая Чона недовольным взглядом. – Выметайся из моего дома. — Да ладно тебе, хён. — Не-а, проваливай, – Чимин выглядит непреклонным, складывая руки на груди и запихивая в рот остатки еды. Чонгук со своей порцией справляется быстрее, поэтому подходит к другу со спины, обнимая его за талию и буквально наваливаясь всем своим телом. — Скажи, что ты шутишь, – он начинает канючить, лбом бодая его плечо и дуя губы. – Ты же любишь меня. И у меня сегодня день рождения! Ты не можешь выгнать меня в мой день рождения. Однако Чимина не так легко вывести на примирение. Поэтому Чонгуку остаётся только одно – довести всё до ещё более плачевного состояния. Он звонко чмокает его в ухо и, не теряя ни секунды, тут же убегает, слыша себе вслед столько мата, сколько ни разу в жизни не слышал. Он понимает, что его ждёт смерть и она отнюдь не из тех, которой умирают бравые солдаты и герои. Она ужасная, мучительная, и Чонгук будет сопротивляться столько, сколько сможет, но всё равно падёт от приступа смеха и боли, когда Чимин догонит его и проделает то же самое с его ушами, а попутно заденет живот, рёбра и шею.

*

— Нашла себе молодого любовника? Парни перебрались в комнату Чимина, прихватив с собой закуски и напитки. Хозяин сея жилища разваливается в излюбленном компьютерном кресле, пока гость занимает его кровать, удобненько усевшись по-турецки и спиной подперев стену. Чонгук отпивает ещё немного горячего шоколада, а потом поднимает такие же шоколадные глаза на друга и кивает, хмуря густые брови. — Да, – негодует младший, в ответ получая присвистывание от друга. – У нас с этим парнем разница-то всего ничего! Скажи, хён, неужели я настолько слепой, что не заметил наличия отношений у мамы с самого начала? Чон забавно морщит нос, вспоминая утреннюю сцену, и трясёт головой, словно желая вытряхнуть её оттуда раз и навсегда. Чимин хмыкает и прячет нос в своей чашке, отпивая горький кофе. — Если учесть, что у меня ты бываешь намного чаще, чем дома, то можно сказать, что ты не слепой, а просто беспризорник. Вот твоя мама и подумала, что раз сыночек у неё уже взрослый и застать его в родном гнёздышке можно не всегда, то почему бы и не наладить свою личную жизнь? – Чимину уже двадцать один. Он студент приличного Сеульского университета, но большой бездельник, который клал на учёбу и на своё будущее. Но, несмотря на всё это, он остаётся очень умным и рассудительным – тем самым взрослым для Чонгука, у которого он может узнать всё, что его тревожит, и не опасаться быть высмеянным за это. – На самом деле, я её понимаю. Твои родители развелись хер знает когда. Она женщина свободная, очень красивая и, чего уж скрывать, достаточно сексуальная, невзирая на её годы. Я бы и сам был не прочь замутить с такой, но, видимо, её нынешний ухажёр настроен более решительно. — Фу, хён, – Чонгук морщится на такие слова о родной матери, никогда прежде не думая о ней в подобном ключе. – Старый извращенец. Не знал, что ты предпочитаешь постарше. Младший смеётся, поддразнивая, но Чимин отвечает ему лишь коротким смешком из-за чашки, вновь увлечённый своим кофе. — Не понимаю, чего ты так взъелся? – Пак смотрит на него, откинувшись на спинку кресла, и подкладывает одну ногу себе под зад. – Ревность проснулась? — При чём тут ревность? – Гук закатывает глаза и цокает языком, отлипая от стены. – Я просто не могу понять, почему она не нашла себе кого-нибудь своего возраста? Это ведь… Мерзко. — Мерзко здесь только ты и твоё узкое мышление, – грубо отзывается Пак, смотря на Гука из-под сведённых на переносице бровей. – Какая тебе разница, с кем твоя мать будет встречаться? До тех пор, пока она просто счастлива с этим человеком, всё остальное неважно. В конце концов, то, что он младше, не даёт тебе повода быть таким мудаком по отношению к ним двоим. Прими это и успокойся. Или… – Чимин вдруг суживает глаза как-то по-хитрому, разглядывая задумавшегося младшего. – Ты завидуешь? На секунду повисает тишина. Погрязший в своих размышлениях, Чон не сразу понимает сути вопроса, который задал ему друг, но когда до него доходит, его глаза расширяются, а лицо вытягивается, всем своим видом демонстрируя явное шоковое состояние. — Чего? – его перегруженный мозг удосуживается только на блеющий вопрос, пока сам продолжает пялиться на уж слишком довольного старшего. – Чему я должен завидовать и кому именно? — Своей матери, очевидно, – спокойно рассуждает Пак, подначивая. — С хуя ли? — Ну как же, – гадкая улыбка играет на пухлых губах, а глаза искрятся озорством. Чимин начинает загибать пальцы. – У неё есть личная жизнь. За ней мужики разных возрастов толпами носятся. Она мутит с каким-то молодым, наверняка, красавчиком, – Чонгук фыркает. – И, не сомневаюсь, именно она та, у которой есть регулярный секс. Плевать, отменный или нет. Факт в том, что ты так и продолжаешь оставаться девственником и гейским геем, пока твоя мать уводит у тебя всех потенциально возможных парней. Я прав? У Чонгука от таких доводов чуть челюсть с полом не встречается, а огромные глаза едва не покидают собственные орбиты. — Нет! – поражённо выдыхает младший, совладав со своими эмоциями, но никак не отойдя от шокового возмущения и отвращения к Чимину. – Нихуя подобного. Во-первых, я не девственник. Во-вторых, что ещё за «гейский гей»? Он кривится на обзывательство. — Это ты, – Пак просто пожимает плечами как ни в чём не бывало и продолжает пить свой кофе. Вообще, с собственной ориентацией Гук ещё толком-то и не определился. Стандартное «мне нравятся девочки» ему кажется почему-то не совсем правильным, но парни его привлекают всё же чуть меньше. И, не имея сильной тяги как в сексуальном, так и в романтическом аспекте к представителям обоих полов, Чонгук глупо решил, что является асексуальным и все прелести отношений – это не для него. Поэтому Чон кидает в Чимина одну из десятка подушек, разбросанных по кровати, но промахивается. Старший смотрит на него с видом победителя, пока младший бесится, отрицая очевидную правду. От чужого идиотизма и тупости у студента сердце кровью обливается за несмышлёного зайчонка. Ведь так и помрёт, никем хорошенько не оттраханный. — Ты сильно только не буянь, – предупреждает его старший, увлечённо наблюдая за ним со своего места. – Не хочу потом наводить после тебя порядки. Чонгук на секунду успокаивается и обводит комнату долгим, внимательным взглядом: одеяло, сбитое в кучу, валяется где-то у изголовья на кровати, на которой он сидит; на полу куча всякого хлама, начиная от личных вещей хозяина этой пещеры, заканчивая пустыми банками из-под энергетиков; на стенах куча плакатов, никак между собой не связанных, гирлянд под потолком, с половиной перегоревших лампочек и… Гук приглядывается, но хочет надеяться, что это пуговица, прилипшая к жвачке, а не мёртвый таракан. Он кривится в отвращении и после с непроницаемым лицом возвращается обратно к другу. — Ты дезинсекторов к себе пригласить не хочешь? – осведомляется младший, выгибая аккуратную бровь и глядя в до отупения умиротворённое лицо Пака. – У вас бы вышла прикольная тусня: Пак Чимин, люди в белых защитных костюмах и тараканы, – он руками показывает перед собой, словно беря в рамки рекламный банер, а после смотрит уже с укором. – Не удивлюсь даже, если здесь где-нибудь спрятан труп. Вонь такая… — Так это от тебя, – парирует ничуть не ущемлённый Чимин и еле успевает убрать кружку, прежде чем словить брошенную в него подушку. — Это называется одеколон! – верещит младший, замахиваясь для следующего броска. – Пещерный ты человек! — В общественном туалете так же несёт, – старший первым успевает кинуть свой снаряд, а потом начинается потасовка. Всё устаканивается через двадцать минут. Они оба валяются на полу, запутавшиеся в съехавшей простыне и конечностях друг друга, тяжело дыша и усталым взглядом прожигая неуместно белый для этого места потолок. — Я б не вынес в таких условиях, – тихо проговаривает Гук. Его уложенные волосы растрепались, отглаженная одежда помялась, и испачкалась и, возможно, порвалась, потому что в процессе битвы он слышал отчётливый треск ткани, а голова кружилась после полученных тумаков от Чимина. — Но всё равно прибегаешь ко мне каждый раз, как ужрёшься в стельку, – напоминает хмурый Пак, отнюдь не довольный исходом их встречи. Слишком много движений с утра пораньше. — Конечно, – младший вскидывает брови, поворачивая к другу голову. – Мама бы убила меня, увидев в таком состоянии! — И сделала бы для всех огромное одолжение, – Чимин продолжает бурчать и получает пинок от Чонгука по голени. Они смеряют друг друга ненавидящими взглядами. — Скажи, что пошутил, или я… — Или что? — Я… – Чонгук лихорадочно подбирает правильные мысли. – Или я расскажу Джисону, что ты дрочишь на него! На секунду на лице Чимина проскальзывает смесь страха и отвращения, но вскоре всё быстро возвращается к прежнему хмурому виду. — Ты свечку держал? — Какая разница? – поняв, что уловка сработала, Чонгук позволяет себе гадкую ухмылку и вновь возвращает взгляд к потолку, щекой чувствуя прожигающий взгляд сбоку. – Так это или не так, но он всё равно поверит мне. Хотя я лично склоняюсь к первому варианту. — Мелкий, ты!… – Чимин шипит ругательства, но резко обрывает сам себя. Его руки замирают рядом с шеей Чонгука. – Почему именно этот шантаж? Младший вопросительно выгибает бровь, вновь смотря на друга. У того брови сведены к переносице и вид такой задумчивый, словно он решает одну из сложных задачек по математике. — Ну, – Чон, удивлённый неосведомлённостью друга, теряется и жестикулирует руками, пытаясь передать суть своих мыслей так, раз словами не получается. – Потому что. — Прикалываешься? – Пак больно пихает его в плечо, ещё больше хмурясь, и замахивается для следующего удара. — Да нет! Нет! Подожди! – Гук обороняется, пытаясь отодвинуться подальше и обеспечить себе безопасность, одновременно с этим растирая повреждённую кожу. Чимин слушается, давая ему вторую попытку. – Ну, – Чонгук пробует ещё раз. Слова вертятся на языке, но произнести их вслух почему-то оказывается задачкой не из простых. – Просто такое ощущение, что тебя интересует только он! Кто-то упомянул его имя в разговоре? Чимин-хён уже навострил уши. Он заходит в комнату? Чимин-хён предлагает ему выпивку. И пялишься ты на него так, словно в любую минуту можешь разложить его на любой поверхности! Иногда мне кажется, что, случись у вас что, он банально этого не переживёт… Чимин слушает его с каменным лицом, запоминая каждое слово из сбивчивой речи друга, и выдыхает только в конце, даже не подозревая, что всё это время задерживал дыхание. — Всё настолько палевно? – речь Пака снижается до тихого бормотания себе под нос. Маленькие пальчики ковыряют дырку на подоле растянутой футболки. — О боже мой! – Чонгук прикладывает ладонь к лицу, сгорая от испанского стыда, а после обращает свой возмущённый взгляд на старшего. – Да, хён! Поэтому, если однажды ты всё же решишься и предложишь ему переспать, он даже не удивится! — Ммм… — И это всё? — Неловко как-то… — О, ты сейчас серьёзно? – Чонгук фыркает и резко садится на полу, оборачиваясь на лежащего Чимина. – Надеюсь, теперь ты будешь более осмотрительным. — Ну да, – маленькая дырочка уже пропускает в себя палец целиком, но Чимин не торопится останавливаться. – Зато теперь мне кое-что ясно. — Что тебе ясно? — Если ты говоришь, что всё настолько заметно, то и Джисон тоже должен был это понять, и раз он до сих пор ничего не предпринял, то дело остаётся только за мной, – Пак жмёт плечами и поднимается с пола, поправляя на себе одежду и вновь залезая в своё кресло с ногами. – Или он просто не заинтересован мной. Чонгук с открытым ртом слушает чужие рассуждения, а под конец чуть ли воздухом не давится, оленьими глазами разглядывая друга так, словно у того отросла вторая голова. — Так просто? – не унимается младший, поднимаясь следом. Чимин неоднозначно пожимает плечами и берёт в руки кружку с уже остывшим кофе. — Ну да, – старший смотрит на Гука снизу вверх, не разделяя его изумления, и тихо фыркает, когда тот глупо хлопает ртом, не находя что сказать. — Да ты гонишь! – всё же выдавливает из себя парень, плюхаясь на кровать. – Вау… — Что? — Да нет, просто… Вот бы и мне столько решимости, чтобы послать к хуям нового ухажёра моей мамы… Чимин закатывает глаза на чужую непробиваемость. — Ты маленький засранец, ты знал это? – вместо тысячи матов спрашивает Пак, устало глядя на друга. Тот кивает. — Да, ты напоминаешь об этом каждую секунду моей жизни. — Ну так перестань им быть, – просто изрекает старший, делая глоток остывшего кофе. – Глядишь, и кого-нибудь себе заведёшь. Чонгук опускает взгляд на собственные руки, сложенные на коленях. Уголок его губ приподнимается в кривой полуулыбке. Так просто. — Сам разберусь. Чимин закатывает глаза и отворачивается к компьютеру, отставляя теперь пустую кружку на край стола. — Каждый день это слышу, но результата так и не увидел.

*

Они проводят почти весь день вместе, играя в компьютерные игры, перемывая косточки новым и не очень знакомым и иногда прерываясь на телефонные звонки, которые поступают к Чонгуку с целью поздравить его с днём рождения. Звонки делятся на два типа: личные и публичные. К личным относятся звонки от родственников. В их ситуации Чон коротко принимал поздравления и пожелания и иногда уходил в другую комнату, если Чимин был не в силах сдерживать праведный гнев на «рукожопых сокомандников» и «вездесущих монстров». На вторые же Гук отвечал вместе с другом, ставя разговор на громкую связь, если звонивший был знаком им обоим слишком хорошо. Правда, был ещё третий тип. — Назойливые… – Чонгук морщится, в очередной раз блокируя экран телефон с входящим вызовом от раздражительного абонента. — Лол, просто кинь её в чёрный список, – Чимин фыркает, попутно рубя монстров на кусочки. – В чём твоя проблема? — Проблема не во мне, а в ней, – оправдывается младший, глядя на оповещение о пропущенном. – Она моя одноклассница. Будет неловко, когда она подойдёт ко мне с вопросом, почему я её заблокировал. — Да, пусть лучше поинтересуется, почему ты её игнорируешь, – Чимин фыркает и после почти сразу издаёт стон отчаяния, как только на весь экран красным высвечивается «GAME OVER». Он снимает с себя наушники и разворачивается к Чонгуку, ставя одну ногу на сидение, а вторую оставляя свисать. – Кстати, а почему ты её игнорируешь? — Потому что она раздражает? – Чон отвечает вопросом на вопрос скорее от того, что сам не знает точной причины. – Просто… Она вчера предложила мне встречаться. Я сказал, что подумаю. — Дай-ка угадаю. Ты ещё не подумал? – Чимин фыркает, растягивая пухлые губы в усмешке. Чон на это удручённо кивает. – Не хочешь послать её? — Она может обидеться… — Господи, да тебя это ебать не должно! – Пак закатывает глаза и поднимается с кресла, чтобы выхватить мобильник из рук друга. – Какой номер? Последний? — Что ты хочешь сделать? — Избавить тебя от надоедливой девицы, – он выгибает бровь, в ожидании глядя на именинника. – Какой номер? Ким Йерим? — Да… — Ну вот, – несколько секунд, и Пак возвращает гаджет обратно его владельцу. – Проблема решена. В следующий раз будешь такой тряпкой – получишь по башке. Я тебя не так воспитывал. — Ты меня не воспитывал, – Чонгук в ответ фыркает, проверяя свою телефонную книжку. Чимин добавил её в чёрный список, основную проблему оставляя на младшего. — Ты задеваешь мои отцовские чувства, – Чимин хороший актёр. Чон смеётся, когда тот хватается за сердце и пытается выдавить из себя слезу, только кроме смеха ничего не выходит. — Придурок. — Не хуже тебя, – Пак плюхается к нему на кровать и пихает его в плечо. — Наследственность? – Гук фыркает, подыгрывая. — Определённо. Они оба отзываются короткими смешками и укладываются поперёк, разглядывая белый потолок. ― Отец хочет встретиться, – неожиданно начинает Чонгук, чувствуя, как Чимин поворачивает к нему голову. – Мама сказала, что он зарезервировал столик для нас в каком-то ресторане, но я почему-то… Не очень хочу туда идти. ― Из-за него? – удостоверяется Пак, внимательным взглядом сканируя чужое хмурое лицо. ― Мы не виделись год, хён, – на этих словах Гук поворачивается к другу, глядя прямо в глаза. ― Я думал, ты его любишь, – старший пожимает плечами, вскидывая брови, и чешет оголившийся участок торса. ― Люблю, – Чонгук от этого факта только сильнее расстраивается, потому зло закусывает пухлую нижнюю губу и опускает взгляд. – Но он бросил нас… Он даже не удосуживается узнать, как прошёл мой день! Неужели ему так тяжело звонить мне хотя бы раз в неделю?! У Чимина на такие вопросы нет ответов, поэтому он поджимает губы и тяжело выдыхает. ― Ну, зато он помнит, когда твой день рождения. Чонгуку от этого не легче.