Поножовщина

Кевин и Рико отошли. На Натаниэля Мастер даже не взглянул, но тот сам, без приказа, отправился на штрафную дорожку вслед за товарищами. Он знал, что, если попробует под шумок улизнуть, только добьется для себя еще более сурового наказания за участие в свалке. С той минуты, как ему удалось вырваться из железной хватки Вивиан и вернуться к друзьям, Натаниэль был занят тем, что старательно слизывал с верхней губы текущую из носа кровь. Нос горел уже подозрительно долго и, как ему показалось, немного опух. Однако в медпункт их не отпустят, тут не было никаких шансов. Больше всего хотелось умыться и обзавестись чем-нибудь, что помогло бы зажать нос, но очевидно, покинуть поле он сможет только к утру, если Мастер не сжалится над ними, чего даже в случае внезапного конца света случиться просто не могло. Поэтому Натаниэль по примеру Вивиан стянул с головы свою красную бандану и как смог вытер ею лицо и рот. Через некоторое время кровь все-таки остановилась. В конце концов, было не так и плохо, если не брать в расчет, что к десяти вечера Натаниэль обнаружил, что вообще не дышит через нос. — Тебя как будто оса укусила, — сморщившись, известил Рико, рассматривая его физиономию сквозь забрало шлема. Сам он, правда, тоже выглядел не лучшим образом — во время столкновения с Батлером при падении у Рико выпал молочный клык, и он еще целый час потом плевался кровью, вытереть которую ему было нечем. А Кевин с тех пор угрюмо молчал и только потихоньку бледнел, а порой и зеленел, если приходилось сильно напрягаться. В одиннадцать Мастер подозвал Натаниэля к себе. Он повиновался и выбрался с поля с той стороны, где находился вход для болельщиков, высокой темной пещерой уходящий вперед и вниз, в глубину выложенного черным мрамором общественного холла. Отходя от Кевина и Рико на ватных ногах, Натаниэль затылком чувствовал, как они провожают его озабоченными взглядами. — За мной, — только и велел ему Мастер. Команде он не отдавал никаких указаний: ни один из Воронов даже не взглянул в их сторону, когда тренер и мальчик покидали стадион, ни один не сбился с ритма; только две одинокие фигурки, стоящие отдельно от остальных, на минуту прервались, но вскоре снова вернулись в тренировке. Мастер позволил Натаниэлю умыться в одном из туалетов, предназначенных для гостей стадиона, и там же велел оставить защитную экипировку, а затем повел вниз, на первый этаж, в вестибюль, который из-за исполинских панорамных окон, опоясывающих помещение от одного конца до другого, был в разы просторнее и светлее вестибюля в общежитии. Следуя за Мастером, Натаниэль прикидывал в уме, что же такого опять случилось. Неужели Рико угадал, и дядя Стюарт приехал за ним раньше уговоренного срока? Но обычно Мастер заранее предупреждал Натаниэля о дате его приезда. Что изменилось теперь? В вестибюле было сумрачно и прохладно. Их шаги гулко отдавались от стен и теряющегося во тьме полукруглого потолка. С него свисали такие же шарообразные белые лампы, что и в вестибюле Гнезда, только больше размером. Света они тоже давали немного больше, но и с ним Натаниэль не смог разглядеть, что за человек стоит у раздвижных стеклянных дверей — его силуэт сливался с тенями, едва заметно очерченный только неяркой за темным стеклом подсветкой колонн, поддерживающих крышу стадиона снаружи. — Прошу, — возвестил Мастер в пространство, оставив Натаниэля одного посреди холла. Силуэт у дверей шевельнулся и вдруг разделился на два. — Вы быстро! Спасибо за такую расторопность, тренер! Растянув алые губы в обольстительной улыбке, в один из кругов света ступила Лола Малкольм. Ее короткая белая шубка не по погоде — стоял июнь — искрилась, как первый снег. За ее спиной молчаливым стражем из темноты возник Ромеро. В трех шагах от Натаниэля Лола остановилась, чуть присела и, сложив руки в красных перчатках на колени, сюсюкая, произнесла: — Привет, малыш! Скучал?