Поножовщина

Нью-Йорк, США

— Мистер Ландау? Пожилой человечек в сером костюме обернулся, прижимая к груди старомодный дипломат. Он вышел из тени коридорной арки, и косой луч утреннего солнца выхватил из темноты его сутуловатый силуэт и гладко причесанные, редкие белоснежные волосы, вспыхнувшие в оранжевом свете, как головка созревшего одуванчика. Круглые очки прозорливо сверкнули — Ичиро с детства казалось, что эти маленькие стеклышки и есть его настоящие глаза. Пустые и вместе с тем всевидящие. Мистер Ландау никогда не смотрел людям прямо в лицо, поэтому за очками невозможно было разглядеть его зрачков. Во время разговора с ним Ичиро никогда не мог понять, о чем он думает. — О, это вы! Доброе утро, доброе утро, — покряхтывая, мистер Ландау сделал несколько шагов Ичиро навстречу, но остановился, заметив Бака, который как раз догнал своего хозяина и сосредоточенно принюхивался — в столовой уже подали завтрак. — Доброе утро, — Ичиро придержал пса за ошейник. — Вас отец пригласил? — Да-да. — Но я хорошо себя чувствую. Что-то случилось? По тому, как дрогнули в извиняющейся улыбке морщинистые губы мистера Ландау, Ичиро понял, что ему ничего не скажут. И верно: — Увы, господин Ичиро. Врачебная тайна, вы же понимаете. — Конечно, мистер Ландау. — Я рад слышать, что у вас все в порядке, молодой человек. — Спасибо, сэр. — Что ж, — мистер Ландау по-стариковски вздохнул и рассеянно погладил пряжку дипломата, — мне, пожалуй, пора. Господин ожидает вас? — Да. — Тогда я пойду, — шаркая, он обошел Ичиро и Баки по дуге. — Не болейте, молодой человек. У вас сегодня первый учебный день? Желаю удачи. — Спасибо, мистер Ландау. До свидания. — До свидания. Седая голова загоралась, как спичка, когда мистер Ландау проходил очередной оконный пролет, и тухла, когда свет загораживала стена. Щеку Ичиро грело тепло рассветного солнца, но в воздухе чувствовалась прохлада, означавшая, что лето кончилось. Ичиро смотрел ему вслед, пока за семейным доктором не закрылась двустворчатая дверь в конце коридора. Сделав мысленную заметку — попросить Токояки достать ему пальто вместо плаща, — Ичиро обернулся и направился к точно такой же двери, из которой мистер Ландау вышел минуту назад. Он поздоровался и сел напротив отца. Ичиро всегда нравилась эта столовая. Несмотря на то, что в доме преобладал западный стиль, окна во всем здании были необычно большими и впускали внутрь много света. Такое архитектурное решение можно было бы обвинить в неосмотрительности, но лишь по незнанию. Стекла в рамах были установлены пуленепробиваемые, полностью тонированные и снаружи не просматривались. Стол был уже накрыт. Тарелки и приборы приятно поблескивали чистотой на белоснежной скатерти. Пахло кофе. Взгляд Ичиро задержался на цветке в центре прямоугольного стола. В белой вазе, по форме напоминающей куриное яйцо, искрился на солнце свежесрезанный алый зонтик паучьей лилии, еще покрытый утренней росой. Перед глазами у Ичиро пронеслись столбики классификаций из ботанического словаря. Он мучительно вспоминал названия сразу на двух языках: амариллисовые, ликорис, ликорис лучистый… — Почему ты не ешь? Собираешься опоздать? Сердце Ичиро пропустило удар. Он моргнул, а затем спокойно и прямо посмотрел на отца. — Нет, отоо-сан. Я задумался, простите. Отец снова занялся своим завтраком. Пока официанты расставляли перед Ичиро блюда с едой и наливали в чашку кофе, он незаметно стащил из тарелки ломтик ветчины и опустил вниз руку. Баки, поджидавший под столом, тут же проглотил свою долю (Ичиро прикусил щеку изнутри, когда теплый язык щекотно облизал ему пальцы) и улегся рядом со стулом, удовлетворенно помахивая хвостом. Ели в тишине: отец не любил спешки, — но через одну чашку кофе, яйцо всмятку и два уничтоженных Баки больших кусков сыра Ичиро решился: — Могу я узнать, почему мистер Ландау был здесь сегодня? Отец помедлил. Приложив ко рту салфетку, он несколько секунд смотрел на Ичиро, потом сказал: — Пока нет. Ему не дали ответа, но господин Морияма знал, что шестеренки в голове сына уже закрутились, и рано или поздно он дознается до правды в обход запрета. Они оба это знали, но, очевидно, до времени подсказок Ичиро было не получить. Он кивнул, давая понять, что принял к сведению. — Ты помнишь мистера Пирсона? Ичиро отложил вилку. Они перешли к делам. — Конгрессмена Карлайла Пирсона? Словно два бесшумных фантома, официанты в мгновение ока убрали всю посуду, стоявшую перед господином Морияма, когда он соединил над столешницей кончики пальцев. Секунда — и болезненно-желтоватые руки в пигментных пятнах опустились на чистую скатерть, туда, где только что стояла грязная тарелка и лежала тканевая салфетка с узорной вышивкой. — Да. Ичиро задумался, припоминая. — В последнее время у конгрессмена Пирсона дела идут не очень гладко. Его рейтинг падает, и еще этот скандал с его женой… — Все верно, — господин Морияма прервал его. — Ты следишь за событиями, это похвально. Но недавно случилось кое-что еще. Что-то, что представляет интерес для нас. Он редко говорил прямо. Даже сейчас, когда господин Морияма всего лишь вводил Ичиро в курс дела, он заставлял его разгадывать ребусы, догадываться, ориентируясь на собственные сведения, намеки и тон отцовского голоса. Ичиро, не торопясь высказывать конкретные догадки, предположил: — Речь идет о пожаре складских помещений на Стейтен Айленде? Он попал в цель. Внимательный отцовский взгляд перестал сверлить дыру у него в черепе и устремился куда-то в пространство за его плечом. Ичиро наизусть знал пейзаж, открывающийся из окна за его спиной: внутренний двор с молодыми одноцветными пихтами, за которыми едва виднеется зимний сад, целиком занимающий восточное крыло особняка. Когда он был маленьким, пихты только посадили, и эта пристройка из голубоватого стекла сверкала на солнце, как великанский алмаз, выпавший из огромного кошеля сказочного чудовища. Теперь к саду со всех сторон подступили высаженные вокруг деревья. Годами он зарастал, никому не нужный — по крайней мере, так думал Ичиро. Однако свежая красная лилия на столе перед ним давала веский довод в этом усомниться. Ичиро весь зачесался от внезапного желания развернуться и поглядеть на купол сада, еще виднеющийся над верхушками пихт, но он заставил себя сидеть ровно. — ФБР совершило облаву на склады Стейтен Айленда, — начал господин Морияма. — Все шло по сценарию: агенты должны были конфисковать меньшую долю товара, чтобы мы могли сохранить большую. Снова пауза. Подбирая слова, Ичиро попытался продолжить мысль: — Но случился пожар. Сгорело несколько зданий, но обошлось без жертв. Посреди дня, во время рабочей смены. Это… конечно, большая удача. — Ичиро знал: господин Морияма слушает его, но ему мешало, что на него не смотрят. Как будто за окнами творилось что-то поинтереснее их беседы. С другой стороны, смог бы он ясно мыслить, если бы господин Морияма цедил из него по слову, одним только взглядом вдавливая его в спинку стула и заставляя думать?.. — Так значит, конгрессмен Пирсон… воюет на два фронта? Задача была поставлена. Решение дано. Ичиро замолчал, ожидая оценки. Господин Морияма медленно расцепил кончики пальцев, потом снова свел их вместе. — Воюет ли он, как ты говоришь, на два фронта… Нет, Ичиро. Это не война. И я лелею надежду, что тебе не придется узнать, что это такое. Сейчас это скорее… — Неприятность? — Ичиро позволил себе улыбку. Отцовские глаза глянцево блеснули из-под набрякших век. — Неприятность, — согласился он. — И дыра в бюджете. Но вот отчаялся ли конгрессмен Пирсон настолько, чтобы, заведомо зная о неминуемом проигрыше, поставить на кон все что имеет — это скоро станет ясно. — Этим займутся наши люди? — Почему ты спрашиваешь? — Я подумал… возможно, Вам стоит привлечь людей Мясника? Прошло уже полгода, они засиделись. — Разве? — седые до прозрачности брови отца чуть приподнялись. — Зато как тихо стало на восточном побережье. — Кошки съели всех мышей, — Ичиро кивнул, — но теперь им нечего есть, и скоро они передерутся друг с другом, как голодные крысы. Полгода назад, туманным февральским вечером в тренерском кабинете дяди Тэцудзи в Эверморе решилась судьба сразу нескольких человек. Господин Морияма отстранил Натана Веснински от реальных дел, поручив гоняться по всему свету за беглой женой и наводить порядок на подвластной ему территории. Первая задача к началу осени так и не решилась, зато вторая увенчалась успехом. Взбешенный предательством жены, Натан устроил грандиозную чистку, потравив тараканов, пригревшихся за многие годы в темных уголках его владений. С марта по август газеты пестрели красочными заголовками о перестрелках, людских исчезновениях и массовых убийствах. К сентябрю пыль немного улеглась, но вернуть расположение своего господина Натану пока так и не удалось. Ичиро в общих чертах предполагал, какие дела могут начаться через месяц-другой: доморощенная армия Мясника, как бы хороша она не показывала себя «в поле», состояла большей частью из отбросов общества, которых он лично выкопал из груд такого же человеческого мусора и поставил на ноги. Перекрыв для Балтимора поток прибыли, господин Морияма рисковал раздразнить эту бесчисленную свору. И выход здесь был только один — не дать им заскучать. — Нет. — Нет? — Привлекать его пока не требуется. Сейчас нужен более деликатный подход. Не думай об этом, эта задача не для тебя. — Но отец!.. — в Ичиро все вскипело от возмущения. Он не заметил, как заговорил по-английски, но господин Морияма одним взглядом заставил его умолкнуть. Преодолевая внезапное удушье, Ичиро пробормотал: — Простите, отоо-сан. — Он низко склонился прямо над своей тарелкой — встать и поклониться он бы сейчас не смог. Ноги стали ватными. Господин Морияма выдержал добрых две минуты, прежде чем позволил Ичиро выпрямиться. — К тому же, благодаря трудолюбию этого юного Хэтфорда, — он всегда называл Стюарта Хэтфорда «юным Хэтфордом», — мы уже отбили деньги, потерянные на Стейтен Айленде. Разобравшись с Мясником и его свитой, господин Морияма оставил в кабинете только двоих: Ичиро и Стюарта Хэтфорда. Даже охране было приказано выйти в коридор и ждать. На протяжении следующего часа Ичиро наблюдал, как избитый, залитый кровью, стоя на коленях в центре кабинета дяди Тэцудзи, Хэтфорд хладнокровно ведет переговоры с господином Морияма, человеком, перед которым немели куда более страшные существа. — Вы пообещали мальчику найти его мать, мистер Хэтфорд. Не слишком ли это жестоко? Вы, кажется, любите своего племянника. — Не сочтите за грубость, — возражал тот, — но я обещал искать — не обязательно найти. — Вам бы не хотелось найти сестру? — Видит бог, нет. — Почему? — В таком случае мне бы пришлось убить ее. — И только? — Да. Вы, господин Морияма, хотели бы этого. Ичиро, как и отец, был впечатлен таким коварством. — Вам так просто предать свою семью? — Моя сестра предала свою семью много лет назад. Сегодня она совершила то же преступление — предала сына, ни в чем неповинного ребенка. — И вы не испытываете… предубеждения к мальчику из-за его матери? — Сыновья не должны платить за ошибки своих отцов. — Вы осуждаете мое решение? Считаете, он не должен рассчитываться с долгами Натана? — Вы позволили ему играть в экси. Вполне возможно, это, наоборот, наилучший путь для него… — Так что же вас тогда беспокоит? Зачем вы здесь, мистер Хэтфорд, рискуете своей жизнью? — Я твердо убежден, что любому человеку нужна семья. И Натаниэлю она тоже нужна. Не друзья, не тренер — а семья. Хэтфорд откровенно играл с огнем, но он смог вызвать у господина Морияма интерес. Ичиро же не давала покоя уверенность, с которой Хэтфорд вел разговор. Все было как-то слишком гладко в его речах. Однако отпустить его с миром господин Морияма не мог. Сотрудничество с ним открывало невиданные ранее возможности, а в будущем обещало семье Морияма путь через океан. Так, ни о чем не подозревающий Натаниэль Веснински и его маленькая жизнь оказались ключевым условием, на котором держался договор двух кланов — Морияма и Хэтфордов. Правда, за полгода Хэтфорду так и не позволили встретиться с племянником еще раз. Все потому, что дядя Тэцудзи решительно отказался допускать к Натаниэлю кого бы то ни было, пока он не удостоверится, что на мальчика стоит тратить время. В противном случае его ждала прямая дорога в утиль. Казалось бы, это может нарушить хрупкое равновесие, к которому они пришли в феврале, но Стюарт Хэтфорд за все прошедшие с тех пор месяцы ни разу не проявил беспокойства на счет горячо любимого племянника. Что тоже наталкивало на определенные соображения. Однако ничего примечательного так и не случилось. Заинтересованные стороны выжидали. Отпустить Натаниэля господин Морияма ни за что бы не согласился: Хэтфорду нет никакого резона работать на него, если мальчик окажется на свободе. Но не окажись у того достаточных способностей к экси, тренер Тэцудзи, мало вовлеченный в дела семьи и слишком принципиальный, чтобы держать лишнего ребенка у себя, мог взбунтоваться, — а Ичиро знал: конфликт с Эвермором был отцу не нужен, ведь экси являлся главной театральной декорацией для его бизнеса. Вариант отправить мальчика к родному отцу даже не рассматривался: господин Морияма не доверял привычке Мясника чуть что хвататься за топор. С другой стороны, Стюарту Хэтфорду тоже приходилось быть осторожным: он своевольно заключил крупный договор с господином Морияма при живом, действующем главе своей семьи. Подробностей Ичиро не знал и даже предположить не мог, каким образом Стюарт умаслил своего отца, но подозревал, что без семейных чувств не обошлось: у Билли Хэтфорда было только двое признанных им детей — Мэри и Стюарт, и, по всей видимости, как родитель он состоялся не особенно успешно; от дочери много лет назад отрекся, а единственный сын и наследник оказался не меньшим бунтовщиком, чем его сестра. Ясным оставалось одно: в США Стюарт находился на чужой территории один, без поддержки, а в Европе его поджидал разгневанный отец… Перед его уходом господин Морияма сказал Хэтфорду еще кое-что: — Мистер Хэтфорд. Советую вам все-таки постараться найти сестру. Смерть от вашей руки будет для нее самой милосердной. Убейте ее быстро, сделайте ей одолжение. Я буду ждать этого от вас. Ичиро был уверен, что Хэтфорд смешается и, наконец, ошибется, но тот оставался невозмутим: — Да, господин Морияма. Не верилось, что причиной для такого риска стал обычный ребенок, за время своего существования принесший всем этим людям больше проблем, чем пользы. — Ичиро-сама. — Ичиро оглянулся: в дверях столовой стоял Токояки с его осенним пальто в руках. Ичиро встал и поклонился: — До свидания, отоо-сан. Пойдем, Бак, — он почесал за ушами своего любимца, дремавшего под стулом. Теперь они увидятся только вечером, когда Ичиро вернется домой из школы. — Сын, — напоследок отец окликнул его. — Да? — Жена конгрессмена Пирсона на днях скончалась. Одна из его дочерей учится с тобой в одном классе. Поддержи девочку, передай ей наши соболезнования. Взгляд Ичиро вновь упал на цветок в центре стола. Красная японская лилия, хиганбана — некоторые ошибочно называют ее «‎цветком смерти», но на деле она является символом нашей памяти об ушедших. — Я понял, отоо-сан. До свидания.

***

Он опоздал. В груди покалывало, когда Ичиро почти бегом поднимался по опустевшим после звонка ступенькам широкой лестницы к главному входу Констанс. Когда он добрался до верхней площадки, за спиной послышалось, как к школе подъехала машина. Ичиро остановился — он понял, что ему повезло. Негромко, но раздраженно переговариваясь, из машины вышли две девушки. Одна постарше, ровесница Ичиро, вторая помладше — лет четырнадцати. Они спорили, но шли к лестнице, взявшись за руки. Обе в черном: черные плащи, черные юбки, черные туфли и даже черные ленты в волосах. Это была не школьная форма, а траурные наряды. Младшая вдруг вырвала ладонь из рук старшей и остановилась. — Да что за бред ты несешь?! — Не слушая, как сестра зовет ее, она взбежала по лестнице, проскочила мимо Ичиро и скрылась за дверью. Старшая из девушек осталась внизу, беспомощно глядя ей вслед. — Эбигейл! — он позвал ее по имени. — Привет. Ты в порядке? — Ичиро? — девушка только сейчас заметила его. — Здравствуй. Я ничего, спасибо. — Она слабо улыбнулась, когда Ичиро спустился на несколько ступенек и встал с ней рядом. — А ты пришел в школу. — Это так неожиданно? — он наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо. Эбигейл была выше большинства девушек, но до Ичиро ей было далеко. — Немного. Тебе лучше? И… тебе не жарко? — Эбигейл выразительно оглядела его длинное драповое пальто. — А тебе не холодно? — Под тонким плащом у нее была только шелковая черная блузка и юбка благопристойной длины ниже колена. — Нет, — немного расслабившись, она улыбнулась шире. У нее были тонкие, лишенные даже намека на густоту волосы, которые она укладывала искусственными, крупными локонами вокруг своей хорошенькой головы. Цвет их напоминал Ичиро арахисовую пасту. Глаза у нее тоже были ореховые. Круглые, наивно-печальные. Щеки и грустно опущенный нос Эбигейл усыпали крупные веснушки. Она была из тех милых девушек, прелесть которых заключается в том, что быть милыми они не пытаются, а попытавшись, сразу теряют весь свой шарм. Собравшись с духом, Ичиро негромко сказал: — Я только узнал о твоей маме. Мне очень жаль. Улыбка Эбигейл увяла. — Спасибо, — она вздохнула. — Мы только с похорон. Я предложила Энни пропустить школу, но она… назвала меня дурочкой и захотела пойти на занятия. И вот мы здесь. — Она скорбит, — не зная, что еще придумать, отозвался Ичиро. — Да, она расстроена. Мама и Энни… они были гораздо ближе друг с другом, чем со мной. Ой, Ичиро, а ничего, что ты опаздываешь из-за меня? — Нет, не волнуйся. Мне кажется, тебе хочется поговорить с кем-то. Это могу быть я? Эбигейл снова печально улыбнулась: — Спасибо, Ичиро. — Она спустилась еще на несколько ступенек и присела на парапет лестницы. Ичиро поежился, представив, какой, наверное, камень под ней холодный. — Можно я спрошу? Он пожал плечами. — Да. — Твоя мама… она ведь давно умерла? — Да, родами. Это было почти одиннадцать лет назад. — Ты скучаешь по ней? — Ну, прошло уже много времени… — Ичиро не хотелось делиться своими чувствами на этот счет. — Да, конечно!.. — Эбигейл, кажется, поняла, что ему неприятно. — Это личный вопрос, я понимаю. Просто… — она закусила губу и замолчала. Поборов прокатившийся по спине озноб, Ичиро поспешно спустился и тоже сел на каменный парапет подле нее. Как можно мягче он спросил: — Тебя что-то тревожит? Эбигейл теребила развязанный пояс плаща, цветные камешки тонких золотых колечек на ее белых пальцах в веснушках весело переливались всеми цветами радуги. — Дело в том, что я совсем не скучаю, — призналась она. — У мамы уже много лет были проблемы, и мы с ней даже не говорили ни разу последние месяцев пять. Мне стыдно. — Стыдно? Но почему? — Потому что… Потому что… — Эбигейл задохнулась и сокрушенно покачала головой. В этот момент она была похожа на красивую фарфоровую куклу, у которой так искусно сделана прическа и так чисто выписаны краской черты лица, что ничего — ни яркое сентябрьское солнце, ни ветерок, ни дрожь в тихом голосе — не могло поколебать ее очарования. — Потому что, когда у мамы отказало сердце, я впервые за несколько лет вздохнула свободно. У мамы были проблемы. С наркотиками. До этого лета она уже дважды попадала в больницу, не представляю, как папе удавалось это скрывать. А теперь… ее нет. Но мне совсем не жаль. — У нее сорвался голос, и Эбигейл закрыла лицо руками. Ичиро осторожно обнял ее за плечи. — Уверен, ты с ней намучилась. — Что? — девушка отодвинулась и в шоке уставилась на него. Ичиро улыбнулся. — Ты же не ждала, что я назову тебя ужасным человеком? — Ну, не знаю… — Она была твоей мамой, и, если ради тебя и Энни она не захотела измениться, это был ее выбор. Ты не виновата в том, что тебе так долго было тяжело, а теперь ты испытываешь облегчение. — Ты, правда, так думаешь? — Конечно. Слушай, Эбигейл… — Что? — Мне кажется, сегодня действительно неподходящий день для учебы. Как на счет чашки какао? — Предлагаешь прогулять школу? — удивилась она. — Ну да. — Даже не знаю… Водитель должен забрать нас с Энни после школы. И папа переживает, когда не знает, где мы. — Но ты же будешь со мной, — Ичиро махнул рукой в сторону Джеймса, застывшего у подножья лестницы, будто часть скульптурной группы. — Безопаснее не придумаешь! Так и скажи отцу, если ему позвонят из школы. Ты только что похоронила маму, директор и не подумает назначать тебе наказание. А сейчас лучше будет развеяться. В первый день мы все равно толком не учимся. — Ичиро встал и подал ей руку. — Идем? А после мы подвезем тебя до дома. Эбигейл еще раз с виноватым видом оглянулась на двери Констанс, а потом решительно встала. Ичиро взял ее под руку, они спустились. Эбигейл улыбнулась телохранителю: — Здравствуйте, Джеймс. Тот сдержанно кивнул в ответ: — Мисс Пирсон. Ичиро потянул ее за собой: — Я знаю одно место, тут всего пять минут пешком. Они двинулись вниз по улице. Когда здание школы скрылось за поворотом, Эбигейл с явным облегчением сказала: — Спасибо тебе большое. — Ну что ты. Обращайся в любое время.