Проклятый Девятью

Висеть на дыбе, даже не натянутой, все же очень неполезно для организма. Такой урок вынес для себя Гайдар, удаляясь от Драконьего Предела по «тайной» тропке от двери в подземелья. Ощущение было такое, будто его менты по ребрам дубинкой фигачили (был у него печальный опыт задержания). Руки отваливались, ноги заплетались, кажется, у него даже температура поднялась, ломало всего нестерпимо. Возможно, накладываются побочки от наркотика, которым его накачали (все же чай он не пил, а его пустили по вене). Короче, самочувствие — паршивей некуда. Хотя, жизнь показывает, что всегда есть куда… Гвардейцы, которым Айрилет уже вдогонку в спину сказала: «у него приоритетная миссия вне Вайтрана, снабдите, чем сможете», проводили до дверей, всучили в руки тощий кошель монет, какую-то бирку со словами «обратись к Ри’саду, он даст коней» и на том все. Следуя совету Айрилет, Гайдар натянул капюшон поглубже, заплетающимся шагом почвалал в «Пьяного охотника», благо помнил, где тот находится. Повсюду были следы пожаров, люди разбирали завалы домов, вонь горелого дерева перебивала все остальные запахи. Утречко (ну, около десяти навскидку было) выдалось пасмурным. Да и вообще Вайтран был каким-то пришибленным, торговцы не орали, расхваливая свой товар, лица у народа были сплошь мрачные. Проходя неподалеку от Йоррваскра, Гайдар вообще согнулся в три погибели, выдавая себя за пьяницу, с утра пораньше уже залившего глаза. Было отчего. Прямо на улице, блестя золоченными доспехами, ошивались талморцы. Что за ахинея? Их, будто почетный конвой (кто кого от кого охраняет?), чуть ли не след в след сопровождали стражники Йорга. Народ был напряжен, будто ожидая, что два отряда с минуты на минуту вцепятся друг другу в глотки. А на главных дверях оплота Соратников были свежие следы от фаербола или другой огненной магии. Что ж тут произошло вообще? Гайдар предпочел свернуть в подворотню. Ну его нафиг! Проплутав по задним дворам домов некоторое время, вышел загадочным образом аж возле самой резиденции Сынов Битвы. Сориентировался и через три минуты был уже у дверей «Пьяного охотника». Внутри — приятный полумрак, какой-то чувак с неким подобием дредов на голове играет тихонько на барабане с густым низким звучанием. Народу побольше, чем обычно. Почти все в шкурах или другом каком кожаном одеянии — охотники, самые настоящие нордские бородатые крепыши, будто только из лесу. Главная клиентура заведения. Разговоры в полтона, все расслаблены, но на вновь прибывшего кинули пару оценивающих взглядов. По мебели и стенам, что так и дышат духом свежеспиленной древесины, понятно, что заведение довольно сильно пострадало от драконов, но его уж починили. За прилавком стоял приснопамятный Элриндир, приятель Фендала. Пока Гайдар не откинул капюшон, он его не узнавал, но Гайдар сделал большие глаза, упреждая радостные возгласы (или как там приветствуют знакомцев босмеры?). Жестом показал — плесни вон того, светлого. Хозяин молча сделал. Гайдар склонился над кружкой, жестом призывая и босмера наклониться посекретничать. Элриндир стал перебирать какие-то бутылки под прилавком, будто невзначай роняя слова. Гайдар не думал, что кому-то из присутствующих в таверне-магазине есть дело до их разговора или его персоны, но чем даэдра не шутит, могли узнать в нем «того самого барда». А он внимания к свой особе теперь должен избегать любой ценой. — Меня тут не было, если что, хорошо? — начал Гайдар таким тоном, чтобы до босмера дошло, сейчас он не беззаботный бард, а человек при деле, любящий быть инкогнито. — Ладушки, — лесной эльф и ухом не повел, что удивился такому перевоплощению. На самом деле Гайдар понимал, что ведет себя как герой стереотипного шпионского боевика (а точнее, комедии), но непритязательный в общем-то мир средневекового Скайрима был готов стерпеть эдакое профанство, главным образом потому, что в зале в этот час собрались действительно пролетарии, далекие от политики и шпионских игр, им странное поведение нового гостя было до фонаря. — Фендала видал со времени нашей последней встречи? — Нет, не заходил, весточек не присылал, — печально ответил босмер. Ну, ясно… Что ничего неясно. Куда запропастился его ушастый побратим — это Гайдар собирался выяснить первым делом после того, как добудет белый флакон. Не верил он в его смерть и все тут. Вот только он не частный детектив и как его искать, не имел ни малейшего представления. — Вопрос: бывает у вас тут наемница одна, кажется, данмерка? — при осмотре зала Гайдар искомую особу не заметил. — М-м-м… — лицо босмера приобрело крайне странный вид. — Тебе нужна помощь, Г…? Гайдар чуть ли не кружкой был готов запустить в бармена, но лесной эльф опомнился и не назвал его имени. — Вроде того. Бармен кивнул. — Она как раз говорит с кем-то наверху, у нас там типа «ВИП-зона», — почему-то стеснительно улыбаясь, сказал Элриндир. — Ладушки, — зеркаля фразу эльфа, сказал Гайдар и прямо со своей кружкой направился к лестнице. — Э-э-э, погоди, тебе лучше подождать, пока тот клиент уйдет, это невежливо — прерывать чужой разговор. — Пофиг, у меня дело посрочней будет, — равнодушно бросил Гайдар через плечо, снова накидывая капюшон. Не привлекать внимания, ага… Но с другой стороны, если знакомую Айрилет наймут, то Гайдар останется с носом, а помощь ему ой как нужна. На втором этаже он быстренько локализовал нишу, где горели свечи, и направился к ней. На диванчике поближе к лестнице сидел еще один клиент и молча листал какую-то книгу, кажется про луки, по крайней мере, там была иллюстрация на целую страницу схематически изображающая устройство блочного лука. В той самой нише действительно сидели двое — мужчина и женщина. При приближении Гайдара мужик сразу же набычился. — Эй, милчеловек, тут занято, пей свой эль в другом месте! — Расслабься, у меня не к тебе разговор, а к даме. Мордоворот, что сидел на диване, в ту же минуту возник у Гайдара за спиной. — Тебе непонятно сказали что-то? — и придурок положил ему руку на плечо. Черт! До чего велик соблазн! Позиция для приема из арсенала айкидо просто идеальная. Однако Гайдар, как мантру, твердил про себя «не привлекать лишнего внимания!». — И о чем же ты настолько хотел поговорить, что прерываешь мою беседу с этим уважаемым человеком? — бархатный голос женщины с медными волосами до плеч и красными данмерскими глазами, которые Гайдар смог различить даже в тени, где весьма профессионально предпочитала держаться наемница, был так насыщен нижними обертонами, что казалось, дама пародирует нуарных героинь из кино. — Об искусстве, госпожа. — Вот как? — данмерка выдвинулась из тени, демонстрируя роскошные волосы и тонкие плечики, по которым они растеклись красивой волной. — Э-э-э, госпожа, вы ведь не хотите сейчас с нами поссориться, не так ли? — быдловатый лысеющий мужичок в черном кожаном доспехе и с обилием перстней на пальцах оперся локтями на стол, поигрывая массивными плечами и буравя тяжелым взглядом собеседницу. — Мы ведь практически достигли соглашения. — Но ведь еще не достигли, правда? — тон данмерки был по-атморски холоден. Тут она перевела взгляд на Гайдара. — Меня всегда интересовали дерзкие молодые люди. Тем более, если они что-то понимают в искусстве. Гайдар демонстративно расслабленно отхлебнул из кружки в руках. Джон Уэйн бы позавидовал такому спокойствию. — Кхгм. Я не то чтобы разбираюсь. Мне наша общая знакомая посоветовала обратиться к тебе, как раз чтобы получше узнать, что есть искусство? — и Гайдар цепко посмотрел в пронзительные глаза данмерки. По лицу наемницы пробежала тень. Потом она будто бы что-то вспомнила. — О… Подумать не могла, что у нас есть общие знакомые… В любом случае, клинок и тень, безмолвие и смерть — вот единственное искусство, которое я признаю, — произнесла она, эффектно и хищно улыбаясь, адресуя это не только Гайдару, но и двум мужичкам, которые беспомощно наблюдали за сценой. Гайдар лишь облегченно кивнул. — Именно такой ответ я и рассчитывал услышать, — наглость и вправду «второе счастье» порой. Эта данмерка была именно той, о ком он подумал, едва Айрилет заикнулась об одной из немногих, кому хускарл может доверять. Ясное дело, это сородич из Морровинда. Дженасса. Одна из лучших наемниц во всем Скайриме (по крайней мере до пятидесятого уровня в ванильной игре). Особа с «серой моралью», с хорошими параметрами скрытности, навыками боя сразу двумя клинками, отлично владеющая луком, умелая взломщица, неплохая следопытка. Идеальна для «стелс»-прохождений. Да еще и кой-какая магия из школ Разрушения и Иллюзии тоже ей не чужда. Царский подгон от Айрилет, в общем. Лысеющий мужичок понял, что инициативу в переговорах он окончательно утратил. Решил все же брать быка за рога. — Плачу шестьсот! А в случае успеха — еще четыреста до тысячи накину! Дженасса посмотрела на него с легким сожалением. — Хорошее предложение, господин. Но как вы поняли, нам с вами не по пути. — Даэдра тебя побери, мальчишка! — это он Гайдару. — Какого скампа ты влез! Ни страха, ни совести! — мужичок подорвался, сжимая и разжимая кулаки. — Кхгм… — Дженасса просто прочистила горло. Однако на несостоявшихся клиентов это подействовало отрезвляюще. — А, да чтоб вам в Хладной Гавани замерзнуть! — массивный дядька лишь рукой махнул, отзывая и своего мордоворота. Цепкая клешня, что до сих пор железной хваткой сдавливала Гайдарово плечо, тут же исчезла. Сопя, мужичок уж подошел было к лестнице, но тут обернулся и с надеждой спросил: — Может быть, госпожа все же сможет помочь позже? Может, дело… эм-м-м, вашей общей знакомой не займет много времени? Данмерка одним взглядом молча переадресовала этот вопрос Гайдару. Тот прикинул, что белый флакон быстро не добыть, да плюс дорожные приключения и неприятности неминуемо их настигнут, это как пить дать. — Четыре недели минимум, плюс возможны осложнения в пути. Темная эльфийка лишь пожала плечами, впервые за разговор возвращаясь к собственному фужеру с выпивкой, демонстрируя тем самым, что «умывает руки». Мужичок неприязненно дернул щекой, пробормотал какие-то проклятия и стал спускаться. Бывший с ним мордоворот тоже люто глянул на Гайдара, будто желая запечатлеть его образ в голове. Пф! Гайдар понимал, что все разошлись миром лишь из-за уважения к мастерству Дженассы, ему несказанно повезло, что он успел раньше и настоял на своем, но все же червячилась где-то мыслишка противная, ему несвойственная, типа, «ага быдлота, съели! Хавайте пыль из-под моих ног!». Люди, думающие так, долго не живут. Карма та еще сука. Так что Гайдар отогнал эти мысли и благожелательно улыбнулся Дженассе. Пора бы и познакомиться нормально. — Рад, что успел прежде, чем ты связала себя контрактом. Я слышал, для данмеров это святое дело. Наемница широко улыбнулась. Делала она это обворожительно. Гайдар вдруг понял, кого она ему напоминает всеми своими движениями и повадками. Вот когда она сидит, ведет «светские беседы», а не в боевой ситуации, то вылитая Гал Гадот — была такая знаменитая актриса, модель, мисс Израиля и «Вандервумен» всея «киновселенная DC» в прошлом веке. Она просто излучала женственность, и каждый мужчина возле такой воистину королевы красоты старался «распустить хвост», чтобы соответствовать. Касательно внешности, сходства, конечно, не было, все же искажения черт лица, которые накладывает раса, в случае Дженассы были слишком заметны. Эта треугольность линий, резкие скулы, сумасшедший разрез красных глаз, «земляной» цвет кожи в конце концов — б-р-р, это только любителя экзотики способно возбудить или привлечь. И тем не менее, Гайдар как-то примудрился «запасть» на Айрилет поначалу… Он тоже — любитель экзотики? Хрен разбери. Может, игра накладывает свои условности? В реальности на такое страшило он бы точно не посмотрел даже, а в магическом Скайриме погляди-ка, очень даже симпатичная особа. А эта аура женственности — просто убийственный аргумент. — Да уж, если ты неплохо знаешь хускарла Айрилет, то у тебя не могло сложиться другого мнения, — как-то загадочно и двузначно произнесла наемница. — Что вас связывает? — вдруг напрямую спросила она, внимательно глядя Гайдару в глаза. — Вылазки в гробницы с кучей драугров, битва с драконами, и парочка бессонных ночей в ее пыточных казематах, — Гайдар едко усмехнулся. — Ха! Узнаю свою подругу. Очень странно, что казематы не на первом месте… — когда Дженасса улыбалась, то в уголках этих ее глазищ появлялись симпатичные лучики морщинок. — О, это лишь волею судеб! Но теперь я, можно сказать, — ее последняя надежда. Я… Точнее, мы с тобой, — исправился Гайдар, — можем спасти ярла от очень замороченного магического яда после последнего покушения на его жизнь. Мимика данмерки была в этот момент, как богатый сад, где водились как петуньи с ромашками, олицетворявшие некое общее прошлое с Айрилет, ради которого наемница была готова подвизаться на дело с незнакомцем, так и ядовитые ночные лилии иронии и горечи, что она через мгновение прокомментировала: — М-да… не будь это связано с угрозой жизни ее самого драгоценного человека, — на слове «человек» Гайдар явственно почувствовал, что подспудно где-то имеется и антоним «мер», — наша Айрилет никогда не стала бы требовать вернуть старый должок… — О… вы как-то неприятно расстались? — ляпнул Гайдар. — Ха, нет, что ты! Просто в этом она вся… Ну, ты понимаешь… — Гайдар нифига не понял, но на всякий случай кивнул. — Я Гайдар, кстати, — и он неуклюже поклонился, сидя на стуле. — Ах, да! Подозреваю, что наша мисс служение превыше всего, самый холодный айсберг Скайрима хускарл Айрилет, даже не сказала тебе, с кем ты будешь иметь дело, — данмерка опять «по-Галгадотовски» лучезарно улыбнулась. — Я действительно чту старое Искусство Мефалы, тогда как моя подруга переметнулась на сторону светозарной Меридии. Я — художница, пишущая по холсту жизни кровавыми мазками… И зовут меня Дженасса. — Очень приятно, — опять благовоспитанно брякнул Гайдар. Данмерка при этом поглядела на него как на дитя неразумное, которое лопочет что-то, не замечая, что прерывает взрослых. — В другое время я бы по многим едва уловимым признакам оценила толщину твоего кошелька и сказала, что за достаточно не-скромную плату готова сражаться за тебя. Ведь в конце концов, кому нужно искусство, если не останется никого, кто мог бы им любоваться… — снова эта обворожительная и двузначная в контексте сказанного улыбка. — Но ты здесь как человек, которому доверяет Айрилет. А значит, денег я с тебя не потребую. Спрошу лишь, в какую задницу хускарл решила втянуть всех нас на этот раз? Слышать слово «задница» из этих уст было довольно странно. Американизм. Напоминание о том, что игру делали люди с отформатированными головами. И в то же время — смешная отсылка для ценителей. Так что прощается. — Она, кстати, с недавних пор целый херсир. — Ха! Эта намек на то, что задница еще глубже, чем я могла бы ожидать? Мы отправляемся в Обливион? — теперь улыбка Дженассы была ироничной и едкой, будто она заочно подкалывает подругу, продолжая незаконченную кто его знает сколько лет или десятилетий назад дружескую перепалку. — Нет, к счастью, нет. Обычное дело, каких, я думаю, ты провернула предостаточно. Наняться отыскать мощный алхимический артефакт в каких-то древних нордских руинах, реставрировать его, а потом ловко кинуть нанимателя из Виндхельма и доставить магическую цацку придворному магу Драконьего Предела Фаренгару. — Коварство и многоходовочки. Эх, узнаю старую-добрую Айри! — Дженасса неуловимо сменила позу, будто расслабляя мышцы, готовые до того бросить это изящное тело в смертный бой (может, она ожидала глупостей от несостоявшихся клиентов?), при этом игра теней заставила ее большие глаза дивной формы сверкнуть в отсвете трепещущего пламени свечей, будто у кошки. У Гайдара аж похолодело в животе. Она назвала ее «Айри»! Он столько раз получил по сусалам за использование фамильярного сокращения. Чем даэдра не шутит, может он узнает контекст, почему Айрилет так ненавидит это прозвище?.. — Рассказывай детали, — и Дженасса оперлась на столешницу локтями, предвкушая знатную историю. Бурление в животе Гайдара тем временем изменило свой характер, издав слышимый урчащий звук. — О! Хотя что ж это я… Ты, небось прямёхонько из казематов, где тебя на хлебе и воде держали? Если я знаю свою подругу, то у тебя еще и нервная дрожь по всему телу после ее угощений… чаем? Гайдар подавил глупый смешок и лишь кивнул эдак по-японски, сгибаясь всем телом — странная ломка не позволяла иначе. Дженасса рассмеялась чудным грудным смехом. Что за женщина! — Что ж, давай угощу тебя завтраком. Она коснулась резной фигурки волка на столе, и меньше чем через минуту появился некий молодой служка-босмер. — Что принести, госпожа? — Давай-ка мясное рагу, как Анориат умеет, не жирное, ржаного хлеба, овощей всяких и печеной картошки. Небольшую порцию, чтобы наестся, но без тяжести в желудке. И еще светлого эля, что, наверное, по нраву нашему гостю. Парень черкнул заказ на бумажке, кивнул и был таков. Гайдар благодарно кивнул, но Дженасса лишь отмахнулась, вновь припадая к своему напитку. — Пока заказ несут, расскажи больше, как вы познакомились с Айрилет. И Гайдар стал живописать их приключения, коих не так и много, но уж Айрилет себя в них проявила знатно. Свою роль он всячески преуменьшал, так что наемница в какой-то момент даже прервала его вопросом: «Неужто ты так плох в обращении с клинком?» На что Гайдар ответил: «Мне бы очень не помешал хороший учитель». Дженасса улыбнулась. «А Айрилет хитрая лиса. Она знает, что единственное, что я люблю больше, чем творить искусство, это обучать ему других, особенно молодняк». Тут уж Гайдар опять подумал, что зря игра его сделала таким молодо выглядящим. Когда принесли заказ, Дженасса как раз заверила: — Ничего, думаю, будет у нас в дороге оказия посмотреть на твои навыки, авось чему-то тебя и научу. Уплетая за обе щеки, Гайдар рассказал о миссии все, что сам знал, посетовал, что ресурсов у них немного, но главный — коней и сбрую — они получат от Ри’сада. «Видать, совсем все плохо с казной нынче у ярла», — прокомментировала Дженасса. — Кстати, а ты была в Вайтране, когда напали драконы? — спросил Гайдар, сыто отваливаясь от стола. — Нет. У меня был заказ… на охрану объекта в Хьялмарке. Я вообще редко появлялась на югах последние три месяца. Так что вам с Айрилет очень повезло меня застать в Вайтране. — Так ты их и не видела ни разу? — Почему же. Этих тварей сейчас уж повсюду предостаточно. Они в основном не нападают, копят силы. Лишь изредка воруют скот. Самолично видела схватку дракона с великаном. — Ого! И как все было? — Гайдар не на шутку заинтересовался. В ваниле, опять же, баланс был ни к черту. Отряд каджитов-караванщиков, те же Соратники, великаны с мамонтами могли запросто размотать дракона на 1-20 уровне вообще без проблем. Зачем тому Скайриму вообще был нужен довакин, непонятно. Но здесь все по-другому. — Ну, тут и рассказывать нечего. Дракон хотел умыкнуть мамонтенка. Его мамаша, трубно ревя, кинулась на защиту дитяти, боднула разок бивнями. Дракон ее по башке хвостом два раза хряснул, на том запал у нее и кончился. Но тут великан подоспел, махнул дубиной, да мимо. Потом дракон поднялся в воздух и сжег нахрен тупого гиганта. Тот орал, упал наземь, чтобы пламя сбить, катался минуту-другую колбаской, но дракон не успокоился и еще пару раз применил… как оно там называется?.. — Ту’ум, — подсказал Гайдар. — Ага. Ну, и капец, в общем, великану. Его шкуры огню не помеха. Сгорел, как хворост, чуть ли не до костей. Если бы дракон был сильно голодный, то, наверное, не отказался бы от готового блюда из гигантятины. А так, умыкнул того мамонтенка, и был таков, а мамка его очнулась минут через двадцать, чтобы наблюдать всю учиненную разруху, да горевать по-своему, по-мамонтячьему, трубно. — Жесть! — констатировал тестер. Такого свойства драконьего огня он по ваниле не помнил, само собой. — Нет, ну попади он хоть раз точно в голову дракону своей дубиной, думаю, оглушил бы, а там и прикончить недолго, — задумчиво сказала Дженасса. — Все же дубины великанов с их длинной рычага и массой — это великая мощь! — М-да. Только вот драконы не подставляют башку и вообще предпочитают с воздуха действовать, — отметил Гайдар. — Точно подмечено! Ты не безнадежен в смысле тактического мышления и наблюдательности, — отметила Дженасса. Гайдар прям зарделся. Это говорит крутая наемница, а не хрен с горы! — Надеюсь, нам по пути не встретятся эти твари. Уж коль увяжется — спасения нет, — холодно резюмировала данмерка. — Агась, — Гайдар лишь поддакнул, макая нос в кружку с элем и отводя глаза. Он хоть и довакин теперь, но вот в чистом поле, без союзников в виде опытнейших в искусстве ту’ума седобородых, без уберваффе в виде какой-то там артефактной булавы и/или целой оравы воинов и хитрых ловушек он все еще — сопля. И дракон его просто размажет. Эх, скорей бы «драконобой» выучить… Но это только со Свитком возможно. А Древний Свиток — его ключ к выходу из этого слишком реалистичного Скайрима. Так что, быть ему уязвимой жертвой до того самого момента, как он разберется, как работать со Свитком… М-да, довакин, который шкерится от драконов по углам, — спаситель, которого заслужил Скайрим. Однако, не будем торопить события. Сначала — спасение ярла и танство в Вайтране. Дай-то боги успеть до того, как Ульфрик нападет на столицу холда. Видя, что собеседник крепко призадумался, Дженасса молча стала собираться. Положила нужную сумму в серебре на стол. Гайдар на автомате последовал ее примеру в смысле сборов. — Ну что, проведаем кошака? — Дженасса азартно блеснула глазами. Гайдар поначалу не понял, о чем она, но потом согласно кивнул. Таверну они покинули вместе. Дженасса профессионально держалась позади, и вообще ничем не выказывала, кто тут главный «локомотив», а кто — довесок, непонятно какими превратностями судьбы избранный помочь ярлу и быть героем.

***

Аракано сотоварищи (а с ними было еще трое юстициаров для вспоможения) как раз «паковал» очередного беглеца, когда почувствовал ЭТО. Невероятная боль пронзила его сердце. Ниванаэль!!! Могучий маг в страшных корчах упал наземь. Румил тут же подскочил к нему: — Мастер, что?.. Против воли самого Аракано, от его спины, там, где магическая татуировка аккумулировала энергию, отделился проджектайл, заряженный смертельной энергией некромантии, хлестнул по Румилу, который едва успел выставить защиту. Другого бы эта магия обратила в пепел. Глаза мага почернели, стали как две капли нефти, вены и капилляры налились черной субстанцией, превращая лицо в демоническую маску. О, он в этот момент был страшен! Воистину, любой смертный в этот миг бежал бы от него, как от воплощения чумы и смерти. Лидер «звезды смерти» встал на четвереньки и завыл. Тоскливо и безнадежно. Даже дикие волки, попавшие в капкан, наверное, так не сумели бы. Они хотя бы могли отгрызть себе ногу и освободиться, а вот Аракано не мог угасить эту муку. Боль, неведомая большинству меров и людей, которые, возможно, и не любили никогда, в буквальном смысле разрывала его сердце на части. НИВАНАЭЛЬ!!! Она где-то сейчас умирала. Взаправду, дыхание жизни покидало ее совершенное тело, ее разум угасал. Она, могучая целительница, которая практически разорванных на части братьев-меров возвращала к жизни, сшивая конечности, запихивая кишки обратно, она получила такие повреждения, с которыми не смогла справиться. Она, которая под носом у мастеров Иллюзии могла ходить, как у себя дома, в тапочках и покуривая какую-нибудь травку, — попалась! Ее раскрыли, она приняла бой… и проиграла! Она — невероятно! — прямо сейчас умирает. И в свой смертный час она применила заклинание, которое через любые расстояния соединяло сознания разумных, которые любили друг друга, соединяло на уровне эмоций и ощущений. Да, любовь или иные глубокие чувства были обязательным условием, чтобы такая магия сработала. Столкнувшись со смертью лицом к лицу, она прокричала его имя. Этот крик стоял у него в ушах, звеня, наполняя голову гулом, а сердце — вибрирующей пустотой. Темной и страшной пустотой. Аракано не знал, что с ней делать. Он никогда не думал, что настолько любит Ниванаэль. Но теперь, когда она гибнет, осознал в полной мере. Эта пустота была такой огромной — абсолютно соразмерно той части, которую смерть возлюбленной с мясом вырывала их его души, — такой огромной, что просто поглощала его внутренности, как черная дыра, погружая все в безысходный Мрак с большой буквы, которого и Молаг Бал устрашился бы. Еще никогда в своей жизни Аракано не был так близок к так называемому «магическому безумию», когда маг абсолютно не контролирует свою энергию, что самопроизвольно порождает даже не заклинания, а их сырые заготовки, что, как правило, изливаются из обезумевшего новыми и новыми проджектайлами энергии. Порой они закручиваются вихрем, порождая «Черный Смерч» — совершенно жуткую магическую конструкцию, что живет своей жизнью, обладает зародышем собственного сознания и плодит мощнейшие проклятия, что не каждому некроманту даже уровня Маннимарко были бы под силу. Аракано шипя, словно змея, теряя облик мера, высокого эльфа, капая черной слюной, что разъедала мшистые скайримские камни, будто кислота, обратился к Румилу, которого не видел из-за жутких бельм тьмы, но чувствовал рядом: — Ударь меня по лицу, как можно сильнее! Иначе я… будет Черный Смерч! Не медли! — одна эта фраза требовала столько самообладания и концентрации, что многие волшебники не смогут освоить и за всю жизнь. Но Аракано был поистине великим магом. Его подчиненный не мог взять в толк, что же произошло, но он привык не только быть послушным, но и доверять своему командиру. Да он и собственным глазами видел, что Аракано не владеет ни собой, ни своей магией. Эти чернильно черные глаза, этот змеиный голос, они принадлежали демону, а не меру. Вот только исполнить такой приказ, тем более в таких обстоятельствах, боязно. Но Румил не был тряпкой. Он был опытным боевым магом. Он нашел способ обойти сетку черных мини-вихрей, что уже закружились вокруг Аракано. И нанес удар. Сопровождавшие их юстициары только ахнули, наблюдая эту картину. Их магический потенциал был по сравнению даже с Румилом, не то что Аракано, как у ослика рядом с гигантским мамонтом. Они благоразумно не вмешивались, сосредоточив внимание на плененных нордах. Голова Аракано мотнулась из стороны в сторону. — Ещё! — этот страшный змеиный шипящий голос пробирал до печенок. Румил снова ударил, подкрепив действие магией воздуха, отчего «шлёп» был громкий, будто далекий выстрел из ружья. После третьего удара нефтяная тьма уползла в уголки глаз, вены вернулись в нормальное состояние, а полусформированный черный вихрь Аракано развеял титаническим (воистину титаническим!) усилием воли. Борясь с собой, он упустил тот момент, когда его возлюбленная ушла из этого мира. Вот только что он чувствовал ее, ее ужасную боль (кажется, ее расчленили заживо), а сейчас уже нет. Сильнейший из меров маг в Скайриме неуклюже завалился набок, поджал ноги и беспомощно заплакал… Его Ниванаэль… Больше никогда не улыбнется, не промолвит его имя. А ее… их ребенок… Никогда не родится. Плач взрослого мужчины-мера — не та картина, которую можно увидеть каждый день. И все видящие это, не знали, куда подеть глаза. Аракано был безутешен. Казалось, он хотел выплюнуть собственные легкие от надсадного «ы-ы-ы…. Нива-на-эль!.. Люу-у-у… гхы-гхы-ы-ы… Лю-бовь моя!». Его ногти драли форму, разрывая ее, царапая грудь, будто он хотел вынуть собственное сердце. Тьма хоть и покинула радужку его глаз, но он не хотел видеть этот мир, и слезы, горькие слезы катились градом, будто в ответ на его мольбу. Что этот мир без нее? Что все его достижения без ее глаз, в которых отражались его собственные? Каким может быть этот мир без их дитя? Что их великая цель, если ни он, ни его потомки никогда не увидят ее достижения? О, будь прокл… Нет! Нет, нельзя! Если он только позволит гневу, то опять… и тогда уже Румил не поможет… и Аракано вновь возвращался к своему беспомощному положению. Румил попытался склониться над мастером, как-то помочь, потормошить за плечо, добиться внятного ответа, но Аракано лишь зло зашипел: «Оставь! Не сейчас! Дай время слезам и горю…» — «Но мастер, что случилось?!» — «Ниванаэль больше нет в этом мире» — голос Аракано звучал высоко, с истеричными нотками, но будь он проклят, — подумал Румил, — если он сможет когда-либо упрекнуть мастера в таком проявлении эмоций. Ниванаэль действительно была лучшей из них. Добрейшей, лучом света в магическом сумраке. Лицо стихийного мага исказилось в жуткой гримасе. Те, кто проходят десятки сложных магических ритуалов вместе, кто работает, как «звезда», как пальцы одной ладони… неизбежно чувствуют друг ко другу больше, чем могут чувствовать просто коллеги. Они все… любили Ниванаэль. Само собой, не так, как Аракано. И конечно, никто не мог бы допустить и тени эротической мысли, проявлений похоти либо чего-то такого, ведь каждый безгранично уважал мастера их звезды, но вот сейчас Румил чувствовал… да, пусть всего лишь тень того горя, что Аракано, но все же такого же горького и безысходного. Ниванаэль была для Румила и остальных, как сестра, как племянница, как искренняя подруга босоногого детства, как та, кто знает о нем все, и которая доверяет ему… почти все. Все, кроме той самой чувственной, эротичной любви, в остальном изливая свое сердце без утайки, без остатка. И Румил тоже упал на колени и заплакал. Юстициары, на что уж ушастые, даже попятились от пораженных горем мужчин. Теперь они вполне осознали, что чуть не попали в воронку предвечной Тьмы, в которую чуть не превратился убитый горем Аракано (мало Скайриму королевы Потемы, так тут еще и новая язва инфернальной Тьмы могла появиться). И тут настал момент, когда Румил произнес вслух ту мысль, которую старался не пускать дальше всего лишь мысли Аракано, иначе, он чувствовал, будет новый провал во Тьму. — Но кто, мастер? Как? Как она умерла? От чьей руки? Странно, но когда мысль сформулировал не он, а Румил, близкий друг и соратник, было немножечко легче. По крайней мере, Аракано мог удерживать сознание на плаву и даже беспрепятственно думать. — Не знаю. Во время сеанса нашей духовной связи я видел лишь темное место. Возможно, подземелья Вайтрана, Драконьего Предела. Их было много. Много трупов, пораженных ее молниями и холодом. Но убийца была одна. Кто-то очень сильный… Ниванаэль умерла от меча. Очень сильного артефактного меча, — голос Аракано умолк, его дыхание коллапсировало. Говорить о смерти любимой все же было слишком больно. Нужно еще время. Еще минут двадцать мужчины молча валялись на холодной скайримской земле где-то у карги-ворожеи на куличках, Аракано в полубессознательном состоянии, а Румил — просто в ступоре. Наконец, старший среди юстициаров осмелился подать голос: — Мастер Аракано, нам нужно вернуться в Вайтран… Вы сможете… — Умолкни! — это вновь пылкий Румил. — Мы с мастером вернемся, когда будем готовы. Передайте господину четвертому эмиссару, что мы помогли, чем смогли, сейчас у нас другие дела. Мы должны найти, кто сделал это с нашей Ниванаэль. — Прошу прощения, мастер Румил. Вы уверены, что вам не нужна помощь… психологического характера. Я уверен, что среди наших специалистов… — Мы — воины талмора! — сорвался на крик Румил. — Неужто ты думаешь, что нас можно так просто сломить?! — Уймись, Румил, — Аракано наконец подал признаки осмысленной деятельности и медленно-медленно стал подниматься, машинально отряхивая одежду. — С нами все будет хорошо, друзья. Кризис миновал. Я себя контролирую. Сегодня же вечером я самолично приду на доклад к господину Маладету, так и передайте. Но до вечера никто не пытайтесь связаться с нашей звездой. Мы будем заняты, — последняя фраза прозвучала максимально зловеще. Офицер талмора осмелился трясущимися губами сообщить: — Надеюсь, вы не будете предпринимать карательных акций на территории Вайтрана и углублять дипломатический кризис, который наблюдается из-за действий с Йоррваскром. — Не бойтесь. Что в тайне, останется тайным. Никто и ничто не свяжет наши действия и талмор. Мы не собираемся швыряться молниями там, где нужны хитрости Мефалы и Вермины, — атморски холодный голос Аракано превращал внутренности твердых, как кремень, юстициаров в студень. Упоминание даэдра в таком контексте могло бы восприниматься как кощунство, но облаченные в золотые доспехи эльфы вняли голосу разума и не стали перечить Аракано. Пленники, которых от греха подальше оглушили, стали приходить в себя, и юстициары поспешили ретироваться. Когда от них след простыл, глава звезды мрачно сказал Румилу: — Что ж, давай найдем остальных. Без талантов Нив… Ниванаэль, — имя возлюбленной далось магу лишь со второго раза, — нам понадобится вся наша мощь, чтобы пробиться в астрал и выяснить все необходимое. Ты же знаешь, сука Вермина не любит делиться своими секретами. Но мы ее заставим, — даже гордая Принцесса даэдра вряд ли усомнилась бы в серьезности этого заявления, а от голоса этого смертного у нее у самой бы мурашки пошли по коже. В этот момент Аракано не боялся никого и ничего, кроме собственного безумия, которое могло бы не дать свершиться его мести. А он ее совершит, о да! Во что бы то ни стало. И от этой мести даже Шеогорату с Малакатом станет тошно… Только по разным причинам. И двое из звезды смерти, осиротевшей без одной из своих лучей, медленно направились в Вайтран.

***

Айрилет устало опустилась на пол. Рядом, так же тяжело дыша, сползла по стенке Берела Рален. Минуту молчали. Потом наемница нарушила тишину: — Фух, давно так не выкладывалась в магии Иллюзии. Теперь могу гарантировать, что магическими способами никто ничего не разнюхает. Даже не представляю, от кого ты с такими предосторожностями пытаешься отгородиться. — А я думала, что такой безбашенной, как ты, вообще все равно, хоть с демонами Обливиона биться, хоть с мертвяками или даже драконами, — ухмыльнулась Айрилет. Хускарл в чародействе принимала опосредованное участие, указывала, чьи отпечатки ауры и в какой последовательности ликвидировать, как засорить астрал так, чтобы комар носа не подточил. И все равно устала, как собака. А вот Рален, по ходу, бахнет что-то из своих скляночек и снова как огурчик. Что тут скажешь — чистокровная Телванни. — Ну, не скажи. Драконам на мои иллюзии было бы начхать. — Напротив, эльфы талмора едва не победили одного из дрог-лок именно при помощи некоей магии иллюзии, замешанной на некромантии, тогда, при первой атаке Вайтрана, — возразила Айрилет. — Ого! Интересно было бы это увидеть! Жаль, я присоединилась к вам лишь недавно, кажется, именно в Вайтране и Солитьюде весь скайримский движ сконцентрирован, — Берела лихо поправила челку, роясь параллельно в своей сумке с алхимическими запасами. Вообще, глядя на магессу Телванни, ее дерганную мимику, резкие жесты, веселый и безумный блеск в глазах, можно было подумать, что ей весьма мало зим по меркам данмеров. И это было правдой. Берела едва разменяла три четверти века, однако ее магический потенциал не вписывался в привычные Айрилет классификации. Мастер почти во всех сферах с кучей собственных наработок и уникальных заклинаний, которые, хоть и выглядели просто, однако отказывались работать в чьем-либо исполнении, кроме самой Рален. Уникальное приобретение для Вайтрана. А главное, это ее шилопопие и готовность работать за сотню золотых в месяц, лишь бы работа была интересной и бросала вызов ее способностям. Эх, будь все наемники такими, у Айрилет бы значительно поубавилось причин для вечерних мигреней. Не последний фактор, заставлявший хускарла вновь поверить в свои силы и то, что они смогут преодолеть этот кризис, то, что они нравились друг другу, за пару дней стали понимать друг друга с полуслова. Насколько Айрилет была в курсе, именно Ниванаэль была грандмастером Иллюзии, главным клинком пятерки, когда речь шла о тайных операциях, шпионаже, инфильтрации и тому подобных тонких операциях. Эол был чистый стихийник, мастер Молнии, Карнистир — огневик, чья мощь вызывала озноб даже у данмеров, носящих в своих сердцах отпечаток пламени Красной Горы. Румил — мастер Льда, но далеко не такой простой, как предыдущие двое. Знал толк в Некромантии, Чародействе и Иллюзии. И наконец, сам Аракано… Умелец, каких мало, когда речь идет об артефактной магии, зачарованиях, уникальных предметах, в том числе двемерского и даэдрического происхождения. Равносильно мог уничтожать противников всеми стихиями школы Разрушения, имел пару своих уникальных наработок на стыке нескольких школ, огромной силы менталист и настоящий лидер «звезды смерти». Чудовищно сильный противник. Да уж, Айрилет предпочитала знать о своих врагах и их мощи все, ну, или как можно больше. Не зря Балгруф добивался именно этой пятерки в тех злополучных переговорах. Вот, добился. Даэдра побери ее расшатанные нервы! Ведь прав Гайдар, всего того, что будет дальше, можно было избежать. Самое главное — Аракано опоздал. Если бы он начал шаманить с Астралом сразу, то по горячим следам смог бы вызнать все необходимое. Но эльфа заклинило от потери любимой, и хускарл с Берелой смогли замести следы, очень качественно замести. Конечно, она не верила, что Ниванаэль могла отправиться на разведку сама, без ведома своего лидера и возлюбленного. Значит, Аракано знает, что и где искать. На физическом плане в казематах тоже отлично прибрались, чуть ли не с двемерской лупой отскабливая остатки эльфийской целительницы от пола и стен камеры. М-да. Теперь нужно ждать его хода, быть наготове. Вряд ли он станет переть напролом, нарушая тем самым все дипломатические договоренности. Стоит ждать тонких и продуманных действий, астральной атаки, ментального подавления, на крайний случай, каких-то проклятий из сферы Некромантии. Но Аракано не зря был менталистом, его поступки могут быть очень и очень непредсказуемыми… Айрилет сжала свое оружие, шепча молитву Меридии. Пусть она не оставит свою верную воительницу, поможет истребить тьму… — Слушай, давай выпьем? У меня где-то завалялся флинн полувековой выдержки из Вороньей Скалы, работа Гелдиса Садри, — и Айрилет с бесиками в глазах глянула на Берелу. Волшебница уловила ее настрой без проблем. А уж выпить за счет нанимателя любой солдат удачи всегда готов, даже надменные обычно Телванни. — А давай! Старый хрыч славится своим умением выдумывать новые рецепты на ровном месте. Бывала я в его «Пьяном нетче», знаю не понаслышке. И две данмерки, кряхтя по-старушечьи и посмеиваясь над этим, поднялись и направились в покои Айрилет. Давняя мечта хорошенько хряпнуть (полноценно напиться враги никогда не дадут) наконец приблизилась к осуществлению. Главное — хороший собутыльник. Айрилет в этот момент, несмотря на весь стресс, была почти счастлива. Она делает свое дело, и делает его хорошо. Рядом проверенный союзник, за поворотом брезжит надежда разрулить очередной кризис без особых потерь. Жизнь налаживается. Главное, как всегда, не расслабляться окончательно. Реальность, какой ее знала и видела Айрилет, этого не любит…

***

Когда Фендал открыл глаза, то взор его был совершенно иным, нежели до того. Это были глаза мера, вполне осознающего себя, который знает, чего он хочет. А еще в них появилась уверенность — свойство весьма несвойственное рабу. Эту уверенность питала любовь. Любовь, которую босмер ни разу в жизни не испытывал, ни с женщиной, ни даже с мужчиной. Он получил откровение, намного более мощное и конкретное, чем все эти шаманские пляски, туманные пророчества, обаяния* и прочие дурачества адептов Зеленого Пути. Великая Мать самолично говорила с ним. О, да! Это было так сладко, так приятно, так незабываемо! Ради повторения этого момента он готов на многое… он… готов служить Ей. Тем более, что он, кажется, осознал Её цели, единственно благие и несущие просветление всем спящим, кого сковала иллюзия костного смертного бытия. Её сны — это на самом деле пробуждение. Она дарует тысячи истин — тысячи светочей на ночном небосклоне! Тем, кто видел свет иного мира, мир настоящий кажется тусклым и пресным. В нем столько мучений, лицемерия, притворства, горечи. Такое бремя вновь возвращаться сюда. Однако у него есть Миссия, поручение от Нее. Великая Мать отождествилась в голове Фендала с его собственной матерью. Она пахла, как его мать, говорила тем же голосом, ее волосы были такими же, как у его мамы. Она — это она. А Кора — Её жрица. Пусть она была жестока к нему, он не забыл этого, но так было нужно. Поэтому, когда бывшая мучительница вошла в комнату, он улыбнулся ей. Та улыбнулась в ответ. — Хорошо выспался… сын мой? На секунду что-то ёкнуло в груди босмера. Какой-то атавизм из его прошлого, что-то прочно забытое. Но секунда прошла, минула и тревога. Да, Кора имела это право называть его сыном. Ведь она представляет его настоящую Мать здесь, в этом костном Нирне, на этом крошечном Тамриэле, которого каждую ночь касаются подолы Её священных одежд, даруя смертным сны, а на недостойных насылая кошмары. Он, казалось, все еще ощущал легчайшее прикосновения этих одежд, что невесомей пуха, мягче наилучшего шелка. Потому с улыбкой ответил: — Да, мама. — Ты знаешь, что тебе нужно сыграть свою роль в этой большой игре? — Да. — Ты помнишь, что тебе нужно сделать? — Найти Неспящего! — не задумавшись ни на секунду, молвил Фендал. — Да, того, кто не сомкнул глаз ни разу с тех самых пор, как этот мир осознал себя живым, родившись уже взрослым, имеющим многовековое прошлое, но не прожив и дня… — будто себе самой, чем собеседнику, сказала в ответ Кора. Она, пританцовывая, подошла к Фендалу и нежно прикоснулась к его яичкам. От неожиданной ласки босмер даже сделал шаг назад, будто пытаясь отстраниться. Но потом опомнился и благодарно улыбнулся. — Не забывай про игру. Ты все еще раб в этом костном мире и должен быть изворотливым, притворяться, с покорностью принимая страдания. Ведь ты знаешь им цену и знаешь о награде, которую ты получишь от Госпожи, когда наконец проснешься в Её владениях, заснув на этом плане бытия. Фендал грустно улыбнулся, кивая и проронил цитату, которую он то ли слышал от кого-то в прошлом, то ли познал в своем сне: — Она благословляет сильных духом и несет сумасшествие для слабых… Улыбка Коры, будто у Моны Лизы, несла в себе все и не несла ничего на самом деле. Но человек, знающий толк в ветрах судьбы, уловил бы в ней иронию. Она как бы говорила «Ты даже не подозреваешь, насколько правдивы сейчас были твои слова, мой безумный-безумный раб». — О, да! Да, мой малыш! — и Кора нежно, но совсем не по-матерински поцеловала своего раба в губы, продолжая массировать тестикулы. — Теперь ты понимаешь. Теперь ты знаешь, что нужно делать, правда? И, продолжая свои ласки, она достала откуда-то из-за спины кляп-удила, палку на ремнях, которую вставил в рот босмера. Он открыл его сам, не противясь, глядя ей в глаза. Истязательница и мать в одном лице. Он любил ее, хоть его старая, животная часть натуры ненавидела ее со всей страстью и пылом, на которое способны израненные животные, которых принуждают делать то, чего они не хотят — на потеху публике. Саблезубы, ведмеди и мамонты имеют свойство вырываться однажды из своих клеток и загрызать, затаптывать своих дрессировщиков насмерть. Но его узы с мучительницей намного крепче, чем сталь клетки, чем кожа ремней и конопляные веревки пут. Он позволит ей делать все, что необходимо, чтобы исполнить Миссию. На секунду, перед тем, как она заботливо, с улыбкой не сомкнула замочки на его затылке, он чуть отстранился и спросил: — Так скажи, кому я понадобился тут? Для кого ты якобы работаешь? Кора будто бы даже удивилась и нахмурилась, видя такую дерзость, убрала колено, которым продолжала ласкать промежность раба. Но потом ее лицо разгладилось, вернулась материнская улыбка: — О, всего лишь привет из твоего далекого и не очень прошлого. Какие-то знатные босмеры из Валенвуда. Но за тебя предстоят знатные торги. Аукцион с твоим лотом принесет местным торгашам неплохие барыши, — она криво ухмыльнулась. — Ведь сразу двое кланов пиратов и работорговцев спят и видят, как бы выпустить тебе кишки и скормить акулам, ну, или на что там еще способна их скудная фантазия… — Кору будто бы оскорбляла в профессиональном плане недалекость некоторых людей, недалеко ушедших от типично варварских пыток. — Ты примудрился многим дорогу перейти, живя в Скайриме, сын мой. Она нацепила наконец финальный элемент сбруи «лошадки»-«собачки» и потянула за цепь вниз. — Встань на колени. Нам нужно назад, в стойло с теми несчастными, которых, увы, не избрала моя и твоя Госпожа. Фендал ссутулил плечи и покорно встал сначала на колени, а потом и на четвереньки. Проклятые условности костного Нирна! Он должен терпеть! Однако он все же осмелился поднять взор на свою Госпожу. В нем был вопрос, который, благодаря внезапному озарению Прядильщицы пышных одежд, не нужно было озвучивать грубыми сотрясаниями воздуха. — О. Да, конечно же, когда я «умою руки» и буду вне подозрений, я помогу тебе бежать. Точнее, наша Госпожа устроит всё. И скорей всего совсем не тем способом, которым хотелось бы тебе. И не так быстро, как этого хотелось бы тебе. Терпи и мужайся. Но если тебя — о, чудо! — выкупят твои плотоядные сородичи, это даже поспособствует выполнению Миссии. Если же нет, просто постарайся выжить достаточно долго. Фендал из своего униженного положения лишь кивнул на это. — Не волнуйся, терпеть не долго. Аукцион уже завтра. И госпожа повела своего ездового песика к остальным. Начинался новый день, новый цикл пыток. Но теперь Фендал переносил их легко, порой даже улыбаясь, но так, чтобы никто не видел и не воспринял улыбку за дерзость.

***

Кто-то совсем недавно пытался призвать даэдра в эту точку Нирна. Это Аракано с Румилом поняли сразу, едва вошли в незаметный под завалами подвальчик на окраине Вайтрана. Умение искать невидимое — неожиданный талант Эола, чья чувствительность к всевидящим и вездесущим духам воздуха превышала просто способность вызывать атронахов, наколдовывать тучи и швырять молнии. Главе звезды смерти для ритуала было нужно именно такое местечко, близость к скверне Обливиона. Мараться самому и якшаться с даэдра? Во имя светлых предков, увольте от этого! Так что нахождение этого местечка, пропитанного эманациями потустороннего, как нельзя кстати. Ниванаэль без проблем разобралась бы, к какой сфере относится даэдра, которого пытались тут призвать, но и без нее Аракано быстро понял, что это Хермеус Мора — только он вызывает такие миазмы на первейшем уровне Пелены Сокрытого. А уж самодельный алтарь и атрибутика не оставляли сомнений. Вообще-то магу была нужна не столько информация, сколько подтверждение своих догадок. Он уже просчитал все возможные варианты. Единственный… точнее, единственная, кто имел бы мотивы, возможности и силу, чтобы обнаружить и убить Ниванаэль, — это бешенная цепная псина ярла хускарл Айрилет. Нужно только выяснить, кто ей помогал, и способ, как она это провернула. Аракано просто не верил, что недоучка в магическом плане могла бы одолеть его возлюбленную просто так, без какого-то коварства или помощи со стороны. О, он заставит их искупаться в собственной крови! Всех и каждого, кто приложил руку к поражению Ниванаэль. Об Айрилет он давно узнал все, что нужно, составил план нейтрализации. Остается только внести в него коррективы, чтобы сучка знала перед смертью, от чьей руки она умирает, чтобы успела пожалеть, что не просто на свет родилась, а и набралась наглости посягнуть на самое чистое и святое, что было в его жизни… Карнистир начал приготовления, разжигая священный огонь. О, его призрак сегодня будет иметь пищу для своих красных языков. Чародейство, которое собирался совершить Аракано, было неизвестно никому. Его личная наработка. До сих пор не было случая ее использовать. Знай о ее существовании начальство, возможно, его звезду стали бы посылать на миссии совершенно другого толка, и он никогда не оказался бы в Скайриме… Ну, или оказался, но при совершенно других обстоятельствах. Эта магия позволяла находить и поражать цели без контакта, прямо из Астрала, достаточно просто знать, кто твоя цель. Армии духов природы и мельчайших тварей Обливиона, которым нет названия в обычных гримуарах, послушные воле заклинателя, создавали такие конструкты, что при анализе другими магами казались абсолютно естественными, как самая обычная молния, что поражает самое обычное дерево только потому, что оно одиноко возвышается в поле, и силе небес более негде найти пристанище, как только в нем. Идеальное оружие магических ассасинов. Достаточно мощное и не знающее промахов, ибо духи видят все, всегда и во всех возможных направлениях. Но еще более ценна «побочная» сила этого ритуала: заклинатель не своими глазами, но очами духов, видит и чует все, что было. Само собой, есть техники, что стирают следы в Астрале, даже заставляют духов «забыть» однажды увиденное. Но в отличии от других, заклинание Аракано работало не только и не столько с самими духами, сколько их тахионными эманациями, «отражениями отражений». Да, в таком случае неизбежны искажения, неприемлемые другими магами, которые желают четких ответов. Но просмотрев кучу таких «зеркал», можно составить максимально реалистичную картину произошедшего, если умеешь анализировать, сопоставлять, сравнивать и выделять главное, однообразное, типичное. Менталист это умел как никто другой. Для такой работы важна скорость, ведь отражения имеют свойство быстро угасать, перекрещиваться с другими, «загрязняться». Однако несколько часов при способностях Аракано были вполне приемлемым сроком. Ритуал начался и почти сразу же Аракано почувствовал противление. Он не знал, кто это или что, но под грубой силой четверки магов-профессионалов сторонняя воля, что связала духов, дала трещину, а потом и пала. Первая Вуаль. Далее пойдут ложные видения и всякие ожившие кошмары, призванные охмурить магов, вторгающихся в царство Вермины, но железная воля эльфийского мага, главы звезды, держала их вместе, а его опытный взор менталиста рассеивал иллюзии, как мощный восточный бриз туманы в порту Даска, что на Саммерсете. Вторая Вуаль. Третья — ложные толкования, помутнения рассудка, что мешали видеть истину. Большинству магов последняя Вуаль не под силу. Из-за чего так много ложных пророчеств, так много безумцев среди магов, которые рискуют заниматься сферой Разума и Астрала. Именно из-за такого вот перманентного помутнения ставший притчей во языцех для многих магов шпион и лазутчик данмер Талим Рент (чуть ли не единственный среди смертных, который сам, добровольно решил попасть на Дрожащие Острова и бросить вызов Шеогорату) толкнул в пасть безумия свою бывшую начальницу Порсию и в исступлении натворил еще много вещей, чудных и странных даже по мнению жителей Мании и Деменции. Сфера Вермины была смежной к сфере Безумного Бога, но все же иной и порой более непредсказуемой. Самое главное умение, которое нужно магу, практикующему погружение в Астрал, — различать реальность и нереальность, мнимость, вероятность и действительность. Аракано овладел им почти совершенно, насколько это вообще возможно для смертного мера. Упомянутый Талим Рент сделал то, что сделал, потому что не знал всей правды, неправильно интерпретировал события и свои же поступки, потому что его настоящее прошлое скрывала от него вуаль Шеогората. Вуаль Вермины действовала чуть иначе, но конец мага, допустившего ошибку, был одним и тем же — безумие. Во время ритуала каждый из членов ныне четырехлучевой звезды видел свои видения, свои кошмары, но к чести подчиненных Аракано, все они также разобрались со своим демонами. Наконец, настал миг, ради которого все это затеивалось: Аракано своим сознанием очутился в зазеркалье, в отражении недавнего прошлого, чтобы увидеть, как в странном психоделическом клипе или «глючащей Матрице», как одно и то же событие повторяется десятки и сотни раз, каждый из которых хоть чуть-чуть, но отличался от предыдущего. В одном из сценариев Ниванаэль (о, живая, теплая, его возлюбленная была неподражаема! Как шпионка, как магесса, как женщина) использовала не молнии и ледышки, а фаерболы и невидимые нити, где-то она убивала стражников, где-то щадила и оттаскивала в пустующие камеры да чуланы, выставляла их иллюзорные копии, где-то передвигалась по потолку, где-то использовала «Порталы Тени» и другие могучие заклинания Иллюзии. Эльфийский маг специально обрывал картинку событий до того, как она войдет в камеру, в которую позже войдет Айрилет с другими хускарлами. Эту часть событий он боялся увидеть, а потому откладывал на потом. И вот он увидел то, что поначалу хотел отбросить, забраковать как обманку Вуали, но его интуиция подсказала — вот это и есть (и была) реальность! Ниванаэль оставила стражников лежать, где положила. Что за ерунда? Как опытнейшая лазутчица могла допустить такую ошибку?! Почему?! Небрежность и халатность сразу отметаются. Это не о его возлюбленной. Что тогда? Встречный морок, пропущенный ментальный удар от ловушки, расставленной на астральном плане? — О, Аракано почувствовал зуд, как с ним бывало всегда, когда он близок к разгадке. Но кто способен на такую странную не-смертельную, но крайне вредоносную магию? Это не просто высший пилотаж (ведь Ниванаэль ловушки не заметила!), это… нет, не может быть… Только самим даэдра под силу такое… Или тем, кого избирают даэдра, даруя им свои проклятые артефакты. Кланфирово отродье! Аракано отмотал намного дальше назад, чем планировал поначалу. Румил и остальные застонали в голос, отдавая силу сверх меры. Но они привыкли к такому, ритуал продолжался, хоть свечи и начали мигать синхронно с сиплым дыханием Карнистира. Менталист хотел увидеть события предыдущего дня. Там уже все затерлось тенями теней, так что разглядеть что-то толком было сложно. Но, с другой стороны, типичные образы наслаивались, вычленяя их черты, можно было видеть жирные мазки и по ним опознать человека, если он тебе знаком. Да, вот тот, кто наложил заклятие ловушки. Хм, точнее, это она. Женщина. Эльфийка? Нет, не совсем. Данмерка. Вот же ублюдочное племя! Хуже босмеров порой… Черты лица слились в непонятную кашу. Ладно. Но и разговоры уже быльем поросли. Имен или каких-то редких конструкций в них было с гулькин нос, все слилось в неровный гул. Единственное слово, которое удалось вычленить, «Телванни». Два данмера говорят о своих сородичах? Вряд ли. Одна из них телванни, и само собой, это не Айрилет. Наемница-телванни. Дальше будет проще, такое шило даже Айрилет в мешке не упрячет, обычные шпики скоро разузнают, кто она. Скорей всего, недавно в Вайтране. Аракано за те несколько дней, что был в столице холда, потрудился составить досье на всех подчиненных и наемников Айрилет, вдруг, придется иметь дело или, чем даэдра не шутит, перевербовывать. Интерес вызывали такие персонажи, как маг Бодуэн (кажется, бретонец), хускарл Лидия (покойная ныне), Оддманд, опытный шпик, а еще интереснейший наемник-каджит Кус-Кус, парочка гвардейцев со слабым магическим талантом — ричмен, перевоспитанный имперцами, Хуз и нордка Ольга, потенциальная ведьма. Всех их держал на заметке, но вот данмерка, да еще телванни — о такой не слыхал. Уж Фаренгар точно не смог бы справиться с такой магией. Придворный маг был силен, без дураков. Но он слишком углубился в теорию. Практик из него плохой. В любом случае эта телванни будет номером один в его списке обреченных на ужасную смерть. Едем дальше. Вот момент, когда его любовь вошла в камеру, откуда не вернулась. Дальше. Опять слои защиты, отдельно на этой камере. Кого же там прятали от них, от всего талмора? Удивлению Аракано не было границ, когда он увидел, что камера пуста. Что тогда искала в ней Ниванаэль? Ага, стоп, не пуста. Его ауру стерли. Да как мастерски! Но вот следы следов и следы следов следов стереть сложно. Почти невозможно. Маг стал разматывать эту ниточку. Очень много усилий — и все впустую. Аура у него, как одна из миллиона этих серых бездарностей — ни искорки магии. Такую сложней всего отследить без конкретного свежего слепка. А уж искаженную так и подавно. Внешность тоже жутко рябит, словно у людей, которые прибегали к услугам скульптора лиц, да еще и не один раз, да еще совсем недавно. Нет, ни единой черточки не понять. Среднего телосложения, неясного возраста, непроявленный характер, вообще мистер никто, серое убожество… и зачем такого так прятать? Кто он Айрилет? Информатор? Пойманный шпион? Опростоволосившийся агент? Почему в камере? Ничего не понять. Аракано не на шутку занервничал. Обычно его метод не давал сбоев. Даже тогда, когда Айрилет и хускарлы заметили усыпленную стражу и поспешили внутрь, ясности это не привнесло. Херсир не спешила «спасать» узника, наоборот, в последовавшем хаотичном бою именно Ниванаэль помогла тому освободиться. Маг искренне наслаждался картиной того, как его возлюбленная «разматывала» одного хускарла за другим, тесня и Айрилет. Много ложных сигналов. Однако ясно, что все же в конце Айрилет и Ниванаэль остались один на один. Хотя нет! Что это? Ничтожество в магическом смысле, этот незнакомец применил что-то, что повлияло на магическое ядро силы Ниванаэль, на ее тени, итого — полный раздрай баланса. Айрилет этим воспользовалась и нанесла удар. «Какого скампа?!» — все еще в магическом трансе в голос промолвил Аракано. А затем эхо крика Ниванаэль накрыло его волной боли. Он будто заново пережил этот момент. Его тень… но все равно было очень страшно. Жуткий соблазн разорвать цепь ритуала, выйти из транса, но нет, он… он вытерпит… Ауриэль, до чего ж это было страшно и противно! Проклятая данмерка просто покромсала его любовь на части. Буквально. Мразь! Какая же мразь! Нет, ты не достойна быстрой смерти! Он даже на сделку с даэдра готов, чтобы эта сволочь мучилась за то, что совершила. Мучилась вечно! «Тварь!» — снова маг, не владея собой, орет вслух, заставляя Румила корчится, ведь это ему компенсировать магический откат от таких действий. Ритуал нельзя прерывать, а то все они останутся без сил на ближайшие три-четыре дня… Никакие зелья не помогут. Аракано ощутил, что сознание плывет, пришлось до крови закусить губу, чтобы вернуть себя в чувство. Отражений было очень много. Но ни в одном Ниванаэль не смогла предпринять хоть что-то, словно та атака незнакомца вообще лишила ее способности колдовать. И только заклинание единения сознаний вышло… почти как надо. Аракано только сейчас осознал, что не слышал именно эмоций Ниванаэль. Он чуял ее боль, даже чуточку видел ее глазами, залитыми кровью и затянутыми черной пеленой целительных заклятий. Слышал ее отчаянный крик. Но сердце осталось закрытым. Это она сознательно или все же влияние странной магии незнакомца? Чертов ублюдок! Скампова отрыжка! Да кто он такой? Что он сделал с Ниванаэль? Ударил в спину. Заклинание, кажется, было полностью вербальным, будто… погоди… это что, знаменитый нордский ту’ум? Он сделал это ту’умом? У Аракано все похолодело внутри от догадки. Где были его хваленые мозги раньше? Почему он не сложил в голове простейший паззл? «Сюрприз»? Этот «доброжелатель», этот неведомый «друг» из записки хотел привести их к Довакину??? Ах ты ж! в другой момент сказал бы «спасибо», а сейчас подумал, что здорово бы и автора записки найти и прикончить, без него ведь все это… Ай, да что там! Это их работа. Ниванаэль сама просила отпустить ее на задание. Нет, единственный, кто тут виноват, это сам довакин… Ну, или кто иной, стопроцентной уверенности в своей догадке Аракано не испытывал почему-то. Но уж мастер Голоса так точно. Возможно, посильней Ульфрика даже. По крайней мере о ту’уме, что лишает возможности колдовать, Аракано никогда не слышал. Маг раз за разом прокручивал момент Крика, пытался отфильтровать лишние образы, увидеть лицо кастера, но ничего не выходило. Будто незнакомца защищает не только магия телванни, которой «зачистили» все, что смогли, но и нечто другое, гораздо более великое. Силы звезды без одного из ее членов истощились. Румил сжал руку главы. Тысяча кланфиров! Пора заканчивать… И тогда Вермина навеки унесет в Обливион секреты той схватки. Ну уж, скампов хвост тебе в глотку, нет! И Аракано пошел на то, что было табу для боевых магов талмора, да и вообще большинства магов. — Нет, Змееликая, не бывать тому. Ты ответишь на мои вопросы! Обычные маги могли призывать даэдра (да даже и простые смертные — в День Призыва), могли заключать сделки, беседовать, вопрошать, другие манипуляции проводить, чтобы получить просимое, но Аракано осмелился на нечто, чего еще не знал Нирн (или крепко забыл). На заклинание, которое заставляло Принца даэдра подчиниться воле смертного. На «демонологию» в стиле Соломона, как это рассмотрели бы адепты тайных знаний на планете Земля. Его соратники в страхе закричали, ауры от прикосновения Обливиона скукожились. Их начальник обезумел! Но Аракано не понадобилось много времени на эту волшбу — идею такого заклинания он вынашивал больше полувека, смоделировав до мельчайших деталей каждое слово, каждый жест, каждое движение силы по линиям. Близость к скверне Обливиона многократно усилила чародейство. Королева сновидений откликнулась… и подчинилась. Само собой, речь шла не о Вермине самолично, а о ее отражении, эманации, образе. Но Принцесса даэдра само собой, почувствовала, что ее часть нелегально «развели» на информацию. И теперь она заинтересуется смертным магом. О, да! Пусть присылает всех своих могущественных Кошмаров, тайных и непонятных Оменов и пешек дремор! Он достаточно силен, чтобы встретить их всех лицом к лицу. Разбираться с последствиями маг будет потом. А сейчас он получил ответы. Они были четкими и конкретными, приходили, как откровения, прямо в сознание, минуя каналы чувственного восприятия. Первое: то действительно был Довакин, Последний Драконорожденный (Маладет, если ему рассказать, будет танцевать от радости). Второе: никто, даже даэдра (с оговоркой «пока что») не имеет права вмешиваться на уровне Этериуса или Астрала в судьбу того, кто сам повелевает судьбой, кто призван в мир изменить течение истории (ни много, ни мало! — чем руководствовались всеблагие боги, что отдали судьбу как минимум Тамриэля, если не всего Мундуса в руки настолько ничтожной и серой личности?!). А что личность этого Героя с большой буквы «Г» как минимум мелкая, а если хорошо подумать, то и вовсе ничтожная, так за этим знанием и к Вермине в астральный план не стоило обращаться: была у того узника камеры такая аура (не путать с магической аурой, которой у него как будто просто не существовало) некой обреченности, странного иронично-пессимистичного взгляда на мир, что навевало на мысли, что перед тобой бывший раб, который, даже выпущенный на свободу, так и не научился ее ценить и ею пользоваться. И третье: как результат этой «избранности» довакин в самом деле «до поры» был неуязвим не только для даэдра, действующих не в физическом мире, но и для любого рода магической слежки. Даже повелительница астрального плана не могла показать Аракано лицо этого мерзавца, приложившего руку к убийству светоча души эльфийского мага. Глава звезды смерти просто взвыл от таких новостей. Он только что вляпался в историю с даэдра, можно сказать, стал изгоем среди большинства высоких эльфов (буде об этом прознают), навлек на себя гнев или повышенный интерес не самого слабого из Принцев Обливиона (что в большинстве случаев равнозначные понятия). И все это — бессмысленно. Кишки Боэтии, это просто неслыханно! Аракано даже задумался переместить эту сволочь на первое место в своем «расстрельном» списке, но потом все же принял решение действовать последовательно. Довакин или нет, он до него доберется! Кровь за кровь! Он ответит во что бы то ни стало! Но сначала магесса из рода Телванни. С горловым рычанием Аракано резко разорвал магическую цепь, от чего остальные участники ритуала вскрикнули и упали на колени, хватаясь кто за голову, кто за сердце. Девяносто процентов так называемой «обратки» они приняли на себя. Это пришлось сделать, ибо, во-первых, силы были на исходе, на вторую, «смертоубийственную» часть ритуала, точно не хватит. А во-вторых, маг почуял, что его сквозь астрал ищут чьи-то глаза. Неужто сама Вермина не замедлила? Чтоб им всем в Хладной Гавани замерзнуть! Мастер звезды, пользуясь моментом, посмотрел свысока каждому из подчиненных в глаза: — Будете ли вы со мной до конца? — сцепив руки за спиной, он наклонялся, чтобы увидеть реакцию до мельчайших деталей. — Помните, когда мы были юны и учились в магической Академии на Саммерсете, то принесли клятву: «в Обливион и обратно, мы будем вместе до конца!» Мы были глупы и начитались героических книжек, но, как видите, сама жизнь дает нам шанс подтвердить эту клятву действием. Я не говорю «ради меня». Когда покончим со всем этим, вы вольны меня убить или разойтись на все четыре стороны. Я говорю: «ради Ниванаэль», чтобы отомстить ее нелепую смерть, пойдете ли вы до конца? Манипуляция в чистом виде. Но они, бывши ведомыми всю жизнь, и сейчас не смогли противиться вложенным в них повадкам. Первым вскочил на ноги и подал ему руку Румил. Вот же, пылкая натура! — Я пойду с тобой до конца! Хоть в Обливион, Молаг Балу на кулички, хоть в Царство Кошмаров! Вторым был Карнистир. Их огневик тоже не привык подолгу раздумывать над решениями. Даже судьбоносными. Но не потому, что глуп. Просто опыт длинной в века, пока они вместе, говорил об одном: они победят, а мир будет вынужден прогнуться. Быть с Аракано, значит быть на стороне победителей. И плевать, что ставки высоки. Он не проигрывает. — Ради Ниванаэль и ради тебя. Я не знаю другой жизни, кроме как с вами, ребята, — оглянулся он на остальных. Это послужило дополнительной мотивацией Эолу. Самый здравомыслящий из стихийных магов звезды (вопреки тому, что его стихия никак не ассоциировалась со склонностью рефлексировать и анализировать) медленно поднялся. Он не боялся смотреть в глаза Аракано, наоборот будто бы сам пытался «давить» на него. Смешно, ей-Ауриэлю! — Кровь Ниванаэль взывает к отмщению. Я буду с тобой. Со всеми, — ободряющая улыбка остальным, — но потом, ты знаешь сам, этого никто так не оставит. Рано или поздно кто-то промахнется и все всплывет наружу. Связаться с даэдра, применять запрещенные техники, нарушать устав и идти против самого духа нашей организации… потом я уйду. Остальные двое, слушавшие этот пассаж, сделали было телодвижение, будто хотели обнять брата, словно он вот прямо сейчас собрался их покинуть. Однако Эол лишь отмахнулся. — Вы меня знаете. Я решил. Аракано смотрел на этот цирк, едва сдерживая себя от того, чтобы с размаху хлестнуть эту мелкую дряблую шкуру по лицу. Ишь какой, совестливый! Но да ничего. Потом он ему и не нужен. Правду говорят, в любой семье не без урода. — Сейчас нам нужно собрать силы для нового ритуала, сами знаете, какого. Трое решительно кивнули. — Но сперва нужна информация. Я переговорю с Маладетом, пусть задействует наших шпионов, разузнаем все, что сможем о выскочке-телванни. Это не должно быть сложно. В остальном — держим морду кирпичом, стараемся не попадаться на глаза Айрилет и отрабатываем по сценарию «Буран». Опять дружный кивок. Все же команда остается командой. Получая оправданные, взвешенные, даже мудрые указания от лидера, они вновь чувствовали себя единым целым, семьей, или ее подобием. — Я уверен, что сама данмерка ждет от нас всяческих подлян и постарается держать поближе к себе, как самых лютых врагов, потому попрошу у Маладета более тесного сотрудничества, каких-то командировок, зачисток, да что угодно, лишь бы у нас было время подготовить все для ответного удара, — здесь Аракано позволил себе мрачную ухмылку, и все, даже Эол, ответили на нее такой же. Да, идея мести овладела ими всеми. Все же Ниванаэль умела быть сердцем их звезды, оставив Аракано роль головы и лидера. И дырка в груди у каждого из них почти так же велика, как и у него. Эол единственный среди них, кстати, кто любил мужчин сильнее, нежели женщин. Потому и остался более холоднокровным, возможно. Никто этого не осуждал, но Аракано глубоко в душе все же немножечко брезговал. Главное, пока они действуют вместе, не дать этой маленькой трещине вырасти в большую, не дать повод Эолу самому раскрыть рот об их методах работы. А там — трава не расти. О моменте после отмщения Аракано старался не думать. Он просто перестал существовать, как и все будущее для него. Потому что будущность без Ниванаэль внезапно оказалась пресной и ненужной…

***

«Бирка биркой, но деньгу вынь да полож!» Вот уж стереотипный торгаш во всей красе! Р’исад оказался тем еще пронырой и занозой в том самом месте. Цену уступать не хотел, а в кошеле от гвардейцев явно было едва две трети от суммы (в золоте!). За дело взялась Дженасса. В ход пошло это ее женское обаяние. Но на котов, видать, и женские чары не действовали. Он им давай заливать, как он влетел из-за драконов, что, мол, никто это компенсировать не собирается, а раз так, то как ярл с ним, то и он с его пешками (данмерка даже щекой дернула… хорошо, что не рукой с кинжалом…) — не будет скидки! Большая политика и доли людские — живая иллюстрация. — Да ты понимаешь, кошачья твоя душонка, что ярл от яда при смерти? Эти уж новости дошли до твоих длинных ушей? — кивок в ответ, но упомянутые уши все так же упрямо имитируют «грузинскую шапку». — Ты же оказываешь услугу не нам, а всему Вайтрану сейчас! Апелляция к высшим иерархиям не прокатила. — А много этот каджит увидел хорошего от Вайтрана? — усы прямоходящего кота ерошились, уши гневно трепетали, а хвост так и мел по полу их шатра. — Слышит только «Р’исад, пойди туда, достань это, да будь душкой, да сделай скидку», кормят обещаниями о более здравых пошлинах да хорошей стоянке для каравана, да что стражники прессовать не будут. А что было на ярмарке, даже до драконов? Про потом уж вовсе молчу! Место дали, как всегда паршивое, между двумя конкурентами! «Р’исад, ты же когда нахваливаешь товары свои, говоришь, что равных им нет, вот и докажи, что реклама у тебя настоящая, что за словом своим следишь», — и кто каджиту это говорит? Драгоценный смотритель наш Авениччи! Правая, левая, какая уж там рука ярла. Так что же, одна рука у него не знает, что творит другая, так что ли? Где уважение, каджит вас спрашивает?! Дженасса только руками разводила. Тогда подключался Гайдар со всей своей фантазией. — Да ты знаешь ли, что ярл для всех вас, торговцев, сделал? Сколько раз вы не попали в засаду разбойников, потому что повыбили их дружинники или Соратники, или тот же воевода, брат его? А сколько денег нужно на безопасность, на переделку водопровода от драконов проклятущих? Как ему пошлины не задирать, расскажите? И как выложились все вместе, чтобы супостата небесного в яму-то с неба свергнуть да и завалить с концом? Сколько героев, сколько простых стражников полегло, не знаешь? А что семьям их теперь кушать, тоже не знаешь?.. И т.д. и т.п. Каджит упрямо стриг ушами, теребил свои богатые представительные одежды с кисточками (у каджитов, походу, фетиш на все, что имеет кисточки), даже облизывался не к месту, чтобы, едва Гайдар умолкнет, свое слово опять вставить. Черт его знает, по ходу, ушастый кошак получал удовольствие от процесса торга. Ни единого раза не повторился в своих аргументах, тогда как и фантазия Гайдара буксовала в поисках убедительных, но в то же время цветастых слов. Дженасса же на пятнадцатой минуте горячего спора самоустранилась, лишь наблюдая, как Гайдар языком чешет. А тот будь горазд! Был… точнее, есть у него в реале приятель Гиви на местном рыночке — слава Богу, в их «глуши» такие еще остались! — вот же натура комичная, торговаться любит — страсть. При том не из тех, кто за копейку удавится, просто тоже кайф ловил от процесса. Но знал, где остановиться, если спросить его: «Гиви, ну вот честно, какая лучшая цена за этот твой» (а продавал он в основном фрукты да овощи, но водились и специи, и даже бакалейка всякая)… и он тут же, крякнув, выдавал, какая. Но при том крутил усы недовольно, если сделать этот пассаж слишком рано. А иной раз мог торопливого такого клиента и не обслужить. Даже себе в убыток. Такой вот странный человек. А Р’исад, выходит, — просто двойник его в игре. Гайдар под конец даже на личности переходить стал, типа: «что же, Р’исад, ты так и родину продашь, все тебе нипочем? И горе людское, и судьбы разбитые, и высший долг?» — тот не оставался в долгу: — «Да что ты мне про высший долг? Что ты про высший долг для каджита знаешь? Знаешь ли, как тяжело помет свой на ноги поставить, как научить их по-людски, — ироничный смешок в кулачок от Дженассы, — в смысле, тьфу, по чести, поступать? Знаешь ли, как много зависит, при какой луне…» и дальше пошли уж совсем заверты. Почуяв собственный крах — аргументы уж начали по чуть-чуть повторяться — и некую приятную усталость, как бывало с Гиви, когда полчаса торговались за авоську ананасов с апельсинами для «больной матери» (Господи! Стыд какой! Как она там теперь?!), Гайдар решил кончать. Он с показной усталостью уперся руками в низкий столик, за которым их гостеприимно встречал каджитский глава каравана: — Ну, вот честно, Р’исад, со всем уважением, скажи, какая лучшая цена этим лошадям, что ты нам втюхиваешь, будто они королевских кровей? Они нас хоть до северного Виндхельма довезут? — и поглядел коту в глаза с усталой улыбкой, чуть лукаво и сохраняя уважительность. Как надо посмотрел, в общем. Кот стал довольно приглаживать свои вибриссы, помалкивал, для важности, перед ответом, но потом сказал с той же улыбкой: — Ай, славно ты, Гайдар, умеешь уговаривать. Знаешь толк в традициях славных и уважении. Этот каджит, — ох, сложно привыкнуть к кошачьему синтаксису без первого лица! — давно не испытывал такого удовольствия от торга. Быть по-твоему, отдаст он за твою цену обоих скакунов, да и со сбруей не обидит. Довезут мои красавицы тебя до Виндхельма, волноваться не стоит. Они пусть и не королевских кровей, так герцогских точно, много раз нас выручали в дороге. Как от сердца их отрывает скорбный каджит, поверь, без шуток! — кошак даже лапки к груди прижал, а ля тот самый, из мультика про Шрека, показывая глубину своих эмоций. И Гайдар даже почти верил. Ну, просто не может выйти из образа кошак. Черт, опять! Гайдар помассировал горло — прокачалось «Красноречие». Блин, ему бы боевые навыки качать, а он все языком треплет. Довакин, бляха! И что ему эта прокачка дает? О красноречии в книгах Фаренгара не было ни слова, как и в библиотеке седобородых. Что странно, кстати. Что такое ту’ум, если не зависящий от Красноречия навык? Закрепили сделку кружкой чего-то эльсвейрского, пряного. Дженасса, когда Р’исад отвернулся и не смотрел, сделала в воздухе жест, будто хлопает в ладоши. Ее впечатлила болтология Гайдара? Ну, дела! Подписали купчую, пошли во второй раз к лошадям. В зубы им Гайдар, само собой не смотрел, но выглядели они здоровыми и крепкими. У одной, правда, хвост был опален. Видать, в прямом смысле из огня сбежала. Раз сбежала и жива осталась, то, знать, быстрая и выносливая. А уж, что глупая, так думать за нее всаднику положено. — Хэх, — приговаривал Гайдар, хлопая кобылку по шее, — Плотвой назову, моя будешь. Согласна, Джен? Тут Гайдар втянул шары поглубже в тело. Левая сторона лица Дженассы задергалась, а рука ее то ложилась на рукоять кинжала, то убиралась с нее — абсолютно непроизвольно. Пару-тройку секунд спустя данмерка взяла себя в руки и холодным тоном промолвила: — Никогда не сокращай мое имя, пожалуйста. Я понимаю, ты мой клиент и за тебя я готова обнажать клинок и обагрять его кровью. Но если сделаешь так еще раз, зубы собирать будешь с пола, ясненько? — это уже шепотом, чтобы каджит не услышал, даже своими большими ушами. Да что ж такое с ними со всеми? Может, он не в курсе, и это проблема всех данмерок вообще? Религиозный забобон какой? Табу? Или это опять же завязано на их с Айрилет прошлом? Черти что! — Ясненько, — ровным тоном ответил Гайдар. — Куда уж яснее. Но с лошадью что, согласна? — Да. Хороший выбор, — она тоже погладила Гайдарову кобылу, пошла к своей. Дальше была, к удивлению Гайдара, короткая молитва Зенитару, или по-каджитски З’ину (культ божества торговли они переняли у босмеров, у которых З’ен почти во всем был прямым аналогом Зенитара), чтобы освятить сделку. И подозревал Гайдар, что не с каждым своим клиентом на самом деле так цацкался ушлый каджит. Всякое священнодействие в этом мире теперь вызывало у Гайдара трепет, быть проклятым ему не понравилось, чего уж. Возымела бирка свое действие, как и склонность его трепаться, когда надо и когда не надо. Вон, опять же, Красноречие вкачал. Попрощались сердечно, да и поехали. Был почти полдень, когда Вайтран скрылся за поворотом дороги. Опять же, чтобы не молчать, Гайдар затеял разговор: — Слушай, Дженасса, а с чем связано это, что ты говоришь, не стоит сокращать твое имя? Это какое-то данмерское суеверие или табу? — приключенец намеренно выдвинул самые нелепые свои теории как основные, чтобы смягчить сердце наемницы, вдруг разговорится все же? Та помолчала немного. Потом взвешенно ответила: — Прости, но тебе такого знать не положено. Это не табу и не суеверие. Это история из моего прошлого, где было слишком много крови, чтобы доверять ее твоим ушам, пусть ты и товарищ Айрилет. — Ого! Как для той, что представляется художницей, которая пишет по холсту жизни кровью врагов, слишком э-э-э, как бы помягче сказать… — Много пиетета? — подсказала Дженасса. — Ага. — Ну, одно дело — кровь врагов. А другое — кровь близких тебе меров и… людей, — как-то совсем уж блекло добавила наемница. Меров и людей? Очень странно. При том, как она перед тем в таверне акцентировала слово «людей», данмерка вроде бы не питает особо теплых чувств к роду человеческому. — Ладушки, я понял. Всему свое время, может, позже еще поговорим. — Не на эту тему, желательно, — сухо закрыла вопрос смертоубийственная куноичи (почему-то образ именно японской куноичи очень вязался в голове Гайдара с фигурой женственной данмерки). И они помчали коней галопом, желая опробовать их ездовые качества. Оказалось, выносливые и довольно быстрые. Не соврал Р’исад. Впервые после вылазки на Ветреный пик Гайдар почувствовал в воздухе запах не близкой смерти, не интриг и человеческой подлости, а подлинных приключений, большой дороги, на которой, как известно, возможно все, что угодно. В кошельке было пусто, но зато у данмерки нашелся для него хороший (а ее мнению можно верить) клинок, похожий на японское же вакидзаси, с очень плавным загибом, не длинный и не короткий. С собой были у привыкшей путешествовать наемницы и всякие дорожные принадлежности вроде палатки (увы, одной! И как делить будем?), огнива и тому подобного. Два лука — охотничий и боевой, для бесшумного снятия дозорных. Карты, свитки, магические побрякушки, призванные облегчить жизнь авантюристу, короче, всего вдоволь. Гайдар чувствовал себя приживалой, но так и должно было быть, наверное. «Зарплату» себе данмерка рассчитывала найти на большаке, как и прочие необходимые вещи. И как показали дальнейшие события, ожидания обоих были вполне оправданы. Приключения и неприятности — это сама суть скайримских дорог. Покидая обжитые владения в окрестностях Вайтрана, Гайдар вдруг припомнил народную примету: как дело начнешь, так и закончишь. Потому опять решил спровоцировать своим длинным языком судьбу: — Слушай, Джен-асса, — спешно добавил, внутренне посмеиваясь над отсылкой к грузинской культуре. — У нас вот поверье есть, как дело начнешь, так и закончишь, скорей всего. Ну, или по крайней мере в таком же настрое. Ты вот знаешь какие-то анекдоты? — Чего? — вытаращилась на него наемница. — Ну, смешные истории. — А… Ну, да, как всякий мер. — Расскажешь на дорожку? — На дорожку? — Ну, чтобы путь гладкий был, чтобы настроение поднялось. — Хм, а у тебя оно что, упало? — лукаво хихикнула наемница. — Во, видишь, ты просекла фишку! — Ох, вычурные словеса ты знаешь, Хайдар… Прав Р’исад, языком чесать ты горазд. Кабы знала, набрела бы на такого клиента раньше, это ж одно удовольствие тебя вперед себя послать с артачащимися клиентам договариваться. Ты и детей вспомнишь, и долг перед родиной, небритые детины, горлорезы по жизни и те прослезятся, — Дженасса откровенно издевалась и в то же время миной излучала серьезность. Знатная троллиха! — Я, значится, буду людей убивать, а ты других людей — надо ж не перепутать! — убалтывать, чтобы они добровольно по счетам платили. А то заманалась я руки ломать. Треск в ушах стоит, ты не поверишь! — и она вновь улыбнулась по-Галгадотовски лучезарно. А Гайдара уело, что это уже вторая данмерка, которая коверкает его имя и будто не замечает. Что за пошесть такая? Но настроение уже начало подниматься. — Я так понял, ты самохвалка и историй не знаешь на самом деле, зубы мне заговариваешь? — Отчего же, будет тебе история. Вот, слушай: заходят как-то раз тролль, великан и мелкий босмер в таверну… Они долго смеялись над незамысловатой шуткой про размеры тех или иных частей тела у разных народов, а Гайдар вспомнил другое типично русское поверье: если много смеяться, то потом недолго и много погоревать… Но он отогнал от себя всякий смурняк подальше. Это его приключение. Значит, его правила!