Я погружаюсь в туман

Марго плохо помнила, как добралась до кровати и в какой момент её разум вернулся в тело. Пытаясь уснуть, она всё ещё дрожала, но не от холода. Это был страх, необъяснимый, дикий, почти первобытный страх за свою жизнь. Чего она только не натерпелась за последний год. Ни одного дня без причины для страха или печали. Ей столько раз приходилось бояться, ей столько раз было плохо, но так плохо, как в этот вечер ещё никогда. Марго лежала на своей мягкой свежей постели, посреди своей освещённой потолочной люстрой комнаты. Вокруг знакомые вещи, прямо за дверью, на первом этаже, мама, за окном — спокойная весенняя ночь. Марго ничего не грозило. Она была в полной безопасности, но... прямо сейчас, больше чем когда-либо, боялась умереть. Плотно сжимая зубы, Марго повернулась на бок, прикрыла глаза и замерла в неподвижности. Силы медленно вытекали из её тела, словно жидкость из треснутой вазы. Напряжение сменялось полным истощением, и когда внутри не осталось ничего кроме пустой глухоты, Марго, наконец, уснула. Устро наступило неожиданно. Проснувшись, Марго резко села на кровати. Она осмотрелась, настороженно прислушалась к ощущениям и... не нашла ничего подозрительного. Казалось, всё было в порядке. Тогда она встала с постели, едва касаясь ступнями холодного пола, подошла к шкафу и приступила к одеванию. Обычное пробуждение, обычный утренний ритуал. Так она подумала, но стоило на какую-то жалкую секунду вспомнить своё вчерашнее состояние… Комната начала мутнеть, расплываться. Марго дёрнулась. Сердце её забилось от ужаса. Она не могла сделать глубокий вдох: что-то мешало, сдавливало горло. Снова... Чувство, будто она вот-вот «вылетит» из своего тела, усиливалось с каждой секундой. Не в состоянии придумать ничего лучше, Марго со всей силы уперлась ногами в холодный пол и замерла. Стараясь заглушить давящее ощущение в голове и удары в груди, она стала жадно прислушиваться к звукам внизу. Там стучали кастрюли, или стеклянные тарелки, или ложки, это мама возилась с завтраком. Шумел телевизор. Шелестела вода в кране. Пищала микроволновая печь… Стук-плеск-писк. Стук-плеск-писк. Стук. Плеск. Писк. Марго пыталась удержать контроль, сделать так, чтобы разум, мозг или душа — чем бы ни было это нечто внутри неё — не расслаивалось, не отделялось от тела. Все её силы, всё внимание были направлены на это и… у неё получилось. В этот раз получилось. Когда приступ отступил, она поспешила спуститься на кухню, готовая встретить кого угодно лишь бы не оставаться одной. Пусть это будет мама, главное, что ещё один живой человек. Марго не ошиблась: при виде мамы, ей сразу же стало легче. Во время завтрака нужно было хорошо притворяться, чтобы ничем не выдать настоящего самочувствия. Эта задача перетянула на себя всё внимание, и вскоре страх исчез полностью. Всё снова стало как прежде, но мысли… Мысли о случившемся не оставляли. «Что со мной?» — Марго шла по тротуару в сторону школьного двора. — «Что это было? Я чем-то больна? Может, что-то с сердцем, с нервами, с головой? Или… я схожу с ума?» Через дорогу слева, прямо напротив детского садика, стояло неприметное, обшитое серыми панелями, здание с синей крышей и забором того же цвета. Сторожна-пропускной пункт. За красно-белым шлагбаумом виднелась дорога, засаженная деревьями. Позади ветвей прятались стены и окна. Там было удивительно тихо. Сторожка хлипкая, забор без лески… Все в этом районе знали что там. Марго тоже знала. Проходя мимо, она косо поглядывала за шлагбаум, сквозь ветви пытаясь разглядеть окошки и содержимое палат. Безуспешно. Психиатрическая больница хорошо скрывалась от посторонних. Марго поспешила отвернуться, по-дурацки усмехнулась. Ну нет, она не сумасшедшая. Нечего ей делать в таком месте. Туда попадают припадочные, с бредом, маниями, галлюцинациями и прочими шалостями больного мозга. Те, кому больше нет и не будет места в нормальной жизни, убогие, ущербные, серьёзно больные люди, а она здорова... По сравнению с ними, она совершенно здорова! «Я просто устала», — повторяла она, пытаясь успокоиться. — «У меня просто был тяжёлый день. Может ушибла голову, когда упала. Сеня ударила не туда, что-то зацепила, случилось сотрясение... Пройдёт. Это больше не повторится, и скоро я вообще забуду, что когда-то со мной такое было…» Ей хотелось верить. Да, нужно только немного подождать, но... что если она только и делает что обманывает себя? А если это что-то серьёзное? «Что если я действительно… схожу с ума…» Она не успела ухватиться за эту мысль. Впереди, у школьной решётки маячила знакомая кудрявая голова. Шейн стоял там, рядом с ним ещё кто-то, и, конечно же, они прекрасно видели Марго. Оттуда вся дорога как на ладони. Марго оживилась и проглотила ком в горле. Нельзя, чтобы кто-то заметил панику и отчаяние на её лице. Синяки — да, страх — ни за что. «Соберись», — повторяла она как заклинание, с каждым шагом подходя всё ближе к воротам и внешнему миру. — Смотли-ка, кто идёт, — Гоша улыбнулся товарищу, — ну, я ж говаил, что жива будет. Пливет, Малго. Как оно? Марго была спокойна. Она бегло оглядела мальчишек и удивилась: всё это время рядом с Шейном стоял Антон Устинов. Глянув на неё быстро и холодно, Цыган промолчал. Она перевела внимание на Гошу: — Привет. Да так, всё путём. Шейн окинул её оценивающим взглядом и одобрительно кивнул: — Одна слива на видном месте. Считай, легко отделалась. А Цыган так лаз… Ой… Молодец, говолю! Вот что! Дать отпол Сеньке — это яица иметь надо. Уважуха. Он шутливо протянул кулачок. В другой раз Марго бы брезгливо отшатнулась, ей бы пришлось принуждать себя быть приветливее и смелее с мальчишками, но сейчас она вдруг поняла, что едва удерживается, чтобы не повиснуть у них на шее. Её внезапное оживление граничило с восторгом. Гоша и Антон, сами того не ведая, помогли ей выбраться из плена пугающих мыслей и... окончательно оставить позади ужасный вчерашний вечер. «И чего я испугалась», — думала она теперь, стукаясь кулачками с приятелем и чувствуя прохладные костяшки его пальцев. — «Всё ведь в порядке. Вокруг люди... Живые. И я жива…» — Спасибо, Гош, — она улыбнулась и даже осмелилась посмотреть в лицо Цыгану. — И тебе тоже, Антон. Спасибо, что помог подготовиться к драке. — Ага, — сухо бросил он в сторону. Проходя в холл, Марго снова и снова прокручивала в голове этот короткий разговор. «Уважуха. Значит, всё было не зря».

***

С этого дня в школе работал новый учитель химии. Прошёл слушок, что он только вчера выпустился из педа, и что это будет его первая серьёзная работа с детьми. Прозвенел «тот самый» звонок, и одноклассницы взволнованно закудахтали. Марго начинало казаться, что только ей одной нет никакого дела до этой глупой суеты: даже Морозова, эта малютка-снежиночка, источала жуткую заинтересованность. «Господи…» — Прикинь, он будет как Светлана Витальевна. Но не Светлана Витальевна, — шутила Настя. — Слышала, ему двадцать два или двадцать четыре. Уже взрослый, но ещё не мужик. — Да ладно вам, — сказала Мила скучающе, но в то же время невнятно. Либо её тоже совсем не интересовало это дело, либо она очень хорошо скрывала угар по парням чуть старше. — Просто очередной учитель. Или вы правда расчитываете, что у вас с ним что-то получится? — Как знать, — с томным, типичным для себя, придыханием ответила Лескова. — Немного за двадцать — в самый раз. Это уже не девятнадцать. Он поопытнее будет. — И поумнее, — поддержала староста, и голоса девчонок рассыпались звонким смехом. Мальчики угрюмо притихли, но не надолго. — Подумаешь! — воскликнул Серёжа Журавль, как только нашёл подходящее слово, а Жора забубнил: — Тупые п… Дверь отворилась. В комнату вошёл препод. Он вломился так резко и уверенно, что никто не успел опомниться. Это оказался не высокий, но и не низкий, не толстый, но и не худой молодой мужчина, на вид действительно, чуть страше двадцати или около того — слухи не врали. Не короткие, но и не длинные, разделённые ровным пробором, чёрные волосы, слегка спадали ему на лоб. Лицо его казалось угрюмым из-за выразительных чёрных бровей над впалыми тёмными глазами, сжатых губ и тяжёлого подбородка. Одежда на нём была простоватая, тоже вся чёрная, кроме серо-белой рубашки в клетку, свободно и небрежно надетой поверх футболки. Учитель бегло обвёл глазами классную комнату, и Марго уже решила, что он пройдёт к своему столу не сказав ни слова, но… — Хай, бичес! — он широко заулыбался и хлопнул дверью. — Чего сидим? Давайте-давайте! Плиз, стендап. Все шокировано зашебуршились, повставали со стульев. Учитель подлетел к столу и с шумом опустил на него журнал: — Итак, восьмой, я Руслан Юрьевич. Пачкать руки и марать доску мелом не хочу, так что запоминайте за раз. Полезный навык — запоминать имена новых знакомых с первого раза. Так… — Здравствуйте, — сбивчиво проговорила староста, придя в себя. Остальные подтянулись за ней. Учитель махнул рукой, сосредоточенно пролистывая журнал. Соориентировался он быстро, провёл перекличку, внимательно всматриваясь в каждое лицо. Взгляд у него был пристальный, но абсолютно бесстрастный, словно механический. Закончив знакомство, Руслан Юрьевич вышел из-за учительского стола и медленно пошёл между рядами, попутно перечисляя несколько пунктов школьного устава. Пока что все они касались внешнего вида. «И этот туда же», — раздражённо подумала Марго. Ажиотаж вокруг нового симпатичного препода развеивался с каждой секундой. — И последнее правило: никаких пирсингов на моих уроках. Раздалось несколько сдавленных смешков. Тиша аккуратно подал голос: — Почему это? Смешки увеличились в количестве и стали громче. Даже Марго едва сдержала саркастическую усмешку. «Какая глупая зацикленность на правилах!» — думала она. — «Всем же плевать. Даже учителям на самом деле плевать. Они вспоминают о правилах, только когда им нужен повод придраться и отчитать за что-то совершенно другое». — Молодец, что задаёшь вопросы. Это важно уметь, — Руслан Юрьевич глянул на Тишу с абсолютным спокойствием, а затем продолжил серьёзно и в тоже время немного взволновано. — Готов поспорить, что вы думаете как-то так: «Вот блин, мы слышим это уже в миллионный раз, а смысл, зачем повторять этот никому ненужный бред, одно только бла-бла-бла, пустые слова». Все эти вещи, о которых говорю я и ваши любимые училки, кажутся вам бессмысленными. Причём весьма справедливо, ведь ваше мнение основано на том, что вы видите вокруг каждый день, или на ваших ощущениях. Но позвольте мне прояснить, зачем на самом деле нужны все эти скучные правила. Вам не следует приходить в школу в неформальной одежде, потому что школа — это храм науки и знаний. Не важно как она выглядит внутри — суть всегда одинакова. Долгие столетия образование считалось роскошью. Оно стало доступным для каждого ребёнка вне зависимости от семьи и достатка совсем недавно. Школа была создана для того, чтобы подарить людям знания, добытые трудом самых образованных, самых достойных людей прошлого, обменявших десятилетия своей жизни на маленький шанс познать мир и изменить его ради блага всех нас. — Хей, Руслан Юрьевич, — вдруг подал голос Кирилл Воевода. — У вас вообще-то тоже уши колотые. «Как это он увидал с такого расстояния?» — удивилась Марго и озабоченно осмотрела повернутую к ней часть лица препода. Обернувшись к Кириллу, Руслан Юрьевич постучал кончиком указательного пальца по мочке уха: — Видишь серьгу? Кирилл слабо улыбнулся: — Нет. — Я ношу её за пределами школы, а при входе снимаю, — объяснил Руслан Юрьевич. — Правила, Воевода, они для всех. Для тебя и для меня одинаково. Это не только ограничения. Речь об уважении. Кирилл, откинулся на спинку стула и фыркнул: — К кому? К учителям, что ли? По залу прокатились шепотки, но Руслан Юрьевич не обратил на них никакого внимания. — Об уважении к школе,  — сказал он просто. — К институту образования. К лучшему, что есть в человеке. И к самим себе. Правила призваны вносить порядок в наше общество. Это отличает нас с вами от аборигенов Амазонии: у цивилизованных людей есть правила, законы, которые защищают каждого. В классе повисло напряжение, непонимание. Как только тема ушла к чему-то более сложному, чем наличие пирсинга, класс перестал улавливать смысловую связь разговора. — Фигня всё это, — отмахнулся Кирилл. — Ты так считаешь, Воевода? Почему? — Ну… — Кирилл дёрнул плечами. Он отвечал уже не так самоуверенно, как пару секунд назад, — я вас понял, а смысл? Зачем? Имею в виду, кто решает, что именно так и нужно, кто придумывает эти правила? Какие-то старые чуваки за тысячу километров от нас. Вы их хоть раз вживую видали? Да что они вообще понимают? Пишут чушь всякую, чтобы только им одним хорошо было, а мы… слушать должны, соблюдать. Да с чего бы? Насрать им на нас, вот и всё. Всем насрать. И им это можно, а нам, получается, нельзя. Руслан Юрьевич внимательно посмотрел на него и медлено направился к своему столу. — Потому-то и нет порядка, Воевода. Ты абсолютно прав. Общество, в котором люди не умеют договариваться, не ценят ни других, ни себя, в котором ни во что нет искренней веры — не общество, а толпа. Толпа одиночек, обречённая на медленное, мучительное угасание и превращение в кучку углерода. Часть людей похихикала. — Так а нам-то что делать? — вяло спросил Кирилл. — Не поддаваться, быть выше этого. Тебя не ценят, а ты цени и уважай. Себя и других. Общество начинается с одного человека, с каждой отдельной личности. Только так и можно… пересобрать… — Руслан Юрьевич вздохнул, и лицо его быстро перемнилось, будто он о чём-то задумался, но энергичность вернулась в него так же внезапно. — Итак, в последний раз: чтобы никаких цепей, пирсингов, нечёсаных волос и драных штанов на… — Здрасте, извините за опоздание, — дверь снова хлопнула. На пороге класса стояла Есения. В драных штанах с цепями на поясе, с нечёсаными волосами и с новым пирсингом в носу. Лескова засмеялась первой, за ней Журавль и остальные — вся комната сотрясалась от хохота. И Руслан Юрьевич почти поддался общему настроению, но сумел сдержаться и лишь добродушно улыбнулся. Густо накрашеные глаза Есении с недоумением уставились на одноклассников, метнулись к учителю. Он молча и продолжая всё так же улыбаться неотрывно поглядел в ответ. — Что? — кажется, она смутилась. — Твоя фамилия, красотка, — весело сказал он. Сеня заморгала, совсем растерялась: — Капралова… — Я запомню. Ладно, садись, на первый раз прощена. Все прощены. Но на будущее… смотрите, на порог не пущу. Так, всё, хватит ржать, начинаем урок. Руслан Юрьевич вышел к доске и не глядя в учебник начал лекцию, пока всё ещё растерянная Сеня присаживалась на свободное место за партой Воеводы в середине среднего ряда. Все ребята спешили поприветствовать её, кто-то с теплотой, а кто-то из страха отстать и показаться не таким как все. Капралова поздоровалась с каждым, в том числе с Марго. Переглянувшись, они улыбнулись друг другу, и это заметили многие. Во взглядах оборачивающихся мальчишек Марго считывала больше уважения, чем раньше. Вдруг почувствовала лёгкое касание к плечу и оглянулась. Это была Мила. — Знаешь, — шепнула Хмельницкая, приветливо улыбаясь, — если вдруг захочешь потусить вместе — пиши. Единственной, с кем Капралова держалась более прохладно, почему-то оказалась Настя. Впрочем, Морозова не уступала: поздоровалась сухо и с плохо скрываемым нежеланием. — В чём дело? — спросила Марго чуть позже. — Да ни в чём, — ответила Настя. — Просто она пугает меня. Марго осмотрела Настю, представила рядом Сеню и пожала плечами: «Люди разного полёта в очередной раз не взлюбили друг друга».

***

Последние два месяца учебного года прошли быстро и почти незаметно для Марго. Дорога в школу, уроки, ежедневные прогулки с Настей по пути домой, встречи с Гошей и Антоном на баскетбольной площадке по выходным, домашка, бесконечные бессмысленные переписки с новыми одноклассниками в общем чате — всё обрело своё место, складываясь в однообразный узор будней. Всё как раньше, но в то же время иначе, и понемногу Марго приняла мысль о том, что жизнь продолжается. Да, жизнь продолжалась… Странное состояние, заставшее её врасплох в тот злополучный вечер посреди наполненной ванны, забывалось; панический страх, что подобное может повториться с ней снова, постепенно исчез. Такого больше не случалось, и Марго перестала думать об этом. Всего лишь усталость. Она просто устала от бесконечного проигрывания несуществующих сценариев в своей голове, от просчитывания наперёд каждого, даже самого мелкого, шага и ответной реакции на него со стороны других людей. Первые дни в новой школе — тягучая, как смола, тревога, не оставляющая места ни одному чувству кроме напряжения. Но теперь это позади, потому что всё под контролем. Теперь-то она узнала, на собственной шкуре уяснила, как нужно жить эту жизнь. Она в безопасности. Так и закончился последний день в учебном году. Последний день в восьмом классе. Выходя за ворота школы и прислушиваясь, как одноклассницы, прощаясь до следующей осени, вспоминают свои незатейливые приключения и самые забавные случаи за прошедший год, Марго нечаянно захотела вспомнить... но тут же одёрнула себя, не позволила окунуться в это болото. Ей оно больше не нужно. «Всё в прошлом», — повторила она про себя. — «Всё в прошлом…» Настя не сразу пошла к дому, выйдя к трамвайным путям, предложила свернуть на узкий переулок и немного прогуляться до ближайших пятиэтажек. В глубине лабиринта старых домов, среди неухоженной зелени деревьев, скрывалось множество уединённых, тихих местечек. Почему-то гулять там Марго нравилось больше, чем в шумном парке неподалёку. Насте, бывало, тоже. Они прошли по пыльной, раскалённой от зноя улице и, скрывшись в тени длинного дома, остановились у одной из детских площадок. Морозова присела на пустые качели в стороне от деревянных каруселей и горок. Площадка поросла травой, сквозь поросль виднелись кусочки пластика, осколки бутылок, раскисший картон сигаретных пачек и утопленные в земле квадратные блестяшки. Весёлые мордочки нарисованных зверят и солнышек на каруселях покрылись глубокими трещинами; больше с ними никто не играл. Качели раскачивались и мерно поскрипывали. Короткие пряди Настиных бело-розовых волос и подол фиолетового платья развевались на лёгком ветру, купались в ярких лучах света каждый раз, когда она летела вверх и вниз. Марго толкала качели, лениво наблюдая за Морозовой, и не видела её, прислушивалась, как высоко в ветвях цветущих, пахучих акаций посвистывали птицы, и не слышала их. Ощущала, как солнце уже по-летнему припекает макушку, и ничего не чувствовала. Но это в порядке вещей. Всё нормально. — Я же надеюсь, ты летом никуда не собираешься, — вдруг заговорила Настя. — Нет, — ответила Марго, а затем сказала то, что должны говорить порядочные друзья: — Думала, мы сможем погулять. Почаще. — Мне бы хотелось. Если родители отпустят. — Они реально не выпускают тебя из дома? — Выпускают, но только с «проверенными людьми». Забыла? Они говорят, город у нас опасный. Папа одно про наркоманов-алкашей заливает. — Ну и в чём он не прав? — слабо усмехнулась Марго. — Да ни в чём, просто… Так же везде, нет? Ну давайте все ляжем и умрём, раз жить так опасно. Почему паранойя у него, а страдать должна я? Настя ненадолго замолчала и вдруг спрыгнула с качелей. Марго заняла освободившееся место, начала раскачиваться. Сильнее, сильнее. Зелень деревьев, серость бетонных стен и небесная синева смешивались в размытые пятна, короткая чёрная юбка слегка топорщилась, а солнце слепило глаза так, что приходилось жмуриться. Но ей нравилось, как ветер путался в волосах, лаская щёки и сухие губы, как захватывало дыхание каждый раз, когда качели зависали вверху и неслись вниз. Эти мелочи были так хороши, что Марго снова начинала улыбаться. — Раньше мы гуляли с Ксюшей, — продолжила свою мысль Настя. — Наши родители дружат, так что мне разрешали ходить с ней. Без неё будет сложно. — А она не может гулять с нами? — расслабленно, как бы невзначай спросила Марго. Настя качнула головой: — Она не хочет. Недавно мы поговорили. Ну как поговорили: я выпытала из неё объяснения. Больше не общаемся. — Да? — Марго разыграла удивление. — Ага. Давно уже, в общем-то. Сейчас стало ясно почему. — И почему же, если не секрет? Настя задумчиво помолчала, прежде чем ответить: — Понимаешь, люди дружат в двух случаях: либо когда между ними есть что-то общее, либо когда им не хочется чувствовать себя одинокими. В первом случае они держатся вместе как родственные души, а во втором как временные попутчики. Марго напряжённо вдохнула жаркий воздух. Ей без труда вспомнилось, как Морозова обошлась с Прокофьевой, своей давней, единственной подругой… — И она была твоим временным попутчиком? — Марго постаралась, чтобы отвращение не просочилось в эти слова. — Нет, — ответила Настя. — Это я была её временным попутчиком. Сама не понимая почему, Марго спрыгнула с качелей и, снова оказавшись на твёрдой земле, развернулась к Насте: — Разве? Глубоко внутри она презрительно и горько улыбалась. А Настя почему-то глядела на неё так серьёзно. Будто не понимала, до какой степени всё это нелепо. — Друга — нет, друга ты ценишь за то, что он просто есть, — хрипло сказала Морозова, — а она… вечно была недовольна мной. Ей не нравилось моё поведение и мои желания. То одно со мной не так, то другое, потому что, видите ли, ей, Ксении Прокофьевой, это кажется неправильным. Я для неё неудобная, понимаешь ли… Не нравится, зачем общаться? Найди кого-то другого, кто тебя полностью устроит — так нет же. Ксю хваталась за меня только потому, что без вариантов. У неё других близких нет. — А зачем ты общалась с ней? — сухо спросила Марго. — Не затем чтобы иметь хоть какого-то друга? Как и она. Получается, она для тебя тоже только «попутчик». Настя обиженно нахмурилась, в её глазах вспыхнула тихая злость: — Я не осуждала её. И не поучала, хотя мне тоже кое-что в ней не нравилось. У меня тоже нет широкого выбора потенциальных друзей — иногда приходится брать то, что есть. Но это не значит, что можно переделывать человека, а самому ни в чём не меняться, чтобы только тебе одному было комфортно. Спасибо, мне такого и дома хватает. — А кто я для тебя? — Марго осмелела настолько, что спросила не думая. — Друг или временный попутчик? — Ты подруга, — пожала плечами Настя. — Может быть. Я вижу, у нас есть что-то общее. Нет, не то что бы вижу. Чувствую. «Нет у нас ничего общего», — подумала Марго, но вслух сказала то, что должны говорить порядочные друзья: — Ага, я тоже. Обе замолчали. Настя села на качели. Выглядела она расстроеной настолько, что жалко смотреть. Вскоре Марго почувствовала, как праведный гнев и упоение собственным превосходством сменяется чем-то глухим и похожим на укол, а затем к ней вернулась тревога. «Что ты делаешь, Марго?» — думала она. — «Сдалась тебе эта Прокофьева! Завелась из-за кислой размазни, которая тебе при встрече в рожу плюнуть готова. Морозова важнее, или ты опять хочешь остаться совсем одна?» Тревога оказалась сильнее всех. — Можешь не беспокоиться, — вздохнула Марго. — У тебя будет с кем погулять этим летом. Я тебя одну не оставлю. Настя слегка улыбнулась ей: — Спасибо, Марго. — Знаешь, как поступим? Раз твоим родокам так важно знать, с кем ты общаешься, я могу познакомиться с ними. — Ха! — Большие глаза Морозовой распахнулись от удивления и восторга. — Ты серьёзно, что ли? — Вполне… — Нет-нет, идея супер, но… ты? — Настя оглядела её с неким сомнением. — Эм... ты точно уверена? Не думаю, что вы найдёте общий язык. — Мне это как плюнуть, — сказала Марго с вялой улыбкой. — Можешь не сомневаться. А после того, как провернём это дело, закатим тусу в честь конца учебного года. Оторвёмся по полной. Хочешь? — Спрашиваешь? Конечно хочу! Блин… хоть бы получилось! Настя соскочила с качелей и вдруг набросилась на Марго с объятиями. Они были почти одного роста — коротышке-Морозовой даже не нужно было вставать на носки, чтобы обвить её шею. В первую секунду Марго захотелось вырваться, но она сумела сдержаться и заставить себя потерпеть. Возможно, однажды терпение окупится.

***

Что может быть проще обмана? Особенно, когда это не глобальный обман, а маленькая безобидная хитрость для обхода нелепых требований. Реального вреда от неё не будет, зато сколько пользы. А главное все удовлетворены. Марго не всегда легко понимала, что в голове у её сверстников — постоянно боялась ошибиться с подбором того самого образа, который придётся по вкусу большинству. Зато она прекрасно знала, какой нужно быть, чтобы угодить взрослым. Родители любят спокойных, чутких, не по годам ответственных детей. К чужим детям это тоже относится. Лучший потенциальный друг должен в пятнадцать вести себя так, будто ему уже тридцать или хотя бы не меньше двадцати; никакого ребячества, иначе родители подумают, что общение с тобой плохо повлияет на их благовоспитанного птенчика. Вдруг, посмотрев на тебя, он решит, что ему тоже можно жить по-другому? Дом Морозовых невозможно увидеть с дороги. Он скрывался где-то в глубине широкого участка, и только высокая крыша выглядывала из-за трехметровых стен декоративного кирпича. Дверь не открылась после звонка: Настя сама выбежала к забору. — О боже, — вздохнула она, отворив калитку. — Ты кто? Марго легонько махнула ей рукой. Она достала из дальнего угла шкафа самые старые вещи, оставшиеся со времён жизни до переезда: светло-голубой махровый свитер и простые джинсы. Оставленные без внимания плойки волосы беспорядочно завивались в разные стороны. Даже макияж… впервые за четыре месяца она почти не накрасилась перед выходом на улицу. Это единственное, что её смущало: с одним консилером на лице Марго чувствовала себя почти голой. — Как я тебе? — спросила она улыбаясь с нарочито скромной, пластиковой улыбкой. — Ахуеть не встать, — быстро зашептала Настя, пропуская её вперёд. — То что надо. Они сразу же направились к дому. Марго не успела осмотреть ни двор, ни ухоженные лужайки. Честно говоря, ей было совершенно плевать на то, что её окружало. Трава, кусты и деревья, сколько их не высаживай по идеальным схемам, всё равно останутся типичной травой, типичными кустами и типичными деревьями — по городу таких полно. С интерьерами дома тоже самое. Большие светлые комнаты с широкими окнами и плотными бежевыми шторами, абсолютно ровные стены, натёртые шкафчики и блестящие ручки мебели, холёный диванчик посреди гостиной, сочетающийся с абстрактными картинами на стенах, куча сувениров-безделушек на полках. Красиво, дорого, будто только из магазина. На том и всё. Взрослые находились в гостиной. Их одних Марго и выискивала. Увидев дочь с новоиспечённой подружкой, родители неторопливо поднялись с дивана. — М-м-мам, пап, знакомьтесь, — голос Насти стал тоньше, и она нервно указала своей маленькой ладошкой на Марго. — М-м-маргарита, моя новая одноклассница и п-п-подруга. Марго, мама — Лена, папа — Михаил. — Можно просто дядя Миша, — уточнил папа. — Очень приятно, Марго. Мы так рады тебя видеть! — Настина мама приветливо улыбнулась ей и шагнула вперёд, будто собираясь обняться, но удержалась. — Настя не слишком часто приводит домой своих подружек… Она продолжала щебетать, пока Марго внимательно и как можно более незаметно изучала её. Мама Насти, конечно, женщина интересная, видная. Осветлённые волосы прямые, блестящие и ровные, как стекло, лицо холёное — ни единой морщинки, даже когда она улыбалась во все безупречно белые зубы. Сколько ей лет? Можно только догадываться. Папа… А что папа? Немного пухлый и лысеющий, как все мужчины за сорок. Обычный такой отец, держится в стороне, будто не знает куда притулиться. По крайней мере здесь, в доме, у них главная мама. «В целом нормальные», — решила Марго, улыбаясь дружелюбно, но немного зажато, будто сильно взволнованная первоклассница. — Здравствуйте, — сказала она, дождавшись, когда мама Насти закончит говорить. — Здравствуй-здравствуй! Ты как раз к обеду. Настя засуетилась. «Сейчас попробует смыться», — угадала Марго. — Н-ну, мам, Марго пообедала дома, а я позже приду. Мы пойдём ко мне и… — Знаете, — тихо подала голос Марго, — я не успела покушать дома, а так хочется. Я была бы не против пообедать с вами, если можно. Настя округлила глаза, уставившись на неё с паническим ужасом, зато мама расплылась в любезной улыбке: — Конечно, можно, дорогая. Что ты, Настя? Нужно накормить гостью! Успеете поиграть или что вы там собрались делать. В столовой действительно ждал накрытый стол. Мама усадила девочек рядом друг с другом, сама вместе с отцом села напротив и сказала, чтобы Марго не стеснялась и брала всё «что на неё посмотрит». Марго не хотелось есть. Она согласилась на обед, лишь для того чтобы оказаться лицом к лицу с Настиными родителями. Так нужно: для взрослых важны даже такие, на первый взгляд, малозначительные ритуалы. Принимая приглашение к обеду, она показывает открытость и даёт понять, что ей нечего скрывать. Мама Насти наверняка захочет поговорить с ней, а сделать это за обедом для неё будет проще, чем в других обстоятельствах. Обстановка, декорации — всё имеет значение. Жизнь взрослых — сплошной театр. Подыграть оказалось нетрудно. Настина мама была очень внимательна по отношению к Марго, заботливо передавала соусницу и разливала заваренный лично ею чай. С Настей она вела себя точно так же. Медленно жуя тёплую котлету из индейки в сливочном соусе, Марго следила за подругой и разговорами. Тётя Лена спросила дочь о погоде, рассказала прогноз на завтра, затем как-то плавно и незаметно перешла к рассказу о том, чем занималась вчера, в какое кафе заходила после салона, что ей понравилось там и почему, позвала пойти с ней в следующий раз, показала фотографии красивых ваз для гостиной, которые нашла в интернет-магазине и предложила выбрать вместе. Всё ещё немного напряжённая Настя, пыталась спрятать своё волнение за шутками, и отец смеялся над ними вместе с ней. Потом он, отец, заговорил о делах, каких-то финансовых отчётах, своём заместителе и предстоящем концерте оркестровой музыки в филармонии. Настя живо откликнулась на тему концерта — они затянули обсуждение каких-то музыкальных коллективов и групп… Это так рафинировано. Так странно. — А ты Марго, увлекаешься чем-нибудь? — как бы невзначай ввернула мама. — Наша Настя с детства ходит на скрипку. Она просто замечательный музыкант! Только сильно скромничает. Верно, дорогой? — Угу, — поддакнул дядя Миша. — Да, конечно, — с жаром ответила Марго. Ей было не по себе, но она сохраняла собранность. Сегодня она подготовилась и хорошо вошла в роль (не то что тогда, в гаражах). — Я увлекаюсь фотографией. В основном фотографирую городской пейзаж, природу. Но у меня большие планы: хочу пойти на курсы фотографа после школы. Конечно, параллельно учёбе в ВУЗе... Высшее образование же тоже лишним не будет. — Конечно, не будет, — поддержала тётя Лена. — Как хорошо, что у тебя есть любимое хобби! Фотографии — это так эстетично. Настоящее искусство. — Да, мне тоже так кажется, — Марго скромно улыбнулась, заправляя кудряшку за ухо. — А многие из наших с Настей сверстниц ничем не увлекаются, представляете? Их как будто ничего не интересует, кроме… кхм вечеринок и мальчиков. Некоторые даже пьют и курят. Тёля Лена слегка смутилась, но быстро скрыла это: — О, да! Алкоголь и курение у несовершеннолетних... — Да. Это так грустно. Мне было сложно найти друзей в прошлой школе как раз из-за этого. Хотя я училась в частной гимназии. — Ох, частная гимназия не спасает. Даже в платных школах не всегда хороший уровень преподавания и воспитания. — Да. Вот… — Марго намеренно запнулась и робко склонила голову, будто ей совестно говорить настолько плохие вещи о людях. Будто она и рада не презирать их, потому что презрение — вещь высокомерная и недостойная, но что поделать, если всё сказанное —горькая правда? Настина мама приветливо улыбнулась ей. Кажется, в целом она была в восторге: — Так вы сдружились с Настей на почве увлечений? Как я рада это слышать! Дружба единомышленников самая искренняя, и это такая редкость, ох, девочки, вы даже не представляете, какая! У Насти тоже всегда было мало друзей, и я так счастлива, что она смогла подружиться с тобой. Она так переживала, когда Ксюша перестала с ней общаться… — Ну мам… — Ничего, дорогая, — лицо тёти Лены на секунду стало каким-то странным и непонятным. Она потянулась к Насте, взяла её ладонь в свои руки и спокойно проговорила: — Ты потеряла что-то важное для себя и потому загрустила. Всё в порядке. Марго закусила губу, вдруг почувствовала, словно её кольнули булавкой. — Тётя Лена, спасибо вам за обед, — быстро сказала она и вымучила благодарную улыбку. — Всё такое красивое и вкусное. Мама Насти опять заулыбалась во все зубы. Глаза её сверкали: — На здоровье, дорогая! Приятного аппетита. Марго встала. Настя рванулась за ней, бросила короткое «спасибо» и поспешила выйти из столовой. Оказавшись в коридоре, они обменялись взглядами, и Настя, давясь смехом, ускорила шаг, тихим шёпотом призывая следовать за собой. Они пробежали полдома, прежде чем взлететь по лестнице на второй этаж. На верху Настя резко поймала Марго за запястье и, втолкнув в открытую дверь слева, забежала следом, закрыла комнату, а затем громко вздохнула и весело расхохоталась. Голова у Марго немного кружилась, от внезапной лёгкости ей тоже хотелось смеяться. Наконец-то. Наконец-то хоть какая-то победа досталась легко. — Вообще-то, дорогая, это всё домработница, — сказала Настя и снова расхохоталась. — Не, ну ты прикинь! Как они… ух. Марго бегло осмотрелась, заметив широкую кровать у стены, вольготно уселась на пружинящий матрас. Снова оглядела спальню, уже внимательнее: требовалось найти что-то, что поможет ещё лучше изучить Настю, отыскать больше тропинок к ней. Но… смех её медленно стих, когда она вдруг подумала, что уже видела нечто похожее раньше. Просторно, но весь свет только от одного окна. Кровать заметно шире, но у стены. Плед, не розовый, но фиолетовый и пушистый… Над кроватью целых две полки, а не одна, и на них куча наряженных кукол из белоснежного фарфора… Различий было достаточно: Настина комната намного больше, на стене у двери куча плакатов с One Direction и BTS, мебель вся до одной белая, утончённая, как новая, шкаф с одеждой вместительнее и всё равно… так похоже, что даже жутко. Марго поёжилась, поспешила завести разговор: — Думаешь, я им понравилась? — Да... Стопудово да! Марго, тебе надо идти в актёрское. Марго невесело усмехнулась: — Вижу, ты тоже под впечатлением. — Маскарад что надо, — Настя всё ещё немного задыхалась от бега. Она, шатнувшись к кровати, упала рядом с Марго и небрежно добавила: — Хорошо, что в реальности ты не такая… — Почему? — с неожиданной даже для себя резкостью спросила Марго. — Потому что... — Настя уловила перемену в её настроении и насторожилась, — так себя ведут люди, которые… Н-ну, не знаю как бы так сказать… Марго постаралась сгладить ситуацию и расслабленно улыбнуться: — Нет-нет, говори как думаешь. — Ну… наивные, что ли, — наконец, ответила Настя. — Которые очень стеснительные, пытаются всем угодить, и как будто говорят: «Вы можете мной пользоваться, и вам за это ничего не будет». Ведут себя по-доброму, но эта доброта как будто… вынужденная что ли. Не настоящая, понимаешь? Я иногда разыгрываю такое перед учителями, но это же специально. А постоянно себя так ведут только лохушки. — Ясно, — ответила Марго. Она вдруг почувствовала себя слабой, жалкой, выброшенной. Странная, непонятно откуда взявшаяся боль пронизывала её мягко и медленно, жгла глубоко в груди. «Обидно?» — подумала она с раздражением. — «С чего тебе обидно? Где здесь неправда? Так всё и есть». Она не сразу услышала, что Морозова говорит с ней: — Это всего лишь моё мнение, Марго. Настоящая ты не такая. «А какая?» — подумала Марго, с силой зарываясь рукой в кудрявые волосы. — «Какая я настоящая?» Но тише, нужно остановиться. Чувства не должны прорваться наружу. Морозовой не следовало знать о них, и Марго снова заставила себя улыбнуться. Что-то умирало внутри неё. Но она не понимала, как это остановить.

***

Она вернулась домой в семь или восемь вечера, когда сгущались сумерки. Шла неторопливо, пешком, через весь район. Переступив порог, сразу почувствовала: что-то не так. Как только закрылась входная дверь, голоса на кухне смолкли. Марго спешно напустила на себя бодрый вид и заглянула туда. Мама тоже приготовилась к её появлению: слишком быстро сказала «привет». Папу Марго видела плохо, он стоял в глубокой тени. Кухню освещала только маленькая жёлтая подствека вытяжки. — Привет, — проговорила Марго. — А вы что тут? Замышляете что-то? Она сказала это весело, как шутку, но папа странно дёрнулся, шагнул к кухонной столешнице, ближе к свету. Его лицо было болезненно бледным. — С тобой всё хорошо, пап? — спросила она из вежливости. Тот отмахнулся: — Ничего. — Просто устал, — добавила мама. — Да. Смена… была тяжёлой, — сказал отец как-то рассеянно и медленно побрёл к выходу из кухни. Марго уступила ему дорогу, а сама проскользнула вперёд и набрала стакан воды. Пить хотелось безумно. Мельком оглядев кухню, она вдруг заметила, что ни на плите, ни на столешнице нет ничего съестного. Холодильник был пуст ещё с утра. — А? — Ужин? — мама всё ещё стояла у стола, сложив руки на груди. — Я только пришла. Если очень голодная, пожарь яичницу. Марго не хотела есть, но всё равно двинулась к холодильнику, взяла яйца и подготовила сковороду. «Мама тоже ведёт себя странно», — думала она, — «не типично для самой себя. Стоит посреди тёмной кухни, ничем не занята, даже телефон не берёт в руку. Будто потерялась и не знает что ей делать». Марго незаметно наблюдала. И ждала. Когда она расколола яйца вилкой, мама вдруг развернулась к ней: — Мне тут назначили командировку по работе. Нужно будет поехать в Сочи. «Вот ещё новости», — насторожилась Марго. Маму ни разу не вызывали по работе в другой город. — Когда? — С пятнадцатого по двадцать пятое. — О, ну… ясно, — протянула Марго, оживлённо просчитывая. «Через неделю. На десять дней. Целых. Десять. Дней». Голос мамы внезапно смягчился: — Я наготовлю вам еды, чтобы тебе не пришлось с этим заморачиваться. Это ненадолго. Скоро вернусь, а вы тут, смотрите, не разнесите дом, — с этими словами она вдруг подошла ещё ближе и… обняла её. Марго застыла в растерянности, но не стала сопротивляться, лишь с подозрительностью посмотрела ей в спину, когда мама, наконец, вышла. «М-да, ну и муть», — решила она. А впрочем плевать. Пусть делают что хотят, а она тоже… будет делать что захочет. Всё же как удачно всё складывается. Мама через неделю уедет на целых десять дней, у папы смены чуть ли не сутками. Значит, попадутся целые отрезки времени, когда дом будет пуст. Совершенно пуст. Марго улыбнулась: «Кто там предлагал отметить конец учёбы?»