Фанатка

Саундвейв улетел, а я, справившись с эмоциями, первым делом попыталась позвонить на базу, но в ответ прозвучала дежурная фраза о том, что абонент не абонент. В грудь закрался ощутимый холодок страха: учитывая, что меня похитили прямо с территории базы, это может означать только одно — базы больше нет. Хорошо, что я не задумалась об этом раньше! Честно стараясь не паниковать, стала набирать Фоулера… но у него было занято, и похоже, ему было не до меня. После энной попытки я поняла, что придётся пытаться звонить Мико… просто не знала, кому ещё — Миранде можно было позвонить только через базу. Я боялась, что у неё не будет интернета, так как если она на какой-то новой базе, то возможно, у неё и нет пока подключения, а сотовая связь, как всегда, заблокирована. Мысль о том, что автоботов вообще больше нет, разум просто отверг. К счастью, Мико взяла трубку… и после недолгих объяснений мне открыли мост. Сейчас я в России. Не думала, что, шагая в воронку моста с пляжа, окажусь в родной стране. За моё, в общем-то, недолгое пребывание в пещере, оказывается, довольно много всего произошло. Настолько много, что это кардинальным образом поменяло стратегическую обстановку в стане кибертронцев: Мегатрон не то мёртв, не то тяжело ранен, а автоботам пришлось, по сути, сбежать в Россию. Правда, ненадолго — вроде бы они здесь должны пробыть всего неделю. И я знаю, что десептиконы тоже скоро должны передислоцироваться… на Кибертрон. Я «помирилась» с Мико, если это можно, конечно, так назвать — в любом случае ни капли не жалею, что высказала ей тогда всё, что накопилось. На данный момент я уже рассказала свои «приключения» ей и Миранде, и теперь Миранда ушла отдать телефон Рэтчету и попытаться конвертировать данные с телефона, которые она видела визуально, в формат фотографий. Хорошо, я, прежде чем окончательно отдать сотовый, догадалась просмотреть все изображения сама, иначе и не заметила бы, что Саундвейв переделал всё под земной софт. Заодно затёрла его имя на рисунке, где изображены наши манипуляторы… незачем лишний раз это показывать. В данный момент мне уже не так тяжело: переизбыток событий даёт себя знать своеобразной эмоциональной анестезией — всё произошедшее начинает восприниматься словно безумный сон. Да и природа располагает… На удивление тепло. Даже жарко… Мико сидит на явно самопальной скамейке, а я радуюсь тому, что территория, на которой мы находимся, в отличие от базы в Америке, практически не окультурена. Здесь растёт обычная лесная трава, в том числе и дикий щавель, который я, конечно же, пробую на вкус. Вот какой-то шиповник… вот прыгает кузнечик… я ловлю его. И вдруг вижу на дереве не очень крупного, но уже и не совсем маленького, коричневого богомола. — Офигеть! — говорю, подставляя руку и аккуратно подталкивая его. — Я думала, мы гораздо севернее! Иду к Мико! Она должна это увидеть!!! Но, судя по всему, она не ценитель — глаза у неё округляются: — Ты его не боишься?! — Мы таких же, только зелёных на юге в детстве ловили… когда с мамой на море ездили. Они не кусаются. Мико протягивает руку сверху, и насекомое поднимает несоразмерно большие передние конечности, становясь в стойку. На Саундвейва похож — приходит вдруг мне в голову. И башка треугольная! Это то, чего я и боялась — постепенно весь мир благополучно начинает ассоциироваться с тем, на ком сосредоточено подсознание. Да и сознание тоже… чего уж. — Нельзя сверху! Он тебя как опасность воспринимает. Птицы ведь тоже сверху нападают. Хочешь, я его на тебя пересажу? — Нет, спасибо! — немного нервно смеётся японка. Я ещё некоторое время рассматриваю хищника (а они ведь реально хищные), потом отношу обратно к дереву и отпускаю. Усмехаюсь: «Ну пока, Саунд!» — Всё же я реально помешалась на нём. Куда-то отходит Мико, потом возвращается. — Получилось!!! — слышу необычно громкий для в общем-то тихой Миранды крик. … Ещё какой-то шум… — Как ты это сделала?! — это уже кричит Рэтчет. Но всё равно в разы тише, чем Миранда. — Рэтчет, я понимаю твою реакцию, но всё же стоит держать себя в руках, — слышен приглушённый, но твёрдый голос Прайма. Интересно, что случилось? Мы с Мико переглядываемся и идём в ангар. Оказывается, не только Саундвейв, а все или почти все трансформеры, имеющие протоколы создания бэты, то есть информационной сигнатуры, могут создать корпус с рисунка. Но у всех этот корпус, несмотря на одну и ту же опорную точку, разный. К тому же если с зелёной цветовой гаммой проблем не возникло почти ни у кого, то возможность создать самолёт и звероформу, как выясняется, доступна не каждому, — я так понимаю, это зависит от личных данных, от личной сигнатуры. Вскоре с удивлением вижу, что и сами протоколы работают не одинаково — у Балкхэда создать схему корпуса, даже самую простую, вообще не выходит. Мне и раньше этот автобот казался… как бы это сказать помягче… простым, но я не думала, что это имеет реальную основу, не ожидала, что он отличается настолько сильно. Или, может, я просто предвзято к нему отношусь? Возможно, он потренируется и у него получится? Не знаю. Но я молчу, думаю, если что-нибудь ляпну про Балкхэда, то Мико обидится. Я не хочу сейчас снова становиться ей врагом. Самый красивый и самый непохожий на остальных корпус получается у Миража, хоть он и не способен создать самолёт. Он единственный, у кого основа не зелёная, а скорее пепельно-серая, добавлены тёмно-голубые вставки, плюс, в процессе создания мех так долго смотрит на меня лично, что складывается впечатление, что он ориентируется не на рисунок, а на реального человека. Но всё это, конечно, не считая самого первого варианта — версия Саундвейва мне всё равно во всех отношениях нравится больше, чем чья-либо ещё. Неудивительно, впрочем. Из интересного: помимо Саундвейва, только у Оптимуса получается создать симбионта. Правда, он совсем другой, но тоже с внешним расположением. И похоже, только я обратила на это внимание, и то в самом конце всей этой истории. Но… я снова молчу. На этот раз меня не допрашивают. Подозреваю, что Оптимус уже знает всё от Миранды, так как он обходится только уточняющими вопросами. И слава Богу! Я ведь так и не сказала Мико и Миранде про Шоквейва. Не знаю, почему, но у меня чёткое ощущение, что эта информация лишняя. Я боюсь, что узнай про этот допрос автоботы, и их без того предвзятое отношение ко мне достигнет какой-то новой грани. А смогла бы я промолчать, спроси меня Прайм лично, всё ли я рассказала, я не уверена, вполне вероятно, что нет. Не говорю я как всегда и про предполагаемые способности Саундвейва — теперь уже не только потому, что сомневаюсь (почти уверена) или боюсь за него, но и потому, что не хочу вопросов на тему, почему молчала раньше. Ну и вишенка на торте — Blender — к сожалению или счастью, рассосалась сама собой. Я честно пыталась максимально свести все свои внешние эмоции к возмущению и сделать вид, что связист меня обманул (Ага… и чувствую теперь себя предательницей. Причём как в отношении автоботов, которым я вообще не всё рассказала, так и в отношении связиста), но сейчас понимаю, что проще было не дёргаться — в правду автоботы всё равно бы не поверили. Он на это и рассчитывал. «Человеческий фактор» только не просчитал. Наконец решаю, что сейчас самое время сказать о своём решении уйти, вернуться на основное место работы. Я думала, Оптимус «вздохнёт» с облегчением, а уж тем более Рэтчет, но к моему удивлению, они на пару принимаются уговаривать меня остаться. Вскоре к уговорам подключается Мико, а под конец своё мнение высказывает и Миранда — подруга, как я поняла, не сомневалась, что я и так знаю, что она думает по этому поводу. Сложно ли уговорить человека сделать то, что он внутренне сам хочет? Вопрос, наверное, риторический. Вчетвером они меня «дожимают» и я, хоть и не соглашаюсь, но обещаю подумать, решить всё до возвращения в Штаты. Бонус от этого «спора»: я узнаю, что Зона Тени всё же существует: я спросила про неё у Рэтчета, по большому счёту, подсознательно желая его спровоцировать… была уверена, что с такой явной чушью он меня пошлёт куда подальше (что и требовалось доказать), но, к моему изумлению, один из самых нереальных моментов сериала оказался хоть и переработанной, но реальностью. И ещё, наверное, впервые в жизни, я отыграла небольшую роль. Этакое полувраньё с целью выявить враньё: я сказала, что Саундвейв спрашивал у меня про Омега-Замок и Ключ (вправду ведь спрашивал… я сама спалилась), только я сделала вид, что он спросил больше, чем было на деле, и что я впервые об этом слышу. Я очень хотела, чтобы мне всё же сказали правду, пусть я её и знаю. Наверное, именно положительный ответ на этот «как бы вопрос» и решил исход уговоров в условно положительную сторону — всё же мне готовы доверять. Спустя пару часов Рэтчет сообщает, что был открыт мост на Кибертрон. «Саундвейв не обманул… — думаю с тоской. — Я и не сомневалась…» Назавтра я долго нигде не вижу Миранду — не пойму, куда она исчезла. Наконец спрашиваю у Оптимуса. Оказывается, она в другом ангаре вместе с Рэтчетом, и уже давно, с ночи ещё. Действительно, медика я тоже не видела. Нет смысла уточнять — ясное дело, что речь о ремонте. Я раньше часто наблюдала за действиями белого с оранжевым меха, но сейчас, даже несмотря на то, что мы вроде как официально «помирились», не решаюсь пойти туда. Впрочем, буквально через час Миранда приходит в основной ангар, и у неё теперь есть крылья! Мы перебрасываемся парой слов: летать ей пока нельзя, но всё равно так куда лучше. Я же даже и предположить не могла, что основная проблема — это не боль или дискомфорт от повреждений, а нарушение балансировки. Вскоре меня находит Мико, зовёт завтракать, и я официально знакомлюсь с персоналом базы. Так-то я познакомилась с ними почти сразу, как прибыла сюда. Здесь, естественно, всё вообще не так, как в Америке. На территории НПО недалеко от ангара Уилджека в утеплённом двойном строительном вагончике живёт немолодая уже пара. Реально: муж и жена — Анатолий и Анна. Он её, правда, называет Нюра. Мне очень хочется почему-то сказать «баба Нюра». Видимо, потому что я так звала свою бабушку, но я держусь — женщина в возрасте, но не старая (точно не бабушка), и я боюсь её обидеть. — Давно вы здесь? — спрашиваю Анну. — Около семи лет. — До-олго… — тяну я. — На самом деле, да. Мы вторые, кто смог нормально ужиться с Уилджеком. — Серьёзно? — Да, до нас командированные раз в год менялись. Сюда как ссылка была… А мне нравится с ним. Молчу какое-то время. Потом спрашиваю: — А почему вторые? — Дед Макар, — усмехается Анна, — был первым… Фактически с самого начала и до самой смерти. Кем они конкретно работают, я так и не поняла, так как о своей работе супруги говорят очень расплывчато, но скорее всего речь о научных сотрудниках, участвующих в какой-то программе с первым (Или каким там у нас? Не знаю уже… не помню.) уровнем секретности. Детей, как я поняла, у них нет, но они вместе с последних курсов института. И видно, что Анна и Анатолий очень тепло относятся друг к другу. Вот, думаю, какими должны быть нормальные отношения. Чуть позже мы с ней, с Анной, разговорились — оказывается, она долгое время проживала чуть ли не в соседнем с моей бабушкой селе. Правда бабушка жила в четырёх часах езды от меня, но в моём восприятии она всё равно теперь моя землячка. Мир, как говорится, тесен. Я же на вопрос про моё не самое радостное выражение лица («Что, как пуд соли съела?») без подробностей рассказываю ей про то, что хочу уехать от автоботов в город, что в последнее время было много событий, и что я устала. А она предлагает мне отдохнуть здесь пару недель, а потом уже решать на «чистую» голову. Если, конечно, мне разрешат. — А ВАМ разрешат? — спрашиваю я. — А мы собираемся кому-то это рассказать? — поднимая бровь, смеётся она в ответ. И я окончательно осознаю, что нахожусь в России! Радостно на душе! Чувствую себя свободной — как когда-то в деревне. И это совсем не та свобода, о которой говорят в Америке, так как там это базовое понятие, возведённое в ранг основополагающих, а здесь это вообще не понятие, а скорее ощущение… состояние души, что лично мне гораздо ближе. С Оптимусом о моём небольшом отпуске не без помощи бабы Нюры (ох, за глаза я её всё равно так называю) удаётся договориться довольно легко. Фоулера Прайм обещает взять на себя, и я этому очень рада. Так что вскоре автоботы и Мико отправятся в Америку, а мне предстоит двухнедельный отдых.

***

Отпуск пролетает, как один миг. За эти две недели я, по ощущениям, конкретно сближаюсь с Уилджеком. Точнее, как «конкретно»… Думаю, что это чисто моё ощущение. Дело в том, что он производит впечатление хоть и не старого, даже может молодого в душе, но матёрого такого дядьки, который уже всё знает, всё понимает, всегда может найти нужное слово. Мико для него «малышка», я — тоже. Сопротивляться данному обращению даже и не тянет, он не вкладывает в это слово ничего плохого ни в каком смысле. Пару раз выезжаем покататься. Один раз даже на рыбалку! Во время второго такого выезда, он вдруг спрашивает: — Эй, малышка, это тебе там Саундвейв нравился? Я молчу, потом киваю. — Зря. Если уж тебя люди не устраивают, лучше бы на Миража внимание обратила. Опять Мираж… Я вспоминаю его отношение, как он поднимает меня, показывая зубы, как смотрит, прежде чем создать сигнатуру корпуса… как говорит: «Он того не стоит»… и меня всё это начинает конкретно напрягать. Даже несмотря на то, что в общении с ним всё гладко — ровнее не бывает. В остальном время проходит замечательно. Днём дела по хозяйству, прогулка, лес, воздух, разговор с Уилджеком, если он не занят. Вечером чай, посиделки в вагончике, карты, шашлыки (мясо, как я поняла, отнюдь не магазинное — Анатолий охотник) и даже один раз Анна притаскивает откуда-то домино, но эта игра «не пошла». В начале второй недели на несколько часов «проведать» появляется Мираж и с ним неугомонная японка — это плановый визит, он обещал. Оптимус, в свою очередь, тоже обещал всё согласовать. Мико идёт к Уилджеку, а я еду с Миражом покататься. Только в этот раз общение меня напрягает. Я стараюсь держаться как всегда, но он всё равно замечает. — Что с тобой? Тебе здесь тяжело? Если хочешь, можешь вернуться с нами сегодня. — Всё ОК! — улыбаюсь я. — Просто я думаю о посторонних вещах. — Всё вспоминаешь своего десептикона? — «вздыхает» машина, в которой я еду. — Во-первых, не своего, во-вторых, не его, а в-третьих… Забей, Мираж! Всё нормально… Прости, реально всё хорошо, — добавляю уже мягче. Улыбаюсь, сознательно желая сгладить впечатление. С сожалением понимаю, что только что чуть не сказала «не твоё дело». Всё же чего-чего, а обидеть его вполне возможно, что вообще просто так я бы не хотела. Я всматриваюсь, вслушиваюсь… и не вижу в его поведении ничего криминального. Ничего такого, что должно бы было меня насторожить. Мне приходит в голову, что даже если бы слова Уилджека имели под собой какую-то основу, то на самом деле мне Миража было бы жаль. Он реально очень хороший бот, хороший друг и не заслуживает при любом раскладе плохого к себе отношения. Также мне приходит в голову и то, что Саундвейв, зная, что я в него влюблена, вполне может меня просто-напросто жалеть. Словосочетание «он десептикон» не более чем стереотип, он ведь такой же живой, как и все автоботы, вполне возможно, что и элементарная жалость ему не чужда. Так себе, конечно, ощущения, но, как ни странно, даже то, что он, возможно, испытывает ко мне жалость, я воспринимаю, как более предпочтительный вариант, нежели равнодушие. Мы возвращаемся на базу. Остаток недлительного визита Миража и Мико проходит в спокойной, даже тёплой обстановке. Я стараюсь поддерживать эту тёплую ауру как могу.

***

Спустя две недели на базу перемещаются Оптимус с Мирандой. А почти уже перед отправлением в Америку Миранду отпускают полетать. Как я поняла, ей нужно «протестировать» отремонтированные крылья. Вскоре она вызывает Оптимуса, и он уходит в воронку земного моста. Возвращаются они вместе в слиянии, Миранда отсоединяется, и Оптимус оборачивается к ней, на долю секунды сжимает её пальцы, а потом идёт к терминалу. Она отвечает на лёгкое пожатие таким же едва заметным кивком и, мельком глянув на меня и улыбнувшись, выходит из ангара. Не могу понять, но мне кажется, что что-то изменилось. Словно какая-то другая аура от них… или поведение иное? Я иду за подругой, но спрашивать напрямую мне неудобно. Поэтому я задаю самый простой вопрос: — Как дела? — Нормально. — Миранда задумывается на некоторое время, снова улыбается и даже, как мне кажется, слегка про себя усмехается. — Потом, как на новой базе будем, расскажу. «Засранка!!!» — думаю я, поняв, что так и не дала окончательного ответа по поводу работы. На деле я всё решила. За эти две недели перестала воспринимать произошедшее так остро, да и… сколько можно бегать? Я ведь и первый раз сбежала от несбывшейся любви, и второй… И снова «На колу висит мочало — начинаем всё сначала?» Нет. Надо хоть раз выдержать испытание до конца. — Принято, — отвечаю, так же сдерживая улыбку. Не сомневаюсь, что речь о чём-то личном. Неужели наконец-то Искра? Минут через тридцать чуть ли не со слезами на глазах прощаюсь с «бабой Нюрой», Анатолием. И с Уилджеком. Прикольный всё же бот, адекватный. Только не очень общительный, но для меня это даже хорошо, тем более его необщительность совсем другой природы, нежели, например, у Рэтчета. Вернувшись в Америку, сразу вижу, что новая база автоботов совсем другой конструкции. Здесь тоже есть довольно большой зал, в котором в основном все и находятся, но при этом окон нет совсем, холоднее. Присматриваюсь — стены бетонные с какими-то… рёбрами жёсткости?.. Окна отсутствуют. Мы под землёй, что-ли? — Пойдём, я покажу тебе, где комната, — говорит Арси и ведёт меня куда-то вбок. То есть комнаты не на втором этаже? Я же вижу, что второй этаж в принципе имеется, и лестница есть. Кстати, он явно выше, чем на предыдущей базе — там даже Арси или Миранда могли бы поместиться… Прайму, наверное, пришлось бы пригнуться. Похоже, это не заброшенная база. Она скорее всего проектировалась специально для трансформеров. В итоге оказывается, что комнаты всё же на втором этаже (точнее, на верхнем — вниз от основного зала тоже есть этажи), но боковая лестница массивней, ступени у неё гораздо шире, да и выше. Справа у стены узкая вставка — стандартные ступени и перила… Точно, походу проектировалось специально под них. У меня теперь всё новое: новая комната, новые документы, новое рабочее место… новая одежда — нет больше напоминаний о пребывании на Немезиде. Я в целом в норме после отпуска, но, увы, совсем уж «не страдать» не выходит — правда, я стараюсь, чтобы этого никто не замечал. Не всегда успешно — Мико вездесуща и, как и раньше, довольно бесцеремонна. Правда, мы с ней не ссоримся. В том числе и потому, что она всё же стала… как-то взрослее, что ли. Я даже не могу сказать, в чём это точно выражается. Да… Конечно же я узнаю, что Миранда и впрямь теперь полноценный партнёр для Оптимуса. Даже не пытаюсь её расспрашивать в подробностях о том, как это происходит, но то, что она говорит, довольно близко к моему представлению о слиянии: ощущение энергетического единства — я примерно так и думала, и… погружение в эмоции? Я уточняю. Ведь при интерфейсе это тоже возможно. — Нет, — отвечает Миранда. — Разница… Это всё равно что сравнивать между собой мытьё в душе и прыжок в океан. Понимаешь, при интерфейсе… это поток эмоций, он связан с памятью, конкретными событиями, а здесь… скорее погружение в эмоциональную сферу партнёра. Это понять сложнее. Но я пытаюсь представить себе. Что бы я чувствовала? Счастье… А он? Не знаю. Но как бы я хотела ощутить его… заботу? Почему-то мне сейчас более всего представляется именно такой вариант.

***

Сегодня я просыпаюсь от смеха. Очень специфическое ощущение — такого ещё не было. Мне снится сон. Мы идём все вместе по улице. Вроде как на работу. Причём все — это и я, и Мико, и Миранда… в виде человека! Вроде как рядом есть и Джеймс, я знаю это, но только не вижу его. В моём сне он тоже умер, но при этом то, что сейчас он чувствуется живым и где-то рядом, меня совершенно не смущает. Идём на работу в городе, в офис, хотя отродясь не ходили на неё вместе. Подходим к зданию, вот входная дверь — почему-то вход в неё не по карточке, а просто так. Первой заходит Миранда, следующей должна зайти Мико… Но она открывает дверь и не заходя делает приглашающий жест, чтобы я зашла вперёд неё, сама она, наверное, ждёт Джеймса… по крайней мере мне так показалось во сне. Я захожу… и понимаю, что попала не на работу. Оглядываюсь — с непередаваемым выражением лица Мико захлопывает передо мной дверь! Хватаюсь за ручку — закрыто! Разворачиваюсь. Я на Немезиде! Только не в клетке… Спиной ко мне стоит Саундвейв, что-то клацает по терминалу. Смотрю на него и вижу, как он замирает. Заметил. А я не знаю, что мне делать, не знаю, как себя вести. Понимаю, что, наверное, надо бы бежать, но, во-первых, некуда, а во-вторых… я не хочу. Я хочу к нему! Он уже развернулся и теперь просто смотрит. Шаг, другой… и вот я уже рядом. Желаю дотронуться до него, коснуться серво… но он преграждает мне путь, слегка наклонившись и подставив пальцы, ладонь. Приглашение. Я не сомневаюсь, что это именно оно. Это то, что я хочу, то, что мне необходимо! Моё счастье ощущается даже физически, словно те самые бабочки, но только не в животе, а в груди. Я в его руке, и он поднимает меня на уровень искры, рассматривает. А я… я касаюсь брони, но хочу коснуться того места, где виден голубоватый свет. Он знает это… только не подносит меня туда. Подносит ближе к лицу, к подбородку. Почему-то я уверена, что он улыбается. Как я хочу это увидеть! Запускаю руки под низ, оглаживая, ощупывая маску со стороны шеи, пытаюсь найти крепления, понять, как её снять… утыкаюсь лицом, губами. И тут… И тут в моей голове вдруг всплывает фраза, от которой я сначала улыбаюсь, а потом начинаю вздрагивать со смеху. Вся романтика слетает, словно белый пух одуванчика на ветру. Я нахожу какой-то стык под подбородком, и подсовывая под него пальцы и, безуспешно пытаясь не ржать, говорю: — Гюльчатай, открой личико… — меня пронимает окончательно! Я так и просыпаюсь — от собственного смеха и с образом застывшего в непонимании того, что я сказала, связиста. Вспоминая то, что мне приснилось, продолжаю глупо хихикать — мне просто не остановиться! Да-а… уж-ж… моё сознание сформировано не в Америке. Всё ещё лежу… «Мико… Джеймс… — мелькает в голове. — Надо же. И даже Миранда — по-моему она мне снится вообще впервые. Человек… Надо же…» Спустя какое-то время разрозненные, почти несвязанные мысли сменяются уже нормальным осознанием того, что я проснулась, до будильника ещё пол часа, но смысла ложиться уже нет. К тому же сна ни в одном глазу. Снова вспоминаю «Гюльчатай» и, давясь сдерживаемым весельем, иду умываться.