Мои глаза

      Пробежавшись по запутанным улицам, я кажется окончательно запуталась в том, куда я пришла, пока не обратила внимание на старую детскую площадку. На этой детской площадке Вова и научил меня курить. Я грустно улыбнулась, осознав, что эта привычка тянется следом за мной уже несколько лет. Площадка здесь, а дом друга не так далеко от неё, значит я на правильном пути. Завидев знакомый подъезд я нырнула в него и быстро взбираясь по ступенькам, доверившись машинальной памяти, нажала на звонок. Дверь открыл Вова и сразу же заулыбался во все тридцать два зуба. — Ты чего такая запыхавшаяся? — спросил он, пропуская меня в прихожую.       Я наклонилась для того чтобы снять свои поношенные ботинки. Снимая дубленку и вешая её на крючок, я поведала замечательную предысторию. — Я от Кащея бежала, очень настоятельно провожал меня, чтобы твоя дама сердца добралась в безопасности, — отдышавшись окончательно, я продолжила говорить уставившись на Суворова. — Ты же вроде говорил, что он мне ничего не сделает? Я что-то не уверена…       Товарищ с нескрываемым удивлением выслушал мое негодование. — Вообще, это странно, обычно девушки бегают за Кащеем, никак не наоборот, — задумчиво произнес Вова, — да и он знает, что ты не моя «дама сердца», — его лицо сморщилось, выражая отвращение. Я открыла рот в удивлении и ударила парня в плечо, выражая искреннее оскорбление. — Э, Адидас, а ты не охирел ли? — давнишняя история, все вокруг занимаются сводни чеством, а мы этому очень сильно противимся. Нет, серьезно, он мне как брат. — Да ладно, — потирая место удара Вова начал успокаивать, — Он же не тронул тебя? — спросил он меня, мягко поглаживая плечи, я слегка поежилась от такого вопроса и отрицательно покачала головой. — Ну вот и все, я же говорю — рядом с базой ты в безопасности, тебя там никто не тронет, а Кащей так тем более.       Я вздохнула и прошла вслед за Вовой на кухню, где за столом уже сидела вся семья в полном составе: Диляра, отец семейства — Кирилл Александрович и Маратик. Обернувшись на меня Диляра и Кирилл с улыбками кинулись обнимать меня. — Мила, боже, ты так исхудала, — Суворова притянула меня к себе как родную дочь, а Кирилл приветственно потирал спину.       Оттолкнувшись от женщины, я прильнула к мужчине. Он, как и Диляра, был мне роднее, чем самые что ни на есть, родители. Был, холоднее чем супруга, но это же отцы, они ведь такие? Кирилл поднял меня на руки и прокрутил по куру, в конечном итоге опуская на землю. — Давненько ты нас не посещала, давай присаживайся, сейчас все нам расскажешь, — сказал он трепля меня по макушке и приглашая за стол отодвигая стул.       На столе и в правду было очень много всего, Диляра на славу постаралась. Понимая, что это, скорее всего, не рядовой ужин и он был для меня, я почувствовала будто не заслуживаю этого. От меня несколько лет не было ни ответа, ни привета. В редких, можно сказать даже праздничных, письмах к Вове я, конечно, спрашивала его о семье. Никаких подробностей не было, да и не надо, мне важно было знать, что они живы. Так как Вова не многословен, я убедилась, что родителям и брату он говорил вовсе не о содержимом писем, сухо по факту описывал происходящие в моей жизни события.       В процессе ужина у получила многие вопросы, в том числе и неудобные. Я не могла ответить на то, почему так неожиданно испарилась, что произошло и почему вернулась, тоже не могла. На вопрос о родителях, о том, заходила ли я к ним, навещала ли после приезда, я отрицательно крутанула головой. Они решили не продолжать тему, за что я им очень благодарна. Спустя несколько шуток о том, что Маратик уже достаточно подрос, и, я вроде как, собиралась дождаться его, младший выпульнул новость о том, что у него уже есть девушка. И это оказалось новостью для старших.       Я наблюдала за этой семьей, и с моего лица, практически не сходила улыбка, так сильно я уже давно не улыбалась, аж сводило мышцы на лице. Вова был не многословен, часто поглядывал на меня, и это меня немного насторожило.

***

      Закончив с ужином, все разошлись по местам отдыха, заранее попрощавшись со мной. Диляра просила приходить почаще, хоть каждый день, как раньше, и я пообещала, что буду навещать её.       Я решила принять душ, перед тем как идти обратно в качалку, я не мылась уже более трех суток и от меня несся не самых лучших шлейф. Вова отдал мне свои вещи, собрал их в огромную сумку, даже одеяло положил. На последок закинул объемную тельняшку.       Чуть посидев с другом в комнате, я подсушилась после душа и Суворов засобирался отвезти меня обратно. — Да ладно тебе, Вов, я сама дойду, — я решила не утруждать своего приятеля ещё и провожанием. От меня было слишком много забот. — Ты с ума сошла, ночь на дворе, — натягивая свою огромную куртку проговорил парень и остановился на мне, очень знакомым взглядом, — дело даже не в ночи, сама знаешь. По улицам шастать не безопасно.       Вынырнув из теплого жилища, мы прыгнули в машину и отогрев её, Вова тронулся в сторону универсамовской «базы». Было что-то не то, какое-то напряжение витало в воздухе. — Что случилось? — повернувшись на водительское, я вопросительно склонила голову. Ответа не последовало. Парень крепкими пальцами отстукивал на руле нервный ритм.       Я нахмурилась, пытаясь понять, что сделала не так, что сказала. — Что-то тревожно мне, — произнес он глядя на дорогу, — я тебя туда запульнул не подумав, я просто забыл о том, чт. — он явно собирался сказать то, чего я не совсем хотела слышать. — Нет, Вов, — я зажмурилась, раздраженно перебирая край своей дубленки, — не надо, ты забыл, а я вот, стараюсь забыть, — мне было горестно, что моя личная трагедия, стала лейтмотивом в наших отношениях. — Если ты поэтому так осторожно ведешь себя, то это ещё хуже. Тебя жалко меня. Мы не на равных позициях, а ты мой друг.       В моем горле сжался ком, и я поджала губы, опираясь на стекло и пытаясь сдержать слёзы. Меня начало потряхивать.       Добравшись до качалки, Вова неспеша вышел из машины и открыл заднюю дверь, на которой лежала сумка с вещами. Я понимая, что сейчас меня накроет буря эмоций забежала в качалку и бросилась в комнату. Закрыв дверь и прижимая её телом я скатилась вниз. Не так я планировала закончить день. Из глаз полились горячие слёзы и стены начало давить, воздух стал, будто, спёртым. В дверь постучали, и даже попытались открыть, но из-за прижавшегося тела моего, ничего не вышло. Через щель косяка двери я услышала негромкое «прости» и удаляющиеся мужские шаги.