Связаны

Последние полгода почти стоят Киму психики, а Порче – нервов, но они мирятся, знатно обтерев друг другом все поверхности комплекса, разбив несколько предметов интерьера и оставив в стенах пару дырок от пуль. Но Киттисават себе признается едва ли не сразу, что жить без своего придурка-певца не сможет, а Кимхан бьет себе его прозвище на горле, говоря, что будет носить его вместо ошейника. Вместо ошейника засосы, оставленные Че, за которыми татуировку невозможно разглядеть еще месяц, на спине красные полосы, а на руках – тонкие парные браслеты. Они проводят десять дней в Багио, наслаждаясь друг другом и свободой после примирения, и сейчас в Тае остаются последние сутки без прошлого, тяжести мафии и их обязанностей, без осуждающих взглядов Порша и неодобряющих – Кинна, без попыток Кхуна загрести Кимхана под гребенку безумия. Ким на отдыхе перекрашивает волосы в пепельный, повинуясь веяньям слегка все же накренившегося кукушатника, но Порче нравится новый имидж, нравятся тонкие светлые пряди, которые отражают лунный свет, пока он сжимает их между пальцами. Порче знает о шуме в доках в ночь их возвращения, читает на сервере отчет, принимая к сведению очередные безголовые выдумки и спокойно ложится спать, заворачиваясь в любимые крепкие руки. Утром их выдергивает из постели смешанный ор Кинна и Порша из двух разных мобильников, потому что парочка Глав наотрез отказывается признавать, что Ким и Порче вместе живут, спят, едят и трахаются тоже вместе. Никаких деталей им не выдают, так что приходится по старинке снова лезть на сервер, не находя на нем ничего нового, кроме вчерашних данных. Когда они заходят в кабинет Кинна, понятнее не становится. Крики, слишком громкие для его полузаспанного мозга, никакой информации не приносят. Ради правды, они быстро заканчиваются, стоит Главам отвлечься и посмотреть, все же, на младшую ячейку семейства. Понимание в глазах Порша выглядит настолько комично, что Порче нагло ржет в чашку кофе. Да, в отчете говориться о деятельности Кимхана и подставе с сорванной сделкой, только вот Кимхан даже на себя не похож, а новостей о смене прически третьим принцем в отчете не наблюдается. Порче толкает Кима в большое кресло, с грацией больного оленя устраиваясь на чужих бедрах, перекидывая ноги через подлокотник. Он уже хочет спросить альтернативные опции разрешения сложившейся проблемы, но не успевает даже рот открыть. В распахнувшиеся настежь двери заваливается нечто в цветастой гавайке, явно из шкафа телохранителей Второй семьи, лицо незнакомца прикрыто длинными прядями смоляных волос, тяжелым облаком от того расходится сигаретный дым. Незнакомец бегло говорит по телефону на иностранном языке, прежде чем бросить трубку, останавливаясь у бара. Незнакомец, по личным ощущениям от напрягшегося и готового к схватке Кима и лицам остальных членов семьи, включая предвкушающий оскал Вегаса, таковым являющийся только для Порче, даже не поворачивается. Что-то кидает в воздух на том же языке, лишь слегка поворачивая голову, и возвращается к разглядыванию полок с алкоголем. Ничего, видимо, интересно для себя на них не обнаружив, тот разворачивается, смотря на открывшуюся в кабинете экспозицию с удивительно скучающим лицом. Порче роняет на пол челюсть. Незнакомец удивительно, просто до невозможности, похож на Кимхана, до того, как тот перекрасился. Не близнецы, но вот поставь их рядом – незнающий точно мог бы спутать. Что, учитывая отчеты, и произошло вчера в доках, когда этого члена семьи, скорее всего, еще одного принца Главной, видели на сделке. Взгляд гостя останавливается на Кимхане, черная бровь поднимается при виде пепельных волос и Порче, все еще пьющего свой кофе. – И давно ты – Эльза? Ким закатывает глаза, достает из кармана джинс Порче сигареты и зажигалку, закуривая и расслабляясь, откинувшись на спинку кресла. – Привет, Юнги. Рядом с головой Кима в обивку влетает нож, еще пара сантиметров и это была бы голова одного из них. Незнакомец выглядит похуистично-зло, удивительное сочетание, которое Че, вообще-то считает фирменным Кимхановым. – Шуга. Еще раз назовешь меня этой собачьей кличкой, и я тебя пристрелю, братец. Порче смеется, отставляя кофе, и поднимается с чужих колен, вставая между Кимом и, вроде как, Шугой. Рассматривает светлую, лишь немного заляпанную кровью, футболку и гавайскую рубашку с рисунком листков папоротника. Мимо него не проходят ни ствол, ни красные палочки для еды, торчащие из кармана, ни набор метательных ножей, притороченных к поясу джинс. Взгляд еще одного брата Тирапаньякул ему нравится – совершено ровный, как идеально залитая стяжка. – Порче, – он слегка наклоняет голову и поднимается, смотря глаза в глаза, легко и совсем не пугаясь чужой ауры и явной опасности. – Парень Кима, брат Главы Второй семьи. Его осматривают, как зверушку в зоопарке, тоже отмечая ствол, парные браслеты и застывшую боль в уголках глаз, от которой Че не может избавиться, как ни пытается. Шуга смеется, закуривает еще одну сигарету, и возвращает ему поклон, после громко хлопая по плечу, притягивая для быстрого объятия, которое Че поддерживает. – Шуга. Он же Мин Тирапаньякул, двойняшка твоей Эльзы. Порче улыбается, оценивая ловкую шутку с именами братьев, и возвращается обратно на колени Кима, продолжая пить свой кофе, словно ничего не случилось и все идет так, как положено. Шуга устраивается на кресле напротив Вегаса, протягивая кулак, который тот отбивает, мимолетом улыбаясь, коротко кивает Питу и Макао, сидящим рядом, и играет в крайне продолжительные гляделки с Танкхуном, которые заканчиваются совершенно ничем. – Что ты делал в доках? Кинн начинает с самого интересующего его вопроса, и Мин отвечает, выглядя при этом не совсем довольным ситуацией, хоть и выражение его лица совсем не меняется, но Порче, быстро научившийся ловить изменения в настроении Кима, это прекрасно видит и в его брате. – С Татой о жизни трындел, твои парни пришли очень не вовремя. Ким издает обреченный стон, Кинн закрывает рукой глаза, покачивая головой, Порче улыбается в свой кофе. Ким Тэхен поставляет бухло, ведет чистый, как слеза младенца, бизнес и напрочь отказывается сотрудничать с Тирапаньякулами и всеми, кто к ними хоть как-то связан. Благодаря связям в Корейском и Тайском правительстве мужчина умудряется ловко снимать с себя часть пошлин и акцизов, получая компенсации от государства, а потому его товар на рынке значительно ниже в цене. Кинн непереставая трахает мозги клану дабы найти кого-то, кого можно подослать, но все попытки настолько провальны, что даже ежам Вегаса ясно, что у них ничего не выйдет. Кореец уже больше года посылает весь клан «отсосать самим себе», чем бесит до зубного скрежета из-за негласной неприкасаемости – трогать барыгу, над которым висит покровительство клана Чон, добром не кончится. Но вот чудо в гавайской рубашке заявляет, что общается с Тэхеном о жизни. Сам факт общения двух мафиозо «о жизни» уже гомерически смешон, а учитывая предубеждения корейца в отношении клана – ситуация уезжает на территорию пост-правды и плотно там обосновывается. – Вы как познакомились вообще? Шуга поднимается со стула, все же уходя к бару, доставая из шкафа упаковку апельсинового сока, и усаживается обратно, наливая сок в высокий стакан, приковывая к себе внимание просто намертво. Порче уже начинает верить, что кимова крыша ровно на своем месте, просто он отбитый психотический характер качественно скрывает, давая себе развернуться на широкую ногу на сцене, в жизни оставаясь почти обычным. Шуга, Кхун, Вегас и Макао, да и даже Кинн иногда – все, в той или иной степени, носители психопатии их отцов, которая играет в крови яркими красками, заставляя их ломать об колено устои и помогая в делах клана. Понимает теперь, как яркий и непостоянный брат вписывается в этот паззл идеальным недостающим кусочком, понимает, как сам становится для Кима тем якорем, что необходим ему в повседневной жизни. Шуга, тем временем, пускается в объяснения. – В Корее я работал с двумя парнями – Зейном, та еще двинутая скотина, и Чонгуком, там вообще без комментариев, ему восемнадцать едва стукнуло, а он уже Глава клана, – у Мина почти отсутствует жестикуляция, а в ровном голосе практически нем эмоций, он словно читает текст с листа. – Так вот Гук как-то попросил принять доставку бухла от Таты. Шуга рассказывает, что, приехав на сделку, просто вскрывает один из ящиков и пробует товар из бутылки, без перехода и приветствий. Тэхен не успевает ни удивиться, ни понять, что происходит, только интересуется, а не боится ли его отбитый собеседник помереть раньше срока. Мин, не преисполнившийся трогательной заботой о своем благополучии, кивает на стоящего за спиной телохранителя, обещая простое: «Джун знает, где тебя найти». – Мы после еще пару раз на сделках пересекались, потом Зейн позвал полгорода на вечеринку, и Тата, изрядно нажравшись, играл с нами в бутылочку, – Шуга усмехается одним уголком губ, допивая остатки сока и ставя стакан на стол с громким стуком. – Барыга, который не умеет пить: так развезло с пары шотов, что Гуку даже не пришлось особо его уговаривать. Как-то так и скорешились. Порче, закончивший свой кофе к половине рассказа, чувствует себя почти убаюканным мерным тихим голосом и рассказом, едва ли не спит на плече обнимающего его за талию Кима. Его мало волнует история, важен только исход – а выхлоп у ситуации самый благоприятный – Тэхен соглашается работать с кланом, хоть и только через Мина и исключительно на тех импортеров, которые в нелегале не участвуют. – А что за Зейн? Этот вопрос исходит уже от Вегаса, настороженно слушавшего всю историю и сейчас смотрящего на кузена с крайним недоверием на лице, из-за которого Че ощущает тихое рычание в груди Кима. Мин на вопрос и реакцию скалится так, что у Порче туман в глазах от совершенной схожести братьев, Кимхан на его выражение лица только мягко улыбается. Шуга наливает новый стакан, Порче, повинуясь адскому желанию знать, а не льют ли Тирапаньякулы чего в свои соки, мурчит Киму в плечо, что тоже хочет, протягивая свою чашку из-под кофе. – Слыш, бельчоныш, – Шуга поворачивается, спокойно поднимая на брата бровь. – Налей Че. Мин поднимается с кресла, забирая у Кима чашку, и даже уходит к бару, сполоснуть ту в раковине, прежде чем вернуться, налить сок и вручить ее в руки Порче, который не совсем понимает, как из злого ублюдка, Шуга трансформируется в заботливого брата, и почему не реагирует на кличку. Ким мягко целует Че в висок, заправляя мешающиеся волосы за уши и шепчет, что позже расскажет все, тоже легко считывая все мысли с лица. Шуга делает еще глоток сока и закуривает уже третью подряд, стараясь, видимо, выжечь легкие напрочь до того, как шальная пуля догонит его в подворотне. Кинн присоединяется, как и Вегас, достающий из сумки, висящей на стуле Пита, еще и бутылку воды, разливая ту по стаканам Второй семьи, что, разумеется, не укрывается от глаз никого в семье. Только яркое пятно Танкхун молчалив и спокоен, даже не движется в своем коконе из розовой шубы. – Зейн, вроде, Малик. Британец с пакистанскими корнями, пригнал в Корею из города имени кузена. В Тай прилетел со мной, город посмотреть, себя показать. Чем занимается – понятия не имею, семья у него вроде из наших, но там без стопки не разобраться, а я до шести не пью. Кинн принимает объяснение, откидывается на кресле, сплетает руки с Поршем, который, суда по очень сложному ебальнику, не понимает примерно нихуя. Ким слегка хлопает Порче по плечу, прося подняться, и встает, подходя к брату. Шуга смотрит снизу вверх не особо долго, тушит сигарету в пепельнице и поднимается, раскрывая руки для объятий, которые Порче напоминают то, как его обнимает Порш. Кимхан устраивает лицо в сгибе шеи брата, прижимаясь всем телом, словно дышит своим двойняшкой, с которым удивительно, болезненно похож. Они стоят так около пяти минут, словно выстраивая слегка пошатнувшуюся связь, а уже разлепившись снова превращаются в прежних себя, только в глазах Шуги столько нежности, что можно ей половину Евразии затопить. Ким протягивает Порче руку, и он поднимается с кресла, прижимаясь спиной к чужой груди, целуя музыканта, устроившего подбородок на его плече, в висок. У подошедшего к брату Кинна взгляд не менее теплый, и Порче понимает, что семья друг другом дорожит, несмотря на все попытки убедить мир в обратном. Он не знает, как долго Шуги не было дома, но ощущение, словно даже по прошествии десятка лет, их встреча будет все такой же. Вегас и Макао с места не двигаются – не тот уровень доверия между семьями, чтобы в десна целоваться при встрече, стволами не светят и уже хорошо. Последним поднимается Танкхун, сбрасывающий с плеч яркую шубу, становящийся просто тонким деревцем в своей футболке в облипку и кожаных брюках. Шуга своего старшего касается очень мягко, обнимает так, словно тот треснет от любого неосторожного вздоха. Но Кхун только сильнее сжимает тиски рук, Порче даже замечает мелькнувшее в глазах Мина удивление, и, кажется, тихо всхлипывает. – Привет, Проныра. – Привет, Хиа. Ким сжимает руки на талии Че сильнее и улыбается. Порче понимает, что видеть семью насколько целой ему непривычно, особенно учитывая громкие скандалы, перетряхивающие комплекс по три раза на день. Те начинаются после отъезда Корна и заканчиваются через месяц после скоропостижной и довольно подозрительной, на взгляд Порче, смерти. Ким мягко касается губами его щеки и заглядывает в глаза, получив поцелуй в кончик носа, становится похожим на довольного чертового лисенка. – Ким? Шуга, расцепившись с Кхуном, подходит к ним, останавливаясь куда ближе, чем предполагают правила приличия, что, кажется, просто привычка – нарушать личное пространство брата. Ким улыбается, отодвигаясь от Че, все еще обнимая его одной рукой, вторую протягивает брату, тут же сплетая ладони. – У меня новостей до ночи хватит. Шуга смеется, утягивая их обоих из кабинета Кинна дальше по коридорам.