Игра стоит свеч

Все в порядке, все нормально,

я беру тебя с собой,

Я беру тебя с собой

В темный омут головой...

Буба

В первые дни я пользовалась своей излюбленной тактикой: старательно избегала Антона. Наутро выскользнула из дома раньше, чем он успел проснуться, благо пришли выходные, а вместе с ними – моя полная смена в хирургии. На работе Крагин не давал заскучать и расслабиться, травил анекдоты и гонял меня с мелкими поручениями, так что я даже начала подумывать, что он не так уж плох, как поначалу казался, по крайней мере, в отсутствие постоянного объекта соперничества он выглядел почти нормальным человеком, и недвусмысленные намеки, как и неуместные шутки, наконец, прекратились.  С остальной бригадой у меня сложились теплые отношения, и, хотя врачи иногда обращались ко мне со свойственной им заносчивостью, я чувствовала себя на своем месте, возможно, даже более на своем, чем в бригаде Волкова. В воскресенье я полдня отсыпалась в подсобке, а проснувшись и взяв в руки телефон, обнаружила несколько пропущенных от Антипова и одно взволнованное смс. Немного помаявшись, все же ответила, что я в порядке и к вечеру буду дома. Но до вечера все же не смогла покинуть отделение, оправдывая себя тем, что мне нужно закончить несколько рисунков, которые я хранила здесь, - до сдачи материала в редакцию осталось две недели и следовало поторопиться.  Сейчас, как никогда, мне очень были нужны деньги. В квартиру вернулась уже в сумерках. Меня встретили Антон, Пух и вкусный ужин. Уже в прихожей я ощутила невероятный аромат мяса и пряностей, кошак мурлыкал и терся об ноги, а хоккеист стоял, прислонившись к двери, и впивался в мое лицо изучающим взглядом. Меня ждали. Понимание пришло пронзительно и остро, так что в груди тоскливо сжалось, и я отвернулась, чтобы повесить куртку и скрыть глаза, которые так некстати защипало от подступающих слез. В то время, как я трусливо пряталась в своей каморке, не находя в себе сил вернуться в квартиру Антиповых, обо мне волновались, готовились к моему приходу, ждали.  Я не знала, что сказать, как справиться с нахлынувшими эмоциями, и с мольбой взглянула на Антона, осознавая, что сейчас вряд ли выдержу его близкое присутствие. Он меня понял: молча ушел в свою комнату, прикрывая дверь, оставляя меня наедине со своими мыслями. А мыслей было много, разных, и думать их не хотелось совершенно. Тугой клубок противоречий не распутать, не расплести. Лучше оставить, как есть, и бездумно выполнять простые действия: помыть руки, переодеться, уйти на кухню и поужинать. Открыв сковородки, удивилась тому, как расстарался Антипов: ароматная свинина с овощами в паре с рассыпчатым рисом выглядела восхитительно, а на вкус оказалась еще лучше. Думала, мне кусок в горло не полезет, но с изумлением обнаружила себя за пустой тарелкой. На колени вспрыгнул Пух, потянулся, намекая почесать за ушком. Я принялась поглаживать этот мурчащий комок шерсти, и незаметно для самой себя погрузилась в зыбкую топь, сотканную из мыслей, эмоций и ощущений, до которой и дотрагиваться-то было страшно, но когда-то было нужно пропустить все через себя. Как сейчас модно говорить, закрыть гештальт. Так что я попыталась. Задержала дыхание и нырнула в этот омут, чтобы раз и навсегда все для себя решить. Антон удивлял. При всем своем непростом характере, внешней грубости и ершистости он оказался самым лучшим другом, которого только можно себе представить: был рядом в трудную минуту, умел защитить и не стеснялся говорить неприятную правду в лицо. Возможно, сам того не желая, он избаловал меня вниманием, такой необходимой поддержкой, постоянным присутствием в моей жизни, что сама мысль остаться без него страшила осознанием неизбежной пустоты и одиночества. Дружбу было безумно жаль. На самом деле, - теперь я это понимала, - конец этой дружбы, в самом привычном ее значении, наступил давно, с того дня, когда я согласилась на переезд и впервые ступила на его территорию.  С тех пор мы подменяли понятия, выдавая за нее нечто совсем иное, чему я никак не могла дать определения. И вот, дожили. Не получилось из нас добрых соседей. Но вместе с грустью по утраченному пришло странное удовлетворение, как будто я получила обещанный и такой желанный подарок. И, надо признать, это было… Ошеломительно, потрясающе, оглушительно. Как будто вулкан, долго сдерживающий свою опасную энергию, наконец, взорвался, и мы взрывались и горели вместе с ним, чувствуя текущую по венам лаву и рассыпаясь на миллионы искр. Даже теперь от одних только воспоминаний окутывало жаркой пеленой и на коже танцевали не то мурашки, не то крошечные электрические разряды, вновь погружая в это необыкновенное, ни на что не похожее сладостное томление. О, если бы можно было это повторить, разве я устояла бы? Антону снова удалось меня удивить.  До сих пор во мне жила твердая уверенность, что близость между мужчиной и женщиной возможна исключительно по любви, что это закономерное продолжение чистых платонических чувств, лишь часть отношений, причем часть сильно переоцененная. Я считала странными и противоестественными эксперименты лицеистких подружек, которые искали подобных приключений только ради опыта, - сама мысль об этом была мне противна. Возможно, поэтому я попалась в ловушку Крылатова: воспользовавшись моей чистотой и неопытностью, он быстро меня раскусил, вел себя в соответствии с моими представлениями, красиво говорил про любовь и жертвы, и тогда мне все казалось правильным, но все равно каждый раз я вместо удовольствия испытывала только стыдную неловкость. А после все превратилось в мерзость, когда я прозрела и поняла, что его слова были ложью. Неудачный опыт тащил за собой кучу самых разных предубеждений и страхов, и  вот теперь Антипов, сам того не зная, все это безжалостно рушил. Парень, к которому я чувствую дружескую симпатию, заставляет мое тело сходить с ума, вызывая темное, всепоглощающее влечение одним своим взглядом, и эти две крайности никак не могут слиться воедино. Все это выходит за рамки привычных представлений, и потому внутри растет и укрепляется сопротивление. Я не могу найти в себе даже отголосков тех чувств, той понятной «нормальной» влюбленности, что питала к Щукину, так почему меня обдает волнами дрожи, стоит лишь вспомнить его прикосновения и шепот: «Моя девочка…». Я замерла, прислушиваясь к себе, вновь ощущая в теле приятные вибрации, а после тряхнула головой, прогоняя наваждение, спустила с колен Пуха и потянулась к сумочке за таблетками. Все случилось так быстро, и мы были настолько неосторожны, что вообще ни о чем не успели подумать. Но я все же не настолько безрассудна, вот и приходилось теперь пичкать себя всякой гадостью, уповая на то, что она поможет избежать нежелательных последствий. А то знаю я, как это бывает, некоторые потом вены режут… Воспоминание о Марине, а потом и о Щукине отозвалось неожиданной грустью. Простил ли Егор Марину до конца? Удалось ли им склеить отношения после обоюдного предательства? Или они тоже запутались, как и я? Как мы с Антоном. Боже, да нет никаких «мы». Я не знала, что у Антипова в голове, и как он переживает произошедшее, и эта неизвестность пугала больше всего. Мне не хотелось думать, что для него все гораздо серьезнее. Но его забота, намеки Кисляка, которые я только сейчас смогла оценить в полной мере, настойчивое желание жить под одной крышей наводили на определенные мысли. Если Антон мог позволить себе на что-то рассчитывать, он ошибался. Меньшее, что сейчас было нужно мне, это увязнуть в новых отношениях, тем более, с ним. Я не могу обмануть его доверие, не хочу, чтобы он ждал того, что я не смогу ему дать. Самым правильным решением сейчас будет уйти. Мне нужно оказаться как можно дальше от Антона, чтобы привести свою голову в относительный порядок. Я взяла телефон и полистала вкладки. Объявление об аренде квартиры-студии, которая недавно мне приглянулась, было еще активно, так что у меня имелись все шансы ее заполучить. Решив не откладывать дело в долгий ящик, я написала хозяйке сообщение и, надеясь, получить ответим этим же вечером, временно отложила телефон, встала из-за стола и сгребла грязную посуду. Включив воду, чтобы ее помыть, я услышала шаги за спиной и сразу же ощутила нарастающее напряжение. Антипов будто бы караулил за дверью, ожидая, когда я поужинаю. Он вошел в кухню, и меня бросило в жар. Вся уверенность испарилась, будто ее и не было, и, к своему ужасу, я поняла, что если он сейчас подойдет, дотронется, я расплавлюсь в его руках, став мягкой и податливой как воздушный пластилин. В том, как я реагировала на него, было что-то немыслимое. Очевидно, мое тело меня окончательно предало. Но он не приблизился. Остановился на расстоянии вытянутой руки и молча замер. Я последовала его примеру, не обращая внимания на льющуюся из крана воду. Вроде бы нужно было что-то сказать, но что? Кроме нашей общей «проблемы» нас в данный момент больше ничего не интересовало. Вот и стояли, и никто не решался заговорить первым. Такая себе рекламная пауза. Молчание начинало меня тяготить. Я опустила рычаг смесителя, вытерла руки о полотенце и обернулась. Антипов хмурился. Его взгляд быстро просканировал мое лицо на наличие любых эмоций, а после уперся в пол, как будто увиденное ему не понравилось. Стало неловко. - Ты ужинал? - Да. - Я тоже, - сказала очевидное. – Спасибо, было очень вкусно. Снова молчание в ответ. Все, мы застряли. И назад нельзя, и вперед – страшно. Я видела, что Антона просто разрывает от необходимости поговорить: упрямый взгляд исподлобья, губы плотно поджаты – сосредоточен вроде бы, только вот в карих глазах вихрь самых разных эмоций, и уже заметны проблески подступающей паники, желваки проступают на скулах, грудь вздымается, как после бега на короткую дистанцию, пальцы рук нервно друг друга потирают, в кулаки сложиться норовят, - того и гляди рванет. Но он сдерживается, ждет, чтобы я первая начала, а я от его вида забываю, как дышать, не то чтобы говорить, воздух между нами наэлектризован, и сейчас любое слово сродни грому среди ясного неба, а так хочется сохранить хотя бы видимость зыбкого равновесия, остановится в шаге от пропасти. Не ссориться. Не выяснять отношения. И, самое сложное, – не шагнуть друг к другу навстречу, потому что сила желания почти равна силе гравитации, - поддашься, и улетишь к звездам и неизведанным планетам, только не бывает так, не правда это все, и падать будет очень, очень больно. Мне уже доводилось гасить вулканическую энергию Антипова, быть для него громоотводом. Но только не в этот раз. Сегодня мы способны разве что на то, чтобы запустить процесс саморазрушения. Я отступила назад. Отвернулась, домыла посуду, чувствуя на лопатках прожигающий взгляд, а когда, по двадцать раз вытерев каждую тарелку, расставила посуду по местам и повернулась, то увидела Антона мирно сидящим за столом и рассеянно поглаживающим Пуха, который, получив свою толику внимания, издал вопросительный мявк и выразительно провел пушистым хвостом по щиколоткам хозяина, намекая, что было бы неплохо чего-нибудь перекусить. Вулкан потух, опасность миновала. Я постаралась унять дрожь в коленках и насыпала корма в мисочку. Пушик не заставил себя долго ждать и принялся хрустеть своим кошачьим лакомством. - Подарки, - раздался голос от стола. - Что? – спросила я, оборачиваясь. - Ты подарки когда будешь разбирать? Я в прихожей об них уже второй день спотыкаюсь. - Точно, - пробормотала я, вспоминая о коробках, врученных на мой день рождения, о которых успела напрочь забыть. Так уж получилось, что все это время было не до них, зато сейчас подарки могли превратиться в прекрасную возможность на что-нибудь отвлечься, и я, конечно, тут же решила за нее ухватиться. - Можно с тобой? – Антипов вышел за мной в прихожую. - Давай, - не очень уверенно кивнула я, устраиваясь на полу по-турецки и подтягивая к себе первую коробку. Их было не то чтобы уж очень много, - некоторые гости воспользовались беспроигрышным вариантом и подарили деньги, но кто-то все же постарался приятно удивить. К некоторым упаковкам не прилагались открытки, и было интересно угадывать, от кого тот или иной презент. Парфюм моего любимого бренда – довольно бюджетный, но при этом просто волшебный, - это точно от Тани, только она способна замечать самые тонкие детали моего образа. «Новейший медицинский справочник по сестринскому делу» под редакцией Поповой – Наташа постаралась, мы с ней недавно обсуждали мои курсы и предстоящую практику. Стильный фитнес-браслет – от Таечки, она любит такие штуки. В широкой плоской коробке нашлась «Монополия» - это от Архипова – большого фаната настолок. Разбирать подарки оказалось весело, мы с Антиповым разрывали упаковки, вскрывали коробки и делились впечатлениями. Я даже немного забылась, погрузившись в атмосферу привычного уюта. Следующий подарок меня озадачил. В небольшой коробочке, обернутой белой с золотыми линиями бумагой, оказались ручка и блокнот. Вполне стандартный для презента канцелярский набор, если не брать во внимание, что это была смарт-ручка – штука очень полезная и весьма недешевая, и специальный блокнот для записей. Я не знала, кто мог это подарить, но прятавшаяся под бумагой открытка с нарисованной щукой и яркой заводской надписью «Пусть все желания исполняются!» не оставляла сомнений. Внутри открытки аккуратным округлым почерком было написано: «Все, что ты делаешь – важно. Для быстрых решений и великих замыслов 😄". Мои губы расплылись в улыбке. Вот же Щукин, ценитель полезных гаджетов.  Я вдруг вспомнила, как он протягивал мне эту коробку, я тогда почему-то еще подумала, что там украшение. Впрочем, украшение тоже нашлось. Миша и Алина подарили чудесный серебряный браслет замысловатого плетения, который я тут же нацепила на руку и попросила Антипова застегнуть. Мы встретились глазами. В горле пересохло, и я машинально облизнула губы. Антон остановил взгляд на этой части моего лица и завис, шумно вздохнув и не замечая, как сам начинает покрываться пятнами от смущения. Я кашлянула, прерывая неловкое молчание, и пошевелила рукой, намекая, что пора закончить начатое. Антон защелкнул застежку браслета. - Очень красиво, - неожиданно робко произнес он, не торопясь выпускать мою руку.  От такого Антона сердце зашлось в щемящей нежности. Я прервала зрительный контакт и вернулась к разбору коробок, привыкая к новому для себя ощущению. Не знала, что Антипов может быть настолько трепетным. Похоже, он тоже переживал целую гамму неожиданных чувств, и ему не всегда удавалось держать их под контролем. Необходимость разговора по душам висела над нами, сгущая воздух, но мы оба пока были к нему не готовы. Семен с Ритой подарили роскошный набор акриловых красок и – внезапно – два билета на предстоящий матч «Медведей». Я в глубоком раздумье посмотрела на яркие бумажки. - Это важный матч, - сказал Антон. – Придешь? - Не знаю, - честно сказала я, откладывая билеты в сторону и берясь за последнюю коробку в серебристой фольге. Внутри был конверт. Простой белый пухлый конверт. Мы с Антиповым обменялись настороженными взглядами. - Открой, - пожал он плечами. – Может, очередной сюрприз. Я разорвала конверт сверху и перевернула его, высыпая содержимое, при виде которого у нас с Антоном вытянулись лица. Сюрприз удался. На полу лежали мои водительские права и ключи от машины. Мне даже не нужно было читать сложенную пополам записку, чтобы все понять. Но я все же ее развернула. «Возвращаю то, что принадлежит тебе по праву. С днем рождения». Я в ужасе уставилась на хоккеиста, чувствуя, как меня начинает трясти. Потом вскочила на ноги и бросилась прочь из квартиры, на лестничную клетку. - Пахомыч! – крикнул Антон, выбегая следом с моей курткой в руках, но я уже спускалась по лестнице, перепрыгивая через ступени. Быть не может. Просто не может этого быть. На улице меня обдало морозным воздухом, но я не обратила внимания на холод. Выскочила на дорогу, перебежав на ту сторону, где жильцы парковали свои автомобили, прошла вдоль рядов, выискивая взглядом нужную машину. Не обнаружив ее поблизости, немного успокоилась, почти убедив себя в том, что ошиблась в своих домыслах, и ключи – это лишь первая часть устроенного отцом спектакля, и только для верности нажала на кнопку брелока. Тихий ответный сигнал из-за угла продрал морозом по коже. Чистенький, без единого следа осенней грязи, поблескивающий в свете фонаря мини-купер дожидался хозяйку, подмигивая диодом сигнализации. Я остановилась напротив, не веря своим глазам, словно увидела призрака. Но ведь это он и был – призрак из прошлого, напоминание, доказательство того, что я под пристальным наблюдением. Как бабочка под стеклом энтомолога. И пусть я это знала и раньше, но найденная в доме коробка, в доме, который я считала оплотом спокойствия, намекала, что для Пахомова не существует вообще никаких преград. Щеки обожгло влажным холодом, тело содрогнулось от крупной дрожи. И в этот момент оказавшийся рядом Антипов накрыл меня теплой курткой, завернул в нее, прижав к себе.    - Пахомыч, ну ты что? – прикоснувшись к моему лицу шершавыми подушечками больших пальцев, он вытер злые слезы. – Не переживай так. Наверное, это просто… подарок. То, что для Ильи Романовича подарок, для меня – предупреждение. Это пока мышке позволяют бегать, где ей вздумается, создавая иллюзию свободы, но рано или поздно мышеловка захлопнется, и мне только что на это жирно намекнули. Сейчас Пахомов пытается достичь своей цели мирным путем, но что будет, когда ему надоест? - Как эта коробка могла оказаться у тебя дома? – глухо спросила я. - Я не знаю. Возможно, мы сами принесли ее из ресторана вместе с другими подарками, - пожал плечами Антипов. – А там кто-то мог подложить. - Он был в курсе, когда и в каком часу мы будем в ресторане. – От мысли, что отец мог там быть, внутренности скручивало в узел. – Я же до последнего не знала, куда ты меня везешь. Зато Пахомов знал, иначе бы не успел подготовиться. Я растерянно посмотрела на Антона. Выходит, люди Ильи Романовича следят за нами в перманентном режиме? Парень, однако, истолковал мой взгляд по-своему. - Ты же не хочешь обвинить меня в пособничестве твоему отцу? - Невесело усмехнулся он. Я удивленно распахнула глаза. Нет, такая мысль мне в голову не приходила. Но почему тогда он спрашивает о таком? Конечно, Антипов никак не может быть пособником, но если на него окажут воздействие? Если Пахомов опустится до шантажа? Примерно это я и озвучила Антону.  - Я еще в прошлый раз понял, что просто не будет, - сказал он. – Но меня ему не прогнуть, так что не переживай, Софи, разберемся. Вместе мы справимся. - Мы не вместе! – разозлилась я, отталкивая от себя Антона. Накопившиеся эмоции требовали выхода, и меня, наконец, прорвало. – Мы – не вместе, ты понял? Лицо Антипова на миг закаменело. Он отступил на несколько шагов, свел брови на переносице и проронил: - Я понял. Но я все равно буду рядом, даже если тебе не потребуется моя помощь. Это ясно? Он говорил таким тоном, что начавшаяся истерика, грозившая обернуться штормом, сразу как-то скукожилась и заползла обратно в мое нутро, затихнув до поры. Так что я только хлопнула глазами и кивнула. - А теперь застегни куртку и пошли домой, у тебя уже с носа капает. С этими словами Антон развернулся и зашагал в сторону подъезда, а я еще несколько секунд стояла, глядя на машину, покупке которой когда-то так радовалась. Давным-давно, в прошлой жизни.   *** Первой мыслью было сжечь эти чертовы права и разбить машину. Второй – поговорить с мамой, вернув «подарок» отцу через нее. Ночью мне не спалось, и я, наверное, продумала все возможные варианты дальнейших действий. Поступок Пахомова меня очень напугал. Это было чудовищное попирание моих границ, наглое вторжение в личную жизнь, и я не могла оправдать его, как в прошлый раз, когда телохранители отца практически спасли Антона. В конце концов, я отказалась от всех неразумных поступков, в том числе – втягивать в эти разборки маму. Вместо этого я встречусь с Ильей Романовичем и... Дальше в голову ничего не приходило. Вернее, мыслей было много, но они никак не могли оформиться во что-то логичное. Я не воспринимала всерьез слова мамы о том, что Пахомов образумился и хочет вернуть мое доверие. Прежде я была для него лишь средством достижения цели, теперь стала предательницей, - не верилось, что он вдруг пересмотрел свои принципы. Но серьезный разговор все же назревал, мне нужно было донести до Пахомова одну простую вещь: я не хочу, чтобы он вмешивался в мою жизнь. Я боялась только, чтобы предстоящая встреча не стала моим последним глотком свободы. Было еще кое-что, не дававшее мне заснуть в эту ночь, вызывающее чувство стыда и злости на саму себя. Я обидела Антона. Сильно обидела – я видела его лицо. Возможно, он хотел сказать совсем не то, что сказал, или я поняла не так, приняв обычную поддержку за что-то иное, но мои слова причинили ему боль, и в то же время он ясно дал понять, что не откажется от меня. Да что с ним такое творится? Что происходит со мной? Мне так хотелось, чтобы он сейчас пришел, и я боялась, что придет, вставала с кровати, меряла шагами комнату, то подходя к двери, берясь за ручку, и отступала назад. Сердце колотилось, как бешеное, и хотелось сделать верный выбор, поступить правильно, но был ли вообще во всей этой задачке хоть один правильный ответ? *** Тяжесть навалилась уже под утро, и первое, что я почувствовала, проснувшись, был жар. Мышцы будто налились свинцом: хотелось потянуться, размяться, свернуться морским узлом. Горло будто кошки когтями драли: саднило так, что любой глоток вызывал дикую боль. Похоже, и встреча с Пахомовым, и мой переезд откладывались на неопределенное время. Было очень неосмотрительно выбегать на улицу в одной футболке. На учебу идти было нельзя, поэтому, с разрешения Антона, обеспокоенного моим состоянием, я вызвала врача на дом и ушла на больничный, предупредив непосредственное начальство на работе. Я проболела шесть дней, за это время успев многое передумать, надумать и выдумать. Я и не подозревала, что мой мозг способен порождать подобных монстров. Антипов сначала заглядывал ко мне, проявляя заботу, но я не хотела его заразить, и под этим предлогом попросила его не заходить, тем самым выиграв немного времени. Зато в его отсутствие свободно перемещалась по квартире, наводила порядок, желая отблагодарить Антона за гостеприимство, и потихоньку собирала вещи. С хозяйкой квартиры удалось договориться почти сразу: поняв, что я хочу снять студию на долгое время, она вцепилась в меня едва ли не когтями и с нетерпением ждала, когда я внесу задаток. Но я не могла просто взять и уехать, не поговорив с Антоном. Я не пыталась сохранить остатки каких-нибудь отношений, даже не надеялась на это, зная, что Антону будет сложно принять мой выбор, но это все равно было лучше, чем позорное бегство. Поэтому, когда решение было окончательно принято, а вещи собраны, я вошла на кухню, застав Антипова за вечерним чаем, и нарочито бодро сообщила:  - Антипов, у меня отличная новость: я больше не буду тебя стеснять. Неподалеку от больницы нашлась отличная квартирка, и я уже договорилась с хозяйкой, так что… Конец фразы я почти проглотила, потому что Антон медленно поднял на меня взгляд, и я увидела пробежавшую по нему тень, и тут же поняла, как глупо сейчас выглядела, и что начинать нужно было совсем не с этого… Несколько секунд Антипов смотрел на меня в упор, так что у меня успело пересохнуть в горле, и я ожидала от него чего угодно, только не следующих слов: - Что ж, новость, действительно, отличная. Когда ты переезжаешь, завтра? Я помогу тебе перевезти вещи. Он улыбнулся, и черты его лица смягчились, а я только открыла рот и тут же его закрыла, не зная, что сказать и полностью обескураженная его реакцией. Не думала, что будет так… легко? - Чай будешь? – предложил Антон, взглядом предлагая присесть за стол. Я кивнула, следуя его приглашению, размышляя, что делать дальше. Антон что, и вправду так просто сдался, или… Острая догадка пронзила меня насквозь: ну конечно, он добился, чего хотел, и теперь хочет от меня избавиться. Я тут же бросилась в другую крайность: внутри вскипела обида, горькая, как полынь, душащая до слез, сердце заколотилось с бешеной скоростью, а в голове пронеслось множество самых разных мыслей, и я вздрогнула, когда Антон, занятый приготовлением чая за моей спиной, совершенно спокойно произнес: - Хотя на самом деле я не понимаю, зачем тебе переезжать. Во-первых, тратишь лишние деньги, во-вторых, видеться будем реже. Но если тебе так удобнее… - Я не могу оставаться здесь после всего, что произошло, - не выдержала я, хотя до последнего старалась не поднимать эту тему. Но меня совершенно сбило с толку то, как вел себя Антон: как будто та ночь для него совершенно ничего не значит. Примерно это же он произнес вслух: - А что произошло? По-моему, ничего не изменилось. И поставил передо мной чашку с чаем. - Но… - Такой Антон меня пугал. Я напряженно всматривалась в его лицо, а он и бровью не повел. Спокойный, невозмутимый, в то время как вся логика моих размышлений рушилась до основания. Я не знала, что и думать, но посчитала нужным донести очевидное: - Мы больше не можем быть друзьями, я вообще теперь не понимаю, кто мы друг для друга. Это все очень сложно… - А ты не усложняй, Пахомова, - серьезно, без улыбки, произнес он, и тон его голоса заставил меня покрываться мурашками. – Узнаю тебя: снова успела что-то там себе надумать. Ничего непоправимого не случилось. Ты же не станешь отрицать, что мы оба этого хотели? Я покачала головой, не совсем понимая, куда он клонит, а сердце уже провалилось в пустоту. Я не хотела сейчас это обсуждать, не хотела возвращаться воспоминаниями в ту ночь, но… вернулась. Антипов будто гипнотизировал меня взглядом – внимательным, изучающим, и от меня не укрылось, как на дне его глаз все отчетливее вспыхивало затаенное пламя. - Я думаю, нам не стоит ничего менять, - спокойно продолжает он. – Мы по-прежнему останемся друзьями. Ты ведь этого хочешь, да? Будем жить, как жили. – С каждым его словом я все меньше ощущала ускользающую реальность, а он добил: - Разве что трахаться будем иногда. Такого поворота я не ожидала. Даже подумать не могла, что Антипов способен низвести случившееся между нами в ранг пошлой обыденности. Все это вызвало во мне нешуточную бурю. Я просто задыхалась от его наглости, и, судя по ощущениям, покрывалась красными пятнами везде, где только можно: щеки и уши горели, тело возмутительно пронизывало дрожью, а низ живота предательски наливался тяжестью. Хоккеист с любопытством наблюдал за моей реакцией, и не спешил помочь мне пережить нахлынувшие эмоции. Я его почти ненавидела. - Оле ты точно такого не говорил, - больше от обиды, чем от большого ума, обвиняюще выдохнула я. Он нахмурился. Между бровей пролегла складка. - Ну так Оля, типа, первая любовь, а ты… - А я? – приподняла бровь в ожидании ответа. Мне, правда, очень важно было его услышать. - А ты… Подруга дней моих суровых, - усмехнулся он. - Ляпнешь про старушку – получишь в лоб, - на всякий случай предупредила я и вдруг почувствовала, как напряжение тает. Почти расслабилась, поймав волну наших привычных пикировок. Хотя было немного обидно. И очень, очень странно. Но не сама ли я недавно думала о чем-то подобном? О том, что мне хотелось бы повторить наше безумие, не задумываясь о моральной стороне вопроса? - Ну правда, Пахомыч, чего терять? – Антипов в одну секунду оказался за моей спиной, заставляя меня выпрямиться и замереть. – У нас с тобой, кроме друг друга, и нет никого, почему бы нам не попробовать… так? - То, есть, просто дружба? – уточнила я, пытаясь справиться со сбившимся дыханием. То, что Антон почти касался меня, нервировало не на шутку. - Как и всегда. - И никаких отношений и обязательств? - Никаких. Мы не будем парой, если ты об этом. Я замолчала, размышляя о том, не унижает ли меня и его предложение, и вся эта ситуация в целом. Будь Антон хоть каплю в меня влюблен – я бы сбежала, не желая дать призрачную надежду тому, кому не могла ничего обещать. Будь Антон хоть каплю в меня влюблен, он бы не стал говорить того, что сказал, боясь меня обидеть. А значит, я ошибалась насчет него, и мы друг другу ничего не должны и можем быть рядом столько, сколько нужно, оставаясь полностью свободными в своем выборе. И, с одной стороны, мне, как любой девушке, хотелось любви, того самого настоящего, сильного чувства, без которого, как я считала раньше, не только близость между мужчиной и женщиной, но и само желание этой близости абсолютно невозможно. С другой, – не далее, чем несколько дней назад я убедилась в обратном, большое и светлое чувство мне не угрожало даже в перспективе, а в Антипове я была уверена как ни в ком другом. И если оставить в стороне навязанные обществом стереотипы и угрызения совести, то… А почему бы и не да? От этого веяло новизной и обещанием необыкновенных ощущений. Почему бы не отпустить себя, не позволить себе делать то, что хочется? Тем более теперь, когда дыхание Антипова обжигает мою шею, волнами мурашек расходясь по жаждущему телу. Видя мои метания, Антон обошел меня, протянул мне руку, помогая подняться из-за стола, оставляя чашку с остывшим нетронутым чаем, и осторожно убрал с моего лица упавший локон. От этого простого прикосновения во мне все затрепетало, а он очень тихо и очень серьезно произнес: - Невероятно, но факт: я безумно тебя хочу, Пахомова. Ты мне просто крышу сносишь… И… все барьеры пали. Голову закружило, и я почувствовала, что сойду с ума, если он сейчас не дотронется до меня. Он не заставил себя долго ждать.  Аккуратно, почти невесомо положил ладони на мои бедра и накрыл рот поцелуем. И этот поцелуй не был похож на предыдущие: в нем не ощущалось прежней жажды и ярости, он был медленным и нежным. Антон пробовал мои губы на вкус, не торопясь, будто знал – впереди у нас много-много времени. Я плавилась в этом поцелуе, становилась податливой, запрокинула голову, подставляя шею под его губы, запоздало подумав, что действия парня, его осторожные ласки совершенно расходятся с тем, что он сегодня сказал, потому что сейчас он обращался со мной как с величайшей ценностью в мире. Или же мне так только казалось… Антипов подхватил меня под ягодицы, усаживая на кухонную тумбу, и все мысли разом улетучились, подчиняя мое тело новым ощущениям. Антон вклинился между моих разведенных ног, и его язык прошел вдоль моей шеи, в то время как руки, не теряя времени даром, проникли под задранную футболку и поглаживали обнаженную грудь, отозвавшуюся на ласку затвердевшими сосками. Я знала, что уже ничего не изменить, да и не хотела, сдавшись этим губам, этим рукам, дарившим невероятное наслаждение, лишь посильнее сжала ногами торс Антона, желая, чтобы он стал ближе, настолько ближе, насколько это возможно. Он же не торопился, продолжая медленно ласкать мою шею, будто изучая каждый миллиметр моего тела, и не переходя к решительным действиям, хотя я каждой клеточкой ощущала его власть надо мной, и вся трепетала под новым касанием, новой лаской, которой он одаривал меня. Не думала, что может быть так хорошо. И в тот момент, когда наши губы вновь слились в поцелуе, я увидела, почувствовала вспышку, охватившую, озарившую нас, в которой напрочь сгорели все сомнения и страхи. Поцелуй распалил обоих, освобождая от оков, и к тому моменту, когда Антипов избавил меня от белья, я была готова принять его, чуть вздрогнув, когда он резко вошел, заполняя меня до отказа. Пальцы цеплялись за его плечи, пока он неистово брал меня, как сумасшедший, вбиваясь снова и снова, и тихий рык срывался с его губ. … Я растаяла, растворилась в ощущениях. Разум больше не взывал о помощи, исчезнув где-то на переферии сознания, лишь тело, изнемогая, требовало большего, подстраиваясь под заданный темп. Хотелось еще, сильнее, резче, и я нетерпеливо повела бедрами, заставляя Антона издать глухой стон. Он резко вышел, вызвав мое неудовольствие, но, не успела я опомниться, как он развернул меня, вынуждая облокотиться о столешницу, и ворвался с новой силой, вырывая сдавленный вздох из моей груди. Большие ладони обхватили грудь, пропуская между пальцами чувствительные соски, он двигался внутри меня, с каждым разом сильнее достигая той точки, за которой скрывалось наслаждение. Я подавалась ему навстречу, совершенно потерявшись во времени, было так хорошо, так сладко и просто невыносимо, и в тот миг, когда все внутри взорвалось, мы оба замерли, выдыхая, пропуская сквозь себя ощущение безудержного полета, и Антон покрыл мою спину невесомыми поцелуями… В этот  раз он не спешил уходить, да и я не позволила бы, притягивая его к себе и целуя так жарко, что не ожидала даже от самой себя. После уткнулась ему в плечо, орошая невольными слезами футболку. О нет, я вовсе не собиралась плакать, но эмоции были слишком сильны, и они не спрашивали меня о моих желаниях… Антипов понимающе погладил меня по волосам, и в этом просто жесте было столько нежности, что я поняла: не хочу больше без него. Пусть все, что происходит между нами, неправильно и странно, пусть это ломает все привычные шаблоны, мы будем рядом, вместе, притянутые друг к другу магнитом, страстью, черт знает, чем еще… Мы будем.