Одержимые тьмой

      Порыв стихии играючи сбил ее с ног. Вдохи обратились грозным грудным рокотом — свист ветра утих, выкрав из мира и прочие звуки. Сырая трава замелькала бурыми пятнами: тысячи змей зарывались в зелень, шелестели кровяной чешуей, подбираясь ближе. Их число возрастало с каждым смыканием век. Алые потоки достигали влажной от дождя кожи и впивались в нее раскаленными шипами клыков. Тело наполнялось, твердело, покрывалось наростом беспомощной плоти. Бурлящая кровь сворачивалась в струпья от неизвестного яда. Семнадцать секунд паралича. Она попыталась встать, но уперлась в пластину ледяного металла — серебряные узоры запаяли выход, свет и воздух.       Удушье. Через мутную грань рубина проглядывали тяжелые медные тучи.       — Надеюсь, когда-нибудь сюда заползет смеркут и выберет в качестве жертвы тебя.       Тринити завертелась, силясь понять природу голоса: новая ветвь бесконечного сна или отклик пробуждения? Изумрудный балдахин восстановил очертания слизеринской спальни, и вскоре стало легче дышать. Реальность затмевала резную темницу: желтоватое свечение ламп, согревающие чары комнаты, свои руки, ноги и отвратительная резь в спине. Запах подземелья — свежий, тягучий, точно землистая речная паводь.       Вайолет выжидающе буравила Тринити, наблюдая за вялым перемещением ее зрачков, и раздраженно отстукивала рваный ритм по резной древесине опоры.       — Да скажи ты хоть… — сердилась она. — Слушай, может, тебе лучше свалить из этой комнаты? Куда угодно, хоть к первокурсницам!       Тринити окинула пустующие кровати, мельком взглянула на настенные часы и обреченно вздохнула.       — Всеотец… — хрипнула она, потирая опухшие веки. — Вайолет, что произошло?       Макдауэлл застыла, словно готовясь к броску.       — Ты снова вопила, стонала, шептала непонятно что. Всю ночь! Даже не думала разок проснуться от тряски! Мы хотели зашить тебе рот, но заклинания, блин, не знали… — она прислонила ладонь ко лбу. — Мерлин, как чудесно я спала без этих истерик…       Воскресшие мысли забегали и превратились в испуг — колкие обвинения, презрение, припечатывающее к матрасу… Больше всего Тринити боялась резкой, но, черт возьми, закономерной злобы — для нее никогда не приходилось стараться. В Уэльсе смирение приходило раньше печали — так часто и почти мгновенно менялось отношение знакомых и надуманных близких. Но раньше не было страшно. Теперь хотелось рыдать.       Тринити переместила подушку за спину и присела, виновато, но больше озадаченно смотря на соседку.       — Так в прошлый раз ты говорила об этом? — с грустью спросила она. — Вайолет, я сожалею, но… Я вроде как не могла знать. Я же спала.       С минуту пыл взгляда ослабевал, чтобы затем сверкнуть пониманием.       — Кошмары мучают, да?       — Вроде того.       Несколько мгновений Макдауэлл с въевшейся сердитостью всматривалась в сонное выражение Тринити, но вдруг морщинки на ее лице разгладились. Она неторопливо опустилась на край кровати.       — Что видишь?       Тринити непроизвольно овила себя руками и потупилась в смятую простынь.       — Долго бегу, потом не могу выбраться. Всегда разное. Знаешь, много крови и неприятные образы типа змей или пауков, — она вздрогнула и тряхнула головой, отмахиваясь от них же. — Это началось недавно. Впрочем, ты и сама знаешь.       Вайолет утешающе провела по ее накрытой лодыжке и задумчиво покосилась в сторону. Обернувшись, она коротко улыбнулась.       — Ладно, собирайся, соня. Я тебя подожду.

***

      Стол Слизерина пестрел пустотами. Ни белесого затылка Оминиса, ни даже премерзкой Рейес, топящей в командном тоне весь Большой зал. Тринити расслабилась, не обнаружив и Себастьяна — воображение навязчиво рисовало его холодную самодовольную ухмылку и режущие бывшую уверенность слова. Она не желала отыскивать в недавнем друге пусть и лживую, пусть показную, но вину. Знала, что будет.       Беглый осмотр преподавателей не выявил и профессора Фига, что обрадовало не меньше. Оба — тысячи слов о доверии и крошечная, почти невесомая надежда на его существование. Поймав чересчур выдающееся внимание Шарпа, Тринити поспешила затаиться среди зеленых мантий. К сожалению, ближайшее место оказалось рядом с шумной компанией Грейс.       От беспрерывных шепотков дергалась венка под глазом. Гудение учеников — привычный трапезный фон, без которого и кусок в горло не полез бы, но бессмысленная трескотня прямо под ухом сводила с ума. Тринити тщательно избегала соседства с Пинч-Смедли, в первый же день усвоив, чем все закончится — самая сочная ягодка теряла свою сахарную привлекательность от нескончаемого бурчания сплетниц. Корочка клубничного пирога будто светилась перед ней, и Тринити старательно сокращала угол обзора до излюбленной сладости.       — Тринити! — приглушенно, но все же громко позвала Грейс.       — Мерлин, — заскулила она. — Ты и меня хочешь втянуть?       — Просто хотим узнать твое мнение, — присоединилась Нерида. — О Венсе Флориш.       Тринити с досадой вернула кусок пирога на тарелку и уткнула затылок в подставленную ладонь.       — И кто это? — безучастно спросила она.       Незнакомая младшекурсница резко и старательно перегнулась через стол, рыжими прядями зацепив морковный крем. Тринити скривилась, сочувствуя раненому кексу.       — Ты не знаешь? Пуффендуйка Венса с шестого курса. Говорят, похорошела за лето… Все вообще только о ней и говорят! — она, кажется, чуть не подавилась. — По-моему, сама посредственность. Только и строит глазки каждому встречному.       — Вот именно, — расстроенно протянула Нерида. — У нее отлично по всем предметам. Не удивлюсь, если она и Шарпа приворожила милой улыбочкой… А ведь ходит только в брюках. Да и юбки длиннее мантии.       Тринити невольно взглянула на собственные капри.       — Ну, не важно, — поспешила Грейс. — Представь, на нее даже слизеринцы засматриваются! Вон, гляди.       Она с присущей бесцеремонностью притянула Тринити за плечо и устремила палец в сторону желтого факультета. Венса сидела на самом краю, едва не падая со скамьи. Тортовницы укрыли ее черты, но среди прочего мельтешения ярко выделялась объемная копна пшеничных кудрей.       — Ну? — прозвучало с обеих сторон.       — Я ее толком не вижу. Но волосы превосходные.       Пинч-Смедли досадливо хмыкнула и отвернулась. Видимо, этого было достаточно, чтобы расчистить путь к десерту, потому как троица понуро и надолго замолчала.       Тринити блаженно стирала с губ сахарную посыпку, когда на тарелку упал фиолетовый листок с рукописным текстом.       — Фамильный рецепт, куда лучше зелья сна без сновидений, — с нотой довольства проговорила Вайолет. — В теплице есть мой горшок с моли, остальное ищи сама. Умоляю, не повреди стебель. И расправься с этим побыстрее. Еще одна ночь, и девочки заставят все твои вещи исчезнуть.

***

      — Первая половина занятия посвящена гаданию на кофейной гуще — никогда не повредит освежить знания, так ведь? Далее мы займемся картомантией, задание объясню ближе к делу, — профессор сложила пальцы в треугольник. — Для начала выберите себе напарника. В этих парах вы будете работать до конца семестра, если, конечно, мы обойдемся без эксцессов…       Мадива Онай плавно ступала по кабинету, то и дело обводя учеников таинственным взором. Подол янтарного платья достигал пола, отчего казалось, что она без трудности парит над разноцветными коврами. Утонченный, диковинный, даже мистический образ профессора сплетался с залом в единую колдовскую канву: утренний свет сквозь призму высоких окон виделся персиковым, сверкающим от обыденного, но еще недоступного волшебства; кварцево-розовые кристаллы на тумбах отражали рыжеватый трепет свечей и каждое шевеление Тринити. Чарующий запах уносил ее далеко к заветным желаниям: ноты терпкого апельсина в обрамлении жгучих пряностей раскрывались в теплую нежность согретой солнцем земли.       Увлеченная магическими вещицами, Тринити далеко не сразу принялась блуждать меж силуэтов в поиске пары. На отдаленной тахте, наполовину скрытой за арочным сводом, Оминис некоторое время оставался невидимым, но приятному одиночеству суждено было его покинуть.       — Ты не против? — сохраняя дистанцию, спросила Тринити.       Оминис затяжно повернулся к ней, наугад отыскивая полные надежды глаза.       — Не против, — отозвался он куда более радостно, чем ожидалось. — Не против, не злюсь и даже не обижен.       Оминис подвинулся, и Тринити облегченно выдохнула, занимая пурпурную подушку. Начало беседы вышло неловким: холодок оконного стекла покалывал кожу, отчего и без того неуверенные слова обрели постыдную дрожь. Оминис, казалось, был даже дружелюбнее обычного, но Тринити еще чувствовала отголоски вины за Крипту, хоть события прошлого вечера и побуждали переложить все возможные прегрешения на веснушчатые плечи Сэллоу.       — Почему ты выбрал Прорицания?       Оминис глухо хмыкнул. Ответ он произнес тем тоном, каким объясняются с малыми детьми, и Тринити уязвленно поежилась.       — Здесь важнее чутье. Интуиция, — это слово он растянул до предела. — С картинками и другие могут помочь, если хорошо попросить.       — Мне казалось, ты не особо общителен.       — По вторникам и четвергам я забываю о принципах — зелья сами не сварятся. Сегодня понедельник, и интуиция подсказывает, что ты не откажешь.       В купаж ароматов вплелись дурманящие ноты черного кофе. Над головами, звеня хрупкими блюдцами, закружили небольшие фарфоровые чашки с россыпью ярких цветков, вслед за ними — медные турки, одна за другой наполнявшие сосуды густым настоем. Профессор заклинанием привела в движение внушительный потолочный фурин, и ее речь окрасилась мелодичным перестуком бамбука.       — Ваша задача — узнать, что принесет сегодняшний день. Кофе непременно стоит выпить, но он, пожалуй, весьма крепок для вас. Мы гадаем в учебных целях, поэтому я разрешаю слить его в турку, если будете помнить, что это строжайшее нарушение процесса. Оставьте пару глотков и накройте чашку блюдцем.       Тринити мечтательно поднесла душистый напиток к губам, но, испробовав его, тотчас сжалась и приняла предложение Онай. Оставшееся время она с ужасом косилась на Оминиса, мерно и с удовольствием потягивающего донельзя горький кофе.       — Теперь опрокиньте чашку на блюдце, — продолжила профессор. — Рассмотрите изображение на дне и дайте себе ответ. Не забывайте, мы работаем в парах — молчуны не получат одобрения. Постарайтесь найти нужные слова. Призываю вас также обойтись без учебников — пятикурсник должен легко справляться с тассеомантией.       Тринити наклонялась то влево, то вправо и истово вращала чашку в попытках подобрать нужный ракурс. Оминис остановил ее жесты.       — Так ты только испортишь. Возьми правой рукой за ручку и говори, что видишь.       Она удрученно всмотрелась в гущу, пытаясь выделить в очертаниях намек на сущность. Постепенно сгустки сложились в миниатюрный рисунок, и Тринити не могла поверить, что не приметила его раньше.       — Тут какая-то птица, — воодушевленно начала она. — Наверное… Петух что ли какой… Нет, погоди, если смотреть под этим углом, он круглый. А-а, эта закорючка — его хвост! Так и не поймешь… Попугай?       Оминис наклонился, ладонью прикрывая возникшую улыбку.       — Думаю, это фвупер, — набравшись твердости, произнес он.       — Оминис, я понятия не имею, как выглядит то, что ты сказал.       — Ах, дай-ка сам посмотрю… — он решительно придвинул чашку. — Это определенно фвупер. Кивни, если у него длинный хвост и голова больше тела. С хохолками.       — Ладно, — повержено буркнула Тринити. — И о чем это говорит?       — Похоже, сегодня тебя заболтают до смерти. Пение этих птиц поначалу кажется приятным, но в конце концов сводит с ума. В прямом смысле.       — Заболтают до смерти? Неужели это будешь ты?       — Не надейся, — Оминис загадочно ухмыльнулся. — Что там с моей чашкой?       — Ты так хорошо рассмотрел мою, может…       — Тринити.       — Лично я вижу перчатку.       Оминис кивнул самому себе и, приложив костяшки ко лбу, пару раз содрогнулся от подступившего смеха.       — Все пальцы на месте?       Тринити аккуратно покачала чашку.       — Хм, я и не заметила, их четыре. Но это точно перчатка!       — Такому эксперту я доверюсь.       — Судя по твоей реакции, ты знаешь, что она означает.       — Словесную дуэль. Пять пальцев — выиграл, меньше — проиграл. Я такое уже получал в прошлом году. Дважды.       — Что происходило?       Оминис усмехнулся.       — Я мирился с Себастьяном.       Через пару ассоциаций Тринити невольно качнулась, едва не ударившись о колонну свода. Похоже, только сейчас она осознала, что Сэллоу в ссоре с обоими своими друзьями. Было ли это жжение внутри сочувствием? Без Себастьяна дышалось легче, но в мозгу свербела гнетущая пустота — за несколько дней прирасти к едва знакомому человеку оказалось куда проще, чем можно было представить. Тринити рьяно заставляла себя верить в недавнюю злость, задвигая за нее сожаление об утерянном. Буквы назойливо крутились на языке, норовя выплеснуться наружу: придурок.       Профессор Онай вышла в центр кабинета.       — Отлично, вижу, все справились. Настало время картомантии, обычно ученикам это нравится больше прочего. Сегодня для расклада придется выбрать кого-то одного, напарник подождет следующего занятия, — она грациозно заводила кистями. — Вам необходимо выложить три карты, разобрать их отдельно и совместить в одно пророчество. Для начала года задание непростое, так что каждой паре с убедительным предсказанием будут присвоены призовые баллы, — она торжественно помолчала. — Итак, доверьтесь внутреннему чутью и выберите комбинацию.       Онай взмахнула рукой, и на цветастых платках, собираясь в невысокие башни, зашуршали шестигранные колоды с золотистыми ромбами.       — Эти карты родом из Уагаду, — гордо произнесла профессор. — Они могут показаться довольно жуткими, но на практике Ишара-Гиза дает самые точные прогнозы.       — Уступлю даме, — сказал Оминис.       Тринити нетерпеливо разложила ряд выбранных карт. Очередное непрошенное воспоминание обдуло ее медовым ветром, ощекотало рослой изумрудной травой, впилось алым шипом и вновь заставило сожалеть. Придурок.       — Что случилось? — вдруг спросил Оминис. — Он и тебе бросил перчатку?       Тринити осознала, что ранее выразительно ударила кулаком по столешнице.       — Не надо, — она поразилась отзвучавшей суровости. — Ты меня пугаешь, Оминис. Давай просто посмотрим карты… Я посмотрю.       Рисунки были не жуткими, скорее угрожающе тревожными. Все три испепеляли Тринити пустыми глазницами, словно транслируя вселяющие страх обещания прямо в мозг.       — Так, — беспокойно заговорила она. — На первой карте два скелета тянут руки друг к другу. Очень мило. Вторая — с черной и белой масками, какой-то узел вокруг. Последняя — две флейты или вроде того, на них одновременно играет стремная кукла. Что-то мне уже не нравится… Надеюсь, справочник считает иначе.       — Вторую я знаю, она есть во многих колодах, — сказал Оминис. — Это Лицедей. Означает предательство от того, кому доверился.       У Тринити вырвался нервный смешок.       — Хорошенькое начало… — обреченно протянула она, пытаясь, наконец, не думать о Сэллоу.       Справочник не уступал колоде: на обложке кровоточило проткнутое костяной спицей сердце — чудовищный контраст с романтической аурой кабинета. Долистав до первого значения, Тринити устало закатила глаза. Она воскликнула, пожалуй, слишком громко даже для оживленного класса.       — Близнецы? Почему карта со скелетами — Близнецы?!       Сидящая рядом гриффиндорка настороженно покосилась на Тринити и что-то шепнула соседке.       — Ну, если снять кожу и плоть, мы весьма походим друг на друга, — равнодушно произнес Оминис. Он, конечно, догадывался, почему за выходные палочка ни разу не встретила зеленой макушки. И почему простое слово вызвало такой отклик.       Тринити глубоко вздохнула.       — Здесь написано: «Кости одного размера, одного цвета и одной души. Мертвые, но навсегда живы. Чего больше»? Кхм… Кто составляет эти учебники?       — Даже не знаю, стоит ли мне что-то говорить.       — Ладно, теперь третья. Дирижер. «Искусная мелодия вдаль ведет. Кто теперь найдет? Танцевать ли»? Оминис, сколько баллов за это дают?       Он легко постучал пальцами по древесине.       — Давай поразмышляем. Речь идет о чем-то схожем и, думаю, о противостоянии — «чего больше»? Мертвые и живые… Может быть аллегорией.       — Вроде добра и зла?       — Для задания пойдет. Дирижер ведет на темную сторону, Лицедей обманывает. Тебе не позавидуешь, если кратко.       — Это я и так поняла. Вряд ли эти картинки вообще способны на добрые предзнаменования… — Тринити фыркнула. — Окей, я найду, что сказать.       Онай скоро запорхала к ним и с нетерпением оперлась на край стола. Многочисленные ее украшения почти касались носа Гонта.       — Близнецы, Лицедей и Дирижер, — начала Тринити. — Видимо, я попаду в ситуацию противостояния чего-то условно хорошего и плохого. Некая фигура будет вести в сторону зла, заманивая красивыми речами, а человек, прежде завоевавший доверие, окажется обманщиком. Наверняка, стоит его опасаться… Карты говорят, нужно сделать выбор: «танцевать» или нет, то есть идти ли на поводу у… Дирижера. Зла в его обличии. Пожалуй, общая мысль в том, что в предстоящих обстоятельствах стоит избрать путь самостоятельно, не полагаясь даже на друзей.       Онай до странного долго разглядывала комбинацию. Внутри отчаянно заныло от перемен в ее лице.       — Должна сказать, у Вашего расклада множество трактовок… — произнесла она, придавая тону спокойствия. — На последующих занятиях Вы поймете кое-что важное о прорицании. Иногда стоит смотреть на рисунки, иногда на значение. Порой на то и другое, сплетая смыслы воедино, как бисерные нити… Искать истинный смысл метафоры или воспринимать слова и знаки так, как есть. — она помедлила. — В любом случае, вы справились с толкованием. Десять очков Слизерину!       Домашнее задание показалось издевкой. Тринити понурилась — не хотелось ни вспоминать, ни тем более записывать события ночных видений, попутно размышляя над их тайным смыслом. Правильнее сказать, кошмаров с их отвратительно реалистичной сутью. Прежде чем покинуть класс, она еще раз открыла справочник, нисколько не надеясь на вразумительное объяснение, но желая соприкоснуться с правдой хоть кончиком мизинца. Тринити мысленно повторила прежние фразы и отыскала страницу «Л». Лицедей: «Ты узнаешь и дрогнешь, но карты не врут. Тайна внутри, но не зло».       Чудесно. Все еще неутешительно, но куда лучше варианта Оминиса. Он, вероятно, ошибся — ни слова про предательство, если, конечно, «воспринимать так, как есть». Тринити чересчур сильно сдавила листы, отчего нижний край замялся. Толкования явно намекают, что верить нельзя никому и что стоит, наконец, принять неопровержимую, столь легко и беспечно отвергнутую истину.       «Не зло»… Было бы здорово узнать, что карты и правда не врут.       Мучительный вопрос застрял где-то внутри, терзая самые связки тяжелым осадком. Тринити неуверенной поступью подошла к профессору, переводя взгляд с пола на многочисленные африканские маски.       — Профессор, как Вы думаете, можно ли изменить будущее?       Онай вежливо, как-то снисходительно улыбнулась.       — Ни один мудрец не скажет Вам, что на что влияет в большей степени: настоящее на будущее или наоборот. Некоторые считают, что грядущее высечено в камне, но ведь скульпторы создают статуи, так ведь?       Уголки губ Тринити опускались все ниже, и профессор обратилась к собственной колоде.       — Мисс Вингфильд, вытяните карту, — попросила она. Отметив явное непонимание, Онай добавила. — Вы задали мне вопрос. Позвольте ответить на него, как полагается.       Тринити недоверчиво склонилась к стопке. Она сосредоточилась на нижней карте, но вдруг передумав, сдвинула среднюю часть и вытянула оставшееся наверху изображение.       — Два человека. У одного колчан со стрелами, у другого лук.       Профессор заговорила мягче прежнего, приглушая окончания фраз.       — Порой к нам приходят самые трудные испытания. Кажется, что мы заведомо обречены на проигрыш — так очевидна наша слабость перед злом. Но не стоит забывать о надежде, что незримо сопровождает наш путь. Эта карта называется «Соратник». Вероятно, Вам есть что менять, Тринити.

***

      Он снова стоял напротив, раздражающий, но без привычной самоуверенной маски. Себастьян, сминая прутья, опирался на метлу обеими руками и подбородком, то и дело клонясь вбок. Тринити невольно наблюдала за тем, как нелепо опускалась его челюсть, когда тот сдерживал протяжные зевки. Вспоминала, отворачивалась, злилась. Смотрела. Веки Себастьяна порозовели от трения, а глаза вымученной краснотой следили за окружающим, избегая лишь фигуры перед собой. Мадам Когава вот уже несколько раз отчитала его за отсутствие дисциплины, но ничего не менялось.       По свистку ученики разбрелись для первого задания. Сквозь тишину подготовки прорезалась звучная усмешка, и Тринити побагровела в сиюминутном приступе злобы.       — Только попробуй еще раз выставить меня посмешищем. Не думай, что я так легко сдаюсь, — стоя позади, Имельда наклонилась к ее уху. — Дорогуша, тебе стоило остаться среди таких же, как ты, маглов.       Мышцы напряглись до предела. Внутренний голос требовал что есть мочи врезать по скуластой физиономии Рейес, и Тринити мечтала ему поддаться. Увидеть брызнувшие слезы, ее разбитый, превратившийся в отвратительное месиво нос. Не марать палочку, но раскрасить горделивое выражение кровоподтеками, синими и красными, чтобы было еще красивее.       Сердце стучало, как сотня задетых термозазоров, и Тринити не пыталась утаить своей ярости. Всего одно обстоятельство держало ее на месте — излишнее число свидетелей во главе с Когавой. Но Имельда, взмыв, пролетела нарочито низко, едва не задев Тринити ботинком. Этот язык был понятен. Тринити споро набрала высоту.       Нагнать Рейес было действительно трудно. Лидируя с колоссальным отрывом, она всячески усложняла маршрут и ловко исчезала из поля зрения, скрываясь за очередной вершиной. Личная метла Имельды во всем превосходила учебный Моп: инициалы владелицы золотом горели на черном дереве, способном выдержать перегрузку порывистых изломов. Резкие ее повороты оставались плавными, будто и не требовали усилий, а для максимального ускорения хватало доли секунды. Тринити истово наклонялась, буквально ложилась на метлу, развивая предельную скорость. Старенький Моп трясся и трещал от непривычного, убийственного для него разгона. В исступлении Тринити не понимала, где находится — из пестрых полос она выделяла только крошечный силуэт и ненавидела иллюзорную мерзость его далекого смеха.       Имельда ни разу не снизилась, намечая путь среди бугров и древнейших деревьев — эталон гриффиндорской храбрости, жаль, она этого не слышит. Тринити держалась ниже: неумело уворачиваясь от низких холмов, она проклинала жалкую, разваливающуюся на лету метлу. Сосредоточенная на Рейес, она нередко упускала препятствия из виду и чудом не сталкивалась с твердой породой. В очередной раз Тринити стремительно поменяла курс, чтобы отклониться от заросшей каменной глыбы, и откровенная несобранность направила ее не вверх, но прямиком к основанию скалы.       Тринити готовилась остановиться и по возвращении все же применить физическую силу, но случайность определила продолжение гонки. Впереди показался небольшой водопад, за ним — замаскированное потоком воды ущелье. Времени на раздумья не было: рискуя не репутацией, но здоровьем, Тринити спустилась практически под прямым углом. Окаченная водой, она срезала добрую часть пути и приблизилась к Имельде.              Заключительный отрезок импровизированной трассы был чист — теперь все решала лишь скорость. Тринити была ближе к земле, и Рейес пикировала, уничтожая ее преимущество, отчего ненадолго оказалась позади.       Они шли вровень, не считая полуметра в пользу Рейес. Уже виднелось поле для квиддича, а значит, оставалось не более тридцати секунд. Огибая башни, Тринити вплотную приблизилась к зданию, тем самым уменьшая круг. Легкомысленные маневры позволяли избегать шпилей и балконов с острыми линиями статуй. Последний рывок — не пуская Рейес к стенам, Тринити имела хоть и призрачный, но шанс. Треск древесины усилился пятикратно.       Вряд ли кто-то заметил едкую зеленую пыль, вмиг охватившую Моп. Вычурный хвастливый просвет в виде буквы I не заметил никто. Метла вмиг стала отдельным неконтролируемым организмом, что не поддавался ни единому настойчивому движению. Тринити молниеносно теряла высоту, и только это, наравне с поразительной удачей, спасло ее от столкновения с замком. Моп дергало из стороны в сторону, и Тринити, едва удерживая его, рисовала над землей крутую спираль. На пятнах беспорядочного кружения проступали точки однокурсников, все дальше отходящих от предполагаемого места крушения.       Еще содрогание — и метла замерла в воздухе. От хлесткого торможения Тринити сорвалась и теперь изо всех сил сжимала треснувший черенок слабеющей кистью. Щепки почти не двигались в воздухе, застывшие пальцы распрямлялись медленно, по одному. «Арресто Моментум» — успела подумать Тринити, прежде чем ощутила крепкую хватку Когавы. Когда чары рассеялись, метла мгновенно вонзилась в землю и раскололась надвое.       Тринити остервенело расхохоталась. Реальность вращалась с немыслимым ускорением, дальше — парализующая слабость, тонкая полоса света и усыпляющая тьма.       Очнувшись от резкого запаха, Тринити встретила напряженное лицо Вайолет и тотчас почувствовала под собой остроту ее коленей. Она опьянело улыбнулась второму, мирному пробуждению.       — Спать надо ночью, дорогая, — протянула Макдауэлл, мягко щелкнув ее по щеке.       Вновь осознав себя в пространстве, Тринити ослабело сползла на траву, поднялась на колени, затем на трясущиеся ноги. В четырехцветной публике она искала лишь один образ: Имельда возвышалась в центре взволнованной людской окружности, выразительно вскинув точеный подбородок и чересчур измученно глядя на мадам Когаву.       — Мисс Рейес, позвольте узнать, что это было?       — Небольшой учебный полет, — без доли смятения ответила она. — Я думала, Вы не будете злиться, ведь я следила за ней. Вы знаете, что у меня, как у капитана, большой опыт.       — Вы нарушили правила, Имельда. Второе занятие подряд приходится снимать со Слизерина баллы, и снова виноваты вы двое… Может, пятьдесят баллов помогут Вам одуматься?       Ученики протестующе застонали. Ноздри Имельды раздулись, а на лбу проступила капелька пота.       Когда Тринити поравнялась с ними, Когава тут же обратилась к ней, и в тревожном ее выражении Тринити почудилась фальшь.       — Как Вы себя чувствуете? — произнесла мадам как упрек. — Вас нужно отвести в Больничное крыло? Я попрошу Ле…       — В этом нет необходимости, мадам, — твердо сказала Тринити. — Я в порядке. Даже голова не болит.       Тринити часто задышала, отчаянно сдерживая подступившую тошноту.       — Вы уверены? — Когава прищурилась, отыскивая на ней возможные травмы. — В таком случае Вы способны обсудить произошедшее.       — Лучше поговорите с Рейес, — позабыв о приличиях, бросила Тринити. — Это она наложила заклятье на мою метлу.       Мадам в ужасе подалась назад. Под протяжный вой однокурсников Имельда состроила крайнее, достойное награды изумление.       — Мисс Вингфильд, есть ли у Вас причины полагать такое?       — Есть. Рейес настолько боится меня, что…       — Если Вам больше нечего сказать, этот разговор закончится здесь. Я не хочу связываться с директором Блэком из-за Вашей беспечности.       Тринити медленно отклонилась назад.       — Секунду, Вы даже не допускаете ее вины?       — У меня нет оснований, — отмахнулась Когава. — Все видели, как уверенно Вы летели, пока не потеряли управление. Это второй Ваш полет, мисс Вингфильд, я видела такое множество раз. Вы переоценили свои силы. К тому же я убеждена, что, несмотря на проявленную неосмотрительность, мисс Рейес неспособна так откровенно жульничать в дружеских соревнованиях.       — Дружеских?.. Вы, верно, забыли, что было здесь на прошлой неделе.       — Нет, я помню. Помню, как Вы угрожали ей.        Рейес довольно ухмыльнулась, излучая неприкрытую гордость победы — вот в чем истинная суть соревнования. Тринити проследила за ее перечеркивающим шею жестом и молча развернулась к замку. Несправедливость распаляла крупицы силы, что болезненно зудели под кожей, непрерывным жжением вынуждая собраться, сдержаться и бежать. Незримые гвозди наручей волей вбивались в ладони, и Тринити спешила уйти, пока их металл не расплавился.       — Мисс, занятие не окончено! Вам не позволено покидать поле!       Едкая гарь дымящейся лайки. Сознание алело мозаикой содранной кожи, бордовых сгустков и глубоких царапин — рано или поздно горячее блюдо изничтожит внутренности остротой ее гнева. Она раскалывала толпу надвое, усердно пряча срыв за рукавами мантии. Осуждающие взгляды били в затылок, и Тринити разрывалась от мерзких отрывков памяти. Двое, помимо Вайолет, смотрели иначе, но она уже ничего не замечала.