Жнецы Смерти и Жизни

— Капитан, с «Колосса» докладывают, что восемнадцать объектов вынырнули из гиперпространства в двухстах пятидесяти километрах от их бакборта. Также сообщается, что дальнейшие векторы Саргистов не удаётся просчитать — цели застыли в ожидании. — быстро произнёс на посту связи младший коммандер Лусаб’рис’корц. Он и ещё несколько операторов, обтянутых специальной аппаратурой, прослушивали короткие волновые сигналы с соответствующим шифром. Они передавались с одного из десяти авианосцев, который находился на мысленно обозначенной передовой линии. И в отличие от остальных военных кораблей, у «Колосса» была лишь одна задача — служить так называемым ориентиром или поводырём для тех из участников ещё не зародившейся битвы, что выжидали из ремонтных доков верфи «Шеччи». — Принято, коммандер Бриск. Значит и мы позволим себе такую роскошь. — взгляд Самакро неустанно продолжал метаться от общего вида мостика в полумраке режима скрытности до ещё более темного пространства за пределами борта крейсера, где лишь случайный отблеск огней верфи позволял лицезреть невооружённым глазом фрагмент передней части дока. Корпуса «Реющего ястреба» и трех авианосцев, находящихся в соседних ремонтных цехах, были прочно зафиксированы над стапелями производственной площадки. Потребовалось около двух часов работы шести пятидесяти метровых буксиров на разгонных титанических рельсах, подвязанные специальными цепями-крепами, чтобы затянуть корабль за защитный экран цеха и стабилизировать тяжёлый крейсер в правильном положении; космическая машина была длиннее авианосца почти на триста метров, и такой махиной управлять вне вакуума было просто невозможно без дополнительных манипуляторов, технической поддержки со стороны персонала дока и отборно льющихся крепких фраз, что разрывали вторую линию связи «Ястреба». Часть плана старшего капитана напрямую зависела от того, сможет ли крейсер полностью войти в сам док, где ничего крупнее авианосца не конструировалось, а корректировка даже тяжёлых повреждений велась на околоземной орбите Чаргаса, над его пропускной станцией. Сама кольцеобразная верфь «Шеччи» была порядка тридцати километров в диаметре. Каждый сегмент части этого космического сооружения мог вместить в себя три средних крейсера целым прицепом — а таких обширных «помещений» здесь было около двадцати пяти, точнее по-настоящему функционирующих — пятнадцать. Дело была в том, что двадцатилетнее строительство самой верфи ещё не было окончено и требовалось его дальнейшее завершение, потому как восточное полушарие конструкции представляло собой не более чем голый каркас для будущих работ — беззащитная, уродливая и облезлая часть конструкции, как бы говорящая четырём Семьям, что их попытки восстановить Косу Кам’ко любым возможным способом обернутся против них самих. Уфса’мак’ро старался подходить ко всей этой ситуации рационально, без лишних эмоций и предвзятости, а главное без ни с чем не сравнимой брезгливости к любым семейным конфликтам. Однако противоречивые чувства всё рано давали о себе знать в виде неких сравнений — все эти чиссы напоминали ему смертельно больных пациентов, что отказывались верить в поставленный диагноз и цеплялись за жизнь всеми доступными средствами: вопреки установленным законам и здравому смыслу, вопреки собственному «здоровью». И как бы коммодор Нордоним и его окружение не расписывали Самакро возрождение былых дней агломерации, цветущих стабильностью достойного чисского жития, до этого было далеко, особенно в сфере кораблестроения: остро ощущалась нехватка высококвалифицированных специалистов и соответствующего оборудования для поддержания темпа работ на верфи, да и в целом ситуация с текучестью кадров в семейном флоте давала понять местному командованию, что если ситуацию с яруагги не разрешить в пользу региона, то волей-неволей прийдется поднимать на ноги всю Доминацию, трезвоня о возникшей проблеме, даже не так — о новой угрозе, что подначивала Косу к собственному самоубийству. «Да вот только Семьи предпочтут утянуть за собой всех в могилу (будь проклята их закоснелая гордыня и обидчивость), и гражданских в том числе, чем допустят Верховное Командование и Синдикуру к вынюхиванию правды в запутанных следах своих семейств, ведь любая ложь рано или поздно всплывет на поверхность, и всем станет известно какова истинная цена многолетнего молчания Кам’ко» Поэтому… Позволив себе слегка облокотиться о парапет в передней части мостика, где можно было скрыть от собственных подчинённых зачатки сомнения и некоего трепета, разливающихся по, казалось бы, всегда спокойному и сосредоточенному лицу, Самакро углубился в чертоги своего разума. Вот уже несколько месяцев мужчина вынашивал некие соображения, а именно, личное перспективное направление, чьи громоздкие врата могли раскрыться ему, если ещё одна ступень к ним в виде операции против соединений Монархии даст свои плоды. Только для этого потребуется вся его непреклонная воля и вера в собственные лидерские качества, а от других членов экипажа — неподкупная преданность своему капитану, на плечи которого они готовы бы были возложить сияющую и одновременно отягощающую мантию ответсвенности за их будущее, в котором Флот Экспансии и Обороны может претерпеть некоторые изменения, например показать зубки тем членам Правительства, что думают будто от полчищ врагов их смогут защитить изнеженные и отупевшие от бездействия командиры внутреннего и семейного флотов, или может быть проценты, полученные от очередного вложения в недвижимость? «Да, сейчас нужно действовать с предельной осмотрительностью на собственные слова, действия и даже мысли. Я уж точно не позволю хоть пикнуть в сторону своих чиссов, и уж тем более дозволить разжиревшим адмиралишкам и аристокрам сгноить себя в жопе мира, как это сделали с Трауном. Возможно он и являл собой воплощение Первого Сына из легенд, что принёс в жертву свой ум, сердце и душу во спасение Родины, однако трагедия нашего времени заключается в том, что этот несчастный ничего не смог поделать со слабостями собственного народа, которому это подношение не очень-то было нужно» — подняв голову кверху, старший капитан будто вопрошал у пространства: «Почему ты, Митт’рау’нуруодо, опять позволил поливать себя несправедливыми обвинениями, смиренно стоять перед теми, от которых ты получал приказы, повышение, выговоры, но чтобы такое унижение?! Ты, что поклялся жить и бороться за Доминацию, что слышал, как этот гриск Джикстус обещал каждому чиссу медленную и мучительную смерть за само наше существование! А ведь так и будет, если всех истинных защитников, которые не пекутся об угождении верченным-переверченным чинам, смогут выбрасывать на свалку истории! Ты был не просто отличным, но великолепным командующим, что так и не научился укрощать политические волны, разбившие тебя о скалы» Глядя во мрак наружного помещения острым чисским зрением и неожиданно осклабившись, да так, что свело мышцы лица, Самакро одними губами прошептал: — Но я — не ты. Нет, нет…волны можно обуздать, а можно и осушить смердящий океан. Если бы те из офицеров, что сейчас работали на мостике могли увидеть выражение лица своего командира, то их души поспешили бы уйти в пятки. Так был страшен лик этого воина, что в дальнейшем готов был вступить на доселе невиданную ему тропу войны за новое мироустройство внутри Доминации.

***

Тем временем в командирском кресле восседал не кто иной, как младший капитан Йефн’айве’нгиз. А вот его лик выдавал в нем желание отправиться куда подальше (благо за дисплеями было не видно мелкую дрожь пальцев, что небольшими рывками переключали одну карту за другой), хоть на второй командный пункт «Ястреба», где он мог бы наблюдать работу артиллеристов-наводчиков плазмо-сфер. Однако командующий Уфса решил иначе; он выказал своему второму помощнику ничем не заслуженное, как Найвенгу казалось, доверие, вручая тому полновластное командование на время намечающегося боя. Это ни могло не насторожить подчинённого, что никогда ещё не участвовал в битвах с тварями самого Хаоса, да и в самих космических сражениях ему бывать ещё не удавалось, если не считать мелких стычек у границ Доминации с угонщиками судов из какой-либо ничтожной Семьи. «Даже если капитан Самакро посвятил меня во все детали плана, который они проработали с командованием Эрэн и Ютир, то это всё равно не является истинной причиной такого шага на встречу, и кому?! Мне? Здесь что-то другое…проверка на преданность Флоту Экспансии? Рискну ли строить козни за спиной своего нового командира, строча доносы и жалобы? Скажите же, сэр, к чему такая внеурочная перестановка? Ну же, обернитесь и скажите!» — но все его попытки мысленно докричаться до Самакро пропадали втуне. Да, во время отработки развёртывания боевых действий при обнаружении предполагаемого противника, мужчина вёл себя непринуждённо и без лишней суеты отдавал необходимые приказы, согласно предписанным положениям или поставленной задаче в практическом вопросе. Но это была просто ежедневная тренировка для всего экипажа крейсера, которому не дозволялось погрязнуть в заводях расслабляющей рутины, особенно выходцам из Флота Экспансии и Обороны, что ненавидели само такое понятие, как бездействие. Но в реальности врага внутри Доминации не существовало, по крайней мере на данный момент. Поэтому Найвенг был чётко уверен, что старший капитан Самакро сделал поспешные выводы о его способностях в совершенно не подходящих для этого условиях. И тогда, когда командир нахваливал второго помощника перед коммодором Нордонимом, то чисс покраснел не сколько от чувств польщенной персоны, сколько от стыда, ведь в самый решающий момент могло произойти непредвиденное: мог повести себя не так, как от него ожидали, разрушая свой образ молодого, но подающего надежды офицера, ещё хуже — послужить причиной провала всей операции и даже гибели сослуживцев и гражданских. К тому же, существовала одна немаловажная деталь — всего пять месяцев назад Найвенг был переведён с Флота Обороны, или как его в простонародье называли внутренним, на борт «Реющего ястреба», в прошлом приписанный к шестому соединению Адмирала Флота Экспансии и Обороны Ар’алани. Чем же он был обязан очередным непредвиденным поворотом в своей жизни — удаче? Року? Хорошему послужному списку? Стечением обстоятельств? «Ну вот, опять. Почему я никак не забуду о своём истинном происхождении?» — с досадой подумал Йефн’айве’нгиз, когда светящиеся точки на тактическом дисплеи стали расплываться перед взором от соленной влаги, скопившейся в уголках глаз. Его Семья Йефн была из той категории семейств, что не насчитывали даже полвека собственной истории наследия предков, которой можно было бы смело бахвалятся перед менее родовитыми сородичами. Не имелось у них и достижений на поприще политики, административного управления, военного дела, предпринимательства или даже в аграрной области, и сфере услуг; нигде не отличились, чтобы хоть немного начинать создавать связи с Семьями более высокого уровня ради восхождения по самой главной иерархической лестнице Доминации — Файмас’с-ресс’Стракс, подразумевающую под собой постоянные схождения и расхождения одних Семей с другими в надежде однажды приблизиться к Великим и Правящим, что также могли быть смещены более подходящими кандидатами из «новых». Стать частью владык Доминации, что верховодили всеми ее структурами и жизнями всех чиссов без исключения, являлось мечтой для многих и реальностью для единиц. Найвенг старался редко ворошить прошлое, а точнее первые восемь лет своей жизни, имеющие под собой целый спектр низменных пороков, невольным очевидцем которых он был вынужден являться. В его мозгу возникали лишь отрывки тех событий, но как же они, бывало, вгрызались в его память, прорастая целой сетью незабвенных воспоминаний: планета Зойиса. Округ Нарратэс, и на самой его оконечности индустриальные города. Городишко Царравиз, вблизи которого случилось появиться на свет ему, Найвенгу. Его родители (их имена он со всей жёсткостью заставил себя забыть) были никем в прямом смысле этого слова — пьяницы, продававшие за бесценок всякую снедь или предметы, найденные в местах промышленных отходов, для таких же аморалов и нищих в закоулках нижних территорий. Васса-дит (Чернь) называли язвой современной цивилизации — тех, кто не мог считаться полноценными гражданами Доминации Чиссов по причине полной несостоятельности нести обязательства перед государством: они были настолько бедны, что взимать с них налоги не имело никакого смысла, а чудовищная отсталость от остальной Доминации делали их непригодными для несения службы в каких-либо внутренних структурах, наземных войсках или на Флоте, не представлялась возможность этим чиссам сделать начальный взнос за право быть зарегистрированными в списках Семей от шестого до третьего толгос, то есть, в нижние и средние классы. Второй и первый толгос принадлежали Сорока Великим и Правящим соответсвенно. Но отказ от обязательств всегда влечет за собой и отказ в защите первостепенных прав. Никто не завидовал васса-дит в их независимости от государства, что жили обособленно ото всех в своих поселениях или на нижних уровнях мегаполисов. Никто не хотел судьбы столь ужасной, как у этих чиссов, имеющих самую низшую ступень в иерархическом порядке, не защищённых никаким законом. Лучше было жить с полноценным гражданством, платить налоги, отправляться в долговое рабство ради достижения следующего толгос, но никогда не опускаться до состояния черни, живущей хуже зверья. Так любили приговаривать и утешать себя те из граждан нижних классов, что боялись как бы Правительство не начало вести политику частичного упразднения шестого и пятого толгос из-за их чудовищных долгов в пользу создания из них одной прослойки общества, сохраняющих гражданство, но не претендующих на политическое влияние. Таким образом государство могло не прибегать к долговой амнистии, но снизить показатель количества должников можно было и другим способом, не в ущерб казне, например за трудовой рейтинг, если часть толгос оставят свои попытки взбираться по лестнице для создания своего видения доминационного строя, а будут служить и работать лишь на благо самой Доминации, получая поощрения в виде реструктуризации или долговой отсрочки. Толки, сплетни, слухи — все они разлетались быстрее, чем новости по официальным каналам или от СМИ с прессой. И только время могло подтвердить или опровергнуть чисские опасения. Неимущим до этого не было никакого дела. Всё, что творилось в самой Доминации их мало интересовало. Васса-дит продолжали держаться от других особняком лишь по нескольким причинам — упёртость и упрямство, настойчивость в нежелании быть в зависимости от тех, кто низвел их до такого состояния. Это была неоднозначная страница в Новейшей Истории Доминации, на строках которой произошла последняя Гражданская война, названной Войной за Фаланкский Коридор. Начавшаяся в пятьсот семнадцатом году четвёртого тысячелетия после Массового Исхода (шестьсот двадцать лет назад), она имела огромные последствия для тогдашней Ставки Верховного командования и всей войной доктрины государства. Причиной к запуску длинной цепочки событий стали почти полностью опустевшая казна после неудачного аннексирования Концорциума Дорабески и спорные действия синдик-прайма Ламф’файсур’мажа и адмирала Рофа’сионаво’сдо, отвечавшего за снабжение и безопасность населения на так называемом Фаланкском Коридоре в самой оконечности северо-восточной части Доминации. Данный коридор включал ряд планет с запада на восток — от Кормита до Ариттины. То были отнюдь не захолустные планеты, каждая из них снабжала остальное государство зерном, мясом юбалов, свиней, птиц, они являлись и крупными поставщиками меди и латуни. Однако тот год был весьма неблагоприятным для Ариттины. Падеж скота, гибель посевов. Синдик-прайм Ламф’файсур’мажа мог только подсчитывать убытки, и во избежании всеобщего голода, беспорядков и безработицы, был вынужден закупать по высоким ценам продукты первой необходимости на Целвисе из местного бюджета, стараясь меньше задействовать собственный карман. Конечно, это было очень затратно, это очень злило аристокра, как и его окружение. В государстве и так сказывалась нехватка средств, что грозило дальнейшей девальвацией. Итак, синдик раздумывал, его ум блестяще анализировал создавшуюся ситуацию, ища возможные пути выхода. И выход нашёлся в весьма рискованной, своеобразной форме. Этот вариант был поддержан всеми патриэлами и советниками Ариттины, в том числе несколькими сторонниками на Ксилле, что должены были подготовить Синдикуру к любому возможному исходу эдакой вылазки. Это было сделано в обход Правительству и военному руководству со стороны адмирала Асионавоса, с которым у Ффайсурма уже давно сложились натянутые отношения. Задействуя эскадру из семейных флотов и части флота наймитов, были совершены нападения на пиратские армады ваагари, являвшихся бичом всего Восточного Хаоса. Атака оказалась неожиданно успешной, да такой, что у всех участников столкновения потекли слюнки от открывшейся панорамы, — около восьми ваагарских колоний-планет в системе Жмаранитросо-то-Роге оказались под временной оккупацией сил Доминации. Триллионы тон продовольствия и экзотических товаров, миллиарды единиц рабов, целые дворцы собраний богатств различных рас: драгоценные металлы и камни, украшения, произведения искусства, космические корабли — вот, что было получено входе не легитимного Правительством рейда. Пиратство являлось самым прибыльным делом — опасным, но продуктивным. А грабить пиратов оказывалось делом ещё более стоящим. Поэтому, потребовалось около пяти месяцев, чтобы справиться с таким даром Первобратьев: от оплаты за оказанные услуги наемникам до продажи рабов на самые крупные невольничьи рынки юго-западного Хаоса. Не делая ошибки в виде присвоения всех лавров победы себе, синдик-прайм Ламф’файсур’мажа разделил благодарности, награды и трофеи со всеми прямыми и косвенными участниками Кес-промаас’рокс (Атаки во Спасения). И этот не свойственный политикам жест, только возвеличил его среди коллег и обычных граждан (естественно некоторая доля добычи, случайно не внесённая в перечень трофеев, была надёжно спрятана в сейфе резиденции Ламф). Более восьмидесяти процентов от вырученных средств сразу же осели в государственной казне, тем самым выравнивая печальную экономическую ситуацию, внешнеполитическая обстановка улучшалась за счёт инородцев из других систем, что стали чаще совершать дипломатические миссии и торговлю со столь грозным соседом, которого лучше было иметь в виде друга-союзника, чем попытаться просто иметь его. Спустя время Семья Ламф была привлечена к статусу Правящих. Вот только Лам’файсур’мажу не суждено было стать ее Патриархом, как и его Семье — официально принять желанный статус. Адмирал был в ярости. Скрипя зубами, он недоумевал, как столь рискованная и дерзкая выходка могла привести к всеобщему восхищению населения каким-то зажравшимся ничтожеством, что ничего тяжелее стилуса в своей жизни не поднимал. Ставка тоже была недовольна подобным умозаключением. «Получалось, теперь можно было обойтись и без нашего Флота, чтобы приумножать славу Доминации?», — задавалось таким вопросом командование, помня о своей неудаче с Консорциумом. Однако Асионавос не сидел сложа руки. По прошествии года после Атаки, он выдвинул обвинения против синдик-прайма по нескольким статьям: превышение должностных полномочий, связь с запрещёнными группировками, взяточничество, сговор с целью сместить Правительство и т.д. Целый список, пункты которого подтверждали слова свидетелей и терабайты данных, как бы удаленные из официальных сводок рабочих компьютеров и квестисов. С таким же успехом можно было излагать дело перед мраморной плитой. Защита отметала любой разумный довод и приводила свои доказательства того, что все эти нелепые жалобы меркли по сравнению с эффектом стабильности государства после удачного налёта на полчища ваагари, которые заслуживали хорошего острия меж ягодиц. «Ставка лишилась своих яиц, теперь даже заурядный политик может направлять армию» — был негласный вердикт этого нашумевшего суда. Конечно, рассуждал адмирал, разве можно было что-то им втолковать, когда Синдикура была по-настоящему сыта в самом хорошем значении этого слова, и духовно, и физически. Чиссы оправлялись от нескольких десятков лет полного застоя в социально-экономическом плане. Но вот Ставка ещё зализывала свои раны, ведь Флот содержался на деньги Верховного командования. И они время от времени занимали в долг у государства и должны были ему всё возмещать сторицей. Так исторически сложилось. «Да, мы теперь в полной немилости, хотя ещё совсем недавно аристокра и гражданские молились на тех, кто их защищал от внешних и внутренних угроз. Лицемерные уроды! Мы должны это прекратить» — разъяснял адмирал перед кругом доверенных лиц, а точнее перед всей Ставкой. И они прекратили. Ставка прекратила своё существование, как и многие Семьи по обе стороны конфликта. Началось с того, что одна треть сил командования напали на ничего не подозревающий семейный флот Ламф, выдвигая ультиматум Правительству в полном отказе от власти Правящих и передаче всех полномочий новому формированию — Эли’риз’зосс (Военному Кабинету). Другая треть подговаривала к саботажу население Фаланкского Коридора, которое больше симпатизировало бравому адмиралу — их истинному защитнику, чем канцелярской крысе-синдику. А ещё одна флотилия Ставки блокировала подступы к Кормиту, чтобы быть готовыми к удару возмездия от сил остальной Доминации, когда до них дойдёт новость о захвате заложников и власти над Коридором. Удар не заставил себя долго ждать. Доминация отказывалась вести диалог на любых условиях с мятежниками. Блокада региона не долго держалась, массированная атака превосходящих сил Правительства на элиризоссов была результативной, беспощадной и быстрой — это, что касалось превосходства в космосе. Ерунда, по сравнению с тем, что ожидало на поверхности планет. Адмирал прекрасно осознавал, что никто в здравом уме не задействует оружие массового поражения из вакуума, ведь Коридор являлся житницей всей Доминации. Ударить по поверхностям планет, чтобы выкурить мятежников означало выстрелить себе в ногу. К тому же, войска Кабинета отлично ориентировались на родной местности, легко сливались с обычными гражданскими, они маскировались, изучая и выжидая своего часа. Поэтому самая жаркая часть Войны развернулась на каждой из семи планет, особенно на Ариттине. Асионавоса пошёл на этот риск, чтобы вызвать у не правительственной части Доминации отвращение к своим владыкам. Все зверства транслировались обеими сторонами в прямом эфире, с особым изяществом и вкусом — пытки, оскопление, геноцид, каннибализм. Как говорилось, в Гражданской войне бывали свои герои, свои злодеи, предатели и спасители, — не бывало только победителей. Были лишь те, кто прекращали братоубийство. А до этого было целых двадцать пять лет. За это время под корень были истреблены такие Семьи, как Ламф и Рофа. До самого последнего старца, до самого последнего младенца — зуб за зуб. Синдик-прайм лишился жизни задолго до окончания конфликта, его убил сам адмирал, четвёртую аристокра на глазах у радостных к такому редкому зрелищу сторонников. То была война на выносливость: ни флотом, ни даже армией, а в череде рукопашных и партизанских столкновений. Когда же спустя пятнадцать лет с основными мятежниками было полностью покончено, Доминация принялась за тех, кто слёзно отрицал какую-либо причастность в содействие врагу. Однако разъярённого дракона в виде Правительства уже нельзя было остановить. Столько погибло славных Семей, столько превратилось в пепел! Так начались первые облавы против гражданского населения, которое прекрасно осознавало, что прикрываться нейтралитетом, значит терять время зря. И началось все по новой — пытки, оскопление, геноцид, каннибализм. Теперь «наследников» элиризоссов стали называть червивцами, чернью — васса-дит. Те не остались в долгу, и всех чиссов остальной Доминации они нарекли «правильными» в значении кастратов, раз тем не хватало мужества и силы остановить этот беспредел своего обезумевшего Правительства. В итоге, по прошествии четверти века с начала войны, оба конфликтующих лагеря устали от бесконечного кровопролития. Коридор загибался — начался голод и эпидемии. Остальные части Доминации тоже страдали: от повышающихся цен на продукты и бесконечного контроля со стороны Правительства, которое теперь везде старались перемолоть, как жернова, сочувствующих и финансистов адских выродков. Несмотря на то, что почти не была применена разрушительная воздушная и космическая авиация, некоторые области на континентах пылали от тактики «выжженной земли». Однако васса-дит уже не могли остановиться, они сгорали в огне тотального самоуничтожения, в массовом психозе; творить любые бесчинства, но не сдаваться на милость тем, кто смешал их в одну кучу с истинными виновниками, — войсками адмирала. А чернь ещё могла насчитывать около тридцати миллиона чиссов. «Самобичеванием» и подстрекательством можно было заниматься долгие-долгие годы, не позволяя урегулировать Синдикуре обстановку в регионе. «Если их единственные две просьбы на наши требования — это свобода от Доминации без какого-либо суда над ними и депортации на другие планеты, то пусть получают все это! Но, клянусь Хаосом, их свобода ничем не будет отличаться от клетушки два на два метра!» — практически сблевывал слова предводитель семейного флота Куарг, который принял на себя полное командование Восточным направлением фронта. Так был осуществлен договор Басса’роск, подписанный в городе Фарай’не’Басса’роск — планетарной столице Ариттины. Так началась Великая Сегрегация, низведя васса-лит до низшей ступени, обозначая их привлекательно плодородные районы яри’сс-накс (запретной зоной) для всех частных и юридических лиц. Чернь полностью лишалась всего достигнутого за тысячелетия технологических благ и собственных архивов с историей Доминации. Им сказали начинать все сначала — с плуга, земли, юбалов, чтобы «обособисты» теряли свою связь с чисским миром и больше никогда не задумывались поднять свои руки на истинную власть Доминации, иначе в следующий раз церемониться с прицельным удар никто не станет. К тому же, все цели теперь располагались кучно, на каждой из семи планет Фаланкского Коридора. Имелось ещё одно обязательное и очень странное условие от Правительства: через каждые восемь декад нескольких детей, в частности девочек пяти лет, вооруженный отряд полицейских с представителями местной власти будут изымать и помещать в специальные учреждения — Чайда’св (Дома ожиданий), надеясь на то, что хоть какая-то приличная Семья решит усыновить или удочерить «чертят». Редкость для обреченного поколения, вызывающие лишь жалость и желание взять таких детей под своё крыло. Благотворительная акция и выход от перенаселения на запретных территориях. Так было сообщено васса-дит. Кто-то выл и рвал на себе волосы, кто-то равнодушно пожимал плечами, — дети были лишними ртами и не самой первостепенной задачей для ранней черни, ведь нужно было обустраиваться в новом для них мире, который они создадут сами, без омерзительных «правильных». Что касалось самой Доминации, то Правящие вместе с тогда ещё Пятнадцатью Великими Домами приняли ряд декретов, касающихся внутреннего и внешнего устройства государства: 1. Отныне Ставка Верховного командования реорганизовывалась в Силы Обороны, или внутренний флот, полностью состоящий из выдвиженцев от Правящих и Великих Домов, и по достижении планки коммодора, покидающих Семью ради служения исключительно всеобщему благу Доминации. 2. Отныне Флот находился под полным контролем со стороны Правительства, кроме Трибунала, который самостоятельно выносил приговоры, связанные с военными разбирательствами. 3. Был проведён закон о превентивном ударе, согласно которому ни одно военное судно, ни семейного, ни внутреннего флотов, не должно самостоятельно покидать границы государства и без согласования с самим Правительством начинать неправомерные кампании против государств ксеносов или провоцировать тех, если только государства не совершили нападение первыми. 4. Закрывались многие пропускные пункты на границах Доминации с соседними системами. Торговые тракты и планеты международного назначения теперь тщательно контролировались в самом государстве. Последние два пункта были связаны с заинтересованностью внутренними делами Доминации несколькими потенциально опасными расами инородцев, склонных к интервенциям. А возросшая активность пиратов ваагари, что теперь вознамерились обгладывать подобно смертоносным пираньям всех, кто попадётся им на перепутье реального пространства, подначивало Правительство к активным оборонительным мерам. Все эти изменения окончательно ставили точку в завершении Войны за Фаланкский Коридор, последствия которой ещё ни одну сотню лет ощущали все чиссы без исключения. Сам же адмирал Рофа’сионаво’сдо дожил до весьма преклонных лет, прикованный к больничной койке после тяжёлого ранения в позвоночник и испытывая жуткие боли по всему телу: с обезображенными конечностями от осколочного снаряда, оторванной нижней челюстью — ему просто не давали умереть, поддерживая жизнь в жалком куске чисской плоти. Это была месть Синдикуры для организатора самой страшной и кровавой расправы в Новейшей истории над собственными собратьями. История циклична. И как бы ни старались потомки учиться на тяжёлых ошибках предков, все возвращалось в начало, потому как сама Жизнь являлась одним непрерывным циклом… Найвенг, с его худым редко мытым тельцем, грязными тряпками, с трудом называемые рубахой и штанам, и заторможенной речью, каким-то чудом выживал в яри’сс-наксе, в этом неприглядном месте на Зойисе целых восемь лет. И лишь одна вещица не давала мальчишке окончательно погрязнуть в жуткую трясину такого ненавистному ему существования — вырванный из старого учебника листок с алфавитом чеунх, то, что когда-то принадлежало миру другой Доминации. За это чудо он в возрасте шести лет отдал соседской девчонке весь свой запас чёрствых, но ещё не заплесневелых корок хлеба. То была его самая первая сделка ради лучшей жизненной доли. Так он смог за два года, ориентируясь по различным вывескам и светящемся табло улиц и звукам, при котором их зачитывали или выкрикивали взрослые, выучить все пятьдесят шесть букв, напечатанные замысловатым каллиграфическим шрифтом. «Вот бы ещё научиться выписывать эдакие завитушки» — думал тогда Найвенг, что тщательно прятал своё приобретение от вечно «непросыхающих» родителей, готовые продать последний гвоздь в их разваливающемся бараке. Иногда у него получалось нетвердой рукой выводить кривые узоры на пыльном полу. Найвенга это так захватывало, что на несколько минут удавалось пребывать в прострации, отгораживаясь от своей несправедливой участи, жуткого голода и родителей, лежащих в полубессознательном состоянии за его спиной. «Может, алкоголь — это их способ сбежать «отсюда», ну почему же они тогда ни разу не пытались выписывать завитушки?» И вот однажды появились целые пакеты с едой, даже приличная одежда с запахом чистоты и качеством ручной работы, кожаная обувь и деньги, а главное — неожиданное проявление любви родителей по отношению к собственному сыну, которого они всегда воспринимали, как досадный побочный эффект от их бурных утех, не стоящий даже того, чтобы поднимать на него руку. Найвенг хоть и рос в почти полной атмосфере отрешенности, равнодушия и чрезмерной жестокости, но был отнюдь не замкнутым мальчонкой и по-своему наивным. Когда же мать впервые небрежно обняла его, а отец, их Патор’несс (Основатель Семьи) потрепал по голове, взъерошив сальные волосы, он считал себя самым счастливым ребёнком на свете. Мальчик тогда думал, что отец нашёл достойную работу и всё это ради того, чтобы их Семья наконец нашла своё лучшее место если не в Доминации, то у васса-дит, и его нисколько не смущало, за какие заслуги папаше преподнесли настолько щедрые подарки. Может и у него случилась удачная сделка? На самом деле, так и было. Найвенг убедился в этом через неделю после своего восьмилетия; родители представили его, тщательно вымытого, сытого и разодетого в изысканный наряд в точности как у юного аристокра, одному чиссу — их неожиданному благодетелю. Чутьё подсказывало мальчику, что Господин (так мать наказала сыну называть их гостя) был безумно богат, раз позволял тратить свои средства на семейство черни. Хоть одежда на нем была самого дешёвого покроя, наверное для маскировки своего настоящего положения, но под ней хорошо угадывался ствол неизвестной модели для любой нечисти, желающей убить или ограбить посланца Верха. У Найвенга перехватило дыхание от одной мысли, что кто-то пришёл в их царство теней добровольно, с самыми добрыми намерениями к его Семье. И только к ним одним. Мальчик и в мыслях не мог допустить о гнусностях мотива, движимого этим с виду благородным чиссом с самого Верха, даже мать и отец для Найвенга не были настолько чудовищны, чтобы буквально хотеть продать собственного сына состоятельному извращенцу. Как же больно было ошибаться… Оказывалось, роскошный мир Доминации и обитатели сумеречной зоны имели много общего, они могли неприятно удивить. Он это понял потом, когда родители оставили их в комнате наедине. До самого действа не дошло лишь потому, что Господин хотел только косвенно убедиться в отличном качестве будущего «товара». Не брезгуя вдыхать затхлый воздух барака, в котором догорал закоптелый фитиль и не было никакой мебели, лишь горы грязного тряпья, кишащих паразитами, Господин со всем своим достоинством сел на пол, скрестив ноги и показывая жестом, чтобы мальчик расположился у него на коленях. Тот момент Найвенгу никогда не удавалось стереть из памяти — чувство, что его сознание продольно разорвали на части, как тушу свиньи под циркулярной пилой. И какое же у него было тогда самообладание, позволяющие ему отвечать на вопросы этого монстра в чисском обличье и не впасть в истерику, которую могли прервать эти длинные, ухоженные пальцы на его тонкой шейке. Лишь пара слезинок скатилась по щеке, когда рука Господина перешла на лёгкие поглаживания кожи меж рёбер через тончайшие складки сорочки. «Деньги и высокий статус делают свободным. Этот чисс свободен делать ужасные вещи, ему впору жить среди отмороженной черни, но а я хочу быть свободным от этого кошмара, чтобы вершить суд над такими мразями, как он и как те, кто оценил мою жизнь в пачку презервативов и несколько бутылок пойла…моими родителями. И для этого мне нужны будут деньги» — быстро пронеслось в уме Найвенга, не ожидая от себя открыть в тот момент способность здраво раскидывать в уме противоречивые истинны этого непростого мира. — Дяденька, то есть, Господин, вы…не могли бы мне дать нес-колько юнсциев…мне лично. Просто, те, что вы дали родителям…их до рассвета успеют пропить, а я ещё хочу купить…одну…вещицу. Извин-ите, у меня…пло-хо получается выговаривать…столько…слов. — робко пролепетал мальчик, краснея и глядя прямо в эти алые бездны перед собой. Их обладателем был мужчина средних лет с правильным аристократичным лицом, притягивающим, и завораживающим. Найвенг не пытался до конца описать этот образ, слишком сложные понятие он вбирал в себя. Настоящий демон из легенд, то была дьявольская красота. — Можешь называть меня так, как пожелаешь. Не волнуйся, я помогу тебе справиться с речевым дефектом, когда отправимся в лучший мир, — слова прозвучали глухо, из-за того, что Господин решил зарыться в короткие вороные волосы Найвенга, немного закручивающихся на нижних концах, что было редкостью для чисского вида. — Но вот ваш мир — это отвратительная помойная яма, где такому кутёнку легко перережут горло. Зачем куда-то идти одному, если можешь показать на всё, что хочешь иметь. Я оплачу любые расходы и никто тебя не тронет, пока буду стоять рядом. — Я очень про-ворен и сообра-зителен…раз дожил до…нашей…встречи. Это будет подарок…для вас, когда придёте…за мной завтра. Вы помогли нам, и я…хотел отблаго-дарить вас. Так…принято. Понимаете, Дяденька? И опять взгляд-бездна. — Ты настоящее сокровище не только среди этого сброда, Айве, многие опрятные мальчики из остальной Доминации блекнут по сравнению с тобой. Поразительное дарование и прекрасный ум. — Найвенг, что опешил от произнесённого негласного имени (отличающееся от среднего тем, что не имело привязанности к Семье или социальному статусу. Его могли произносить вслух только при рождении; шепотом дорогие друг другу чиссы, и такие, которые отрекались от Доминации, от самого чисского духа), не заметил, но почувствовал, что под одежду в секунду был просован бархатный мешочек, в нём звякнула наличность. — Спасибо, вы…мой спаситель. Вы не пожалеете. — он свободной рукой плотнее прижал наличность к тому месту, где быстро-быстро ощущалось биение маленького сердца и улыбнулся своей самой искренней улыбкой, показывая белые зубки. Мать днём ранее заставила их «отдраить», впрочем как и остальное тело, будто бы все оно было ни чем иным, как заплёванное дно рыбацкой лодки. Так состоялась вторая крупная сделка в его жизни, а с ней — план по разрушению оков, держащих Найвенга в этом загоне безнадёги, при этом избегая ещё более худшей участи жизни с воплощением грехопадения. «Зря, очень зря ты, Дяденька, возомнил себя повелителем чужих душ, не брезгуя закусывать чернью, за которую не ждёт наказание. Но завтрашней рассвет будет для тебя последним, тварь. Да, я слабый и потрёпанный кутёнок, нуждающейся в помощи и защите, но здесь принято примерять и другую шкуру, шкуру норного льва — грозного, неподкупного, мстящего» Дальнейшие события приняли форму снежного кома, катящегося вниз по крутому склону. Дождавшись позднего вечера, когда радостные от подачек родители, принялись неистово заниматься любовью, ничего вокруг не замечая, Найвенг в своих истинно трущобных тряпках ринулся к одной из торговых лавок, принадлежащей Главе Торийских улиц. К ней вела целая сеть извилистых улочек и плотный поток чисских масс, но мальчик знал здесь каждый камень, ему не составило труда быстро добраться до пункта назначения и купить то, что требовалось — баллончик с краской насыщенно-чёрного цвета. Столь странное для бедствующего приобретение было лишь предлогом, чтобы начать разговор с чиссом, что воплощал вершину власти у черни. Впрочем, того подталкивать не пришлось. Васпот был Главой южного сектора, называемого районом Акка, который вытянулся вдоль левобережья обширной реки Рий на целых четыреста километров. Район являлся самым бедным из пяти остальных, но наречённый быть Главой старался изо всех сил исправить это положение, и в этом ему помогали побратимы, то есть те, кто нанимался к нему для осуществления контроля и порядка. Такая должность обозначалась зелёной повязкой на левом рукаве. Сам же Васпот любил осуществлять контроль за продажей товаров: лично проверял все счета, описи и отчёты. К тому же Глава и его приближенные были грамотны, в отличии от большинства населения. Роскошь состояла во владении счета, письма и в превосходном чтении. Эти умения дорого ценились. А Глава всегда сводил дружбу с теми, кто стремился к знаниям, и мальчишка был не исключением. Найвенгу повезло, Васпот сам отозвал его в сторонку, подальше от прилавка и вечно собирающего сплетни продавца. — Привет, малец. Странный тип к вам наведывается в последнее время, сынок. Все в окрестностях Торийский улиц об этом судачат. Уж не любовник твоей матери или подосланный служака? — не преминул ввернуть своё любопытство Глава, с которым у Найвенга были вполне хорошие отношения, ведь он не пытался обворовать его имущество, в отличие от других малолетних оборванцев. К тому же, мальчик подавал большие надежды в усовершенствовании своего навыка искусного обращения с речевыми оборотами. Стоило присматривать за ним, ему ведь несладко приходилось с родителями-пропойцами, которых пытались наставить на путь истинный даже их собутыльники. — Здрав…ствуйте, Васпот. И нет, на ваши вопросы. — Найвенг заставил выдавить на лице выражение полное страхов и подозрений, попутно проверяя товар. — Но мне…он не нравится, по-моему, он не из полицейских…под прикр-ытием. Может, он с…самого Пра-вите-льства. Какой-нибудь…как их…син…син… — Синдик? — с нарочитой небрежностью проронил мужчина. — Точно. — Ты уверен? — Не знаю…но мне…кажется он задумал нечто пло-хое. Родители никому не…говорят, так как…боятся его власти, но… Васпот, вы не мог…бы, по старой дружбе, заглянуть завтра к нам…утром? — С чего я должен это делать, малек? Мне нужно открываться пока не нагрянули конкуренты из соседнего… — Ес-ли я уве-рен…в своих подозре-ниях, то этот…чисс попыт-ается…убить маму и папу…а…меня…уже…так больно… — нервно перебил мальчик. — Найвенг, успокойся. У тебя начинается сильное заикание. Вздор, «правильным» без следа и следствия нельзя устраивать охоту на чернь и торговать нашими детьми. Не напомнить, чем закончилась последняя не санкционированная округом облава? Найвенг сглотнул. То были события двадцатилетней давности, о которых вспоминали с большим содроганием. Тысячи скромных могилок на Вострых Холмах за северным частоколом, говорили громче слезных речей. Тогда даже остальная Доминация не стала закрывать глаза на чудовищные действия со стороны своих же граждан. Тот день вошел в их историю, как «Сафари на чернь» — Знаю, и…хотелось…бы верить, но… — тут мальчик так посмотрел в глаза Васпота, что тот невольно стал вслушиваться в его слова. — Если увидите…на нашем фасаде…у самого порога…чёрный символ-пересмешник, созовите…всех мужчин в близлежащих лачугах, или своих…побратимов…тех кто сможет поднять…руку на этого чисса, не боясь последствий. Вдруг…он где-то…держит свою…охр-ану. У…вас… Васпот…здесь есть…авторитет…и… — Ты что не слышал моих слов?! Снова насылать гнев остального города на наши головы, ради твоих ничего не значащих подозрений? Найвенг, ты же умный парень, подумай о наших жизнях! Хоть ты мне нравишься, но я не собираюсь провоцировать толпой этого лизоблюда со связями. «Да не стоят наши жизни и гроша ломанного, как же вы не понимаете, и этим пользуются состоятельные уроды, что любят чувствовать безнаказанность и свою власть над жалкими созданиями! Своим поступком наши предки обрекли нас на вечное презрение остальной Доминации! Я не хочу гордиться их тогдашним противостоянием с государством. Разве тот вызов стоил такого будущего? Они идиоты, что не подумали о своих потомках, вынужденных жить сейчас в тени. Они давно сдохли, а мы продолжаем деградировать, волоча своё существование!» — Найвенгу очень хотелось выкрикнуть свою гневную тираду, но лишь быстро добавил: — Васпот, мне…кажется, тогда…это уже будет ответная мера, но, пожалуйста, хотя бы придите за час до…второго от рассвета…взглянуть будет ли выведен символ…вот этой краской… Я всё ещё раз…разузнаю…меня и так…не замечают. Спасибо, что…выс…лушали. — понурив голову и ничего более не добавляя, Найвенг уже хотел было покинуть лавку, но заметил, как поверх плеч других покупателей, на него взирали проницательные глаза племянника Главы, Воргуса, что дорвался до поста управляющего при своём родственнике, хотя Васпот и не терпел непотизма, но, как уверял Глава, этот юнец оказался исключительным случаем. Мальчик быстро показал этому Исключительному язык и был таков. Было уже около полуночи, но родные никогда не беспокоились, где он пропадал часы напролёт. Теперь же они кинулись к нему, как тот переступил порог отчего дома. Их взгляды не были затуманены воздействием алкоголя, наоборот, они искрили праведным гневом, а в глазах матери можно было даже разглядеть застоявшиеся слёзы. Найвенг от такого зрелища на мгновение забыл как дышать. — Где ты был, Найвенг? — мать чуть ли не со всей силой вцепилась в его ручонки, падая перед сыном на колени и притягивая того к своей груди. — Совсем спятил, мы, по-твоему, живём в самом сердце Нарратэса?! — отец же просто стоял рядом, походивший на разъярённого юбала, чьи зрачки сузились от ярости. — А…разве…вы не должны валяться сейчас…в пьяном угаре…и громко драть друг дружка? — невинно спросил мальчик, не ожидая, что этот ответ приведёт к болезненной отцовской затрещине. «Ух ты, волшебное ощущение. Впервые их чувства ко мне, даже гнева, подлинны. Впервые они не хлещут за ворот свою жидкость. Впервые они ждут меня, беспокоятся. Спасибо вам!» — Ай! За что? — для приличия проголосил Найвенг, потирая место удара и освобождаясь из материнский объятий. — Спокойно, милый. Он не должен увидеть на нём никаких следов побоев. — Тогда пусть научится следить за своим ужасным и нерасторопным языком! Сейчас родители Найвенга стали походить на нормальных чиссов, и все ради Господина, которому они завтра утром передадут собственного ребёнка. Найвенг с самого начала знал о такой горькой правде. Но теперь именно мальчику хотелось притвориться в своих истинных чувствах. Найвенг заставил себя поверить, что у него всегда была лучшая Семья на свете, хотя бы ещё раз. — Я умею…говорить…красиво, отец. И жажду говорить…ещё лучше, и читать, и выводить завитушки. Думать. Я жажду…вырваться отсюда! Но я не хочу бросать вас… Господин не разрешил взять вас…а я так хотел, потому что вы…устали…так…жить… Я же ваша кровь… — Найвенг видел, что родители потрясены его словами настолько, что до сих пор не заметили выступающую крышку баллончика из карманов штанов. Сейчас Найвенг просто надавливал на их внезапную эмоциональную вспышку, но видя их лица, ему вдруг стало не по себе. Хотел ли он теперь дальнейшего исполнения задуманного? — Естественно нас туда не возьмут. Мы уже сгнили, и это заметно. Ты ещё не испорчен. — неожиданно проговорил отец, и всё же мальчик уловил нечто иное в его словах, какой-то низкий звук, скрывающий под собой определённый смысл. — Не испорчен… Ты же не…про спиртное? — Нет, сын. Алкоголь пьют все, везде и во все времена. У кого-то появляется зависимость, это не каждому дано контролировать, впрочем как и любую зависимость. Мы не смогли… Но я про другое. — тут Найвенг не ожидал, что отец нагнется к нему и почти доверительно шепнёт на ухо нечто важное. — Васса-дит умирают от собственной истории. Ее вдалбливают нам с детства, отравляя нас такими положениями, как сдохнуть до последнего, но не признаться в собственном бессилие нести ту ответственность, что возложили наши Отцы. Мы все верили этим историям, и до сих пор верим, поэтому и гниём. Прости меня, Найвенг, я должен был помочь вам с мамой обрести настоящее счастье — жизнь в Доминации без оглядки на брошенные тени предков. Я пытался…ничего не вышло. Но ты другой, Найвенг, выносливее меня, умней и расчетливее. Нам пришлось пойти на это дело, здесь я не смею просить тебя нас прощать…единственный шанс для тебя сбежать из западни и стать ЧИССОМ, даже если потребуется для этого побыть мальчиком для утех. Но ты ведь сможешь потом вырваться, у тебя непреклонная воля. — отец, не сдерживая собственных слёз, уткнулся в потрёпанную куртку Найвенга. Мальчик почти неосознанно заключил того, кого он много раз проклинал, в свои скромные объятия. Его мать опустилась рядом с отцом на жёсткий пол, беззвучно прильнув к плечу мужа, она просто закрыла глаза. «Это не игра, а они не актёры. И Господин здесь не причём. Они всегда такими были, просто я был слеп, — настоящими радетелями за мою жизнь. Ведь, если посудить, родители никогда меня не избивали, вскормили меня, несмотря на голод, помогали наладить связь со многими здесь значащими чиссами, чтобы мне легче было выживать. Знать у кого можно своровать еды, а у кого нет. Иногда, когда были трезвы, чему-то пытались научить, понять этот мир. А алкоголь…действительно, реальность их ужасала, но они находили в себе силы не дать мне упасть в ту же пропасть, что и они. Даже не так, они хотели развить во мне отвращение к васса-дит, а не смириться с таким существованием и не принимать его как данность, послабляя такую жизнь подачками в виде связей с Главой и листка из учебника… Почему сейчас?! Зачем разрывать мне сердце и душу прямо сейчас? Мне было проще вас ненавидеть, так я мог бы, уходя, ни о чем не сожалеть. Но…теперь…теперь…» — Что мне…делать, отец? — Найвенг проглотил свои рыдания, ощущая поднимающуюся из самого нутра тошноту. — Жить, Найвенг, жить. Начать всё заново. Только так. — Я…я…постараюсь. Если…это наша…последняя ночь, можно…я посплю с вами. Мне так…будет…спокойней…и умиро-творённей. Красивое слово, правда? И так они заснули вместе. Им было хорошо, тогда они воплощали собой лучшую Семью на свете. Истинно. Однако Найвенг лишь выжидал. Он уже целые сутки вынашивал план, аспекты которого не совпадали с чаяниями его отца и матери. Лёжа между ними и ощущая кислый запах от их тел — пота, въедливого алкоголя, семени, мальчик заставлял себя забыть имена родителей. До самых прокусанных губ, нещадно приказывал себе забыть их роковое признание перед ним. Так было проще уйти. Потому как Найвенг был вынужден признать, стоит Господину окончательно завладеть им, и он потеряет свою волю и личину грозного льва. А Дяденька являл собой воплощение таинственного подчинения к собственной персоне. От него никогда не удалось бы сбежать. Оставалось лишь одно — пойти по собственной тропе к, завещанному отцом, становлению истинным ЧИССОМ. За пару часов до восхода солнца Найвенг бесшумно поднялся и прокрался мимо спящих родителей, на ходу складывая в небольшой рюкзак провиант и бурдюк с водой, подаренную одежду, обувь, а мешочек с монетами пряча в приделанный карман штанов. Но на этом он не закончил, нужно было найти не растраченную часть денег родителей и листок с алфавитом чеунх. И если вторую вещь он вытащил из своего закутка, то деньги нашлись только через пол часа — под одной из деревянных половиц. Осторожно огибая разбросанные бутылки, Найвенг ни разу не обернулся. Выйдя на свежий воздух, мальчик на секунду задержал свой взгляд на дырявых ботинках, через которые были видны пальцы со сломанными ногтями. На блеклой синей коже застои крови выделялись, как красные пятна на желтоватой поверхности. Однако Найвенг решил, что с обувью стоит повременить, как и с полным переодеванием. Поэтому следующим шагом он нанёс знак на подобие креста с наконечником в оговорённом месте, — так, чтобы увидел только Васпот и не увидели другие, значащий для черни символ очередной облавы. Пускай они были отбросами общества, но друг за друга васса-дит непреклонно держались. Проверить эту теорию представлялось возможным прямо сейчас. «Почему я на них не взглянул напоследок?» — замах, и баллон с краской отправился в полёт на соседний пустырь. Занималась заря, и красноватое солнце выходило из-за светлеющего горизонта. Где-то слышались ранние крики жильцов или ночных гуляк, громко залаяла парочка ссар’азо, и вторя им, — несколько уличных загончих. Найвенг направился на ранее выбранный наблюдательный пункт. Никем не замеченный, он взобрался по ступеням к пологой крыше полуразрушенной смотровой башни, небольшой части Багрового Замка Севириголл, насчитывающий уже десятки сотен лет и основанный в середине Раввасской эпохи. Сооружение некому было реставрировать или привлекать внимание любителей древних построек — из-за статуса запретной зоны района и необычных предрассудков местных жителей. Здесь даже самых отъявленных среди черни никогда не водилось. Поэтому для мальчика стало некоторым открытием выявить здесь не только идеальную обозреваемость, но и превосходную акустику. Васса-дит сохранили пережитки прошлых веков, в том числе и суеверный страх перед насылаемым проклятием и обиталищами неупокоенных душ. Около шестьсот восьми лет назад в этом месте были казнены лидеры «Ма’рсария», противоборствующие тогда карающим силам Доминации. Вместе с ними смерть приняли все солдаты из подконтрольных им войск и собственные Семьи. Говорилось, трупов было столько, что они могли бы послужить материалом для создания нового замка. Имелась ли в этом доля правды, никто не знал, но в не изъятых спецслужбами истерических записях цифры были внушительны. Отважные, или скорее глупцы, сходили здесь с ума, а более мудрые не подходили к развалинам и на десятки метров. Найвенг же рискнул, при этом обильно потея и дрожа от плохих предчувствий. Мальчик не мог победить в себе ужаса от ощущения некой силы, гонимая сквозным ветром, что следила за каждым его шагом. Вспомнив все оберегающие от злых призраков и сглаза жесты, он принялся неистово проговаривать нужные слова, сопровождающие данные телодвижения. Найвенг не мог уйти, не убедившись, что всё пойдёт чётко по плану, иначе преследования его «благодетеля» было не избежать. «Господин точно придёт в назначенный час, но вот Васпот…умеет убеждать, он очень влиятелен, сколачивая вокруг себя сторонников под стать себе, этот чисс мог бы поднять даже небольшой бунт…но сейчас? Ввяжется ли он в такую аван…авантюру… Где я слышал это слово?» И вот спустя пару часов ожиданий, при котором ум мальчика так и не помутнился от мистических духов, появились первые действующие лица. Находясь на высоте около девятнадцати метров, Найвенг мог обозревать большую часть улиц данного квартала, при этом оставаясь незаметным для стороннего наблюдателя за грудой осыпавшейся черепицы. Главное было не сорваться вниз с такой ненадежной опоры. Мальчик ранее заприметил высматривающего из-за угла символ Васпота, что после нырнул в один из проулков; прохожих, трясущихся над своей скудной мошной, украдкой поглядывая по сторонам; господина, что пришёл намного раньше оговорённого срока. Символ был им проигнорирован. Не дожидаясь когда ему откроют хлипкую на задвижке дверцу, тот с лёгкостью сорвал ржавый замок и вошёл в зловонный барак. «Почему я на них не взглянул напоследок?» Через пару минут раздались пронзительные вопли, наверное матери, удар чего-то тяжёлого, а потом приглушённые выстрелы. И тишина. Даже птицы не шелохнулись от непривычных звуков. Выскальзывая словно змея из норы, Господин вышел как ни в чем не бывало, направляясь к восточной развилке улицы, только темно-фиолетовые отметины на все лицо говорили об оказанном убийце сопротивлении. Найвенг содрогнулся всем телом, припав к крошеву из обломков; изо рта потекла слюна желчи на бледно-розовую черепицу, через которую медленно прорастали стебли охрацвета — другая зелень здесь редко приживалась. «Спокойно, они это заслужили…ведь, правда, заслужили…плевать на их мольбы и слёзы. Плевать!» — всё ложь, думал Найвенг, стараясь взять себя в руки и заново подняться из пыли. «Не взглянул, потому что не смог бы покинуть их…» — Эй! Кто ты такой, чтобы убивать наших чиссов на нашей же территории без суда и следствия, синдикурский выродок! — голос Васпота прогремел на всю улицу так, что из соседних окон стали высовываться головы любопытных, ранее не слышащих приглушенный отзвук выстрелов. Собравшиеся было зеваки удалились на безопасное расстояние от предполагаемого места мордобоя. Птицы же быстро подняли гвалт, стараясь улететь подальше от источника нового шума. Справившись с потрясением спустя несколько минут, мальчик увидел разгневанную толпу из десятков чиссов. Мужчины словно возникли из ниоткуда. Один из них даже вёл под уздцы белоснежного гапегиса. Во главе стоял Васпот, и у каждого с собой под рукавами, накидкой наверняка имелись острые предметы — ножи, металлические диски-корсто, выдвижные кастеты-когти. Более цивилизованное оружие не могло прижиться там, где оно быстро выводилось из строя. Зона была опасна не бластерами или винтовками, оно порождало изощрённые орудия убийства. — О, решили поживиться за мой счёт? С чего здесь такое собрание? — спросил Дяденька, слегка сбитый с толку подобным неблагоприятным раскладом, грозящим проблемами. Как они прознали? Но и открыто отпираться от действительности своего статуса было бы сейчас большой ошибкой. Отойдя от злосчастного барака всего на десять метров, его окружили настоящие дикие волки с горящими глазами, поэтому чисс не стал убирать пальцы с курка, при этом демонстрирую под складками одежды своё грозное оружие, чтобы поубавить прыть у этих дикарей. Проклятье, они могли заставить мальчишку выдать им всю подноготную. Похоже рыбка сорвалась с крючка. — С дороги! Во-первых, у меня есть разрешение посещать ваше злачное место. Во-вторых, я ваш суд и правосудие, раз вы отказались от такового ещё шестьсот лет назад! В-третьих, думаете, что сможете просто так угрожать начальнику золотоносных копий, демонстрируя свои первобытные методы введения…переговоров? — голос Господина приобрёл форму гипнотического спокойствия, алые провалы, казалось, буравили души каждого окружившего его неимущего, особенного их главаря. — Я не согласен. Не согласен, что ты наш вершитель судеб. У нас здесь свои порядки, и плевать на твой допуск, который не даёт тебе право отстреливать нас. — Естественно даёт. Что ты такое передо мной, сам же делаешь между нами различие. А теперь, освободите дорогу! — Господин придвинулся к первому ряду черни, и те стали невольно сторониться этой таинственной мощи. Тут из барака показались подручные Васпота, его личные побратимы. — Там нет Найвенга. Только трупы его родителей. Однако виднелись следы борьбы, похоже они были трезвы, несмотря на распитую тару. — озадачено пробормотал один из помощников. Все знали эту парочку отборных пьяниц и их заумного сынка-заики. — Говори смелее, Аларий. — с ноткой юмора в голосе произнёс коренастый юноша, что неустанно поглаживал за гриву своего копытного. — Мой дядя любит конкретику в расследованиях. — Мне сейчас не до этого, Воргус. — тихо пробормотал Глава, так, чтобы слышали только его чиссы. — Нужно решить одну дилемму: убить тварь на месте и ожидать кары или задержать его и требовать выкуп, да только я этому стаду шепнул, что он из Верхов, так у них было время переварить эту информацию — достойна ли овчинка выделки, а теперь уже готовы ретироваться от этого павлина, что даже о собственной безопасности не позаботился. Однако он и один смог осуществить расправу. Если бы я воспринял всерьез слова Найвенга и не мешкал, то мы бы с тобой, Воргус, успели предотвратить…Стой! Куда собрался?! — резко гаркнул мужчина удаляющемуся Господину. — Где мальчик? Ты его уже отнёс в Дом ожиданий? Для чего тебе сдалась Семья Йефн? Не уйдёшь, грязь, пока не выплывешь из этих вопросов. — Если бы я это сделал, тут бы не стоял перед толпой отродья. И его родители мне были ни к чему, они всего лишь отказались выплачивать свой долг. Вам знакомо такое понятие? — Здесь все знают про свой долг, золотоносец. Значит Найвенг где-то пережидает. И зачем только он попросил поднять для него такую ораву ради одного единственного «правильного»? — с нескрываемым возмущением, но и с толикой облегчения за судьбу мальчика проговорил Васпот, подзывая рукой своих доверенных. — Нужно попытаться… «Не допусти ещё жертв, Великий Альбас, забери только Господина!» — мысленно взмолился Найвенг Одному Единственному Богу, когда увидел, как Господин резко остановился и развернулся к торговцу. Лицо треснуло в дьявольской ипостаси. — Так это мальчишка придумал? Даже родителями не побрезговал пожертвовать. С самого начала знал…подарок… Ха, ха! — чисс из Верхов приглушенно смеялся, смотря перед собой и не видя какое устрашающее воздействие оказывает на чернь его странный смех. — Настоящее дарование. — Что несёшь? И какое тебе дело, урод. — Видя сумасшедший взгляд Господина, Васпот решил всё-таки не провоцировать того до состояния полного безумия. К тому же безумец был в состоянии убить половину здесь стоящих. — Убирайся отсюда, пока тебя в клочья не порвали, золотая шавка! Радуйся, что его родители уже подыхали от цирроза печени. — Если приведёте мальчишку ко мне, то я вас щедро вознагрожу! — вдруг возгласил Господин, переставая скалиться и обращаясь к окружившей его толпе с серьёзным предложением. Он швырнул к ней под ноги целую горсть золотых монет, а затем развеял по ветру сотни купюр. Здесь такая наличность была ценее всяких кредиток, чеков и векселей. — У меня есть ещё — столько, что вы будете утопать в деньгах, каждый из вас будет богаче, чем самые зажиточные граждане средних классов! Сможете внести в списки свои Семьи и получить гражданство! Собравшиеся и те из прохожих, кто рискнули поглядеть на перебранку вблизи, теперь стали с благоговением смотреть на Господина, успевая поймать свою часть денег, отгоняя и отталкивая от неё других, иногда даже задействуя принесённые клинки. «Хорошо, что я выбрал это место, здесь искать станут в последнюю очередь. Может духи «Ма’рсария» придут за мной раньше» — обреченно подумал Найвенг, видя, что некоторые уже намеревались рассредоточится по улицам. — Не дразни и не играйся с васса-дит! Хочется и с ним разделаться?! — выкрикнул Васпот, один из немногих, что не бросился за наличностью и не польстился на заверения этого выродка. В конце концов, такой исход имел место быть. Он не бранил тех, кого сюда привёл, потому как знал, сейчас не тот случай, когда толпа вменяема и поддаётся здравому смыслу и командам. — Ты даже не представляешь, что ему уготовано. Это дарование заслуживает всего самого лучшего от Доминации. И от меня. — Господин смерил победоносным взглядом Васпота. Окружённые чернью, с обликом обезумевших животных принявшиеся валяться на земле в поисках добычи, двое чиссов из разных сословий не собирались отступать от своих позиций. Внезапно Главу озарила страшная догадка. «Так больно», — вчера эти слова были обронены непослушным языком Найвенга в такой спешке, что мальчика буквально трясло в приступе неподдельного ужаса. Этот образ страха напомнил мужчине день «Сафари» и выживших, в особенности детей, походивших на призраков. На их лицах, изуродованных «играми», можно было прочесть одно и тоже выражение покалеченных и загубленных душ. «Нет… Такого больше НИКОГДА не повторится!» Он злобно зашипел, вынимая свой бластер, который был его гордостью, используемый только на крайний случай — запасной вариант. Васпоту уже перевалило за пятьдесят, но с удивительной легкостью ему удалось подбежать к Господину, схватить того за полы обманчиво дешевого пальто и придвинуть к своему оружию и разгневанному лицу: — Я понял тебя. Ух, очень зря ты сюда явился…мы не такие продажные аморалы, как вы все там думаете. И мы ничего не забываем. Никогда. Слушайте! Эта тварь хотела купить Найвенга у его родителей, чтобы потом вдосталь с ним наиграться в своём особняке! Он не довольствуется уже себеподобными по статусу. Ищет тех, кто не сможет найти на него управу. На наших землях рыщет в поисках игрушки! Ты, смазливолицая шлюха… Ты к нему больше не притронешься… — договорить он не успел, так как Господин разнёс одним выстрелом голову своему оппоненту. Тело грузно упало на дорогу. Владелец гапегиса приложил ладонь меж тёмных глаз животного, но то лишь тихо заржало, пристукнув копытом и поведя ноздрями в сторону новых запахов. Кровь, осколки черепа, вытекающее вещество мозга — мгновенный эффект ужаса револьвера Тóсска-71 с разрывающимися пулями, похлеще чем от бластера «Рагакос» с его аккуратной дыркой в теле. В этот раз Найвенг не проронил ни слёз, ни слов, ни мыслей. Он был просто наблюдателем последствий своего же выбора. И тут толпа прекратила какие-либо поползновения. Очень быстро чиссы, с набитыми карманами и раненые в конечности при стычках за добычу, поспешили к своим лачугам и баракам, рассасываясь по улицам. Ставни хибар резко захлопывались, а двери запирались на все засовы. Пока все разбегались, крича и размахивая руками, раздался пронзительный свист. Именно дырка в руке не дала Господину держать его оружие дальше. Кто-то сделал выстрел перед ним, пользуясь временным переполохом. Точно в запястье. Гибрид бластера с револьвером — «Свиристель Зайкура». — Ай-ай, какие мы рассеянные. Мой дядя был не единственным у кого имелось «быстрое» решение проблемы. — Найвенг, затаив дыхание, видел, как Воргус, передавая поводья Аларию, подходил к Господину, что от боли рухнул на брусчатку, пытаясь достать до ствола Тóсски. — Тварь, шшш…вас сравняют с землёй, мерзкая чернь… Он хотел убить меня! Это была…шшш…защита! — убийца сжимал рану, уже было бросаясь в противоположную сторону, но его схватили шестеро чиссов с повязкой, те кто непосредственно подчинялись ещё живому Васпоту, а теперь — его племяннику. — Тише, ты пугаешь Нару. А я люблю эту животину — она мой статус в нашем окружении, самый дорогой ресурс и быстрый транспорт, знаешь ли. Может это и была самооборона, как и с теми алкоголиками. Но в данный момент ты переступил черту, убив глубокоуважаемого главу Торийских Улиц и моего дядюшку за вполне доказанные и справедливые обвинения. — юнец с грустью посмотрел на распростёртое тело. — Однако мы живем в рискованной среде, рано или поздно кто-нибудь пристукнул бы его за неосторожный язык и вспыльчивый норов, к тому же дядя начинал терять хватку. Все равно он уже давно завещал своё дело мне… Что-то я заговорился, до этого мне было занятно, а сейчас будет ещё и весело. Зря не набрал охраны, хотя это так затратно, ты ведь заранее планировал все спустить на непутевых васса-дит. Ты сказал: «сравняют с землей». Мы вскормлены ее. Да, мы слабы, в информационном и технологическом плане, отсталые создания, но хотелось бы ещё чуть-чуть пожить в нашем мире, коль скоро он разрушится. Однако ты этого не увидишь. Ребята, давайте, как на скотобойне, разделаем его вручную! Найвенг с поистине древним наслаждением наблюдал, как сопротивляющегося Господина сначала полностью раздели, а затем металлической леской плотно привязали к деревянному столбу, оставляя несколько мест для вырезки. Воргус вытащил перед оголенным свой шкуросъемный нож с расширенными гранями, как и его помощники. — Чтоб ты медленно издыхал, блоха! Вы все вырожденцы! — два титанических взгляда скрестились. Воргус едва заметно скривил губы. Юноша был крепко сложен и обладал закаленным характером. С другой стороны, он также знал, что не вышел ростом, а те, кто осмеливались сказать об этом прямо были либо его лучшими товарищами, либо мертвецами. Но реплику владельца копий он пропустил мимо ушей, к тому же перед ним был потенциальный мертвец. — Дядя мне рассказывал, он-то был любителем изучать законотворческий процесс внутри государства и распространять у нас различные законы, приобщая к более цивилизованному обществу, чтобы совсем не озвереть, что у каждой сколько-либо значащей Семьи есть свои юридически закреплённые методы пыток и виды наказаний, — к примеру Семья Фасбос. Так вот, с пидофилами, гомосексуалистами и прочими любителями совать свои органы в ненужные места, разговор в суде этой доминационной семейки короток. Судья приговаривает виновного к казни: через гениталии такого чисса, предварительно протерев высокопроводимой жидкостью, пропускают довольно-таки мощный ток. Да так, что вся нижняя часть просто обугливается. Каков же там запах! Одинаков ли он у мужчин и женщин? Иногда, правда, можно попросить психотропное, чтобы в последние минуты не мучиться, если заплатить заранее. Про твою Семью я ничего не знаю, да чхать на нее. Может Она отлично там покрывает своих членов за их делишки…хм, двояко прозвучало. Обожаю вершить правосудие по соображениям собственных совести и морали! — племянник почти по-доброму улыбнулся Господину, что продолжал невозмутимо смотреть на этого коротышку, но лицо постепенно утрачивало самоуверенность, уступая место растущей панике. — У нас нет сильного медикаментозного обезболивающего, да и генераторы электричества слишком бесценны, чтобы тратиться на казнь. Лица наши лишены утонченности и невинного обаяния, зато у нас умелые руки и нежные пальчики. Ты же такие любишь, виноват, любил… Чисс молниеносно схватил за мошонку привязанного и одним движением отрезал внешние половые органы вместе с изрядной частью кожи паха. Ювелирная и аккуратная срезка. — Ааа!!! Стой! Не надо! — до последнего не веря в исполнение варварского приговора над ним, слёзы убийцы и растлителя брызнули по искаженному от боли лицу. — Умоляй, кастрат! — Прошу… — Громче! Голова привязанного билась о столб в лихорадочном исступлении. Господин истошно кричал, молил, проклинал и брыкался, от чего леска только сильнее впивалась в голое тело. Быстро и профессионально освежевали: кожу ног, рук, пальцев, мышцы ягодиц и бёдер, нос, язык. Кровь медленно стекала, собираясь в красные лужицы на земле, и уже начинала привлекать внимание бродячих загончих и ворон. Жители только наблюдали за исполнением приговора, любуясь красивым зрелищем и великолепным апофеозом мщения. — Понравилось, папочка? — наиграно подростковым баском проворковал Воргус и хлопая глазами, подражая жеманным девицам. Господин больше не мог ответить, кровавый обрубок вместо языка лишь выплевывал сгустки. — А вот и доступное обезболивающее, отправляйся прямиком в Жсайда’д (Ад), надеюсь и там свидимся, ведь блохи адские создания! — чиссу понадобилась минута, чтобы отделить голову от изуродованного туловища. Дьявольская красота покинула этот мир вместе с ее владельцем. Найвенг был невольно поражён следующей задумке этого чисса, малорослого племянника Васпота, с языком без костей, большими амбициозными замашками и любителем животрепещущего пафоса. Он запихнул гениталии в глотку оторванной головы Господина, попутно ломая часть зубов, выдавливая глаза, и затем продевая эластичные лоскуты кожи через кости шейных позвонков и гортани. В итоге получился своеобразный колокол в виде головы и с членом и яйцами в нижней ее части вместо звонких бубенцов и веревки. — Выходите, васса-дит! Выходите, чиссы! Чудовище лишилось своей жалкой жизни и его ожидает Суд Жсайда’да! Не ощущая более ауры восходящей опасности, народ стал высыпать на улицу. Некоторые женщины поспешили в барак, с которого все началось. Делая свою хирургическую работу и не отрываясь от неё, Воргус давал распоряжения теперь уже своим побратимам: — Помогите женщинам омыть и похоронить тела родителей этого малька, нужно же их предать земле. Найвенг, думаю, сейчас где-то схоронился. Вещички-то он забрал с собой. Племянник резко воззрился на возвышающиеся над бараками развалины. Поисковая группа вряд ли найдёт мелкого в привычном месте. Он мог быть и там, где искать никогда не стали бы. НИКТО не смел беспокоить покой невинно убиенных «Ма’рсариев», но это не означало, что такого не происходило. А Воргус был уверен, что мальчишка равнодушен к наследию предков. Найвенг иногда захаживал к Васпоту, а все, кто приходили засвидетельствовать почтение покойному Главе были в поле сборки информации Воргуса. Племянник изучал характер, физические особенности и ум каждого. Его память работала таким образом, чтобы складывать личный профиль изучаемого на определённую полку в мозговом архиве. И в своих затаенных мыслях он недолюбливал этого малька, что-то в нем существовало ренегатского, что-то не от васса-дит. «А ты молодец, Языкастик Найвенг, тебе особо и делать ничего не пришлось. Дядя опустил некоторые детали вашей беседы, но что же ты сказал такого ему? Ещё ни разу мы не позволяли поднять руку на власть имущего после договора, даже ради ребёнка, даже после «Сафари»… Когда же ты так научился манипулировать чиссами в свои восемь лет? Твоя жизнь дорого была оценена. Не волнуйся, я отзову отряд и не буду тебя беспокоить — живи и радуйся, пока не перейдёшь мне дорогу» Их неприязнь к друг другу была взаимной. — Пусть сам выходит на свет, я ему не нянька…тоже мне, любимец публики. Аларий, ты ведь тогда понял, что его родичи потому и были трезвы, что хотели по-тихому сбагрить своего отпрыска? Продались ещё несколько дней назад. Тьфу! Теперь неважно. С дядей будет сложнее, необходимо устроить чуть пышнее торжество и огласить завещание, знаю я этих незваных дальних родственничков. Это же…— кровавый палец указал на привязанные останки. — Снимите, выпотрошите и скормите любителям гнилья. Не хватало ещё вдыхать трупные газы и травить ими прохожих. — Воргус, мы прошерстили район, и эскорта, как и предполагалось, он не приводил за собой. В его одеждах ничего особенного не обнаружилось, кроме ключа-карты от кара и поддельного удостоверения на некоего патрульного, старался даже у своих привлекать меньше внимания к тайной жизни. Мы перерыли все до последней заплатки — наличности не осталось. Похоже за мальчишку он готов был отдать всё. — с отвращением доложил один из подошедших помощников. — Не удивлён. Вот болван. Пользуются такими благами цивилизации, как квестисы, коммы, скрытые камеры и забывают, что без них «правильные» чиссы — ничто, и также исчезают в никуда. Думал, стоит напустить на себя личину Бога перед невеждами, обещая отменную жизнь без забот, и все склонятся перед ним? — Кстати, насчет этого, что делать с теми, кто все же готов был продаться прихвостню Доминации? Я-то всех запомнил. — с ухмылкой проговорил сорокалетний Аларий, подводя белого скакуна своему будущему Главе. Чисс уже давно попал под пленительное влияние, исходящего от этого бойкого юнца. — О, помилуй! Мало того, что ты феноменально злопамятен там, где это не требуется, что не хорошо, так мы с тобой ещё и идейные чиссы, — и это ещё хуже. Аларий, у тебя больше недостатков. Можно, конечно, найти некоторых из них и перед всеми выпороть, предварительно изъяв нерастраченную сумму. Остальные пусть смотрят и получают необходимый урок. Пора приводить в порядок честь и достоинство васса-дит. Ловко оседлав невозмутимую ко всему, кроме ласк хозяина, кобылу, племянник пустил гапегиса неспешным шагом вдоль улицы, демонстрируя своеобразный трофей высыпавшей на улице толпе, что принялась аплодировать ему. Одной рукой держа поводья, а другой — за слипшиеся от крови волосы Господина, Воргус сильным, звучным и совсем не юношеским голосом начал вещать: — Все вы уже успели оценить создавшуюся ситуацию, другие — ещё успеют ее осознать. Слухи наше всё, как говорится. Сегодня было убито несколько славных васса-дит, не будем очернять их память. Сегодня чуть не было украдено ещё одно невинное дитя, хотя он до сих пор не объявился, так поглотили его страх и ужас. Сегодня был казнен «правильный» чисс. Кто знает, когда произойдёт очередная облава или удар возмездия? Кто знает, когда снова мы стерпим этот безжалостный укус в шею? Сколько бы времени не пришло с подписания договора Басса’роск, но нас всегда будут ставить в пример того, как легко переломать волевой хребет народа и сделать из него мишень для своих экспериментов. Ведь, действительно, что мы такое перед остальной Доминацией, если не потомки мятежников — расплодившаяся кучка дикарей, не ведающих лучшей жизни? — небольшая пауза, чтобы перевести дыхание. Воргус упивался своим нынешним положением. Сидя в седле, он возвышался над всеми собравшимися. Почти тысячи явились в район Акка в этот ранней час, узнав о жуткой трагедии и не менее сладкой расправе над убийцей. Однако чисс не игрался с толпой, этой опасной стихией, он действительно верил в то, что говорил. Ещё тогда, тринадцать лет назад, когда Воргус стал свидетелем того, как его собственных младших сестёр и родителей уводят службы особого назначения, которые даже близко не походили на представителей Дома ожиданий, у него что-то замкнуло в голове, потому как отцу и матери предлагали остаться, но те умоляли взять их с девочками. Родители отказались остаться, а на сына даже не взглянули, но тот сразу убежал во мрак проулков. «Они променяли меня и наследие предков на комфорт в псевдоправительстве! Сволочи! Предатели!» Прячась и одновременно работая у дяди, он учился изучать тех, против кого ему предстояло сражаться в будущем и тех, кто пошёл бы за ним плечом к плечу ради их Доминации. — И я скажу, что это правда! — продолжал как ни в чем не бывало оратор-самоучка. — Мы живём в загоне подобно скоту, удивительно, что для этого даже ни заграждения, ни стены, ни военные не требуются. Мы — заложники сформировавшегося в изоляции образа жизни: огромный разрыв цен по сравнению с правительственными, у нас другая разновидность языка чеунх, другое представление о Семье; они восхваляют, буквально боготворят Хаос и Первобратьев, мы же вверяем себя Одному Единственному Богу. И Он тоже ведёт свою неустанную борьбу за наши умы и сердца. Но мы, боясь покидать узаконенных границ, не можем узнавать что-то новое о внешнем мире, благо у нас с недавних пор есть свои уши и глаза даже на Верху, но для большинства из нас это пустая информация; большинство из нас даже не владеют грамотой, что уж говорить о достижениях высоких технологий, которые мы не в состоянии понять и описать. Нам просто не дают развиться до подобающего современному миру уровня. Но самое худшее: они изымают наших детей, наше продолжение, тем самым обескровливая нас, а кто знает, что действительно там с ними делают, не затрахивают ли до смерти или не промывают мозги собственной пропагандой?! Мы же просто смотрим на этот ужас, не в силах его предотвратить, потому как помним о шрамах, полученных в последней облаве. Однако сегодня ряд их ошибок пополнился пятой по счету: первая была забирать наших детей, вторая — использовать нас в качестве охотничьих болванок; третья — позволять нам торговать с представителями шестых толгос в буферной зоне, выравнивая свою рыночную ситуацию; четвёртая ошибка была недооценивать нас… — Толпа молча внимала. Отрезанная голова качнулась в сжимавшей ее руке. — Вот эта самоуверенная мразь решила просочиться к нам в одиночку! Вот оно, будущее лицо Доминации, не замечающее собственное разложение. И это не первые сигналы к тому, что Правительство начинает сдавать, это их противостояние внутри собственных Семей и военного руководства скоро их доконает. Это они начинают падать вниз, морально разлагаясь, но а мы только крепнет день ото дня, несмотря на собственную гнильцу. Конечно, рано что-то утверждать наверняка, нам ещё учиться и учиться, но мой покойный дядя любил говорить: перенимай у врага самое эффективное и полезное и улучшай, а то, что его убивает изнутри, вскармливай те ядовитые побеги, у себя же их вырезай. А так, как все мы чиссы, несмотря на социальное разделение, метод действует на всех одинаково. И раз теперь мне, Стохв’оргу’сафиту, двадцати лет от роду, быть Главой Торийский улиц, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы васса-дит снова смогли объединиться, перейти в совершенно другой век истории и дать полноправным гражданам Доминации то, что они заслуживают — «лучшей» жизненной доли от нас, черни. Мы-то знаем толк в таком определении! Рёв одобрения и слёзы чистой любви преемнику были оглушительны и неподдельны. Он взывал в их «сердцах» своей харизмой и справедливостью. Мужчины, женщины и даже дети, что крутились подле взрослых, — каждый ощущал в себе некое воодушевления и подъем из беспросветной тьмы. Их не пугал Воргус. Их не пугал трофей. Детишки подходили ближе, чтобы лицезреть нового героя верхом на великолепном существе. Впервые с падения «Ма’рсариев» кто-то озвучил и облек в слова разрозненные факты, говорящие не только о загнивании черни, но и проблеске надежды, что поможет им остановить распространение зловонной гангрены и начать новую эру васса-дит. — Позволите, наречённый быть Главой? — в один голос вопросили братья-близняшки, что оказались смелее своих ровесников, вплотную подходя к сильным ногам скакуна. Существовало поверье, что близнецы являлись посланцами самого Альбаса. И если такие рождались в тёмный век невзгод, то считалось, что вместе со своим приходом в этот мир, близнецы несли и Свет — частичку Его Царства. В своих слегка дрожащих ладонях они сжимали серебрянные подвески, звонко раскачивающиеся на утреннем ветерке. Юноша понял, что от него хотели. Отрезанная голова опустилась на досягаемый для детских ручонок уровень, и те с поразительной ловкостью продели украшения через пустые глазницы и носовые отверстия Господина, подвязывая узелки драгоценных нитей позади грязных волос поверженного. Воргус не ощущал неудобства такого положения. Он продолжал свешиваться через седло и держать трофей, и при этом удивляться этим стойким малюткам, отважившимся совершить столь необычный ритуал. «Он дал мне своё благословение. Он послал мне этих чудесных близнецов. Наверное, для их Семьи подвески являлись целой реликвией, целой историей, передаваемой из уст в уста. Они вверили мне свои сердца и души» Тронутый таким жестом, Воргус обратился к братьям, когда те, взяв друг друга за испачканные кровью руки и обнимаясь, отошли к первой линии слушателей: — Вы будете нашим символом. Вы будете нашим самым мощным талисманом. Отныне и на последующие поколения ваша Семья будет под покровительством всех Глав будущего Объединения! — мальчики с искренней благодарностью улыбнулись ему, и чистые слёзы потекли по их невинными лицам. Обращаясь уже к притихшей от священного действа толпе, Воргус ставил точку в своём обращении через два риторических вопроса. — Не это ли благословение Одного Единственного Бога, являвшимся ещё и Великомучеником при жизни, которому не дали тихо и мирно скончаться, а лишь терзали его тело?! Не это ли знак того, что мы наконец можем скинуть с себя ярмо отступников и достигнуть всеобщего слияния великой и несокрушимой силы васса-дит?! Воргус решил, что ему хотя бы удалось им втолковать правильный настрой, заронить семена должного патриотизма, по крайней мере, отвлечь толпу от кровавой расправы над «правильным» и вспомнить о собственных жизнях, ценных жизнях, за которые следует бороться во что бы то ни стало, как это делали их предки. Не все оценили речь. Некоторые отворачивались от него, их рвало и тошнило. Чисс слышал, они выкрикивали в его сторону проклятия, по причине его необдуманного поступка против представителя реальной власти, что чернь будет окончательно растоптана силами Доминации, если будет нарушен договор, и конечно не обошлось без добавления парочки едких фраз про рост и вытекающие из-за этого комплексы. — Да он спятил! Его дядя был заступником жертв облав, иногда сердобольным, но чаще хладнокровным и дальновидным. Этот — полоумная пародия! Одумайтесь, мы вверяем свои жизни молокососу-мяснику! — Специально подтолкнул дядю к самоубийственному шагу! И нас тоже столкнёт в пропасть! — Близнецы были подговорены их родителями, которым обещали щедрую награду! — Женщины ему не дают, а энергию высвободить надо. Кобылы-то ему мало, да и понятное дело брыкается под ним. Видимо тоже не оценила его размер. — некоторые одобрительно похмыкивали над такими остротами, но многие, в частности сами женщины, знали про лживость подобных колкостей. Толпа, это единое существо, чувствовала назревавшую перемену во внутреннем управлении яри’сс-накса и теперь старалась отделить от себя критиков такого сорта. Угловатое лицо Воргуса с высокими скулами, не исказилось в ярости ни на миг. Глаза не улыбались, но мысли пестрели радостными видениями. «Плевать, что там тявкают поистине мелкие сошки. Все они хрустнут у меня на зубах. Народ меня признаёт, он любит меня. Я отмечен самими посланцами Альбаса. Да, чернь придётся долго взращивать, но с этим я справлюсь, как и с потенциальными смутьянами среди васса-дит, не в одиночку, а с целым штабом преданных соратников и целой сетью агентов. Нужно только время» Однако внутренне напряжение не покидало его. Не прошло и двух часов от начала зари, а ещё сколько предстояло сделать за этот тяжелый день. Невольно взгляд стал зацеплять симпатичные личики и сверкающие огнём глаза, полные восхищения и некой степени желанного призыва от молоденьких девиц, возможно ещё девственниц, и даже от некоторых почтенных матрон. Ни грамма отвращения; кровь врага на одежде, руках Воргуса, на крупе гапегиса, она только подчеркивала его решимость, силу, напор. Все это возбуждало их. Душевной невинности, как в детях, в них не существовало, только жажда — настоящие хищницы! Лицо его залучилось, а плоть внизу вся подобралась, седло мешало в полной мере насладиться моментом. Глава — это вершина в мире васса-дит, и многие Семьи хотели породниться с такими влиятельными фигурами. «Устал? Как бы не так. Дух, и в особенности тело, требуют удовлетворения. Неплохой стимул. Сегодня нам с ребятами предстоит занятная ночка, а может и все последующие сутки. Пусть все слышат кульминацию неутомимой страсти: каждый вскрик! Каждый стон! Выкусите грязные клеветники!» — «Колокол» с подвесками продолжал сильнее раскачиваться под гром восхищенной толпы, когда гапегис заскакал быстрым галопом. И разлилась чудесная трель. Спустя двенадцать часов, когда все улеглось, дорога была вычищена, а трупы унесены, Найвенг продолжал лежать на острых черепках — обессиленный, голодный, но думающий. И речь, произнесённая Воргусом, только сильнее подтолкнула мальчика к следующему шагу. С трудом приподнявшись с проклятых камней, Найвенг вновь заставил себя смотреть на то место, где находился его дом, где случились поворотные события. «Васпот, вы готовы были отпустить дьявола! Я бы вас никогда за это не простил, но что заставило вас передумать? Вы этого хотели добиться подобной смертью? Вы правда хотели меня спасти или то был предлог для более масштабного действа? Что вас подтолкнуло?» Резкий вздох, и все вопросы испарились. Альбас забрал к себе монстра, он также забрал и тех, кого Найвенг мог бы ещё полюбить. Он и сам не знал, как в точности проявляется данное чувство. Найвенг ещё никогда и ни кого не любил, только проявлял градацию от ярости до скромной благодарности. В его руках был листок из учебника — материальная связь с прошлым, не считая старой одежды и потрёпанного рюкзака. «Я ухожу от тебя, ядовитая клоака. Некоторые здесь ко мне были добры. И все же, я ненавижу это место и этих чиссов, что делают себе только хуже, не хотя идти на контакт с Правительством и становиться полноценными ячейками общества, лишь больше сопротивляются урагану. Их это погубит, как чуть не сгубило меня. Воргус, ты меня на дух не переносишь, и все же нанёс праведный удар за меня. Но ты ничего не понял, остальные — тоже. Воргус, ты сломишься первым! Но и сама Доминация не будет ко мне благосклонна. И все же, я должен вырваться отсюда. Обязан. В память о том родительском порыве… Стать гражданином великого государства и новым Патор’несс для своей Семьи. Самое главное, вершить суд над врагами, которые будут подрывать внутренние и внешние устои Доминации! Только так» — с этой немой прощальной речью Найвенг разорвал пожелтевшую страницу на десятки мелких кусочков и пустил их по вечернему тихому ветерку. Они неслись дальше, вниз, к самым грязным проулкам, создавая в воздухе целые слоги из разрозненных символов каллиграфического шрифта. Найвенг не умел читать, ведь знать алфавит — это одно, но совсем другое «видеть» всё слово целиком. Но тем не менее, ему даже показалось, что некоторые из них сложились в нечто, похожее на «ка», «ра», «ахе», «се». Кар’ахесе было словом омографом — покровитель, если ударение падало на первый слог, однако, как было знать, не имелось ли ввиду и другое значение в отчетливом ударение последнего слога означающего палач.

***

— Предаётесь размышлениям, младший капитан? Судорожно выдохнув, словно выплывая из глубин ледяного озера, Найвенг приложил все усилия, чтобы не вздрогнуть. Посмотрев поверх тактических дисплеев, чисс увидел, что привлёк внимание своего командира. Тот как раз успел обойти все посты, проверяя работу своих подчинённых, и теперь возвышался над ним, в одной руке поддерживая свой квестис, а другую — держа за спиной. Лицо Самакро слегка высвечивалось в инфракрасном диапазоне чисского зрения небольшими пятнами вокруг глаз и кончиков губ. — Простите, сэр. Это напрямую касалось нашего задания. У меня просто богатое воображение, иногда оно заносит меня в некоторые дали. Ещё немного, и я бы погрузился в транс. — нисколько не смущаясь проговорил Найвенг. Старший капитан Самакро, казалось, старался сдержать рвущийся наружу смешок. — Это хорошо, конечно. Мне вот говорили, что у меня воображение находилось в долгой спячке. До определённого момента. — помолчав, командир теперь смотрел серьезно. — Вы задаетесь вопросом: зачем я поставил вас в такое непривычное и возможно невыгодное положение? — Отчасти, капитан. Я понимаю, что не вызываю доверие, ведь Флот Экспансии и Обороны — это особенное формирование. Элита среди флотоводческого дела, несмотря на последние события. А меня здесь не признают, я не нравлюсь команде «Ястреба», разве что, кроме вас, старший капитан, и наверное среднего коммандера Далву. — Не нравиться — наша прямая обязанность, Найвенг. Именно поэтому сегодня вы докажете, что и Флот Обороны чего-то да стоит. Докажете всем нам. — кивнув в сторону обзорного окна, произнес Самакро. — Но Монархия яруагги…это мое первое задание против ксеносов. — Найвенг старался едва раскрывать губы, чтобы их ненароком не подслушали. Офицеры были теми ещё любителями сплетен и слухов. — Мы их одолеем, не сомневаетесь. Что есть Саргисты против поистине жутких созданий Хаоса? Для вас же это будет отличной практикой, чтобы набраться необходимого опыта. — Но… — Все мы через что-то проходим в первый раз, но от вас ждут результатов. И с этим ничего не поделаешь, если хотите и дальше идти по карьерной лестнице, а не стоять на месте. К тому же, мне так видеться, это временное назначение, поскольку выходцев из внутреннего флота переводят к нам лишь за тем, что бы те служили ещё и в качестве наблюдателей вместо каких-нибудь аристокр. Мой вам совет — добейтесь безупречных результатов, чтобы ни пятнышка не замарало вашу чистую репутацию. — и Уфса’мак’ро впервые позволил себе ободряюще улыбнуться Найвенгу. Но глаза командующего продолжали оставаться то ли изучающими, то ли прохладными? Скорее печальными и уставшими. — Я вас не подведу, старший капитан. Своими действиями я не посрамлю и экипаж «Реющего ястреба». — искренне выдал капитан Йефн, избавляясь от остатков тревоги и нерешительности. — В этом я не сомневаюсь, второй помощник. Здесь все мы братья, а для вступления в это братство принято проходить боевое крещение. — закончив свой разговор с подчинённым на данной метафоре, командир продолжил изучать данные на квестисе, удаляясь на другую половину мостика. Прошло около двадцати одного года с тех пор, как Найвенг покинул запретную зону васса-дит и выбрался в необъятный мир Доминации. За эти два десятилетия он пережил многое, и казалось невероятным, что когда-то он был грязным мальчонкой-заикой, довольствующимся небольшим листком алфавита чеунх. Теперь он был частью не только приличной и обеспеченной Семьи, он также стал преуспевающим офицером Флота Обороны и Флота Экспансии в данный момент, в силу амбициозным и честолюбивым. И вот уже несколько лет он являлся верным мужем и любящим отцом двоих сыновей. Всего этого никогда бы не произошло, если бы не ряд поворотных моментов, приведших к точке невозврата: пожелтевшая страница, Господин, признание матери и отца, убийство родителей и Васпота, Воргус с его громоподобной речью, если бы… «Если бы вы не протянули мне руку помощи, Отец, то я бы умер ещё на задворках Нарратэса» — с благодарностью и нежностью вспоминал своего опекуна Найвенг, который, к великой скорби, недавно скончался. Величайший для его волевого духа чисс. Он не бросил Найвенга в беде; он дал ему все, чтобы тот стал настоящим ЧИССОМ; он единственный знал секрет истинного происхождения Найвенга, и унёс все тайны с собой в могилу. На миг капитан Самакро напомнил ему этого чисса. Отца с большой буквы. Такие личности творят историю, за ними идут народы во спасение Отчизны. «Все верно сказал капитан Уфса, так и есть, это мой шанс отличиться, мой новый поворот, а за ним ждёт нечто…удивительное и прекрасное? Или роковое? Лишь бы не ещё одна точка невозврата» — невольно содрогнулся второй помощник Йефн’айве’нгиз. Недолгое спокойствие мерно бьющегося сердца было прервано, когда его прошил «осколок» едва ощутимого холода — предчувствие смерти.