Une seconde chance de vivre

Получать письма оказалось неожиданно приятно. Обычная бумага с чернилами, но важна не сама бумага — важны были строки, написанные Сириусом: живые и цепкие, как прикосновение. В каждой букве чувствовалась его энергия, его порыв, словно даже перо не могло поспевать за мыслями. Каждая строчка была яркой, полной эмоций и необычайно искренней. Читая, Регулус почти слышал голос брата, его характерный тон — чуть насмешливый, чуть легкомысленный. Старший брат писал о Хогвартсе, о факультете, о новом для себя мире, где, кажется, он смог найти пусть не совсем свободу, но хотя бы свежий воздух. Однако в его письмах не было ни единого упоминания о Мародёрах. О Джеймсе Поттере или о тех проделках, что всегда казались Сириусу неизбежной частью школьной жизни. Вместо этого он рассказывал о квиддиче, о том, как сильно хотел бы попасть в состав, и о новой знакомой — Доркас. «Она хороша на метле, Рег. Но и я не хуже!» Регулус остановился, перечитывая строчку. Доркас Медоус… Та самая волшебница, что обожала состязаться с другой девочкой из Гриффиндора. Вроде бы он помнил её, хотя тогда она была лишь частью дальнего фона. Но теперь она играла какую-то роль в жизни Сириуса. Дружба с кем-то из Слизерина — это уже было нечто новым. Неожиданным для старшего Блэка. Почему Сириус не упоминал Джеймса? Почему не рассказывал о проделках или о своих несбыточных планах разнести половину замка шутками? В памяти всплыли обрывки разговоров из его прошлого — о том, как Джеймс и Сириус чуть ли не с первой минуты стали неразлучными. А теперь… ничего. Искра дружбы с Поттером не вспыхнула, как в основной линии времени? Эта мысль не давала покоя. Почему его переход во времени так сильно повлиял на жизнь брата? Его перемещение… изменило что-то? Знания, которых он не должен был иметь, или просто его собственное поведение? Регулус не мог не задуматься, насколько важна была его роль в этой изменённой реальности. Был ли Сириус на своём месте — на том самом пути, что должен был привести его к своим настоящим друзьям, своей борьбе? Или же всё стало иначе из-за того, что сделал или не сделал Регулус? Мысли тянулись за мыслями, как нити паутины. Он понимал одно: их жизни больше не развивались так, как он помнил. И это было не просто странно, но и пугающе. Младший Блэк аккуратно сложил письмо и положил в ящик стола. Он смотрел на свои руки, на пальцы, которые ещё несколько минут назад сжимали хрупкий, но такой значимый лист пергамента. Эти письма, приходившие раз в неделю, стали чем-то вроде спасительной верёвки, связывающей его с внешним миром. Однако вместе с тем они приносили и тревогу. Он всё больше ощущал, что его присутствие в этом времени не просто случайность. Всё шло иначе, словно волны реальности расходились, меняя привычный уклад. И хотя письма приносили радость, дни всё равно тянулись мучительно медленно. Дом на Гриммо, 12 медленно, но неумолимо превращался в бесцветное болото обыденности. Длинные коридоры с тусклым светом создавали ощущение замкнутости, как будто они вели не в другие комнаты, а в один и тот же бесконечный день. Всё в этом доме дышало рутиной. Завтрак, обед, ужин проходили за одним и тем же массивным столом, на котором всегда стояла одна и та же фарфоровая посуда. Величественные, но потускневшие портреты на стенах смотрели на него сверху вниз, как строгие стражи его однообразного существования. Скрип половиц звучал одинаково, как бы медленно он ни шёл. Удар маятника старых часов на лестничной площадке словно замедлял его собственное время, заставляя часы тянуться бесконечно долго. Регулус бродил по дому, как по замкнутому лабиринту, где все пути вели только к очередной дозе монотонности. Чтение, размышления, короткие прогулки от комнаты к комнате с каждым днём приносили всё меньше удовлетворения. Он тосковал, но не по Хогвартсу, а по тем возможностям, которые он открывал. Библиотека. О, только одна мысль об обширной библиотеке заставляла его сердце биться быстрее. В прошлой жизни он считал эти книги просто богатым источником информации. Теперь же они могли стать его ключом. Иногда он задумывался, был ли Сириус в этом доме таким же одиноким. Да, у них были мать, отец. Однако они редко делились чем-то важным. Сириус всегда казался ему таким живым, таким непоколебимым. Письма раскрывали братскую теплоту, которой он почти не помнил из прошлого. Регулус терялся в догадках: могло ли то, что Сириус всё же поступил на Слизерин, пробудить в нём больше привязанности к семье? Или же это что-то иное? Вечером он сидел в гостиной, куда мягко пробивались последние солнечные лучи. Письмо брата лежало на коленях, а в руке он вертел перо, размышляя, что написать в ответ. И всё же, несмотря на всю эту близость, он не мог заставить себя раскрыться полностью. Он не мог написать: «Сири, мне страшно. Я не знаю, что ждёт нас обоих. Я не знаю, смогу ли я сохранить тебя таким, каким ты есть сейчас. Я боюсь ошибиться, боюсь сделать что-то, что отнимет у тебя даже эту хрупкую радость, которую ты сейчас, кажется, обрел. Я не хочу, чтобы ты стал тем человеком, которого я помню из прошлого. Но и не имею права лишать тебя той жизни, которая точно даст тебе свободу и счастье. Твоё истинное счастье…» Он не мог написать этого. Поэтому его письмо оставалось простым. Спокойным. Лишь с намёком на ту радость, что он испытывал, получая строки брата. «Сири, здесь по-прежнему скучно. Но твои письма делают всё немного легче. Не переставай писать.» И он заканчивал послание, снова чувствуя, как пальцы слегка дрожали при запечатывании конверта.