Лишь его продолжение. Тирис Гортензия Бэтт.

      — Мисс Бэтт, — хрипло прорычал Грюм, с хрустом негнущейся деревянной ноги, облокотившись на парту девушки, — продемонстрируете нам Круцио? Ваш отец был весьма сведущ в этом заклинании. — обезображенное лицо исказилось в подобии улыбки.       Одноклассники зароптали, но тут же смолкли, когда Аластор Грюм посадил увеличенного паука на парту. Он был похож, как и его хозяин, на большую волосатую кляксу.       — Нет… Это непростительное заклинание. — процедила, сквозь стиснутые зубы, Тирис. Она не смотрела ни на профессора, ни на несчастного паука, ни на однокурсников. Ее голова была гордо поднята, а взгляд устремлен к пыльной классной доске. Она через слишком многое прошла, чтобы обращать внимание на подобные колкости и попытки вывести себя из равновесия. Пусть это и будет попытка известного мракоборца.       — Это ваш выбор, мисс, — ответил тот и тряхнул головой, убирая длинные пегие патлы с покореженного и усеянного шрамами лица. — Ваш отец, знаете ли, был настоящим мастером. Его способности к этому заклинанию были феноменальны. Он мог использовать его против кого угодно.       Тирис поджала губы. О, да, будь ее воля, она мы с радостью бросила это заклинание… в самого профессора.       Класс жадно вслушивался в каждое слово.       Магический неправдоподобно большой глаз Грюма неотрывно смотрел на замершую, словно каменное изваяние, девушку.       — Знаете, как именно он предпочитал мучить?       Третьекурсники притихли. Тирис с силой сжала зубы.       — Нет. Расскажите, профессор. — раздалось с задних парт.       Грюм хрюкнул, обвел взглядом класс и убедившись, что все внимательно слушают, продолжил.       — Он не просто убивал жертву, он делал это медленно и мучительно. Иногда он даже… заставлял ее глотать собственные кишки. А затем заставлял других смотреть на это. Вы бы видели, как он это делал!       В классе воцарилась гробовая тишина. Одноклассники явно ожидали не такого ответа, да и сама Тирис до боли в костяшках сжала кулаки под партой. Даже в самых страшных кошмарах она не могла представить себе, что он был настолько жесток. Однако со стороны девушка выглядела все такой же хладнокровной.       — …Он не просто убивал, он доводил своих жертв… Чтобы они кричали и корчились от боли даже после того как он останавливался. Он не просто заставлял их страдать, о, нет. Это было нечто совсем другое. Он заставлял их видеть сны об их будущих муках. Представляете, мисс Бэтт?       Тирис не знала, что ответить и как реагировать на его слова. Зачем он это все ЕЙ рассказывает?       — Как? — тихо спросила Джинни за соседней партой. Ее веснушки резко контрастировали на бледной, словно мел, коже. Колин Криви слева от нее выглядел не лучше.       — Что вы имеете в виду, профессор? — встрял гриффиндорец Хоббс откуда-то сзади.       Но Аластор Грюм не обратил на них никакого внимания, он смотрел только на Бэтт.       — Я не знаю, о чем вы говорите, — наконец, пробормотала Тирис, пытаясь не показывать хоть толику волнения, хотя… по правде, непроницаемая показная стена безразличия уже давно дала брешь.       — Вы не понимаете? — горько усмехнулся профессор. — О, это были не просто сны. Это самые были настоящие кошмары. Видя их, они действительно мучились. Им снились их будущие муки, все до… мельчайших деталей.       С каждым словом голос профессора становился все тише. У Тирис задрожали губы.       — Он заставлял их смотреть на себя. Смотреть ему в глаза. А потом… О, да… они и сами уже не могли отвести от него взгляд. Они были вынуждены смотреть в его глаза до самой смерти… У вас его глаза, мисс Бэтт.       Раздался шелест, одноклассники резко припали к партам, пытаясь наклониться как можно ниже, чтобы заглянуть слизеринке в лицо или хотя бы поймать ее взгляд, по-прежнему упрямо устремленный на пыльную классную доску.       Тирис сидела ровно, гордо выпрямив спину, однако в груди от его слов вдруг как-то резко похолодело и что-то оборвалось. Ей хотелось как можно скорее уйти отсюда. Но уйти сейчас — значит, признать поражение.       Грюм продолжал пристально смотреть на нее.       — Тирис? — хрипло гаркнул он.       Она нехотя скосила на него глаза, приготовившись к новым ужасающим подробностям и сравнениям, но…       Но Грюм лишь резко вскинул шишковатую руку, с зажатой в ней волшебной палочкой, и направил сияющий кончик на паука перед ней — тот начал мучительно дергаться и извиваться. Его жалобный отчаянный писк, казалось, едва слышимый в реальности, многократно усиливался и отдавался в голове, раздирал барабанные перепонки, сердце, гребанную жалостливую душу…       Тирис задохнулась от волнения, под блузкой по спине заструились ручейки пота, однако на ее на лице, на удивление, не дрогнул ни один мускул. И если бы не обстановка, она бы наверняка сейчас лопалась от гордости от такого самообладания. Затаив дыхание, она молча смотрела на корчащееся в муках создание…       Стало душно.       В глазах Грюма при этом не было ни капли сожаления или жалости. Класс испуганно замер.       Остановись, остановись, остановись…!       — Круцио! Круцио! Круцио! — между словами Грюм делал небольшие паузы, в которые паук облегченно замирал, но тут же оказывался под новой волной магической пытки.       Жертва визжала пуще прежнего, множество его лапок ходили ходуном, он трясся и дергался все неистовей. Сзади, не выдержав, громко завизжали девчонки. Парни зашептались. Где-то вдалеке хлопнула дверь — кажется, кто-то выбежал из класса. Сердце Тирис уже стучало где-то под самым подбородком, она не заметила, как до крови впилась ногтями в ладони.       И, наконец, Грюм остановился. Казалось бы прошла целая вечность. Паук так и остался лежать на столе, боясь пошевелиться. Его ноги подрагивали.       — Он называл это «Прерывистым Круциатусом».       Бледная, словно мел, Тирис, наконец оглянулась на одноклассников — те, как и она, были в ужасе.       Профессор, тем временем, продолжал рассказывать, будто ничего не произошло:       — Он всегда начинал с того, что заставлял жертв представлять себя в самом аду…       Тирис не выдержала и отвернулась. Это было слишком. Она почувствовала, что ее сейчас вырвет.       — Наверняка, вы спросите, откуда я это все знаю, — Грюм с вызовом оглядел класс, но ученики были настолько напуганы, что им и в голову бы не пришло спрашивать у него о подобном. — Я, конечно, не могу сказать вам, кто были эти люди… эти жертвы. И что они говорили… Поэтому, я рассказываю вам лишь то, что говорил мне САМ БЭТТ.       Мракоборец выкрикнул последние слова, его голос громоподобным эхом прошелся по классу, отскочив от каменных стен. На секунду Тирис даже показалось, что Грюм улыбнулся при упоминании имени ее отца, однако тот вновь был невозмутим.       И еще она не могла поверить, что… профессор Хогвартса рассказывает им об этом. Такие… подробности. ИМ. ТРЕТЬЕКУРСНИКАМ.       — А… Е-ему было не в-все р… равно, что он делал с этими… людьми? — заикаясь, спросила бледная Паола. В глазах слизеринки стояли слезы. Некогда гордая и донельзя надменная, как и сама Тирис, сейчас походила на плаксивого изнеженного лебедя.       Профессор усмехнулся.       — Он любил мучить и убивать всех, кто ему не нравился, мисс Парла. Или тех, кто не хотел ответить ему взаимностью. — при этих словах он посмотрел на застывшую, отчаянно борющуюся с тошнотой, Тирис. — Ему нравилось мучить людей, которые были ему безразличны. За любые проступки. Так он получал удовольствие… Если это была женщина, то он любил наблюдать, как она кричит. Если мужчина, то как он пытается сбежать. Я бы сказал, что это было нечто среднее между «пытками» и «пыткой».       На Тирис уставилась пара десятков глаз. Их взгляды… точно такие же, как и в первый год ее нахождения в Хогвартсе, когда Тайную комнату открыли, а саму Тирис долгое время считали чокнутой наследницей Слизерина.       «Только не снова… Пожалуйста…! Только не снова…!»        Девушка сжала зубы и, закрыв глаза, попыталась отбросить от себя нахлынувшие чувства. Грюм усмехнулся.       — Да, я понимаю, что это звучит дико, — согласился профессор. — Многие скажут, что вы еще слишком малы для этого! А я отвечу — ЧУШЬ! — он сорвался на крик. — Вы должны знать! Быть готовы! Всегда начеку!       Наконец, хрипло рассмеявшись, он отошел от парты Тирис, предусмотрительно оставив паука на парте девушки. Его заколдованный глаз продолжал следить за борющейся с тошнотой девушкой.       — Итак, кто назовет нам третье непростительное заклинание?..       Но тут дверь с грохотом отворилась и на пороге появилась запыхавшаяся Макгонагалл.       — Аластор! Что вы себе позволяете?!