silent spring

он был не из тех, кто не подчиняется приказам. послушная, хорошо обученная гончая. такие мысли возникали, стоило взглянуть в эти глаза.

      Приборы ночного видения позволили без проблем пройти какое-то расстояние. Пока не вышла луна, на островной земле почти ничего не было видно. Заняв позиции и спрятавшись в высокой сухой траве, местами присыпанной тонким слоем снега, группа принялась ждать и следить за окружающей обстановкой.              Гоуст был на передовой позиции. Его задачей было смотреть и слушать, пока лодка не отплывёт и они не сольются с местной средой. Если что-то произошло бы сейчас, он был в отличной позиции для защиты: закрывал перед, видел дорогу слева и справа, главные ворота, и у него был хороший сектор обстрела.              Лейтенант подал сигнал рукой, отряд неторопливо поднялся со своих мест и, ещё раз осмотревшись, осторожно двинулся дальше. Руки Элисон, спрятанные в перчатках, держали канадский автомат «Diemaco C7». Как только луна вышла из густых облаков, осветив хорошую часть обзора, Элис приподняла очки ночного видения и осмотрелась. Двигались медленно, перенося вес тела на ногу так, чтобы издавать как можно меньше шума. Шли таким образом, чтобы не кучковаться: на расстоянии в десять-пятнадцать метров друг от друга. Если наткнутся на мину или растяжку, заденет хотя бы не всех.              Элис тихо хмыкнула. Было холодно. Не только снаружи — нервы натянулись как струны. Давно она не перестраивала свой мозг так, чтобы ни о чём не думать и сосредоточиться на задании. Они аккуратно двигались дальше: «хвостом Чарли» был Мактавиш, замыкающий их шеренгу и следящий за задней частью обзора. Если и переговаривались, то только шёпотом — в основном пользовались жестами. Шли долго, и Элисон поёжилась, когда поднялся холодный порыв ветра. Если бы у неё был выбор, она бы всю жизнь провела на вылазках именно в летнее время. Пусть с неё стекает литрами пот, пусть неудобно держать оружие, хочется снять с себя всю сковывающую одежду вместе с нижним бельём, а голова кружится от палящего пустынного солнца, но даже это было лучше, чем ощущение, что слабость в конечностях начинает брать верх. В таком положении даже идти было трудно. Но Элисон не была бы здесь в принципе, если бы ни разу не оказывалась в подобной ситуации, потому, стиснув зубы и сглотнув от досады, двинулась дальше.              Мактавиш шёл позади, и Элис изредка посматривала на него. Впереди двигались Билл, уверенно и собранно, и сам Гоуст. Казалось, для лейтенанта не имели значения ни погода, ни тяжеленный рюкзак — он передвигался крайне бесшумно. Точно волк на охоте. Но его фигура, высокая и громоздкая, в любом другом месте точно сумела бы привлечь к себе внимание. Несмотря на довольно распространённое мнение о том, что в армии отдают предпочтение высоким и жилистым солдатам, широким, точно крепкий дубовый шкаф, на деле это было не совсем правдой. Непримечательная — в целом европейская — внешность, подтянутая и коренастая фигура, высокая гибкость и приспосабливаемость — всё это вкупе создавало вполне хороший портрет для военного. Даже высокий рост был не столь важен, сколько общая подтянутость и стойкость тела — конкретно на Воздушную службу брали ростом от пяти футов . Неожиданно мало. Не можешь похвастаться высотой — компенсируй силой. С чем Элисон, она надеялась, более-менее успешно справлялась. Она едва достигала пяти с половиной футов , на прошлой работе была если не самой низкой в полку, то точно одной из. Не отличалась длинными ногами и руками, но упорно продолжала занятия в спортзалах, чтобы доказать собственную заслуженность быть там, где находилась. Что, собственно, и возымело со временем должный эффект.        В конце концов, я не потратил время зря, я тоже, как и все, суетился в этом нелепом мире.              Сколько прошло часов — Элисон не особенно понимала. Она неотрывно наблюдала за остальной группой и ждала очередного знака. По ощущениям, они прошли около трёх километров, в итоге выйдя к зоне высоких холмов и узких ущелий. Площадь острова была огромной — более двухсот сорока квадратных миль . До рассвета далеко, но останавливаться сейчас им было нельзя.

▲△▲△▲△▲△▲

      В течение двух дней они продолжали идти. Спали, как и предполагалось на всех подобных заданиях, по очереди: сначала Элисон и Билл, пока Мактавиш и лейтенант были на позициях, затем — наоборот. От того, что Элис вовсю сосредоточилась на окружении, она иногда забывала про еду. Желудок скручивало, когда под ногами скрипела тонкая ветка. Ещё на прибрежной зоне Гоуст указал, где на случай непредвиденных обстоятельств будет их место встречи при отступлении и атаке противника. Когда из туч выходило солнце, им приходилось выбирать наиболее правильные места для дороги — те тропинки, которые были скрыты в тени на открытом пространстве. Чтобы не отбрасывать собственную тень. По холмам старались не идти: движущиеся силуэты на фоне неба с головой выдали бы их местоположение. Вечно напряжённое тело местами отзывалось болью из-за постоянного сосредоточения на тихом передвижении, но это не должно было стать помехой. Когда сам создаёшь шум, не слышишь другие шумы вокруг себя.              Крайне повезло с тем, что на самом юге Шотландии зима приходила не так быстро, а солнечный свет был более тёплым. Снег почти не покрывал тропинки, разве что в самых тёмных и спрятанных от солнца местах белое полотно застилало землю. Тем не менее группа старалась идти по максимально сухому грунту, не оставляя следов присутствия. Они не знали, патрулировали ли противники весь периметр острова, но, судя по осмотру местности и общему виду, пришли к выводу, что в этих местах давно никого не было.              Либо здесь передвигались так аккуратно, что не оставили никаких признаков присутствия.              Из-за непредсказуемости погодных условий — как, например, сегодня — поднялся шквалистый ветер, сигнализирующий о том, что ранее упомянутый шторм добирается до краёв Великобритании, — добираться к точке встречи с агентом оказалось куда сложнее. Пункт уже был близок, но низкая видимость затрудняла дальнейшее движение, потому Элис сообщила в штаб о том, что их первый этап продлевается ещё максимум на пару суток. Ну, или хотя бы до того момента, когда туман и вечно поднимающийся шторм немного успокоятся.              В одно утро, едва проснувшись и с трудом зашевелившись в спальном мешке, Элис приоткрыла глаза и с ужасом осознала, что из-за почти постоянных холодных ночей боль в её ноге в конце концов обострилась. Этого и следовало ожидать. Она тихо выругалась, приподнявшись на локтях, и осмотрелась. Соседнего спального мешка, в котором, по идее, должен был дремать медик, поблизости не было. Элис нахмурилась и посмотрела по сторонам, вертя головой.              — Проснулась? — послышалось в паре метров.              — Вроде того, — хрипло отозвалась она. — Лейтенант, вы…              — Билли на позиции. Попросился заменить меня. Как себя чувствуешь?              Райли расположился у каменной стены узкого ущелья, где они и решили скрыться на время отдыха. Сюда не задувал ветер, а костёр нельзя было разводить ни при каких обстоятельств, даже чиркнуть спичкой или зажигалкой на улице было запрещено: кто знал, с какой стороны и с каким оборудованием организация наблюдала за местным окружением. Было бы глупо выдать позиции отряда именно так. Но здесь, в узкой и тёмной расщелине каменистого холма, можно было наконец-то покурить. Чем Гоуст и занимался, расставив ноги и уложив локти на колени, выпрямив руки. В темноте Элисон едва могла разглядеть его глаза, но чувствовала, что взгляд был направлен на неё.              — Нормально.              И она солгала. Был бы здесь мирно спящий Билли, Элис без сомнения приняла бы очередную таблетку, как она и делала на протяжении всех прошлых суток. Спала она и без снотворных так себе, а в постоянно обострённом режиме выживания — совсем страдала от недосыпа. Холод и перманентная необходимость всегда находиться настороже отгоняли чувство сонливости, но стоило Элис прилечь в тёплый спальный мешок, кое-как согревающий тело, она тут же проваливалась в долгожданный сон. Первые часы спала крепко, однако иногда просто распахивала глаза, тревожно сглатывала и осматривалась по сторонам. Старалась после не шевелиться, чтобы не сбить сонное состояние, но никак не получалось, и в итоге приходилось окончательно просыпаться и складывать вещи, одновременно проверяя снаряжение и исправность оружия. В этом плане Элис даже завидовала медику, способному даже в таких условиях выглядеть более-менее бодро и активно. А спустя два дня, осознав, что боль нарастает постепенно, но стабильно, с каждыми сутками всё больше, Элисон поняла: положение становится совсем гадким. Если так и продолжится, это повлияет на её способность двигаться дальше, что было совершенно недопустимо.              Теперь же Гоуст, не подающий более признаков для разговора, точно был лишним свидетелем для такого подвига, как принятие опиоидов. Элис сдержанно зашипела, помассировав колено, и поджала губы, чувствуя ярое нежелание вылезать из спального места.              — Что-то болит? — тихо поинтересовался лейтенант, затем глубоко затянулся сигаретой.              — Нет. Просто… кажется, продуло немного, — ответила Элис и непонятно зачем усмехнулась. Гоуст всё равно бы не разглядел её лица. Только если вместо глаз у него уже не стояли линзы ночного видения.        Что за странная религия — буддизм? Она повсюду видит боль и в то же время объявляет её нереальной.              — Где болит? — спросил мужчина спустя некоторое время.              — Голова.              Привыкшими за столько ночей к темноте глазами Элисон рассмотрела, как лейтенант, потушив сигарету о скалистую землю, перчаткой примял остатки пепла и спрятал окурок куда-то в рюкзак, лежащий поблизости. Без сигаретного огонька стало темнее. Элис, уже готовая подниматься и складывать вещи, резко остановилась, когда почувствовала чужую руку на своём лбу. Райли приподнял её шапку, коснувшись тыльной стороной ладони кожи. Его рука была тёплой.              — Температуры нет, — негромко констатировал Гоуст. — Сильно болит?              — Нет. Наверное, от холода, — поёжилась Элис, дёрнувшись от прикосновения. Этот жест некоторой заинтересованности — или беспокойства? — её не очень обрадовал.              — Таблетки брала?              — Да.              — Тогда пей. Но сначала поешь, — невозмутимо посоветовал лейтенант и отсел на прежнее место.              — Прямо… здесь? — замялась Элисон.              — Напрягает моё присутствие?              — Никак нет.              Слабый свет глоустика, который Элис выудила из бокового кармана рюкзака и затем, согнув тонкую палочку до характерного хруста, немного потрясла, осветил малую часть помещения. Наконец-то она смогла полностью рассмотреть задумчивого лейтенанта, лениво следящего взглядом за её действиями. Он нахмурил брови, завидев нестандартный источник света, которому солдаты обычно предпочитали фонарики, но ничего не сказал. Рассеянный свет казался на тот момент хорошим вариантом.              Еда была холодной, и её неприятный вкус можно было чувствовать на языке ещё долгое время после приёма, но это было лучшим вариантом в спартанских условиях. Их отряд ничего не грел из пищи, чтобы не привлекать запахом еды незваных гостей — кем бы те ни являлись: пугливыми редкими хищниками из семейства кошачьих или любопытными оленями, решившими проведать новых посетителей острова. Того хуже — люди. Здесь они являлись самыми опасными животными. Кровавыми охотниками.              Не то чтобы Элисон стеснялась проводить приём пищи при чужом присутствии… Но ей этот момент казался каким-то интимным. Ей сложно было это описать. Мозг человека автоматически перестраивается в безопасной обстановке, ведь пещерные люди могли питаться только при достаточно тихих, комфортных условиях, не предполагающих появление нежданных голодных зверей. И принятие еды в компании кого-либо невольно способствовало сближению, вызывало доверие. Но Элис всё равно повернулась спиной к лейтенанту, стараясь побыстрее проглатывать одну ложку каши за другой. Делить приём пищи она была готова только с кем-то очень близким. А Гоуст на данный момент не казался ей таковым даже отдалённо. Но времени брезговать или выбирать обстановку по личным предпочтениям у неё не было.              Как бы ей хотелось сейчас насладиться чашкой крепкого горячего кофе, пока в расщелины их неприветливого убежища, громко завывая, врывался шквал студёного и колючего ветра. В остальном вокруг было относительно тихо. Если присмотреться, на небольшом расстоянии, вне стен ущелья, можно было разглядеть чью-то фигуру, и Элис предположила, что это либо Мактавиш, либо Билли. Она не была удивлена тем фактом, что оба мужчины перешли в совсем молчаливый режим и сосредоточились исключительно на задании. Они казались очень серьёзными и задумчивыми. Переключились, как и нужно было. Беспокойные люди — кто они, если не мученики?              И только Элисон позволяла себе думать о чём-то постороннем. Редко, в основном при пробуждении или засыпании, но всё же думала. Нарастающее беспокойство чего-то плохого преследовало её даже во снах. Точь-в-точь такое же, как и во время поездки в Херефорд.              — Сэр, — едва слышимо обратилась она к лейтенанту, — не одолжите сигарету? — и, застегнув молнию на рюкзаке, куда сложила спальный мешок, приподнялась, вглядываясь в лицо мужчины напротив.              Он молча кивнул, достал из нагрудного кармана пачку и, кинув её в руки Элисон, вернул взгляд куда-то в сторону. Элис долго думала, куда ей деться, и ноги сами понесли её поближе к лейтенанту. Присев возле него на некотором расстоянии — не очень далеко, но и не так, чтобы даже плечами соприкоснуться, — она подпалила слабым пламенем зажигалки кончик сигареты и вернула пачку Гоусту. Расслабление медленно позволяло очистить разум, а после выпитого сильного обезболивающего — которое, конечно, сам Райли таковым не считал, — Элис наконец-то позволила себе вдохнуть полной грудью, выпуская ввысь густые клубы сигаретного дыма. За несколько молчаливых минут, пока она, откинув голову назад, рассматривала холодные каменистые стены, в мыслях пронеслись последние несколько дней.              За всё это время они несколько раз связывались со штабом. Прайс, как ни странно, на связь не выходил, а Элис, периодически отчитываясь об их передвижении, не решалась попросить вызвать его на разговор. Для чего? Только из-за личного желания? Это было бы глупо. В не совсем знакомой компании ей было тяжеловато. Они и без этого старались общаться только жестами, когда пересекали местность, а, прибыв на место для передыха, ни у кого не оставалось сил даже для того, чтобы перекинуться и парой слов. Билл, вроде бы довольно общительный, как показалось Элис при первом с ним диалоге, здесь разговаривал исключительно глазами: поглядывал хмуро, когда группа останавливалась, услышав подозрительный шум неподалёку, или довольно смотрел на Элис, когда они наконец-то укладывались спать. Раз ему не нужно было ни о чём переговорить, то и она не делала для этого первого шага.              Мактавиш не терял хватки. Элисон казалось, что между ним и лейтенантом уже успела закрепиться некая связь, и это было видно невооружённым глазом при их наблюдениях, когда они сменяли позиции. Она вспомнила, как в одну из ночей, почти провалившись в глубокий сон, прислушалась к их разговорам. — Гоуст, шутку? — Я сыт ими по горло, Джонни.        — Эта хорошая, обещаю.        — Я закрою уши, и тогда скажешь.              А может, ей это всё просто приснилось. Но, наблюдая за тем, как они невербально общаются при перемещениях, периодически выдвигаясь впереди всей группы для наблюдения передней части обзора, Элисон становилось даже завидно. Наверняка они не только часто работают вместе, как и сообщил Мактавиш, но и делают это довольно давно. Даже с такими на первый взгляд закрытыми людьми, как Гоуст, можно найти общий язык. Мактавиш просто мастер на все руки.              — Элис?              Она моргнула, струсила пепел на землю и чуть повернула голову.              — Да, сэр.              — Твоя задумчивость настораживает.              — Прошу прощения.              — Боль прошла?              — Да. Спасибо.              За что конкретно Элисон его поблагодарила, она не знала. Но это был единственный разговор за все эти дни, когда Райли проявил некоторое волнение за её состояние. Или его подобие. Даже непривычно. Обычно расспросами о здоровье её доставал только чересчур заботливый полковник Эванс. Элис уже успела даже соскучиться по его нудным лекциям о вредных привычках и важности соблюдения режима. В какой-то степени именно из-за него Элисон свела всю свою жизнь к чёткому распорядку дня, старалась впитывать всё здоровое и была против всего плохого, что могло расстроить начальника. Проработав вместе огромное количество времени, они могли не ограничиваться чисто формальными разговорами. Вернее, это позволял себе только Эванс. Элисон же это в основном отталкивало. О причине такого отношения она никогда ему не сообщала и сама старалась закинуть её на дальнюю полку. Ведь это могло подорвать доверие полковника к ней.              — Тяжело идти? — вновь подал голос Гоуст, и Элис взглянула на него, потушив окурок о землю.              — В каком плане? — уточнила она, спрятав бычок в дальний внутренний карман рюкзака. Несколько секунд лейтенант молча смотрел на неё.              — Видел, как ты хромала сегодня.              Элисон нервно сглотнула. Приоткрыла рот, подбирая слова.              — С непривычки. Почва проседает местами, ветки густые попадаются.              Казалось, мужчину этот ответ вполне устроил. А Элисон напряглась от того, насколько лейтенант оказался наблюдательным. Слишком наблюдательным.              — Смотри под ноги, — коротко сказал он, уткнувшись взглядом в стену.              Ветер поднялся с новой силой, будто намеренно прерывая разговор. Элис нахмурилась на сказанные слова.              — Я смотрю. Мне до вас далеко, лейтенант.              — Не говори чушь. Или хочешь комплимент услышать?              — А вы хотите его сказать?              В душе Элисон улыбалась. В целом тому факту, как легко можно было, оказывается, разговорить Гоуста и вполне просто заставить его так же и замолчать. Только когда он повернул голову и Элис всмотрелась в его тёмные уставшие глаза, она опустила взгляд.              — Неплохо справляешься, — полушёпотом произнёс он и вернул своё внимание к рассматриванию каменистых поверхностей. — Как для женщины.              — Это уже можно считать сексизмом, лейтенант.              — Считай чем хочешь.              — Вы поэтому предпочитаете компанию Мактавиша?              — Не поэтому, — слишком быстро ответил мужчина и резко посмотрел на Элис. Она пожала плечами.              — Как скажете.              — Не люблю вопросы. Особенно от всезнаек.              — Я многого не знаю, — вздохнула Элис. — Но лучше делать вид, что знаешь, разве нет?              — К людям это не относится.              — Главное — уверенность.              — Это и отталкивает. Не говори так, будто ты единственная понимаешь ситуацию.              В принципе Элисон понимала, что лейтенант имел в виду, оттого и не стала ничего отвечать. На улице по-прежнему было темно, и только от стен ущелья отталкивался едва видимый голубоватый свет глоустика, лежащего у ног Элис.              Гоуст разумный, подумала она. Подбирал слова так, чтобы не хотелось дальше вести диалог. Делал он это осознанно или нет, было не так важно. Главное, что это являлось неоспоримой частью его линии поведения. Если Элисон предпочитала не всегда прямо о чём-то говорить и обходилась витиеватыми фразами в диалоге, то к Райли это не относилось. Он общался… в некоем приказном тоне. «Возьми», «сделай», «не говори», «поешь», «выпей» — всё в стиле командира. Сразу отрезает неправильные предположения, чтобы не создавать о себе ложного представления. И комфортнее всего, судя по его виду, Гоуст чувствовал себя именно в рабочих разговорах. Привычно, скорее.        Проведя вечер в его обществе, вы чувствовали себя совершенно разбитым, потому что необходимость себя контролировать, избегать малейшего намека, способного его оскорбить (а его оскорбляло всё), в конце концов доводила вас до полного изнеможения, оставляя в душе недовольство и им, и самим собой.              Именно этот отрывок вспомнила Элис, подытожив собственные размышления о характере лейтенанта. Однако с последним она была не согласна. Элисон чувствовала не изнеможение после этого разговора, ведь в её душе и так не было тех остатков, отсутствие которых можно было назвать изнеможением. Она ощущала… интерес. Или что-то похожее. Гоуст отталкивал. Но делал это так, что невольно хотелось расспросить о большем. Особенно обладая тем знанием, что вывести его на честные ответы, касающиеся чего-то личного, не так и просто. Что-то вроде вызова. Так Элисон это видела.              Но пока ничего с этим делать не собиралась. Возможно, доза в виде двух таблеток вызвала в ней слишком неправильные эмоции и мысли, чтобы вот так просто им поддаваться.       

▲△▲△▲△▲△▲

      На четвёртый день, вполне солнечный и безветренный, они встретились с агентом. Вернее, к нему направились только Билл и, очевидно, специалист по шотландским фразочкам Мактавиш. Они переоделись в гражданских, и Элисон оставалось только наблюдать за ними сквозь бинокль, ожидая непредсказуемых ситуаций. Отряд должен был быть наготове, ведь они не могли предположить, что в итоге может случиться: агент может внезапно переметнуться обратно на вражескую сторону, за ним могло идти наблюдение или хвост, готовящийся убрать как минимум двоих членов группы. В такие моменты они никогда не знали, что произойдёт, когда шли на встречу с агентом. Согласно плану, во избежание привлечения внимания требовалось сменить одежду, чтобы не выделяться среди жителей острова. Затем описанный внешне мужчина должен был подать условный знак — постучать по большой красной бочке ровно два раза и направиться к ангару со скотом, тем самым дав зелёный свет для следующего шага. Мактавиш, подошедший к нему, сразу называл число — в данном случае «шесть», и агент, если он действительно тот, кто владеет нужной информацией, должен был назвать другое — такое, чтобы в итоге получилось девять. Иной исход событий заставил бы их относиться к агенту как к врагу. Всё это непродолжительное время за обстановкой вокруг неотрывно следил Билли, держащий, как и Соуп, руку на пистолете в кобуре — почти незаметно, будто прикрывали замёрзшие руки под тонкой курткой. Это было важно для их собственной безопасности.              Элисон, убедившись, что разговор складывается как нужно, перевела взор на ближайшие фермерские постройки. Признаков подозрительного присутствия не наблюдалось. Гоуст находился рядом, держа палец на спусковом крючке снайперской винтовки. Даже если он и переживал, всё ли случится по итогу хорошо, то виду не показывал.              Через несколько минут мужчины вернулись на свои позиции, переоделись в форму и сообщили результаты разговора. По предоставленным сведениям стало ясно, что поставка оружия действительно будет производиться с острова, для этого планируется использовать южный берег, где приливы и отливы не такие сильные, как на восточном, где высадилась их группа.              — Поставка через полторы недели, — шёпотом сообщил Мактавиш. — Времени ещё меньше.              Эта новость ввела всех в замешательство. Значит, либо это осознанная спешка именно к заказу, либо необходимость как можно скорее разобраться с делами и уплыть с острова. По словам агента, каждую субботу на базу приезжает чёрный большой внедорожник с начальником. Он мог приезжать в главный штаб и периодически — как днём, так и ночью, для проверки позиций подчинённых и общей обстановки. На вопрос о том, является ли этот человек ответственным только за эту операцию или в принципе главным в организации, он не ответил. И это было нехорошо.              — Даже если есть кто-то, кто стоит выше, он его никогда не видел, — добавил Соуп.              Передав эту информацию вечером в штаб, Элис задумалась, по итогу поделившись своими мыслями с Биллом. Перехват поставки, как изначально и планировалось, взвалится на плечи Лодочного десанта, они же и постараются выяснить, к кому конкретно направляется такой большой груз. А о том, что конкретно из оружия и в каких количествах хранится в контейнерах базы организации, никому не было известно. Но интересно было всем, в том числе и Гоусту, который позже присоединился к обсуждению услышанного.              — Почему нам не дали никаких указаний? — тихо сказал он себе под нос, когда они в очередной раз остались с Элисон наедине. На этот раз выбрали воронкообразное углубление в низах холмов, окружённое густой-густой растительностью, где издалека группу заметить было бы невозможно, и Билл, проснувшийся снова раньше Элис, сменил лейтенанта для охраны. Элисон же, ещё не отошедшая от сна, нахмурилась и взглянула на Гоуста.              — Каких указаний? — сонно переспросила она.              — Не спишь? Сигарету будешь? — проигнорировав её вопрос, мужчина протянул ей пачку. Элис слабо кивнула, выудила сигарету и, позволив Гоусту поджечь её, крепко затянулась.              — Вы когда-нибудь спите, лейтенант? — устало поинтересовалась Элис, протерев глаза. Гоуст промолчал. — Простите. Помню, что не любите вопросы.              — Хорошо, — он одобрительно кивнул. — Насчёт указаний… Почему нам нельзя контактировать с ними? Помнишь, что было позавчера? — подняв на Элисон глаза, лейтенант достал вторую сигарету и вновь подкурил её, не забыв прикрыть огонёк широкой ладонью.              — Вы про тех патрульных, что проходили мимо нас на ферме?              — Именно.              — Ну… — Элисон вскинула бровь, задумавшись. — Мы ведь не должны дать знать о своём присутствии. Убери мы их на месте, возможно, другие бросились бы на поиски…              — Что, если они не патрульные?              — Сэр, о чём вы? Мы ведь видели, как они передвигались.              — Это ни о чём не говорит. На них была гражданская одежда, а оружия я не заметил. Кто станет патрулировать местность без оружия? Хотя бы какого-нибудь.              — Возможно, — выдохнув дым, Элисон поёжилась от холода. — Меня… если честно, другое волнует, — сказав это, она кинула взгляд на Гоуста. Тот внимательно слушал.              — Что же?              — Мактавиш не уточнял, кто они такие. Лишь узнал о заказе, командире и других вещах. Что, если у них есть своя разведывательная группа?              — Что-то вроде временного или постоянного патруля?              — Да. Кейт сказала, что их структура похожа чем-то на нашу… Что это может значить? За все эти дни мы ни разу не видели, какую форму они носят. И поэтому сложно сказать, с кем мы имеем дело.              — Носят ли они её вообще? — подхватил её мысль лейтенант, кивнув. Элис только пожала плечами. — Не нравится мне этот «агент». Прошло достаточно времени, чтобы можно было сообщить о нашем присутствии. Если они догадались и теперь будут маскироваться под гражданских? — напряжённо предположил он.              — Тогда… мы в полной заднице, лейтенант.              — Видимо, — выдохнул Гоуст.              — Что вы имели в виду под «контактом?»              — Это… странно, что не поступало приказа об убийстве их командира. Или капитана, если они…              — Если они?.. — нахмурилась Элис.              — Неважно, — отмахнулся Гоуст.              — Зачем же нам убивать его?              — А ты думаешь, нет необходимости? Человек Ласвелл подтвердил, что они поставляют оружие. Убьём командира — устроим раздор и хаос среди их людей. Неужели штабу нужно время для принятия такого решения?              — Хотите предотвратить следующие поставки, если они будут? Кейт сказала, что они не террористы.              — Элис, — вздохнул Гоуст, как-то странновато покосив взгляд в её сторону. — То, что они не взрывают наши посольства по всей Европе, не означает, что они не террористы. Если они поставляют оружие, значит, нашёлся тот, кто это оружие планирует использовать. Плохо, если это произойдёт в нашу сторону.              Элисон кивнула. В словах Райли определённо был смысл. Но, раз приказа об убийстве начальника не поступало, значит, и выходить за рамки наблюдения запрещено. Импровизировать — конечно, в стиле Воздушной службы, но не до такой степени.              — Ладно, — со вздохом подытожил Гоуст и потянулся к рюкзаку. — Мне надо подумать. Иди, подмени Мактавиша. Сегодня он с ног валится.

▲△▲△▲△▲△▲

      До лагеря противника оставалось меньше десяти километров, а необходимость добраться туда как можно быстрее подгоняла весь отряд. Они всё реже делали остановки, перерывы на сон значительно сократились, и всё это привело к тому, что растраты припасов и еды уходили медленнее. На восьмой день по какой-то причине Мактавиша одолел весьма сильный кашель, но времени на дополнительный отдых у него не было по понятным на то обстоятельствам. Билли пытался приподнять настроение группы хотя бы на чуть-чуть, подшучивая над Соупом, неистово сдерживающим кашель по ночам и похожим на самый красный на грядке помидор, но выходило у него это совсем плохо. Всем было не до шуток, учитывая их шаткое положение.              А на одиннадцатый день случилось убийство. Незапланированное и по-своему жестокое.              Расстояние до цели составляло всего несколько километров. Отряд остановился в глубокой чаще леса, и Гоуст жестом приказал всем стоять на месте и прислушиваться. Вдалеке виднелся отряд патрульных с оружием наперевес и включёнными фонариками. Все заняли позиции, максимально сливаясь с глухой местностью, и выжидали следующего приказа. Такое неожиданное и опасное столкновение заставило сердце Элисон ускориться, мешая сосредоточиться на окружающих звуках.              Мактавиш быстрее всех заметил движение со стороны и подал сигнал. Элисон и Билл направили оружие к источнику шума. Был поздний вечер, тусклое солнце давно скрылось за горизонтом, но без очков ночного видения всё ещё можно было рассмотреть очертания окружающей их местности. Казалось, сквозь густые высокие деревья двигался призрак. Невидимый, неуловимый. Звуки слились воедино: где-то были слышны передвижения всё того же патруля, но не слишком близко, а где-то, совсем рядом, разливалось шевеление кустов и мелких перебежек быстрых шагов.              Они приближались. Быстро и незаметно. Возникало ощущение, что кто-то просто над ними издевается, словно перепрыгивая с одной ветки дерева на другую, а затем, всё так же бесшумно приземляясь, решительно подбирается к отряду ближе. Все затаили дыхание.              Первым спохватился Гоуст. Низкая фигура вылетела из соседнего куста на него так быстро, что разглядеть её подробнее оказалось крайне сложно. Мактавиш, тихо-тихо выругавшись, не снимал с прицела двух противников, потому и повернуть голову, чтобы увидеть произошедшее, не мог. Элисон застывшими руками перевела винтовку на цель подле лейтенанта и ужаснулась.              Это была собака. Светлый лабрадор-ретривер, одетый в тёмную швейку . Гоуст не стал медлить. Борьба была непродолжительной. Едва пёс заскулил, Райли скрутил ему шею, моментально обездвижив. Ещё бы чуть-чуть, и проходящие в сотнях метров патрульные услышали бы жалобный животный писк, который сразу же выдал бы их местоположение.              Элисон сглотнула. В ушах глухо застучало, глаза её были расширены, и она приоткрыла рот, вдохнув зимнего воздуха. Обострённым благодаря вспышке адреналина зрением она пронаблюдала, как в крепких руках лейтенанта собака обмякла и с высунутым языком опустила голову. Всё произошло так быстро, что времени на обдумывание не было.              Гоуст жестом приказал всем оставаться на месте и продолжать наблюдение. Не слишком бережно отодвинув труп животного подальше, он вернулся на прежнюю позицию. Без слов, без единого взгляда.              Элисон продолжила провожать глазами спины ничего не подозревающих мужчин, возвращающихся в сторону базы. Спустя сотни метров они спохватились, завидев, что собака-разведчик пропала, но назад не вернулись.              На душе вмиг стало мерзко. Грязно, отвратительно. Не отмыться в душе, не успокоить и пачкой сигарет, не залить бутылкой виски.              Склизким налётом осевшая на зубах, поднимающая липкий ком в горле, такая тошнотворная, что хотелось блевать без конца.              Смерть. Быстрая и тихая.              Необходимая.

▲△▲△▲△▲△▲

      Собаку они закопали недалеко, вблизи соседнего холма. Выкопали глубокую яму сапёрными лопатами , предварительно сняв слой земли, чтобы позже его притоптать и скрыть признаки углубления.              Элисон всё оставшееся время молчала. Как и все остальные. Казалось, её вот-вот рвать кровью начнёт. Это было первым убийством животного, которое ей довелось увидеть на работе. Но она понимала, что иного выхода не было. И осознавать это было омерзительно. Гоуст сам вызвался похоронить пса, убитого его же руками, и долго-долго притаптывал слой земли. Простояв с полминуты, он ни на кого не посмотрел и вновь рукой указал направление их движения. Элис исподлобья смотрела ему в спину и пошла только тогда, когда Мактавиш подтолкнул её сзади, не сказав ни слова.              Устанавливать временную точку необходимо было так, чтобы видеть большую часть обзора цели, но не настолько близко, чтобы противник мог в случае чего быстро до него добраться, а также для того, чтобы при необходимости были разные маршруты для отступления. Это занятие оказалось куда более сложным, чем копать могилу для небольшого животного. Несколько часов лопаты натыкались на твёрдый грунт, что затрудняло копание. Это было чем-то вроде небольшого оврага, ровно такого размера, чтобы в нём мог поместиться один человек. Он был выкопан таким образом, чтобы каждый член отряда имел замаскированную яму, в которой можно спрятаться. Верхний слой почвы срезался и сохранялся, чтобы в будущем использоваться как средство маскировки. Вся земля после этого процесса оказывалась в специальных мешках, чтобы тщательно спрятать её и скрыть все следы их деятельности. Каждая яма выстилалась травой для сохранения сухости. При помощи так называемой «крыши» из гибкой проволочной сетки, заполненной травой и найденной местной растительностью, маскировались их позиции — ею же можно было накрыться и днём, и ночью, приступив к отдыху и отходу ко сну.              В следующие несколько ночей отряд продолжал создавать наблюдательный пункт. По похожему принципу выкапывалась яма, но уже большего размера и углубления, похожая на траншею, по высоте превышающая два метра. Теперь режим группы ещё сильнее ужесточился.               Было решено на ночное наблюдение поставить лейтенанта и Элисон. Днём, по возможности, она объединялась с Биллом в качестве наблюдателей за Мактавишем и Гоустом, занимающих позиции со снайперскими винтовками. Начался отсчёт времени и занесение записей в дневник наблюдения.              Время-действие, время-действие, время-действие. Заметка. Время-действие. Сон. Перекус. Время-действие, время-действие. Заметка.              И так по кругу. День за днём, ночь за ночью. Разбавлялось передачей по радиостанции необходимой информации в штаб и выслушиванием дальнейших указаний, которые изменениям не подвергались.              В один из дней Элис с тревогой обнаружила, что, несмотря на тщательно составленное расписание приёма таблеток, их оказалось куда меньше, чем она планировала. Она не пила слишком много, как если бы была на базе, сквозь стиснутые до боли зубы терпела и терпела, кусала в кровь губы, долго не могла уснуть, мучилась и ворочалась на неудобной почве, отчего практически не спала. Проснуться и передвинуться на позицию помогала жгучая необходимость в сигарете, которая, пусть и не снимала боль даже на толику, но хоть как-то сумела отвлекать. Что со всем этим делать, Элисон даже не представляла. Гоуст бросал на неё хмурые взгляды, когда они оставались наедине на ночном патруле, но ничего не говорил. Еда казалась безвкусной, отвратной, одинаковой по неприятным ощущениям на языке. Даже шоколадный напиток, который вручил ей лейтенант ещё на базе и разбавленный в холодной воде, не вызывал удовольствия. По сравнению с болью в ноге головная боль казалась просто мелким покалыванием, как от укола. О том, чтобы даже умыться, не говоря уже о душе, и речи быть не могло, но к этому в принципе довольно быстро можно было привыкнуть. Грязь скапливалась под ногтями, сальные волосы неудобно падали на лоб, и Элисон заправляла их под шапку. Всё это было ещё терпимо.              Постоянно напряжённый мозг в необходимости без перерыва вести наблюдение — и, что немаловажно, его записывать, — словно кипел горячей лавой в тесной черепушке. Он словно разрастался, ему было мало места в маленькой голове, давил на её стенки и вызывал нестерпимую тошноту. Тревога Элисон от страха, что она слишком крепко заснёт и не проснётся в необходимое время, учащала сердцебиение так сильно, что желудок скручивало, как железную проволоку. Ещё чуть-чуть, и она, натянутая до предела, выскочит и раздавит в мясо все органы.              Это было, блядь, слишком.              В какой-то момент Элисон сквозь зубы зашипела, сделав ошибку во времени на листе, и со злости чуть не перечеркнула всю страницу.              Время-действие. Время-действие. Помарка. Заметка. Время-действие.              Наблюдение.              Тревога.              Боль.              В ход были пущены все средства: и запас более слабых обезболивающих, и учащённое курение, когда Элис опускалась на корточки в траншее и нервно, трясущимися руками подпаливала желанную сигарету, выдыхая дым таким образом, чтобы тот не поднимался ввысь и не мог выдать их укрытия, удерживая его во рту так долго, чтобы после остались лишь едва заметные маленькие облачка. Гоуст явно это видел. Однако никак не комментировал. Только ругал её слишком грозно, чтобы курить переставала. Мысли Элисон заполняли лишние предположения. Ещё немного, и он точно скажет, точно спросит, что с ней, чёрт возьми, происходит и почему она не может взять себя в руки, и тогда наступит крах. Она не могла себе этого позволить. Контролировать необходимо было буквально каждую мышцу тела и лица. Любое лишнее движение, любое необдуманное слово в таких условиях могли привести к абсолютно непредсказуемым обстоятельствам и напряжению в отряде.              И в этом виновата была бы только Элисон и её боль. Непроходящая, практически нестерпимая — с ней даже дышать было сложно, не то что без перерыва смотреть сквозь прицел винтовки и отгонять мысли о суициде. Прямо здесь, в глубокой яме, способов ведь было много: перевязать хрупкую шею тросом с рюкзака, до звонкого хруста, достать карманный нож и вбить его прямо в сердце, так глубоко, чтобы всю грудную клетку распороть, можно было вообще напиться других таблеток, но вряд ли это дало бы какой-то другой эффект, кроме банальной рвоты и общего помутнения рассудка. Можно было вскрыть вены, провернуть нож, вывернуть их наизнанку, залив все тёмные стены почвы тёмной багровой кровью. Густой и горячей. Если бы Элисон взяла упаковку снотворных с базы, то и отравление ими оказалось бы очередной идеей о самоубийстве.              Но всё это было бессмысленным. Кому она сделала бы легче? Себе, разве что. Добавила бы таких проблем команде, каких они ещё не видели. Наверняка оставили бы её холодный труп прямо здесь, в этой грёбаной траншее. Забрали бы какую-то часть её снаряжения и отправились бы в путь, предварительно закопав.              Но тогда Элисон избавилась бы от боли. Умереть легко. Жить — трудно.              И не такое она переживала, точно знала, что отпустит со временем. Нужно только подождать.              Время-действие. Помарка. Заметка. Время-действие.              Действие-время.              Чёрт.              Сосредоточившись на заметках и передаче информации, Элисон на чуть-чуть отвлеклась от хмурых размышлений о собственной смерти. Выпила таблеточку, подышала. Спокойно, Элис, тебе ещё с десяток километров идти к точке эвакуации. Как же это сделать с такой невыносимой болью?              В один из дней к базе подъехал внедорожник. Но не чёрный — тёмно-зелёный.              — Двое спереди и сзади, — прошептал лейтенант, и Элис нахмурилась.              — Спереди и сзади, — повторила она, мысленно запоминая все действия. — Вижу женщину. Двое подходят к багажнику, осматривают его, — продолжила вполголоса. — Видимо, довольны содержимым.              — Она проезжает сквозь КПП . Все возвращаются на свои позиции, — закончил Гоуст.              — Это не он, — с досадой поделилась Элисон. — Завтра суббота.              — Будем надеяться, что этот ублюдок завтра и появится.              Предсубботняя ночь казалась бесконечным кошмаром. Элис хотелось не плакать — рыдать навзрыд, выть на луну подобно волку, сминать дрожащими пальцами почву, и не дай бог Элисон увидела бы среди короткой травы какую-то маленькую живность вроде паука или чего-то такого. Она бы не сдержалась. Все её страхи обострились, все тревоги набирали обороты, и прокрутить их в голове она могла только при отходе ко сну, хоть как-то успокаивая себя логичными рассуждениями. Каждая молекула её тела была словно исполосована гадкими укусами, глубокими порезами. Голова раскалывалась надвое как грецкий орех, дышать становилось тяжело настолько, что малейший вдох отзывался горящей болью в груди.              Ранним-ранним утром, едва небо приобрело более светлый оттенок, Элисон поняла: она заболела.              Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт.              Время-действие. Время-действие. Время…              — Это… — неверяще произнёс Гоуст, наблюдая за движением возле винокурни.              В субботу, как и сообщил агент, прибыл чёрный тонированный внедорожник. Все мужчины, занимающие позиции на КПП, зашевелились. Не так, как в тот день, когда к ним приехали на другой машине и что-то доставили — намного тревожнее. Осмотрительнее. Всё стало слишком очевидно.              — Их командир… — продолжил лейтенант, мельком взглянув на Элисон.              Она не моргая наблюдала за объектом. Сглотнула, приоткрыла губы и шёпотом проговорила:              — Женщина?

▲△▲△▲△▲△▲

      Следующий день начался как обычно. Дело набирало интересный оборот.       — Быть не может, — оскалился Мактавиш, повернувший голову в сторону Элис, которая уже готовилась ко сну. — Какая-то шлюха покрывает всю эту шайку?       Ох, как он был зол. Все ожидали увидеть грозного мужика в элитной форме с автоматом в руках, а увидели…       — Но симпатичная. Даже если шлюха, — усмехнулся Билл, так же устраивающийся поблизости, и протяжно, но тихо зевнул. Синяки под его глазами стелились тенью с каждым днём всё больше. Все устали. Почти смертельно.              Элисон ничего не говорила. Не то чтобы это всё было настолько странным… Но и назвать увиденное неожиданностью не было бы ошибкой. Высокая женщина, вышедшая из внедорожника, уверенной походкой направилась прямо к главной охране и пожала одному из мужчин руку. Крепко и жёстко. Большую часть её лица скрывал капюшон тёмного длинного пальто, но понять, что именно она командир, не составило труда. Всё присутствующие выстроились как по команде, приветствуя гостью. Так радостно, словно только её и ждали все эти дни. Машина, по предположениям, могла приехать со стороны аэропорта, а это значило, что добираться незнакомке на остров пришлось, возможно, на самолёте или вертолёте. Задерживаться на улице она не стала и зашла внутрь одного из зданий, когда ей, судя по жесту руки одного из охранников, туда и предложили зайти.              Но Элис, если честно, было настолько всё равно на эту ситуацию, что она даже слов не могла подобрать. Провалившись в сон, она попала наконец в то пространство между явью и выдумкой, в которой и хотела оказаться уже бог знает сколько времени. Ей снились какие-то яркие, почти неразличимые картины: что-то из детства, что-то из школы, но в основном — прошлая работа. Давние времена казались просто манной небесной по сравнению с тем состоянием, в котором Элисон сейчас находилась.              Время-действие. Время-действие. Заметка. Помарка. Действие…              Ночью всё чуть не смешалось воедино: и реальность, и ненавистные сновидения. Элис неотрывно наблюдала за ленивыми передвижениями фигур на территории порта. Поблизости тихо дышал Гоуст, продолжая и в этот раз молчать. Элисон вдруг вспомнила тёмный густой лес, в котором все её чувства застыли разом. Ни о собаке, ни о крысе никогда не говорят, что они смертны. По какому праву человек присвоил себе эту привилегию?              Она проглотила густой комок в горле. Прищурилась, её глаз дёрнулся, и Элис выдохнула.              Время-действие. Время-действие.        Не иметь больше с людьми ничего общего, кроме того, что я — человек.       С неё литрами ночью стекал пот. Было холодно, боязно. Казалось, что эту ночь Элисон не переживёт и просто иссохнет, как безжизненный, сорвавшийся с ветки сухого дерева листочек, и его раздавит тяжёлое колесо проезжающего большого грузовика. Разломит на сотни кусочков, втопчет в асфальт. Размажет кровь по серой промёрзлой земле.       Время-действие. Время-действие. Наблюдение… Дневник? Нет, журнал. Журнал наблюдения. Понятно, почему художники, влачившие жалкое существование в этих пещерах, не пожелали увековечить облик себе подобных и предпочли изображать животных.       Пёс. Мёртвый пёс. Хруст шеи. Мокрый язык.       Укрытие не раскрыто.       Время-действие. Овраг. Помарка. Заметка. Лист бумаги. Время-действие.       Губы Элисон затряслись. Она моргнула, но едва различимые пятна перед глазами никуда не делись.       Где-то вдалеке послышался звон церковных колоколов.       Элис поморщилась. Тревожно и быстро взглянула на Гоуста, но тот, казалось, и не слышал этого звонкого шума.       А он всё приближался.       Она вновь отвернулась.       Время-действие. Время — три часа до полудня. Действие…       Колокола. Церковь поблизости. Мерные удары в большой колокол.       Благовестник. Отче наш, который иже еси на небесах…       Благовестник? Несущий благую весть. Но кому?       Перезвон. Бьют во все колокола по очереди. Да святится имя Твоё. Да приидет Царствие Твоё.       Действие — молитва.       Символ в бронзе. Духовное свидетельство.       Звон. Удар. Вдох. Да будет воля Твоя на земле Как бывает на небесах.       Кому ты несёшь весть, проповедник? И не введи нас в искушение… Но избавь нас от зла...              Тёмным и грешным. Заблудшим и потерянным.        Ибо Твоё есть царство…       — Сила и слава…       Колокол — голос церковный. Звон расправляет крылья. Льётся по кровавой пыльной земле.       Ударный тон.       Выдох.       — Элис.              Куда ты ведёшь, проповедник? Куда зовёшь?              Время… Время. И действие.       — Во веки веков. Ами…              — Элисон.              Она вздрогнула. Чужая рука на её запястье. Холод. Голод. И так темно — куда идти? На чей голос? Куда податься?              — Дыши, — сказал Гоуст. — Медленно. Вдох.              И она задышала. Ослабила мёртвую хватку на винтовке.              — Выдох.              Выдохнула. В лёгких залегла тяжесть. Давящая, сырая. Сырая, как могильная земля после дождя.              — Вдох, Элис.              И вдохнула. Рёбра сдавило болью.              — Температура, — ладонь на лбу. — Смотри сюда.              Мёртвыми глазами взглянула на него. Абсолютное помешательство.       — Чёрт возьми. Отпусти оружие.       Холодно, холодно, холодно… Как в глухой пещере. Как на краю горы.              И Элисон снова одна.              — Слышишь? — спросил, взяв её лицо обеими руками.              — Д-да, — с трудом.              — Ты молилась.              Нечёткость лица пропадала медленно. До этого размытая мозаика сложилась в цельный портрет. Элисон прикрыла на мгновение утомлённые глаза.              — Я не… ничего такого. Ничего не было, — отмахнулась она, повернув голову в сторону. Сухие ладони Гоуста вмиг стали влажными, когда он провёл ими по её вспотевшему лицу.              — Ты молилась, Элисон. Чуть не выдала нас.              — Простите меня. Простите, сэр, я не…              — Ты больна? Почему не сказала?              — Я не болею. Просто… мне нехорошо.              — Да, — кивнул он, и Элис опустила голову. Стыд мгновенно сожрал всю дрожащую от страха душу. — Я и так понял. В рюкзаке есть лекарства?              — Да. Да, я сейчас.              Жаропонижающее. Оксиморфон . Последняя таблетка.        — Каждый английский малыш знает «Отче наш», Элисон. И ты должна. Помни об этом.              Ночь продолжилась.              И никаких церковных видений.