Я - Предвестник.

      «Что есть скверна?»       Аякс задавался этим вопросом, всякий раз доводя себя до грани, падая коленями в снег, едва не харкаясь кровью. Все остается неизменным, Бездна не могла сломать стену этого мира, ворочалась внутри него, вынуждала безмолвно кричать каждую ночь.       Его сны — бесконечное море, исполинская тварь с мелодичным ревом. Птахур в снах зовет его по имени, топит под вздымающимися волнами. Аякс там не «Аякс с деревни Морепесок», а тварь из Бездны, с бездонной зубастой пастью сжимающая в металлических когтях Гэ-Боулг.       Там Аякс чувствует знакомую разрывающую изнутри боль, грудь заполняет трупный запах, и он разваливается, растекается грязью и гнилью. Смотрит в «глаза» дрожащей твари в доспехах, умирает из раза в раз под натиском чужого клеймора.       Если долго смотреть Бездне в глаза, то она ответит тебе своим мутным взглядом.       Если сквозь страх и боль тянуться к этой мерзкой твари своими гниющими заживо руками, то Она — Воля Бездны, — одарит тебя запретным знанием. И помилует, отпустит тебя — сломанного, опороченного, — домой.       Но его дом — Она, в своей мерзкой и убогой сути. Каким сладким может быть ее шепот и какой ясной может быть ее мудрость… Бездна — чудесная загадка за гранью воображения и понимания.       Аякс просыпался резко, воздух с хрипом выбивался из его груди. Он не мог остановится, не мог смириться с неспособностью связать себя с той манящей тьмой, со своей сутью.       Охота и рыбалка стали отдушиной для него. Отец хмыкал, хвалил и приговаривал, что наконец-то его сын начал вести себя достойно. Аякс держался от похвалы сдержанно, смотрел пристально, стабильно раз в неделю вместе с другими охотниками приезжая в столицу, где продавал зверье и закупался продуктами. Матушка была счастлива. Аякс не чувствовал себя полноценным.       Подолгу замирая среди снежных холмов в сосновом лесу, он иступлено кричал, сотрясая округу чудовищным воем, переполненный не то злобой, не то бессильем. Скверна стекала по его дрожащим рукам, не могла принять форму, пропитывая белоснежный снег мутной фиолетово-синей грязью, сжигая его до самой оледеневшей земли, которой в Снежной отродясь не было. Местные поговаривали на нечистивую силу тайного Ордена, чьи чудовища ступали по мирным землям. Жаль Аякс их не видел. Самое страшное существо в его деревне — это он сам.       Адреналин бьет в голову, опьяняет избытком. Аякс не может удержать широкой улыбки, мчится чуть ли не на энергии азарта. За свистящим ветром в ушах крики других охотников меркнут, оставляя лишь всепоглощающее чувство превосходства и скорой победы. Достижения цели. Смерти добычи.       Коренастые мужики Морепеска недовольно цокали каждый раз, когда замечали в тихие солнечные и морозные дни заносчивого юнца, что разгонял всю живность в лесу. Аяксу в сущности было плевать на остальных, вести себя тихо он не особо горел желанием, от того сразу выпрыгивал на стаи диких косуль, которые через их лес мигрировали ближе к северным границам Мондштада.       Он упивался возможностью спустить пар и попрактиковать не самые нужные навыки. Но это не заменяло ему тех тренировок в Бездне. Это не приносило должного облегчения.       Ненависть мешалась с болью, иррациональный страх забыть и не вернуть силу раздражал, впитывался в него подобно саже. Аякс получил выговор за купленный потрепанный клеймор у кузнеца по дешевке, но отстоял право пользоваться им. Семья смотрела с плохо скрываемым ужасом. Он стал давать отпор отцу, не посвящал его в детали своих планов на день, учинял раздор между местными.       Не Хаос ступал за ним следом, низводя жителей деревни бранными речами, отчаянными криками с брызгами слюней и полопавшимися капиллярами в глазах. Аякс и был сам Хаос. Стравливал между собой сверстников, бросал вызов взрослым, пренебрегал нормами этики и морали. Трепка отца ни к чему не приводила, отхлестать сорванца было невозможно: Аякс однажды демонстративно выхватил кожаный ремень из крепкой мужской руки, разорвав его с чудовищной силой. Силой, которая не могла скрываться в щуплых руках.       Аякс вытянулся в рост, пренебрегает безопасностью и чужими просьбами. Не разбирает, что пихает в рот, предпочитая есть в одиночестве, отстраняясь от собственной семьи.       Морепесок его возненавидел, как Аякс ненавидел себя из прошлого.       За сгущающимися сумерками местные заканчивают вечернюю управу со скотиной, наблюдая за разворачивающимся очередным конфликтом. Ожидаемо и привычно тошно, невыносимо, аморально. Люди бояться его сильнее снежной бури, сильнее набега монстров, сильнее делегации армии Ее Величества.       — Да неужели? — он кривит губы в усмешке, щурит глаза и смотрит на группу мальчишек, как на прилипший к подошве назем.       Каждый из стоящих перед ним в его бездонных мертвых глазах — жалкое ничтожество, слабый кусок дерьма, способный лишь на браваду и бахвальство себя любимого. Мерзко и раздражающе.       У парней играют желваки на лице, ноздри раздуваются от неконтролируемого гнева. Аякс выводил их из себя. Намеренно.       За пеленой собственного превосходства начинаешь забываться, он со свистом втягивает полную грудь морозного воздуха с витающей примесью сгущающегося Хаоса. Кровь вскипает в венах моментально, пульсация бьет в голову, туманит неокрепший юный разум. Он кусает щеки изнутри до крови, сдерживая безумный смех.       Аякс чувствует, как его тело едва ли не начинает колбасить в предвкушении мордобоя. Как легко играться с людскими чувствами, дразнить их проще, чем пытаться успокоить разошедшегося в истерике Тевкра. Восхитительно. Невероятно.       — Кем ты себя возомнил, сопляк?! — коренастый парень кричит, его лицо краснеет от бурлящей ярости.       Взметаются руки и ноги, Аякс бросается в это месиво, двигается быстро и точно, обезвреживая потенциальных противников легкими ударами. И с каждым тяжело рухнувшим на колени человеком едва поспевал задавить дрожащими губами широкую улыбку, не то смех, не то рычание разрывало его грудь. Запах крови въедается в сознание, срывает тормоза, и Аякс уже не задумывается над тяжестью последствий. Бьет искренне и на убой.       Когда ситуация выходит из-под контроля, не каждый взрослый понимает, что необходимо сделать. Рослый и крепкий парень под тощим Аяксом даже не кричит, не сипит — булькает, не успевает прикрываться руками, ослепляется болью, что вспышками разрывает его сознание каждым выверенным точным ударом. Становилось страшно от мысли, что сопляк младше тебя знает, куда бить, чтобы было больнее. Страшно, что Аякс не просто бил — он убивал, сам того не замечая.       Мужики с диким ревом бросаются к разбросанным в разные стороны мальчишкам, хватают обезумевшего от вкуса и запаха крови дитя Бездны за шиворот. Аякс рвет на себе рукава тулупа до страшного легко, выпутывается, вынуждая одного старика с тулупом в руках шлепнуться наземь. Аякс контролирует силу ударов, потому что люди хрупкие, жалкие, слабые. Ему хочется веселья, хочется больше страданий.       Аяксу мало, и каждый день его потребность растет с невероятной скоростью.       Его бьют палкой по спине, выбивают дух и он рычит от ярости, вскакивая с уже едва дышащего парня, собираясь кинуться на окруживших его взрослых. И неожиданно приходит в себя.       Азарт и слепая ярость отступают, боль в спине жгучая, но терпимая для него — да чего ему эти удары, если он даже не превышает и половину от силы пинков Скирк? Люди смотрят на него, как на чудовище, в окровавленному ребенку падают с криками ужаса и сострадания женщины. Аякс не смотрит на его лицо. Он прекрасно запомнил, от какого месива оторвался.       — Безумец! — кричит один из мужиков, охотник с которым пару раз пересекался в лесу. — Что, если он умрет?!       — Убийца!       — Прочь с деревни!       На периферии зрения он видит спешно шагающего отца, что хмурится и держится на добром слове — вновь болит голова. Аякс стискивает кровавые кулаки, тело затряслось от мороза, лишенное теплого тулупа. Его толкают в спину, пытаются ударить палкой по ногам, хватают за волосы.       Люди напуганы, они, неверующие, смотрят на мальчишку, что собственными руками на их глазах учинил почти убийство с пустого места. Терпеть каждодневные разборки и драки — одно. Стать свидетелем жестокости ребенка к ребенку — другое.       Его отец хрипит, расталкивает толпу под гневные крики и пожелания сдохнуть мучительной смертью. Хватает его за ворот водолазки и дает оглушительную пощечину, заставляя толпу смолкнуть и пораженно-одобрительно уставиться на них двоих. Мир Аякса сужается в крохотную точку, глаза в темноте почти черные, не отражающие ни единого света. Пощечина отца не более, чем щекотка. Реагировать на этот глупый выпад он не станет.       Как и на рев одичавшей от ужаса толпы — тоже.       Его должны бояться — вот, что Бездна вбила в его голову, в его тело, в его суть. Аякс — не тот, кто был раньше, не прилежный трусливый и никчемный слабак. Аякс — Хаос, скверна, Бездна в хрупкой и убогой плоти. Аякс — Тьма, которая желает вырваться на свободу и подмять под себя все окружение, заставить всех вокруг грызться подобно голодным облезшим волкам.       — Что ты творишь?! — он смотрит, как трясется от гнева отцовское лицо, как покраснели его глаза, как летят брызги слюней в стороны, оседая пузырями в уголках губ.       И еще одна пощечина, обжигающая промерзшую щеку.       — А что не так? — хрипло, тихо и сухо молчит Аякс, и ни один мускул не дергается на его лице.       Словно не он буквально пару минут назад самозабвенно выбивал из сверстника дух, кривя такую страшную гримасу, что окружающие пытались списать на игры теней. Аякс чувствует дрожь в крепкой мужской руке, что удерживала его на весу. Окружение галдит о чем-то ему неведомом — все стало неважным, он концентрируется лишь на отце, что представлял сейчас жалкое зрелище.       Злой, разочарованный, утопающей в ненависти к собственному отпрыску. Непонимающий, что это «нечто» в его руках — его сын. Некогда трусливый и неконфликтный, мечтающий стать рыцарем в сияющих доспехах или великим путешественником. В его руках сейчас — стирающее между собой грани чудовище. Быть может, играет роль переходный возраст?       — Думаешь, можешь чинить беспорядки? Думаешь, я не найду на тебя управу?! — не кричит — орет его отец, встряхивая дрожащее не то от мороза, не то от все еще кипящего адреналина тело. А после его подтаскивают к лицу, они стукаются лбами, Аякс чувствует какой отец в противовес ему горячий. — Завтра отправимся в столицу, — глухо рычит мужчина, и в затихшей толпе это прозвучала до безобразие отчетливо. — Я найму солдат Фатуи, которые покажут тебе, что ты творишь, на твоей собственной шкуре. Не боишься вкусить побои солдат Ее Величества Царицы?!       Аякс молчит пару секунд, пытаясь совладать с мимикой, но не удерживается. На его лице расцветает не то что ухмылка, а натуральный звериный оскал — в отбрасываемых пляшущих бликах огня это выглядело зловеще. Словно он — монстр.       — Мне плевать, кого избивать.       Отец глухо рычит, в этом слышится боль, отчаяние, и натуральная ненависть. Это смешивается в болезненный гремучий напиток, который выжигает воздух из легких, прибавляет головной боли и лишает сил сделать жалкий шаг. Когда потрепанному мальцу оказывают помощь лекари, владеющие глазом Бога, Аякса волоком тащат домой под толпу осуждающих взглядов.       Аяксу в сущности было плевать. Он упивался чужим страхом, что залег мутной пеленой в глазах односельчан. В груди что-то умиротворенно зарокотало, вырываясь в истеричный и безумный смех.