Любовь с двойным стандартом

      Возвращаться к реальности было трудно. Потому что он сам этого не хотел. Жизнь без Даши не имела смысла. И когда Эдвард услышал, что она его не простит, больше не мог бороться с действием препарата, постепенно вводившего его в кому. И только обрадовался, надеясь, что больше не придётся мучиться от несчастной любви и от потери ребёнка.       И поэтому удивился, когда осознал, что снова воспринимает действительность. Он расслышал голоса, доносившиеся как сквозь вату, казалось, кто-то плакал, что-то кричали. Затем показалось, что встревоженный голос настойчиво звал его по имени. Нужно было прорваться сквозь туман, чтобы ответить, но на это не было сил. Как будто он всё слышал, но, как и раньше, не мог ни на что реагировать. Хотя вначале не хотел возвращаться, но, услышав её, понял, что очень важно ответить, но не мог.       — Открой глаза, пожалуйста, — в знакомом голосе слышались слёзы.       Неожиданная пощёчина до того ошеломила, что от удивления открыл глаза, окончательно просыпаясь, и успел подумать о том, что за это время его уже два раза ударили, чего раньше никогда не случалось. И сразу же встретился взглядом с любимыми глазами, казавшимися сейчас стальными, как небо перед грозой.       «Я сплю или это происходит на самом деле? Как она здесь оказалась?»       Эдвард всё ещё был дезориентирован и не понимал, жив он или его убили. И если видел Дашу, то получалось, что…       — Любимая… — он с трудом мог говорить, почти неслышно. Организм всё ещё не мог вернуться в норму после того, что произошло. Поэтому Эдвард не знал, как задать вопрос, узнать, что с ней произошло. Ведь до последнего надеялся, что она останется жива.       Даша каким-то образом поняла, что он имел в виду. Прежде чем ответить, обняла, хотя у неё почти не было сил. Эдвард не мог поверить, что это происходит в реальности, но, тем не менее, всё ощущал как раньше. Родное тепло её объятий, даривших ни с чем не сравнимую эйфорию. Под действием препарата он не мог бы это чувствовать. Даша придвинулась ближе, он ощутил сладкий запах её волос от духов с ванилью. Возможность снова чувствовать её вызывала не испытанные до этого эмоции, ещё более яркие, чем раньше.       — Ты мне веришь? — прошептала она, счастливо улыбаясь.       — Да, — он всё ещё не узнавал свой голос, но радовался, что может хоть что-то сказать.       — Чувствуешь? Я жива, и ты тоже. С нами всё будет хорошо. Всё закончилось. Ты скоро полностью поправишься, и я тоже. Нас ждёт только счастье, — горячо прошептала она.       — Родная… — Эдвард не смог договорить, было очень трудно. Но Даша понимала, что у него много вопросов.       — Я тебе всё расскажу, любимый, но не сразу, мне тоже ещё очень трудно. Я должна спать, чтобы восстановиться, но мне надо было помочь тебе вернуться. Мама с папой не успели убрать капельницу с препаратом, они думали, у тебя ещё есть время, но ты неожиданно начал впадать в кому. Они думали, что слишком поздно и ничего нельзя будет сделать, — на этом из её глаз снова потекли слёзы, — я поняла, что что-то не так, стала умолять их как-то помочь. Но они и сами справились. Точнее, в большей степени ты сам. Они сказали, что у тебя сильный организм, другим это не удавалось. Ты первый, кто смог вернуться.       — Наверное, чувствовал, что ты меня ждёшь, любимая, — наконец смог сказать Эдвард шёпотом.       — Да, я непрерывно тебя ждала и всё время звала. Попросила перевести меня к тебе. Эта палата даже лучше, чем та, где я была, здесь больше оборудования.       Эдвард не знал, как верить тому, что слышал. Что учёные по какой-то необъяснимой причине не убили его, а наоборот, добились невозможного и вывели из состояния, из которого ещё никто из подопытных не возвращался. И то, что позволили Даше быть в его палате после всего, что произошло. Это казалось нереальным, как в сказке. Он не мог понять, что заставило их так поступить. Совесть, чувство вины, страх? Всё-таки он не был простым подопытным, за него их могли наказать. Но в большей степени надеялся, что помогла Катя из-за того, что увидела в его мыслях. Эдвард подумал, что, видимо, она и помогла ему вернуться, вопреки мнению своего мужа. В ненависти профессора к нему он не сомневался. Как и в том, что при первом же удобном случае тот повторит попытку избавиться от него.       Таким образом, вопросов было намного больше, чем ответов, не только его чудесное спасение, но и не менее важное казалось непонятным: как Даша его простила? Он чётко слышал, что она не собиралась это делать.       «А что, если она меня так и не простила? Помогает, потому что беспокоилась, чувствует вину за то, что сделали её родители, но не вернётся ко мне», — от этой мысли стало очень страшно. Но Эдвард не знал, как спросить об этом, если почти не мог говорить.       — Даша, ты… — он всё же попытался задать вопрос.       — Меньше говори, это скоро пройдёт, — перебила она, — ничего не бойся, всё в порядке. Я потом всё расскажу подробно. Я тебя люблю, знай это. И никогда не оставлю, если только ты сам захочешь быть со мной после этого.       Даша чуть помрачнела при последних словах, а Эдвард даже не знал, как выразить возмущение из-за такого нелепого предположения с её стороны.       — Любимая, ты моя жизнь, — только и смог сказать очень тихим голосом.       Даша просияла счастливой улыбкой.       — Тогда поговорим обо всём позже, сейчас мне трудно. Но не могу не сказать тебе. До этого не знала, будешь ли ты со мной, и не хотела всё осложнять чувством долга. Но если ты и правда со мной после всего, что произошло, то должен знать правду.       У него внутри всё замерло. Он понял, что должно произойти что-то очень важное, что навсегда перевернёт их жизнь. Даша смотрела с какой-то фанатичной торжественностью, на грани помешательства.       Она взяла его руку и положила себе на живот.       — Что? — Эдвард отказывался верить, логически понимал, что это невозможно. Но в надежде на чудо даже на мгновение перестал дышать.       Никогда ещё не испытывал таких чувств. Смесь страха, надежды, любви. Это было даже сильнее, чем когда делал ей предложение и был уверен в отказе. Но, подчиняясь инстинкту, ласково погладил её живот.       Даша светилась какой-то неземной радостью, она ещё никогда не выглядела такой счастливой. Трудно было не поверить в то, что невероятное — правда, глядя на её лицо. Она посмотрела снисходительно, как будто ожидала, что он сам должен догадаться.       «Но это же невозможно, я сам слышал».       — Любимая, это правда? — спросил Эдвард, не веря, боясь её ответа.       Даша по-прежнему сияла улыбкой. Затем тихо сказала:       — Это правда. С ним тоже всё в порядке. Наше маленькое чудо с нами. Мы всегда будем вместе, нас больше никто никогда не разлучит. Наша любовь преодолела всё, совершила невозможное. И мы стали сильнее. Больше не расстанемся. И ещё он не один, их двое, они всегда будут с нами.       Смысл сказанного дошёл не сразу. Какое-то время он просто держал руку у неё на животе, не осознавая то, что услышал. Человек, приговорённый к казни, прошедший жестокие пытки и уже полностью потерявший надежду на спасение, да ему и не нужно было спасение без Даши и ребёнка, внезапно узнал, что, потеряв всё самое важное, снова это нашёл. И даже больше, чем ожидал, больше, чем то, на что мог надеяться.       «С ним тоже всё в порядке. Наше маленькое чудо с нами. Наша любовь преодолела всё, совершила невозможное. И мы стали сильнее. Больше не расстанемся. И ещё он не один, их двое, и они всегда будут с нами», — её голос эхом отдавался в голове, позволяя верить в несбыточные мечты, ломая всё, что произошло за этот день, начавшийся как страшный кошмар, но в итоге принёсший счастье.       Невозможно представить себе эйфорию, которую он испытал. Такую, точно никогда ещё не испытывал. Это было как оказаться в раю, на седьмом небе, за облаками. В общем, где-то в самом лучшем месте во вселенной. То, на что невозможно было надеяться, стало правдой. Сбылась самая несбыточная мечта.       «Их двое, они всегда будут с нами», — это казалось за пределами восприятия, но тем не менее…       У счастливых влюблённых больше не было слов, которыми могли бы выразить всё, что испытывали. Это была недостижимая для восприятия человеком область эйфории. Они просто выразили эмоции трогательными взглядами, полными любви и нежности, слезами, улыбками и крепкими объятиями, которые никогда не собирались разжимать. Только разве что для того, чтобы не забыть о тех, кого оба любили больше жизни, тех, кого создала взаимная любовь, объединив их души. Эдвард снова провёл рукой по её животу, наклонился и поцеловал его, мысленно говоря детям, как сильно любит их. И хотя они ещё ничего не чувствовали, он уже ощущал с ними родство, как с частью их общей с Дашей души, и слышал мысли, в которых самые любимые существа на свете тоже отвечали на эту неземную любовь.