Комплимент дорогому коллеге

      На сегодняшний день все дела студийные были окончательно, даже вполне официально, завершены. Отпахавшие "трудовой будень" участники оказались оставленными на собственное усмотрение. Некоторые отправились поразмяться и отрелаксировать после сеанса поочерёдной звукозаписи. Некоторые размеренно и обстоятельно собирались в обратную дорогу. Роунакари единственный оставался в обозримом пространстве небольшой студии. Поразмышляв немного в образовавшейся долгожданной тишине, Туомас пришёл к единственно верному заключению. Заключалось оно в благоразумном решении развеяться и отрелаксировать после сеанса поочередной звукозаписи. По примеру аккордеониста и перкуссиониста коллектива.       Скрипач незамедлительно отправился в путешествие по студийному пространству. В неутомимых поисках нетронутого человеческой цивилизацией девственного уголочка (что было читай невозможным в подобной ситуации). Результатом плодотворного поиска оказалось помещение гостиной.       Очутившись в гостиной, Роунакари разместился на небольшом диванчике. Удобно расположившись в диванном пространстве, он с любопытством огляделся вокруг. Вроде бы не единственный раз он становился посетителем этой небольшой студии звукозаписи, расположенной прямехонько в подвале йонниного жилища. Однако каждое посещение заставляло скрипача заинтересованно изучать открывающееся его взору. Ведь в убежище фронтмена всегда было, на что полюбоваться. За что зацепиться заинтересованному взгляду. Чего стоило одно разнообразие народных музыкальных инструментов, наполняющих собой студийное помещение...       В гостиной же было обставлено попроще. Немного попроще, учитывая хозяйские представления о квартирном дизайне.Будто в охотничью избушку заходишь с одной стороны. С другой стороны минимализм, вполне скандинавский. Но не икеевский. Однако на день сегодняшний внимание Роунакари привлекли не украшения из раскидистых оленьих рогов и тому подобные шкурные декорации. Внимание скрипача обратилось к журнальному столику, находившемуся возле дивана. На журнальном столике даже более невнимательным взглядом можно было обнаружить коробочку правильных симметричных очертаний. Коробочку, содержавшую цифровой носитель. Ну, или не содержавшую цифровой носитель, как выяснилось при детальном рассмотрении. Немного посокрушавшись отсутствием компактного диска (послушать бы), Туомас собирался отложить коробушечку в сторону... Но неожиданно к нему пришла новая любопытная мысль. "Порассматриваю - ка я буклет с текстами".       Благо буклет оказался нетронутым. Порядком залапанным, однако нетронутым. Обрадованный наличием заветного буклета, Роунакари взялся перелистывать странички. С некоторыми текстами скрипач оказывался в определённой степени знакомым. Midsummer night, Tuli kokko, Happy little boozer…Впрочем, с упомянутым творчеством водил знакомство любой из поклонников группы. "Уважающий себя", так сказать. (Что, в таком случае, доставалось неуважающим?) Нужно ли было сомневаться в осведомлённости музыканта, проработавшего с "Лесным братством" некоторое время.       Однако с остальными текстовками Туомас знакомым не оказался. Их скрипач принялся изучать наиболее внимательным, требующим академического сосредоточения образом. Часть рассмотренных текстов он охарактеризовал простоватой. ("Что вполне неудивительно"-, подумал Роунакари). Ведь он принялся за рассмотрение раннего творчества Korpiklaani .Подросткового, если выражаться скептически.       Некоторыми текстовками, напротив, читавший необыкновенно вдохновился. Особенно заинтересовала и впечатлила скрипача "воинственная" Väkirauta. Роунакари залюбовался стихотворным построением и символическими образами в песне. Удивительно проникновенная поэзия для столь раннего артистического развития коллектива…Затем скрипач перечитал повторно и обнаружил, что её написанием занимался не Ярвеля.       Ещё одним поразительным "произведением" для скрипача оказалась полушуточная Kirki. На первый взгляд она казалась совсем непримечательной, по заголовку и по стилистике. Однако чем углубленнее Роунакари исследовал написанное, тем явственнее у него багровели уши. Постепенно он осознал, что текст косвенным (или прямым) образом рассказывал о супружеских отношениях божества Укко и его госпожи Рауни. Родимый сердцу, основательный финский фольклор... Естественно, Туомас являлся человеком взрослым, половозрелым. Также достаточно многомудрым и обладающим достаточным жизненным опытом. Но вызывающая откровенность "простенькой" текстовки заставляла почувствовать себя неудобно. На уровне застенчивой младшеклассницы, содрогающейся от упоминания взрослых разговоров.       Скрипач явно не ожидал столь сверхчувствительной реакции даже от себя самого. Поэтому, прервавшись от чтения, обеспокоенно осмотрелся вокруг. Не наблюдают ли за его побагровевшими ушами любопытные коллеги. Однако присутствие посторонних в гостиной не наблюдалось. Это обстоятельство намного обнадёживало Роунакари: градус покраснения ушных раковин принялся благополучно понижаться.       Вдоволь напросвещавшись, Туомас занялся изучением прилагающихся фотографий нынешних коллег. Фотографии двенадцатилетней давности заинтересовали скрипача в ещё большей степени. В незапамятном две тысячи шестом году Роунакари не располагал возможностью познакомиться с участниками коллектива. Они сосуществовали на территории одного государства, но в неодинаковых жизненных и рабочих условиях. Они не имели даже возможности пересечься друг с другом до определённого момента. Korpiklaani сосредоточенно пробивались на вершину фолкметалового Олимпа. Туомас столь же сосредоточенно занимался своим инструментальным проектом Shamanviolin. И параллельно был задействован в ещё нескольких видах творческой и даже научной деятельности. Новеньким скрипачом Туомас присоединится к напарникам лишь по прошествии шести годков.       Вполне объяснимо, что коллеги образца двенадцатилетней давности оказывались для Роунакари людьми незнакомыми. Некоторых он не признал бы по отличиям во внешности:от времени сегодняшнего, разумеется. Скрипач пристально рассмотрел фотографию вокалиста, оказавшуюся на первой буклетной странице. Ярвеля ещё не собирался приниматься за нечеловеческие эксперименты над собственными волосами. Ни единой предпосылки к сегодняшним неряшливым дредам. "Йонне нашему нормально было, без мочалки на голове", - рассеянно подумал Туомас, переворачивая следующую страницу. Он не собирался даже мысленно подзуживать над напарником, однако умудрился "высказаться" про себя. Не сумел удержать непредсказуемый порыв. Неуместного Туомас в приключившемся порыве не обнаруживал. В своём высказывании он был откровенно честным, даже прямолинейным. Это считалось у него образцом джентльменской добродетели.       Затем скрипач принялся шелестеть страницами дальше. На рассмотрение ему попались фотографии басиста, бывшего скрипача, барабанщика и бывшего аккордеониста коллектива. Здесь некоторые вещи тоже оставались в "неизменённом виде". Яркко ещё не отпустил окладистую лопатообразную бороду. Хиттавайнен и Юхо Кауппинен и вовсе оставались полноценными участниками группы. Насчёт барабанщика особенных комментариев не подобралось. Похоже, Матсон законсервировался в определённом возрасте: внешних изменений с тех времён Туомас у него не обнаружил.       Погодите минуточку…Кажется, при столь тщательном рассмотрении образцов фотографий, Роунакари умудрился запамятовать об одном. Удивительное дело, но он позабыл о приятеле Ярви...Пролистав захватанные страницы назад, скрипач обнаружил пропущенное. Гитарист образца двенадцатилетней давности немедленно заинтересовал Туомаса. Пробудил так называемое "исследовательское любопытство". Добрых пятнадцать минут занимался скрипач необходимыми исследованиями в открывшейся области. Рассматривал фотографию, поворачивая её под разными углами, озадаченно хмыкал, многозначительно покачивал головой. Беспрестанно размышляя при этом сам с собой. И очень много вслух, без нужной предосторожности.Похоже, скрипачу понадобится сформулировать ОПРЕДЕЛЁННОЕ мнение об увиденном. Сформулировать его полностью Туомас пока не осмеливался. При изучении фотографии его посещали выводы разнообразные и противоречивые…Обобщить эти выводы до целостного оказывалось абсолютно невозможным. Даже джентльменская добродетель не помогала, только усложняла процесс формулировки. Ведь с момента рассматриваемой фотосессии прошло уже двенадцать лет.       А вдруг ему захочется поделиться этим откровением с приятелем Ярви?       За подобным занятием и обнаружил Туомаса вышеупомянутый напарник. Роунакари долго не замечал бы присутствия постороннего: настолько углубился в изучение фотоматериалов. Ни один посторонний звук извне скрипача не побеспокоил.Очнулся скрипач от многочисленных раздумий лишь от неожиданного оклика:       — Эй, приятель, чем занимаешься?       Роунакари едва не обронил рассматриваемый буклет. Оторвавшись взглядом от фотографии, он заметил вопрошавшего.       — Ничем особенным…приятель. — рассеянно промолвил Туомас,— Вот, решил познакомиться с вашим предыдущим творчеством. Заинтересовался малость.       — А-а, "Рассказики с большой дороги". Неплохой такой альбомчик мы тогда нашаманили, — довольным голосом протянул Савиярви, — Большинство наших фанатов по нему ещё прикалывается. Столько отличных воспоминаний…и столько всего, что я умудрился позабыть.Ну, понимаешь, о чём я.       —Jooo… — обронил скрипач, вновь обратившись взглядом к фотографии. Невольным образом он принялся сравнивать гитариста тогдашнего и гитариста нынешнего, воздвигшегося перед ним в полном для того обозрении. Взор Роунакари начал переходить от буклетной страницы к собственному собеседнику и обратно. Вскоре этот блуждающий взор заметил и Савиярви.       — Ты, видимо, хочешь поинтересоваться насчёт ЭТОЙ песни? – произнёс гитарист, заглядывая в буклетную страницу. Туомас от неожиданности даже поперхнулся. Он не заметил, как вновь вывалился из собственных потаённых размышлений. Как будто неожиданно очнулся посреди шаманского ритуала.       — К…какой песни? А, рядом с фотографией. – Роунакари присмотрелся к текстовке, располагавшейся в буклете, — Нет, пожалуй, с "Орлом" я достаточно ознакомлен. Думаю, никаких вопросов задавать не придётся.       Взгляд скрипача вновь рассеянно забегал от фотографии к напарнику. Роунакари удалось определиться с вопросом, касавшимся заинтриговавшего его снимка. Однако предугадать реакцию коллеги Туомас не решался всё равно. Он осознавал, что безапелляционная национальная искренность свойственна Ярви, в той же степени, что и для него. Но и вероятность его недовольства возникшим вопросом скрипач не собирался отставлять. Он же в конце концов человек, а не пенёк обросший.       Но как бы ни был велик скрипаческий гуманизм, от исследовательского интереса его ничто не останавливало. Роунакари озадачит этим вопросом гитариста, и тому придётся интерес напарника удовлетворять."Ради научных целей" - как любил поговаривать один его родственник, принимая участие в неудобных разговорах.       — Послушай, дружище. - проговорил Роунакари,впервые встретившись взглядом со своим собеседником, — Я хотел бы поговорить с тобой…По поводу несколько другой вещи.       В глазах Савиярви отразилось недоумение.       — Какой именно?       Роунакари нервно откашлялся.Впрочем, нужный разговор требовал от него определённых усилий.       — Я хотел поделиться с тобой одной небольшой мыслишкой. – скрипач продолжал внимательно наблюдать за напарником,отслеживая его реакцию — Мыслишка признаться, совсем небезобидная. Касающаяся…Одного знакомого мне человека. Даже не знаю, стоит ли мне высказываться.       Калле снисходительно посмотрел на своего приятеля. Впервые в разговоре с ним Роунакари кажется настолько застенчивым. Кажется, обсуждение этого другого человека имеет для скрипача... Особенную художественную ценность.       Но в дружеском разговоре разве нужно всё настолько усложнять?В художественном тексте — тем более       — Стоит, конечно. — подбодрил напарника гитарист,— раз сказанул, так уж договаривай!       Добродушный тон приятеля окончательно смутил Роунакари. Вся его необходимая собранность с каждой минутой разговора улетучивалась.И где его исследовательское любопытство, когда оно нужно?       — Не-е, приятель, — Туомас позволил себе неловкую усмехнуться, — Это еще не сказанул. Каверзная она, мыслишка та. Могу не удержаться!       Савиярви вполне миролюбиво улыбнулся.       — Не удерживайся. У нас пока демократия. Йонне ещё из магазина не вернулся.       И неожиданно для Роунакари добавил:       — Неужели про меня чего спросить хотел?       Ушные раковины скрипача вновь запунцовели.Градус покраснения ушных раковин стремительно повышался с каждой минутой разговора. Даже не разговора, а вытягивания слов из Роунакари, далеко не косноязычного.       Как будто у него в размышлениях подсматривает, проницательный какой выискался. (На самом деле гитарист проследил за направлением взгляда напарника. Что может быть более возможно, чем подсматривание мыслей другого человека? Подсматривание в буклет).       — Пожалуй, я удовлетворю твоё любопытство, — Туомас вновь посмотрел на фотографию, желая отвлечься от чувства неловкости, — Однако я тебя предупреждал. Разговорчик выйдет…откровенным.       Гитарист протяжно и утомлённо вздохнул. По непонятной причине его приятелю понадобилось говорить с ним, перебрасываясь намёками и полунамёками. Ощущение, будто ему вздумалось вытягивать самого Лемпо за хвост. А сам Лемпо отчаянно всемя когтями упирался от скрипача.       ...Тем временем разговор двоих приятелей прослушивался. С неопределённого момента времени за полуоткрытой дверью притаились аккордеонист и вокалист коллектива. Йонне вернулся из магазина раньше заявленного. Подрядил Сами, и они оба пошли на дело.Преследование "бывших возлюбленных" превратилось для Ярвеля и Перттулы в увлекательное занятие. Этим они и развлекались в свободное время от гастролей и студийных записей.       Двое напарников замерли в ожидании компрометирующих подробностей скрипача.       — По поводу этой фотографии. – впрочем, перед судьбоносным признанием к Роунакари вернулась необходимая уверенность – Каким ты на ней выглядишь…В отличие от времени сегодняшнего.       Выслушав "признание", Калле насторожился. Он должен был ожидать подобного подстёгивающего разговора. Вот по какому обстоятельству Роунакари пришлось пользоваться намёками и полунамёками в разговоре. Однако основную суть высказывания гитарист вполне проследил. Подобным интересовались у него внушительное количество народа. Начиная родственниками заканчивая случайными поклонниками. (В том числе ЕГО поклонниками). Савиярви привык отмазываться от повторяющегося, надоевшего вопроса равнодушными "Ну и чё?", "Ну, а я что теперь сделаю?" и "Какое твоё собачье дело?" Не в характере гитариста было заморачиваться над столь незначительными вещами. По крайней мере, Калле создавал подобное впечатление, участвуя в обсуждениях персонального характера. Однако напускным безразличием он отделывался только от неискушённых собеседников. С проницательным Роунакари подобный номер не провернёшь.       — Па-асушай, приятель,- Савиярви приготовился было чистосердечно объясняться, — Двенадцать лет всё же прошло…С того времени я вполне мог маленько…       — Я хотел отметить, что на этой фотографии ты выглядишь,— неожиданно прервал скрипач его объяснения, — Несколько страхолюдным.       Потрясённый услышанным, гитарист ухватился обеими руками за голову. В ожидании обыкновенного неудобного вопроса, он и не мог представить, о чём выскажется проницательный напарник. Направление размышлений Роунакари оставалось для него неизведанным. Несмотря на практически "родственную" близость с приятелем.       — Я?? Страхолюдным?!!       Подслушивающие за дверью гостиной одномоментно встрепенулись. Возможно,надвигались непредсказуемые и драматические события. Это непременно необходимо было задокументировать. Для многочисленных потомков.       — Как ты думаешь,— поинтересовался Ярвеля у аккордеониста,— Наш Роунис захотел,чтобы ему разукрасили хлебало?       — Даже не буду комментировать,— выдавил Перттула. Его разбирало от едва подавляемого хохота,— Мазохист, блин, недоделанный...       Счастьем для двоих шпионящих было, что за разговором их не услышали.       — Естественно, — недрогнувшим голосом произнёс скрипач,— На сегодняшний момент ты выглядишь ГОРАЗДО лучше.       Стены, окружавшие гитариста, содрогнулись и принялись медленно выплясывать вокруг в своеобразном хороводе. Потолок гостиной внушительным образом накренился. Паркетный пол начал раскачиваться под ногами. Во рту пересохло так ,будто у Хийси в заднице.       Но при всём имеющимся "джентльменском наборе" симптомов Савиярви являлся абсолютно трезвым. Это внезапное откровение Роунакари настолько поразило его разум. Всё происходило не так,как прежде... В обыкновенных случаях люди выказывали некоторое пренебрежение, задаваясь вопросом о внешности "сегодняшнего»" гитариста. И превозносили двадцативосьмилетнего юношу, коим он представал на фотографии в буклете. Той, что настолько внимательно изучал Туомас. Образец двенадцатилетней давности являлся для них идеалом его, Савиярви, земного существования. Другого варианта земного существования гитариста они попросту не расценивали как возможный. Ему приходилось выслушивать и насмешки, и грубоватые сравнения.       Конечно, случаев такого отношения на его долю приходилось поменьше, чем возможно было представить. Несмотря на стечение всевозможных обстоятельств (прошедшие годы, специфика работы в группе), гитарист ещё благополучно выслушивал заслуженные комплименты. Подвыцветшее впечатление о себе помогала восстановить его неотъемлемая, простодушная харизма. Это симпатизировало абсолютно всем собеседникам, даже задававшим неудобные вопросы насчёт внешности и возраста. Обсуждавшие забывали о предмете разговора, непринужденно развлекаясь в обществе деревенского "рубаха – парня мужика".       Но произошедшее сегодняшним днём почти перевернуло представление Савиярви о собственном облике. Столь неожиданного признания он не ожидал выслушать ни от одного близкого родственника, ни от одного случайного знакомого. Тем более, от дальновидного и остроумного Роунакари. Впрочем, заменивший Хиттавайнена скрипач всегда отличался необычностью собственного мировоззрения. Даже среди чудаковатых напарников в "Лесном братстве".       Нужно было переговорить с ним по наметившемуся поводу. Едва гитарист вновь возобладает возможностью грязно…то есть, связно выражаться.       — С…скажи мне, пожалуйста, — ворочая непослушным языком, проговорил Калле, — Ты сейчас надо мной постебаться задумал?       Туомас одарил приятеля весьма обнадёживающим взглядом."Только не в глаз, хорошо?"       — Нисколечко, дружище, — протянул он полным абсолютной искренности голосом, — Я высказался от совершенно чистого рассудка…       На физиономии скрипача проступил почти незаметный румянец. Незаметный для любого другого, но не для его собеседника.       — И сердца.       Услышав высказанное напарником, Калле буквально просиял. Словно разгоревшаяся лампочка в работающем усилителе.       "Значит, он меня действительно по – родственному…"       — Похоже, хлебало нашему Роунису не разукрасят…Чегооо? - пробормотал аккордеонист, не верящий в им подслушанное.       — Перезагрузись, Сами, — усмехнулся вокалист, припадая к дверной щёлочке,— Не думаю, что нашему Кейну захотелось бы его взаправду отметеливать. Пусть даже за пакость какую. У них же теперь "особенные отношения", —Ярвеля многозначительно подмигнул напарнику.       Пересуды двоих оставались без внимания. Всем обязательным вниманием гитарист удостаивал сейчас Роунакари.       — Хочешь сказать, ты даже маленько не прикалываешься? – промурлыкал Савиярви, вновь заговаривая с напарником. В его неуверенности насчёт скрипача почти не оставалось практической надобности. Но желание поддразнить собеседника, чтобы выслушать ещё немного комплиментов…Оно у гитариста обозначилось вполне явственным образом. "Давай, приятель, похвали меня ещё".       —Разве ты ещё сомневаешься в моих словах? – Туомас поглядел на него с хитроватым прищуром, — Ярви, меня этим не разыграешь. Не похоже, чтобы ты перестал воспринимать комплименты на свой счёт. Не похоже, что ты не надеялся их услышать.       На физиономии Савиярви обозначилось триумфальное выражение. Слова приятеля обладали несомненной благонадежностью. Они проливались целительным бальзамом на его чуток заскорузлую, подуставшую от повседневной обыденности душу. Более того, он чувствовал себя практически окрылённым.       — То есть, в подобном виде я тебе больше нравлюсь, — протянул гитарист, подытоживая положительный вывод напарника. Напарник положительный вывод лишь с энтузиазмом подтвердил.       —Куда как больше.       Оказалось, что он буквально расточителен на приятные слова... Обычной финской расточительностью, но неважно.Выглядело это достаточным «пряником для заигрывания».       Похоже, Кари ожидал от приятеля дальнейшей инициативы в разговоре. Может быть, даже в действиях. Услаждая слух гитариста выражениями восторженности, Туомас не сводил с него восхищённого взгляда, будто рассматривал произведение классического искусства. А не слегка поднадоевшего напарника, одетого в растянутые треники, с засаленным хвостиком на голове.       "Залюбовался, значит, — промелькнуло у гитариста в размышлениях,— А ведь разгдядел пока самую малость. Я думаю, приятель, что могу показать тебе ГОРАЗДО большее. Раз уж тебе так понравилось.Я на такое способен и далеко не в подпитии, оказывается".       Савиярви направился к скрипачу, постепенно сокращая расстояние между собой и диваном, на котором он расположился. Теперь напарников разделяло лишь минимальное расстояние. Их наполненные особенной чувственностью взгляды встретились. Их мужественные руки сплелись в …нет, ноги, сплелись…сплелись в…       — Ярви, ты мне на копыто наступил,— отозвался скрипач, — опустившись взглядом к паркетному полу, — Скажи, ты ведь нечаянно это сделал?       — Очень даже нарочно, —усмехнулся гитарист, — Теперь на мою ногу давай наступай. Может, вырастешь ещё на пару сантиметров в своём возрасте.       — Мы с тобой одного роста, умник, — парировал Роунакари высказывание напарника,— Хочешь, чтобы я над тобой на полголовы возвышался?       (К тому же, это так не работает).       — Тогда я, пожалуй, отдавлю тебе копыто ещё два раза, - возразил ему Савиярви,- А моё ты отдавливать не будешь. Не тебе, приятель, с твоим ростом отправляться работать в модельное агентство.       Туомас глуповато (для своей возрастной категории и общественного статуса) захихикал.       — Ты чего, собрался демонстрировать эксклюзивные платья от Версаче и другой дольчегаббаны?Дополнительно подзаработать захотел??       — Посмейся, посмейся, — вальяжным тоном провозгласил гитарист, — Лишняя серьёзность тебе как раз не идёт. Между прочим, это ты уже полчаса утверждаешь, что я могу устроиться дефиле…дефоле…Расхаживать по подиуму, короче.       Скрипач с неподдельным удивлением посмотрел на него.       — Я такого вообще не утверждал.       —Ещё как утверждал. Теперь заценивай моё... модельное выступление. Хоть здесь у меня сольный проект будет, Йонне меня подери.       — Я О ТАКОМ ВООБЩЕ НЕ ПРОСИЛ!       Разубеждать Савиярви, как выяснилось, оказалось уже поздновато. Он ведь намеревался показывать Роунакари нечто БОЛЬШЕЕ…Большее, чем от него ожидали, как гитариста в определённой группе и мужика определённого возраста. Даже за все сделанные комплименты.       Гитарист уже настойчиво продемонстрировал напарнику свою "модельную позу" .Ну, или то, что напоминало, по его ценному мнению, модельную позу. Одной ладонью гитарист уперся на откляченное бедро.Другой рукой Калле манерно придерживался распущенной шевелюры. Но придерживался так, будто оказался в парике, который сидел на голове ненадёжно. Каждое мгновение норовя упорхнуть в форточку. Отставленной в сторону ножкой Савиярви вновь пригвоздил многострадальную пятку Туомаса к паркетному покрытию. При этом гитарист улыбался, словно последний пройдоха. Такое выражение лица (и всё вышеописанное) подиумной модели не соответствовало.       Роунакари разразился уже полновесным смехом. Несмотря на полностью отдавленную ногу .Более уморительного модного показа скрипачу не представлялось видеть ни разу в жизни. Ведь ему продемонстрировали немного выцветшую водолазку и потертые шерстяные носки, из эксклюзивной домашней коллекции напарника. Коллекции зимнего сезона две тысячи восемнадцатого.       Отсмеявшись (вместе с "моделью" заодно),Роунакари вернулся к предыдущему разговору.       — Ты слегонца перемудрил, приятель,о модельном замечтавшись.Я не провозглашал тебя королевой красоты. Просто хотел сказать ,что у тебя теперь физиономия более доброжелательная.       Он развернул перед Савиярви буклетную страницу. С фотографии на гитариста угрюмейшим взглядом уставилась его двадцативосьмилетняя копия. Скрипач говорил правдиво: в ней невозможно было разглядеть дружелюбного и вполне общительного парня…мужика, с которым он имел удовольствие хорошо подружиться.       — Доброжелательная,— в голосе польщённого всё же гитариста прозвучала некоторая самоирония,— Потому что щекастая.       — В первую очередь, поэтому. А то выглядел, как самый дружелюбный парень... Среди жителей Пуоланки.       — Охренеть. Дожились. —поражённо протянул Йонне, подслушивающий разговор приятелей, — Они друг другу комплиментов уже прорву понаделали.       —Не услышал, чтобы наш гитарист Роунису хоть один сказал…—нерешительно пробормотал Сами.       Наконец дверь, за которой притаились напарники, не выдержала постоянного напора. Она широко распахнулась, стоило Ярвеля посильнее навалиться сверху.(Вокалист не смог разобрать перешёптывания своих коллег. Которые уже догадывались о происходящем).В результате шпионящие вывалились в дверной проём вверх тормашками.       Образовалась неловкая затянувшаяся пауза.       Все четверо участников коллектива уставились друг на друга в абсолютном молчании.Первым образовавшуюся тишину нарушил Йонне.       — Ты чего, Кейн, говоришь…-изображая недоумение, промолвил основатель Korpiklaani,— Решил в модельное агентство устроиться? Может, передумаешь? –неожиданно его голос прозвучал умоляюще,— Что,у нас для тебя работёнки подходящей не найдётся?? Хочешь, на ситаре будешь лабать…или на балалайке.       —Успокойся, его туда никто не пригласит, —ответил вместо гитариста Роунакари,— Ярви остальным моделям на подиуме ноги поотдавливает, дефилируя. Да и староват он малость для такого.       — Спасибо за очередной комплимент, —укоризненно протянул Савиярви,—Limainen vittusaatana…       — Рад был посодействовать, — беззаботно отозвался скрипач, —Лучше помозгуй, что мы с этими двумя спецагентами делать будем.              Он указал на вывалившихся в проход Ярвеля и Перттулу.       —Никакой секретной информации, конечно,эти джеймсыбонды не выведали. Но всё же больно нехорошо взрослые разговоры подслушивать.       — Устроим им сеанс прослушивания кое-какой музычки?— предложил Савиярви, покручивая отобранной у скрипача коробушечкой. Диск, разумеется,отыскался.Гитарист вытряхнул его, тщательнее прошуршав последними страницами буклета.—Организуем этим борзым парням говнодискотеку.       — Это же хороший альбом, —вокалист,похоже,остался недостаточно запуган, —Чем мне…нам с Сами повредит его прослушивание?       — Двадцатичетырёхчасовое прослушивание, —уточнил Туомас, —Пока твоя извращенская Kirki вам с Перттулой поперёк глоток не встанет.       Калле недоумевающим взглядом посмотрел на приятеля. Ничего сверхъестественного в упомянутой композиции он явно не обнаруживал. Йонне тоже не обнаружит…К тому же, причем здесь новый аккордеонист, в записи того альбома не участвовавший?       — Нашёл,чем угрожать бывалому,—возразил вокалист коллектива, —Настоящего финского мужика голой задн... нормальным Kirki не запугаешь!       — Что ж, твоя уверенность насчёт вашей выдержки мне о-очень нравится, — вкрадчиво протянул Туомас,— Однако у нас с Ярви имеется более эффективное оружие. Способное раздавить и не такие стальные яйца, как у вас с Перттулой.Дружище, поспособствуешь?       Гитарист понимающе усмехнулся.Сведения о секретном оружии они вместе со скрипачом хранили обоюдным образом.       — Притащу-ка я сюда твою расстроенную скрипку.