Мир цепей и богов

Часть II

Дети магии

Открой ворота, которых нет.

Я верю в то, что ты где-то здесь.

Я бьюсь в молитве поздней весне,

Ища в рутине благую весть.

— Тэм Гринхилл, «Врата Готики».

      Ситри плавно опустилась на своё место, изящным жестом, будто намеренно медленным, поправив чёрную юбку открытого платья. Она приветливо улыбнулась, сложила руки на столе и посмотрела на Фортинбраса, ожидая реакции.       Словно он должен был оценить, какое место для переговоров она выбрала. Будто обязан проигнорировать кровь, впитавшуюся в песок, и трупы, которые волны прибивали к берегу.       Николас сказал, что Ситри выбрала какой-то пляж на Восточном побережье, и хотя Фортинбрас совершенно не понял, где конкретно находится это место, — география Второго мира была для него столь же чудной, как и наличие некой техники и электричества, — ему оставалось только согласиться с этим выбором. Он промолчал и после того, как Ситри лёгким взмахом руки из хаоса создала длинный стол и три стула, на которых они все расположились.       Никаких попыток отравить или надавить хаосом. Ситри, казалось, и впрямь была обеспокоена лишь тем, чтобы переговоры прошли комфортно, но Фортинбрас прекрасно понимал, что это не более чем притворство. Бойня, произошедшая на этом пляже ещё вчера, осталась незамеченной землянами — и из-за хаоса, и из-за магии. Ни коалиция, ни демоны не предпринимали попыток избавиться от тел врагов и позаботиться о своих погибших.       Ситри явно не видела в этом смысла, особенно если учесть, как от одного вида трупов дрогнула челюсть Фортинбраса, когда он только вышел из портала и оказался здесь. Он же, зная, что обязан испепелить трупы тварей и хотя бы оградить тела погибших землян и сигридцев магией, чтобы после обеспечить им достойные похороны, этого не сделал.       Фортинбрасу было тошно от собственного отношения, но они все решили, что он обязан вести переговоры, ни на что не отвлекаясь. С этим согласилась даже королева Ариадна, изрядно кричавшая и проклинавшая всех, кто попадался под руку, и всё из-за того, что коалиция была вынуждена довериться Фортинбрасу.       На переговоры он явился в сопровождении Николаса и Джинна. Первый, поколебавшись, занял место по левую руку от Фортинбраса, избегая смотреть на Ситри: при всём животном ужасе, который он точно должен был испытывать, будучи так близко к демонице, сальватор хорошо изображал собранность. Расправив крылья, Джинн встал за их спинами — всего на шаг ближе к Николасу, а не Фортинбрасу, пусть цею это и не нравилось. Нуаталь, также стоявшая за спиной Ситри вместе с Тхай, тоже расправила крылья и оскалилась.       Ещё немного, и Фортинбраса вывернет наизнанку.       С какой бы стороны ни дул ветер, тот приносил запах крови и смрадного разложения. Что удивительно, пахло лишь мёртвыми тварями, на которых Ситри даже не взглянула, ей самой и её сопровождающими. Никакого другого хаоса вокруг не было.       Николас потратил много сил, тщательно и максимально скрытно изучая выбранное демоницей место, но не обнаружил засады. Ни рядом, ни где-нибудь вдалеке. Движение отследило несколько брешей, которые были открыты неподалёку, но их закрыли ещё вчера.       Фортинбрас точно знал: демоны Ситри истощены, ведь большая часть магии и хаоса, которые она собирала с помощью землян, была отдана на неудавшийся призыв Хайбаруса. Если бы он появился во Втором мире, твари не прервали бы атаку, и к этой минуте вряд ли бы остались сигридцы, способные им противостоять. Переговоры — попытка отстрочить неизбежную бойню, а та обязательно нагрянет и утопит их всех в океане крови. Ситри нужно было время, чтобы её армия вновь собралась с силами. Может, достаточно будет и часа или даже меньше, а до тех пор она будет вынуждена сдерживаться.       И всё же Фортинбрас ждал подвоха. Нападения, попытки проникнуть в разум, яда в хаосе. Все трое были защищены магией и чарами, которые Ситри наверняка почуяла, но вряд ли это остановило бы её от атаки.       Её бездействие и изучающий взгляд — признаки отчаяния. Фортинбрас, однако, не позволил себе ими наслаждаться.       Не раньше, чем Нотунг отрубит ей голову.       — Я ожидала всех сальваторов, — наконец промурлыкала Ситри. Расстояние между ними было в три метра, не больше, но Фортинбрасу показалось, будто демоница шепчет ему прямо в ухо.       — Я ожидал увидеть голову одного из твоих сильнейших демонов в качестве подарка, — с вежливой улыбкой ответил он. — Второй мир так разочаровывает, правда? Не лучше ли оставить его, чтобы не разочаровываться и дальше?       Нуаталь вновь оскалилась и тихо зашипела, но тут же утихла, стоило Ситри легко взмахнуть ладонью. Она улыбнулась ему в ответ и уложила подбородок на переплетённых пальцах. Действие намеренное, а не случайное: под железными когтями Фортинбрас заметил запёкшуюся красную кровь.       — Отличное предложение. Почему бы тебе не исчезнуть из этого мира?       — И пропустить всё веселье?       — В Диких Землях тебе явно было веселее. Ты уж прости, я немного подглядела в воспоминаниях Карстарса… — Ситри провела железным когтем по своей нижней губе и, будто бы только сейчас заметив забившуюся кровь, выдавила извиняющуюся улыбку, совершенно не искреннюю. — Видела, как ты пытался сбросить его цепи. Слышала, как кричал и плакал…       Николас покосился на него, но ничего не сказал.       — …помнишь ведь, какие прекрасные кошмары он создавал специально для тебя?       — Разумеется, — невозмутимо ответил Фортинбрас. — Мой любимый — про то, как ему голыми руками оторвали голову. Минуточку, кажется, это было на самом деле?..       Он позволил себе посмотреть на Николаса, который нервно сглотнул и оторвал взгляд от тщательно изучавшей его Тхай. Пальцы едва не сомкнулись на холодном крае стола, но Николас в последний момент остановил себя и спрятал ладони в кармане бесформенной чёрной толстовки.       Красно-чёрные глаза Тхай сощурились. По виску Николаса скатилась капля пота.       — Тебе не интересно, что с ним стало? — уточнил Фортинбрас, вновь обращаясь к Ситри. От него не укрылось, как на долю секунды сжались её челюсти. — Как мы поступили с его головой? Тело-то наверняка до сих пор гниёт в Диких Землях.       — Так же, как тела всех, кого вы бросили? Вот ведь странность: ты, мальчик, — она перевела взгляд на Николаса, из-за чего он буквально съёжился, — сумел вытащить даже несколько безмозглых шавок, но бросил мёртвых? Где же почтение к ним?       Несмотря на явный страх, который ему внушала демоница, — не тот, который он прятал под маской, а наигранный, какой и должен был испытывать, чтобы не вызывать подозрений, — Николас не отреагировал. Четвёртому не было стыдно за содеянное ни перед сальваторами, ни перед магами, ни перед королевой Ариадной, вынужденной выделить место для «безмозглых шавок», как их назвала Ситри: Николас, ограждавший поселения и города Диких Земель барьерами, коснулся Движением каждого животного, которое ещё не было убито тварями, и насильно закинул их в Переход, открытый специально им на мост, ведущий к Тайресу.       Всех до единого. Как он сказал, он не мог позволить тварям убивать тех, кто не был в состоянии себя защитить, к тому же для этого манёвра ему потребовалось гораздо меньше магии, чем для спасения одного-единственного человека. Фортинбрас, конечно, был благодарен, что Движение благодаря безупречному контролю Николаса смогло спасти его любимого Басона, но не мог не отчитать Четвёртого за явную глупость.       Он бы не стал рисковать ради животных. Его задача — спасать сигридцев, а не тех, в ком катастрофически мало магии, кто не утолит вечный голод тварей хотя бы на половину минуты.       Николас поступил эгоистично, поддавшись желанию спасти обычных зверей, и Фортинбрас осуждал его за это.       «Отлично, милый мой, — проворковал Арне, медленно поворачивая его голову обратно к Ситри. — Продолжай. Она так слаба, что может и поверить, будто малыш Нико вышел из-под контроля».       — Полагаю, именно так с языка демонов переводится приглашение на переговоры? «Мы будем обсуждать спасение безмозглых шавок»? В таком случае я быстро выучу ваш язык.       — Было бы славно, — согласилась Ситри, царапнув острым когтем по поверхности стола. — Разве было бы весело, если бы ты, став моим рабом, не понимал, что я говорю?       Фортинбраса коснулся совсем лёгкий порыв ветра: крылья Джинна всколыхнулись, и магия оплела чуть крепче, защищая от попытки Ситри прощупать его хаосом.       — Теперь припоминаю. Наш единственный шанс закончить войну быстро — сдаться демонам, верно? Тебе так не терпится нацепить на меня ошейник?       Ситри явно собиралась ответить, — в голубых глазах мелькнули искры, готовые разрастись до безумного пожара, и ветер вновь принёс крохотные частицы слабого хаоса, — но Фортинбрас опередил, слегка наклонившись вперёд и вперившись в неё насмешливым взглядом:       — Было столько возможностей. Вторжение, первая Башня, Инагрос, Энтланго, вторая Башня, нападение на Дикие Земли, пробуждение Хайбаруса, а теперь это… Но вот ведь странность: проигрывая, мы всё равно оказываемся на шаг впереди. Переговоры затребовала ты, Ситри, а не мы. Твоим демонам нужна магия, чтобы продолжать сражение, а не нашим людям. Так почему ты думаешь, что наш единственный шанс закончить эту войну — сдаться? Глупо полагать, что вы обладаете достаточной силой, чтобы сломить нас. Я насажу твою голову на Нотунг ещё до захода солнца.       Ситри вновь хотела вставить что-нибудь едкое, однако Фортинбрас, улыбаясь, продолжил:       — Но чьё сердце я вырву первым, прежде чем займусь тобой?

***

      — Ты в край долбанулся, — заключил Стефан, всплеснув руками.       Удивлённый его тоном Фортинбрас поднял брови и несмело уточнил:       — Это особый вид похвалы, применимый во Втором мире?       — Ага, и он означает, что ты в край долбанулся, — подтвердила Марселин, оторвавшись от нанесения сигилов на правое предплечье Пайпер. Шерая, делавшая то же самое, но с левым предплечьем, молча продолжала, лишь кивнула, соглашаясь с обоими.       — Это значит, что ты сумасшедший, — перевёла Пайпер с усталым вздохом.       — Не такое уж это и сумасшествие, — возразил Николас, на что Иснан, меривший шагами гостиную, где они собрались, громко, возмущённо фыркнул.       — Даже не смей рта открывать, огрызок сальватора! Не тебе рисковать! А ты, Третий, реально псих!       Пайпер закрыла лицо руками и громко застонала, из-за чего Марселин, вернувшаяся к сигилам, недовольно заворчала на неё, после чего бросила хмурый взгляд на Иснана. Он ответил ей точно таким же, а после ещё и средний палец показал, который Стефан обязательно бы сломал, если бы между ними не выскочил Николас.       Нервы у него шалили, и всё же он держался лучше, чем ожидал от себя. Сильно помогли кофе и мысленные убеждения, что у них всё обязательно получится.       Точно-точно получится. Николас не приемлет провала.       — Раз уж мы решили помериться психической уравновешенностью, позволю себе напомнить, что ты с чего-то решил, что можешь быть полезен Гилберту на переговорах с Ариадной, — сухо произнёс Фортинбрас, пронзив Иснана убийственным взглядом.       — Я не виноват, что эта фея приютила у себя столько раненых! Мне бы только капельку крови…       — Я тебе рога оторву и запихну в задницу! — повысила голос Пайпер. Иснан тут же ответил ей руганью на языке демонов, из-за которой Твайла, тихо сидевшая в кресле почти в самом углу, поперхнулась воздухом.       Да, у них точно всё получится. Если Пайпер с Иснаном продолжают грызться, значит, они всё же в своём уме. Николас засомневался в этом, когда оба вытаращились на Фортинбраса, по пунктам изложившего участие каждого из сальваторов в общем плане, а потом в один голос громко выругались, причём одинаково.       Не то чтобы план был до ужаса сложным. Вообще-то он был довольно простым, требовавшим по большей части внимательности и сосредоточенности сальваторов, чем силы их магии — особенно теперь, когда они могли питать друг друга и знали пределы своих возможностей.       Николас выполнил свою часть первым.       Точнее, одну из частей.       Ему потребовался час, чтобы Движением коснуться всех людей Второго мира — так же, как это было, когда Фортинбрас и Иснан приносили друг другу клятвы. Соединив всех людей и сигридцев тончайшими нитями своей магии, Николас, истощённый и едва стоящий на ногах, на секунду подумал, что мог бы немного вздремнуть, но вместо этого выпил пару кружек крепкого кофе Шераи и настоял, что будет присутствовать при изложении плана остальным.       Сейчас его Движение ощущало весь этот дурацкий мир, из-за чего у Николаса порой стреляло в затылке, но он держался, зная, что совсем скоро Пайпер поделится с ним изрядным количеством Силы. Он бы предпочёл получить её сейчас, но Марселин ещё не закончила наносить сигилы для передачи магии, а с ними ни в коем случае нельзя было ошибиться.       Если Движение или Сила дрогнут, в защите, которой они собрались окружить всех людей во Втором мире, появится брешь, которой демоны обязательно воспользуются. Твари должны были полностью лишиться доступа к более лёгкому источнику магии: неспособным даже коснуться людей, не то что ранить или проникнуть в разум, им, обезумевшим от голода, придётся нападать на сигридцев.       Сейчас Николасу оставалось только ждать. Люди, защищённые его Движением, ни о чём не подозревали, — продолжали в ужасе дрожать перед неизвестными тварями и экстренно оказывать помощь пострадавшим, пока их разум нещадно крошился под воздействием чудовищной правды. Вскоре им всем придётся просто заснуть, дабы исключить возможное вмешательство и усилить контроль сальваторов. В этом требовалась помощь королевы Ариадны: её чары были самыми мощными среди фей, и в сочетании с магией сальваторов могли усыпить разум всех людей. Бодрствующими останутся лишь сигридцы, которых удалось вычислить коалиции, и редкие исключения, уже подверженные влиянию хаоса. Им, как сказал Фортинбрас, уже не помочь. Либо хаос добьёт, либо демоны сожрут раньше, желая выдрать из хрупких человеческих тел крупицы магии. Николас старался не думать об этом.       То, что они начали, было масштабнее произошедшего в Диких Землях, и при удачном раскладе гарантировало защиту практически всего населения Второго мира. Главное, чтобы не дрогнул контроль Пайпер над Силой, которой она будет питать барьеры, ограждающие землян и сигридцев, и чтобы Иснан сумел подчинить себе часть демонов, которые наверняка вырвутся из-под контроля.       Ситри ослабла из-за неудачной попытки призыва Хайбаруса во Второй мир, и как бы Катон ни пытался защитить место, где она скрылась, своей магией, Геирисандра выведала это.       Уранионы не показывались, но точно были где-то рядом. Николас ощущал их присутствие в слабом ветре, задуваемом через приоткрытые окна, и запахе недавно утихшего дождя. Задача сальваторов — защищать людей, коалиции — истреблять демонов, а уранионов — сдерживать себе подобных. Николасу было даже страшно представить, что может случиться, если уранионы, бросив поддержку демонов и Дикой Охоты, начнут битву против своих же. Выдержит ли Второй мир? Не начнёт ли пространство рваться, точно паутина, и не выйдет ли так, что этим они погубят всё живое и себя в том числе?       Николас старался отгонять дурные мысли, но пока продолжался спор Пайпер и Иснана; пока Шерая и Марселин наносили сигилы на её руки; Фортинбрас — молча наблюдал за этим, а Стефан в неприкрытой тревоге кусал пальцы, худшие из всех возможных вариантов то и дело мелькали перед глазами.       Не справятся. Не хватит сил. Кто-то оступится. Демоны нападут раньше. Ситри вдруг обретёт былую силу. Катон прорвётся не только в зал Истины, но и во дворцы фей и эльфов. Люди очнутся от навязанного им сна и сумеют выбраться из безопасных зон, созданных коалицией.       Не справятся, не справятся, не справятся…

      До переговоров осталось три часа.

***

      Несмотря на явное напряжение, Ситри улыбалась, точно искренне наслаждалась переговорами. Фортинбрас ничуть не верил её притворству, полагался исключительно на наблюдение и ощущения, которые приносила магия.       Ситри была слаба — это факт. Такой же правильный и неотвратимый, как и другой: она всё ещё в состоянии управиться с огромным количеством демонов. Фортинбрас предполагал, что процентов семьдесят она держит под контролем, остальные тридцать наверняка бесчинствуют в разных уголках Земли. Их подчинением должен был заняться Иснан, которого сальваторы едва убедили не пытаться сожрать кого-нибудь из коалиции, чтобы восполнить силы. Фортинбрас краем глаза проверил, как держится Николас, и вернул своё внимание к Ситри.       — Ты столь уверен в себе, — наконец произнесла она, мягко рассмеявшись.       Если бы Фортинбрас был глуп и недалёк, он бы решил, что Ситри пытается его соблазнить, — стоит признать, теоретически она могла сделать это, Иснан подтверждал, что она принуждала Маракса, — но барьеры и чары, защищавшие его, были прочны и могли пресечь любую попытку забраться ему в голову. Ситри, прекрасно это чуявшая, не теряла терпения, в отличие от тихо шипевшей Нуаталь.       — Можешь не верить, но я всегда поражалась тому, что Арне избрал тебя своим сальватором. Такой потенциал — и тратится на такое пустое дело… Ты был бы прекрасным демоном, Третий. Возможно, даже равным мне.       — Благодарю за высокую оценку моих интеллектуальных и магических способностей. Рад угодить тебе перед мучительной смертью от моего меча.       — Полагаю, ты не совсем осознаешь положения, в котором вы оказались, Третий.       — Более чем осознаю, Ситри, — в том же ласковом тоне ответил он, не обратив внимания, как тихо цокнул языком Николас. — Я достаточно долго прожил в мире, полном демонов, и нередко проникал в их сознания, так что знаю, как вы воспринимаете всех, кто не является тёмными созданиями. Ходячие куски мяса, истекающие кровью и магией. Всего лишь пища для тех, кто обманул эволюцию. Вынужден тебя разочаровать: не вы обманули её, а она вас. Вы — не более чем прихоть сошедшего с ума существа, которого, как некоторые думают, судьба наградила немыслимой силой.       — Так же, как вы — расходный материал уранионов, вбивших себе в голову, что они могут играть с чужими судьбами.       — Судьба — не более чем абстрактное понятие, загоняющее всех живых в якобы предопределённые рамки. Она — лишь часть иллумэ барал, бесконечного знания, и при этом абсолютно не существующая вещь. Не разочаровывай меня, Ситри. Я не думал, что ты веришь в судьбу.       — Я верю в хаос, — с придыханием ответила Ситри, клацнув железными зубами и выпрямившись на своём месте, будто хотела казаться ещё величественнее и превзойти всех остальных ростом. — Хаос есть везде, в брешах между мирами, в лей-линиях и бьющихся сердцах, в разумах и истинно верных инстинктах. Хаос — это всё.       — Ты абсолютно права.       Тхай слегка сдвинула брови. Фортинбрас приподнял уголки губ в улыбке, удовлетворённый тем, что сумел удивить её так же, как Николаса и Джинна, чьё замешательство он ощущал магией.       — Хаос — это всё. Так же, как магия. И кровь, и кости, и разум, и душа… Сколько душ ты сгубила, собирая кровь для своего короля? Сколько ещё планируешь сгубить за десятки тысяч лет, которые ему потребуется, чтобы хотя бы немного вернуть себе ясность сознания, да и то в форме хаоса? Правильный ответ, — быстро продолжил Фортинбрас, в очередной раз не дав ей возможности даже рта открыть. — Нисколько. Мы закончим всё сегодня, здесь и сейчас. Если угодно верить в хаос, пожалуйста: слушай, как он дрожит от нашего гнева, и рассыпься в него сразу же, как я отрублю тебе голову.       — И если тебе угодно верить в судьбу, — подхватила Ситри с рычащей интонацией, — пожалуйста: осознавай, сколь ничтожен ты перед ликом истинной силы, и рассыпься в хаос, который я поглощу.       Фортинбрас, в отличие от Николаса, не вздрогнул, когда ровно посередине стола замерцал воздух. Пустота, скрытая хаосом и магией уранионов, рассеялась, явив ещё одну участницу переговоров.       Фасанвест, сигридская богиня судьбы, предсказаний и чувств, сплела пальцы и посмотрела на Фортинбраса. В молочных глазах он прочитал горечь, такую огромную и всеобъемлющую, что на долю секунды его сердце болезненно дрогнуло — ему отчаянно захотелось раствориться в забвении, обещанием скрытом в её взгляде. Но тут Фасанвест улыбнулась, обнажая железные острые зубы, жёстко и плотоядно, и это чувство исчезло.       — Вот твоя судьба, Третий! — Ситри простёрла руки, будто приветствуя огромную толпу слушателей, и едва не задохнулась от восторга. — Взгляни в глаза тому, что ожидает этот мир!       Фортинбрас, не прерывая зрительного контакта с Фасанвест, из-за которой по телу Николаса пробежала дрожь, лишь холодно произнёс:       — Тик-так, Ситри. Тик-так.

***

      Ариадна стояла напротив своего трона и молча молилась, а кому — сама не знала. Боги воевали с богами, лишь Сердце фей могло ей ответить, но впервые за сотни лет королева подумала, что недостойна обращаться к нему.       Зал был пуст — Гилберт оставил Тайрес, закончив переговоры и объяснив Ариадне всё, чего сальваторы от неё ожидали. Она всё ждала момента, когда понадобятся её чары, но не предполагала, что масштаб будет таким колоссальным. Это совсем не то же самое, что влиять на умы людей, будучи непосредственно рядом с брешью, открывшейся где-нибудь в центре города. Тогда Ариадна лишь использовала чары, чтобы заставить людей уйти, в худшем случае — забиться в укромный угол, чтобы не мешать членом коалиции истреблять демонов, но теперь…       Она ждала, когда в одном из залов её маги подготовят особый магический круг, который должен будет многократно усилить воздействие её чар. Магия столь древняя, что Беро с трудом нашёл информацию о ней в фейских архивах. Но Сердце подсказало, и никто не посмел высказать сомнений.       — Чё такая депрессивная?       Ариадна не обернулась, лишь прикрыла глаза и судорожно выдохнула, когда Данталион поравнялся с ней. На его шее алела рана, полученная в последнем бою с демонами. Целители в зале Истины помогли вытянуть хаос из тела вампира, но он отказался от дальнейшей помощи, решив, что обойдётся естественным заживлением.       — Мелкий тебя совсем затрахал тупыми просьбами?       Ариадна резко обернулась к нему, замахнувшись ладонью, но Данталион с до ужаса ядовитой улыбкой перехватил её руку.       — Ну-ну, не горячись. Просто проверял, живая ли ты вообще. Стоишь тут, пялишься на свой розовенький стул. Я уж решил, что ты просто сдохла.       Ариадна закатила глаза и вырвала руку.       — Долго ты ещё будешь торчать в моём дворце?       — Пока кто-нибудь из сальваторов не явится. У меня, знаешь ли, работка есть, надо переговорить кое с кем. И твоего Нокса забираю с собой, помнишь?       Она бездумно кивнула, вновь обратив взгляд на трон. Ариадна стояла у его подножия, складки лёгкого серого платья собрались возле её ног. По оголённым плечам бежали мурашки — не предвкушения или от биения Сердца, а от страха. За фей, землян и сигридцев, отдельно — за Нокса, вызвавшегося представлять интересы коалиции в срочных переговорах с демонами mer daran.       И за себя.       Элементали, никто даже не представлял, как ей было страшно за себя. Эйлау поняла бы, реши Ариадна с ней поделиться, но та снова прыгнула в самую гущу сражения и пострадала. Ариадне даже не пришлось отчитывать Эйлау за импульсивность, неожиданно это сделал Киллиан, нашедший их обоих в зале Истины сутки назад.       По правде сказать, после этого Ариадна затаила дыхание в ожидании: сейчас, именно сейчас Сердце поймёт, что оно ошиблось. Оно, наконец, увидит, как храбро сражается Эйлау, ощутит её магию и признает в ней настоящую королеву, у которой хватит сил повести фей за собой. Сердце рассеет все страхи и сомнения, что, возможно, сплетаются в её груди, и Ариадна пусть и позорно, но выдохнет с облегчением. Ей не придётся принимать судьбоносные решения, которые наверняка будут стоить феям жизней. Она не доведёт до того, что их земли начнут умирать.       Только не снова.       — Я не заслужила Сердце.       За возвышением, где располагался трон, пряталась неприметная дверь — Ариадна успела заметить появившегося из-за неё Нокса, который всего за секунду окинул взглядом её и Данталиона, уже направившегося к выходу, а после убежал обратно. Сердце Ариадны, из плоти и крови, болезненно сжалось. Фейское же Сердце застыло в ожидании.       Ей показалось, будто цветочные лозы, оплетавшие трон и подступы к нему, начали вянуть. В воздухе запахло кровью — не той, что наверняка забилась Данталиону под когти или осталась в уголках рта, а той, что проливалась, когда сторонники Рогира взмахивали острыми клинками и резали глотки несогласным.       — Только не надо слезливых историй, я свои платочки дома забыл, — проворчал Данталион, обернувшись к ней. Спрятанные в карманы брюк руки, опущенные плечи и криво застёгнутая рубашка говорили о том, что ему, в общем-то, плевать на всё, в том числе и на войну с демонами — выглядел вампир таким взъерошенным, будто его вытащили из постели ради собрания, которое можно было бы провести за пять минут и без его участия.       — Вот, значит, что это для тебя? — прошипела Ариадна, сжав кулаки. — Слезливая история. Мы умираем, Данталион!       — Ну ты вроде бы ещё вполне жива, а я планирую умереть в глубокой старости с какой-нибудь красоткой, которая будет вливать мне вкусную кровь в рот и пересказывать все сплетни коалиции.       — Думаешь, если ты один из лидеров, то знаешь, как вести эту войну? Ты был ещё ребёнком, когда мы…       — Поправочка: я был подростком. Ну, это по нынешним меркам. Раньше, кажется, шестнадцать лет считались уже зрелостью, да?       — Ты был ребёнком, — сквозь зубы повторила Ариадна, в несколько быстрых шагов преодолев расстояние между ними, и пальцем ткнула в грудь с такой силой, что едва не зацепила ткань рубашки ногтем, — когда мы уже познали войну, унёсшую тысячи невинных жизней! Мелким, безумным монстром, который, как мне доложили, сорвался с цепи и убивал смертных ради крови!       Данталион широко улыбнулся, перехватил её ладонь и отвёл от своей груди.       — Позволь ещё раз поправить: я убивал не смертных, а демонов. Человеческая кровь мне не по вкусу. То, что тебе доносили твои верные феечки, было не более чем выдумкой — они же пытались скрыть собственные ошибки, помнишь?       О, конечно, она помнила: как можно было забыть о феях, переселившихся во Второй мир ещё до Вторжения, которые по собственной глупости оказались впутаны в дела демонов? Ариадна читала их души, когда они предстали перед судом, видела там Кемену и Махатса — и безумного монстра, клыками и когтями легко рвавшего тела людей, будто те были лишь тонкой бумагой.       Провинившихся фей переправили с Сигрид, чтобы они встретились с Ариадной, так что она не могла знать точно, кем был тот монстр. Лишь после Вторжения, когда сигридцы оказались во Втором мире, где их встретили давно переселившиеся земляки, пазл начал складываться. Всё ещё не хватало очень многих деталей, но одно Ариадна знала точно — монстром, образ которого исказился в воспоминаниях фей, был Данталион, исчезнувший после того кошмарного инцидента, из-за которого она судила своих подданных.       — Может, я не такой древний старик, как вы все, — между тем продолжил Данталион, всё ещё улыбаясь, — но я истребил достаточно демонов, чтобы в моих правах и верности не смели сомневаться.       — Ты словно не осознаёшь, в каком ужасном положении мы находимся, Данталион. Весь наш успех зависит от четырёх человек. Неважно, как идеально я наложу чары или скольких демонов ты успеешь убить. Дрогнет один сальватор — дадут слабину ещё трое.       — И мы всё равно надеемся на них.       — И мы всё равно надеемся на них, — значительно тише и смиреннее повторила Ариадна, сделав шаг назад. — Никто не поможет, если они не справятся. Никто не поддержит, если не справимся мы. Некуда будет бежать.       — Вы все, что ли, совсем в край долбанулись?! — возмущённо заорал Данталион, и это было так резко и неожиданно, что Ариадна вздрогнула всем телом и обхватила себя за плечи, едва успев ощутить, как ужас сковывает её мышцы. — Столько лет пинали этих идиотов под задницу, и теперь, когда появился реальный шанс всё закончить, вдруг начали хвосты поджимать?! Какого хрена я должен каждому сопли вытирать и за шкирку тащить туда, где вы обязаны быть? Я не нянька! Хорош ныть!       Ариадна почти задохнулась от возмущения и хотела ответить, — или, может быть, выцарапать ему глаза, бешено горящие алым пламенем, — но Данталион, приблизившись и нависнув над ней, прорычал:       — Если думаешь, что никто не поможет, не поддержит и не даст укрытия, то делай то единственное, чего от нас ждут сигридцы — справляйся. Не просто же так ваша фейская побрякушка выбрала тебя?       Говорил Данталион, но она отчётливо слышала голос Рогира. «Отпусти Сердце, Ариадна, — требовал он, приближаясь к ней с мечом, с которого стекала кровь Одана. — Или ты думаешь, что оно и впрямь выбрало тебя?»       — Оно меня не выбирало, — прошептала Ариадна: так тихо, что сама сначала не поверила, что призналась в этом спустя столько лет. Оскал Данталиона дрогнул и исчез, растворился в недоумении, отчётливо отразившемся на лицу. — Я украла Сердце, как только предоставилась возможность.       Данталион сделал небольшой шаг назад. Ариадна никогда не считала себя низкой, — она всего на сантиметр была выше Гилберта, — но впервые в жизни именно так и ощутила. Она — хрупкая, маленькая и слабая фея, прибравшая к рукам мощнейший артефакт её расы, та, кто едва не привела всех к погибели и та, кто должна была каждый день молиться до последних лучей солнца, лишь бы боги услышали её и поняли, что в её действиях не было злого умысла. Пусть она была всего лишь хрупкой, маленькой и слабой феей, она пыталась защитить свой народ.       — Сердце должно было выбрать Одана, — сиплым от ужаса голосом продолжила Ариадна, смотря Данталиону в глаза, но совсем не видя его: мысленно она провалилась в прошлое, где они с Эйлау и другими наследницами любили прожигать дни, предаваясь песням и танцам с красивыми парнями, где феи веселились и цвели чарами от рассвета до заката и от заката до рассвета. — Все это знали. Одан был первым, кого оно выбрало, лучшим из нас. Не всегда тот, кого выбирают первым, становится избранником, но Одан… Он заслуживал принять Сердце фей. Он бы и принял, но в момент, когда Сердце оставило бездыханное тело прошлого короля, Рогир перерезал Одану горло, и воцарился хаос.       Ариадна как сейчас помнила ужас, отразившийся на лице Эйлау, и кровь, брызнувшую на воздушное платье Жиенны — такое красивое, кремовое, с прекрасным узором облаков на подоле… Кровь залила и ещё тёплое тело прошлого короля, и его кровать, и мозаику, выложенную у него на полу. Кровь покрыла руки Рогира, которые он протянул к Сердцу.       — Эдмар опомнился первый. Он схватил Рогира, оттащил от Сердца, и тогда в покои короля ворвались его сторонники. Мы едва осознавали происходящее. Лишь после, когда весь дворце охватило безумие, когда одни феи обнажали клинки, а другие пытались чарами защитить самых младших, мы поняли, что Рогир давно это готовил. Он знал, что Сердце выберет Одана, — боги милостивые, мы все знали и понимали, что так будет лучше для фей, — однако Рогир считал себя более достойным кандидатом. Не знаю, может, он бы и был справедливым королём… Но не после того, как убил Одана прямо над телом нашего короля, поддавшись безумию.       Ариадна прикрыла глаза, и руки будто сами собой сильнее впились в оголённые плечи.       — Я была семнадцатой наследницей фейского Сердца и единственной, кто оказался рядом, когда Рогиру, захватившему дворец, почти удалось прибрать его к рукам. Он бы смог — я точно знаю, что смог бы подчинить его себе. Но я не позволила. Я украла Сердце прямо у него из рук, пока другие сражались с его сторонниками, и думала, что умру, обнимая то, чему мы все поклялись служить и верить…       Даже сквозь закрытые веки Ариадна увидела, как белым светом замерцало Сердце фей — точно там, где располагалось её настоящее сердце. Оно будто отзывалось на её боль, говорило, что помнило тот день.       — Я поняла, что происходит, лишь после того, как Рогир и его сторонники сбежали. Сердце ответило мне — Рогир понял, что проиграл, и скрылся. Я была в ужасе. Кто угодно бы подошёл на моё место, только не я. Я не обладала магией, как Эйлау и Одан, не была столь расчётливой, как Эдмар. Я была сильнейшей в чарах, но разве этого достаточно? Чары не спасли наши земли, когда те начали умирать от яда. Сама наша природа восстала против моих сомнений, и Сердце отказывалось принимать меня вместе с ними. А когда напал Рогир, я и вовсе была бессильна. Мне потребовалось всего несколько недель, чтобы довести наши земли до грани и расколоть Тайрес. Сердце не признавало меня настоящей королевой, но и в чужие руки ложиться не желало. Когда Рогир уже стоял надо мной, отчаянно защищавшей Сердце, когда он рубил мне тело, требуя, чтобы я уступила, я именно это и сделала. Я сдалась ему, но Сердца не отпустила. Решила, что умру, до последнего защищая его, и пусть Рогир делает с моим телом всё, что захочет. Он убил лучшего из нас ради Сердца — пусть убьёт и меня, если так хочет добраться до него.       Ариадна скользнула взглядом по лицу Данталиона, нечитаемому и, кажется, более бледному, чем обычно, и закончила, едва шевеля губами:       — В тот момент Сердце мне ответило. Я стала королевой фей и убила Рогира в этом самом тронном зале.       На её месте должен был оказаться кто-то другой, только не она. Ариадна бы умерла, защищая Сердце фей, это правда — любой из наследников был готов пойти на столь отчаянный шаг, если ничего другого не оставалось. Но ей не повезло оказаться рядом и вырвать Сердце из рук Рогира, не повезло быть лишь немного благороднее, чем он. Всего за несколько недель она едва не сгубила все земли, отдав их на растерзание яду и пролитой крови невинных, не нашла в себе храбрости отказаться от Сердца сразу же, как Рогир исчез.       Ариадна пыталась, но Сердце её не отпускало. Она, слабая и трусливая, держала в руках жизнь своего народа и наблюдала, как он умирает, растерзанный невиданной ранее катастрофой.       Все короли и королевы заслуживали Сердце, а Ариадна его просто выкрала, потому что оказалась рядом в нужный момент.       Она и не заметила, что плачет, пока Данталион, скривившись, не скользнул взглядом по её лицу. Сил, чтобы притворяться, однако, не было: Ариадну потряхивало, перед глазами точно кроваво-красный калейдоскоп мелькали образы из прошлого, из позорного начала её правления, когда она пыталась избавиться от Сердца, а оно не желало отпускать её так же, как не желало раскрывать всю свою мощь той, кто кормила свои сомнения день и ночь.       В конце концов все годы процветания, к которым она всё же смогла привести фей, были напрасны. Ариадна вновь стояла в тронном зале и терзалась страхами, пока земли за пределами Тайреса умирали из-за яда тёмных созданий.       Как её могли просить о столь многом: использовать чары, чтобы накрыть ими весь Второй мир? Если ошибётся хоть раз, на долю секунды отвлечётся или позволит чарам ослабнуть, и земляне, и сигридцы…       Ариадна едва не задохнулась от возмущения, когда Данталион дал ей звонкую пощёчину.       — Всегда мечтал это сделать! — с детским восторгом заявил он.       Щека горела, из уголка левого глаза сорвалась слеза.       — Давай ты как-нибудь намотаешь сопли на кулак, напялишь своё самое чудесное платье, которое будет просто орать, что ты готова рвать глотки демонам, и, наконец, сделаешь то, что от тебя ждут?       Мелкий, безумный монстр — вот кем был Данталион. Мальчишкой, который обзавёлся клыками и думает, что из-за них все должны плясать вокруг него и делать то, что он прикажет. Юнцом, понятия не имевшим, каково это — быть частью великой процветающей расы, что веками строила свою культуру, и видеть, как она постепенно рушится из-за одного-единственного смертного сердца.       — Не знаю, что за истерия у всех случилась, но повторяю: я не нянька и таскаться за каждым, чтобы подбодрить, не буду. — Данталион вновь спрятал руки в карманы и наклонился к Ариадне, практически коснувшись её носа своего. От него всё ещё несло кровью демонов. — Руки в ноги — и вперёд усыплять одних засранцев и убивать других. Всё, что от тебя требуется — справляться. Справляться так же, как и в момент, когда ты решила, что Рогир не должен получить Сердце, или когда была готова умереть из-за него. Ты, чёрт возьми, королева фей. Уж извини, второй раз делать куни, чтобы вернуть тебя в строй, я не собираюсь, так что веди себя соответствующе.       Ариадна была бы рада, но страх, — глубинный, который она так идеально прятала все эти годы, — отвоёвывал всё больше мыслей и отравлял кровь. Она не была воительницей, как Эйлау, и не обладала безрассудной смелостью Джулиана, способного броситься прямо в гущу сражения. Чары — тонкое искусство, не все сигридцы даже признавали, что они могут послужить чему-то большему, чем развлечениям.       Может, ей всё же не следовало вступать в тот бой. Не стоило красть Сердце фей прямо из рук Рогира.       Ариадна прикрыла глаза, пытаясь подавить непрошенные слёзы, а когда вновь открыла, заметила, что Данталион уже сделал три шага к выскочившему из пустоты Николасу. Рядом с ним с недовольным лицом топтался Второй сальватор. Он скользнул по Ариадне строгим взглядом, повёл носом и поморщился, словно учуял её слабость и страх.       Лёгкое прикосновение к руке вывело её из транса. Нокс прошёл в тронный зал через ту же дверь, в которую юркнул минуты назад, верно поняв, что его присутствие будет лишним. Сейчас оно было как нельзя кстати: Ариадна крепко сжала ладонь Нокса, заглянула в потемневшие глаза и беззвучно прошептала молитву.       Не богам, которые и богами-то не являлись, и не уранионам, вступившим в битву друг с другом.       Ариадна молилась Сердцу фей — даже если оно всё же ошиблось на её счёт, пусть не ошибётся в своих наследниках.

До переговоров осталось два часа.

***

      Холодно.       Боги, как же холодно.       Вот бы стало теплее.       Вот бы кто-нибудь согрел.       В сознании, — а существовало ли вообще оно, это сознание? — билось нечто, похожее на мысль: «Помогите, помогите, помогите!»       Билось и билось, пока холод сменялся не теплом, а лихорадочным жаром, а что-то мягкое касалось и дарило спокойствие.       Секунда — и пустота. Долгая, бесконечная пустота.       И холодная.

***

      — Тик-так, Третий, — повторила Фасанвест, мягко уложив голову на ладони. — Тик-так.       Николас поёрзал на своём месте. Просто потрясающее подражание истинному страху.       — Что могут сигридцы против истинной судьбы? — проворковала Ситри, откинувшись на спину стула, и растянула губы в улыбке. От того, сколько самодовольства отразилась на её лице, у Фортинбраса едва не дёрнулся глаз. — Может, вы и забыли о том, как под натиском Дигноса пали миры, забыли, как мы разорвали и поглотили Сигрид, раз всё ещё боретесь за этот несчастный мир, но хаос не забыл. Так позволь тебе напомнить, Третий: судьба всех сигридцев в руках Фасанвест. Она помнит всё, каждое ваше поражение, бегство, предательства и потери. Всё, что осталось от вашей великой культуры — воспоминания, растворившиеся в истинной судьбе.       — Как я уже сказал, судьба — не более чем абстрактное понятие. — Фортинбрас хотел было коснуться кольца, ощутить знакомую прохладу: чтобы привычное действие разрушило страшную реальность, на самом деле оказавшуюся лишь иллюзией, и тем самым доказало, что он, как и прежде, со всем справится. Но он остановил себя, заглянул в глаза Ситри, — в бездну и лёд, в ужас и смерть, — и вместо того, чтобы коснуться кольца, провёл пальцами по гладкой поверхности стола. — И как мы смогли убедиться, нет никакой высшей силы, которая направляла бы наши жизни по верному руслу, подталкивала к выборам, которые в конце концов приведут к тому, что эта высшая сила и задумала. Ты, Фасанвест, — услышав своё имя, уранионша заинтересованно вскинула брови, а Николас ещё сильнее вжал голову в плечи, — не плетёшь наши судьбы, лишь наблюдаешь. Мы позволили тебе возгордиться этим, молитвами внушили, что судьбы находятся в твоих руках, но это ложь. Судьба пусть и абстрактное понятие, но то, что является элементами этого понятия, полностью в наших руках. Так скажи мне: как тёмные создания смогли внушить тебе, будто ты — властительница и созидательница всех судеб, а не простая наблюдательница?       — Разве я говорила, что мне что-то внушили? — с лёгким, практически детским удивлением уточнила Фасанвест. Краем глаза Фортинбрас уловил, как расширилась улыбка Ситри. По позвоночнику проползло дурное предчувствие — он, однако, с абсолютной невозмутимостью ответил на взгляд уранионши, которая неожиданно печально вздохнула и обратилась к нему, Николасу и Джинну одновременно: — Я так устала, дети мои. Каждое мгновение я вижу рождение, жизнь и смерть миллиарда существ, о которых вы даже не подозреваете. Я вижу все судьбы и их ответвления, каждый новый путь и те, что навсегда остались позади. Я вижу всё, всегда и везде. Я устала. Это слишком тяжело, дети мои. Жить вечно и вечно наблюдать нескончаемый цикл насилия и боли, на который ты никак не можешь повлиять, тяжело. Я слишком устала, — сокрушённо повторила она в третий раз, прикрыв глаза — по бледной щеке скатилась слеза. — Я хочу, чтобы всё сгинуло в хаосе. Он беспорядочен, непредсказуем. Я хочу наблюдать за ним, а не за вашими жизнями, которые вы тратите на ненависть к себе и себе подобным. Я хочу, чтобы всё сгинуло в хаосе!       — Если мне не нравится представление, разыгрываемое в театре, я ухожу, я не убиваю актёров и сношу здание до основания, — резко заметил Фортинбрас. «Тише, тише, мой хороший! — тут же подсуетился Арне. — Не убей себе нервную систему лишними переживаниями, я ещё не насладился моим любимым чудесным романчиком!»       — Если то, что вы называете своими жизнями, домами и любимыми, вызывает у меня отвращение, то я уничтожаю это, потому что вижу: ненависть, зреющая в вас, ни к чему хорошему не приведёт. Этот мир — лишь песчинка в огромной пустыне. Однако магия здесь чрезвычайно мощная, вот так парадокс. Если соединить её с хаосом, она позволит познать истину, которая никогда не была доступна даже уранионам. Там же и ответ на вопрос: как разбить оковы ненавистной судьбы и позволить ей вновь увлечь меня?       — Значит, людские жизни для тебя ничего не значат? Миллионы невинных гибнут, а ты ищешь, как бы побольнее добить оставшихся, чтобы развеселить себя?       — Разве это не естественно? Один цикл завершается, за ним начинается новый. Созидание и разрушение идут рука об руку, из них рождаются знания, благодаря которым мы знаём самих себя. Это и есть высшая истина, доступная вам, смертным. То, что вы называете судьбой. Вы — лишь звёздная пыль и капли лунного света, блеклые тени и кривые отражения нас, величайших творцов всех миров. Ваша смерть ради нашего поиска истины — самое благородное дело из всех.       — Истина в хаосе, — громко добавила Ситри, едва только последнее слово сорвалось с губ Фасанвест, — а ваша судьба — в смерти. Или же подчинении, если ты желаешь сохранить жизни тем, кто тебе дорог. Я клянусь тебе хаосом, из которого состою, Третий: если сдашься мне, они не пострадают.       — И я клянусь тебе своим именем, Ситри: цикл поражений, побегов, предательств и потерь прервётся сегодня.       Он слегка наклонился вперёд, уперев локти в стол, сплёл пальцы и уложил на них подбородок. С жуткой улыбкой, которую никогда не позволял себе, той, которую твари растягивали, стоило только украсть его облик, Фортинбрас повторил:       — Вот-вот вернутся истинные боги — люди, которым принадлежат их судьбы и которые готовы сражаться за них.

***

      Иснан распростёр руки, готовый встречать своих верных последователей — те, однако, не обрадовались, увидев его. Уставились, как на голодного ноктиса, который только что отгрыз голову своему собрату, лишь бы немного набить желудок, и уже присматривался к добыче покрупнее.       «Не время придуриваться!» — возмутился Ренольд.       — Не время умирать в тоске и страхе, — возразил ему Иснан. Это услышал и Данталион, — вампир, который, вообще-то, должен был выступить кем-то вроде рефери, — и Нокс из фей, такой бледный, что Иснан всерьёз переживал, не растерял ли тот всю свою вкусную кровь.       Услышал его и Альтан: он, только выскочивший из своего дома, в исступлении застыл на последней ступеньке крыльца.       — Пожалуйста, как по заказу: сальватор! — громко объявил Данталион, всплеснув руками. Для ясности Иснан указал на себе и приветственно, пусть и не без издёвки, склонил голову.       «Уранионы, да за что ты мне достался…»       — Думаю, вампирёныш уже разнёс слух, что один из сальваторов — демон. Так вот, это я. Великий и прекрасный Иснан, Второй сальватор и владелец Слова, связанный с Ренольдом. Позволите ли ему показаться, чтобы доказать правоту моих слов?       Альтану, конечно же, это было не нужно: Данталион наверняка успел встретиться с ним пару раз и до переговоров с демонами mer daran, и после, может, даже во время нападения, так что уж точно растрещал про демона-сальватора. Тем не менее Ренольд, продолжая ворчать, появился рядом с Иснаном и окинул Альтана вызывающим взглядом. Со стороны и не сказать, что сакри был самым главным нытиком из всей четвёрки.       «Ты издеваешься?» — прошипел Ренольд, сохранявший на лице полную невозмутимость и царственность, которой Иснан, честно говоря, даже немного позавидовал.       «Ну не злись, любимый».       Иснан дёрнулся, будто от подзатыльника — никто его не касался, но Ренольд заставил ощутить удар и теперь самодовольно улыбался. Если бы на кону не стояла и жизнь Второго, он бы вцепился в глотку своего сакри и разорвал его на части прямо на глазах у Альтана и других демонов, выглядывавших на улицу из-за открытой входной двери или тёмных задвинутых штор на окнах.       — Наши условия не изменились, — наконец произнёс Альтан: первое слово сорвалось с дрогнувших губ неуверенно, а во взгляде мелькнула растерянность, но под конец он будто бы осмелел и внутренне подобрался.       — Да-да, спасение Гаапа и всё такое, — согласился Иснан, закатив глаза. — Он к вам ещё не заглядывал?       — Дело не только в спасении Гаапа, — возразил Альтан, — но и…       — Да-да, — повторил он издевательским тоном, — признание демонов mer daran, создание особой магической печати и прочая хрень. Может, пройдём внутрь и поговорим? Я бы не отказался от бокальчика…       Данталион рыкнул на него, что Иснан посчитал просто смехотворным: он, вампир, пьющий кровь демонов, смеет упрекать одного из них? Это он, между прочим, выдвинул идею, чтобы Иснан встретился с демонами mer daran и попытался завоевать их доверие, он же первым пытался уломать Альтана на переговоры с коалицией. Иснан никогда прежде не чувствовал себя столь важным, — где ещё сигридцы найдут такого потрясающего сальватора, идеально подходящего по всем параметрам? — и обязательно бы сказал об этом вслух, если бы Ренольд не заставил молчать.       Вопреки глупой надежде Иснана, Альтан слишком долго обдумывал его предложение. Несколько демонов, выглядывавших из дома, шептались между собой, косясь то на него, то на Иснана. Он отвечал тем же, всё больше распаляясь.       Долбанный Третий со своим долбанным планом.       Самое ужасное, что Иснан признавал — план был вовсе не идиотским, но это не означало, что Второго радовала его роль. Позволять Слову сплетаться с Движением, Временем и Силой, выступать в качестве переговорщика, притворяться другим — не много ли от него хотели? Может, ему ещё лично отгрызть Ситри голову и выловить всех её шавок?       «Ну не злись, любимый, — ядовито повторил Ренольд, искоса взглянув на него с улыбкой. — Ты точно там, где должен быть».       — Времени у меня не то чтобы очень много, — скрипнул зубами Иснан, отвечая и Ренольду на его издёвку, и Альтану на его молчание, уж слишком затянувшееся. — Возможно, вам нравится предаваться извращённым фантазиям, в которых я не более чем пешка, которую можно двигать, куда заблагорассудится, но это не так. Я — сальватор, и если хотите выжить, смиритесь с этим фактом.       Иснан шагнул к Альтану. Несколько демонов, прилипших к окнам, исчезли. Он был готов поклясться, что видел совсем юного наблюдателя, у которого только-только начали расти рога.       — Я так понимаю, ты приютил у себя, кого мог? — шёпотом уточнил Иснан, остановившись в полуметре от Альтана. — Не всех, конечно. Лишь тех, кто оказался рядом в нужное время, кто сумел добраться до твоего дома через бреши или без них, рискуя собой. Тех, кого не убили. Разумеется, ты приютил далеко не всех демонов mer daran, я прав? Не хватило ни магии, ни хаоса. Это ничего.       Иснан приблизился практически вплотную: заглянул своими тёмно-серыми глазами, к которым, что поражало его, успел привыкнуть, в красные — Альтана.       — Моих магии и хаоса хватит, чтобы спасти всех. Всё, что от вас требуется — оказать поддержку коалиции.       Выждав секунду, не больше, Иснан прошёл мимо, коснувшись плеча Альтана своим, и направился в дом. Демонов тут и впрямь было не очень много, хотя ещё с десяток, наверное, разбежались по разным комнатам. И Иснан не ошибся: тут были ещё совсем юные демоны, рога которых только начали расти по-нормальному, а крылья — крепнуть. Они смотрели на него, как на чудовище, коим он, наверное, и виделся им всё это время.       Ничьих лиц Иснан не узнал. Сменили ли они их или нет, ему было неважно. Не волновали его и страх, которым демоны пропахли с ног до головы, их раны, из которых сочилась чёрная кровь, или слёзы, застывшие в глазах мелких паршивцев, что поглядывали на него из-за спин старших.       До них всех, наверное, дошли слухи о демоне-сальваторе — может, кто-то слышал о нём ещё до того, как Иснан переметнулся к сигридцам. Возможно, они даже слышали, как Ситри исправно следила, чтобы у него всегда были подопытные.       И вполне может быть, что Иснан, пытаясь познать Слово, убил близких кого-то из этих демонов, смотрящих на него со смесью страха, отвращения и необъяснимой надежды.       — Вы все — трусы, — заявил он, как только на пороге дома показались Данталион и Нокс — затылок последнего Альтан прожигал взглядом, но отвлёкся, услышав Иснана. Даже хотел было метнуться к нему, но Второй не позволил: резко обернулся, показывая, как магия заставляет его глаза пылать, и продолжил намного громче: — Трусы, сбежавшие от своей природы! Никчёмные жалкие твари, позорящие великую расу!       Нокс огромными от ужаса глазами уставился на него. Данталион громко скрипел зубами. Иснан не особо понимал, на кой хрен ему нужен был вампир, но сейчас даже порадовался: возможность наблюдать его злость совсем немного компенсировала унижения, которые он вынужден терпеть.       Если бы только Второй мир не был на грани уничтожения и вопрос выживания Иснан не стоял так остро, он бы ни за что не согласился на это.       — Бесит, правда? — широко улыбнулся он, обводя оскалившихся демонов насмешливым взглядом. — Злит, что вас, выбравших себя и свои жизни, считают мусором. Я достаточно времени провёл рядом с Ситри и знаю: она вас ни во что не ставит. Вы и впрямь позор нашей великой расы. По её словам.       Иснан сложил руки за спиной и развернулся, встретившись взглядом с одним из мелких демонов.       — Тёмные создания, которые сумели подавить голод и жажду магии, что течёт в телах смертных. Демоны, ставшие соседями тех, кого им следовали бы пожирать. Буду честен: человеческая кровь мне по вкусу. Но знаете, что ещё мне по вкусу? — он выдержал небольшую паузу, отдалённо ощущая, как в помещении становится теплее. Спокойствие по крупице наполняло его тело, и было в нём нечто знакомое, окутавшее его плечи, будто сильные руки. — Свобода.       «Элементали великие…»       За спиной Иснана выросла тень, скрывшая его и упавшая к ногам Альтана, Данталиона и Нокса. Демоны беспокойно зашипели, но с места не сдвинулись — то ли из-за магии, сковавшей их, то ли из-за благоговейного трепета, охватившего их при появлении Гаапа.       — Я решил, что люблю свободу больше, чем человеческую кровь. Вы решили так же, и только за это Ситри готова нас всех истребить. Знаете, что самое смешное? Нас не должно было существовать. Мы не более чем побочный эффект эксперимента, который они, — он особенно выделил это слово, намекая на уранионов, один из которых слегка склонился к его плечу, будто хотел лучше слышать, — провели, чтобы познать самих себя. Но не буду грузить вас ненужной теорией! Суть в том, что эксперимент провалился, Хайбарус в край охуел и решил подчинить себе и магию, и хаос. Я бы, может, и наплевал, если бы это не означало, что у меня отнимут свободу. У вас отнимут свободу. У ваших вырод… в смысле, славных детишек.       Альтан до того громко скрипнул зубами, что Гаап, склонившийся ещё ближе, словно пытался заглянуть Иснану в глаза, мгновенно обратил на него взгляд.       — Вы можете считать меня сумасшедшим, — между тем продолжил Второй, оглядывая застывших в страхе демонов, — предателем и убийцей, но не забывайте, что я всё ещё сальватор. Единственный демон-сальватор, и я здесь, чтобы предложить вам свою защиту. Вам больше не придётся прятаться ни от демонов Ситри, ни от сигридцев. Условие совсем простенькое: не пить кровь людей и не убивать их. В общем, жить в мире и любви. Здорово, правда?       «Ненавижу тебя», — прошипел Ренольд, уловив его разочарование, скрытое за учтивой улыбкой. Иснану совершенно не хотелось расставаться с человеческой кровью или их свежим мясом, но немного покривить душой он был не против — для чего-то же она ему нужна.       — На словах, конечно, красиво звучит, — первым отреагировал Альтан, при этом продолжая смотреть на Гаапа, — но нет никаких гарантий того, что сигридцы не убьют нас. Они могут принять нас за демонов Ситри. Или после, если мы решим помочь вам, избавиться от нас, считая, что так будет лучше.       — Какого ты плохого мнения о моих миленьких друзьях, Альтан! — театрально возмутился Иснан, прижав ладони к груди. — И ты говоришь это после того, как мы спасли твоего покровителя? Я, между прочим, едва рогов не лишился, когда…       — Он ваша гарантия, — вмешался Нокс, шагнув вперёд, чтобы демоны обратили всё внимание на него. — Я ваша гарантия. Я — Нокс, первый из наследников фейского Сердца, и я здесь от имени коалиции. Видите это?       Он закатал рукав своего свитера и поднял левую руку, демонстрируя вязь разноцветных сигилов и тонких нитей. Их слабая пульсация отдавалась в сердце Иснана — он ощущал, как Слово, вплетённое в особую магическую печать, тянется к нему.       — Это ваша гарантия. Печать, которую затребовал Альтан. Четвёртый уже защитил людей Второго мира — настал ваш черёд. Позвольте моим чарам коснуться вас, чтобы защита, созданная сальваторами, распространилась и на вас. С этим никто не примет вас за демонов Ситри. Наши люди поймут, что мы на одной стороне, и не тронут вас.       — Я бы на вашем месте согласился, — ухмыльнулся Данталион, поймав настороженный взгляд Альтана. — Пацан-то талантливый, а твой малыш Нико лично проследит, чтобы печать была активна у каждого.       Умом Иснан понимал, что Альтан правильно делает, тщательно обдумывая услышанное, и всё же хотел встряхнуть его. Время утекало сквозь пальцы, и дольше он бы не смог играть этот дурацкий спектакль.       Разумеется, если демоны mer daran встанут на сторону коалиции, это повысит шанс Иснана затеряться среди них, когда всё закончится. Но не настолько сильно он их любил, чтобы сейчас убиваться, пытаясь переманить на нужную сторону.       Наконец Альтан вновь посмотрел на Гаапа — уранион всё ещё возвышался за спиной сальватора, и Иснан не решался обернуться, чтобы встретиться с ним взглядами. Нет, он, конечно, не боялся Гаапа. Если уранион здесь, значит, всё ещё на стороне сигридцев и может надавить на Альтана, если тот заупрямится. На его месте Иснан бы не стал спорить с настоящим богом — но он, к счастью, был на куда более почётном месте, которое никто больше не мог занять.       И всё же обернуться, чтобы лицом к лицу встретиться с Гаапом, Иснан почему-то не мог.       — Согласно нашим требованиям, мы должны были создать магическую печать вместе.       — Сальваторы это предусмотрели, — вежливо ответил Нокс, казалось бы, успевший тревожно задержать дыхание, когда Альтан заговорил. — В печати остались элементы, которые требуют ваших магии и хаоса.       — Четвёртый с этим разберётся, — добавил Иснан, усмехнувшись, и сделал шаг в сторону, открывая портал буквально в метре от обомлевших демонов. — Я ему скажу, тут же прыгнет к вам.       — Уже уходишь? — Альтан оскалился и презрительно сощурился. — Так всё, что ты можешь, это чесать языком, да и то пару минут?       — Кто желает отправиться со мной прямо к сигридцам? — уточнил Иснан, оглядевшись. — Никто? Жаль. Вот тебе и ответ, Альтан: я ухожу, чтобы убедить коалицию не принимать вас за врагов. Четвёртый же придёт, чтобы убедить в этом вас. Демон среди людей, человек среди демонов — это, по-моему, честно. Бонусом у вас остаются феечка и вампир. Малыш Нико их потом захватит обратно, так что вы уж постарайтесь не обглодать их до костей.       Он сделал ещё один шаг к порталу, краем глаза заметил, как Гаап скользнул по нему пронзительным взглядом, — Иснану аж захотелось кожу содрать, — и добавил, стараясь сохранять уверенность:       — А я ещё должен подготовиться к своей роли.

До переговоров остался час.

***

      — Люди, — насмешливо повторила Ситри, покачав головой. — Слабые, глупые создания…       — Способные лишь на ненависть и боль, — отстранённо добавила Фасанвест.       — Тем не менее они вошли в число тех, кто смог принять сакрификиума.       На этих словах Николас неестественно побледнел. Джинн шевельнул крыльями, поднимая едва ощутимый ветер — Фортинбрас, как и Николас, отчётливо уловил в этом послание. Четвёртый мгновенно подобрался и принял равнодушный вид. Ситри сощурилась, изучая его лицо. В ответ он сделал то же самое, чем вызвал у неё снисходительную улыбку.       — Иснан был хорош, — вздохнула она, переведя взгляд на Фортинбраса. — Временами — лучший из нас.       — Он не родился демоном, а стал им. Не доказывает ли это противоестественность твоих целей? Хаос никогда не сможет подчинить магию.       — Как и магия — хаос.       — Мы и не собираемся делать это. Жизнь — это баланс, который необходимо соблюдать, чтобы всё не рухнуло.       — Я хочу, чтобы всё рухнуло, — отстранённо повторила Фасанвест. По её щекам вновь полились слёзы, на которые Нуаталь посмотрела с отвращением, а Тхай с недоумением. — То, что вы называете жизнью — отвратительное, жестокое существование, которое нужно прекратить, чтобы очистить ткань мироздания.       — Позволю себе не согласиться. При всех своих ужасах жизнь имеет множество ценных аспектов, которые состоят и из хаоса, и из магии. Сигридцы это понимают и принимают. Что насчёт демонов?       — Есть только хаос, Третий. Только он. Совершенный, способный на всё, ничем не ограниченный. Если бы он был слаб, смог бы он превратить Иснана в высшее существо?       Не сдержавшись, Николас фыркнул. Фортинбрас метнул на него предупреждающий взгляд, но Четвёртый его проигнорировал.       «Ох уж эти дети!» — проворчал Арне.       — Хаос подавил всю его человечность. Разве он не должен был уничтожить её и тем самым доказать свою силу? Полностью стереть воспоминания о человеческой жизни, чтобы Второй, как ты сказала, стал высшим существом?       — Пусть Иснан этого не помнил, глубоко внутри хаос, когда-то бывший частью его человечности, должен был сохраниться, чтобы, если в этом будет необходимость, напоминать, каким жалким отродьем он был. Чтобы Иснан возвысился, а не пал. Я бы проследила, чтобы он никогда не вернулся к тому, каким червём был — он бы понял, что мы подарили ему шанс на лучшую жизнь. Иснан бы стал лучшим из нас, — с восторгом повторила Ситри, немного понизив голос, будто сказанное ею было величайшей тайной, которой она могла поделиться только с Фортинбрасом и Николасом. — Он всё ещё может возвыситься, как и каждый из вас. Хаос примет всех.       Фортинбрас выдержал паузу. Солнце уже немного выползло из-за горизонта, и он позволил себе насладиться тем, как на бирюзовой воде играли яркие блики. Он запомнил количество тел, вынесенных на берег, нашёл у каждого отличительные черты и прикинул, когда сможет оказать погибшим последние почести. Весь разговор с Ситри и Фасанвест отошёл на второй план, хотя даже на секунду представить, что их здесь нет, было невозможно.       Второй мир был красив — невозможно красив, он дышал жизнью, коснуться которой Фортинбрас ещё не успел. Демоны Ситри и Хайбаруса год за годом уродовали и отравляли его, отбирая у невинных людей возможность наслаждаться спокойной жизнью, которую они сами строили. Этот мир был домом для миллиарда людей, тысячи фей, эльфов и вампиров, он принял великанов и демонов mer daran, он мог бы принять ещё множество рас, если бы те вдруг обратились за помощью.       Фортинбрас бы отказался от Второго мира, — никто бы даже глазом моргнуть не успел, не то что отговорить его, — если бы демонов никогда не существовало. Он здесь не жил, не знал местных обычаев и языков, всё ещё чувствовал себя чужим, и потому смог бы отказаться, оставшись верным Сигриду. Но Сигрида больше нет, и Дикие Земли во власти хаоса, который и впрямь принимал всех.       Дело было не в личных предпочтениях Фортинбраса или долге, который уранионы-боги возложили на плечи сальваторов. Дело было в том, как Второй мир пылал жизнью и всё сильнее расцветал с каждым днём, и в людях, которые родились и выросли здесь.       — Наша встреча была абсолютно бессмысленной, — наконец констатировал Фортинбрас. — Вы желаете уничтожить Второй мир, мы — защитить, и никакие увещевания ни с вашей, ни с нашей стороны не смогут привести к перемирию. Останется кто-то один, Ситри.       — Знаешь, что это значит?       Николас наклонился вперёд, в его глазах блеснула дикость, мгновенно насторожившая демоницу. Ещё минуту назад Фортинбрас бы остановил его, но сейчас было самый подходящий момент: время уже вышло.       — Ты знатно соснула, Ситри, — с дикой улыбкой сказал Николас.

***

      Он брёл, как он надеялся, в нужном направлении: глаза ничего не видели, а руки так дрожали, что ими едва удавалось опереться то на одну стену, то на другую, а то и вовсе на разную мебель или предметы интерьера — всё зависело от того, как сильно его заносило и в какой момент подгибались слабые ноги.       Сильно пахло травами и кровью. Боги, до чего же отвратительный запах. Нельзя ли где-нибудь приоткрыть окно, чтобы внутрь хлынул свежий воздух?..       Хотя куда это — внутрь?       Он брёл, подталкиваемый чьей-то рукой: одновременно мягкой и твёрдой, но тёплой, она не жалила холодом, как пустота, ставшая единственным, что он чувствовал. Не знал или понимал, просто чувствовал — тем, что ещё осталось от него, что мягкие-твёрдые-тёплые руки создавали заново, старательно пристраивая кости к костям, а к ним — мышцы и жилы. Сознание всё растворялось в пустоте, а руки вытягивали его обратно, заключали в клетку из плоти и крови, что продолжалось до сих пор, пока он брёл, то и дело спотыкаясь.       Вот бы увидеть, куда именно он идёт. Вот бы просто увидеть.       Он остановился, — сам не понял, как и в какой момент, — опёрся на что-то твёрдое, немного шершавее. Сквозь густой запах трав и крови пробивалось что-то ещё. То ли сладкое, то ли солёное, но знакомое.       Рука вновь подтолкнула, и он шагнул вперёд, практически упал, на этот раз в чужие руки. Нет, не чужие: не такие тонкие и изломанные, как у него, крупнее и сильнее, но точно знакомые. Как и те, другие, что протянулись к нему.       Он всё ещё ничего не видел и потому случайно попал по лицу, когда пытался ладонями ухватить его. Большие пальцы погладили прохладную кожу, мазнули по влажным уголкам глаз и поднялись к острым краям, выступавшим изо лба. Это были рога, всё ещё отраставшие. Он не видел их, но точно знал, что не ошибся.       Ладонями обхватив лицо Твайлы, Кит поцеловал её.       Вышло далеко не так хорошо, как он хотел, но она ответила, а после обвила его руками, потеревшись носом о шею.       С трудом, но мысли прояснялись: вспоминалось, как демоны затащили его в пустоту, а кто-то другой наоборот пытался спасти. Прикосновения, полные магии, голоса, звучащие будто из-под воды. Перед глазами совсем ничего не мелькало, но в памяти словно сами по себе появлялись образы, которым Кит не мог найти объяснения: люди с рисунками на лицах или скрытые масками, оружие, ярко мерцавшее, и чужие миры — не Второй и не Дикие Земли. Нечто совершенно иное, незнакомое ему, но отчего-то казавшееся важным.       — Сиди на месте!       Кит шумно выдохнул, услышав ответные ругательства, бессвязные и практически задушенные подступившими рыданиями. Опираясь на Твайлу, дрожащим голосом бормотавшую о том, что он должен лежать и отдыхать, Кит кое-как доковылял до Пайпер и едва не рухнул перед ней на колени.       — Кит, — всхлипнула она, и Шерая вновь повысила голос:       — Контролируй магию!       Кит нащупал колени Пайпер, перехватил её руки, протянутые к нему, — слишком горячие и, если верить словам Шераи, наверняка подсвеченные изнутри золотом Силы, — и сжал их. Кто-то вокруг суетился, переговаривался, — Кит с трудом узнавал голоса Твайлы, Шераи, Марселин и Стефана, — и нечто тёплое окутывало его тело, словно пыталось защитить, но на самом деле всё это только мешало сосредоточиться. В голове шумело до того сильно, что ещё немного, и ему бы точно раскололо череп.       Он совсем ничего не понимал, ощущал только боль и руки Пайпер — в своих. Вернувшаяся пустота продолжала шириться, отбирая у него мысли, понимание языка и голос. Кит был уверен, что прошла целая вечность, прежде чем он едва-едва прохрипел:       — Используешь Силу?       Первый ответ был не от Пайпер и потонул в фоновом шуме. Второй — от Шераи, Кит услышал его то ли благодаря магии, поддерживающей его, то ли Силе, которой поделилась Пайпер:       — Ей нельзя отвлекаться. Переговоры уже начались, и если она сорвётся…       — Нельзя, — глухо повторил Кит, скользя ладонями по предплечьям Пайпер. — Переговоры?       Переспросил он практически инертно, а объяснений совсем не понял. Не то чтобы он сильно старался. Кит, в темноте и боли нащупав лицо Пайпер, дал ей лёгкую пощёчину.       — Соберись, — произнёс он, практически выдохнул, когда ширившаяся внутри пустота лишь на секунду замедлилась. — Пожалуйста, Пайпер. Я здесь, рядом. Я жив. Всё хорошо. Поэтому соберись и отдай столько Силы, сколько нужно. Я всё слышал.       Пусть даже половина услышанного до сих пор казалась ему каким-то бредом, а другая состояла из неразборчивых слов и отдельных звуков, напоминавших рыдания, он действительно всё слышал. Там, в пустоте, до которой всё добиралось как из-под воды. Растворявшееся подсознание старательно восстанавливалось чьими-то умелыми руками, сшивалось обратно, и слова-нити скрепляли его, позволяя Киту думать. Немного, до раскалывающей голову боли, и всё же.       Он — Сандерсон, и одного этого факта достаточно, чтобы он ещё не провалился в забытье.       — Ну же, Пайпер, — хрипло повторил Кит, слепо шаря перед собой в надежде вновь ухватить её за руки. — Соберись и надери задницу… э-э, не знаю точно, кому, но знаю, что ты можешь и должна сделать это. Ты же Сандерсон. Мы — Сандерсоны. А ещё ты старшая сестра и должна подавать хороший пример младшим, да?       Кит, наконец, переплёл с ней пальцы и сжал так крепко, как только смог. На секунду показалось, будто огрубевших ладоней, все в бинтах, мазях и отодранных слоёв кожи, коснулось что-то мокрое и горячее.       Он этого не видел, но точно знал — Пайпер улыбалась ему сквозь слёзы.

***

      Стоит отдать Николасу должное: он сумел удивить Ситри. Всего на секунду, — её чёрно-голубые глаза только сместились на Четвёртого, будто она совсем не хотела смотреть на него, но не смогла удержаться, — однако этого хватило, чтобы она отвлеклась от Фортинбраса.       — Время вышло, aerkor.       На лице Ситри едва успела отразиться ярость, как за спиной Нуаталь и Тхай прямо в воздухе раскрылся портал. Николас — настоящий Николас, а не тот, что всё это время был рядом с Фортинбрасом, — прыгнул на демониц с криком, который наверняка должен был быть устрашающим или по крайней мере воинственным, но на деле заставил их обоих подскочить на месте от удивления: именно от удивления, ведь его, скрытого Движением, они не распознали. Нуаталь успела взмахнуть когтями, а Тхай зарычать, после чего обе рухнули, придавленные Четвёртым и его магией, что фиолетовыми цепями обвила тела демониц.       В то же время Иснан, прятавшийся за лицом Николаса, соскочил со своего места, демонстрируя Ситри средние пальцы. Джинн перехватил его и рванул назад, в открытый в паре метров от них портал, чтобы Нуаталь, уже освободившаяся от цепей, не успела метнуться следом.       Ситри собиралась сделать то же самое, но Пайпер, выпрыгнувшая следом за Николасом, схватила её за затылок и со всей дури впечатала её голову в стол, мгновенно расколов его.       Дрогнул сам воздух — Ситри спустился всех демонов с поводка, и они столкнулись с силами коалиции на пустынных улицах земных городов.       Время вышло.