Сказочное Лето, или Берендей в "Совёнке"

      Чем бы теперь заняться?      Подлое вмешательство физрука в каноничный сюжет несколько выбило меня из колеи.      Покинув спортплощадку, я неторопливо дотопал до столовой, сел на лавку у веранды и прикрыл глаза.      Бася устроилась рядом.      — О чём задумался, товарищ Автор? О девчатах? Решаешь, кого пригласить?      — Не до девчат сейчас, киса. Никак не могу придумать, что делать с «королевской семейкой», захапавшей власть в «Совёнке». Как такое вообще в мой мир пролезло? Хотел же создать доброе, сказочное местечко, с шикарной природой и приятными людьми.      — Ну, на природу тут грех жаловаться, — кошка довольно растянулась на лавочке. — Что же до людей… Думаю, ты просто слишком увлёкся натурализмом. Хотел придать лагерю естественности, обратился к своему богатому опыту, вот и перестарался.      — То есть, это я сам создал и вредного Ссаныча, и его родню?      — Именно. Кстати, о директоре ты пока судишь только с чужих слов. А если он далеко не так плох? Может, вполне нормальный дядька, просто ставший жертвой обстоятельств? Допускаешь такую мысль?      — Не особо.      Бася вскочила на лапки, отряхнулась, и заглянула мне в глаза.      — А ты попробуй сейчас включить фантазию и придумать эти самые обстоятельства, — с нажимом сказала она. — Желательно, до личной встречи с директором.      Признаюсь, я не сразу понял, на что намекает Бася. Но, вспомнив её давние слова о нестабильности мира, сообразил:      — Думаешь, это поможет немного подправить здешнюю реальность?      — Всё может быть. Не попробуешь — не узнаешь, — киса села, склонила головку набок и ожидающе глянула на меня. — Давай.      — Что тебе давать?      — Рассказывай. Проговори вслух. Озвучь. Вспомни, даже скатерти-самобранке нужно давать чёткое задание. Что уж говорить о целом мире? Приступай.      — Ладно, — я озадаченно почесал затылок. — Итак… Уверен, сегодняшний директорский приказ о подчинении нашего отряда физруку — фальшивка. Враньё. Ссаныч сам его придумал, и сам же огласил Ольге. При этом умудрился так вывести её из себя, что у бедной вожатой и мысли не возникло сходить к начальнику и убедиться в правдивости полученной информации.      — Хорошо, — кивнула киса. — Дальше.      — Шурик говорил, что старый директор, Леонид Семёнович, ушёл на пенсию, — вдохновенно продолжал я. — Судя по тому, что в «Совёнке» среди советской символики нет ни единого упоминания всяких героических сталеваров, шахтёров и прочих хлеборобов, лагерь не подшефный. А значит, подчиняется не заводу, шахте или колхозу, а напрямую местному управлению образования. Так мы выходим на таинственного главу РайОНО. Предположим, Семёныч пошёл к нему на приём и попросил проследить, чтобы лагерь не закрыли. Очень может быть, что сам глава, будучи пионером, отдыхал тут, и, пребывая в плену тёплых детских воспоминаний, пообещал всё устроить. Ну и, разумеется, столкнулся с проблемой: где в начале сезона отпусков отыскать человека, готового на всё лето переехать сюда? А заднюю давать нельзя: пообещал же! Тогда обращается к собственному отцу, тоже опытному педагогу. Тот нехотя, но соглашается. Прибывает сюда, принимает лагерь. Постоянный персонал, узнав о замене начальника, приходит в ужас. Решает, что Леонида Семёновича сняли специально, чтобы устроить на его место папашу заведующего РайОНО. Часть из них вообще отказывается работать и уезжает. Так бедный «Совёнок» лишается одновременно бухгалтера, завхоза, дворников и старшей вожатой. Смена на грани срыва. Но… Путёвки проданы, дети сидят на чемоданах. Тогда главой РайОНО принято решение привлечь и других родственников. Мать его становится бухгалтером, из-за чего ей даже приходится отказаться от поездки в один из крымских санаториев, а её старшая сестра — завхозом.      — Неплохо! И вполне логично, — одобрила Бася. — Продолжай.      — Узнав, что директор устраивает в лагерь «своих», ему принялась названивать собственная сестра. Подключив весь арсенал убеждения, от слёз до скандала, она убедила брата взять и своего бездельника-сыночка. Причём дворником тот работать наотрез отказался, зато, благодаря внешним габаритам, вполне подошёл на должность физрука. Его приняли в штат. И уже с первого дня начальник об этом пожалел. За сутки до заезда детей бугай-племяш напился и принялся ночью ломиться в домики к молоденьким девочкам из персонала. Добраться не смог, но перепугал сильно. К утру те собрали вещи и первым же автобусом сбежали в город. Собственно, потому здесь теперь недостача вожатых, всеми кружками и клубами заведуют пионеры, а за чистотой следит наша милая Славя. Вот! — подвёл итог я.      — Отлично, — довольно мяукнула киса. — Ну а как ты пояснишь то, что семья директора переписала на себя все свободные ставки?      — Элементарно, Басьтсон! — хмыкнул я. — Поскольку лагерь принадлежит управлению образования, все бесхозные ставки тут же переводятся на другие объекты: школы, дома пионеров, детские сады. Получить назад их практически невозможно. Не поступи так директор, в следующую смену не смог бы нанять ни дворника, ни руководителя кружка. Кстати, я не уверен, что администрация оформила их только на себя. Готов спорить, что наша Ольга Дмитриевна по документам числится и обычной вожатой, и замдиректора по воспитательной части. Ведь она выполняет обе эти функции, и вряд ли только за «спасибо». Так что по две ставки тут, скорее всего, имеет весь персонал. Не удивлюсь, если каждое утро директор влезает в рабочий халат, берёт метлу и лично наводит порядок вокруг админкорпуса.      Земля дрогнула, а где-то вдали глухо пророкотал гром.       Странно... На небе — ни облачка!      Киса вскочила, испуганно вздыбив шерсть и выгнув спину.      — Что это было? — шёпотом спросил я, схватившись за лавку.      — П-п-поздравляю, Автор, — запинаясь, проговорила Бася. — Ты только что внёс изменения в ткань этого мира.      — Думаешь? А как узнать, что у нас получилось?      — Идём в админкорпус. Не зря же Ссаныч убежал туда. Наверное, жалуется дядюшке на злых пионеров. Только невидимку надень, не стоит привлекать внимание.      Близился жаркий летний полдень, и напяливать на голову тёплую ушанку как-то совсем не хотелось. Но… Киса права, светиться лишний раз не стоит.      Бася бежала впереди, показывая короткий путь. Пересекла площадь с подметающей Славей и лёгкой рысцой потрусила через газон к белеющему за деревьями зданию с красной черепичной крышей. Я следовал за ней.      Наше внимание привлекло одно из раскрытых окон. Это явно был кабинет начальника. Хозяин (интересно, как его зовут?), крепкий лысеющий мужчина лет шестидесяти, нервно расхаживал туда-сюда, и что-то говорил, активно жестикулируя правой рукой. У стены же угрюмо ссутулился физрук всё в тех же грязных и мокрых штанах.      — …Надоело! — разобрал я, подобравшись к окну. — Ты позоришь всю нашу семью! Ведёшь себя так, будто бога за бороду схватил! Кто дал тебе такое право?! Кто ты такой?!      — Но дядя Коля… — булькнул Ссаныч.      — Какой ещё дядя Коля?! Дядя Коля дома остался! А здесь я — Николай Васильевич, директор, заслуженный педагог и твой непосредственный начальник! А ты смеешь вваливаться ко мне в обосранных штанах и плести небылицы о тиграх-людоедах и пионерах-совратителях! Всё. Моё терпение лопнуло. Пиши заявление, чтобы и духу твоего в «Совёнке» не было!      — Не буду… — буркнул физрук.      — Что значит — не буду?! — взъярился директор, останавливаясь. — Да я тебя по статье уволю! Вышвырну пинком под зад, будешь лететь, кряхтеть и каркать! Своим мерзким поведением ты лишил нас половины персонала, а вторая теперь уверена, что лагерь стал моей личной кормушкой! Нужен мне такой позор перед пенсией, а?      — Я больше… Так не буду, — повторил Ссаныч.      — Конечно, не будешь, — усмехнулся директор, и его недобрая улыбка отразилась в зеркале на стене. — Ниже падать некуда, Борис. До чего ты докатился? Взрослый же мужик, а голова пустая, как барабан. Полез лапать пионерку — получил по яйцам. А её хулиганкой выставил. Толку, что я потом перед ней извинился лично. Доброе имя девочке это не вернёт.      — А чё она…      — Молчать! — рявкнул Николай Васильевич.      От его рёва мы с физруком испуганно подпрыгнули. Ну и голосина!      — Полез новенького задирать, — чуть успокоившись, продолжил директор. — Думаешь, унижая кого-то, ты способен стать выше? Отнюдь! Этим ты только показал свою недалёкость и примитивность. И вообще, что за обезьянья тяга мериться пиписками? Да и с кем: с пионером! С ребёнком! А он тебе правильно сказал: делая что-то, думай о последствиях. Иначе плохо кончишь.      — Но мы же проверили его личное дело. Не нашли ничего опасного, — скривился Ссаныч.      — А ты, Боря, слышал такое слово: «легенда»? — сузил глаза начальник лагеря. — Так вот, по легенде Арсений — обычный парень. Но только по легенде. Он же тебя, дурака, сразу предупредил. А ты не понял… И что? Обосрался перед всем лагерем.      — Я не обосрался, — запротестовал физрук. — Я только слегка…      — Нет, родной, ты именно обосрался! — снова рявкнул директор, и, судя по изменившемуся лицу Ссаныча, почти угадал. — Стал всеобщим посмешищем! Опозорил меня! Самое большое, что я теперь могу для тебя сделать, это уволить не по статье, а по собственному желанию. В любом случае, сегодня ты уезжаешь домой. Вечерним автобусом. Ясно?      — Ясно.      — Пошёл вон, — устало выдохнул Николай Васильевич. — В душ. Всю хату мне провонял. Заявление потом занесёшь. И меньше пионерам на глаза попадайся. Не усугубляй. — И отвернулся, ясно показывая, что разговор окончен.      Физрук метнул в него злобный, полный ненависти взгляд. Казалось, сейчас он с рёвом прыгнет на директора, подомнёт под себя и начнёт жестоко избивать. Но вместо этого обиженно шмыгнул носом, толкнул дверь и тихонько покинул кабинет. Скрипя деревянными половицами, протопал по гулкому коридору, вышел на крыльцо и осмотрелся. Никого не заметив, облегчённо вздохнул и поспешил в сторону пристани. Видно, решил пробраться прибрежным леском и вынырнуть практически у самых дверей спорткомплекса. Что ж, по-своему умно.      Кусты у входа слегка зашевелились, и из них на четвереньках выбралась Ульянка. Посмотрела вслед Бугаю, высунула язык и скорчила забавную рожицу.      Меня это почему-то жутко умилило. Подскочив сзади, я подхватил малышку и радостно подбросил повыше.      Рыженькая счастливо рассмеялась, но, глянув вниз, вдруг истошно заорала. Пришлось срочно ловить и осторожно опускать на землю. Чего она так испугалась? Вокруг никого!      — Шляпу сними, — с акцентом мяукнуло из-под лавки.      Тьфу ты! А про невидимку-то я и забыл!      Узрев возникшего ниоткуда меня, девочка вздрогнула, но тут же весело разулыбалась.      — Твою ж мать! — послышался со стороны крыльца изумлённый голос директора.      Николай Васильевич замер с приоткрытым ртом. В руках его грозно развевалось алое знамя с золотистыми кистями и острым стальным наконечником. Не иначе, решил, что Ссаныч вымещает злобу на детях и прибежал спасать. Схватив первое, что попалось под руку…      — Здравия желаю, товарищ директор лагеря! — лихо отсалютовал я ему, лихорадочно соображая, что делать дальше.       — Ар…сений Берендеев? — неуверенно переспросил начальник.      — Он самый.      — Зайди. Пообщаемся.      — С удовольствием. Только дайте мне минутку, хорошо?      — Жду в кабинете, — кивнул тот и скрылся в здании.      — Тебя будут ругать? — встревожилась Ульянка.      — Конечно. Разве мы этого не заслужили? — хмыкнул я и протянул ей ушанку. — Держи. Поиграйся пока. Вечерком заберу.      — Шапка-невидимка? Настоящая? — восхищённо ахнула рыженькая, осторожно принимая у меня артефакт.      — Настоящая. Только на кухню в ней не суйся. На Марью Даниловну её чары не действуют.      — И на Виолу тоже, — подала голосок Бася.      — А-а-а, это из-за разноглазия? — догадалась мелкая.      — Именно. Беги. На обеде встретимся, — я ласково взлохматил медную шевелюру и направился в кабинет директора.      Верная Бася затрусила следом.      Массивная дверь с картонной табличкой «Директор лагеря Огарь Н. В.» была открыта нараспашку. По коридору гулял сквозняк. Несмотря на это, внутри стоял ощутимый запашок, оставшийся после прошлого посетителя.      — Заходи, Арсений, — увидев меня, махнул рукой начальник. — Устраивайся, где удобно.      Сам он сидел в кресле за монолитным письменным столом и просматривал какие-то документы. Возможно даже, моё личное дело.      — Благодарю, — я опустился на мягкий стул с удобными подлокотниками и подсадил на колени кису. — Изучаете мою легенду?      Николай Васильевич заметно вздрогнул.      — Так это всё-таки легенда? — осторожно спросил он.      Вместо ответа я напустил на себя многозначительный вид и с лёгкой ироничной полуулыбкой уставился прямо в директорские глаза.      Николай Васильевич заметно занервничал.      — Но… с какой целью?      — А вы не догадываетесь?      — Догадываюсь. Кое-куда дошли слухи, что мой сын решил превратить «Совёнок» в семейную артель, заполнив лагерь родственниками.      — Именно, — подтвердил я. — И, знаете, Николай Васильевич, если бы не вызывающее и аморальное поведение некого Каломойцева Б. А., на это нарушение никто бы не обратил внимания. Даже будь оно правдой.      — Будь оно… То есть, там известно, что это была всего лишь лихорадочная попытка спасти лагерь от закрытия? — недоверчиво, но с затаённой надеждой в голосе спросил начальник.      — Известно. Поэтому лично к вам претензий нет. Кроме одной: вы, опытнейший педагог, заслуженный учитель, отличник образования, воспользовались служебным положением и взяли в лагерь человека…      — …Которого к детям, тем более — подросткам, вообще подпускать противопоказано, — отведя взгляд, устало закончил директор. — К сожалению, я слишком поздно это осознал. Даже когда из-за пьяных выходок Бориса лишился половины персонала. Думал, освоится, успокоится… Продолжал видеть в нём доброго глуповатого паренька, каким он был до армии… Кто же знал, что у начнётся психический сдвиг на почве постоянного недотра… — он осёкся. — М-м-м… Мужеского одиночества. А теперь вообще крыша поехала: о каких-то чёрных тиграх рассказывал, о разорванных пионерах.      — Прошу прощения, Николай Васильевич, — я «покаянно» опустил голову. — Мне пришлось провести с вашим племянником шоково-терапевтическую воспитательную работу. Заметьте: исключительно в целях самозащиты. Слишком уж агрессивно и вызывающе он себя вёл по отношению к пионерам. Для этого пришлось воспользоваться новой разработкой нашей спецлаборатории: электромагнитным волновым излучателем. Он воздействует на мозг вероятного противника, вызывая у того галлюцинации, неотличимые от реальности. Поскольку излучение поражает всех людей в радиусе пятидесяти метров, пришлось отводить гражданина Каломойцева на безопасное расстояние. Говоря проще, заманивать подальше в лес, чтобы не пострадали дети.      В глазах начальника загорелся живой интерес.      — Ага! Так вот, значит, как ты умудрился исчезать и появляться! А нельзя ли мне… Взглянуть на излучатель? — смущаясь, спросил он. — Знаешь, я ведь всю жизнь проработал учителем физики. Всякие новые приборы и устройства приводят меня в восторг.      С каменным лицом я извлёк из нагрудного кармана старенькую кнопочную «Моторолу» и издали показал директору.      — Вот. Сами понимаете, в руки дать не могу. Определить на глаз, как он функционирует, невозможно, а вот случайно нажать что-то не то — вполне. Лучше продемонстрирую результат работы.      Разблокировав телефон, я нажал несколько противно пискнувших кнопок, после чего превратил кисть своей руки в когтистую звериную лапу и со стуком водрузил её на стол перед Николаем Васильевичем.      Тот надел очки и с интересом принялся изучать видоизменившуюся конечность.      — Невероятно! Очень реалистично смотрится!      — А вот эту зверюгу видел ваш племянник, — я подмигнул Басе и пискнул мобильником.      Киса спрыгнула с моих колен, вышла в центр кабинета и мигом обратилась в громадную чёрную тварь.      — Ух! Какая прелесть! — восхитился директор и, вскочив на ноги, захлопал в ладоши. — И как страшно смотрится! Не удивительно, что Борька обо… Испугался.      — Да, жутковато. Кстати, есть возможность создания и аудиальных иллюзий.      Телефон снова пискнул, и киса тихонько зарычала.      — А громче можно? Чтобы настоящий тигриный рёв! — глаза начальника «Совёнка» сияли.      — Разумеется, можно, — пожал плечами я. — Но тогда его услышат все в радиусе пятидесяти метров. То есть, и в админкорпусе, и на площади, и даже в некоторых домиках. Стоит ли рисковать? Не думаю.      Направив телефон на Басю, я «переключил» её на привычный облик чёрной пушистой кошечки и спрятал «электромагнитный волновой излучатель» в карман.      Над лагерем гнусаво и звонко пропел горн.      — Ну что же, Арсений, — Николай Васильевич вернул себе вид строгого начальника и снова опустился в кресло. — Благодарю за беседу. Можешь передать всем, что Борис Александрович здесь больше не работает. Надеюсь, остаток смены для всех нас пройдёт спокойно.      — И я надеюсь. Всего хорошего, Николай Васильевич.      — Беги, пионер. Обед стынет.      Мы с кисой покинули админкорпус и неторопливо направились в сторону столовой.