«Всё есть яд, и всё есть лекарство - зависит лишь от дозы...»

***

— И ЭТО ты называешь «100 грамм мелко порезанного бадьяна»? — язвительно сказал Снейп, наблюдая с огромным скепсисом за тем, как Лилит управляется с очередным его ингредиентом. — Должно быть, это снова заразительное влияние профессора Слизнорта и его устаревших методов на твой неокрепший ум… — Северус, я безмерно ценю вашу помощь, но не могли бы вы пояснить, что вам ОПЯТЬ не нравится? — Рецепт не терпит неточности, Лилит. Если указано «мелко», то это ровно 0, 1 грамма на 1 единицу. — Раз в граммовках вы сами это не прописали, директор, то мне откуда было знать? — упрямилась Лилит. — Я рассчитывал, что для тебя это будет очевидно, — скептично ответил ей вечно холодный декан. — Подобным безобразием можно лишь травить людей, а не лечить. Это никуда не годиться. Переделать. Лилит закатила глаза, демонстрируя своё невыносимое положение, и снова взялась за бадьян. После практики у добродушного и даже ласкового Горация Слизнорта возвращение к педанту Снейпу оказалось для неё настоящим испытанием. — Не паясничай, — схмурился Снейп. — Слушай меня внимательно, Лилит. Хогвартс имеет статус лучшей школы магии в истории, каждый преподаватель Хогвартса должен быть мастером своего дела. В следующем учебном году ты сама станешь профессором зельеварения и будешь преподавать наравне со мной, и потому я бы очень хотел видеть от тебя результаты не просто достойные, но превосходные. — Стану профессором? — Лилит никак не ожидала такого исхода. — Но разве я готова? Я вообще думала, что моё обучение будет длиться несколько дольше. В мире маглов, например, педагогическое образование получают минимум 4 года. И это только бакалавриат, а вот следующие ступени… — Т-с-с! — цыкнул на неё Снейп и настороженно прислушался к происходящему в коридоре. Оттуда доносился озлобленный рык Алекто Кэрроу, обращённого к шумящим детям. — Лилит, не заговаривай теперь здесь ни со мной, ни с кем бы то ни было ещё о маглах: Пожиратели не должны знать, что ты росла в их мире и, что ещё хуже, у тебя есть родные-маглы. Ты поняла меня? Всё было предельно ясно. Он был прав. Как и всегда. Лилит позволила себе расслабиться больше обычного, но произошло это лишь только потому, что профессор Снейп вёл себя с ней сейчас так же, как и несколько лет назад, и всегда. И вместе с этим у девушки создавалось обманчивое, но невероятно успокаивающее и приятное ощущение, что всё в её родной школе было снова по-старому. Лилит окинула взглядом подземелье, где они вдвоём находились. Всё такое же оно было тёмное, холодное и сырое, каким она его когда-то давно полюбила, ведь именно здесь проходили уроки зельеварения с профессором Снейпом. Здесь вот, за той же самой кафедрой, он неторопливо читал свои сложные лекции, а она слушала его с упоением, которое стыдливо прятала за внешним равнодушием. Никогда она не покажет Снейпу свои детские тетради с конспектами, изрисованные сердечками… А вот котёл, где он показывал им уже на практике различные зелья: от фурункулов на первом, уменьшающее на втором, оборотное на четвёртом, живая смерть на шестом…. Чёрт возьми, этот четвёртый курс! Обидно, конечно, было тогда получить от Снейпа выговор и тройку за оборотное зелье, испорченное противной Изабеллочкой, но сейчас Лилит вспоминала тот день даже с искренней усмешкой: если подумать, то именно из-за него Лилит в результате смогла так сблизиться с Северусом. А вот что было бы, если они с Тэффи не решились на ту шалость? Неужели так и остались бы они со Снейпом врагами до конца учёбы и разошлись бы после последнего звонка, как два совершенно чужих человека? Как странно было об этом думать… И вот вроде бы казалось, что класс остался таким же, каким был всегда — уютным и тихим, словно змеиное логово. Но не было в нём уже словно чего-то очень важного. И Лилит никак не могла понять, чего же именно ей теперь не хватало, как бы она не напрягала свою память. Взгляд её коснулся фигуры бывшего декана, стоявшего несколько поодаль от неё и многозначительно молчавшего. Изменился ли он с тех пор, как она сама выросла? Те же длинные масляно-чёрные волосы, та же длинная чёрная мантия, пахнущая разными лечебными травами, то же бледное, хмурое лицо со сведёнными бровями и напряжёнными тонкими губами, то же недовольное ворчание по поводу и без — нет, ничего в нём особо не поменялось. Может только смотрел он на неё (и лишь на неё) теперь иначе, чем прежде, словно строгая оценочность его чёрного вороньего взгляда сменилась чем-то, напоминающим мягкую пристальность, которую он всё ещё старался прятать за привычным высокомерием. Пока она мешала зелье строго против часовой стрелки, он медленно прошёлся по своим подземным владениям, и мантия волочилась за ним, словно ночная тень. Когда она ещё была его маленькой ученицей, то ей всегда нравилось тайно наблюдать за ним на переменах в школьных коридорах. Он проносился по ним быстро, словно внезапный порыв северного ветра её далёкой родины. Он был неуловимым, недостижимым и абсолютно непроницаемым для окружающих. От него всегда веяло чем-то холодным, чем-то средневековым, что придавало его мрачному облику оттенок романтической таинственности. Он был для неё героем страшных, но завораживающих готических романов, которые она так любила читать в подростковом возрасте. И как же тогда будоражила мысль о том, что декан Слизерина — её декан! — так не похож на других деканов и учителей, и как все боятся его, остерегаются, словно древнего призрака. Никогда она не замечала, чтобы он в Хогвартсе с кем-нибудь по-настоящему сближался: он всегда и ото всех держался на определённом расстоянии, словно не хотел чересчур включаться в то, что происходило вокруг него. Потому вполне логично и даже закономерно, что и от неё он, вне всякого сомнения, намеренно был слишком далеко. И даже сейчас, после всего того, что между ними произошло, он словно оставался где-то там, за пределами её понимания… За окнами жутко завывала неведомая прежде буря. Сквозь косматые грозовые тучи тщетно пытались пробиваться тёплые, ещё августовские лучи солнца. Над Хогвартсом висела удушающая, густая пелена мрака, отделявшая школу от медленно увядающего мира, и уже не было в нём места ничему тёплому, ничему радостному и ничему светлому. Висела тяжёлая, заполненная лишь грозной стихией тишина. — Профессор Снейп, — тихо обратилась к нему Лилит, — весь этот ужас когда-нибудь закончится…ведь правда? Он закутался в плотную мантию. В его умных глазах появился сосредоточенный блеск. — Наш мир погрузился в самый страшный и самый затяжной кошмарный сон, который мы не были в силах себе даже представить. Но как бы нас ни мучал и ни парализовал страх, нужно помнить, что кошмар — это не реальность, это лишь иллюзия больного разума. И раз кошмар — это признак болезни, то мы в силах её излечить. Северус говорил ей вселяющие надежду слова, и Лилит искренне верила в каждое из них, словно в Священное Писание. Да, всё это — лишь только болезнь. Да, кошмар не вечен и не истинен. И если они будут держаться с ним вместе, то мир проснётся. Обязательно проснётся. Неожиданно раздался очень громкий и очень настойчивый стук в дверь. А затем последовал голос, похожий на скрежет металла по стеклу: — Я знаю, что ты здесь, Северус! Открывай или я вышибу эту чёртову дверь! — Беллатриса, — прошептал Снейп с выраженным беспокойством. — Это Лестрейндж? — глаза Лилит заблестели злым любопытством. — Она не должна увидеть тебя, Лилит. — Но я не боюсь её, профессор! Могу даже сама ей открыть, если хотите. — Безрассудство! — Снейп схмурился и отдёрнул Сомнамбулис за руку назад, едва та сдвинулась. — Лилит, я повторяю тебе ещё раз: она не должна увидеть тебя! — Да почему, Северус? Она меня даже не знает. — Нет, Лилит, забудь. Она точно узнает тебя. — Но как? Мы же никогда с ней лично не встречались. — Сомнамбулис, нет времени объяснять! Сейчас я наложу на тебя заклинание невидимости, а ты стой тихо вот здесь, — он рывком увёл её за собой и поставил в дальний угол кабинета. — Не раскрывай себя до тех пор, пока она не уйдёт прочь. Тебе всё ясно? И без того серьёзный Снейп теперь в разы помрачнел. Было более чем очевидно, что встреча с Беллатрисой могла оказаться для Лилит фатальной, и профессор уж точно не шутил. — Да, профессор… — Хорошо, — Снейп отошёл и взмахнул палочкой. — Сальвио Гексиа! В мгновение ока Лилит слилась с фактурой тёмной и холодной стены подземелья. Для постороннего взгляда она и вправду сделалась невидимой. Как только это произошло, Снейп той же палочкой наконец отпер дверь. Похожая на скелет с копной чёрных, как смола, волос Беллатриса ворвалась в его кабинет, как в себе домой. — Какого дьявола, Северус?! Я рыщу по всей школе, а ты тут с чего-то заперся? — зарычала она в бешенстве. — Уж не прячешь ли тут что-то? — Не люблю готовить в шуме, Беллатриса. Чего ты хотела? — Снейп говорил удивительно спокойно. Та лишь хмыкнула. — Я хотела передать тебе послание от нашего Повелителя, — каждый раз, когда Беллатриса заговаривала о Воландеморте, она жутко улыбалась и оголяла свои чёрные гнилые зубы. — Он ждёт тебя сегодня в полночь на собрании, которое будет проходить в нашем родовом поместье. Ты ведь точно на него явишься, да, Северус? — Безусловно, я приду, — заверил её Снейп, пристально следя за её перемещениями по кабинету. — Я не пропустил ещё ни одного собрания. — Это верно, — в голосе осматривающейся Пожирательницы почему-то звучало разочарование. — Ты исправно служишь нашему замечательному альянсу, и Повелитель в последнее время тобой очень доволен. Ха-ха-ха-ха! — она вдруг сорвалась на истеричный смех. — До сих пор вспоминает, как грациозно ты прикончил Дамблдора! А ведь это и вправду было крайне впечатляюще. Да ты, Северус, просто артист! — Пожалуй, — ответил Снейп сдержанно. — Если на этом всё, то позволь мне продолжить. — Эй, Северус, — Беллатриса подозрительно вгляделась в лицо профессора, — а ты, часом, не жалеешь этого проклятого деда? А? — Я сделал всё, чтобы Лорд Воландеморт не сомневался в моей верности. Так отчего теперь сомневаться тебе? — Слишком уж всё складно у тебя выходит, Северус. Вот что мне не нравится, — сказала Беллатриса и злобно сощурилась. — Вы, полукровки, никогда не будете вызывать у меня полного доверия. Вы все, как один, склонны к предательству… А ты ведь не простой полукровка, Северус. Ты же у нас «Принц-полукровка»! Ха-ха-ха-ха! «Принц-полукровка!», — повторила про себя невидимая Лилит. — «Я точно где-то уже это слышала… или видела?» — Думай обо мне что хочешь, Беллатриса, только перед Повелителем я абсолютно чист. Иначе мы бы с тобой уже давно не разговаривали. — Напомни-ка мне, Северус, как там звали твоего дружка-предателя с дурацкой фамилией? Александром, да? Лилит сжала свой прозрачный кулак и продолжила внимательно слушать. — Мы с ним сотрудничали, Беллатриса, и ты это прекрасно знаешь. К чему же ты теперь его вспомнила? — Да неважно, — брезгливо махнула рукой Пожирательница. — Он тоже был полукровкой. И он почти смог убить нашего Повелителя. Как же это подло, втираться несколько лет в доверие, а потом вот так взять и предать, да, Северус? — Значит, ты так же предвзята и к нашему Повелителю? — Снейп оценивающе уставился на неё. — Да что ты такое несёшь, Северус?! — Беллатрису охватило злое волнение. — Тёмный Лорд — единственный человек на свете, которому я полностью доверяю!!! Всякого, кто оскорбит Его, кто хотя бы косо посмотрит в Его сторону, я убью без раздумий! Я — Его верная правая рука!!! — Тогда позволь напомнить тебе, дорогая Беллатриса, что Тёмный Лорд тоже полукровка, — Снейп ехидно ухмыльнулся. — Ах, неужели «правая рука Воландеморта» не получила таких сведений от обожаемого Повелителя? Как интересно! Видимо, Лорд Воландеморт в последнее время стал крайне избирателен при выборе собеседника… Беллатриса не нашла, что ответить, и только раздражённо фыркнула. Ей не нравилось чувствовать себя побеждённой в любой схватке, даже словесной. Для неё это было сродни публичному унижению. — Я очень внимательно слежу за тобой, сладкий, — сказала она, сощурившись на профессора зельеварения. — И помни: то, что узнаю я, непременно узнаёт и Тёмный Лорд. Увидимся на собрании, Северус. Не опаздывай. Лестрейндж окутала чёрная дымка, и она в одно мгновение растворилась в ней. Снейп выждал ещё некоторое время и, убедившись, что Беллатриса точно исчезла, снова запер дверь. — Чисто, — сказал он и расколдовал Лилит. Когда она снова оказалось видимой, Снейп увидел её обезображенное злобой лицо. — …Моего отца звали Александром, Александром Сомнамбулисом. Это его упомянула эта гадкая тварь?! — Да, Лилит. — Профессор, я убью её. Убью сейчас же! Куда она трансгрессировала, вы знаете?! — Лилит, прекрати! — Снейп схватил её за плечи и удержал при себе. — Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, но нам обоим нельзя терять рассудок и думать о мести тем, кого мы ненавидим. Сейчас это только самоубийство. Абсолютно бессмысленное и глупое. — Но я хочу, чтобы она мучилась, Северус! — с бурлящей внутри яростью произнесла Сомнамбулис. — Я знаю, что это она пытала отца перед смертью… — Твой Круциатус никогда не сработает на Беллатрисе, Лилит. — Но почему?! Я ведь ненавижу её, как никого на свете! Разве этого недостаточно?! — Для того, чтобы человек мог испытывать страдание, у него должна быть душа. Но у Беллатрисы души никогда не было, она не знает ни угрызений совести, ни душевных терзаний. Она просто ничего не почувствует, что бы ты ни сделала. Лилит ничего не сказала, а только стиснула от злости зубы, да так, что они скрипнули. — Послушай меня, Лилит. Ты имеешь полное право ненавидеть её, но, пытая Лестрейндж, ты не добьёшься ничего, кроме отвращения и ненависти к самой себе. Ты не убийца, Лилит, ты исследователь; месть не принесёт тебе ни радости, ни облегчения. Я проверил это на себе, и потому не хочу, чтобы ты последовала тем же путём. Месть — это смерть, и нельзя посвящать смерти жизнь. Тем более, что ты только начала жить, Лилит… — Ладно, профессор, — девушка постепенно остыла в руках Северуса. — Я вас поняла. Не буду я никого мучать. И думать об этом не буду. — Тогда давай закончим наше драгоценное зелье. Нас ждёт ещё много дел, которые мы должны успеть с тобой сделать. Снейп направился было к котлу, но за ним никто не последовал. Лилит всё ещё оставалась на месте и фрустрированно смотрела в пустоту. — Так вы знали его, профессор? Моего отца? — Знал, — ответил он с промедлением. — Но вы никогда не рассказывали мне о нём… Почему? — Ты когда-то сказала, что упоминание отца для тебя слишком болезненно. Я решил не приносить тебе ещё больше боли, пока ты сама не попросишь. — Теперь я готова. Расскажите мне всё, что знаете, Северус. Я хочу знать. Чёрные глаза директора Хогвартса направились в сторону с сосредоточенным прищуром. — Что ж… Ты должна знать, что мы не были с ним давними или близкими друзьями. Хотя мы оба учились в Хогвартсе и разделял нас всего один курс, ни я, ни Александр никогда в школе не пересекались, и познакомились мы с ним уже когда оба стали настоящими Пожирателями. Ни у меня, ни у него не было привычки с кем-то крепко «сходиться», однако мы всё-таки находили темы для разговоров, касающиеся не только лишь наших поручений. Всё-таки мы были с ним похожи: он был слизеринец, любил Тёмные искусства и он так же, как и я, был жаден до всего запретного. Даже странно, что при наличии столь схожих характеров мы с ним никогда не замечали друг друга. Хотя я могу объяснить это тем, что в детстве нам обоим было не до поиска единомышленников. Твой отец был …чересчур увлекающейся натурой. В одно время он настолько помешался на Воландеморте, что мог говорить только о нём целыми часами. Он тоже, как и я, неверно представлял себе как наше тёмное общество, так и самого Тёмного Лорда. Мы думали, что это был тот, кто способен обучить нас могущественным заклинаниям, тот, кто наконец выведет из подполья весь наш магический мир. Для нас обоих он был символом высшей справедливости… Мы оба были тщеславны, оба желали величия и оба были неисправимо наивны. И потому слишком поздно поняли, что в среде Пожирателей вместо свободы и развития нас ждут лишь долгие допросы с пытками, бесконечные запугивания, преследования и убийства «грязнокровок». Ту атмосферу, которая царит в культе почитания Воландеморта, можно было бы назвать атмосферой тотальной диктатуры. Страх, подозрительность, недоверчивость, равнодушие и холодная жестокость — вот, что ты получаешь вместе с изучением всех тонкостей Тёмных Искусств. — …И вы тоже убивали, профессор? — Лилит спросила это осторожно, почти шёпотом. — Нет, Лилит. Я — нет, — убедительно ответил ей Снейп. — Я занимался чем угодно, но только не убийствами. И твой отец тоже. Скажем так, мы были мастерами избегать подобных поручений. Лилит выдохнула с облегчением. Это она и хотела услышать. — Вы с ним очень похожи. Вы оба гордые и бледные, как викторианские аристократы. У него были такие же кристальные глаза, как и у тебя, с абсолютно тем же аналитическим выражением, какой бывает только у учёных. Это бы и выдало тебя Беллатрисе, не спрячь я тебя, Лилит. …А ещё вы оба — неисправимые упрямцы, которых трудно переубедить, если вы во что-то глубоко верите. Поэтому твой отец так долго не верил всем моим опасениям касательно истинных мотивов культа. Говорил, что я лишь преувеличиваю, искал Тёмному Лорду бесконечные оправдания и так далее. Один раз мы даже с ним из-за этого так поссорились, что он даже пригрозил донести на меня культу за «измену Тёмному Лорду», — Снейп вдруг странно улыбнулся. — Значит, вы злились на отца? Это ведь довольно серьёзная угроза. — Я был спокоен, так как знал, что это были просто слова, сказанные им сгоряча. Хоть он и злился, но в любом случае не донёс бы на меня, потому что из раза в раз я озвучивал лишь его собственные сомнения. Таким гордецам, как вы, Сомнамбулисы, сомневаться в себе очень неприятно, ведь правда? — Снейп хитро улыбнулся, а Лилит в ответ ему лишь молча скрестила руки. — Очевидно. В общем, Александр спорил со мной ровно до тех пор, пока нас обоих не начали регулярно заставлять смотреть на пытки и казни. — Зачем? — «Для профилактики предательств», — лицо профессора Снейпа скривила горькая ухмылка. — Так нам говорил Воландеморт… Лилит, не смотри на меня так. Хоть мы и были Пожирателями, но мы не представляли, с чем, на самом деле, оба столкнулись. Поэтому закономерно, что на твоего отца практически ежедневное использование Непростительных заклинаний произвело крайне угнетающее впечатление. Ещё бы — нам ведь не было и двадцати лет. В такой напряжённой обстановке было трудно кому-то по-настоящему доверять, но тем не менее спустя некоторое время Александр всё же решился мне рассказать, что тайно обвенчался с девушкой-маглом и они уже ждут ребёнка…но им потребовалась моя помощь. — Подождите… Так вы знали обо мне уже тогда? — Лилит искренне удивилась. — Как это … странно. — Ты должна знать одну вещь, Лилит. Если волшебница вынашивает ребёнка от мужчины-магла, то она не испытывает никаких побочных эффектов. Но вот если женщина-магл будет вынашивать ребёнка от волшебника, то она будет постепенно умирать, ведь такой ребёнок в конце концов заберёт все жизненные силы матери. Необходимо особое зелье, сложное в приготовлении, которое помогло бы его выносить и родить. Готовить и доставлять его было крайне рискованно и опасно, ведь если бы Тёмный Лорд узнал, чем я тайно занимаюсь для твоей матери, он бы казнил сначала меня, а потом уже и всю твою семью… но я не смог вам отказать. Я ведь тоже тогда очень сильно кого-то любил… — Не может быть! — Лилит побледнела от потрясения. — Но мама никогда не рассказывала мне, что вы нас, оказывается, спасли, Северус! — Она никогда не знала ни меня, ни даже моего имени. Александр до последнего не говорил ей, что он Пожиратель смерти, ведь так? Значит, он просто хотел, чтобы вы обе были счастливы и никак не соприкасались с тем, с чем приходилось мириться ему. О вас двоих всегда знали только я и он, и больше никто. Пусть так и останется. — И всё же вы живы, а он нет… — Да, Лилит. В какой-то момент Пожиратели взялись за полное истребление грязнокровок, и ежедневно стало проливаться так много крови, что у твоего отца стали появляться признаки помутнения рассудка. Он практически не спал, практически не ел и иногда мне казалось, что он бредит… Очевидно, ему не хватило той хладнокровности, которой выучился я. Видишь ли, его слишком сильно пугала мысль, что Пожиратели возьмутся и за вашу семью тоже. Он не посоветовался со мной в тот день, когда решился на покушение, потому что знал, что я обвиню его в безумстве: я всегда был противником любых открытых действий против Воландеморта. Ночью он выловил момент, когда Тёмный Лорд останется с ним наедине, и попытался применить к нему Авада Кедавра, но… ничего не вышло. Авада Кедавра просто не сработало на Воландеморте. Предателя схватили и посадили в холодную темницу, а дальше…ты и сама всё знаешь. …Мне жаль, Лилит, но я никак не смог бы помочь твоему отцу. Я просто ничего не знал. В ту ночь, когда его пытали и казнили, я был в Годриковой впадине. Потому что….потому что… Директор Хогвартса опустил вниз свои полные скорби глаза. Повисло молчание, полное неутолимой печали. Шумел в подземелье только котёл, в котором так долго варилась их противозмеиная сыворотка. — Я никогда и ни с кем не говорю о том проклятом дне, Лилит, — заговорил Снейп голосом, доносящемся словно из колодца. — Каждый раз, когда я достаю его из глубин своей души на поверхность, то он причиняет такую боль, что меня выворачивает наизнанку. Никто, кроме меня и Дамблдора, не знает, что я делал в Годриковой впадине. Я физически не могу рассказать тебе об этом, Лилит, но… если хочешь, могу показать. — Показать? — удивилась Лилит. — Ты ведь хорошо помнишь наши уроки окклюменции? — подсказал ей Снейп. — У тебя тогда отлично выходило сопротивляться мне. Но сейчас потребуется обратное. — П-профессор Снейп, — Лилит раскраснелась, — неужели вы наконец позволите мне самой проникнуть в ваши воспоминания? Вы точно уверены? Подавленность смешалась со смущением в лице директора Хогвартса. — Помни, что я разрешаю действовать лишь в пределах разумного. Во всём мире и так уже нет человека, которому я бы раскрылся и доверился больше, чем тебе, Лилит. Просто…знай это, когда столкнёшься со всеми моими воспоминаниями. — Хорошо, профессор. — Садись напротив меня. Теперь ты должна достать палочку и… что ты делаешь? Правая рука Лилит плавно погрузилась в чёрные волосы Снейпа, а левая слегка сжала его длинные пальцы. Она делала это, не смотря преподавателю в глаза, потому что до ужаса раскраснелась. — Так ведь тоже можно? Я понимаю, что для вас это будет крайне мучительный процесс, Северус. Я пока ещё не специалист, но… мне кажется, что так я смогу сделать ваше состояние во время легилименции если не безболезненным, то хотя бы чуть более выносимым. — Ты ведь вовсе не обязана… — Я знаю! Но я не смогу быть в стороне, когда вам станет больно. Я просто хочу быть рядом с вами. Всегда. — …Хорошо, Лилит. Можешь начинать. Я готов тебе показать всё от начала до конца. Она погрузилась в его разум, словно в глубокий и холодный омут. Её несло по стремительному течению памяти. Со всех сторон доносились обрывки безжалостных обвинений и тихих оправданий, а перед глазами замелькали неясные картины прошлого. Прохлада осенней реки в воздухе. Шелест высокой травы под ногами. Огромный дуб тянется своими ветвями к самим облакам. Рядом красивая рыжая девочка с небесно-голубыми глазами. Её зовут Лили. Лили Эванс. Они разговаривают о чём-то наедине. Как тепло и спокойно… Знакомый пыльный запах старых книг и тыквенного сиропа. Как громко все говорят вокруг, ничего не разобрать. Над головой покачивается флаг Слизерина. Здорово, это ведь Хогвартс! Но почему Лили сидит за другим столом? С кем она там говорит? «Только не с Поттером…» Снова трава, но другая. В руках учебник, исписанный убористым почерком. Я где-то уже видела эту книгу… Правая заканчивает подпись на обложке: «Собственность Принца-полукровки». Слизнорт снова хвалил других… Приближаются четверо. Совсем не добрые ухмылки… «Какая подлость! И зачем сейчас притащилась Лили?! Как это всё оскорбительно…» …Стой! Он не хотел тебя так обидеть! «Не уходи же…» Бледная костлявая рука держит волшебную палочку и касается ею запястья. Чёрная змея заползает с конца палочки прямо под кожу. Какая страшная боль! Как горит запястье! Но есть в этом всём и что-то интригующее… Красивый молодой мужчина сидит на подоконнике и задумчиво смотрит в ночное небо. У него длинные серебристые локоны, собранные в расслабленный хвост. Мужчина держит фотографию знакомой мне девушки. Он молчит, но на лице у него что-то начинает блестеть. Слёзы. Он поворачивается сюда и говорит, что они ждут девочку. Он весело улыбается, но глаза у него на самом деле несчастные… Отец? Подождите, Северус, покажите мне его ещё…! Тёмная улица. Чей-то дом. Точнее, её дом. Труп мужчины на пороге…. Детский плач…. А вот и она… Эти стеклянные, но всё ещё голубые глаза… На душе пусто, как в могиле… «Как же так вышло? … Невыносимая боль… Ради чего всё это?! …Лили, это я убил тебя, а не Воландеморт!.. Зачем же было передавать пророчество?! Чёртова гордость…! Как я мог?! …Я не заслуживаю прощения…я не заслуживаю смерти…лишь забвения…» «Лилит, довольно!» Миг — и Лилит снова оказалась сидящей в тёмном кабинете зельеварения. Снейп уже стоял поодаль от неё и держался за голову. Кажется, девушка увидела больше положенного. — Я же просил смотреть только что-то одно, — прошипел ей Северус из-под спутавшихся масляных волос. — Простите. Я всё-таки впервые это делала. До этого ведь только вы проникали в мои мозги. — …Ладно. Главное, что ты всё теперь видела. Вот, где я был в ту ночь, Лилит. Тогда ты потеряла отца. А я потерял её… — Значит, вы вините себя в её смерти? Он промолчал. — И до сих пор… любите её? Он снова промолчал. Лилит всегда была очень умным ребёнком. И потому ей было очень просто ответить самой. На том портрете всегда была Лили Эванс. Он до сих пор хранит его, потому что не может расстаться с ней и заодно простить себя… Быть может, поэтому его и не страшит мысль о скорой смерти? — Лилит, скажи мне, — голос Снейпа вдруг стал сдавленным, — почему ты вообще любишь меня? — Ч-что…? — С самого первого дня, как ты стала учиться в Хогвартсе, ты хотела быть ближе ко мне. Я прекрасно видел, как ты усердно готовишься к каждому моему занятию. Я прекрасно знал, что ты можешь ответить на любой мой вопрос. И всякий раз, когда я игнорировал тебя, когда был строг, когда был холоден, когда был равнодушен к тебе, даже когда я был по-настоящему жесток и страшен, ты всё равно настойчиво смотрела на меня с тем же искренним блеском, что и прежде. И даже теперь я не вижу в твоих глазах ненависти ко мне. Но почему? Я очевидно плохой человек, Лилит, ты только что сама всё видела. Что же заставляет тебя терпеть всё то, через что ты проходишь, связавшись со мной? Я не понимаю… — Северус… — Я ведь…я ведь не хотел, чтобы вот так вышло, — глаза Снейпа вдруг увлажнились. — Я ведь нарочно…всегда держал тебя на дистанции. Мы ни в коем случае не должны были с тобой сближаться, Лилит. Это…всё ещё очень неправильно. — Но… почему? — Незадолго до покушения Александр просил меня ещё об одном одолжении: если он когда-нибудь погибнет, смогу ли я защитить тебя от Пожирателей и их дурного влияния? Возможно, он уже предчувствовал, что не выйдет из схватки с Воландемортом живым… И я обещал ему, что если ты поступишь в Хогвартс и будешь учиться у меня, то я сделаю это. Однако… я ведь тоже был Пожирателем, как и он. Ты ведь видела, как я получил свою чёрную метку? Она осталась со мной… Северус показал руку с жуткой чёрной татуировкой. Казалось, что извивающаяся змея пульсирует и причиняет профессору боль, потому что при взгляде на неё он стиснул зубы. — Вечное напоминание о моей потраченной молодости… Ты помнишь, как на 4 курсе я задрал тебе рукав? — Да, и вы тогда увидели руку, над которой я экспериментировала со всякими веществами… Постойте, так вы проверяли, нет ли у меня чёрной метки? Неужели вы думали, что я могу быть заодно с Воландемортом в 14 лет?! — Я крайне осторожен с теми, с кем вступаю в контакт. На моём месте ты бы тоже так сделала, увидев у своего ученика подозрительного вида повязку. Хотя это и было крайне маловероятно, но для меня было облегчением узнать, что ты просто …странная. — Да уж, замечательно… — Лилит, твоего отца давило чувство вины за то, что к тебе на всю жизнь прилипнет сразу два страшных клейма: дочери Пожирателя смерти для одних, и дочери предателя для других. Я не мог допустить, чтобы ты, невинный ребёнок, пострадала ещё больше. И потому я решил быть к тебе настолько холодным, насколько это вообще было возможно, лишь бы только ты не сходилась со мной, не узнавала меня и не была втянута в моё тёмное прошлое. Я тайно присматривал за тобой, так, чтобы ты ни ты, ни кто бы то ни было другой, не узнали об этом. Даже когда ты стала вполне взрослой девушкой, я очень беспокоился о тебе. Может, по мне этого нельзя было сказать, но… я бы не вынес мысли, что с тобой что-то случилось. Парадоксальным образом, чем больше я старался тебя отдалить, тем сильнее привязывался сам. Я сам не заметил, как мы стали проводить всё больше времени вместе. И я не захотел, чтобы ты уходила после выпуска, потому что … потому что ты мне всегда была нужна. Ты должна была ненавидеть меня, должна была избегать, презирать, сторониться, но вместо этого… ещё никогда в этой школе…меня никто так сильно не любил, как ты. Так почему ты всё-таки выбрала меня, Лилит? — Я и сама часто задавалась этим вопросом, профессор. И мне есть, что ответить вам. Видите ли, я… я всегда хотела понять, отчего у вас всегда такие печальные и красивые глаза. Северус посмотрел на неё вопросительно. — …Я никогда прежде не видела таких глаз, как у вас. Я не могла разгадать их тайну, как бы ни старалась. Вы вообще не были похожи на всех прочих учителей. Меня так впечатлила ваша первая лекция и наша первая практика! Во всей школе для меня не было никого умнее и талантливее вас, и мне казалось, что вы можете научить нас невозможному. Кто приходил, кто уходил от нас…а вы всё равно оставались с нами. И весь Слизерин ценил это и, на самом деле, любил вас за это. Вы всегда были тем, кто защищал наш факультет и старался поддерживать наш боевой дух, даже когда в очередной раз в факультетских соревнованиях выигрывал чёртов Гриффиндор… Хотя вы были так грубы и холодны со мной, я была счастлива каждой возможности видеть вас. И потому тяжелее всего было тогда, когда вы меня упорно игнорировали… Конечно, я в ответ обижалась, злилась и выводила вас из себя на занятиях, но я делала это специально и лишь за тем, чтобы вы ещё раз обратили на меня внимание, а лучше дали отработку в своём кабинете или кладовой и провели бы со мной ещё немного времени. Я не понимала этого, когда была младше, но прекрасно вижу сейчас, когда сама начала преподавать и будто увидела себя саму со стороны в некоторых из моих учеников. Я часто злюсь на Цикадова, вы заметили? Видимо, дело в том, что мы с ним тоже похожи… Как вы когда-то правильно заметили: я сама всегда выбирала вести себя именно так и именно с вами, никто меня не заставлял дерзить вам, испытывать ваше терпение и пакостить; мне так нужно было всё ваше внимание, профессор… Вы столько лет действительно заботились обо мне лично, несмотря ни на что. Одна мысль о том, что я всегда вам была важна, приносит мне счастье. И даже если вы видите во мне лишь замену той Лили, которую вы когда-то потеряли, я… всё равно… — Лилит…! — Её вдруг снова окутали тёплые и шуршащие объятия мантии. — Ты для меня вовсе не её замена. И мне совсем… не нужна вторая Лили, мне нужна именно ты, с твоим упрямством и странностями, с твоей страстью к науке и моим предметам…! — …Правда? — Да. Это так, Лилит. Ты же мне ещё веришь? — Я всегда буду верить вам, Северус… Студентка вдруг остановилась, закрыла глаза и слегка засмеялась. На лице профессора вновь застыло выражение полного непонимания. — Что такое? — Северус, я так уважаю и люблю вас, что никак не могу заставить сказать вам «ты», вы ведь заметили? — Лилит широко ему улыбалась. — Ну, что ж… я рад, что ты хотя бы чаще стала называть меня по имени, — сказал директор, смущённо уведя взгляд. — Мне и этого вполне достаточно. Через минуту Снейп схмурился и осмотрелся вокруг, как бы ища что-то в кабинете. — …Лилит, тебе не кажется, что мы что-то забыли? — Забыли? — Лилит была так безмятежна, что даже не захотела об этом думать. — Чёрт возьми, Сомнамбулис! — зашипел сквозь зубы Снейп. — Змеиная сыворотка! Сколько уже прошло времени?! Лилит рванула к котлу и погасила огонь. Успела в последнюю минуту… Ещё бы чуть-чуть и конец её сыворотке! Пока девушка переводила дух, профессор сверлил её взглядом, полным негодования и раздражения. — Ты почти испортила мои дорогостоящие ингредиенты… Ещё немного и я лишил бы тебя всей заработной платы за этот месяц, Сомнамбулис, — Снейп злодейски ухмыльнулся. — В счёт уплаты штрафа, конечно же… — …Развели драму на ровном месте, — пробурчала Лилит. — Да ничего тут страшного нет. Вот, видите? Сыворотка отлично приготовилась. Теперь лишь осталось дождаться, чтобы она остыла. Снейп лишь недовольно хмыкнул и отвернулся в сторону от котла. — На вид неплохо, но мы ещё посмотрим, как она проявит себя в действии. Крайне не хотелось бы, Сомнамбулис, чтобы ваша прекрасная противозмеиная сыворотка случайно превратила всех в амфибий с черепашьими панцирями. Лилит безнадёжно вздохнула. И вот так было всегда… Сколько бы любви и нежности она не проявляла к нему, через некоторое время он всё равно становился прежним профессором Снейпом: строгим, насмешливым и даже бесчувственным. Складывалось впечатление, что все эти долгие разговоры о прошлом, обычно начинаемые Лилит, его так тревожили и смущали, что он раз за разом искал повод вернуться к привычному скепсису и упрёкам, лишь бы только она не подумала, что самый суровый и самый мрачный преподаватель Хогвартса на самом деле мог быть таким чувствительным и…человечным? Нет, он уже давно не мог позволить себе те слабости, что позволяли себе молодые и полные надежды люди. Он считал, что должен всегда сохранять бдительность, оставаться хладнокровным и расчётливым — только так можно было защитить школу, и уберечь Лилит от любой напасти. Он решил, что всегда будет её учителем, а она всегда будет его ученицей. И ничто уже не могло изменить выбранной им судьбы. Даже он сам…