Глубина

      Мало кто уже помнит, когда глубоководные прекратили питаться себеподобными. Орден Сциллы утвердил этот закон практически сразу после своего возникновения. Однако это правило не распространяется на простых морских существ, таких как рыбы, крабы и моллюски, даже если глубоководные имеют с ними общие черты. Всего десять лет назад люди также входили в этот список, на них охотились, их ели... Теперь Орден их защищает. Но прошло ещё слишком мало времени, чтобы все жители глубин привыкли к новому правилу: «люди — не пища». И до сих пор встречаются отклонения от норм.       Говорят, что плоть удерживает душу от её дальнейшего перемещения в мир После — к Древним, а кости даруют благословение живым. Поэтому поселение Ущелье Костей — это не просто городок с «живописными» видами. Здесь Смерть культивируется и пронизывает все уголки бытия. Кости зверей и глубоководных, независимо от статуса, размера и состояния, используются во многих сферах культуры: как украшения или даже целые архитектурные сооружения.       ... Чуть повернувшись к полусогнутому костяному голему на остановочном павильоне, Эми смотрит на экран рекламного телевизора в его руках и не сразу замечает приближающийся троллейбус. На черно-белом экране, который, тем не менее, ярко передает оттенки красного цвета, рыболюд в фартуке рекламирует новое чистящее средство, а за его спиной — объект для чистки: кухня, покрытая потёками этого цвета.       Эми успевает проскочить между закрывающимися створками транспорта, расталкивая пассажиров курьерской сумкой. Вы же взбираетесь на крышу, стараясь не касаться электрических проводов и размышляя о том, насколько циничны могут быть расуждения о красоте города из костей умерших сородичей.

* * *

      Не успел.       Проводив разочарованным взглядом уходящий троллейбус, Литобат кладёт полиэтиленовый мешок под скамью и оглядывается.       Он видит кофейню на углу и решает зайти внутрь.       Стены кофейни выполнены из красного кирпича и стекла. Мебель создана из обработанных кораллов и дерева, залита эпоксидной смолой и украшена раковинами. Вдоль стены тянется стойка, за которой трудится бариста, похожий на морского конька. За ним висит доска, рекламирующая напитки, под ней — большая кофемашина.       За гостевым столиком, погрузившись в чтение газеты за чашкой чая, сидит акулоподобный верзила в рубашке с кожаным жилетом.       — Доброго «пробуждения», уважаемый м'одиус! — радостно обращается к Литобату бариста. Он выглядит настолько счастливым, что писатель от неожиданности теряется. — Что желаете?       — Один черный кофе.       — Чёрный кофе? А вы не хотите попробовать наш новый экзотический кофе «Морской ёж»? В него входит эспрессо из харибской арабики, молоко дельфина и тёртые креветки. И ещё один секретный ингредиент.       — Нет, спасибо. Просто черный кофе.       Бариста нервно сглатывает и бросает короткий взгляд на посетителя с газетой.       — У нас есть ещё один великолепный кофе — «Древний ритуал». Это как побывать в Сцилле до Катаклизма! Уверяю вас: коктейль из морепродуктов в сочетании с сцилийскими водорослями и цедрой апельсина сделают вас нашим постоянным клиентом!       — Мне… просто… черный… кофе, — произносит писатель, расставляя акценты на каждом слове.       — Он, правда, очень хорош. И... на него сегодня... Э-э... скидка...       Литобат выразительно смотрит.       Бариста бледнеет. Он наклоняется вперед и понижает голос, говоря почти шёпотом:       — Умоляю! Я просто обязан продать хотя бы один.       — Кофе. Чёрный.       — Будет сделано, — обречённо произносит бариста, с трясущимися руками он принимается за работу.       Человек-акула убирает газету. Он приветствует писателя сдержанным кивком, затем смотрит на баристу и на часы, начинает закатывать рукава.       Литобат вздыхает и быстро осматривает меню и стеллажи с горячей выпечкой.       — Один «Древний ритуал».       — Что? — бариста от неожиданности роняет стакан. — Вы сейчас сказали... Ох, сп... Спасибо! Вы спасли мне... Ой, то есть... да! Что-нибудь ещё?       — Семь ложек сахара. И шаурму.       Он кивает. Похоже, он действительно счастлив.       Человек-акула разочарованно хмыкает. Однако, вернувшись к чаепитию, он с прищуром продолжает наблюдать за работой баристы.       Покинув кофейню, Литобат садится на скамью и делает глоток из бумажного стаканчика. Смакуя новый вкус, он сидит неподвижно несколько секунд, а затем сплёвывает под ноги.       Экран телевизора демонстрирует очередную рекламу:       — Ведь совсем скоро начнётся большая готовка! — ящероподобная глубоководная в поварском кителе окидывает выразительным взглядом толпу со сцены, пряча что-то за спиной. — Знаете, что нам нужно?       — Большие миксеры? — хором вопрошает толпа.       — Нет. Нам нужны БОЛЬШИЕ РУКИ!       — Руки... разорвуки?       — Да! Руки-разорвуки! — запевает она и бросается в танец на сцене, подняв над головой огромные механические протезы. — РУКИ-РАЗОРВУКИ!       Толпа поёт, хватая кровавое мясо с прилавков такими же непропорциональными руками:       — Мы всё будем разрывать!       Потрясённый Литобат медленно отводит взгляд. Безумная песня продолжает звучать на периферии его сознания, из-за чего он ещё долго морщится.       Однако его внимание быстро переключается на новый объект. Перед ним садится бродячий пёс.       Ну, как пёс... Сочетая в себе черты бультерьера и варана, это животное вызывает противоречивые ощущения, как будто вот-вот сорвётся с места и нападёт. Но Литобат уже давно научился читать эмоции морских существ. Эти глаза, один — собачий, а другой — рептилии, излучают одинаковую долю грусти, характерной для одинокого, но дружелюбного существа.       — Жизнь не милосердна, да? — отмечает он, рассматривая его обожённую лапу. Зверь стыдливо прячет искалеченную конечность. Поймав его взгляд, Литобат вздыхает, отрывает кусок от шаурмы и делит с ним свою трапезу. Тот радостно принимает угощение.       На обгоревшем ошейнике висит кулон с кличкой.       — Похоже, у тебя больше нет дома, Сунарав.       По дороге разъезжают автомобили. Литобат суёт руку во внутренний карман кожаной куртки, достаёт телефон и, поразмыслив, раздражённо убирает обратно.       — Почему в городе, где транспорт есть у каждого третьего, так сложно вызвать такси? — тихо ворчит он. — Видно, мне стоит купить...       — ... большие миксеры?       Литобат закатывает глаза. Снова эта реклама — по второму кругу? Куда катится телевидение?       Пёс с недоверием обнюхивает мешок под скамьёй и устраивается рядом, откуда провожает взглядом монотонно разъезжающие машины.       — ... руки-разорвуки! Руки-разорвуки!..       Как же хочется спать...       Литобат достаёт из кармана баночку с таблетками, закидывает в рот одну и с неохотой отпивает из стаканчика. Ну и гадость! Он бросает стакан в мусорную урну, затем закрывает глаза и начинает крепко сжимать-разжимать пальцы.       Нужен нормальный кофе.       И надо поскорей взяться за работу с текстом.       — ... разорвуки! Руки-разорвуки...       Что там со сценарием? Героиня игры должна стать человеком? Это полностью меняет задумку. Придётся всё переписывать. Уйдёт масса времени — ещё и игровым художникам работы подкинут. Вот что бывает, когда работаешь на заказчика, который не может определиться с идеями и меняет их, как чешую во время линьки.       — ... разор... вуки...              Конечно, есть свои собственные проекты, над которыми можно и нужно поработать. Однако работа в компании открывает массу возможностей.       — ... всё будем... разры... вать...       Итак. Эмигрант... Чужая в неприветливом мире. Литобат был человеком — он знает, что это такое не понаслышке. Но как эту идею воспримут акционеры? И подписчики?..       Занятный эксперимент.       — ... руки... где... руки... Дрэйк...?       Литобат вздрагивает, ощутив, как сильно дёрнулось его сердце.       Тук. Тук. Тук.       Он неверяще смотрит на экран телевизора.       Тук. Тук. Тук. Тук!       Почти прижавшись к экрану, глубоководная с лицом ящерицы смотрит на него и стучит механическим пальцем по стеклу.       — Где твои руки, Дрейк? Где эти руки, которые так нравились мне?       Она тихо смеётся, а затем...       ... с силой врезается головой в стекло, оставив на нём пятно крови.       Литобат вскакивает.       — Скольких ты убил, Дрейк? — она выжидательно смотрит, а затем начинает биться в непрерывном ритме. — Скольких ты убил, прежде чем сменил имя и ушёл в бега? Один, два, три, четыре... Их было так много, много, много!.. Пять, шесть, семь... И это лишь за один час! Восемь, девять, десять... А потом ты лёг спать! Какой нахал!..       Вскоре экран закрашивается в сплошной красный цвет, и только тогда это самоистязание заканчивается. Глубоководная слизывает кровь с экрана и кокетливо выглядывает через очищенный участок. На экране можно различить лишь её улыбку и сияющий глаз.       Один глаз.       От сходства с призраком из прошлого Литобат ощущает, как у него дрожат ноги. Лицо не её, однако этот образ... Этого просто не может быть! Это не может быть Она!              — Он идёт за тобой! — хихикнув, она стучит пальцами по экрану. — От Него тебе не убежать. Он уже близко!       Шурх. Шурх.       Литобат с недоумением смотрит на полиэтиленовый мешок под скамьёй. Внутри что-то шевелится. Так, а куда делся бродячий пёс?       Тук. Тук. Тук.       Через некоторое время до него доходит, что глубоководная на экране телевизора стучит пальцами не просто так, а на что-то показывает. Он оборачивается.       Дорога и улица пусты, словно на них никогда и не было движения. Словно созданные в поломанной видеоигре декорации и здания растянулись, преобразились в поплывшие текстуры — всё искажено. И хотя фонари продолжают светить, тьма вокруг них не уходит. Кажется, будто став частью чего-то чуждого, элементы этого мира утратили свою значимость и превратились в фон.       Но за этим фоном... там, в темноте...       — Беги так быстро, как можешь! Снова смени имя, город... Но Он найдёт тебя, Дрейк! Он всегда шёл за тобой! И будет идти — пока не поймает!..       Замерев, Литобат уже не обращает внимания на усиливающийся шорох в пакете и возобновившиеся удары по экрану телевизора. Там впереди, за пределами этого мира — тварь из его снов. Самый жуткий образ, который никогда не бежит, но и не останавливается...       Из его... снов? Неужели...       Громкий лай Сунарава возвращает его в реальность.       Шумно вдохнув, Литобат приходит в чувство на скамье и инстинктивно хватается за чью-то руку, торчащую из внутреннего кармана его куртки.       До его сознания доносится обрывок фразы:       — ОТПУСТИ РУКУ, СУЧАРА!!!       Даже если бы он и мог, Литобат не стал бы этого делать. Его взгляд устремлён вперёд, но он не видит ничего вокруг, едва дышит и полностью парализован. Выход из сна всегда давался ему нелегко. Лишь его рука содрогается в спазмах, и когти на трясущихся пальцах медленно впиваются в чужую плоть.       Вор несколько раз бьёт его в лицо. Совсем не больно. Однако от последнего удара писатель теряет равновесие и падает со скамьи.       — Ёбаный ублюдок! — вор вырывает из его хватки раненую руку и отпрыгивает назад, глядя на лаящего пса. — Я его не заметил!       — Беги, придурок!       Снова обретя способность двигаться, Литобат провожает взглядом удаляющуюся компанию. Беглецы — два зеленоволосых панка — мчатся прочь от остановки. Один из них, худощавый, хвастаясь своей добычей, с неприятным хохотом размахивает ею над головой. Однако, внезапно осознав, что именно попало ему в руки, панк останавливается и возмущённо оглядывается. Кажется, что он готов вернуться назад и предъявить Литобату по этому поводу, но...       Вдогонку бросается Сунарав, вынудив их бежать ещё быстрее. Его ящерообразное туловище слишком массивно для искривлённых собачьих лап, которые, по-видимому, ещё не до конца сформировались в лапы рептилии. Но мало кто решится стоять на месте, когда увидит несущегося в его сторону крокодила.       Писатель лезет в карман и, обнаружив пропажу, начинает громко смеяться.       — А НУ — СТОЯТЬ!!! — человек-акула в кожаном жилете делает несколько громадных шагов, но беглецы уже скрылись из виду. — ДЕРЖИ ВОРОВ!       — Пусть бегут. Разделят на двоих.       — Твой бумажник? — усмехается он.       Сквозь смех, Литобат качает головой и садится на скамью.       — Мои носки.       — Чего?       — В этом кармане были шерстяные носки, которые я купил вчера и забыл вытащить.       Человек-акула скептически рассматривает чешуйчатые руки собеседника. Тот поясняет:       — Ноги у меня ещё человеческие.       — А по тебе этого и не скажешь... Но ловить этих выблядков надо! В последнее время тут часто ошиваются эти панки. И даже не амфибы, а люди, эмигранты — чтоб их! Чуток свободы получили, так сразу начали хулиганить! Их тут целая шайка. И все с зелёными волосами.       — Вполне яркая черта.       — Да, но они этим пользуются! Начнёшь по одному вылавливать, так они говорят: "Мы — обычные стиляги, можем красить волосы, как захотим, и вообще нас защищает закон". А как спиной повернёшься — так сразу нож меж лопаток всадят. Видал, как от собаки рванули? Конечно, что со зверя взять? Ему законы не писаны... А вот попробуй ты или я им что-либо сделать — на нас сразу заяву напишут. Весь Орден привлекут! Ещё так выкручиваются грамотно — невинных жертв из себя строят. Наглые, дерзкие куски...       На противоположной стороне улицы компания подростков выходит из здания. Обсуждая что-то под энергичную музыку из мобильных колонок, они идут вдоль бордюра и едят на ходу мороженое. Одетые ярко и вычурно, они имеют отношение к какой-то поп-культуре.       — Нет, ну ты видишь это?! — восклицает незнакомец. — Амфибы, глубоководные и даже эмигрант! Одной компанией! Да где это видано? Или это я такой старый стал, что ничего не понимаю... Тьфу! Даже не верится, что я это говорю, но из этой группы нормальным выглядит только вон тот пацан. Мелкий и слабый, но он хотя бы не пытается выделиться, как эти крашенные рядом.       Присмотревшись к мальчику-эмигранту в белой куртке, что идёт за ними, но мороженое не ест, писатель не сразу замечает исчезновение своего собеседника. Опомнившись, он находит того далеко впереди; закинув за спину объёмный полиэтиленовый мешок, акулоподобный верзила продолжает свой путь, не переставая ворчать — судя по бессмысленным движениям свободной рукой. Литобат оглядывается на кофейную лавку, где свет уже погас, но на стекле ясно выделяется кровавое пятно.       Каждое решение имеет последствия. Словно закатившееся яблоко за пустой бочкой — оно может принести приятные неожиданности. Однако, в данном случае, выбор кофе не изменил судьбу этого горемыки.       Вместе с шумом рельсов слышится пыхтение возвращающегося пса. Сунарав, опустив голову, неуклюже пристраивается под скамейкой и издаёт тяжёлый вздох — то ли от усталости, то ли от огорчения.       Литобат почёсывает его за перепончатым ухом.       — Ничего. В другой раз их поймаем.       Пёс радостно виляет хвостом — насколько это позволяет строение скелета бультерьера-рептилии.       Напоследок взглянув на экран телевизора, который демонстрирует новую соковыжималку, Литобат забирает свой мешок и садится на троллейбус. Через окно он видит, как мальчик-эмигрант незаметно от своих приятелей выбрасывает мороженое в мусорный бак и в спешке поправляет шарф на шее.       Литобат погружается в задумчивое молчание, вспоминая детали своего мимолётного сна. Кошмары никогда не меняются.       Как же сильно хочется спать!

* * *

      Первым номером в курьерском списке был житель многоэтажного дома из красного кирпича.       В узком ущелье, среди базальтовых скал и высоких водорослей, строение кажется незаметным и заброшенным. Только грязная от плевков дверь и разбросанные всюду окурки говорят о том, что сюда, как минимум, иногда кто-то приходит.       С тревогой посмотрев наверх — на облака искрящихся рыбок, что перемещаются между этажами через разбитые окна и дыры в стенах, Эми скованно поправляет ремень курьерской сумки и брезгливо набирает номер квартиры.       Сначала ничего не происходит. Но затем на экране домофона появляется серое лицо с костяными буграми.       — Здравствуйте!       — Эс'валь! — выплёвывает глубоководный.       — У меня... э-э... заказ для господина Пинагора.       — Тр-ага.       Изображение на экране гаснет. Эми удивлённо моргает. И как это понимать?       Звук разблокированного замка становится ответом — это точно приглашение. Но что Пинагор ей сказал? Вряд ли пожелал здоровья. Иногда глубоководные вставляют в понятную для неё речь слова на каком-то незнакомом языке, а тут даже вышел целый разговор с гортанными звуками. Ну как разговор... По крайней мере, заказчик всё понял.       Эми переступает порог, а следом за ней и вы.       Уже на входе ей становится невыносимо дышать, — смрад из-за мусора, разбросанного по всему подъезду, может свалить с ног любого. Лестница, осыпанная коммунальными отходами и объедками, какие ещё не успели поесть улитки и рыбы, вызывает недоверие, и поэтому Эми сразу идёт к лифту. Но прежде чем она успевает поднести палец к кнопке вызова, кто-то уже сделал это выше.       Цифровое табло мигает, ведя обратный отсчёт.       Девушка наблюдает. Но в последний момент, когда её глаза видят «единицу», она вспоминает, что зашла в неблагополучный район. В её голове всплывают образы неприятных типов, которых она встречала на своём пути. Грубые, непропорциональные, с кривыми лицами и пустыми стеклянными глазами... Лучше не вставать на их пути.       Из лифта выходит сгорбленная старушка в головном платке с котятами-полурыбами. Она проходит рядом, не заметив вжавшуюся в стену девушку. С удивлением глядя ей вслед, Эми мысленно смеётся над собой.       «Ну и трусиха же я!» — думает она, а затем входит в лифт и нажимает самую верхнюю кнопку.       Вы заходите следом. Однако, сосредоточившись на курьерской сумке, чтобы не столкнуться с ней в тесном пространстве, вы не сразу понимаете причину последующих перемен.       Старушка не успевает дойти до дверей подъезда и спотыкается об лежавшую на полу консервную банку. Увидев это, Эми успевает выскочить из лифта, прежде чем его створки закроются, оставив вас внутри. Лифт начинает движение.       Второй этаж.       Третий...       Вы в растерянности осматриваетесь. Панельные стены покрыты рисунками, изображающими сцены расправы над человеческой расой. А ещё над группой глубоководных, которые, судя по всему, ответственны за ремонт в доме.       Ничего страшного. Вам известен её путь — всего-то двадцать этажей вверх. Гораздо хуже заблудиться в Сцилле. Однако вас охватывают странное чувство обиды и… ревности? — поскольку Эми оставила вас так неожиданно, почти предав. Это неприятно.       Четвёртый.       Пятый.       Шестой...       Внезапно происходит то, из-за чего вас начинает трясти в пространстве. Каждый атом вашей сущности разрывается от невыносимой боли.       Вы ощущаете...       ... ужас?       Нет. Не вы. Эми. Ваша ментальная связь с ней вопит об опасности — в её поле зрения появился враг с желанием убить. Но кто? Неужели... Та старуха?!       Десятый.       Одиннадцатый...       Вместе с этим вы чувствуете знакомый запах. Этот аромат, словно резкий экстракт пролитых духов, пронизывает все ваши чувства, его интенсивность выше, сильнее, чем в ресторане, когда Эми подала блюдо на стол. Но что это? Откуда он? Его сила одурманивает, буквально сводит вас с ума...       Тринадцатый...       Слишком медленно!       В остервенении вы бьёте по пульту управления, пытаясь остановить лифт, но это не приносит результата. Подобно загнанному зверю, вы лишь мечетесь из угла в угол, не имея возможности что-либо сделать.       Пятнадцатый...       Вы пытаетесь просунуть конечности между створками, чтобы их раздвинуть... Естественно, все ваши усилия напрасны.       Семнадцатый...       Вы с ненавистью смотрите на табло. Злость на предметы? Что-то новое.              Двадцатый.       Едва створки начинают открываться, вы выпрыгиваете из кабины лифта и мчитесь вниз по лестнице, цепляясь за перила и выступы в стенах. Неудачные прыжки причиняют вам боль, замедляют движения. К сожалению, хоть зрение и приспособлено к видению в темноте, тем не менее, оно не позволяет вам увидеть всё — включая груды мусора, об которые вы неуклюже спотыкаетесь.       Лестницы...       ... сначала они вызывали у вас недоумение, а теперь вы их откровенно презираете.       Что такое время для бессмертного существа, вроде вас? Всего лишь мгновение. Даже не так: непостижимая стихия, которая не имеет смысла. Но теперь вы понимаете, куда так спешат смертные. Они боятся не успеть.       Вглядываясь во тьму межлестничного проёма, вы взбираетесь на перила и прыгаете вниз. Поравнявшись с третьим этажом, скользите взглядом по бегущей наверх Эми. А затем...       ... вы касаетесь пола.       Боль.       Забвение.       И звенящая тишина, такая знакомая и умиротворяющая... Однако на этот раз вы не желаете тонуть в ней. Как бы сильно вы ни ослабли, как бы она вас ни манила — вы не можете оставить Эми сейчас. И этот запах...       ... не даёт покоя.       Вы приходите в себя на бетонном полу в окружении мусорных куч и копошащихся в их содержимом улиток. С обложки консервной банки на вас смотрит и ухмыляется человек-сардина. С усилием вы поворачиваете голову и, разглядев кучку потускневших угольных чешуек, на разбитых конечностях ползёте к ним.       Первородный цвет, прекрасный аромат! Так пахнет страх. Не продолжительный, но внезапный и оглушающий, как взрыв пороха.       Лакомство.       Вы уже ощущали это — в тот момент, когда Эми впервые очнулась на морском дне, сильная волна её ужаса пробудила вас. Тот импульс стал толчком — началом вашего высвобождения из кокона. Однако вы были ослаблены и практически сразу после этого погрузились в беспамятсво. Затем вы чувствовали лишь слабые колебания её чувств и не осознавали этого, а теперь ясно ощущаете чистую энергию.       В этом месте случился выплеск импульсивных эмоций. Как ранее в Сцилле, когда Тварь не позволила девушке взять желанную конфету. Тогда энергия не проявилась, но вы уловили её присутствие и стали сильнее. Вот она — прямо перед вами. Вы жадно поглощаете эти крупицы страха, словно физическую пищу. Ваши суставы хрустят, возвращаясь в прежнее состояние. Интересно, насколько сладок страх в момент выброса? И какой вкус у остальных эмоций?       Вы чувствуете себя странно.       Теперь вы знаете об Эми чуточку больше. И в деталях видите образ того, что её напугало.       ... Маленькая фигура крадётся вдоль стены с хищно поднятой головой, как будто сквозь лестницу высматривает свою цель. Платок сполз с её головы, обнажив чёрное лицо с неморгающими белыми глазами и застывшей плотоядной улыбкой рыбы-удильщика, делающими её похожей скорее на оживший труп, чем на живого человека. Впрочем, человеком она и не была, и лишь со спины смогла обмануть доверчивую Эми.       Сейчас их отделяют несколько этажей, и утомлённая старуха, понимая это, останавливается у лифта. Её палец, похожий на кривую сухую кость, нажимает на кнопку вызова. У неё не хватит выносливости, чтобы догнать молодую добычу, однако в ногах достаточно сил на совершение одного мощного прыжка. Что её ведёт? Голод? Безусловно. Психическое нарушение? Старость? Готовая пренебречь законом о защите прав эмигрантов, эта глубоководная представляет повышенную опасность для Эми.       Что будет с Эми, если она умрёт во сне? Вернётся ли она в свой мир, или исчезнет навсегда?       Вы не знаете.

* * *

      В слабо освещённой фойе под мерцанием старого монитора сонная администраторша с лягушачьими глазами набирает текст.       — Итак, его зовут Амбистом. Двадцать семь лет, белый аксолотль. Увольнение, согласно пункту ТК Глубины 5.34 «О признании работника бесполезным». Причина смерти...       Литобат рассматривает цветок давно высохшей аглаонемы в горшке и не сразу реагирует на затихающий голос, который вскоре замолкает.       Он с удивлением оборачивается.       Что это с ней? Глаза открыты, та же поза, руки на клавиатуре, но сама она не шевелится. Он подходит ближе и пристально всматривается в её неподвижные зрачки.       — С вами всё в поря...?       — ... расчленение старшим руководством, — словно эпизод кинофильма, снятый с паузы, Лягушка продолжает печатать. — Вы уже были в полиции?       — Да... Вот протокол.       — Проверенный экспертизой материал в наличии: голова с отростками: одна штука, туловище — с правой ногой и левой рукой, правая рука, кисть левой руки, левая нога. Всё готово. Распишитесь.       Писатель ставит подпись.       — Что-то ещё?       — Если вас не затруднит, — отвечает высокий голос позади, — занесите это в процедурную.       Литобат вздрагивает и с подозрением смотрит на девушку в медицинском халате, задерживается взглядом на её длинных белых волосах, а также жёлтых светозащитных очках, столь неуместно выглядящих в этом тусклом помещении.       На её халате висит бэйдж с именем «Доктор Кали». Он растерянно принюхивается. Когда она успела к нему так близко подойти?       — Будьте добры, — добавляет та,. — У нас тут кое-какие проблемы... с персоналом. И извините за этот беспорядок, здесь разлили этанол и формалин. И что-то ещё.       — Ничего не чувствую.       — Я именно об этом. Ваши чувства, похоже, притупились. Это скоро пройдёт. Не хотите кофе?       — Пожалуй... да. У вас есть обычный, без добавок?       — Какой пожелаете.       Без какой-либо команды Лягушка встаёт из-за компьютера и направляется к кофейному столику. Шорох её одежды и стук каблуков отдаются эхом в стенах морга, где не слышно больше ничего.       Пожав плечами, Литобат поднимает мешок и следует за Кали по коридору из песчаного камня.       — Похоже, здесь давно не делали ремонт. Эти стены выглядят как кладка древней гробницы.       — В некотором роде... так и есть.       — И тихо тут, — невольно добавляет писатель.       — Такое бескрайнее царство тишины... Но иногда надоедает. Кстати, меня зовут Кали, однако, полагаю, вы это уже поняли.       — Литобат.       Осматриваясь на ходу, он подсчитывает количество проходов, но на втором десятке сбивается со счёта. Они настолько темны, что остаётся лишь догадываться, какие тайны скрывают их глубины.              — Снаружи это здание выглядело гораздо меньше.       — Отсюда идёт множество путей... под городом. Не отставайте.       Она тянет за ручку металлическую дверь. С жутким скрипом та открывается.       Зайдя внутрь, Литобат замирает и мысленно чертыхается. Он видит приборы и медицинское оборудование, но всё здесь выглядит слишком старым для современного морга, скорее напоминает пыточную с неприятными глазу инструментами или усыпальницу фараона.       — Вот сюда, — Кали показывает на процедурный стол. Взгляд Литобата невольно касается её пальцев. — Вам нужна помощь?       — Что?       — На вас кровь.       Он опускает взгляд. Штанины его брюк запятнаны кровью.       — Это не моя.       — Правда? — доктор Кали осматривает дно мешка и провожает взглядом дорожку из капель на полу. — Мешок порвался. И дыра-то не маленькая... Теперь придётся мыть коридор. А кровь вам к лицу — вы так не считаете?       Наблюдая за тем, как докторша надевает прорезиненные перчатки, небрежно натягивая их по локоть, Литобат в недоумении молчит. В его мыслях царит хаос, сомнения не дают ему покоя. Что не так? Ровно всё. Она свободно ориентируется во мраке, даже нося светозащитные очки, но у неё нет чёрт глубоководных, а значит, она ещё эмигрант. Возраст определить трудно, но вряд ли больше семнадцати. Как давно на работу берут детей? А ещё, надев перчатки, она лишь подчеркнула структуру своих пальцев: тонкие и длинные, как паучьи лапки. Однажды, ища материал для своих книг, Литобат читал о подобной болезни, она называется арахнодактилия. В реальности это выглядит ещё неприятней, чем на фотографиях.       — Итак... Что тут у нас? Это голова? Похоже на голову... Ого! Вот это выражение ужаса в глазах! Вы знали, что перед смертью изображение застывает на сетчатке, словно снимок. Хотите посмотреть?       Окинув взглядом увеличительные устройства, которые доктор Кали придвинула к столу на тележке, Литобат нерешительно подходит ближе. Невзирая на сомнения, любопытство оказывается сильней.       — Тут ваше лицо. Забавно. Он был ещё жив, когда вы укладывали его голову в мешок. Аксолотли — нежные создания, но такие живучие... Они даже могут отращивать оторванные конечности.       — В первый раз такое вижу, — признаётся писатель, глядя в калейдоскоп.       — А вы часто смотрите в глаза покойникам?       Литобат резко поднимает голову. Если у него и были мысли, которые он хотел выразить вслух, то увиденное заставляет его молчать.       Напевая жуткую мелодию, девушка с энтузиазмом художника продолжает раскладывать содержимое мешка. Некоторое время она рассматривает получившийся результат, наклоняя голову то влево, то вправо.       — А вот и всё! Или не всё? Хм... Ну-у, определённо: нет. В этом пазле не хватает детали. Вопрос: при какой температуре плавятся камни? Ошибка. Где рука?       От последнего слова писатель морщится, вспомнив приставучую рекламу на павильоне. Он смотрит на части тела, выставленные как готовый материал для создания чудовища Франкенштейна.       Не хватает кисти левой руки.       — Я не понимаю. Всё же было...       — Вы уверены? — не снимая перчаток, Кали начинает перебирать бумаги. Слишком поздно до Литобата доходит, что в её руках те документы, которые она должна подписать, а он — вручить начальству. — Тут написано, что он «безрукий кретин». Получается... всё в порядке? Тогда одна рука... А, стоп! Это выражение такое, фигура речи...       — Что вы делаете?! — возмущается Литобат. — Вы их кровью запачкали!       Кали замирает и виновато поджимает губы.       — Лягушка! Перепечатай заново! — кричит она в сторону двери и начинает складывать испорченный документ в оригами. — Ну, вот и всё. Моя проблема решена. А что насчёт вашей?       Литобат скользит взглядом по дорожке из алых капель на полу. Он подходит к столу и выворачивает мешок. И в самом деле, есть небольшая дыра.       — В полицейском участке всё было на месте... Значит, рука выпала где-то по пути сюда.       — Вот так превратности судьбы! А если её кто-нибудь найдёт? Крысы? Или ещё хуже — голодные дети? Она мне нужна. В протоколе чётко прописано, какие конечности должны быть: ни больше, ни меньше.       — Я... поищу.       Кали кивает и протягивает оригами. Не осознавая этого, Литобат берёт бумажную фигурку в руки, и долго смотрит на неё, чувствуя как бледнеет.       Кали подходит к процедурному столу и склоняется над ним.       — Глаза принято считать зеркалом души. Но мозг — нечто ещё более изумительное, — едва заметное движение её тонких губ сопровождает улыбка, когда она нежно гладит голову Амбистома. — Вместилище сознания в рамках физического тела. Если бы не это "заточение", самосознание стало бы невозможным. Или это лишь заблуждение? Какое ваше мнение? Что будет с душой, когда эта оболочка разрушится? Действительно ли ей так необходимо тело, чтобы познавать себя, или она может существовать независимо, путешествуя сквозь пространство и время?       — Вы говорите о жизни после смерти? — озадаченно спрашивает Литобат, не отрывая глаз от оригами. Углы фигуры складываются в форму дракона — и этот символ не случаен в его жизни. Почему именно «дракон»?..       — Возможно, — она замирает, прислушиваясь. — До. После. Вместо. О смерти вне жизни. И жизни без смерти. Зависит от того, какой смысл вы в это вкладываете.       — Я не силён в эзотерике.       — Но у вас есть своё мнение?       — Поговаривают, что адепты Ордена могут разбивать камни одним только взглядом. Однако они не демонстрируют свои способности на публику. Думаю, что эти сплетни — всего лишь элемент сложной политической игры.       — Игры — это весело, — весело говорит докторша. Литобат решает проигнорировать это замечание. Однако он, наконец, отрывает взгляд от оригами, забыв о нём, и невольно включается в разговор.       — Мир прогрессирует. Большинство глубоководных уже не верит в мир-После-жизни, как и то, что Древние ждут нас где-то Там. Для них фраза "последовать за Древними" на деле означает просто "красиво умереть".       — И, тем не менее, они чтят старые традиции.       — Конечно. Ведь идея Ордена состоит в объединении всех народов Глубины. А религия — самое сильное средство для контроля. Но, при всём уважении к истории и матери Сцилле, все эти легенды — лишь красивые метафоры, не более. Нет никакого После. Мёртвое остаётся мёртвым.        Кали долго рассматривает его лицо, изучая границу двух сущностей.       — Должно быть, поэтому вы ещё не до конца обратились. В вас осталось что-то человеческое.       В коридоре звучит стук каблуков, и Кали подходит к двери, чтобы встретить Лягушку. Литобат пропускает её и растерянно принюхивается, как при первой встрече. Только в этот момент он понимает, что кое-что не сходится.       Запах тела Амбистома, его крови, никуда не пропадал. Он был здесь с самого начала, как только Литобат прошёл через порог здания морга.       Однако доктор Кали... Эта девушка не пахнет как глубоководный. В ней нет ничего от рыбы. Но и от человека — тоже.       Вообще ничего. В этом помещении нет никаких запахов.       — Кофе, — громко сообщает Лягушка, но её голос настолько безэмоциональный, что Литобат не сразу понимает суть этого обращения.       В это же время Кали тихо говорит кому-то в коридор:       — Тише. Не шумите, пожалуйста.       Литобат ошеломлённо смотрит на них по очереди и на собственное отражение в чашке. Предложенный ему напиток тоже не имеет аромата.       А тело на процедурном столе пахнет очень сильно.       — Спасибо. Я передумал.       Лягушка молчит. С таким же безучастным лицом она вручает Кали распечатанные бумаги, когда та отходит от двери.       — Думаю, мне пора, — заявляет Литобат, делая быстрый шаг к выходу, но невольно останавливается, услышав за спиной голос с новым, пугающим оттенком. На этот раз речь Кали звучит гораздо прохладнее.       — Каждый из нас — лишь элемент в огромной системе, строго подчиняющийся заданному алгоритму. Но что будет, если мы сойдём с пути? Оборвём заданный маршрут. Сорвём цепочку матрицы. Что тогда? В системе произойдёт сбой. Мы начнём думать иначе. Сломаем привычное нам восприятие и однажды увидим дверь, которой раньше не было. Бессонница часто приводит к таким состояниям. Как давно вы не спите, Литобат? Или мне звать вас Дрэйк?       — Откуда вы...       Кали поднимает со стола обезглавленное туловище и начинает с ним движение в танго, снова напевая ту жуткую мелодию.              Прокляв всё на свете, Литобат бросается за порог и бежит без оглядки, слыша за спиной смех, который звучит неестественно, словно сломанные стеклянные колокольчики — резкий, неприятный, проникновенный.       — Найдите руку. Я буду ждать вас.

* * *

      Эми останавливается, услышав шум движущегося лифта. Не сводя глаз с табло, она напряжённо наблюдает за сменяющимися цифрами.

"... 19... 18... 17..."

      Где здесь знаки, хоть какая-то информация об этаже, на котором она находится? Похоже, что здесь специально выкрутили все лампочки, — либо же все давно перегорели. Только свечение морских растений помогает немного ориентироваться.

"... 16... 15... 14..."

      Свесившись над перилами, девушка безуспешно вглядывается в темноту. Бег был без остановки, что казалось вечностью. Возможно, это восьмой этаж… или что-то близкое к этому.       Но кто вызвал лифт? Кто-то из жильцов? Эми не слышала, чтобы в доме открылась какая-либо дверь. Сглотнув, она отходит от лестницы.       Значит, это дело рук старухи?

"... 13... 12... 11..."

      Девушка с сомнением смотрит наверх и вниз. Гнаться за ней старуха не может. Но если та решила воспользоваться лифтом, то на какой этаж хочет подняться? Откуда ей знать, где сейчас находится Эми?

"... 10... 9... 8..."

      Надо было бежать во двор, прочь из дома. Но Эми испугалась, да и положение старухи не позволило бы ей выбежать за дверь. Отмена доставки тоже накладывает свои сложности. Закон не разрешает глубоководным избавляться от эмигрантов так же, как они поступают друг с другом, называя это «увольнением». Но управу на неё всё равно найдут.       Ей уже приходилось сталкиваться с «одичалыми». Этих глубоководных часто захлёстывают инстинкты, преобладая над рассудком. Не так давно Эми видела, как полицейские застрелили одного из них, после того, как тот зверски растерзал какого-то эмигранта в вагоне поезда. Огня в масло подливали ещё и сами служители закона, которые, очевидно, не особо торопились открывать огонь.

"... 7... 6... 5..."

      Лифт останавливается. Где-то внизу открываются створки дверей.       Не успев отдышаться, Эми задерживает дыхание и прислушивается, слыша, как пульсирует в висках. Если лифт начнёт подниматься наверх, то она просто спустится вниз и снова воспользуется домофоном. Возможно, ей удастся объяснить ситуацию, и заказчик выйдет к ней сам...       Проходит секунда, две...       Створки с грохотом закрываются. Но лифт никуда не едет. Что...?       Удивлённо моргнув, девушка неверяще смотрит перед собой. В этой напряжённой тишине в ней стремительно растут уверенность и кажущееся столь неуместным чувство обиды. Старуха затаилась в лифте — кто угодно бы это понял. Это ведь так удобно: добыча сама нажимает кнопку и вызывает чудовище, которому остаётся только лишь выскочить из укрытия...       Но неужели я так похожа на дуру, что захочет воспользоваться лифтом после этого?!       Обиженно фыркнув, Эми идёт наверх. Она чувствует себя оскорблённой.       Квартира Пинагора расположена на последнем этаже, где недавно был пожар. Словно глазницы паука, здесь на неё смотрит ряд выженных дверных проёмов. Нерешительно постучав в единственную уцелевшую дверь с ободранной обивкой, она вскоре слышит звук отпираемого замка.       Появление перед ней существа, чьё лицо было на экране домофона, становится для Эми неожиданным. Но не его пугающая чёрно-серая кожа с грубыми костяными наростами и присосками вводит её в ступор, а безупречно белый халат с орнаментом из золотых вставок, присущий роскошным отелям класса люкс, на его плечах.       — Од'рос у-эм?       Раскуривая дорогую сигару, Пинагор внимательно смотрит на девушку. Опомнившись, Эми достаёт из сумки коробку с изображением рыбы-удильщика. Перед тем как вручить заказ, она ненадолго задерживается взглядом на логотипе ресторана и представляет себе, как эта хищная рыба плывёт среди сгоревших квартир, в кромешной тьме, где единственным источником света является огонёк на кончике её стебля. Прямо как та старуха.       Заглянув в коробку, глубоководный довольно кивает, затем вытягивает руку и высыпает в ладонь Эми горсть самоцветов.       — Здесь больше, чем нужно.       — Атисс.       — Э-э... спасибо?       Кивнув головой, Пинагор швыряет окурок в одну из сгоревших квартир и уходит, закрывая за собой дверь. Эми озадаченно глядит вслед улетевшему огоньку. Мысль об притаившемся удильщике до сих пор заставляет её ощущать мурашки по коже. А что если кроме старухи здесь прячется кто-то ещё и наблюдает за ней прямо сейчас?       Обрамлённые кораллами и беспокойными звёздами, неподвижные створки лифта выглядят как врата в Преисподнюю, где услужливый привратник охотно затащит тебя внутрь — стоит только нажать на кнопку и дождаться открытия дверей.              — Ждёшь? — шепчет Эми, убирая самоцветы в сумочку. — Ну, жди дальше.       Тихо хмыкнув, она начинает спускаться по лестнице, не догадываясь о том, что старуха уже давно притаилась на лестничной площадке пятью этажами ниже. Чтобы сбить цель с толку, та вызвала лифт и всё это время медленно, затаив дыхание, следовала за ней пешком.       Но вы знаете. И поэтому в отчаянии мечетесь рядом, пытаясь найти решение. Инстинкты накалены до предела; всё ваше нутро буквально разрывается от ощущения неминуемой опасности.       Вы пытаетесь вызвать лифт. Шум его механизмов должен привлечь внимание не только Эми, но и монстра, который наверняка пойдёт проверить и выдаст своё местоположение. Но ничего не выходит. Вы с ненавистью глядите в тусклые глаза, пытаясь перехватить их внимание, однако вас они не видят, только нетерпеливо наблюдают за лестницей. Вы набрасываетесь на старуху, стараетесь укусить и царапаете отвратительное лицо, представляя, как разрываете его на клочки…       Ни-че-го. Никакого результата.       Обессиленно упав, вы беспокойно разглядываете разбросанный по лестнице мусор. Может быть, она ещё раз споткнётся, и тогда шум привлечёт внимание Эми? Увы, девушка уверенно спускается вниз, ни о чём не подозревая, а старуха даже не думает шевелиться.       На одной из ступеней вы видите стеклянную бутылку. А что если...?       Это должно быть легче, чем вдавить тугую кнопку лифта. Энергии мало. Но выбора у вас нет.       Раз. Нет, не так...       Два. Опять не то. Ещё раз! Ещё...              Получилось! Упав, бутылка катится по ступеням, издавая продолжительный звонкий скрежет. Как раз вовремя! — Эми появляется на последней лестнице, отделяющей её со старухой несколькими шагами.       Беги!       Теряя сознание, вы проваливаетесь в сон. Вы знаете, что он будет долгим...       ... Чувствуя, как с каждым поворотом бутылки её сердце падает в пятки, девушка останавливается. Глубоко в этом сердце теплится крошечная надежда, что это всего лишь рыба случайно сбила бутылку. Только внимательно приглядевшись, она неожиданно понимает, что в темноте внизу кто-то стоит.       Озадаченная старуха провожает бутылку взглядом и с яростным воплем бросается на Эми, оторвавшись от пола мощным лягушачьим прыжком. Если бы девушка спустилась на пару ступенек ниже, это был бы безупречный прыжок. Но — нет, Эми удаётся увернуться. Устояв на ногах, девушка стремглав мчится обратно, преследуемая чудовищем, которое движется уже гораздо быстрее, чем раньше. Понимая, что в темноте ей больше не укрыться, старуха бросает в ход все силы, ведь самое главное для неё теперь — поймать добычу.              Взбежав на самый верхний этаж, Эми давит на кнопку лифта, но её палец дважды соскальзывает мимо. Слыша за спиной зловещее бульканье, она осознаёт, что времени остаётся мало. Механизм лифта начинает с шумом работать, но это только сильнее раззадоривает старуху. Можно ли спрятаться в одной из сгоревших квартир? Удастся ли найти укрытие среди уцелевших обломков мебели? А если там ничего нет? Не загонит ли она себя в тупик, пытаясь укрыться в узком пространстве?       Старуха ползком взбирается на последний лестничный марш. Лифт ещё на восьмом этаже, любая из квартир — проход в неизвестность, и лишь одна дверь на этаже зловеще блестит чёрным глазком.       Выбора нет.       В момент отчаяния Эми решается на рискованный поступок. С размаху бросив в старуху курьерскую сумку, она мчится к двери и начинает колотить по ней руками. Но что если владелец квартиры не откроет? Что если задание по доставке еды было задумано с целью устранения ненужного сотрудника, которого не могут «уволить» обычным способом? И выражение «доставка еды» в случае Эми вообще подразумевает собой доставку Себя?.. В голове роятся эти множественные «что если...», из-за которых сердце девушки пропускает удар за ударом. Как Пинагор, в конце концов, поймёт, чего я от него хочу, если мы говорим на разных языках?!       О, Господи!..       Оттолкнувшись от лестничного пролёта, старуха с рёвом бросается на девушку, и в этот момент дверной замок издаёт щелчок.       Эми успевает отскочить назад; уклоняясь от атаки, она падает спиной на пол. Старуха же с размаху врезается лицом в внезапно открывшуюся дверь и кувырком катится вниз по лестнице, где ещё несколько секунд лежит, ошеломлённая своим провалом.       Удивлённый Пинагор глядит сначала на Эми, а после — на старуху. Внезапно на его лице проскальзывает гримаса жуткого восторга.       — Она не в себе! — испуганно кричит девушка. — Она напала на...       — Ча-гот! — шипит глубоководный, выходя из квартиры.       — Что...?       — Эр'епак-Нон эте'менс Атуп!       Взгляд Эми прикован к его белым тапочкам, и только через некоторое время до девушки доходит, что эти слова были адресованы не ей.       Старуха пятится, она пытается что-то возразить, но её слова тонут в потоке агрессивных гортанных звуков. Пинагор красноречиво показывает на ободранную дверь и начинает спускаться по лестнице. Старуха всё понимает. Она не рассчитывала на встречу с соседом, который таил на неё злобу из-за каких-то давних проступков. Раньше ей удавалось избегать таких столкновений. Но сейчас она не способна убежать и даже объясниться — все её силы ушли на преследование удачливой девушки.       Грохот распахивающихся дверей лифта приводит Эми в чувство. Она в спешке забегает в кабину и жмёт на кнопку первого этажа. Но прежде чем двери сомкнулись вновь, в её руки влетает курьерская сумка, брошенная издалека. Удерживая брыкающуюся старуху на вытянутой руке, Пинагор одобрительно кивает, глядя на Эми.              На выходе из дома она слышит, как на пол падает что-то тяжёлое. Горы мусора под лестницей с лязгом разлетаются в стороны.       Замерев лишь на мгновение, девушка рывком распахивает дверь и уходит, не оглядываясь.       Разборки соседей — это их личное дело.