Канпэ

Он так близко, что Хенджин может почувствовать его дыхание. Его глаза внимательно смотрят на экран, ресницы подрагивают. Еще пару сантиметров ближе и можно коснуться его щеки. В горле пересохло. Хван замечает, что вспотел, хотя кондиционер работает на полную. Они сидят в кабинете клуба и смотрят на анкеты интим-работников на ноутбуке младшего. Лино листает анкеты с лицом, выражающим недоумение. — Это… стандартные типажи, которые тут работали? — Поворачивается он к младшему. Между их носами меньше сантиметра. У Хенджина перед глазами плывет. Он облизывает губы и сухо сглатывает. — Ау! — Лино отодвигается и щелкает пальцами перед лицом Хвана. — Ты тут? Проморгавшись, младший отворачивается от Минхо, возвращая себе способность мыслить. — Что? — Переспрашивает он. — Ты где их взял вообще? У тебя тут конкурс мисс и мистер Корея проходит? — Я не понимаю, что не так, — Хвану становится обидно. Хоть Лино и мог похвастаться богатым опытом, умалять свои заслуги он не собирался. — Я уже несколько лет в эскорте, у нас куча довольных клиентов. Уж я-то знаю, какие шлюхи нужны для работы в клубе, — он самодовольно улыбается, складывая руки на груди. Но избегает взгляда старшего, чтобы не пропасть снова. Лино приподнимает одну бровь и практически выплевывает: — Нихуя ты не знаешь. Зачем богачам приходить сюда и платить деньги для того, чтобы трахнуть пару симпатичных мордашек? Я не буду открывать третьесортный борделишко для мелких бизнесменов. Хенджин сжимает челюсти и смотрит на Лино. Наваждение от близости с ним полностью исчезло. — Кем ты себя возомнил? — Шипит он. — Ты чужой, а права качаешь, как будто стоишь выше Чана. Въехал в наш дом, сидишь во главе стола, забрал мой клуб. С чего ты решил, что можешь осуждать мою подборку шлюх? Минхо резко придвигается так близко, что младшему остается только вжаться в свое кресло, иначе они буквально столкнутся лицами. — С того, что я — бывший владелец Негай. А твой клуб — убыточное убогое говнище, — Лино говорит без настоящей злобы, но жестко, не жалея младшего. К злости Хенджина примешивается горечь осознания, что старший прав. Он поникает в плечах, отводит взгляд и от былого напряжения не остается и следа. — Я и сам своего рода — убогое говнище, — кривляется он шепотом. Минхо отодвигается, с минуту смотрит на Хенджина удивленно и еще минуту обдумывает что-то, смотря в сторону. После, он встает с кресла и хлопает себя ладонями по бедрам. — Так! — Громко говорит он и это выводит младшего из оцепенения. — Я научу тебя, как делают бабки на сексе настоящие взрослые мафиозники, — продолжает он уже тише. — Держись крепче, мотай на ус и не спорь, — он весело подмигивает Хвану и брови парня удивленно улетают под челку. — Дай мне контакты того, кто подбирает тебе шлюх. Я дам ему задание… *** Этой ночью Хван ворочается и не может уснуть. На столе валяются незаконченные наброски: глаз Лино, нос Лино, губы Лино. С первого дня встречи он ни разу не нарисовал старшего целиком и ни разу не нарисовал что-то, кроме черных лилий. Прилив вдохновения сменился странным волнением и несвойственным напряжением, которое появлялось, когда Хенджин оказывался рядом со старшим. Он раздражает. Высокомерная выскочка. И семья у него есть, и крутым борделем в Японии управлял, и Отца по имени почему-то называет так легко, как будто бы они друзья. Его хочется задеть. Хван никогда не чувствовал в себе садистских наклонностей, но сейчас он жалеет, что не может быть сильнее его, лучше. Заткнуть за пояс и показать, что Хенджин тоже чего-то стоит. Его хочется. У Хенджина сводит живот и пересыхает горло, когда они с Минхо оказываются слишком близко друг к другу. У Хенджина кружится голова, стоит ему представить, как старший прижимает его к себе, жадно целуя, усаживает на свои крепкие бедра и… Нужно собраться. Хван садится на кровати и решает выйти во двор проветриться. Он часто так делает, когда не может уснуть — обходит несколько раз дом, сидит на скамейке во дворе. Иногда стены любимой комнаты перестают помогать и только давят, душа его в своих тисках. Чтобы доказать себе, что он все еще свободен, он должен выйти на улицу. Хенджин проходится по территории несколько раз быстрым шагом и еще пару раз — медленным, стараясь глубоко дышать и думать на отвлеченные темы. Размышляет, какие кисточки нужно докупить. С досадой вспоминает, что не отмыл палитру от акриловых красок с последнего раза. Дойдя до излюбленной скамейки на заднем дворе, он замечает Феликса, который сидит, откинувшись на правую руку, держа в левой мороженое. Хван не понимает, рад он его видеть или нет. Феликс приветственно мычит, машет мороженым. Пути назад нет, придется общаться. — Как оно? — Спрашивает Феликс, с интересом осматривая Хенджина. — Выглядишь хреново, — усмехается он. Хван саркастично растягивает губы и кивает в ответ: — Чувствую себя также, как выгляжу. — Очень плохо, — заключает Феликс. Его синие волосы в тени ночи выглядят почти черными, черты лица заострились. Бледная кожа ярко выделяется в свете луны. Он одет в рваные джинсы и черный лонгслив с прорезями на локтях. — Почему? Вопрос от Феликса, такой простой и невинный, сносит с ног своей искренностью. Хенджин резко выдыхает и садится рядом на скамейку. — Тебе честную версию или… — Мне ту версию, которую ты сам захочешь рассказать, — перебивает Феликс. — А еще ту, которая поможет мне тебя защитить, если это будет в моих силах. Хенджин убирает лицо в ладони и шумно выдыхает: — Я думал, что нашел новый… нового… — он смотрит на Феликса, ища поддержки. — Новый объект твоей больной привязанности? Новую страсть? Новую одержимость? Новое вдохновение? — Быстро перечисляет говорливый младший. — Да. Все это, — соглашается Хенджин. — Но все не как обычно. Феликс внимательно слушает. Он уже доел мороженое и поддерживающе кладет левую руку на плечо Хвану. — Я не понимаю, с какой стороны начать… А еще я не понимаю, я хочу его трахнуть или убить, очень уж бесит он меня временами, — старший смеется. — О, убить ты его точно не хочешь, — хихикает вдруг Феликс. В ответ на удивленный взгляд он серьезно добавляет, — я к тому, что ты не убийца, хён. Я не смеюсь над тобой. Хван медленно кивает: — В общем-то, это все. Никакой интриги больше нет. — Скучно, — тянет младший. — Ты его рисовал? Хенджин качает головой: — Только набросок. Почему-то не получается. — Порисуй с натуры, — предлагает Феликс. — Пригласи его к себе, как натурщика и нарисуй. Хван шумно сглатывает: — Нам нельзя приводить в дом… Младший поднимается на ноги и легко щелкает Хенджина по подбородку: — Ну уж меня-то не дури, — смеется он и вдруг идет в сторону дома активным, пружинистым шагом. Подняв руку, он машет ею, не оборачиваясь. — Нарисуй его, хён! — Кричит он и старший нервно озирается по сторонам, чтобы проверить, не слышал ли кто-нибудь их разговор. Он задумчиво смотрит в подернутое дымкой небо. Нарисовать его… *** Хван выскакивает из приватной комнаты клуба, как ошпаренный, хлопая дверью. Минхо выходит за ним. — Что это? Что это!? — Кричит младший, обхватывая себя руками и мелко трясясь. — У нас цирк уродов? Ты решил надо мной посмеяться? Когда в комнату вошел новый каст будущих работников, младшего едва ли не вырвало. Больше тридцати человек самых разнообразных наружностей. Там было несколько карликов, пару парней и девушек, которые выглядели совсем как дети, несколько сильно возрастных людей. Были очень толстые и болезненно худые, а у одной женщины вместо ноги был протез. Минхо говорит медленно, стоя напротив и смотря на Хенджина свысока. — Как ты работаешь тут, такой нежный? — Лино усмехается и продолжает, — я понимаю, как это выглядит, я понимаю, что это непривычно, — Хван фыркает. — Но поверь, именно это и имеет успех, когда мы говорим об эксклюзивных, безумно дорогих секс-услугах. Ты привык работать со звездным эскортом, с эскортом для миллионеров и миллиардеров, которые хотят всем показать, кого они трахают. У нас же в клубе они смогут трахать того, о ком они только робко мечтают, вбивая в браузер «порно с инвалидами». И конечно, об этом рассказывать никому не захочется. И конечно, обеспечение анонимности стоит на первом месте. Понимаешь? — Это мерзко, — качает головой младший, все еще обхватывая себя руками. — Это правда, — безапелляционно заявляет Минхо. — Эти толстосумы пресыщены. Они привыкли, что все, что они захотят, оказывается у их ног. Но всегда есть репутация, которую так легко разрушить, если подцепишь какую-нибудь непроверенную старушку, — Хван морщится. Хенджин выглядит испуганно. Хенджин выглядит меньше, чем есть на самом деле. Хенджин выглядит растерянным и растоптанным. Чтобы не напугать младшего, Лино медленно сокращает дистанцию между ними и обнимает его, кладя голову Хвана себе на плечо. Никакого электрического тока, никаких странных сигналов тела, которые уже стали привычными. В горле не сохнет, желудок не падает вниз. Хенджин ощущает только тепло тела старшего и чувство защищенности разливается по нему, успокаивая. — Ты хочешь доказать Чану, что ты можешь вернуть клуб в строй? — Спрашивает он, начиная гладить младшего по волосам. Тот кивает. — Ты себе хочешь доказать, что ты сможешь? — Кивает. — Это правда не так уж и сложно. Наш клуб будет первым в городе. Наш клуб. Хенджин отстраняется и недоверчиво смотрит на Лино. — Что? — смеется старший, все еще удерживая Хвана в руках. — Ты думал, сможешь спихнуть на меня всю работу? Нам и красавчики тоже нужны, ты будешь отвечать за их каст. Завтра сможешь привести мне около двадцати самых красивых и воспитанных шлюх? Младший, подумав, снова кивает. — А красивые тогда нам зачем? — хмурясь спрашивает он. — Мы же не можем в общем зале держать всех тех, кого я набрал. Это будет и правда цирк уродов. Эти все, — Лино мотнул головой в сторону приватной комнаты, где дожидались работники, — эксклюзивные услуги, допы. А основа всегда должна быть стандартной. — Я понял, — Хенджин отстраняется. Лино внезапно кажется простым и доступным. Совсем не похож на недостижимый объект страсти. Он собирается с силами и спрашивает. — Я могу тебя нарисовать? — Что? *** Хенджин отмеряет комнату быстрыми шагами, отрывая заусенцы на пальцах, все время поглядывая на экран телефона, чтобы проверить время. Без пятнадцати девять. Девять вечера. Он придет в девять вечера. Хенджин не помнит, когда он в последний раз рисовал с натуры. Он не знает, как именно хочет нарисовать Минхо и уж точно не чувствует прилив особенного вдохновения. Только нервозность и желание сбежать. Он решает рисовать за мольбертом углем и проверяет, все ли у него есть под рукой. Достает свежую клячку из упаковки. Прячет все незаконченные наброски. Еще раз смотрит на все поверхности в комнате: не лежит ли на его столе или на тумбочке что-то, чего он не хочет показывать старшему. Резко морщится — заусенец оторвался значительным куском и из уголка ногтя теперь течет кровь. Без пяти девять в дверь стучит и заходит Лино. Он одет в зеленый свитер и бежевые брюки. На его левом ухе была длинная серьга, усыпанная маленькими звездочками. Волосы уложены назад, лоб открыт. — Я не знал, как нужно одеваться, когда тебя рисуют, поэтому… — он смущенно улыбается, проходя в комнату. — Ничего, — Хенджин говорит хрипло, рассматривая свою модель. Нервозность накатила с новой силой. Он держит очень большую дистанцию, стоит практически на другом конце комнаты. — Что мне делать? — Лино стоит посреди комнаты с руками, разведенными в стороны. Хенджин отходит к мольберту, делая вид, что раскладывает уголь. Скрывая лицо за холстом, он жмурится и медленно выдыхает. Резко встает, берет свободный деревянный стул со спинкой и ставит напротив себя. — Я бы хотел, чтобы ты сидел, — негромко произносит младший. Минхо опускается на предложенный стул. — Еще… ты можешь снять свитер? — Ты точно позвал меня порисовать? — Минхо весело улыбается, поигрывая бровями. Предполагалось, что это разрядит обстановку. Но Хенджин только замирает, медленно моргая. — Порисовать? — Повторяет старший уже более серьезно, понижая голос, склонив голову на бок. — Порисовать, — тупо повторяет Хван. — Я… часто рисую не совсем одетых людей. Минхо садится на стул и подается вперед, опираясь локтями на широко расставленные ноги: — Прости, — говорит он твердо. — Я не думаю, что готов оголяться. — Совсем? — Вырывается у Хвана. Тон почти умоляющий. Лино приподнимает брови. — Ну... я могу переодеться в рубашку и расстегнуть пару-тройку пуговиц. Но не более. — Надень мою, — вылетает раньше, чем он успевает подумать. «Идиот, у него плечи в два раза шире, какую твою рубашку он может надеть, не порвав?», — корит себя Хенджин. — Если у тебя есть что-то, что на меня налезет — давай. Лень тащиться в соседнее крыло, — пожимает плечами Минхо. Хенджин молча кивает и уходит в гардеробную. Находит в валяющемся рюкзаке старую бутылку с водой и выпивает все, что там осталось. Откашливается от противного вкуса. Находит в кармане одной из курток жвачку и закидывает мятную пастилку в рот. Успокаивает. Хвана разрывает. Он ненавидит того себя, каким он становится рядом со старшим. Нелепый, нуждающийся, выпадающий из реальности. Ему хочется остаться в гардеробной, чтобы Лино устал его ждать и ушел сам. Ему хочется выйти и рисовать его. Ему хочется провести руками по лицу Минхо, погладить острый профиль, сжать его руки, бедра. Ему хочется раздеть старшего и рассмотреть всего, сожрать взглядом. Ему хочется попробовать его на вкус. Ему хочется запереть дверь комнаты и не выпускать его, пока старший не сделает его своим. Ему хочется… — Хенджин? — Негромко зовет старший. — Все нормально, я могу сходить переодеться в свое. Хван вспоминает про свою темно-синюю рубашку из матового шелка, которую заказал по ошибке на несколько размеров больше и забыл вернуть в магазин. Засовывает руку в пакет с вещами на возврат и на ощупь вытягивает прохладную ткань. — Я нашел, — младший выходит из гардеробной. — Эта точно подойдет. — Порнушно, — улыбается Ли, рассматривая предложенную вещь. — Да, — кивает Хенджин, отвечая скорее своим мыслям, чем комментарию старшего. Лино переодевается в туалете и, когда он выходит, Хвану хочется застонать в голос. Минхо расстегнул три пуговицы. Рубашка даже ему большая и красиво обнажает ключицы и верхнюю половину груди, струясь по телу. Он заправил ее в брюки. — Ну как? — Спрашивает старший. Ему непривычно, и он теребит длинные ему рукава, садясь на стул. Хван молча подходит к нему, садится на корточки, расстегивает манжеты и подворачивает их, оголяя предплечья. Ему кажется, что он касается не кожи Лино, а раскаленных углей. Он встает и коленом раздвигает ноги Минхо, показывая, как нужно сесть. Мягко давя на плечи двумя пальцами, откидывает его на спинку стула. Аккуратно берет за подбородок и немного поворачивает его голову. Также молча он выставляет два светильника так, чтобы свет четко очерчивал острый профиль. Особенно выделились ключицы и грудные мышцы. Он выключает основной свет, садится за мольберт и минуты три просто смотрит на модель, положив голову на сцепленные в замок руки. — Превосходно, — выдыхает он. Лино улыбается, — теперь пожалуйста, не двигайся, но говорить можешь. Рука Хенджина порхает над полотном, принимаясь за работу. Минут десять в комнате раздавался только шорох угля по бумаге. Лино негромко спрашивает: — И как часто парни помогают тебе рисовать? — Он имеет в виду членов Семьи, конечно. — Никогда, — выдыхает Хенджин, не отрываясь от наброска. Минхо хмыкает. — И почему тебя позвал — не знаю. Не спрашивай. — Когда ты последний раз рисовал с натуры? — Года два назад? Не помню, — он говорит сбивчиво и быстро. Изначально не чувствуя в себе ни смелости, ни желания на работу с холстом, сейчас он увлеченно водит углем, наслаждаясь больше, как ремесленник, чем как творец. Он не чувствует сумасшедшего потока и прилива вдохновения, но получает удовольствие от процесса. И от модели. Хван жрет глазами сидящего перед ним Лино. Отмечает пропорции и пытается запомнить одновременно. Такого Лино хочется выгравировать в памяти с мельчайшими подробностями. Он даже не думает фотографировать его: фотография не передаст то, что он видит сейчас в нем. А он видит четкие безупречные черты. Он видит много симметрии в его несимметрично сидящей фигуре. Он видит детали, подсвеченные умело выставленным светом: вены на шее, тень от ключиц, родинку на носу, арку верхней губы. Он видит направленный на него самого взгляд, полный кокетливого любопытства. Он видит черту, которую пока почему-то очень страшно переступать. Он видит и еще что-то, едва уловимое. Отголосок чего-то в прошлом. На лице Минхо — тень властности, пренебрежительности и насмешки. Мозг отчаянно пытается отделить вдруг возникающие проекции от реального образа модели перед глазами. Не выходит. Поза Лино была устойчивой, но при этом расслабленной. Он выглядел, как хозяин положения, хотя все еще не шевелился, чтобы не мешать младшему. — Посмотри на меня, — внезапно требует Минхо. У Хенджина от этого тона ноют запястья. Болят щиколотки. В животе сворачивается тугой узел. Парень резко вскидывает голову, смотря старшему в глаза. — Красивый и такой послушный. Хорошее сочетание, — ухмыляется Лино и Хенджин ловит себя на мысли, что испытывает дежавю. Сердце пропускает удар, а мозг отчаянно пытается вспомнить подобный случай. Но не вспоминает. — Чего замер? Рисуй дальше. — Левая бровь Минхо чуть приподнимается. Уголь выпадает из взмокшей руки. Хван не поднимает упавший, просто берет новый, предварительно вытерев ладони о черные домашние штаны. Он чувствует испарину на своем лбу. Чувствует, как футболка прилипла к телу на спине. Он поднимается, доходит до окна и открывает его, разбавляя напряжение в комнате свежим воздухом. Он не успевает вернуться за мольберт. — Подойди. — Голос словно минует уши и сразу вонзается глубоко в мозг, заставляя слушаться. Хенджин пытается отогнать это странное ощущение, но обнаруживает себя уже стоящим рядом с Лино. Он успевает только что-то промычать вместо нормального вопроса, как Лино вдруг добавляет. — Встань на колени. И Хван, к своему глубокому изумлению, встает. Опускается моментально, садясь рядом со старшим, тупо смотря на ламинат на полу, в совершенном замешательстве от своей реакции. Он не может это объяснить ни тембром голоса, потому что от многих он слышал более сексуальные вещи. Ни внешностью, потому что Хенджин знал людей покрасивее. Может дело в словах, которые использует старший? В тоне приказов? Парень слегка встряхивает головой. Сердце бешено колотится, и ему кажется, что оно сейчас пробьет грудную клетку насквозь. Упадет прямо ему под колени уродливым комком. Он чувствует на своем подбородке пальцы. — Подними голову. И он поднимает. — Посмотри на меня. И он смотрит. Из дымки, которой подернулась вдруг комната, ярко выделяется лицо Лино, которое рассматривает его с откровенным любопытством. Хенджин — подопытный. Хенджин — жук, которого жгут мальчишки на улице лупой. Хенджин — бабочка, которой мочат крылья и смотрят, как она не может взлететь. — Надо же, — со смешком протягивает он. — Ты и вправду очень послушный. Это… интересно. Такой хороший мальчик. «Послушный», «хороший мальчик», звенит в голове у Хвана. Внезапно он чувствует ужас, который пробегает по его спине. Свежий ветер, врывающийся из окна в комнату, лучше не делает, только холодит вспотевшую кожу. Он сухо сглатывает, жмурясь. «Хороший мальчик», звенит искаженный голос старшего в голове. Минхо рассматривает Хенджина, как занятную зверушку и проводит большим пальцем по его губам, немного нажимает на нижнюю, одновременно надавливая указательным на подбородок. Хван открывает рот и чувствует, что в него вторгаются пальцы Лино. Младший открывает глаза. Покорно обхватывает пальцы губами и обводит их языком, сначала с одной, а после — с другой стороны. Хенджин вдруг пытается что-то сказать и Ли вытаскивает пальцы. — Мне нужно… закончить набросок, — он тяжело дышит и совсем не выглядит как человек, который сможет закончить хоть что-либо. — Закончить… набросок? — Издевательски передразнивает Минхо, опуская взгляд на пах младшего. Свободные домашние штаны не могут скрыть его возбуждение, и охотно демонстрируют четкие очертания вставшего члена. — О, Хенджин, — шепчет весело Лино, легко, но ощутимо надавливая ногой в белом носке на член Хвана. Он убрал руки с подбородка младшего и теперь снова сидит, откинувшись на стул. — Ты точно хотел меня именно… рисовать? Хенджин издает низкий стон и хватается руками за ногу Минхо. — Мне. Нужно. Закончить. Набросок. — Он вскидывает голову, в глазах блестят слезы. — Пожалуйста. — Хорошо, вежливые мальчики могут идти… заканчивать свои наброски, — Ли еще пару раз проводит ногой по члену Хенджина, извлекая из него низкие всхлипы и резко убирает ногу. — Иди. Он садится в прежнюю позу, с которой они начали, безошибочно повернув даже голову в ту сторону, в которую его направил младший в начале вечера. Хенджин возвращается на свое место, путаясь в собственных ногах и начинает водить углем по бумаге в несколько раз быстрее, чем он делал это раньше. Смесь странного возбуждения с унижением была уже знакома ему, но сейчас это не было похоже просто на эротическую игру. Его охватывает страх, хотя Минхо совсем не был страшным. Это зарождалось не из-за Лино, но было им спровоцировано. Реакции собственного тела раздражали и, обычно кичившийся своей сексуальностью Хван, внезапно застеснялся и своей покорности на приказы старшего, и стояка, просящего внимания. За этим болезненным возбуждением, в окружении мольберта, угля, в атмосфере рабочей интимности… вслед за всем этим вдруг снисходит вдохновение. Через двадцать минут Минхо откровенно устает. У него затекли ноги, руки, а главное, шея. К его счастью, Хван закончил рисовать одновременно с терпением Лино. Он уже не хочет играть с младшим и не находит ситуацию забавной: просто сидеть оказалось намного сложнее, чем он думал. — Готово, — произносит Хенджин. Он тяжело дышит и с восхищением смотрит уже не на живого Лино, а на холст. Настоящий Минхо вдруг для него меркнет, отходит на второй план. Старший встает, разминает шею руками и подходит посмотреть на результат своих мучений в роли статуи. Увидев набросок, он удивленно хмыкает: — Я реально кажусь таким злодеем? Рядом с дверью в комнату — зеркало во весь рост. Лино смотрит на себя в зеркало, внимательно разглядывая. Симпатичный молодой мужчина. Образ в этой рубашке кажется слишком вызывающим, сам бы он так никогда не оделся, но в целом пойдет. Ничего особенно, в общем-то, в зеркале для него не отражается. Ничего нового и ничего шокирующего. Он переводит взгляд на набросок и в замешательстве хмурится. С холста на него смотрит тот же Минхо, но старше лет на десять. Глядит на него властным пугающим взглядом и чересчур острыми чертами лица — в жизни или на фото они ему в зеркало такими не виделись. — Художественное преувеличение, — пожимает плечами Хенджин, довольный своей работой. — Я тебе там, — Ли кивает на набросок, — больше нравлюсь, чем в реальности, да? — Улыбается. Хван поворачивает голову, чтобы ответить, но обнаруживает, что они снова стоят слишком близко друг к другу. Левую сторону, с которой стоит старший, обжигает от этой близости, хочется отодвинуться, но тело само делает шаг еще ближе к Лино. — Скажем, — Хенджин смотрит куда-то сквозь старшего, не решается смотреть в глаза, облизывает губы, — мне нравятся обе версии. — Хороший мальчик, — шепчет Минхо с улыбкой, — так правильно отвечаешь. Старшему безумно нравится наблюдать за реакцией. Она каждый раз кажется преувеличенно бурной, и он гадает: не играет ли это Хенджин с ним на самом деле? Иногда это даже пугает. Лино не обладает низким сексуальным голосом Феликса. Не обладает подавляющей аурой власти Бан Чана. У Хенджина не было повода реагировать так на его нехитрые поддразнивания. Но он реагирует снова и снова. И это подкупает. У Хвана мир начинает кружиться. «Хороший мальчик», пульсирует в мозгу. Смесь страха и возбуждения, как волна, начинают подбираться, в очередной раз скручивая живот в тугую пружину. Он решает поддаться порыву и делает маленький шаг по направлению к старшему. Но Минхо синхронно делает шаг назад, разворачивается и идет в ванную комнату. — Я заберу рубашку постирать? — Спрашивает он через закрытую дверь. Хван растерянно пялится на дверь. Мозг обрабатывает, что сказал Минхо с задержкой, и, когда смысл достигает его, Хенджин торопливо кричит: — Нет, нет! Оставь, я сам. — Точно? Младший закусывает губу и, вместо ответа, просто громко угукает. Через минуту Лино возвращается в комнату. Хенджин смотрит в окно, повернувшись к нему спиной. — Брось на стул, — просит он сдавленным голосом. Минхо уточняет: — Все в порядке? — Все хорошо, иди, мне нужно еще поправить работу. Спасибо, — говорит быстро-быстро, на грани срыва, он впивается пальцами в подоконник и старается глубоко и медленно дышать, чтобы продержаться еще чуть-чуть. Лино в замешательстве рассматривает спину Хвана, гадая, сделал ли он что-то не так, или происходящее мало зависит от него самого. В голове младшего — химеры, но нести за них ответственность не хочется. Он уходит, коротко попрощавшись. Хенджин слышит щелчок замка, в несколько быстрых шагов подлетает к стулу и хватает рубашку, в которой позировал Минхо. Он поворачивает мольберт к кровати, чтобы видеть свой набросок. Залезает на кровать, сворачивается калачиком, сжимает рубашку в кулаке и вдыхает непривычный аромат зеленого чая и перца. Свежий, но терпкий, он очень подходит старшему. Он вдыхает до боли в легких, и, когда достигает предела, Хвану приносят разрядку слезы. Он вжимает ткань в свое лицо, вдыхает запах Лино и бесшумно плачет, трясясь плечами. С каждым вдохом в его голове звенит «хороший мальчик», и на втором десятке пульсации этой фразы в мозгу, младшему начинается казаться, что голос— совсем не похож на голос самого Минхо.