По ту сторону лагеря Ч.1.

Даффи

♫ Stevie Ray Vaughan — Little Wing

      Казалось бы, что с музыкой я больше никогда не свяжусь, но вот я тут. И что меня сюда привело? Действительно ли я хотел играть на чём-нибудь? Только потому что Лин сказала мне прийти сюда? А кто я такой, чтобы приходить сюда потому, что кто-то другой этого захотел? Я жаждал эпатажа и знал это. Я, как никто другой, любил находиться во внимании толпы и чётко осознавать, что они этого хотят и я. Для меня музыка подобна сексу, только ментальному. Передача страсти, любовь — назовите как хотите, но остальным это было нужно так же, как и мне.       Я стоял с осознанием того, что возьму в лапы гитару и буду на всеобщем внимании. Но самое волнительное — когда ты ясно осознаешь, что они тебя слышат. И что последуют за тобой даже в самую мрачную долину смерти. Меня будоражила эта мысль и даже возбуждала. Мои зажившие мозоли приятно ныли на подушечках пальцев в ожидании. Я сжал кулак и поднёс его в нерешительности.       Дверь, у которой я стоял, была наискось перечёркнута солнечным светом. А что я скажу, когда войду? Что помню всего лишь четыре аккорда? Да, я хотел больше, но так и не достиг этого. Однако мне не хотелось быть просто напыщенным идиотом на сцене. Мне хотелось ещё большего. Я желал того, чтобы все передо мной открылись до обнажения, так же, как и я. Показать им, что мир — это не только тряпки, которые ты носишь. Какая личность меня точно показывает сегодня? Никакая. Нам всем давно пора перестать обманывать себя. Наступило время признать, что правда только в нас самих и ни в ком другом. И это должно было осуществиться.       Около музыкального кружка на моё удивление было слишком спокойно и безмятежно, чтобы волноваться о чём-нибудь. Я просто отдавался полностью этому месту и понимал, что тут я ощущал себя собой настолько сильно, насколько никогда себя не ощущал. Сочная зелёная трава подпитывалась солнечными лучами, верхушки длиннющих елей и сосен игриво блистали. А самое главное, что тут было тихо.       Ни один скаут не решался даже подступиться сюда, когда узнавал, что тут находится. Самым сложным являлось даже не то чтобы признать себя музыкантом, а просто представить себе это возможным. Хотя какой я музыкант? Самый настоящий, если посмотреть на это под определённым углом. Музыка должна идти от сердца, а не от желания показаться виртуозом, словно ты сам Джими Хендрикс. Даже зная всего четыре аккорда, можно это сделать.       Я хотел буквально утонуть в этой траве и стать единым с лагерем, а если и окунаться, то сразу с головой. Мне хотелось быть его сердцем и душой, единым организмом и разумом. И ни одна нога не ступала сюда так близко, как это сделал я. Как думал я, где заканчивалась их тропинка, — началась моя, которую мне ещё только предстояло протоптать. Она вела меня прямиком к неизведанному, там, где звёзды сияют ярче и кометы мигают в ответ.       Я улыбнулся, глубоко вздохнув, и прильнул обратно боком к двери, у которой я стоял. А чего ждать, когда надо действовать? Что было за ней, я не знал и мог только догадываться. Мир — это не только то, что ты видишь перед собой. Он живёт и всегда жив там, где даже нет тебя. Остаётся только лишь открыть дверь в неизвестное. Мои плечи сами раскрылись, и грудь опустилась на выдохе. Я настойчиво постучал пару раз и, не дожидаясь ответа, влетел туда.       — …Да? — проронила девушка, сидящая на подоконнике.       Вечерний закат истекал через розовые занавески, падая на изобилие музыкальных инструментов. Синтезатор, веявший космическими аккордами, хмурая и томная бас-гитара с жирными струнами. Заброшенный в пыли саксофон, уже отыгравший свой джаз, рядом с ударными, стоявшими одним дружным отрядом. Всё давало знать, что у каждого находившегося здесь инструмента имелась своя история. Старенькая потёртая временем чёрная акустика, сиявшая свежими поставленными струнами, но главной королевой бала оставалась, конечно, электрогитара, гордо стоявшая в середине всего этого добра.       Стоило ли говорить, что я влюбился в неё сразу, как мой взгляд упал на неё. Ну что же, давай же разговаривать, детка, как говорят любовники. Я постарался оторвать взгляд и перевёл его в сторону. Енотиха с длинными розовыми волосами продолжала смотреть на меня с широко раскрытыми глазами.       — Как зовут? — кивком спросил я.       Она хлопнула пару раз длинными ресницами. Её глаза омывали забавные чёрные пятна, словно у воришки. Кончики её круглых ушек одёрнулись назад, и она положила лапку себе на грудь.       — Меня? — удивлённо спросила она. — Па… — не успела она закончить, как я её прервал на полуслове.       — Да не тебя, — отмахнулся я, снова посмотрев на гитару, и показал на неё. — Её!       — Это… — промямлила енотиха, зажевав последние слова. Видно, она до сих пор сидела ошарашенная моим визитом и не могла сказать ни слова.       — Ого!       Я оглянулся вокруг. На белых стенах, где медленно спускался солнечный свет, висели плакаты знаменитых певцов двадцатого века. Начиная от короля рок-н-ролла, заканчивая гранжем с запахом молодости. Я всё больше и больше осознавал, что это было моим местом, по крайней мере, всё мне здесь казалось настоящим.       — Да я хочу тут умереть, — очарованно сказал я, заворожённо глядя повсюду.       — Да кто ты такой?!       Грозный силуэт енотихи вскочил с окна и направился в мою сторону. Я сверкнул своим взглядом на неё, усмехнувшись, и направился к инструментам.       — Да… — резко опешила она, встав посреди зала, — какого хрена?!       Я плюхнулся задницей на табурет, ловко ухватив за собой гриф чёрной акустики. Солнце слепило меня сквозь щель розовых занавесок, и я опустил голову, проведя по струнам большим пальцем. Зазвучал упоительный звук нулевых аккордов. Нежность вибрации передалась мне по пальцам, расходясь по всему телу, заканчивая кончиками ушей.       — Вот это да… — проронил я, подняв голову навстречу лучам.       Приятная волна окатила меня, давая понять, что здесь я надолго. Казалось бы, такой простой инструмент, но он делал из химический реакций в твоей голове буквально осязаемую форму чувств, которой можно было пропитаться полностью и отдаться. Просто плыть по течению мысли, зажжённой в твоей голове, словно кремень зажигалки щёлкнул в темноте. И вот она, пташка, заставляющая тебя следовать за ней.       Только не боясь того, кем ты быть не хочешь, приняв эту сторону, которую ты отталкиваешь себя, можно достичь предначертанного. Разодранные половинки единого целого сходятся вновь, зашиваясь белой нитью, и ты понимаешь, кто ты есть на самом деле. И так мы находим себя в том, чего никогда не пробовали или не хотели искать.       — Кто, чёрт возьми, ты такой? — недовольная енотиха хмуро встала надо мной, словно зависшая тёмная туча.       — Для тебя, детка, я Джон Доу. — Я положил лапу на струны гитары, хлопнув по ним.       — Ты… — заикнулась она, не зная, что сказать. — Какая я тебе, нахрен, детка!       Я вскинул свой взгляд и оглядел её. Невысокая енотиха голубыми глазками смотрела на меня, абсолютно неготовая к моему резкому визиту. Интересно, а кто же ты такая? Слова её были как на подбор, будто их говорила и не она сама, а движения были слишком напыщенными.       — Я вот здесь кто, а вот кто ты? — приподнял я брови, спросив.       А самое главное, кого она пыталась обмануть? Её лифчик с пушапом изначально выдавал её как кого-то неуверенного, а что стояло за этим? Я чувствовал себя так, будто среди моих пальцев дёргалась маленькая муха, которую я мог расщепить в один момент.       Я еле слышно усмехнулся и помотал головой, заметив рядом с собой стакан с колой. В нём лениво поднимались пузырьки, лопаясь. Я поднял его и поднёс к своим губам, отпив.       — Я этим местом заведую, а вот зачем ты пришёл, я понятия не имею, — заявила она, нахмурившись ещё больше.       Выпив ещё немного, я выдохнул. Я вытер свой рот и вызывающе посмотрел ей прямо в глаза. От такой наглости и хладнокровного взгляда её зрачки сузились, и она поняла, что я вижу её насквозь. После такого любой бы смутился, что уж говорить о ней. Мы были знакомы всего несколько минут. Полная нерешимость и желание быть кем-то, кем она не являлась. А если кем-то она и была глубоко внутри, то это оставалось там же, только был ли какой-нибудь от этого толк?       — Я тебе нужен, — сухо сказал я, плавно проведя лапой по грифу. Носик её дёрнулся от волнения, и она помутилась ещё больше, повернувшись ко мне боком.       — Мне ты точно тут не нужен, — судорожно выдохнула она и показала пальцем на выход. — Может, тебе всё-таки уйти? — устало сказала она, даже не попытавшись меня выслушать.       Я посмотрел сначала на неё, затем на распахнутую после меня дверь. А чего она такого боялась от меня услышать, что тут же прогоняла прочь?       — Ну а ты зачем тут? — спросил, сделав акцент на обращение к ней.       Я встал, и корпус гитары с глухим звуком утих. Между нами буквально повисло неловкое молчание, разбавляемое только лёгким скрипом двери от ветра. И кто сейчас был передо мной?       Она подняла свои глаза, застыв в недоумении. Неужели все боятся так ухватить шанс от жизни? Или отчаянно пытаются сделать это, но не получают ничего в итоге. А чего искать? Какой смысл искать чего-то, если ты боишься остаться по итогу ни с чем? Возможно, путь, который делаем мы, различается. И порой то, чего ты так ищешь и ждёшь, лежит за другой чередой выборов и событий.       Лучше просидеть здесь? В четырёх стенах? Или ходить как напыщенный кретин, желая стать кумиром публики? К чёрту всё. Совершенство — это не про нас и, возможно, давно пора перестать искать его. Мы боимся быть ненужными, но так ли это страшно, как мы это себе представляем? А что остаётся в попытках быть нужным? А ничего не остаётся, но только приняв это, мы можем почувствовать свободу, каковой мы её никогда не ощущали прежде.       Каждый из нас хоть раз пытался быть уникальным. Но всё это враньё. Никто не обладает неповторимой красотой снежинки. Хотя легко, на самом деле, говорить о том, что мы все одинаковы. Однако стоит только приглядеться: какие все похожие, какие все разные… Нас объединяют одни и те же вечные проблемы. И как бы ты ни старался, на других по большому счёту тебе просто наплевать. И в этом нет ничего страшного, это происходит с каждым из нас. Вопрос только в том, кто готов признать это первым и выступить.       — В музыке каждый должен быть откровенен, — продолжил я, нарушив тишину, — а ты — нет.       Неудивительно, что ей было нечего сказать. Если не навсегда, то точно надолго она запомнит этот момент. Потому что именно сейчас наш диалог подходил к кульминации. И чем ближе он был к концу, тем больше наступало прозрение. Её взгляд голубых глаз стал глубже. И я, и она понимали, что я был прав. И эта новость была неотвратимой.       Из случайного наблюдателя я стал непроизвольным участником жизни этого кружка. Я знаю, что мы видим всё в других, но не признаёмся в этом. Мы видим всё. Мы видим друг друга. Но нам плевать, что кто-то поступает нечестно по отношению к себе. Вежливость, скажет кто-то? А какой от неё смысл, если легче от этого не становится? Кричим без крика и плачем без слёз.       — Да? — дёрнул я бровями, настырно глядя в её глаза. Она помутилась, еле заметно надув щёки. — И пора перестать обманывать себя, — насмешливо продолжил я. — И остальных, — в довершении всего, я ткнул пальцем её в грудь. В мягкий пушап, который казался нежнее, чем её собственная грудь.

И этот рубикон был пройден.

      Её глаза резко налились яростью и унижением, а брови заметно нахмурились. Она глубоко вздохнула и на выдохе замахнулась в мою сторону.       — Ах ты…!       Я успел отступить и избежать заслуженной участи.       — А я предупреждал!       Однако она была неостановима и продолжила лезть драться, пуская свои миниатюрные кулачки в бой.       — Ах ты, придурок!       Я успел схватить её за запястье, остановив, и сказал:       — Тебе лучше успокоиться.       Она всем весом пыталась надавить на руку, в тщетных попытках ударить меня.       Дверь вдруг открылась полностью, запустив вовнутрь уходящее закатное солнце. Мы тут же покрылись рыжим цветом, и картина полилась маслом. Мы стояли вместе, как вцепившиеся древнегреческие статуи, и разошлись, посмотрев. Нежданным гостем оказалась Кейти, вся преисполненная каким-то непонятным чувством радости, а свет солнца только дополнял её лучезарность. И чему же эта замкнутая и хрупкая девочка улыбалась сейчас?       Вот только моя новая знакомая не хотела этого замечать и решила вернуться к делу, пытаясь отдышаться.       — Он!.. Он!.. — все, что слетало с её дрожащих губ. Ничего больше она выговорить не смогла.       — Он нам подходит! — вдруг продолжила Кейти и подошла, скорее даже подлетела к нам.       Я демонстративно отряхнул свою рубашку и поправил галстук. Она, словно маленький ребёнок, встала между нами, разделяя, и оглядела каждого из нас.       — Вы уже успели познакомиться?       — А я уже почти познакомился с… — выдохнул я, мотая лапой в сторону ошалевшей енотихи. — Да неважно, — отрезал я.       — Это надо было узнать в первую очередь! — возмущаясь, ответила она, скрестив руки на груди.       Кейти встала ближе ко мне и представила.       — Памела, это Даффи.       Она мимолётно показала лапой в мою сторону. Вот уж почести я себе заслужил.       — Так это… — немного отдышавшись, спросила енотиха. — О нём ты рассказывала мне?       Кейти одобрительно шмыгнула, кивнув.       — Ну, видно, это действительно был я, — заключил, саркастично поджав губу. — А у вас тут уютно, — оглядел я всё снова. — Наркотиков только не хватает, тогда бы действительно был рок клуб.       Кейти еле слышно хихикнула, и улыбка только стала шире. Она была ниже меня, поэтому я опустил свой взгляд на неё и спросил:       — А чего смешного?       — Кхм… — помутилась она, спрятав за лапой свою полуулыбку. — Ну так что, ты согласен?       — Согласен на что?       — Ну как же. Вступить к нам.       По глазам Памелы, стоящей сзади неё, я отчётливо читал «нет».       — Это надо обсудить все детали, а там уже решить, — деловито затянул я, медленно продвигаясь в сторону чёрной акустики.       — Да какие это детали!.. — начала Памела, однако Кейти её прервала.       — Да, Даффи, какие… детали? — заикнулась она.       Что-то промелькнуло волнительное в её голосе, словно та спрашивала с искрой надежды. Утрата всяких надежд — вот, что было действительно важным.       — Ну, это как посмотреть, — проговорил я, упаковывая акустику в потрёпанную сумку. Я обернулся, и Кейти уже стояла рядом со мной, отчего я удивился. — Чёрт возьми… — прошипел я себе под нос от неожиданности.       — Может, всё-таки вступишь к нам?       Она жалобно посмотрела на меня, словно выпрашивая. Это она действительно так боится, что я не вступлю к ним? В какой-то момент я поймал себя на мысли, что меня эта ситуация напрягла. Неужели настолько не хватает участников? Я посмотрел на неё, затем на хмурую Памелу, стоящую в сторонке от нас, которая всё не могла отдышаться. Или я по-настоящему ей понравился, что было ещё хуже.       — Блин, Кейти… — посмотрел я на неё, закинув сумку на плечо. — Вот одолжишь гитару на вечер, тогда посмотрим, — более сердито ответил я.       — Д-да, — снова заикнулась она, а я тем временем пошёл в сторону выхода. — Только занеси её завтра! — сказала она вслед.       — Непременно! — Я окинул взглядом Памелу на прощанье. — Мадам.       Она только недовольно фыркнула мне в ответ.       — А, подожди!.. — позвала меня снова Кейти.       «Что ещё?», — отчётливо и в то же время грозно прозвучало у меня в голове. Я развернулся и недовольно выдохнул полной грудью. А девчонка действительно умела действовать на нервы, что же будет, когда я вступлю?       — А г-гитара куда? — Кейти неловко показала мне пальцем за спину.       — А, это… — поправил я лямку. — Мы вечером собираемся посидеть у озера, я поиграть там хочу. Так что приходи. — Я снова посмотрел на Памелу. — И даже вы, мисс! — От такого она ушла обратно сидеть на своё место и не сказала мне ни слова. — Да и ладно, — отмахнулся я.       — Ты это… Правда вступай… — снова начала Кейти. — Не обращай внимания на Памелу, она всегда такая хмурая. — Вот уж не поспоришь с этим. — Нам нужны тут новые участники.       Уж больно жалобной выглядела эта картина. Хитрый лис и глупый кролик, а зачем мне утягивать её за собой? В этом я не видел абсолютно никакой нужды.       Всё, чего мне хотелось, — это играть в своё удовольствие. Это было какое-то обособленное от всех место, где было место драме, комедии, но главное — жизни. Своё углублённое гнёздышко для таких же романтиков и мечтателей вроде меня. Может, поэтому я и хотел пополнить их скромные ряды. Они были брошены и видели мир так, как никто другой не видел. Могли видеть то, что не могли остальные.       Однако кто был тут? Только скромные девчонки, которые боялись остаться без общения, и в этом был весь их мир. Здесь и была наша разница, и, кажется, все это понимали. Ни Кейти, ни Памела, никто не был близок. В своём пути я был один. Но что с них было взять? Пора было приоткрыть завесу тайны на это место и показать не только остальным, но и им самим, что бывает лучше.       Я оглядел всё снова, уж больно тут было хорошо. Особенно вечером, когда солнечный свет мягко обтекал стены кружка, делая его каким-то родным и просто приятным. Я приподнял пальцем подбородок Кейти, и лучи осели на её мордочке.       — Хей. — Она моргнула мне в ответ, внимательно, но в то же время расслабленно глядя на меня. — Завтра я вернусь, и мы посмотрим, что к чему, хорошо?       Она поморгала ещё пару раз и затем слегка улыбнулась, кивнув.       — Хорошо!