Птица и череп

      Шин думал, что ему стоило быть более обеспокоенным, воспринимать ситуацию куда как серьезнее, видеть тени и картины опасного будущего в своем воображении, убеждать себя в том, что это его вина, что мир постепенно рассыпается на кусочки, на мельчайшие фрагменты, которые теряются один за одним, и не существует ни единой возможности собрать их снова в той же форме и в том же порядке. Сожаление, чувство вины, разъедающее изнутри, словно плотоядное животное, забравшееся в самую глубину, отрицание, желание вернуть назад, исправить, успеть предотвратить — он понимал, что должен был ощущать всё это, думать об этом, крутить в памяти момент, пытаясь что-то найти, представляя, как исправить ситуацию. Однако его сознание не строило картины того, как всё могло пойти по правильному пути, где Эмили не успела бы забрать меч, где он сам успел бы остановить её, вместо этого была лишь пустота. Всё то, что он должен был ощутить, столкнувшись со смертью, с необоснованным поступком, со странным неисполнимым желанием, превратилось в темную, глубокую бездну, состоящую из всепоглощающей пустоты. Шин задавал себе вопросы, почему это случилось, зачем она так поступила, и, даже если всего недавно Лана спрашивала тоже самое, а Шин мог ей ответить, сейчас, когда он остался совершенно один, ничего не было внутри него, что могло бы помочь найти ответ. Словно картина, которая не успела высохнуть, стекла крупными каплями вниз, упала на пол, разрушая задумку художника, и все идеи, что он вложил.       Шин спрашивал себя, могло ли быть в случившемся хоть что-то правильное, но не получал никакого эмоционального отклика, воспоминания, хотя и выглядели такими живыми и яркими, существовали в нем, словно фоновые события. Что-то, что случилось будто бы не с ним. Что-то, что случается каждый день — незначительные события, повседневные. И Шин совершенно не понимал, как так вышло, что послужило причиной, разве мог он внезапно перестать находить ситуацию невероятно отвратительной. На что мозг выдавал лишь апатичное незаинтересованное: «А в чем проблема?». И ехидный, насмешливый голос в голове добавлял: «Тебя так беспокоит, что тебе всё равно? А почему не должно быть всё равно? Почему им нет дела, а тебе нужно беспокоиться?»       Тот факт, что в комнате больше не один, Шин даже не увидел — почувствовал. Вскинул голову в ответ на это ощущение, и на периферии сознания промелькнул шлейф удивления от того, что раньше никогда ничего подобного не случалось, впрочем даже этот удивительный факт не отразился яркими красками, заглушился уничтожающей эмоции апатией.       В помещении был, кроме него, всего один человек (хотя, по факту, человеком тот не являлся), стоял в проходе, куда испарилась Лана, и молча смотрел в сторону Шина, будто бы ожидая чего-то. Шин тоже чего-то ждал, но ничего не происходило. Они смотрели друг на друга в ожидании какого-то события, о котором никто не знал, и это событие не собиралось возникать.       — И что ты здесь делаешь? — спросил Шин. От того, насколько безразлично, но все же с долей сарказма прозвучал вопрос, он не удивился, казалось, всё уже перешло в ту плоскость, в которой ничего не могло быть удивительно.       — Поздравляю с первой победой.       Шин усмехнулся, никогда он не верил в искренность их всемогущей касты и начинать сейчас не планировал, и ответ ему не понравился. Дело было не в том, насколько ответ правдивый, это было не то, что Шин хотел услышать от его величества Духа воздуха.       Смотря в ожидании, Шин размышлял, что за вопрос должен задать следующим, чтобы поддерживать видимость светской беседы, но говорить ему не хотелось, не хотелось делать вообще ничего. Быть может, разве что вернуться в комнату и уснуть, чтобы этот день, наконец-то, закончился. Но Духу что-то явно было нужно, иначе зачем стоило тратить время.       — Зачем тебе это нужно? — спросил Дух, совершенно нейтрально, он также стоял в проходе и не собирался подходить ближе. Что-то в мыслях Шина, вероятно один из тех ехидных голосков снова продолжил: «Может, он что-то знает? Они ведь все тут, наверняка, всё знают, и никто не говорит тебе об этом, потому что кто ты такой для владения особо важной информацией? Правильно. Никто». Это был его собственный голос, отвратительный, невыносимый, полный сарказма и самоненависти. Шин не раз слышал его, но никогда он не приобретал такого навязчивого характера.       — Что именно? — вяло переспросил Шин, хотя совершенно не хотел вести никаких диалогов. Он сомневался, был ли смысл.       — Быть участником, — ответил Дух также нейтрально.       — О, а тебе зачем спрашивать меня об этом?       Маленькое пламя злости полыхнуло где-то в глубине Шина чуть ярче, чем все предыдущие эмоции, он подумал, ведь каждая попытка их разговоров всегда приводила к тому, что маленький огонек отрицательных эмоций внутри превращался в более опасный, рос, пожирая трухлявые доски социальных рамок. Возможно, рамки просто сгорели окончательно, и теперь не было смысла следовать им.       — Тебе правдивый ответ или тот, который звучит получше? — зачем-то спросил Дух.       Шин ощутил, что вопрос совершенно риторический, но задумался на мгновение, и ответил то, что пришло в его голову, словно внезапное прозрение:       — Никакой.       — Тогда зачем спрашивал?       — А ты зачем? Что тебе нужно от меня?       — Всё так же — ничего, — пожал плечами Дух. В его голосе так и не появилось ни капли заинтересованности, что Шин окончательно потерялся в его мотивах       — И что ты забыл здесь? — спросил он в итоге. — Твои важные дела не такие важные или теперь мне нужно стать частью ещё одного заговора?       — Какого заговора?       Судя по недоумению в голосе Духа, он действительно не понимал. Шин мысленно рассмеялся, но в реальности его хватило только на вялую полуулыбку, которая быстро рассыпалась на части. Уж великий Дух и чего-то не знал, подумалось ему, какая же ирония.       — Разве Лана не поведала тебе историю? — усмехнулся Шин.       — Нет? — снова пожал плечами Дух.       — Ну, тогда это вопрос к ней. Она ведь так хотела, чтобы вы всё знали, но мне почему-то кажется, что вы и без неё всё прекрасно знаете.       — Ещё раз: о чем ты?       Дух казался Шину таким забавным, когда чего-то и вправду не понимал: хмурился и терял свою прошлую беспечность. Однако чувство превосходства, которое никогда не могло возникнуть рядом с ним, в эти моменты возникало из никуда и так Шину нравилось, хотя он не имел никакого отношения информации, не приложил никаких усилий к её возникновению, это просто было что-то, о чём знал в комнате только он, и незначительное воображаемое возвышение над великим и могущественным немного веселило, вызывало легкую эйфорию.       Отвечать Шин не собирался, потому что необъяснимое игривое настроение вынуждало его хранить глупую и не относящуюся к нему тайну, словно маленького ребенка. Дух, казалось, ждал ответа, так что в таком варианте всё было только интереснее. До тех пор, пока знакомый звонкий голос не раздался в коридоре, отражаясь от светлых стен:       — А! Вас тут уже двое! — и это был голос Ланы.       — Можешь как раз у неё и спросить, — кивнул Шин, окончательно выпадая из диалога, усталость снова вернулась, вернулась вместе с апатией, и те несколько секунд веселья испарились, словно пар с поверхности кипяченной воды. Но он мысленно поблагодарил Лану за возвращение, за то, что она дала ему возможность вырваться из очередного бессмысленного перебрасывания фразами.       — О чём спросить? — удивленно хлопнула глазами Лана, неизменно в своем репертуаре, классическим образом беззаботной легкости.       — О заговорах, — ответил ей Шин.       — Ах да, — с удивленным прозрением протянула она, — кто-то пытался напасть на нас, но городская администрация, если это, конечно, была администрация, а не какая-то подпольная организация, очень настоятельно просила нас не рассказывать об этом событии.       Лана говорила спокойно, словно рассказывала простую историю того, как прошел недавний день из её жизни, хотя, казалось бы, покушение касалось и её тоже, но почему-то она так нейтрально относилась к случившемуся. Шин немного размышлял над этим, решил, что Лана не настолько тревожна, чтобы сильно переживать, что она неадекватно быстро перескакивает с одной эмоции на другую, чтобы задерживаться слишком долго на беспокойстве. В его голове мысли ворочались катастрофически медленно, и единственный ответ на все возникающие вопросы состоял из одного: «Да какая разница?!».       Дух же, напротив, воспринял эту новость чуть более эмоционально, чем, наверное, ему следовало.       — Кто напал на вас? — хмурым, строгим голосом спросил тот, почти требовал ответа. Шин смотрел со стороны, но мысли его состояли лишь из слов, на которые не крепилось никаких эмоций, он озвучивал ситуацию как «это должно было звучать пугающе».       Лана пожала плечами, беспечно, легко, будто бы не было в вопросе оттенка приказа и какой-либо серьезности.       — Кто бы знал? — ответила она.       — Какие-нибудь отличительные черты? — уточнил Дух не менее ответственно.       — Может быть, я не знаю. Он предпочитал ветреную погоду и лишать пространство кислорода. Ну и в конце кто-то спас нас. Кто именно, я тоже не знаю.       В ответ на эту фразу Дух нахмурился еще больше. Его лицо стало задумчивым на секунду, словно он пытался представить образ или вспомнить некий имеющийся, но затем оно стало совершенно мрачным, быть может, несколько обеспокоенным, словно, он прекрасно понимал, о ком шла речь. Шин усмехнулся и подумал, когда бы это великие Духи могли чего-то не знать? Наблюдать ему нравилось больше, чем участвовать в разговоре непосредственно, говорить совершенно не хотелось, но Дух, закончив размышления, развернулся к нему и спросил тем же мрачным голосом:       — У тебя какие идеи?       — По поводу?       — Кто это мог бы быть?       — М-м, — протянул Шин без особого интереса. — Мне кажется, у тебя идей будет куда как больше, зачем спрашивать об этом меня?       Ответа не последовало, вместо Дух посмотрел таким взглядом, будто бы сомневался, не замешан ли Шин в этой истории, или планировал его убийство, или ничего из этого, а Шину просто нравилось воображать небылицы. Тем более Лана ведь ответила на вопрос, если уж Лана не знала, вряд ли Шин мог сказать больше об окружающих его людях, чем экстравертивная девушка, которая успела перезнакомиться с тысячью людей за ультракороткое время.       — Когда это произошло? — продолжал задавать вопросы Дух, но, на счастье Шина, осознав, что ответа от него не получит, вернулся с ними к Лане.       — В первый же день отборочных. Вечером.       — И никто из вас с тех пор ничего не сказал? — вопрос этот должен был прозвучать намного-намного агрессивней, словно от мудрого взрослого, поучающего недальновидных, бестолковых детей, но этого не случилось. Вопрос звучал, словно Духу просто хотелось узнать последние новости, и от незнания ему было немного неприятно. А, быть может, это Шин неверно толковал реакции окружающих.       — Ну, — протянула Лана неуверенно, сконфуженно, отвернулась в сторону, — я хотела, но… как-то не вышло.       — Разве вам вообще есть дела до каких-то мелких людишек? — не выдержал Шин, вернулся в разговор с претензией, которая не давала ему покоя последнее время.       — До покушений на участников, само собой, есть, — ответил Дух интонацией, которую используют взрослые при объяснении элементарных вещей маленьким детям. — Это серьезное преступление.       — И как-то плохо вы справляетесь с этим, не находишь? — придрался Шин, реагируя на издевку в этой самой интонации, и Дух отплатил ему той же монетой.       — Желаешь помочь? — прозвучало саркастично, с вызовом, Шин полагал, что должен был отреагировать, будто его заботил вызов, или это только в его голове всё казалось таким острым и напряженным.       — Нет, это же ваша работа, — кивнул он в итоге совершенно спокойно. Дух покосился на Шина с неприятием в выражении, ему явно не нравилось, что в его сторону сыпались придирки, пока он, якобы, пытался узнать важную информацию. Наверное, подумал Шин, мало кому бы понравилось. Но это возвращало легкую эйфорию от того, что его маленькие палки ломали спицы в колесах такого важного диалога.       — Тогда и не мешай, — прозвучало в ответ от Духа с той долей агрессии, которую Шин воображал себе в самом начале, которая, может, и была, а может, нет, он так и не определился.       Лана продолжила отвечать на простые вопросы, вроде того, где именно всё произошло, кто был поблизости, что ещё она помнила, а Шин в это время смотрел на них, упираясь руками в край лавочки, и ему вспомнилась первая встреча с Ланой, когда она так же сидела на подобной лавке и размахивала ногами, словно маленькая девочка. Отчего-то ему захотелось сделать также, но он сразу же оборвал эту идею, не хватало ещё, чтобы те двое посчитали его сумасшедшим. Почему-то в отношении Ланы никогда не возникало таких ассоциаций, быть может, потому что она с самого начала создала образ, отложилась в голове Шина такой, и теперь этот образ не мог быть разрушен ничем. Быть может, Лана была другим человеком, немного другим или совершенно противоположным, которому было позволено куда больше, чем Шину, потому что она сама себе позволяла это всё, не ставила рамок. Ему было интересно, что он мог бы сделать, если бы в его сознании не существовало рамок., быть может, что-нибудь… вроде сегодняшнего?       Вспыхнувшая мысль, вернувшееся воспоминание о бедной несчастной девушке, отразилась только осознанием того, что её жаль. Шин попытался найти в себе что-то, что мучило его несколько минут назад, и почему-то в ответ получал лишь пустые контейнеры, которые ранее были наполнены злостью, ненавистью, ощущением несправедливости, чувством вины и непониманием. Шин не знал, куда всё делось, но, по правде говоря, ему и не хотелось знать. Он чувствовал себя необыкновенно свободным от ненужных мыслей.       Голос Ланы звучал на фоне. Шин всматривался в неё и всматривался в Духа, размышляя. Они были так непохожи, черное и белое, словно клишированное зло и добро, что было только внешним представлением. Лана была куда как более эмоциональна и склонна к эмпатии и взаимопомощи, чем могло показаться из её внешнего вида. Все эти шрамы, и темно-алые глаза… создавали некоторым не самые лучшие ассоциации, быть может, будь у нее в комплекте к этому витые рога с поблескивающими звенящими металлическими подвесками, образ пугающего монстра из историй для детей был бы полностью завершен. Но Шин знал, что Лана не была злом, ни в одном из его проявлений, не могла настолько яркая и простая девушка быть отрицательным персонажем для их реальной сказки. В то же время, Дух… у него ведь было имя, которое Шин так старательно игнорировал. Он задумался, но, на деле, ничего, кроме какого-то детского упрямства и воображаемого представления о Духах не мешало ему. Духа звали Лука, а Лана очень любила сокращать его имя, быть может тот факт, что Лука за всё это время никак не показал ей, что против этого или, если и показал, то ничего не сделал, создавало для него еще больший положительный образ. В тех статьях, что Лана когда-то показывала Шину, его всегда изображали как того, кто снисходительно отвечал на все глупые вопросы, улыбался на камеру, был вежлив и учтив, но Шину как-то не довелось застать ничего из этого. Вопрос «почему» так и не получил ответа, он мог бы его задать, но не стал, хотя, кто знал, ответил бы Лука ему. Может, просто их знакомство не задалось, а не в том дело, что кто-то из них плохой. Были ведь дни, части разговоров, когда всё, казалось, шло хорошо, без сарказма, скрытой или не скрытой агрессии, просто разговор о чем-то нейтральном, не имеющий под собой ничего такого, могли же они начать с нормального диалога, без всех тех необъяснимых вещей, которые произошли потом. Шин думал, что он мог бы быть более осмотрительным, но также считал, что всё равно не стал бы этого делать.       Наблюдая за ними, Шин заметил кулек в руках Ланы и сознание перемкнуло. Это ведь был его меч. Он должен был быть у него. Почему Лана держала его при себе? Почему она всё ещё не отдала его? Разве было у неё право так долго держать при себе чужую вещь?       Легкая мысль превратилась в навязчивую идею: он должен был забрать его. Идея тут же превратилась в действия. Шин резко поднялся, подошел к Лане, едва ли не подлетел, настолько стремительными были его движения, протянул руку… Но Лана тут же отскочила в сторону. Моментально, словно только и ждала этого.       — Нет! — выкрикнула она.       — Что? — едва слышно спросил Шин, не полностью понимая, практически не слыша ничего вокруг, только отрывки слов между стучащим в голове бесконечным повелевающим набатом: «Верни его».       — Я не отдам его тебе.       — Да в честь чего?! Это мой меч! — возмутился Шин.       — И всё равно не отдам, — Лана старательно стояла на своем, отходя всё дальше и дальше. Шин надвигался, преследуя свою единственную цель, и вдруг что-то остановило его, заставило замереть на месте, без возможности двинуться дальше, вцепляясь в руки и ноги, врезаясь словно острыми тонкими линиями.       — Ну конечно, — вздохнул он с обреченной злостью и сарказмом, — как я мог забыть.       В комнате, помимо него и Ланы, всё также находился куда более интересный экземпляр, во власти которого была возможность ограничить передвижение их всех. Шин чувствовал себя отвратительно пойманным, словно маленькой мухой в паутине, воображал липкие нити, вплетающиеся в кожу, хотя не видел ни одной из них. Дома он всегда оставлял пауков в живых, ведь они помогали избавляться от мелких летающих надоедливых мошек, а сейчас ему казалось, что кто-то куда больше него зря решил не убивать вот того конкретного паука, в сети которого Шин теперь угодил.       Он думал, впрочем, что вряд ли существовал хоть кто-то, кто мог убить этого паука, на самом деле.       — Я не отдам тебе меч, — продолжала Лана серьезно, смотрела грозно, сжимала ткань, в которую был завернут меч, в правой руке, и держалась к Шину левым боком, чтобы защитить свою ношу любой ценой.       — И почему? — утомленно спросил Шин, уже не пытаясь двигаться. Проверять, мог ли выбраться, он не хотел, нити впивались в кожу, если он тянул их слишком сильно, и вряд ли бы его отпустили так быстро.       — Потому что, — коротко ответила Лана, совершенно не давая никаких подробностей. Это разозлило Шина, он дернулся в её сторону, но невидимая паутина находилась вокруг него, врезалась особенно сильно в неприкрытые одеждой части тела, на периферии сознания он подумал, что она оставит в нем порезы, как потечет кровь, и эта мысль даже не показалась ему пугающей или отвратительной.       — И почему же?! — зло спросил он, не имея никакой другой возможности показать своё недовольство.       Лана какое-то время молчала, закусив губы изнутри, её щека образовала вмятину на месте укуса, на лице отражался активный поиск ответа, но в итоге она выдала только:       — Я не знаю, понятно! Но что-то заставляет меня ощущать неладное. Ты ведешь себя странно, и ситуация с девушкой странная, я не отдам его тебе, пока мы со всем не разберемся!       Шин сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Навязчивая идея превратилась в невыносимую. Лана не имела права распоряжаться его вещами, потому что это были его вещи, и кто она была такая, чтобы так говорить? Они знакомы разве что чуть больше месяца, за такое время не становятся лучшими друзьями, и не делятся секретами. Но двигаться Шин не мог, не мог вернуть меч силой, пока его удерживали невидимые нити, мог разве что только смотреть, как Лана тяжело дышит, словно напугана, но оснований для страха у неё не было, ведь никто больше не нападал.       — Это уже становится подозрительным, — произнес Лука, подходя ближе к Лане. Шин подумал, что они опять знали что-то о чем он не имел представления, может, это изначально был их план, и покушение, и тот факт, что Лана ничего не рассказала, может, они просто с самого начала сговорились, чтобы… Он сам себя остановил, не понимая, что великому Духу и веселой девочке могло понадобиться от него, осознавая, что мысли, возникающие в его голове, перестали поддаваться логике. И это по мнению Шина действительно было подозрительно: что-то происходило с этими мыслями, не самое хорошее. Он только не знал, было ли это связано с Эмили.       — Полагаю, дело в этом, — кивнул Лука на кулек в луках Ланы. На лице девушки отразился вопрос, но она не задала его, кинула взгляд на Шина, на что он только мысленно усмехнулся, не способный сдвинуться с места, после чего она начала разворачивать кулек.       — Я не знаю, — сказала Лана. — Он выглядит странно? Вроде ничего необычного.       — Оу, — произнес Лука удивленно, на секунду Шин ощутил, что может сделать небольшое движение, но, быть может, это было лишь его воображение, или этот Дух был хорош. — Когда я видел его в последний раз, вот тут, — он ткнул в самую верхушку рукояти, — была птица.       — Когда ты вообще успел его увидеть? — все с той же необоснованной возмущенной интонацией спросил Шин.       Лука в ответ на это практически рассмеялся, но нити никуда не делись.       — Серьезно? Используешь оружие и не знаешь, что оно из себя представляет? Он же старше тебя. Во мно-о-го раз старше.       Шин отвернулся. Не то чтобы он не догадывался, что магические артефакты не возникают из ниоткуда просто так, но родители его не рассказывали истории о великих путешествиях, об известных предках, истории, из которых он мог бы почерпнуть знаний про то оружие, что получил от них. Шин никогда не задумывался, на самом деле, почему он не слышал этих историй, почему не спрашивал. Может, они сами знать не знали, что вручают сыну. Но больше его беспокоило, когда этот меч успел побывать в руках Духов.       — Тут не птица, — прошептала Лана, — тут череп.       — Там всегда был череп, — бросил Шин, не понимая совершенно, что за историю они пытаются придумать вокруг меча, про который никто отродясь не рассказывал ему никаких историй       — Полагаю, — продолжал Лука, — он был таким с тех пор, как достался тебе. Может, это заклинание, — затем он зачем-то посмотрел на Шина и выразительно кивнул, — или проклятье.       — Проклятье? — удивился Шин, но больше его беспокоил этот странный тупой кивок. — Он не проклят, черт возьми!       В голове его промелькнуло: «Да откуда вам знать?», но в тоже время вкупе с этим поведением Луки он понял, что всё прекрасно тот знает, только ничего рассказывать не планирует, что ему весело от того, как все оборачивается, и он просто хочет посмотреть, что будет дальше. Шин ощутил огромное желание. что-то с Духом сделать, не знал что, но возможность залить пол кровью от того, что нити впиваются в кожу, пока он пытается вырваться и забраться меч, его больше не беспокоила.       — Будет лучше, — ответила Лана, — если он пока останется у меня.       Шин не был согласен, не считал, что так будет лучше, но он понимал, что возможности возразить у него не было, когда он был один против двоих, впрочем логическое осмысление действий уже держалось на соплях.