Птица и череп

      В медцентре резкие запахи дезинфектантов забивали ноздри, спиртовые салфетки, ватные тампоны и легкий шлейф чего-то свежего и холодного прошелся по коже, пока современная аппаратура собирала части поврежденной кожи Шина в единый ровный и цельный изначальный вид. Медицинские запахи, проникая в нос, вызывали ощущение безопасности, обволакивали со всех сторон, говоря, что опасность миновала, закончилась, отошла в прошлое. Никто не задавал Шину вопросов: откуда его раны, как он их получил, лишь узнали имя и сразу же направили вслед за медсестрой. Будто и без расспросов всё понятно, будто они уже слышали обо всём и прекрасно осведомлены. Шин не хотел доверять никому из них, не знал, куда в итоге приведет его медсестра, но постепенно, осознавая, что ничего критического не происходит, начинал успокаиваться.       Сросшаяся кожа невыносимо чесалась, но медсестра настоятельно рекомендовала не трогать её в ближайшее время. Вероятно, она посчитала, что у Шина было достаточно силы воли, чтобы не оставить на только что восстановленной ткани новые раны и царапины, но… Он знал, что от зуда сходят с ума, вырывают вслед за впивающимися ногтями клочки кожи и выбирают смерть.       От этих мыслей он поежился. Теперь казалось, что зуд был не таким уж нестерпимым, можно было и потерпеть.       Затем медсестра принесла светло-синий тюбик с нарисованными на нем переплетениями листьев. Внутри оказался прозрачный гель, который она медленными движениями втирала ему в кожу, периодически вежливо интересуясь о локализации неприятных ощущений. Шину хотелось поплавать в холодной ванне из какого-нибудь менее плотного геля с подобными свойствами, потому что вылеченное колено, о котором он беспокоился больше всего, зудело словно бы изнутри, и он сомневался, что какая-то мазь могла бы помочь.       Когда медсестра закончила, стало намного лучше.       — Где девушка, с которой мы пришли? — спросил Шин у неё, пока та не успела уйти.       — Думаю, в другой перевязочной. Но вам лучше подождать её в коридоре.       Он, впрочем, и не надеялся получить более конкретный ответ, а направление движения и подавно. Всё, что было Шину известно о больницах, так это то, что разгуливать по ним никогда и никому не разрешали. По крайней мере, по тем убитым медцентрам, в которых он провел лучшие годы детства, где всё состояло только из запретов и запертых дверей. Это были не самые любимые его воспоминания, но не то чтобы это привело к фобии, однако иногда Шин всё же недолюбливал подобные заведения, но рациональное зерно в нём знало, что жизнь проще сохранить, имея надежду на то, что тебя вылечат. Самовнушение творило с людьми чудеса.       Шин сполз с кушетки, с удивлением отметил, что ощущение металлических опилок в колене, аккурат между костей, благополучно пропало, и всё, что осталось от этого сумасшедшего дня — безумная усталость и ужасные воспоминания.       В коридоре обнаружилось куда меньше людей, чем он предполагал. Казалось, что по ту сторону барьера безумствовало невероятно опасное существо, но если так, то где те, кто тоже пострадал от его рук и разве ему было достаточно двух человек, которых он даже не смог добить? Этого Шин не мог понять, это казалось ему каким-то неправильным, все разрешилось так просто, без последствий, без вопросов, без паники, без разговоров, что даже звучало подозрительно.       И в коридоре не было Ланы, с которой можно было бы что-то обсудить и понять происходящее, осмыслить ситуацию, когда (или пока) они находились в безопасности.       Медсестра сказала подождать в коридоре, но Шин и не предполагал, куда именно увели Лану. Всё, что было ему известно, что её повели куда-то вперед по коридору, прежде чем сопровождающий его персонал не свернул в сторону той самой комнаты, которую Шин только что покинул. И сейчас он даже не предполагал, куда мог бы направиться за ответами. Впрочем долго раздумывать ему не пришлось.       — Господин Анвин? — с вопросительной интонацией прозвучало за спиной, совсем близко, так, что Шин резко развернулся, ощутив внезапную угрозу, отскочил в сторону, рука дернулась в сторону меча. Одна из тех светло-зеленых одинаковых сотрудниц стояла позади него, и Шин вспомнил, что, формально, она не была живой. Или конкретна эта не являлась големом, а была просто похожа? Эта мысль почему-то завладела его сознанием, так что он пропустил вопрос.       — Что?       — Не могли бы вы пройти со мной? — терпеливо и в той же приветливо-вежливой интонации повторила сотрудница. Быть может, она сказала что-то другое, Шин не мог знать, он практически не слышал первой версии.       — Куда?       Предложение это немного настораживало, учитывая недавние события. Да, они были в медцентре, но только что кто-то преследовал их… Шина настораживало всё, любая мелочь, что только могла произойти, казалась ему продолжением, словно кошмар, от которого он проснулся, это ещё один сон, за которым будет только хуже.       — Один человек хочет поговорить с вами, — кивнула девушка и тут же спешно добавила. — Ваша подруга уже там.       Шин не знал, что из себя представляли големы, но у него создалось впечатление, словно сотрудница перед ним понимала, что нужно говорить, чтобы получить положительный ответ. Что его беспокоит, о чем он думает, что чувствует, как на основании этого получить его согласие. Пугало такое так же, как и сам факт необъяснимо возникшего позади человека. У Шина был уже неприятный опыт общения с кем-то, кто «хотел бы с ним познакомиться». Как-то многовато появилось вокруг людей, которым было что-то нужно от него, не так он представлял себе это место — немного сражений, пара диалогов со случайными людьми в комнате ожидания, где Шин бы пару раз ответил им общими фразами и наводящими вопросами, но то, во что в итоге он ввязался даже близко не вписывалось в ожидания, было почти диаметрально противоположно, и совершенно ему не нравилось.       Происходящее насторожило, но оставить Лану в одиночестве было бы не самым лучшим поступком после всего. Потому Шин не мог отказать.       Наверное, подумал он, ему бы стоило научиться это делать — отказывать. Очень бы пригодилось в будущем.       Девушка в светло-зеленом привела Шина в помещение в дальней части коридора. Ни поворотов, ни подъемов, не было необходимости запоминать маршрут, так как он и не представлял из себя ничего сложного. Шин утешал себя тем, что в случае чего побег не станет большой проблемой, но в то же время надеялся, что в медцентре не произойдет ничего, что происходило на открытом пространстве темной улицы. Слишком много лишних глаз, слишком много потенциальных жертв. Судя по тому, как пустынно здесь было, непредвиденных жертв их преследователь не планировал. Или просто в этом городе никто еще не получил достаточно повреждений, чтобы обращаться за медицинской помощью, и события были связаны друг с другом только в тревожной неразберихе в сознании Шина.       Привела сотрудница его в небольшое светлое, отделанное ровной чуть бликующей бледно-голубой краской, помещение, что выглядело как и весь коридор, как те несколько комнат, двери в которые были открыты, и куда Шин успел заглянуть по дороге. Однако вместо белых кушеток, стульев и столов, здесь находились темные шкафы вдоль стен и пара уютно выглядящих серых дивана, расположенных друг напротив друга, между которыми находился журнальный столик, правда, такой же белый, как и все другие столы. Мебель выглядела практически нетронутой. На одном из диванов сидела Лана, опираясь руками об его края, её пальцы на мягкой обивке едва заметно сжимались. Когда дверь открылась, она резко повернула голову на звук, и на её лице отразилась почти незаметная тень улыбки на фоне панического ожидания. Шин не знал, что тут происходило, но, кажется, Лане это не нравилось.       — Ожидайте, пожалуйста, — с этими словами девушка в светло-зеленом оставила их, и дверь за ней захлопнулась, защелкнулась, словно на ключ.       Шин дернул за ручку, но ничего не произошло. Он подергал чуть сильнее, ситуация не поменялась. Они были заперты здесь, и этот факт никак не приводил к хорошим мыслям.       Лана позади него вздохнула, Шин услышал звук её приземления на мягкую спинку, затем она заговорила:       — По крайней мере, нас тут двое. В случае чего, есть шанс.       Думать, на что у них может быть шанс, Шину не хотелось, как и возвращаться в тот самый кошмар, от которого он только недавно проснулся. Шин снова дернул дверь за ручку, но ничего не произошло и на третий раз, колотить по ней и звать на помощь ему показалась уж слишком абсурдным. Случайный маньяк в сговоре с целым медцентром, оборудованном передовыми технологиями и лучшими специалистами, пытается убить двоих случайных прохожих посреди открытой улицы? Звучало так абсурдно, что не могло быть правдой, это ведь не захолустье, где никто не узнает о чьей-то смерти, это чертова Шестая Битва с журналистами на каждом углу.       Волнение Шина чуть отпустило, ведь Лана была здесь, их было двое, это создавало ощущение хоть какой-то надежды, впрочем не то чтобы они смогли победить в прошлый раз, но у них тогда были все шансы на побег, хоть в итоге Шин все их шансы отправил на дно. Вспоминать свои проколы было неприятно, так что он постарался забросить эту мысль подальше — знал, что она всё равно не отпустит, но решил вернуться к ней позже.       — Ты как? — осторожно спросил Шин у Ланы.       Она беспечно пожала плечами, словно бы ничего серьезного не произошло, но было видно, что её беспечность не настоящая, совсем наигранная, постановочная. Лана тоже беспокоилась, боялась за себя, её голос едва заметно сбился, когда она сказала:       — Вполне… нормально. Всё, что нужно было подлатать, врачи подлатали.       При этом удивительно, насколько спокойной она могла казаться, учитывая, что всего минуту назад была напряжена больше, чем Шин, пока его вели вдоль десятков дверей белого коридора. Могла ли Лана легко переключаться или она предпочитала скрывать свое отношение за показной беспечностью, Шин не знал, никогда не спрашивал, да и сейчас было неподходящее время для разговоров о формах психологической защиты.       Ждать им пришлось недолго. Всего через пару минут замок на двери снова оглушительно щелкнул, и в помещение медленным размеренным шагом прошла женщина в возрасте. Её волосы, пепельно-серые, были собранными в высокий пучок, лицо, покрытое морщинами, застыло в выражении холодной сдержанности, а острые глаза с прищуром осматривали их обоих. Шин ощутил необыкновенное желание сделать несколько шагов назад, но это действие не спасло бы от строгого оценивающего взгляда, которым незнакомая дама окинула пространство вокруг. Всё в ней, от одежды и прически до того, какой статной походкой она вошла, говорило, что эта женщина не станет церемониться с ними, не станет задавать лишних вопросов и слушать, как лишние вопросы задают ей.       Затем она заговорила, и Шин сложил в голове её образ окончательно:       — Инцидент, который произошел с вами несколько часов назад, не должен получить огласки. И я очень надеюсь, — от того, как прозвучали её последние слова, какая повелительная, но в тоже время вежливая, интонация была вложена в них, Шин ощутил опасность, — что вы нам в этом посодействуете. Само собой, мы тоже не останемся в долгу.       Пока Шин пытался справиться с тревогой и ощущением угрозы, Лана подскочила с дивана и гневно бросила в ответ:       — Почему вы не хотите, чтобы кто-то узнал? Вы замешаны в произошедшем? И кто вы вообще такая?!       Женщина никак не изменилась в лице, не выдала иной эмоциональной реакции на резкие слова Ланы, кроме спокойствия, перевела взгляд на Шина, отчего он почти сделал тот планируемый шаг назад, после чего женщина продолжила.       — Моё имя Адфин Илизант Стольфре. Я представитель администрации города. Вам известно, что Ситта — город, который принимает Шестую Битву тысячи лет. И многие жители зарабатывают внушительные суммы во время проведения соревнований, потому наша задача, как администрации, сделать всё возможное, чтобы облик мероприятия не был испорчен внезапными инцидентами. И мы бы хотели, чтобы вы не стали разглашать информацию о случившемся, дабы не вызывать общественных волнений до получения исчерпывающих сведений о ситуации. Нам не хочется, чтобы по городу ходили неподтвержденные слухи. Со своей стороны, мы примем меры, чтобы подобного больше не повторялось.       — И что вы сделаете? Поставите несколько солдатиков на улицы, чтобы они стали следующими? — с сарказмом спросила Лана. — Это серьезное дело, этот… кто бы он ни был слишком опасен, чтобы так просто замять и забыть о случившемся!       — Я прекрасно понимаю ваше негодование, — всё так же непробиваемо спокойно продолжала женщина. Шин, слушая её, размышлял, что из названного ей являлось именем, и как нужно было называть представителя местного правительства. Госпожа Стольфре продолжала. — Но наша цель на данном этапе — сохранить мирную обстановку. Пока ни вы, ни мы, ни кто либо другой не знает о том, что именно произошло, кто именно напал на вас. Поправьте, если я ошибаюсь. И мы не можем сказать обществу, что по улицам города разгуливает некто, о ком мы ничего не знаем, пока сами во всем не разобрались. Нам необходимо получить информацию, прежде чем оповещать население. Именно поэтому я прошу вас воздержаться от огласки, пока вышеупомянутая информация не будет уточнена. Понимаете, к чему я веду?       — Хотите сказать, что нам стоит помолчать, пока ещё кто-то не пострадал? Или, что хуже, пока кто-нибудь не умер? — на этот раз Шин уже не смог промолчать, оставляя все негодование Лане. Просто так скрыть факт, что произошло покушение только для того, чтобы продолжать зарабатывать деньги на потенциальных жертвах неизвестно кого, пока они не стали его жертвами в действительности? Это было низко и отвратительно, Шин терпеть не мог таких мелочных людей, которых заботила только их выгода, даже если предложения поступали от того, кто представлял из себя безупречный представительный образ.       — Никто не пострадает и не умрет, так как мы прекрасно осведомлены о ситуации и знаем, как с ней побороться.       — Осведомлены? — пораженно спросил Шин.       — У нас есть некоторая информация, которая требует проверки, но в остальном мы имеем представление, о чем идет речь.       — И потому надеетесь, что ничего не случится? Может быть, вам стоит рассказать людям, с чем они имеют дело, чтобы это они знали, как с ним бороться?       Взгляд, который дама бросила на него после этой фразы, Шину не понравился, словно ледяные колья, которые забрались под кожу маленькими занозами, заставляя чувствовать холод, этот взгляд прошелся вдоль позвоночника. Шин терпеть не мог, когда кто-то мог повлиять на твое состояние одним лишь взглядом.       — Вы — молодые участники. Вам кажется, что все просто, что все решается магией и в рамках простого победил-проиграл, но в обычной жизни не существует только двух вариантов. И в данном конкретном случае, мы не можем «победить», если посеем панику, если вынудим людей защищаться своими силами. Мы — те, кто должен защитить их. И та защита, которую мы можем дать им на данном этапе, включает в себя сокрытие инцидента до тех пор, пока основные вопросы не разрешатся. Мы не отворачиваемся от людей, не бросаем их на произвол судьбы, мы защищаем их. Возможно, вы не понимаете этого, или не хотите принимать такую точку зрения, но она направлена на получение оптимального блага для всех, а не только сиюминутной справедливости.       Отчасти, может быть, Шин понимал её. Может быть, где-то в глубине его души существовал тихий голосок, говорящий, что, вероятно, так будет лучше для всех остальных, что паника не поможет в разрешении ситуации, что не все могут защитить себя сами, но в то же время он думал — люди имеют право знать, что находятся в потенциальной опасности.       — Духи знают об этом? — спросила Лана, разрушив возникшую тишину.       — Полагаю, им многое известно. Однако они не часть администрации Ситты, и не вмешиваются в наши дела.       — То есть, они могут знать, но могут и не знать. И вы не планируете сообщать о ситуации никому, кроме своего круга по интересам, даже тогда, когда, очевидно, эта проблема серьезного масштаба?       — Вам должно быть известно, что Эгиос не вмешивается в политику, если вы пришли сюда с целью участвовать в жизни Духов. По этой причине у нас нет возможностей для подобного взаимодействия.       — Мы сообщим об этом, — внезапно кивнула Лана, чем вызвала впервые изменение на статном лице женщины, та собиралась ответить что-то, но Лана перебила. — Это наше условие. Духи должны об этом знать.       — Мы не можем быть уверены, что огласки не случится по их вине, по причине того, что мы не можем контролировать их действия. Мне бы хотелось, чтобы вы понимали, насколько важна Шестая Битва для Ситты.       — Это мы уже прекрасно поняли. Но оставлять всё так — это не лучший вариант. Вы не можете гарантировать безопасность людям, когда они не знают об опасности, как и мы не можем гарантировать вам, что Духи не станут её причиной. Но, в таком случае, если вы настаиваете на сохранении случившегося в тайне, то мы настаиваем на наших условиях. Это будет честным обменом, вам не кажется?       Лицо женщины незаметно едва скривилось, словно она принимала решение, на которое не рассчитывала. Вероятно, подумал Шин, госпожа Стольфре хотела заверить их в том, что всё будет хорошо при указанных условиях, ведь для более действенного метода — шантажа — у неё не было подходящей почвы. Судя по недовольству, компромисс её не устраивал.       — Хорошо. Если это ваше условие для молчания, то так и быть, однако если всё станет явным, не думайте, что это никак не повлияет на ваши жизни. Город не сможет защитить вас, если всё превратится в хаос.       — Мы так и поняли, — кивнула Лана за них обоих, — но всё будет только хуже, если Духи не вмешаются. Это будет хорошо и для города — они справятся с вашими проблемами за вас.       На лице госпожи Стольфре отразилась ироничная полуулыбка, она долго смотрела на Лану, и в глазах женщины мелькнуло что-то ностальгическое, затем она, вздохнув, сказала:       — У вас очень позитивное представление о Духах. Впрочем, может, если вы станете их Посланниками, это представление… превратится в реальность       Шин ощутил, будто слова в конце должны были быть иными, противоположными, словно он сам говорил подобное некоторое время назад, словно истина, которую будто бы понимал он один, обрела форму в чьих-то словах — непогрешимость и всемирное благо в руках Духов серьезно переоценены.       В итоге, они так ничего и не смогли сделать. Стала ли Лана рваться к Духам, чтобы исполнить те условия, которые она ставила, Шин не знал. Сам он не стал. Оснований для таких мероприятий у него не было, дружеских отношений уровня Ланы, доходящих до неформального общения, он не успел завести, так что выходило, что и рваться с рассказами было не к кому. Отчасти он не верил в то, что Духи действительно стали бы вмешиваться во что-то, что не касалось непосредственно их самих, но размышления приводили Шина только к ещё большим размышлениям, которыми совершенно не хотелось забивать голову.       Да и потом, времени на них практически не было.       День фестиваля наступил очень рано и неожиданно, несколько дней пролетело незаметно, словно их и не существовало вовсе, и к тому моменту, когда до Шина добралась информация о приближающемся дне его первой битвы, они полетели стремительнее некуда, создавая впечатление, словно и не было никаких дней. Шин не знал, на что потратил их, потому что помнил только, как нашел в комнате полупрозрачный лист на комоде, который загорелся датой и некоторыми уточняющими надписями, как только оказался в руках Шина, а стоило ему дочитать до конца, как лист рассыпался на мельчайшие фрагменты, словно и не существовал вовсе.       После этого началась неотвратимая утечка часов. Шин помнил, как пытался выбрать наиболее оптимальный вариант для начала сражения, размышлял, стоит ли атаковать первым, чтобы не оставить противнику возможностей, или подождать, когда тот раскроет все свои таланты, но понимал, что дело было не в абстрактном представлении, а в конкретной ситуации, с которой он не был знаком. Никогда ещё воображаемые варианты поведения не пригождались в реальной жизни, всегда всё шло не так, когда в системе появлялась неизвестная переменная — кто-то, кто тоже представил свой вариант развития событий и, быть может, старался ему следовать.       Шин знал, что ничего не выйдет, но все же пытался представить. С контролем несвойственной ему магии стало слегка получше, и, хотя она не всегда делала именно то, что от неё требовалось, направление было верным. Ему не удавалось контролировать её полноценно, размеры, скорости, характер проявлений, но она выбиралась наружу из образов сознания, и также покидала реальный мир при необходимости.       А затем настал день, отмеченный в рассыпавшемся листе.       После долгого сна у Шина немного болела голова, но в целом он ощущал себя лучше, чем пару дней назад: осознанней и немного более уверенным. Он вполне ощущал себя собранным и готовым решать свою дальнейшую судьбу. Не факт, что судьба хотела, чтобы он решал её, однако теперь возможности выбора не было — он либо проигрывает и уходит, либо остается и пытается пройти дальше.       За полчаса Шин полностью собрался, однако холодная вода никак не помогла утихомирить головную боль, возникшую после сна. Посмотрев на себя в зеркало над раковиной, он совершенно не оценил зрелища, которое там увидел. Зеркало намекнуло в отражении, что выглядел он плохо, очень плохо, паршиво с синяками под глазами и в целом осунувшимся видом, но теперь уже было поздно что-то менять. Шин закрепил застежку на кожаном браслете мини-меча, окинул комнату взглядом, думая, не забыл ли чего-то важного, и вышел на улицу. Местное светило, находясь в зените, радовало умеренным теплом, вызывая надежду, что природа немного восстановит его потрепанный внешний вид. Вблизи стадиона собралось много народа, привносившего высокий уровень шума, который давил на Шина, на его больную голову, что делало день только хуже и хуже, а время шло даже быстрее, чем нужно было. Быть может, современные технологии добавили скорости вращения Линегриму просто так, без повода.       Первая битва воздуха на фестивале в этот день планировалась ближе к вечеру, когда все фестивальные захватывающие демонстрации были окончены, звезда постепенно угасала над горизонтом, и жара потихоньку отступала. Это была третья битва, последней замыкал день огонь — в самых сумерках. Шин был готов. Или думал, что был готов. Лана просидела всё время ожидания, которое могла бы потратить с пользой, с ним, и Шин был ей за это благодарен. Её поддержка никак не исправила того, что он был слишком обеспокоен, взволнован, не уверен ни в чём вообще, но, казалось, стало чуть лучше. Шин крепко сжимал в руке меч, когда выходил под свет прожекторов на арену, заполненную песком.       Хрупкая девушка около противоположного выхода оглядывалась по сторонам. С большого расстояния Шин не мог разглядеть её, но отчего-то ему казалось, что она не ощущала себя здесь в своей тарелке. Зазвенел гонг, отражаясь по всему периметру арены, отдаваясь звоном в ушах. Битва началась.       Девушка с противоположной стороны среагировала первой.       У неё были неотразимо цепляющие глаза, нечто среднее между голубым и зеленым, но дело было вовсе не в цвете, а в том, как она смотрела, словно видела не тебя внешнего, а твою внутреннюю сторону, словно знала то, чего не знал ты сам. Шин заметил только их, когда она оказалась слишком близко за невероятно короткое время, сбивая его с ног одним легким движением. Отлетев на пару метров, он не удержался на ногах, упал на не такой уж мягкий песок.       — Меня зовут Эмили. Хочу, чтобы ты запомнил, — бросила она уверенным голосом, который даже близко не складывался с тем образом, что вообразил для неё Шин несколько десятков секунд назад.       Отойдя всего на два шага, Эмили резко развернулась, превратилась в огромный, внушительный вихрь, что закручивался сам в себя, превратился в птицу на глазах пораженных зрителей, птица махнула крыльями несколько раз, на пробу, а затем стремительно взмыла в воздух, нырнула в пике. Шин находился слишком близко, её целью, не успел бы уклониться, птица закрывала собой все небо. Поток от крыльев снес его далеко назад, прокатив по рассыпчатому песку.       Эмили не собиралась останавливаться.       Пять высоких волн догнали его следом, собрались по кругу со всех сторон, загнали Шина в ловушку. Он рванулся вперед, оставляя за собой размытые очертания своей иллюзии среди поднявшегося в воздух песка, нужно только выиграть немного времени, запутать Эмили. Волны от крыльев птицы сомкнулись друг на друге, песок разлетелся в стороны, оставляя после себя неровные клубы пыли. Эмили потеряла его из виду. Он наделся на это.       Шин понимал, что лучшая тактика боя, когда ты не можешь превзойти противника мощью, это скрытность и неожиданные атаки. Что это была единственная доступная ему тактика, пока птица не взлетела снова. Он хотел использовать её, но Эмили заметила, словно почувствовала присутствие в самый последний момент. Лезвие меча коснулось её волос, отсекая локон, пришлось самым краем вдоль щеки, на белоснежной коже выступила кровь, небольшие капли покатилась вниз по металлу. Пока локон падал, Эмили развернулась, взмахнула руками. И была снесена ударной волной вместе с распавшимся на части локоном.       Шин как-то кстати вспомнил, что пришел сюда от ветки воздуха. Первая удачная атака вызвала в нём небольшую радость, но он понимал, что гордиться собой было рановато. Эмили пролетела несколько метров спиной вперед, неудачно приземлилась, перекатилась по земле, попыталась подняться. Шин очень надеялся, что она не сломала в полете ничего важного: рук, ног, позвоночника — почему-то его беспокоило это, беспокоило состояние противницы, хотя он должен был надеяться, что она не сможет продолжать. Но она могла. Эмили пролежала неподвижно всего секунду, Шин ждал, пока она поднимется, не предпринимал никаких действий, хотел честного сражения, но в то же время думал, что попросту не успел бы ничего сделать. В его голове было пусто.       Эмили вскочила на ноги, слегка пошатнулась, отряхнула одежду, словно бой был уже окончен и торопиться некуда, посмотрела своими выразительными глазами. Шин ощутил негодование и мысль, что она его и за противника не считает, но бить лежачего никогда не было его принципом. На Эмили он видел несколько царапин, кожа местами ободралась от трения, покраснела. Девушка смотрела на него, в ожидании, не решится ли он продолжить, и сделала шаг в сторону. Шин ощущал себя невероятно глупым блюстителем справедливости, которая была не к месту.       С каждым шагом вокруг неё завивались вихри, она плавно водила руками из стороны в сторону, меняя их траекторию, потоки воздуха, едва заметные из-за поднимаемого песка, закручивались вокруг. Шин пытался понять, что она планирует, что он мог бы сделать с этим, но логическую цепочку заклинило.       Эмили резко остановилась, воздух вокруг замер, а потом сорвался с места, Шин не был готов вообще ни к чему. Он хотел разрубить поток мечом, разделить его на две части, но в вихрях мелькнули огненные всполохи.       Огонь он просчитать не успел.       Восьмая минута подходила к концу, и ни один из них не был лишен движения, силы или жизни. Шин испробовал на Эмили парочку всегда срабатывающих иллюзий. Во взрывы та поверила: отпрыгнула в сторону, часть даже смогла её зацепить, хотя урона от них было намного меньше, чем от огня в её ветре. И этого было совершенно недостаточно.       Восьмая минута подходила к концу, на этот раз Шин оказался на земле, он тяжело дышал, воздух попадал в легкие со свистом, что-то с ними было не так. На его руках покрывались мелкими пузырями несколько ожогов, небольших, но пугающих, местами они кровоточили, горели и вызывали боль при каждом прикосновении.       Он должен был встать, но сил, чтобы подняться не было.       — Вставай, — Эмили пихнула его в бок кончиком ботинка. Её грудь вздымалась от тяжелого дыхания, но она явно ощущала себя в разы лучше. Меч лежал неподалеку, Шин потянулся за ним, Эмили кинула по направлению движения быстрый взгляд, подхватила чужое оружие и… замерла с ним в руках, молча, не двигаясь, она смотрела на бликующее в софитах лезвие, как завороженная. Затем вытянула руку, держащую меч, вперед, снова замерла с ним, чуть склонила голову, будто бы разглядывая металл под другим углом. Шин оперся на руки, пытаясь встать, Эмили ничего не сделала, не отреагировала, не сдвинулась с места. Так и стояла, смотря в одну-единственную точку перед собой.       — Что ты?.. — попытался спросить у неё Шин, но та молчала, нечто странное проглядывалось в её взгляде, пугающее, матово мертвое, пустое. Это была совершенно не так же девушка, которая находилась с ним на арене несколько минут назад. Эмили шевельнула рукой, облако пыли поднялось в воздух, заполняя пространство. Шин зажмурился, чтобы песок не попал в глаза, нашел в себе силы, неуклюже поднялся. Летающий вокруг песок царапал раны, отвлекал и не давал ничего разглядеть перед собой.       Зрители на трибунах взволнованно загудели, некоторые кричали, требовали разогнать пыль, из-за которой им ничего не было видно. Пыль летала в воздухе слишком долго. Шин успел подняться, но не успел сделать ничего другого, песок кружил вокруг сплошным вихрем, приходилось жмуриться, закрывать лицо руками, смотреть сквозь тонкие щели между пальцами. Силуэт Эмили, не повернув головы, не отрывая неживого взгляда от лезвия, развернул острие меча в противоположную сторону, самый кончик уперся ей в область живота.       — Не… — успел прошептать Шин, песок тут же облепил слизистые, отдавая противным хрустом на зубах. Шин рванулся в сторону нечеткого силуэта, в голове не было ни единой оформленной мысли, но… Силуэт меча исчез. Песок замер и постепенно начал осыпаться, открывая обзор. Эмили не издала ни звука, когда острый клинок прошил её насквозь. Она даже не изменилась в лице.       Толпа гудела где-то на периферии сознания Шина, отчетливо он слышал лишь невероятно выразительный удар падающей девушки о мягкий песок. Словно бы кто-то выкрутил настройку вселенной, увеличивая громкость тихого и мягкого приземления до уровня взрыва. Облако медленно оседало, сползало вниз, открывая полную картину. Силуэт Эмили извивался, её небольшие ладошки испачканные в крови хватали предмет внутри неё, то ли в надежде вытащить, то ли в надежде остановить боль, она хрипела, но за шумом толпы этого почти не было слышно. Шин был ближе них, он слышал, как свистит воздух внутри гортани смешиваясь с вытекающей кровью, видел как она пузырится. Рукоять меча торчала из живота, лезвие продолжалось со стороны спины, под углом к земле, зарывшись острием, кровь струями стекала по холодному металлу вниз, не успевала далеко растечься и впитывалась в остывающий песок, чернея. Шин стоял в метре, не двигался, так и замер в движении, полупопытке помочь, что-то сделать, что-то изменить. Он смотрел, как желтый песок становится практически чёрным и ощущал подступающую тошноту. Он не хотел видеть того, что случилось, не хотел знать, почему это случилось, не хотел, чтобы другие, чтобы кто угодно это видел, он должен был наложить иллюзию, но… не мог этого сделать без меча. И с мечом не был уверен, что смог бы. Эмили, наконец, перестала дергаться, замерла, её красивые глаза застыли нараспашку, не выражая более ничего, остекленели, в уголках подсыхали прозрачные капельки, изо рта текла струйка пенистой крови, медленно исчезая в песке. Шин не хотел подходить к ней, не хотел трогать её, не хотел подтверждения того, что и не требовало подтверждения, не хотел прикасаться к скользкому от крови оружию, ему хотелось развернуться в сторону выхода и никогда больше не возвращаться.       Толпа взвыла, кто-то даже кричал ободрительные лозунги, кто-то осуждал его, теперь Шин почему-то слышал каждого, каждое слово отражалось внутри черепной коробки, словно она неожиданно оказалась пуста, резонировала, возвращая кричащим их же слова обратно. Шин не понимал, что произошло, чувствовал, что должен был остановить это, предотвратить, что-то сделать, но мог только смотреть. Тошнота поднималась всё выше и выше, в солнечном сплетении начало неприятно закручиваться что-то, что хотело выбраться наружу, внутренности планировали стать частью окружающего пространства, но Шин держал себя в руках, насколько мог, пока ещё мог.       По желтому песку арены расплывалось темное пятно крови, из раны, нанесенной его же мечом, но не его желанием. Всего минуту назад в теле Эмили находилась жизнь, которая имела свои цели, планы, важных и дорогих людей, что ждали её возвращения, а теперь ничего из этого не было, ничего не имело значения.       Гонг оглушительно прошелся по всей арене, но не принес ни малейшего ощущения победы. Шин смотрел на ставший внезапно отвратительным окровавленный кусок металла и ощущал только ненависть к себе самому.