Птица и череп

      Лана всё также казалась безоговорочно потрясающей, даже не смотря на то, что Шин не виделся с ней несколько дней, и понятия не имел, чем она занималась всё это время, был уверен, что та явно не проводила его впустую. По крайней мере, такой человек, как Лана, точно способен распределять своё время правильно. И при этом оставаться максимально успешным. Шин уже не скрывал, что завидовал её таланту, но всё также не понимал, почему, при всём этом, Лана проводит с ним так много времени.       Сегодня она снова задалась идеей вытащить его на свежий воздух, и, хотя он не слишком хотел соглашаться, бесцельные попытки что-то придумать для отборочных сводили с ума.       Выйдя из здания общежития, они направились в неопределенном направлении и набрели на большой парк с фонтанами, лавочками, красивыми скульптурами и, возможно, прогуливающимися здесь местными жителями. Правда, учитывая проведение в Ситте Битвы, Шин очень сомневался, что вблизи стадиона можно встретить местных.       Парк компактно умещался в виде узкого треугольника между двумя лучами-улицами, упираясь вершиной в стены стадиона, огороженный по всему периметру метровой зеленой стеной, создающей атмосферу уединения.       Лана любила раннее утро, которое Шин никогда не жаловал. Дома он был вынужден каждый будний день вставать в определенное время, и иногда сон банально являлся лучшей частью его жизни за неимением ничего существенного в происходящей вокруг реальности. Лана с этим, вероятно, могла бы и поспорить, хотя Шин не сопротивлялся её желаниям начинать прогулки в такую рань, молча слушая истории и не слишком заметно зевая.       Лана все же предпочитала быть активной, деятельной, заниматься вещами, которые в её представлении не могли сравниться со скучным и бесполезным сном. Шину не приходило в голову заводить с ней подобный спор. Он бы всё равно проиграл.       Однако возмущаться, что права будить его ни свет, ни заря у Ланы не было ни малейшего, он мог, хотя последние дни только и делал, что спал в ожидании, когда же идиотская адаптация закончится, так что сна в этот сложный период его жизни хватило с головой на всю жизнь грядущую. Правда, сколько её там осталось в нынешних условиях, Шин мог только предполагать.       В конце концов, именно так они и оказались в почти что безлюдном парке ранним утром, где помимо них находились только подобные Лане слишком деятельные и активные.       У фонтана в центре аллеи, на лавочке которой они и расположились, сидела девушка, прямо на самом бортике, и игралась с водой внутри большой каменной чаши. Вероятно, она являлась претенденткой, но с водой Шин ещё не сталкивался. Пока ему повезло, что Лана и Фима не стали его потенциальными противниками. Несоизмеримо повезло. Что было к лучшему, ведь, при всем желании, вряд ли у Шина имелся хотя бы незначительный шанс в битве против них.       Дни летели один за другим, постепенно приближая их всех в отборочному этапу, и кто-то среди ожидающих уже наверняка нашел тысячу вариантов того, что покажет на радость толпы и под хорошую оценку судей. Кто-то такой, как Лана, например.       Наверняка, у неё уже имелся стоящий план того, как поразить всех и каждого в отдельности, завладеть вниманием, заставить смотреть в её сторону, не отрываясь, наблюдая за малейшими действиями. Лана как раз и была тем, кто мог легко завоевать внимание, определенно, не прилагая большого количества усилий.       Почему-то у Шина складывалось впечатление, что эта часть — представление и перфоманс — не менее важна для Ланы, хотя он ни разу и не спрашивал. Лана постоянно рассказывала о себе, слова лились из нее бесконечным потоком, потому Шин ощущал себя непривычно, думая, как задать вопрос, так что выбирал молчание.       — Гляди, — внезапно обернулась в его сторону Лана, что-то пряча в ладошке. Шин заинтересованно всматривался, а сама Лана гордо улыбалась и крепко сжимала пальцы в кулак. Судя по выражению, некий секрет, спрятанный в ладошке, очень веселил её.       — Что там? — спросил Шин, решив, что так просто она не покажет. Ей нужен был повод для очередного представления, и в этом он не ошибся.       — Маленький секретик, — озорно улыбнулась Лана, медленно разжимая большой палец, поглядывая в сторону Шина заинтересованными глазами с целью определить его реакцию.       Под тонкими длинными пальцами пряталось теплое оранжевое свечение, оно постепенно росло, словно бы выбиралось из домика, освещая руки. Затем Лана зажала указательный и средний палец большим, и начала разжимать руку. Выскальзывающее свечение тянулось вслед за движением пальцев, и в одно мгновение раскрылось пылающими крыльями бабочки на кончике среднего пальца. От крыльев в сторону тянулись небольшие всполохи при каждом малейшем шевелении.       Лана улыбалась, поднеся руку близко-близко к лицу, словно смотря на мир сквозь размывающий очертания жар полупрозрачных крыльев. Шин смотрел на ту же бабочку, не отрываясь, на то, как она шевелится перед лицом Ланы и не создает никаких проблем — ни сложностей в её создании, ни боли от соприкосновения огня с голой кожей.       Часть его ощутила зависть от того, что ему самому не удавалось так просто материализовать что-то, что могло прийти в голову, отчего он снова и снова возвращался к мысли о невозможной избранности Ланы. Быть может, это и не была избранность в полноценном её смысле, но в плане формы гениальности вполне могла быть. Лана с такой легкостью освоилась и была уверена в своей будущей победе — это ли не необходимые качества, которые легко могли бы привести её к цели? Другая часть Шина считала огонь слишком опасной стихией, чтобы с ним пытался справиться кто-то, вроде него.       Бабочка шевелила крыльями, и ее свечение отливало бликами в глазах Ланы, что невероятно завораживало. Шин не знал, что именно ему казалось волшебным больше: пылающие крылья или отражение их свечения в почти что алых глазах.       Лана была способна создавать произведения искусства, не прилагая к этому видимых усилий, что приводило Шина к третьей мысли, что на её фоне он совершенно заурядный неудачник, который не понимает, почему всё ещё не бросил то, что у него совершенно не выходит.       — Красиво, — протянул Шин, стараясь скрыть свое поникшее настроение за натянутой улыбкой, хотя чем больше он смотрел на горящую бабочку, тем больше ощущал наступающие умиротворение.       Его безнадежные мысли никуда деваться не собирались, но словно бы отходили на второй план, намекая, что он мог не думать о плохом некоторое время. Всполохи пламени на концах крыльев создавали ощущение тепла и спокойствия, словно от настоящего большого костра, к которому воображение дорисовывало треск поленьев и запахи углей.       Затем бабочка сорвалась с пальцев Ланы и по неровной, дерганной траектории полетела в сторону фонтана, покружилась некоторое время вокруг сидящей там девушки, пытаясь несколько раз сесть ей на голову, устраиваясь между ровными линиями кос, и благополучно закончила свой жизненный путь, утонув в поднявшейся из фонтана капле, когда незнакомку такой аксессуар не устроил.       Шину стало несколько грустно, хотя это был всего лишь маленький сгусток огня в форме чего-то живого.       — Какие твои планы? — спросила Лана, оторвав взгляд от фонтана, как только бабочка окончательно пропала.       Та девушка, что сидела на бортике, смотрела в их сторону некоторое время несколько недовольно, Шин размышлял, решится ли она подойти и высказать претензию, но она вернулась к своим делам, ведь для неё они являлись такими же случайными незнакомцами на фоне толпы, как и она для них.       Шин смотрел в её сторону ещё некоторое время после того, как она вернулась к играм с фонтанной водой, потому что отвечать на вопросы Ланы не хотелось. Он и не знал, что ответить — с планами у него так и не сложилось. Всё время, отведенное на адаптацию, он провел, занятый попытками убедить ветер слушаться, ощущая себя сиделкой маленького ребенка, который творил что вздумается.       — Всего пару дней осталось, — продолжала Лана спокойным тоном, словно бы тоже размышляла над своим же вопросом.       Если точнее, оставалось только два дня на то, чтобы придумать, научиться использовать и правильно подать некое умение. Что-то, что убедит судей в том, что именно ты будешь отличным кандидатом в число участников, что ты подающий надежды претендент, что твое понимание и осознание себя как части стихии будет полезно в дальнейшем, что ты будешь полезен Совету, как потенциальная боевая единица.       Вот только у Шина не завалялось каких-то чуть более оригинальных идей, чем, определенно, у всех других претендентов, одни лишь стандартные представления о магии воздуха, которые вряд ли могли бы ему помочь пройти дальше. Шин забивал свою голову размышлениями на различные вопросы в духе: что он видел, что знал, что мог сделать со своими знаниями?       Ответа не приходило, все вокруг состояло из вещей, которые никак не помогали в решении философский вопросов.       — Пока не знаю, — всё же ответил Шин.       Лана хмыкнула, понимающе кивнула, потянулась, утомленная долгим сидением на одном месте. Затем резко подскочила с лавочки, покачиваясь, словно маленький ребенок.       Это заставило Шина улыбнуться, хотя он и не понимал, почему Лана использует такую модель поведения, могла ведь вести себя и как осознанный взрослый, но предпочитала дурачиться. Впрочем, подумал он, может, это был её способ бороться с проблемами.       — Что ж, тогда нам стоит прогуляться, и, может быть, тебе повезет и вдохновение посетит тебя, — весело провозгласила Лана план на день, совершенно уверенная в том, что Шин не станет спорить. Но ему не хотелось заниматься бесцельным самокопанием и дальше, так что прогулка показалась отличным вариантом для дальнейшего времяпровождения.       Однако праздное шатание по улицам помогло ровным счетом ничем, идеи не начали ломиться в голову со скоростью света, не строились в бесконечные очереди в ожидании на рассмотрение, и даже не пытались осторожно незаметно постучаться в сознание.       Их попросту не было. Ни одной. Что Шина удручало, создавалось впечатление, что мир настроился против, так рьяно и явно не давая ему ни малейшей зацепки.       Они даже успели провести какие-то время на тренировочном стадионе, где Лана снова завладела вниманием окружающих, не раскрывая ни одного из возможных козырей. Она вытаскивала из толпы желающих проверить свои возможности представителей из ветки воздуха, предположительно, из желания помочь, но даже при этом ничего более уникального, чем вихри и ударные волны никто из них не использовал. Это не помогало в сочинении идеального представления на отборочные, впрочем, быть может, им тоже не хотелось раскрывать тайны.       Шин сам не пожелал участвовать, для него это было нечто сродни попаданию в среду, где все гениальные и способные, а он — нет. Становиться целью для насмешек и косых взглядов, чувствовать свою недостаточность ему не хотелось, даже при том, как настойчиво и заискивающе улыбалась Лана, приманивая его движениями руки. Шин делал вид, что не замечает попыток, и Лане быстро надоело.       К тому же много времени на её перфоманс не ушло, но, даже участвуя в пусть и не полноценном сражении, она выглядела как часть художественного образа. Шин никак не мог понять, почему и как ей это удается.       — Точно не хочешь принять участие? — спросила Лана, вернувшись к трибунам, проглатывая слова и звуки между глубокими вдохами.       Шин покачал головой — излишнее внимание ему не нравилось, особенно в чем-то, в чем он считал себя недостаточно успешным.       — Ну, — протянула Лана, разочарованно поглядывая на оставшихся претендентов. — Как знаешь.       Претенденты провожали её взглядом: кто-то с пренебрежением (из тех, кого Лане удалось одолеть), кто-то будто бы ждал, что она вернется (и, быть может, согласиться на реванш), кто-то явно с волнением размышлял о том, стоит ли подойти и что-то спросить — Шин видел бегающие взгляды, и то, как полностью игнорировала их существование Лана, словно бы её ничего из только что случившегося не волновало. Он, правда, завидовал подобной уверенности.       Решив, что больше здесь делать нечего они, миновав портальную арку, снова вернулись на заполненные улицы. Люди вокруг не казались слишком увлеченными проблемами и вопросами, улыбались, смеялись и разговаривали друг с другом, двигались в разных направлениях, словно волны, и, смотря на них, Шин думал, что они с Ланой сейчас ничем не отличаются, что они тоже часть толпы, бесцельно плывущей в никуда, что, по какой-то причине, его расстраивало.       В его воображении никто не был достаточно важен даже для своей собственной жизни.       — Я так и не спросила, что ты делал всё это время? — начала диалог Лана, оборачиваясь, кривоватая заколка в её волосах отбросила блик, что заставил Шина неприятно поморщиться.       Он использовал эту заминку на некоторые размышления, не зная, что же должен был ответить, что мог ей ответить. Что провел несколько дней в пустую? Что его мечты и надежды разрушены тем фактом, что его везение упиралось в то, что он не мог изменить? Что из этого он мог ей рассказать?       — Да ничего особенного, — ответил Шин, так и не решившись. — А чем занималась ты?       В ответ Лана растянулась в хирой ухмылке.       — Пара очень наглых ребят думали, что смогут меня победить, но… Ха-ха. Пусть знают свое место! — рассмеялась она весело и гордо.       Конечно же, Лана не могла потратить время без пользы, конечно же, она делала то, что должны были делать все, что и Шину следовало бы делать вместо того, чем он занимался. Ему казалось, что всё катится вниз по наклонной с тех пор, как он попал сюда. В то время, как другие действительно сильные и увлеченные люди занимались важными и серьезными делами, он просто ждал, как само всё разрешится. И самому становилось тошно от подобного подхода.       — Кто бы сомневался, — ответил он девушке, стараясь звучать как можно более отвлеченно, подумал, что стоило бы спросить, что Лана такого им сделала, но от размышлений его настроение окончально испортилось, так что он не нашел на вопросы сил.       — Один вообще был какой-то дикий, его аж оттаскивали, потому что он совершенно не хотел успокаиваться. Серьезно, это было как будто настоящее сражение уже началось. Он вообще не понимал, что мы еще не на арене. Было так страшно… но интересно. Знаешь, как решать сложную математическую задачку с множеством переменных в ограниченном количестве времени.       Звучала Лана так вдохновленно, радостно, даже несмотря на то, что в её словах промелькнуло упоминание о страхе, Шин был уверен, что она бояться просто не могла. В его воображении Лана и страх существовали в диаметрально противоположных сторонах. Быть может, она и боялась, но не так, как боялись проплывающие мимо них люди, как простые жители. И, стоило быть честнее с собой, как он сам. Страх Ланы скорее напоминал возбуждение от опасности, яркие эмоции стрессовой ситуации, адреналиновый всплеск, который она постоянно преследовала.       — Звучит опасно, — хмыкнул Шин, на что Лана только отмахнулась:       — Тут всё звучил опасно. Но, знаешь, его какая-то девушка пыталась успокоить, и он словно, не знаю, внезапно стал другим человеком? Потому что вот он пытался меня убить, а вот он — тихий и спокойный мальчик. Будто я ему что-то сделала, в самом деле.       Шин пожал плечами: кто в действительности мог знать, что это было? Может, подумал он, это тоже своего рода реакция на опасную ситуацию. Инстинкты выживания. Убей или будешь убит.       Он рассуждал об этом слишком спокойно и отвлеченно, даже не пытаясь перекладывать ситуацию на свое будущее, и, когда, наконец, осознание невоображаемости ситуации добралось до него, дрожь пробежала вдоль позвоночника, а в животе начало скручиваться предвкушение грядущих проблем.       Реальность казалась Шину все опаснее и опаснее, он осознал так внезапно, что Лана сказала убить. Легко и просто. И Шин пропустил это мимо ушей как совершенную обыденность, отчего ему стало не по себе. Мысль о том, что для Ланы потенциальная смерть казалась такой простой, что она упомянула её без каких-либо эмоций, захватила все сознание Шина, превращая мысли в бесконечный поток ужаса. Он ощущал, что всё катится вниз быстрее и быстрее, как мир разрушается, как темнеет перед глазами.       — Эй, — раздался голос Ланы посреди темноты, и от ее голоса тьма начала рассыпаться, — с тобой все нормально?       Шин не мог ответить, его почти парализовано внезапным осознанием хрупкости жизни, он понимал, что ничего не было с ним нормально, но Лана бы только посмеялась с его бессмысленных глупых страхов, с того, насколько часто они мелькают в мыслях последнее время. И того, насколько дикие это страхи для кого-то, кто самовольно пришел сюда.       — Нет, все хорошо. Будь осторожна в следующий раз, — кивнул он, стараясь звучать нормально.       Лицо Ланы захватило хитрое выражение, будто бы она не заметила никаких проблем и так легко поверила, повернулась к Шину, перегораживая путь, вынудила резко остановиться, начала пристально всматриваться в глаза, придвинувшись совсем близко.       — Ты… что же, — она наклонила голову в бок, — волнуешься обо мне?       Шин, честно, волновался о себе, потому что верил, что Лана отлично справится со всеми своими проблемами самостоятельно. Это же Лана: сильная, смелая, гиперактивная, волшебная и избранная.       И этот её внезапный, непредсказуемый поступок сбил панический настрой в голове Шина. Он ничего не смог ей ответить, потому что Лана смотрела так пристально и стояла слишком близко, что её взгляд прожигал насквозь. Шину не нравилось смотреть людям в глаза, тем более стоящим так близко и вглядывающихся так настойчиво, что он сделал шаг назад, прежде чем Лана, наконец, успокоившись, отвернулась.       — Буду считать, что это «да», — кивнула она себе, не теряя исходного задора.       Ей, подумал Шин, наверное, нравилось быть такой: непосредственной, веселой, непредсказуемой, себе на уме, никто не указ. Однако общаться с ней ему нравилось, потому что эти черты были противоположны его характеру. Лана являлась тем человеком, который мог заставить любого делать то, что ей хотелось, не применив ничего, кроме обаяния.       Это обаяние уже сработало на Шине однажды, продолжало работать до сих пор, и он ничего не планировал делать, чтобы ему противостоять.       Но вопрос о том, что показывать на отборочных никак не решался. Быть может, потому что Шин и не особо пытался решать.       Лана постоянно принимала решения. Она вламывалась в его двери и тащила гулять, она показывала ему город, который сама ни черта не знала, но делала вид, что разбирается, она знакомила его со всеми встречными-поперечными, с которыми сама успела познакомиться, просто потому что, не спрашивая у Шина согласия ни на что.       Это приводило его к мысли, к причине, почему он ничего не может сделать — он был всерьез уверен, что все разрешится само собой. Что, может быть, ему нужно приложить всего чуть-чуть усилий, создать что-то простое, что покажется неплохим, небольшую активность, которая создаст вид чего-то серьезного для судей, чтобы они могли записать его в число участников.       Маленькое, но заметное…       Внезапная мысль осенила его, и Шин не мог понять, почему она изначально не пришла ему в голову. Не было острой необходимости делать тоже самое, что делала Лана, как и не было необходимости придумывать и создавать что-то, исходя из его незначительных успехов в освоении стихии. В сущности, не было необходимости даже задумывать над этими успехами. Ведь он нуждался лишь в чем-то незаметном. Чем-то, что он точно мог сделать. Маленьком и незначительном, что покажется большим и существенным.       Видимости. Том, что будет выглядеть так, как нужно, но не будет на самом деле существовать в реальности.       В чем он как раз мог назвать себя специалистом.