Учиха Изуна: Хроники Лунной Химе

      Я долго обдумывала это, прежде чем прийти к единому решению. С одной стороны, проворачивать что-то втайне от соклановцев может быть просто опасно (как для меня вообще, так и для отношений с ними), но с другой, хоть просьбы прийти в одиночестве и не было, она обычно подразумевалась. В конечном итоге, компромисс был посередине. Я не стала скрывать от своих телохранителей, что иду куда-то, но категорически запретила им идти со мной. Заставить их остаться было куда сложнее, чем хотелось бы, но — офигеть — у меня получилось.       Ерзаю. Сидения здесь, вроде, удобные, даже не твердые, но я не могу усидеть на месте. То ли нервничаю, то ли терпения не хватает, то ли реально что-то с сидушками не так. Во всяком случае, к моменту, когда на входе появилась Има, я едва успела принять достойный вид. Лицо закаменело.       Има… Ухх, Има. Има была, наверное, первой моей подругой. Мы с ней познакомились буквально после смерти моей матери и я даже чуть к ней не переехала (в первые же пять минут знакомства, да). Говоря откровенно, все и началось-то с моих попыток найти новый дом, ибо я тогда не верила никому… Ну да ладно. Долгой наша с Имой дружба, увы, не была. Сначала мы играли практически каждый день, перманентно тусовались друг у друга, вместе шалили. Но Има уже тогда готовилась стать шиноби, и вскоре у нее начались практически ежедневные тренировки, после которых у нее не было сил и желания играть со мной. У нее началась другая жизнь, в которую я, «не-шиноби», не вписывалась. Когда через несколько лет я наконец начала тренироваться тоже, Има уже куда-то уехала. Мне тогда сказали «к учителям», но к тому моменту я уже не интересовалась подробностями. Вот так, никакой трагичности, плавный разрыв отношений… И отчего ж сейчас так горло стискивает?       Мне было обидно. В детстве (да и сейчас, к слову, тоже, но сейчас все не так заметно) камнем преткновения в моих отношениях с другими детьми было Предназначение. Им всем было суждено стать шиноби, потому что, знаете ли, клановым детям обычно выбора не дается. А мне одной полагалось стать химе. Между химе и ниндзя, как правило, бездна непонимания, это абсолютно разные круги. Но при этом подружиться с гражданскими, которые гораздо чаще выбирали себе мирное ремесло и темой разговоров с которыми были не только тренировки и техники, тоже было непросто. Потому что я, пусть и не шиноби, но клановая, а они всего лишь гражданские, и снова — бездна непонимания. О-о-о, в детстве меня из-за этого бесили просто все. Я пыталась со всеми дружить, но я постоянно чувствовала себя лишней в компаниях, которые сама же и собирала.       Все это, впрочем, уже не имело совершенно никакого значения. — Ты… вы одна, — Има казалась удивленной, и я ее понимаю. Сама в шоке, что выиграла этот спор. Атмосфера казалась неловкой, но как будто только мне. Лицо Имы оставалось бесстрастным, и это было тем заметнее, что, когда мы виделись последний раз в Конохе, она выражала эмоции куда ярче. — Мне показалось, лишние уши нам не нужны, — отвечаю неловко. Конечно, я пытаюсь быть невозмутимой тоже, но… Никак не могу определиться. Мы вроде друзьями были, однако то было давно, а теперь я об Име ничего не знаю. Тогда как она, возможно, знает обо мне больше, чем я хотела бы, ведь именно она… а, стоп. — Ты следила за мной для Нивако?!       Будь передо мной незнакомка, я бы пришла к этому окольными путями, но это была Има и потому я спросила прямо. Возможно… даже слишком прямо. — Что? — Има выглядела искренне удивленной. А. Ой. — Когда мы последний раз встречались с Нивако Сойши, он слишком много обо мне знал, тогда как я видела его впервые. Ты работаешь на него, так что я подумала, что это ты добывала для него информацию обо мне, — излагаю уже более спокойно, но настойчиво и с давлением. Предполагать, что моя бывшая подруга шпионит за мной для неприятного мне человека, было… отвратительно. — Это так?       Скрыв иллюзией наш столик от чужих глаз, я позволяю себе угрожать шаринганом. Додзюцу сверкает в глазах, и я не думаю, что это неуместно в свете ситуации. Однако Има кажется… — Нет, — услышав ответ, я не трачу время на его проверку и просто деактивирую додзюцу, собираясь слушать объяснения. — Я не работаю… на Сойши. Однако я знала, что он копает под вас и как раз об этом хотела вас предупредить.       Не работает… на Сойши? Помимо того, как шкрябало обращение по имени, заминка звучала подозрительно. — Хорошо. Я уже догадалась, но спасибо, — на Сойши она не работает, но… — А на кого ты работаешь? И я хочу знать подробнее о шпионе и желательно о целях Нивако.       Рядом с Сойши Има излучала ауру превосходства. Это буквально ощущалось в воздухе, когда они стояли рядом, и я начинала ловить подозрения насчет их отношений. Но сейчас все выглядело и ощущалось так, словно Има моя подчиненная и это всегда было так. Я задаю вопросы в тоне, каком хочу, а Има отвечает покорно. Разговор только начался, но я уже поняла, что так все будет до конца. И, учитывая, что я-то шла к подруге детства, такое поведение меня смущало. Но не сильно. Слишком серьезные дела творились вокруг меня. — Я работаю только на клан, — вздернула нос Има, и это была вторая яркая реакция от нее. Первой было удивление от моего одиночества. Но вся эта горделивость, присущая Учиха, вскоре сползла с ее лица, и то вновь стало хладнокровным. Сухой тон, словно для доклада. — Две недели назад Сойши приказал своему человеку разузнать о вас. Достаточно поверхностно: день прибытия, комната, характер. Кем был шпион и как ему удалось получить эту информацию, я пока не знаю. Но его личность скоро станет известна. Касательно методов… Предполагаю, шпион проник в Коноху либо живет в ней и сливает информацию на сторону.       День прибытия. Комната. Характер. Я едва сдержала судорожный вздох. Оказывается, когда за тобой следят, это реально жутко. А главное, я даже не знаю причин и мотивов. Зачем? Для чего? Какая выгода? Химе — высокий пост в клане, да, но как меня планировали использовать? — Для чего Сойш... кхм, Нивако такая информация обо мне? — не хочу называть его по имени. Тошно. Все так хорошо складывалось, я выполнила задание Кагами, подарила принцу подарок и даже чуть-чуть — слегка-слегка — подняла свой авторитет перед соклановцами. Получила прозвище, купила материалов себе на рукоделие. Все было бы идеально! Если бы не этот тип со своими интригами. Я знаю, что мне положено, но участвовать в закулисных играх, как и вообще разбираться в них, нет никакого желания! — И стоит ли мне его опасаться?       Последний вопрос прозвучал как-то… жалко. Словно ребенок спрашивает у взрослого о том, в чем сам не может разобраться. Глупое ощущение. Я уже достаточно взрослая, чтобы самой копаться в этом дерьме. Но…       Има фыркает. Затем кашляет. Изо всех сил давит улыбку. Так… И что я такого сказала? — Опасаться? — фыркнула она со смешком, что было очень контрастно по сравнению с прошлым ее поведением. — Нет. Сойши слаб и подконтролен. Пока клан не прикажет, я не позволю ему сделать глупостей. Но у него есть неприятные увлечения, и вам стоит знать, о чем он думает, когда общается с вами. — Что?..       Что?! В смысле «слаб и подконтролен»?! Какие еще «неприятные увлечения»?! И о чем он думает, когда общается со мной?! — Изуна-химе, как-то существенно Сойши вам навредить не сможет, — начала раскладывать Има, — против клана или дайме он также никаких планов не строит. Но этот мужчина падок на красоту, и он достаточно искусен в том, чтобы загонять молодых девушек в капкан. В этот раз он покусился на то, что ему не по зубам. Думаю, у него и без моего предупреждения ничего бы не вышло. Обычно Сойши шантажирует чем-то девиц, однако они не обучены противостоять этому, в отличие от вас. К тому же, их окружение замечает меньше. Но даже если вас ему не получить, не думаю, что такой контакт будет вам приятен.       Витиеватые фразы впивались мне прямо в мозг. Я медленно раскладывала все по полочкам. Нивако ни черта не коварный интриган, он просто жалкий человек, с низменными желаниями. Любит шантажировать девочек из разных слоев общества, чтобы… что? Даже в мыслях это озвучивать слишком мерзко. И в этот раз ему приглянулась химе Учиха. И даже со стороны Имы отношение к его деятельности кажется снисходительным, и никто не собирается что-то с этим делать. От этого всего вновь делалось тошно. Почему подобное постоянно происходит? Почему теперь так часто? Или я просто не замечала ничего?.. — То есть, он хотел как-то шантажировать меня, чтобы со мной… — эм… эм, ну я даже произнести это не могу! В голове не укладывается и не представляется! О подобных вещах и думать-то я могу только тогда, когда это ни меня, ни окружающих меня людей не касается! Впрочем, Има и так все поняла. — Ты имеешь на него какое-то влияние? Кем он тебя считает?       Не торопясь, Има налила из маленького чайника, стоявшего на нашем столике с момента моего прихода (я не заказывала, просто подарок от заведения), светло-зеленую жидкость. Чай. Еще теплый. У меня тоже есть чашка с ним, почти полная. Зачем я его налила — загадка. Видимо, чтобы не так неловко было ждать. За все время глоток сделала всего один. Наверное, стоит глотнуть еще, а то в горле как-то сухо. — Да, чтобы «закрутить» с вами роман, — спокойно ответила Има, и от ее спокойствия стало еще противнее. Да, у большинства людей это не вызывает такой реакции. Если девочка маленькая, конечно, будут осуждать. Но по мнению окружающих я уже взрослая, через полгода по меркам клана хоть замуж выходи. А где-то и вовсе возрастных ограничений нет, все определяется лишь границами морали, которые достаточно размыты. — Клан послал меня шпионить за ним и контролировать его. Ведь Сойши — воспитатель принца. Пусть младшего, но это достаточно влиятельная должность, и в будущем все может повернуться очень выгодно для клана. Я с ним уже год.       Из-за этих разговоров меня грызут странные подозрения. Но ведь такого не может быть. Клан бы не послал кого-то вроде Имы заниматься шпионажем так. Просто шпионить — пожалуйста. С чего я вообще вдруг думаю, что она какие-то особые методы в этом использует? Чтобы получить информацию, достаточно ведь просто… дружить, да? Дружба может существовать между абсолютно разными людьми. Например, пятнадцатилетней девушкой и сорокалетним мужчиной. Верно?       Верно. Но не в этой истории. — В каком смысле «с ним»? Вы друзья? Вы работаете вместе?.. — спрашивала я, прекрасно понимая, что мои предположения звучат глупо. Просто глупо. Даже для меня, выросшей в некоторой изоляции от подобных тем, все было очевидно. Има же вообще не видела в этом ничего необычного. Она ведь… была шиноби. — Друзья? — девушка подняла брови и, не выдержав, улыбнулась. Не удержала смешок. Внутри у меня свербило неприятное чувство. — Изуна-химе, у вас слегка наивные представления о работе куноичи. Я его любовница.       О да, я была единственной, кому происходящее казалось странным, невероятным, недостойным существования. Но сама Има давно уже не видела в этом чего-то ужасного. Когда она уходила, мне сказали, что она уходит «к другим учителям». Но, если так подумать, то медовые куноичи единственные, кто группами обучаются за пределами Конохи. А я не поняла тогда, не хотела понимать после и только сейчас мучительно все осознаю.

***

      Разговор с Имой в конечном итоге приобрел дружескую атмосферу, но я просто не смогла выдерживать это долго. Мы разошлись, и хотя она обещала прислать весточку в случае, если Нивако решит копать под меня дальше (для своих… целей), я уже тогда осознавала, что не хочу ее получать. И не в Нивако дело. Мне было просто тошно от своего окружения, от мира, в котором я живу. Даже мысли о грядущей славе, будущей похвале от Кагами и признании от соклановцев, не радовали больше.       Этот мир отвратителен. Несправедлив. И от собственной неспособности что-то с этим сделать слезы подступают к глазам. Я бы устроила истерику с криками о том, как это мерзко, если бы это могло что-то изменить хотя бы для Имы. Я бы боролась за это столько, сколько нужно, если бы она сама хотела что-то с этим сделать. Но она привыкла к этому, не видит в этом постыдного. Меня успокаивала мысль о том, что, став Главой, я смогу все изменить, больше никто (хотя бы из клана) не будет заниматься подобным, ни со стороны девочки-медовой куноичи, ни со стороны подобных Сойши. Но не так уж это утешало, потому что я понимала: это будет не скоро. И Има увязла в этом уже сейчас.       Расстраивало меня не только существование подобной отрасли шпионажа, но и отношение общества к этому в целом. В конце концов, Има меня только добила. А первые рвотные позывы у меня вызвал тот тип. Тот, который сбежал, потому что я его не добила, который наговорил мне столько пошлостей, обещал мне будущее, в котором не хотелось бы жить. Со мной, конечно, ничего не произошло. Ничего не случилось в плену, потому что я была сильнее, в медовые куноичи пошла Има, а не я. Но… Но!..       Постепенно бессилие переходило в слепую злость. Я просто ненавидела всех, подобных Сойши или тому шиноби! Но до Сойши добраться было нельзя, ведь он пешка в руках моего клана. Не мне сейчас разбрасываться фигурами, когда я сама… фигура. Охранник мой со времен плена сбежал, и я ничего не могу с этим сделать. Однако он говорил не о том, что сделает он. Он говорил от лица всех, и его товарищи это одобряли. Изначально меня вообще похищали «для босса». И раз уж вышло так, что я героиня, а он — в тюрьме…       Навязчивая идея была дурацкой со стороны последствий, но я не смогла от нее отказаться.       Иду к Нара. Я это представляла еще в плену, но во время боя так и не вышло… Что ж, пора наверстать. Мне как раз пора размять ножки.

***

— Здрасьте, — харизматично ухмыльнулась я. Глаза стражника тут же округлились, как, впрочем, и его рот. То есть, на самом деле я, конечно, сказала «здравствуйте», но интонации были именно как от «здрасьте». — Э-э-э… — протянул он, затупив. А потом вспомнил, как я посещала их ранее, и наконец принял достойный вид. — Здравствуйте, Учиха-химе! С какой… целью вы к нам?       То ли работа во дворце не гарантирует умения общаться со знатью, то ли стражник был так ошеломлен моей аурой, но я его вводила в растерянность. Впрочем, кого бы это смущало. — Я хочу посетить темницу. Негодяев, напавших на младшего принца, — четко заявила я, без малейшей тени сомнений. Уверенность — наше все. Нельзя или можно, человека всегда можно проломить. В прошлый раз я, конечно, настаивала, но не в полную силу. Тогда моя мотивация заключалась в праздном интересе, так что давить до конца резона не было. Но теперь… Теперь у меня появилась Миссия! И чем эта выходка в итоге не обернулась, уверена, ничего серьезного мне не будет. За результат миссии с дайме меня вообще еще год на руках носить должны (и носили бы, если бы только я позволила).       Стражник, разумеется, сопротивлялся. Он говорил мне что-то вроде: — Нам не велено кого-либо пускать.       Но мой аргумент был сродни козырному тузу: — Это ведь я поймала их.       Условно говоря, я их не поймала, а только побила так, что их любой гражданский скрутить бы смог. Но не придираться же к словам человека, который в одиночку решил вопрос с похищением царской персоны. Так что в итоге…       Нара, хоть прошло всего ничего, а его даже успели переодеть, выглядел так, словно в этой темнице провел последние лет десять. Волосы грязные, глаза потухшие… А, не, смотрит достаточно живо. Стоило лязгнуть решеткам, как Нара тут же поднял голову. А когда он увидел меня, на лицо даже наползла какая-то ухмылочка. Ну-ну, обрадовался, извращенец?       Зря радуешься.       Я ухмыльнулась тоже, но в отличие от заключенного вполне определенно — с угрозой. Тот, кто заковывал Нара в цепи, явно был на моей стороне. Лежать гаду никто не позволил, приковали стоя, руки-ноги — все к стене. В целом, неудивительно, что в таких условиях он выглядит вымотанным — в такой позе долго не поспишь. Мне всегда было легко жалеть тех, кто, возможно, этого не заслуживает… Но в этот раз я не чувствовала ни жалости, ни сожаления. В конце концов, мне и принцу он тоже был намерен доставить неудобства, и что ключевое — мне особенно. Когда страдания причиняют другим, простить злодея гораздо проще, однако если дело касается тебя-родимого… Своя рубашка ближе к телу. — Мне тебя даже не жаль, — проговорила я ласково. И только сейчас в глазах Нара мелькнуло понимание глубины всей задницы, в которую он встрял. Я все-таки не дура, так что ужасы, которые он мог себе придумать, останутся лишь в его голове (пока здесь я, по крайней мере), однако… будет неприятно, да. И я, разумеется, нагоню немного атмосферы. — Пришла злорадствовать, значит? — м-м-м, ну нет. Просто злорадствовать для меня слишком мелко. Так я подумала, и ровно это же озвучила ему со зловещим видом. Я постаралась выразить на своем лице всю жестокость мира и, судя по тому, как всякое ехидство исчезло с лица пленника, хотя бы половина ее да поместилась. — Я долго думала об этом, — продолжаю во все том же слащаво-токсичном тоне, накручивая прядку на палец. В роль злодейки я вжилась, что уж тут скажешь. Она мне внезапно… а хотя вообще-то даже и не внезапно понравилась. Такие спектакли я устраиваю редко, но метко, и каждый раз на душеньке становится тепло. — Но так и не смогла смириться с тем, что не закончила начатое. Наш, ха-ха, бой вышел таки-и-им коротким. Я даже размяться не успела, когда нас прервали, так что… Может закончим начатое?       Я ухмылялась драматично, смеялась, как королева зла. Отросшие за последние дни ногти удачно подчеркивали мой образ. Стражник, пришедший со мной, явно понимал (как и всякий, кто увидел бы эту сцену), что сейчас меня следует оттащить от пленного, но… В конечном итоге, все присутствующие от моих слов и ауры чуть ли не тряслись. В конечном итоге, полагаю, стражник решил, что себя ему жальче, а Нара будет его живым щитом… Он в любом случае стоял за пределами камеры и лишь мелко дрожал на отдалении. И, наверное, это делало ситуацию для Нара еще страшнее.       Тебя никто не спасет.       От меня все ждали каких-либо зверств. Я и не подавала себя как-то иначе: либо превратить последние часы жизни в Ад, либо никак. Нара вообще, судя по виду, готовился откусить себе язык, лишь бы не мучиться. Но…       Но в конечном итоге все что-то забыли, что за подобные выходки я сама люлей получу. Я тут так, душу слегка отвести. А душе моей многого для счастья не надо, так что…       Резво подскочив к пленнику на расстояние удара и задрав юбки, чтобы не мешали, я с секунду посверлила его взглядом. А потом быстро и без прелюдий пнула его между ног. И развернулась. И ушла. Душа стала спокойна.

***

      Или нет?       Я вздохнула. Окинула взглядом полупустой лист. Вздохнула снова. Пририсовала еще один грустный смайлик, и вздохнула еще раз. Что тут еще оставалось, кроме как вздыхать?       Это было письмо. Письмо важное, даже отчетное. Но не для Кагами, а для деда. Может, ответных писем Мадара особо и не писал, однако мои читал вдумчиво и обязательно припоминал их содержание при личной встрече. Я не чувствовала, что пишу в пустоту, и в этом-то и была проблема. Часть про дорогу и про похищение принца с последующим спасением, с моей радостью на этот счет, уже была написана. Радость вышла не такая натуральная, как хотелось бы: писать приходилось постфактум, потому что только сейчас я абсолютно одна, а настроение теперь было отнюдь не радостным.       Я думала. У меня никогда не было проблем с жалобами. Что-то случилось, так почему бы не написать? Собственно, деду было проще жаловаться, чем хвалиться, ведь если жалобы он просто воспринимал… с юмором, то вот мои достижения таковыми в его глазах часто не являлись. В этот раз все иначе (наверное), но тем не менее. Я всегда писала деду с мыслью, что он-то меня понимает (как бы нет, но такое чувство было каждый раз). Вот только… Причина моего сомнения была странная. В смысле, обычно о таких вещах и не думаешь, ведь дед — он и на Марсе дед, а Мадара — он и букашкой Мадара. Его имя уже само по себе ярлык. А теперь я сомневалась, что он поймет, ведь он же… тоже мужчина?       Да, это было проблемой. Дед не всегда был со мной согласен (даже скорее всегда не). Он даже не всегда понимал какие-то очевидные для меня вещи, особенно если те касались вопросов морали. Меня это задевало, но в конце концов, я никогда не выпускала из головы мысль, что он — Учиха Мадара. Безжалостный, кровожадный и «тэдэ» и «тэпэ». Это казалось частью его самого и потому легко прощалось. Однако теперь нарисовался вопрос, несогласие в котором не шло в комплекте «недостатки Мадары». И мне казалось, что подтверждения своим опасениям я не переживу.       Страшно было писать. Некомфортно. Вот только… «но» уже написано.

…И мне казалось, я еще неделю буду плясать от радости. Ну это же круто, да?!.. Но…

      Но. Поздно останавливаться. Закусив губу и чуть ли не зажмурясь, я продолжаю письмо. Главное, начать.

…Но… Знаешь, случилось еще кое-что. В промежутках и после того, что я описывала. Я упомянула, что встретила воспитателя принца, пока гуляла, и что это воодушевило меня, потому что похоже на «знак судьбы». С этим воспитателем (его зовут Нивако Сойши) мы прогулялись почти до самой моей комнаты. Он сам навязался, а я не смогла толком ему отказать, потому что… Ну, я не буду говорить тебе не смеяться, потому что ты все равно будешь ржать. В общем, мы с Кенджи как-то обсуждали, почему клан вдруг проявил интерес к младшему принцу, и в итоге Кенджи предположил (а я согласилась, потому что звучало убедительно), что с этим может быть связан Нивако Сойши, его новый воспитатель. Так что я решила, что он партнер клана и поэтому мне нужно наладить с ним отношения.

Пока не подумал ты, скажу я: да, я идиотка.

Общаться с ним было неприятно. По шкале от 1 до 10 — все минус бесконечность. Вдобавок, он вел себя странно, и… сам вел меня к комнате, хотя я ничего ему не говорила. А еще он явно меня узнал, чего за жителями столицы обычно не водится. Он был странный, и я подумала, что он хочет использовать меня в каких-то политических играх, в чем-то серьезном и крутом. Но, разумеется, все оказалось не так! Все оказалось просто отвратительно. Я ему понравилась. Ему вообще девочки моего возраста нравятся, как выяснилось. И все его странное поведение, слежка (а он за мной следил) объяснялись тем, что он хотел меня шантажировать, как и других до меня. Отвратительно. Отвратительно. Отвратительно! Чувствую себя униженной. Почему ко мне не лезут странные типы с деловыми предложениями? Почему только такие уроды? С чего они вообще берут, что имеют право ко мне лезть?! Мне же тринадцать лет! А этим под сорок, а то и больше! Но это все самая «приятная» из историй, испортивших мне настроение. Знаешь, дед, от кого я узнала об этом всем? У меня когда-то была подруга, а потом она ушла из Конохи куда-то учиться. Она стала медовой куноичи. Представляешь? Она только на два года меня старше, она хотела стать шиноби и даже, насколько я помню, не очень-то хотела уходить. Это клан приставил ее к Нивако. Аж год назад. Четырнадцатилетнюю девочку приставили к этому педофилу. Они ведь вовсе не дружат. Има сказала, что она его любовница. Отвратительно. Я не могу перестать об этом думать, и мне так противно. Я знаю, что такое бывает, и все ведь знают, как это ужасно! Я не интересовалась, мне просто не очень хотелось такое знать, но теперь я знаю. Наш клан тоже занимается таким? Я его за это ненавижу. В медовые куноичи обычно идут те, у кого мало способностей, так? Мне такое не грозит. И со мной ничего не случилось, когда я общалась с тем педофилом-Нивако. И даже… А, это ведь еще не все. Когда мы с младшим принцем были в плену, ну, ты знаешь, что мне там ничего не грозило. В общем, пока я ждала «спасения», чтобы устроить драку, мне пришлось больше часа там сидеть. Я нередко попадаю в плен, должность такая, и мне всегда говорят что-нибудь жуткое. Обращаются плохо, все дела. Но в этот раз… Там был чувак, который наговорил мне много того, что меня задело. Он сказал…

      Я вздохнула. Дурная идея все еще не отпускала. Мадара… Не то чтобы он вообще способен пропустить мимо глаз хоть одну мою манипуляцию. Все он замечает. Я так думаю, хотя он, разумеется, старается не палиться. Однако дед все равно часто на них ведется, потому что… видимо, потому что «почему бы нет». Несложно поддаться легкой манипуляции вроде слезящихся глаз или просящей моськи. Но манипуляция, из-за которой придется недели по стране носиться в поисках человека, который просто гадость какую-то сказал(вполне привычную для шиноби, даже почти не порицаемую… буэ), еще и не тебе, — это уже другое. Я знаю, что едва ли он согласится. И, как уже говорила, дед содержание писем при личной встрече всегда припоминал, а такое он явно будет обсуждать долго и со вкусом. Просто…       Просто никуда не девалась та мысль: «чтобы на такое пойти, нужно ну очень меня любить». Любить очень, да? Дед ни разу не говорил мне чего-то подобного, но как-то сомневаться в его чувствах ко мне не приходилось. Он достаточно наглядно демонстрировал, как мне благоволит. Проблема в том, что все-таки словесных подтверждений нет, и я чувствую потребность в том, чтобы постоянно вылавливать «признания действиями». Мне нужны доказательства. Я не знаю, насколько ему дорога. Настолько, чтобы конфетами меня кормить и тренировать или настолько, чтобы вдобавок наказать того, кто меня оскорбил, даже если ради этого придется напрячься?       А еще… Помимо высоких чувств, было чувство унижения. Человек, заставивший меня чувствовать себя так сейчас, заставивший сжиматься от стыда и страха тогда, сбежал? Не получит наказания? Я просто не верила, что его найдут, что он получит свое. Просто не верила и просто мечтала, чтобы кто-то отомстил за меня. Это было незакрытым гештальтом.       Когда дело касалось вещей, последствия в которых были страшны и критичны, я, конечно, сомневалась долго. Но ничего, что касалось деда, я не боялась. Ни капли.

…Он сказал, что нагнет меня и меня будут «ебать» все те, кто там был. Что хотя меня похитили для их босса, когда он меня «трахнет», он обязательно даст «отыметь» меня и всем желающим. Что желающих будет много и что они даже возьмут меня с собой, чтобы продолжать это до тех пор, пока я не сдохну, захлебнувшись их…

— Кхм... — написав такое, я сама смутилась. Собственно, «манипуляция» крылась в том, что всех этих слов я практически не знала. Мне с трудом было понятно их значение, хотя я догадывалась, и уж тем более я не могла написать их иначе, чем слоговой азбукой. А какое впечатление произведет «детская», слоговая азбука посреди письма, забитого «взрослыми» иероглифами? Мадару триггерило даже когда я просто материться начинала, а учитывая, что все эти слова даже не я применила, а кто-то другой в мой адрес… Эх, если бы этот ублюдок был в шаговой доступности, я бы ни секунды не сомневалась, что его кишки скоро будут болтаться на каком-нибудь столбе. Но за ним придется бегать, а то выуживать из столицы перед этим, потому что дед в нее не суется.       Оценив взглядом написанное, я ощутила, как поднимается настроение. Шедевр. Написав логическое продолжение и еще полтора абзаца с цитатами «выражений» того урода (от воспоминаний о его голосе, произносящем это, становилось тошно), заканчиваю лаконичным и красочным:

Он еще много похожего говорил, только я всего не помню. И, конечно, ничего из этого не произошло (наверное… я только разделась перед тем, как драться, не знаю, может там было слово, означающее это). Но я все время это вспоминаю и чувствую себя… грязной. Мне повезло, что я смогла дать отпор. Но что, если бы нет?

Что, если бы все это стало правдой?

      Последняя точка. Со всем старанием я заполнила свободные места и оставшуюся часть листа грустными смайликами — чиби-версиями меня. Я всегда их рисовала, может, поэтому дед мои письма и не сжигал, а постоянно таскал с собой. Если бы он мне такое слал, я бы их под подушкой держала, чтобы в любое время можно было достать и поржать. Выражения лица я срисовывала с неповторимого оригинала — с зеркала, так что результат вышел… Веселиться, впрочем, не было настроения. Письмо вышло хорошее, но… Как дед на все это отреагирует? Так, как я хочу? Или так, как отреагировали мои соклановцы, когда я им обо всем рассказала? Кроме Айювы, никто даже слова не сказал о том, что это неправильно. Оно и немудрено, да? Айюва всегда была прогрессивной, можно сказать, феминистка, а остальной клан скорее консервативен и до мозга костей патриархален. Они готовы уничтожить самих себя ради призрачного будущего, в котором они выше всех. Уничтожить даже детей, физически… и морально. Я только больше креплюсь желанием все изменить, только больше пропитываюсь решимостью, но… Разочарование оставляет горечь на языке.       Я разочаровалась в своем клане. И как с этим жить?