Учиха Изуна: Хроники Лунной Химе

      Побег, иначе и не скажешь, запомнился мне смутно: бесконечная суета, стремление провалиться сквозь землю без владения дотоном, сбивчивые объяснения перед Коу-сан. Старейшина (как выяснилось в процессе, титул этот у нее таки был) вроде как поняла меня и даже почти простила, но я не была уверена. В любом случае, уже буквально через пять минут я оказалась на другом конце убежища и едва заставляла себя не бежать. Бесполезно. Шаг все равно то и дело срывался на бег. Как же стыдно… Надеюсь, хоть до Кагами этот случай не дойдет.       Вспоминается все та же клановая гордость. Так, ладно, исправлюсь: надеюсь, это дойдет только до него, а старейшины, которым делать будто нечего, кроме как поучать молодежь, и особенно Танако-ба-сама об этом не узнают. Последнюю мои оправдания такому поведению точно не впечатлят.       Я больше никогда в жизни не хочу с ней встречаться, — думаю, стыдливо опуская голову, словно кто-то мог увидеть, как сильно покраснело мое лицо от воспоминаний. Коу-сан (теперь только так и никак иначе ее звать не буду), конечно, действительно была не особо тактична, когда лезла со столь личными вопросами, но мое «Ша-а-авка» ничто не переплюнет. Можно гордиться тем, насколько чистым вышло высокомерие и как хорошо чувствовалось презрение в моем тоне, но нет, было только очень-очень стыдно и неловко. Ну, то есть, да, назвать старейшину шавкой — это только я так могу.       Мысли о случившемся разрывали мою голову без конца и края. Смешались там и паника от возможной повторной встречи, и стыд за прошлую, и даже надежда на понимание моих мотивов. За всем этим я как-то забыла, из-за чего так нервничала до того, как прийти в купальню в настолько взрывоопасном состоянии. И чуть ноющие под слоем целебной мази разбитые костяшки мне об изначальной причине моих тревог не напомнили, и я вспомнила о ней лишь тогда, когда, зайдя в апартаменты Умэ-сан с желанием лишь упасть на кровать, укрыться с головой одеялом и никогда-никогда из-под него не вылезать, наткнулась на весьма прелестную картину.       В расслабленном состоянии Кайо вообще можно было застать редко: ну не умел человек ослаблять бдительность, слишком хорошо научила его жизнь важности быть готовым ко всему и вся. Собственно, я и сейчас не могла назвать его расслабленным, потому что стоило мне зайти, как парень, мирно лежащий на своей кровати (внутренняя планировка убежищ — это вообще отдельный разговор, но если коротко: да, спальные места находились на кухне, в прихожей, спальне, так что полюбоваться спящими соклановцами можно было прямо с порога), тут же принял сидячее положение. Он, очевидно, собирался мне что-то сказать, может быть, поприветствовать…       Но, в конечном итоге, при виде меня Кайо, кажется, просто парализовало от удивления. Прекрасное лицо: глаза в кои-то веки не прищурены в подозрении всего и вся, а вполне себе живо сверкают; рот приоткрыт в немом вопросе, а не сжат в напряженную линию. Я могла бы порадоваться за командира, подумать, что стоит такое вытворять почаще, но ситуация была не той. А вид, в котором я к нему пришла, действительно мог вызвать вопросы. — Изуна-химе… — Кайо смотрел на меня, как мне казалось, даже с какой-то опаской. После того, как мы расстались, ему вообще следовало ожидать от меня чего угодно. Ну, а в первую очередь — очень серьезного разговора, который я ему пообещала, тщательного разбора полетов, обвинения в государственной измене и всего такого. Мой цветущий вид во «все такое» не вписывался никоим образом. — Ты тут ни при чем, — выдаю поспешно, пока он не надумал себе чего. Со всей этой историей с Коу-сан вышел крайне странный итог: собралась я, конечно, как на прием какой-то. Без традиционной одежды, в одном лишь простеньком белом платье, зато пахну как!.. А у шиноби нюх хороший, и расстояния здесь в помещениях небольшие.       К счастью, мои заверения оказали достаточный эффект, чтобы Кайо вроде как успокоился. И теперь у нас оставалась лишь одна причина для беспокойства. Кио… Тот разговор… Что это вообще, блин, было?! — Ну давай, — вздыхаю, нагло укладываясь на его кровать. Пять минут в пещерах достаточно, чтобы замерзнуть, а здесь и место нагрето. Я тянусь, верчусь, ищу удобное положение. И старательно тяну время, зная, что пока я не успокоюсь, он ничего говорить не будет. Но вот, наконец, положение выбрано: я лежу на боку, смотрю на него повелительно-нагло, но на деле… На деле я сильно беспокоюсь. Он должен ответить мне верно, должен оказаться невиновен, должен!.. Но я все равно боюсь. Только показывать этого не буду. Ни за что. Голос тянется вальяжно, важно, так, словно речь идет о какой-то мелочи: — Давай, рассказывай. Постарайся меня убедить.       Это будет совсем несложно. Потому что я сама хочу верить в лучшее.       Кайо молчит. Я тихо скриплю зубами. — Начнем с простого, — шиплю в раздражении и, схватив соклановца за плечо, дергаю на себя. Пусть тоже лежит, нечего над начальством в такой ситуации возвышаться. Когда парень послушно ложится рядом, меня обдает теплом. Тепло успокаивает, расслабляет, клонит в сон. Но я гоню все эти чувства прочь. Рано. — Ты в сговоре с Кио?       Шаринган рушит и без того не слишком уютную атмосферу, однако без него поверить будет сложно. По правде, Кайо может уметь лгать и под ним, это трудно, но вовсе не невозможно, как считают многие. Пожалуй, я на это закрою глаза. Хочу верить. В то, что старейшина просто неясно выразился, в то, что Кайо сам не понимает, почему он к нему пристал, в то, что ком в горле стоит, потому что я перегрелась в воде, а не из-за допускаемой мною возможности положительного ответа. «Да» внезапно стало самым страшным словом, «нет» — самым желанным. — Нет, — а Кайо, конечно же, неплохо умел читать мои желания, когда это было сильнее всего нужно. В моих глазах, наверное, загорелось что-то, потому что в следующим миг парень повторил: — Нет, я не состою в сговоре с Кио-сама.       Улыбаться рано. Рано-рано-рано. Это я повторяла себе бесконечно, но все равно в груди потеплело и сердце пустилось вскачь. Еще рано, рано-рано-рано радоваться, но дышать стало легче, и жизнь уже не казалась такой ужасной. — О каких разговорах упоминал старейшина? — этот вопрос меня крайне тревожит. Если хорошее ко мне отношение — лишь результат приказа, то… значит, он по-прежнему меня ненавидит? И все эти два года в команде на самом деле ничего не значили, не изменили? Все дело в каком-то чертовом приказе?! — Почему важно, чтобы ты поддерживал со мной хорошие отношения?       Не хочу я думать, что вся эта забота и терпимость по отношению ко мне была лишь… ложью. Не хочу! И снова, видимо, что-то в моем виде паническое проскользнуло. Потому что Кайо смотрел на меня почти мягко, встревоженно, виновато. А вот не надо так смотреть, объясняться надо! — Раньше… до распределения команд, мы с Вами, Изуна-химе, не очень ладили, — осторожно начал Кайо. «Не очень» еще мягко сказано. Связь с заданными мною вопросами виделась пока слабо, но я, затаив дыхание и не отрывая от соклановца взгляда горящих алым глаз, слушала. — Не знаю, как дело обстояло с Вами, но мне с определенной периодичностью напоминали, что конфликтовать с химе клана недопустимо в моем положении. Когда до старейшин убежища Кита дошли вести о том, что Вас распределили в мою команду, Кио-сама провел со мной еще один разговор на тему поведения с наследником… наследницей клана.       Запинка в слове «наследница» блекла на фоне сделанного открытия. «С определенной периодичностью», «недопустимо», «в моем положении», какие-то еще разговоры!.. Со мной, конечно, дело обстояло схоже: мне часто говорили, что химе так себя не ведут, делали выговоры… Но какова мера наказания за непослушания для принцессы и обычного мальчишки? Я никогда об этом не задумывалась и оттого задуматься сейчас было еще страшнее. Наверное, мне стоит извиниться. Это ничего не изменит, но я чувствую себя виноватой… — Что касательно выгоды в этом старейшин, — продолжил Кайо спустя секунду, выдержав необходимую мне для осознания паузу, — так как я выходец Кита, то натянутые отношения со мной могли перекинуться на отношения со всем убежищем. — Это все, конечно, понятно, — медленно проговорила я, укладывая ответ в голове. Ну, звучит-то все логично, однако есть и неувязочка. — Но я прекрасно помню, как выразился старейшина Кио насчет нашей помолвки. И я кра-а-айне сомневаюсь, что он рассчитывал только на какое-нибудь увеличение обеспечения, связанное с особым расположением. Такие вещи решаются без привлечения к планам меня. — Верно, у старейшины Кио-сама есть свой интерес к нашему браку, — спокойно подтвердил Кайо. Его, то есть, вообще ничего не смущает, да? Я в любой момент могу все же решить причислить его к заговорщикам, и тогда клан к нему милостив не будет. Его это не пугает? Или это напускное? — Но я мало знаю о его планах. Он просто настойчиво просил не портить с Вами отношения.       И все?.. И это, черт побери, все?! Порыв истерически захохотать был задушен в зародыше, но нервная улыбка все равно просочилась сквозь маску. И, видно, сильно меня перекосило, потому что даже на вечно спокойном лице Кайо проявилось что-то вроде опасения. Верно-верно, бойся меня, потому что вся эта ситуация, вся эта нервотрепка на практически пустом месте случилась из-за тебя! — Знаешь, Кайо, — начинаю с опасными интонациями, — вот сколько мы мы тобой знакомы? Лет восемь уже. Два года работы в команде, да и раньше мы не то чтобы совсем редко пересекались. А я до сих пор с трудом понимаю, о чем ты думаешь. У меня давно возникало желание это сказать, но сейчас оно достигло апогея… Кайо, если можешь, будь добр изображать на своем лице что-то более эмоциональное, чем кирпич с замашками аристократа! Я чуть нервный срыв не словила! Я такого себе надумала, что ты даже не представляешь, я!.. А все, черт побери, лишь из-за того, что по твоему лицу абсолютно ничего нельзя понять!       Я повысила голос. Этого не было в моих планах (хотя и плана вообще, как такового, у меня не было). Да и высказывать это все я не собиралась, но… Но он уже реально задрал с этим! Если бы его рожа была хоть каплю выразительнее, я бы так не переживала!       Если Кайо и внял моим «советам», то эффект явно был не быстродействующим. Как была каменная физиономия с налетом чего-то, похожего на ненавязчивое почтение к собеседнику (что, впрочем, было лишь маской, так как хоть оно и соответствовало обычному поведению командира, все-таки было слишком искусственным), так и осталась. Яростно сверлю его прожигающим взглядом. Наверное, из позы лежа это выглядит не так впечатляюще, как хотелось бы, но, кажется, общая выразительность моего лица это компенсировала. Во всяком случае, в следующий миг лицо парня дрогнуло. И сложилось в виноватую моську.       Моську… — Извините, что заставил волноваться, но смею заверить, Изуна-химе, что… — начавший вежливую и фальшивую до скрипа зубов речь Кайо прервался на полуслове, заметив, как я на нее реагирую. Он надо мной издевается, что ли?! Нет, он, конечно, актер хоть куда, но я что, похожа на человека, который в это поверит? Может выглядит это и достоверно, однако даже при учете моей просьбы не скрывать так сильно эмоции, когда бы это Кайо стал корчить такие рожи? — Ты. Меня. Сейчас. Бесишь, — отчеканиваю, приближая скривившееся в подобающей тону гримасе лицо к лицу соклановца и параллельно на каждом слове тыкая пальцем в его грудь, словно отмечая так каждое свое слово. — Мне не нужны твои извинения!.. Ты, в конце концов, не виноват. Просто… я переживала.       Наверное, это и без того было очевидно. «Нервный срыв» все-таки не шибко со спокойствием ассоциируется, да и сцену я устроила что надо. Думаю, Кайо и так заметил мое беспокойство, а значит, дергаться из-за этого больше нет смысла, ведь я изначально не планировала его скрывать. Но голос отчего-то скатился в скомканное бурчание, а щеки окатило уже-давно-не-запаренным румянцем. — Это было заметно, — неожиданно выдал Кайо, отчего я едва не подавилась воздухом. Ч-чего?! — Информация о Ваших успехах в тайдзюцу разошлась по всему убежищу.       Сказать толком было нечего. Или было, но я так обомлела, что язык не шевелился. Информация. Об успехах. Ага… А я еще на Коноху гнала, мол, деревня до сплетен жадна. Нет, оно, конечно, понятно: на малых площадях да при учете всех родственных связей слухи расходятся быстрее, но е-мае!.. Тренировочную площадку я покинула дай бог полчаса, максимум, час назад, а об этом уже даже Кайо знает, хотя что-то я так и не заметила у него особого стремления общаться с родичами. — Манекены — клановая собственность, — ляпаю раньше, чем подумать. — Я тоже Учиха, значит, имею право ими пользоваться. Предъявлять счет было бы странно и совершенно нетактично при учете того, что я от Главы. А стену починить — вообще дело пяти минут, если тут хоть кто-нибудь умеет пользоваться дотоном! — Конечно, — когда Кайо хмыкает чуть насмешливо, я едва удерживаюсь от того, чтобы, как в столовой, вплотную приблизиться с воображаемой лупой на этот раз к его губам. Мне сейчас показалось, или он реально чуть не улыбнулся? Редкое зрелище… — Вам не предъявят счет. Просто дети, тренирующиеся неподалеку от Вас, очень впечатлились Вашими навыками.       Ха-ха, — изо рта вылетает легкий смешок. Уфф, а я-то уж растревожилась. Нет, манекены, тем более деревянные, несильно отразились бы на моем кошельке (он у меня оставался весьма пухленьким, даже несмотря на канувшую в Лету карьеру шиноби: спасибо деду, предкам и добросовестности Кагами), но было бы крайне неловко на первой же за долгое время дипломатической миссии к родственникам словить счет за материальный ущерб.       Дети… Господи, Кайо, да они младше тебя максимум на пару лет, а то и вовсе старше! Хотя у меня давно появилось ощущение, что на подобные условности ему плевать и даже нас с Гином и Акирой, несмотря на совсем небольшую разницу в возрасте, он воспринимает детьми малыми. С Хатаке еще могла быть какая-то вариативность, но со мной и Акирой — без шансов. Иногда от осознания этого факта становится прямо-таки обидно, но, должна признать, основания на это у него есть: вели мы себя порой как полнейшие придурки. Особенно на контрасте с ним или просто более спокойным, чем мы с Узумаки Гином. — Надеюсь их правда впечатлило тайдзюцу, а не… — неразборчиво бормочу себе под нос. Я же тогда не только чудеса физической силы показала, но и… Кхм, ругалась я, в общем. Абстрактно, не называя имен и даже цензурно, но для химе уже показатель. От Кайо прилетает выразительный взгляд, но так как обсуждать свои косяки мне не хочется, я резко перевожу тему, возвращаясь к началу разговора: — Погоди, я вообще-то с вопросами еще не закончила, так что хватит уходить от темы.       Вид соклановца тут же становится несколько натянутым, ощущаемый, естественно, почти на интуитивном уровне: настолько микроскопическими были изменения в мимике. Он что, правда пытался меня отвлечь?! Возмутительно. Впрочем, вполне в его духе: когда я нервная, терпеть меня становится в разы сложнее, так что проще действительно отойти от неприятной темы. Но черта с два! Мы еще не все прояснили! — Можешь заранее включать свои навыки красноречия, потому что объяснений я потребую долгих и развернутых, — фыркаю, убирая наконец застывшую на чужой груди руку и укладывая ее перед собой — равновесие держать сразу становится значительно проще. — Начну, так и быть, издалека… Ты создаешь впечатление человека ответственного, бла-бла-бла и все такое. Пока мы были в команде, я в этом только убедилась, потому что ты… ну, признаю, с душой подошел к статусу сенсея.       Щеки вновь розовеют, и я уже всерьез задумываюсь, сделать мне это их состояние постоянным, чтоб не выбивалось, или лучше наложить укрепленное хенге? Учиха не пристало так часто и сильно краснеть, да что там: среди Сенджу я таких людей не встречала, особенно среди своей ближайшей родни, а тут… просто я. — Словом, когда ты дал согласие на помолвку, пускай и ложную, я решила, что это из-за чувства ответственности, — больше скажу: я на это и рассчитывала, однако тогда это будет признанием моих манипуляций. Коварство может придать харизмы, но явно не в этом случае. — Нет, была еще теория, что тебе тоже бы неплохо спрятаться от внимания старых сводников, но на тебя, вроде, не так давят, так что я просто положилась на твое благородство. И так и не решилась спросить: а все-таки почему?.. — Вас это интересует, потому… — а вот теперь Кайо явно занервничал. Не похоже, что ему хочется говорить на эту тему, но оно и понятно. Душевные излияния — дело опасное, а тут еще вопрос такой деликатный, чувств касающийся. Мрачные и глубоко травмированные в душе Учиха очень боятся, когда кто-то лезет им в сердце, особенно те, кто пытается скрывать свои чувства. — Потому что из вашего с Кио разговора можно подумать, будто у тебя корыстные планы на нашу помолвку… или даже брак, — подтверждаю, хмурясь. Не, Кайо, конечно, бывает порой очарователен, но замуж за него я не пойду. И передо мной до сих пор стоит вопрос о поиске «настоящего» жениха. — Так что давай, выкладывай причины. Успокой меня.       Замираю, осознав, что мой тон звучит слишком властно и даже почти угрожающе. Мне нужно это контролировать… — Развернуто? — голос Кайо звучит обыденно спокойно, но в нем слышатся обреченные нотки. Наверное, сейчас нам обоим будет несколько неловко. Хотя это того стоит. Многозначительно приподнимаю бровь, аля «А ты как хотел? Конечно, развернуто». И парень начинает медленно, тщательно подбирая слова, рассказывать: — Хорошо, я объясню… Частично, мое согласие, как Вы и предполагали, было обусловлено ответственностью. После того, как вашу команду доверили мне…       То есть, он правда такой хороший? — звякнуло в голове, а потом я вспомнила оговорку с «частично». Значит, есть что-то еще. — Но даже если все это временно, обреченная помолвка — слишком большая проблема. Не думаю, что согласился бы на нее, будь дело только в долге учителя, — осторожный взгляд на темный проход, ведущий в единственную более-менее отделенную от остального комнату, из которой раздавалось тихое дыхание спящей Умэ-сан. Место, конечно, не лучшее для таких разговоров, но выбирать особенно не приходится. Хорошо, что она не проснулась от моих криков и что говорящего на грани шепота Кайо все равно слышно достаточно отчетливо. — По правде, о таких обязанностях сенсея по отношению к своей команде нигде не сказано.       Вообще да, не сказано, не написано и даже намеком не кинуто. Обязанности сенсея команды, на самом деле, не так велики: формально, он лишь инструктор и подстраховка для слабых еще шиноби. На практике, конечно, многие стараются дополнительно учить доверенных им генинов, проводят тренировки, дают техники (порой даже личные, что огромная удача). Но не привязанных эмоционально сухарей… ах, извиняюсь, «инструкторов» тоже хватает. Найти сенсея, не принявшего на себя статус Учителя, но научившего больше, чем паре распространенных техник, крайне проблематично, таких единицы. Кайо «единицей» оказался, возясь с нами так, как некоторые, наверное, с детьми родными не носятся (что опять-таки заставляет с нервным смехом вспоминать о том, что старше он нас всего-то на два года).       И даже так заключение с ученицами-учениками помолвок, пусть хоть сто раз фиктивных, ни в какие ворота не лезло. — Но мне… я… — Кайо запнулся раз, запнулся два, а я гадала, на какое же минное поле вступила. — Я испытывал особое сочувствие к Вашей проблеме, в связи с некоторыми обстоятельствами, и, так как помолвка не должна была привести к свадьбе… я согласился.       «Особое сочувствие», некоторые обстоятельства… мгм. — Ничего ж себе ты добросердечный, — выдаю ошарашено. Нет, серьезно, это ж как надо сочувствовать, чтобы взвалить на себя такой ком проблем? Быть женихом химе не так-то просто, даже если она сама тебя никуда не втягивает. Секунду стоит тишина, Кайо, очевидно, пытается осмыслить мое изречение, а я… Я просто думаю, что же могло довести его до такого сочувствия. — Что за обстоятельства?       О, черт, я опять говорю слишком… слишком! Это похоже на допрос, а ведь я человека на раскрытие чувств развожу! Эти месяцы в роли химе слишком на меня повлияли: мне уже сложно сдержать повелительный тон, хотя для него совсем не время. В горле встает ком. — Это связано с моей матерью… — медленно, но скорее отстраненно, нежели сосредоточено, словно пытаясь абстрагироваться от эмоций, проговорил Кайо, и я отчего-то не слишком его словам удивлена. Причина в его маме? Так я изначально и предполагала еще тогда, когда впервые Умэ-сан встретила. — Отец был вторым ее мужем. Они любили друг друга еще с юности, но клан подобрал ей другую пару, чтобы сохранить кровь. Моя мать смирилась с их решением и прожила с первым мужем много лет, родила ему троих детей и, вероятно, была по-своему счастлива в этом браке. Но любви между ней и Эиджи-саном так и не появилось. Потом и он, и все их дети умерли, а моя мать, убитая горем, через несколько лет все-таки сошлась с отцом. Все могло быть иначе, позволь старейшины сразу быть им вместе.       Господи, вот так драма… Глаза у меня были не на мокром месте, но близко к этому, а выражение лица стало вообще чем-то непередаваемым. Всегда принимала такие истории близко к сердцу, и ничего с этим не поделать, а тут еще и с не последним для меня человеком связано… И, главное, вся описанная ситуация до жути напоминает мне мою собственную: я, конечно, никого не любила, но навязанный кланом брак ради сохранения крови… Наверное, Кайо тоже провел параллель, и, так как свою маму он сильно любит, его это задело. Ну, и ко мне, я надеюсь, он в какой-то мере привязан. Все стало немного понятнее… Немного. — И ты принял такое решение за те полминуты, что мы молчали? — я ужаснулась. Нет, понять, как он мог прийти к этому, было возможно, однако импульсивные решения это все-таки больше по моей части. Я в шоке. — Ты так быстро все обдумал… — Я не обдумал, — чуть морщась, признался Кайо, и вот тут моя единственная реакция была: «Че?!». Не обдумал, ага, ясно-понятно, тогда все сразу становится объяснимым и совершенно не подозрительным… да ни черта подобного! В моем взгляде явно прекрасно читалось, что я думаю об этом откровении. — По крайне мере, не учел сразу все нюансы и лишь потом, согласившись помочь, проанализировал случившееся. — И как, не пожалел? — интересуюсь искренне, осознавая, впрочем, что так или иначе ситуация в ближайшее время не изменится. Пожалел или нет, все равно помолвку раньше, чем через год, разорвать не выйдет: в оценке своих способностей к охмурению я достаточно объективна, они у меня не очень развиты, да и возраст, опять же, не совсем подходящий для того, чтобы искать кого-то, согласного тут же жениться. К тому же самой мне никто пока не нравится и на горизонте кандидатов не предвидится.       Несмотря на привычную отмороженность, Кайо кривится вполне однозначно, чтобы можно было понять, пожалел он или нет. Конкретнее: скорее пожалел, но отказываться от обязательств не собирается, что уже чудно. — Так как эту авантюру можно воспринимать ограниченной по времени миссией под прикрытием, — парень выдержал определенную паузу, давая мне возможность прочувствовать особые интонации на части с «ограниченной», и заключил: — все терпимо.       Что, прямо-таки все? — Даже я? — улыбаюсь с хитринкой и щурюсь. — Вы — нет, — непроницаемым тоном отвечает Учиха, и я едва давлю порыв расхохотаться. Поразительная честность. Этот разговор пошел нам обоим на пользу: Кайо немного открылся мне после всех откровений, пусть это пока и не заметно, а я… а я наконец чувствую спокойствие. Все прояснилось. Убежища меня не послушали, найдя все предложенные улучшения глупыми, старейшины и вовсе задумали какую-то пакость, и мне теперь еще предстоит разобраться с ними или, если все плохо, доложить Кагами, с дедушкой мы вроде как в ссоре… Но с Кайо все разрешилось, и поэтому все остальное уже не кажется таким страшным. — Как нагло! — восклицаю больше наигранно, нежели со злостью, и резко сажусь: хватит уже валяться, иначе потом точно не встану, а кровать-то не моя. Демонстративно задумавшись на секунду, добавляю: — Впрочем, если правда, то ладно.       Когда сидишь, нега становится не такой сильной, но зато добавляется желание скакать и прыгать. А еще смеяться. От радости, облегчения или из-за «официальной» причины — не столь важно. Хохотать сейчас не время, — повторяю себе, как мантру, давя смех. Губы уже дрожат. Меня охватывает неконтролируемое веселье. И хихикать — тоже. И смеяться, и… — А-ха-ха-ха-хах! — и тем более ржать, но удержаться слишком сложно, и я складываюсь в приступе полнейшего «ха-ха-ха». От такой резкой смены настроений даже Кайо подрывается с места, кидаясь ко мне, чтобы выяснить, какой биджу меня укусил. Я бы рада ему сказать, в голове уже сформировались слова, но при попытке это сделать или представить смех становится только сильнее, убивая всякую четкость. — Пф!.. А-ха-ха-ха-ха!.. — Изуна-химе, тише, Вы разбудите ка-сан, — почти шипит на меня Кайо, и я вот вроде понимаю, что да, надо бы заткнуться, и, более того, с самого первого «приступа» тщетно пытаюсь заткнуть рот руками. Но вот именно что тщетно.       А все потому что параллель, проведенная между моей ситуацией с Наной и тем, что я прочитала между строк сейчас, вышла слишком убийственной для моего сознания. — Давай-ка… а-ха-ха… уточним, — задыхаясь от смеха, все же нахожу в себе силы совладать с ним. Нельзя же смеяться над такой шуткой в одиночку, надо и с другими поделиться. — То есть ты сначала поддался эмоциональному порыву и согласился на помолвку, а уже потом сел разбираться, зачем это сделал?       Красноречивая тишина в ответ. Довольно улыбаюсь, демонстративно медленно встаю и, расположившись напротив парня, с важным видом протягиваю ему руку для рукопожатия. — Добро пожаловать в клуб, — произношу торжественно, словно вышеназванный клуб не является обозначением для всех людей, совершающих на эмоциях глупые поступки, а чем-то официальным и очень почетным. А, с точки зрения Кайо, помолвка со мной, пусть даже ложная (особенно ложная), была той еще глупостью. Выгодной мне, но совершенно неоправданной с его стороны. Хотя мне приятно, что он так ко мне привязался… От непонимающего вида Кайо уже спустя секунду меня прорывает: — Теперь называть мою выходку с Наной идиотизмом ты не можешь!       Вообще может, ибо факт от этого не меняется, да и «идиотизмом» он ее никогда не называл, так, припоминал иногда, когда я излишне упорно ныла о том, как мне хочется быть шиноби. Все-таки пусть помолвка с Инузука и лишь приблизила неминуемое, пару лет кое-как потянуть я еще могла… бы. Могла бы. — Мое решение и Ваша кратковременная помолвка с Наной-сан не сопоставимы, — возразил Кайо, на что я лишь насмешливо фыркнула. А рука все еще висела в воздухе. Как глупо… — Наша ситуация временна, а не будь Цукиеми выдуманным человеком, и Вы оказались бы окольцованы с неприятным себе человеком… одного с Вами пола. — Она мне не неприятна, — говорю, привычно принимаясь убеждать саму себя в своих словах. Кисть опускается под собственным весом. — Мы почти подруги и…       «И» что?.. Рука опустилась еще немного. — К слову о неприятных людях, — может, он и решил перевести тему вовсе не потому что видел, как она тяжела для меня, но все-таки я была ему благодарна. Пока не осознала, к чему он ведет. — Как Вы не понимали моих мотивов, так и я не понимаю Ваших. Почему… Почему Вы выбрали меня?       Вопрос повис в воздухе, мешая дышать. Бесконечное «почему» звенело у меня в ушах, потому что… потому что слушать чужие откровения легче, чем открывать душу самой. Ведь речь сейчас шла не о том, почему Кайо подошел для моей задумки, а о том, почему только он. Со стороны, должно быть, казалось, что я дружу со всем кланом и любого могу попросить помочь. Я-то дружу. Вот только это не так взаимно, как кажется. — Больше некого… — выдавливаю, но так и не заканчиваю фразу, делая шаг назад, будто пытаясь сбежать не от Кайо, а от болезненной для меня темы. Говорить об этом сложнее, чем представлялось, но я упорно проговариваю слова: — Ты был самым близким из тех, кто мог…       Рука упала. Так и не пожал… а говорил еще, что девушкой не воспринимает. — Хорошо, — остановил меня наконец Кайо, из-за чего дышать тут же стало легче. — Теперь мы все прояснили?       Коротко киваю. У меня остались еще вопросы, насчет помолвки и нет, насчет прошлого, темы, которые хотелось бы обсудить хоть с кем-то (но никого, кроме Кайо, не было), переживания, которыми хотелось бы поделиться с тем, кто может дать совет… Но желания говорить уже не было. Я успокоилась, мы остановились до того, как влезть в опасную зону полностью. Сказать было нечего. — Тогда давайте спать. Завтра нам рано вставать… если Вы ляжете поздно, я Вас не добужусь.       На подобный подкол я лишь вспыхиваю, но не возмущаюсь. Не то чтобы все было так плохо, но капля правды в его словах есть.