Истинная любовь воистину зла

      Если бы у Сукуны был выбор между предательством своего истинного и казнью мучительной, как тысячу лет назад, чтобы тело разорвало проклятой энергией на миллионы маленьких кусочков, чтобы чужая великая сила низвела его суть и естество до атомов невидимых, незаметных и невесомых, чтобы только иссохшие пальцы остались призрачным доказательством когда-то существовавшего на белом свете Короля Проклятий — он бы без раздумий выбрал второе. Он бы выбирал свою казнь снова и снова, до тех пор, пока рецепторы чувствительные не стёрлись бы до основания, пока от личности прежней не осталось бы ничего, и даже после потери своего величия, своей гордыни и своего лица — он бы выбирал смерть в пытках и агонии каждый предложенный раз, лишь бы только не то, что произошло с ним одним дождливым утром.       Если бы у Сукуны был выбор между знанием и не знанием, он бы без раздумий выбрал второе. Он не хотел ни видеть, ни слышать, ни чувствовать в тот момент. Он не хотел становиться невольным свидетелем этой ужасной картины, намалёванной каким-то бездарным художником наспех, у которого вместо красок на руках были только гнетущее отчаяние да разбитое о глухую стену судьбы несчастье, разделённое пополам.       Разделённое на двоих: между сердцами растерзанными, между душами потерянными, между несовместимыми личностями.       Если бы у Сукуны был выбор — держать у себя до последнего или отпустить с Богом на свободу, он бы без раздумий выбрал второе. На кой чёрт ему сдался этот глупый мальчишка с глазами цвета потускневшего солнца и обжаренного на открытом огне миндаля? Бездумные пытки ради пыток наскучили ему ещё несколько сотен лет назад, привязанностей к людям проклятия не испытывают, да и любви они знать не должны — один только Сукуна с самого своего появления получился каким-то дефектным, неправильным. Чужак в обоих мирах, будь у него хоть призрачный выбор — оставался бы на своей стороне до скончания времён, и любви никакой не знал.       Но у Сукуны выбора никогда не было.

***

      Ментальный барьер — решение временное и спонтанное, пришедшее в голову как единственный возможный выход в сложившихся обстоятельствах, как единственный шанс на спасение, а иначе — анафилактический шок от свинца в составе пули, выстреленной прямо в сердце. Сукуна не знал, что больно может быть так. Ему об этом как-то не рассказывали: сначала забыли предупредить, а потом и не вспомнили о такой жалкой мелочи.       Если бы Короля Проклятий пытались убедить, что он умеет страдать по кому-то, злиться и плакать одновременно — он бы громко рассмеялся наивному простаку в лицо. У Сукуны никогда не было времени на подобные глупости, тем более не было желания влипать во всю эту гадость по самое не балуйся. Но вот он здесь — по уши в омерзительно едком чувстве ревности, в бешенстве, в отчаянии и в лютой ненависти к себе одному. Можно ли винить Итадори Юджи за неприязнь к чудовищу? Что естественно, то не безобразно.

Можно ли винить чудовище за привязанность к Итадори Юджи?

      Сукуна не думал, что его истинный способен зайти так далеко. Только бы подальше от монстра внутри своей черепной коробки, верно, Юджи? Правильно, не чурайся никаких подлых методов, даже самых грязных и похабных из них. С ужасными чудовищами у бравых шаманов разговор короткий. С глаз долой да и из сердца вон. Безбилетникам в чужой голове, вроде Короля Проклятий, никто никогда не был рад.       Сукуне бы уже сойти с этого рейса, желательно для всего мира — на полном ходу и с заведомо смертельным исходом, но он всё ещё слишком слаб для принятия таких серьёзных решений. Он просто не может, и дело здесь вовсе не в проклятых пальцах.       Если бы Сукуна хоть что-то решал в этой грёбанной жизни, он бы уже давно отступился от своего. Проклятия тоже бывают милосердны, особенно к милым сердцу существам. О, истинная любовь — очень злая штука.       Рядом с Юджи Король Проклятий начинает даже забывать о своём безмерном эгоизме, и мыслит как-то жертвенно, что ли? Альтруистично. Иным словом — нетипично — по меркам убогих шаманов, сгребающих все проклятия под одну гребёнку и подгоняя их под свою сомнительного качества классификацию.       Если бы только Сукуна мог — он бы ушёл. Перестал бы мозолить глаза Юджи и дал бы наконец подростку шанс на счастливую полноценную жизнь. Без общества отвратительного Короля Проклятий, разумеется. Но, похоже, Юджи обречён на несчастье в любом случае.       Без истинной любви душа крошится, разваливается и рассыпается, как иссохший на солнце песочный замок у кромки моря. Сукуна знает это, а Юджи, похоже, ему не верит. Ну, пускай же немного поучится уму-разуму. Времени у не живого и не мёртвого Короля Проклятий в достатке.       Разлука была Сукуне необходима. Необходима для того, чтобы явственно понять — когда кажется, что вместе быть уже невозможно, по отдельности становится ещё хуже. Отрешиться от Юджи полностью никак нельзя — Король Проклятий всегда остаётся на чужой территории, даже если старается возвести свою, смердящую смертью и струящуюся ядом посреди цветущего оазиса с кристально чистой водой.       И пускай сейчас у Сукуны получается создавать иллюзию побега — он всё ещё рядом. Всегда рядом — хочет, не хочет — не важно. Но и в таком положении одиночество голодным волком сжирает его изнутри.       Итадори Юджи думает только о нём. О, Сукуна знает.       Мысли эти вязкие размазываются по невидимому барьеру между соулмейтами, отпечатываются на подкорке сознания одного и отравляют отрешённое существование второго. Хочет ли Юджи на самом деле думать о своём истинном? Едва ли.       Рёмен Сукуна приносит ему страдания независимо от своей модели поведения. Король Проклятий распорол бы горло любому обидчику своего драгоценного истинного, но на самого себя когти не наложишь. В конце концов, Юджи и от этого лучше не станет. Выходит замкнутый круг из боли.

***

      Первое время Сукуна кричал до спазмов в горле, безмолвно плакал или неистово злился. Одно состояние сменяло другое по бесконечному циклу. Злился на себя за бессилие, на Итадори Юджи за его жестокость и на весь мир за оглушительное безмолвие.       Король Проклятий терзал свою плоть, крушил черепа и ломал костяные стены, в пыль стирая всё то, что окружало его прежде и когда-то невольно напоминало о Юджи. Нерушимым остался один только трон — он как последняя капля гордости да чести, в её самой извращённой форме, в самой последней инстанции.       Потом Сукуна думал. Думал долго: о собственном горьком несчастье, о жгучем нежелании меняться и ломаться заново, о потребности продолжать бороться с собственной нежеланной человечностью, с каждым днём всё сильнее просачивающейся в его душу из какой-то запрятанной бреши, незаметно оставленной Итадори Юджи. Больше попросту некому так пагубно влиять на проклятого духа. Человеком Сукуна был тысячу лет назад, но никогда не желал бы стать им снова.       Люди мелочны, хрупки и уязвимы к дурацким болезням. А ещё людям свойственны лишние эмоции. Короля Проклятий вполне устраивал расклад оставаться похожим на человека только внешне. Внутренних изменений в своём крохотном мире он вовсе не желает.       Круглые сутки медитаций своих плодов практически не дали. Разве что со временем пришло чёткое осознание того, что без Итадори Юджи ему никак «не можно».       Без Итадори Юджи краски мира померкнут, а с ними пропадёт какой-либо смысл продолжать творить. Хаос и анархия — тоже творчество, если смотреть на это дело под определённым углом да глазами злого гения.

Юджи — вдохновение.

      Без Итадори Юджи солнце не светит — не то что бы Сукуна сильно любит солнце, но без него, как и без Юджи, мир был бы в тысячи (миллионы) раз ужаснее. Солнцу неважно, над чем светить — его лучи одинаково безразлично достигают как зелёные кроны земных деревьев, так и безжизненные пески Марса. Любое живое существо умрёт без солнца. Любое живое существо умрёт от солнца.

Юджи — солнце.

      Без Итадори Юджи Сукуна потеряет себя окончательно — это точно, потому что «себя «до» он будто бы совсем не помнит, а «себя «после» уже однозначно не удержит без чистой дозы истинной любви в каждом новом дне.

Юджи — необходимость.

      Получается, у Короля Проклятий не остаётся иного выбора, кроме как взять себя в руки, научиться прощать и продолжить бороться за своё призрачное счастье, всё же имеющее место быть.       Впрочем, если бы здесь у Сукуны был выбор — он выбрал бы то же самое.