Сладость смертного греха

История одной волевой девушки началась с…

      — Дорогая, пойми для того, чтобы цыгане больше не истязали нашу деревню, ты обязана выйти замуж за Дамиано, — Алессандро сделал шаг навстречу, чтобы заботливо приобнять дочь за плечи, однако та воспротивилась и упрямо выпуталась из отцовских рук.       — Нет, этому никогда не бывать! — Виктория нахмурила русые брови и слегка сморщила нос — это была её давняя детская привычка, которая всегда умиляла Алессандро, но не в этот раз.       — Если хочешь спасти деревню и свою семью, ты обязана переступить через принципы и сделать это.       — Почему мне вечно указывают что делать и как поступать? Почему моё мнение никто не берёт в счёт? Женщина что, не человек?!       — Что за чепуху ты несёшь?       — Это не чепуха, отец, это моя жизнь! — Виктория эмоционально развела руками. — Мне всё время твердят, как я должна одеваться, разговаривать и ходить. Да даже как дышать! И ты считаешь это приемлемым?!       — Приличная девушка должна…       — Плевать я хотела на то, что должна приличная девушка! — уже на более повышенных тонах восклицала Виктория, не выдерживая. — Я больше не хочу жить по законам, которые не приносят мне счастья!       — Виктория де Анджелис! — терпение Алессандро кончилось, он тоже повысил голос, говоря грозно, строго. — А ну быстро приструнила свой характер!       — Иначе что, отец?! Давай, говори как есть! — эмоции били через край, каждую произнесённую фразу девушка выделяла особой интонацией в попытке достучаться до отца. — Ты насильно выдашь меня замуж за вожака цыганского табора, верно? Что ж, в таком случае мы больше никогда не увидимся, ведь я сбегу от Дамиано, тебя и всего этого насквозь прогнившего мира!       — Не смей так разговаривать со своим отцом! — не подумав, грубо отрезал мужчина. — Всё, я больше не хочу ничего слышать, ты выйдешь замуж за Дамиано и это не обсуждается!       Гневно вскрикнув и притопнув ногой, отчего стол и посуда на нём пошатнулись, девушка развернулась и вышла прочь из родительского дома, нарочно захлопнув за собой дверь.

***

      — Дамиано, твою суженую вот-вот подготовят ко второму дню свадьбы, — сообщил Итан, как только переступил порог шатра вожака, — ты готов к церемонии?       — Почти, — Дамиано принялся расправлять на себе складки ткани парадной ярко-красной туники, которая была расшита причудливыми цветами и узорами. Каблуки низких сапог нетерпеливо постукивали по земле, пока мужчина наводил последние штрихи в своём внешнем виде. — Как я выгляжу?       — Как жених, — скупо ответил цыган, — так вести Викторию или рано?       — Свадебный стол ещё не накрыт, пусть подождёт немного, — Дамиано подошёл к большому сундуку в углу шатра, открыл крышку и достал ручное расписное зеркальце. — Ну, я же хорош, скажи? — он посмотрел на отражение и поиграл бровями. — Красавец, а не мужчина! — не дождавшись ответа, сам себе ответил Дамиано и улыбнулся, оголив несколько вставных золотых зубов. — Повезло Виктории с мужем, ой повезло.       — Ей-то повезло, а тебе — не сказал бы, — Итан присел на край письменного стола, который Дамиано никогда не использовал по назначению, и скрестил руки на груди, с неким сомнением косясь на большой стол, на который женщины одна за другой приносили угощения и яства.       — Это почему же ещё? — оторваться от зеркала было так трудно, что Дамиано не удосужился даже посмотреть в сторону советника.       — Она невозможно упёрта, никогда не видел столь пылкого характера у девиц.       — Ничего, стерпится — слюбится, или думаешь, я не смогу её покорить? Да мне любая подвластна!       — Если бы это было правдой, то у тебя уже был бы целый гарем любовниц.       — Разве я виноват в том, что все женщины, которые находились со мной в связи, были неверны мне? Изменяли, как суки весной! — Дамиано скривил губы от понимания, что его, такого правильного, искренне любящего и бесконечно несчастного, все предавали так, словно он не является первым красавцем в таборе. Разве с такими идеальными и, да чего уж там таить, великолепными мужчинами так поступают? Нет! Поэтому Дамиано чувствовал себя глубоко оскорблённым, когда вспоминал своих бывших любовниц. — И вообще, ценить женщин можно только за красоту тела, души у них насквозь гнилые.       — Именно поэтому сейчас ты женишься? Дамиано, ты противоречишь самому себе, — Итан накрыл лицо ладонью, испытывая стыд за непутёвую голову друга.       — Нет, Виктория другая! Баба она с характером, не спорю, но поверь, неделька — другая и она станет покладистой.       — Время идёт, а ты так и не понял, что насильно мил никто не будет. Хоть бы раз в жизни по-человечески, как нормальный мужик, поухаживал за девушкой, чувства проявил, уважение в конце концов! А ты только и умеешь, что тешиться с девками да жизни им портить. Ещё не понял, что они далеко не от хорошей жизни изменяли тебе?       — Да что ты так печёшься за женщин? Влюбился, что ли? — язвительно упрекнул Дамиано в попытке защититься от слов, которые отозвались неприятным ощущением где-то под рёбрами.       — Ерунда, я же говорил, мне чужды чувства, я одиночка, — мужчина фыркнул и отвёл взгляд, нахмурившись.       — Ну точно влюбился! — из Дамиано вырвались смешинки. — И в кого? Давай, колись, на какую девицу глаз положил? На голубоглазую Сидору? Или на пышногрудую красотку Аврору? А может на Габриэллу? Фигурка у неё то что надо!       — Повторяю: ни на какую, что ты заладил? И вообще, смотри, стол уже накрыли, пойду-ка я позову твою бедовую суженную, — Итан поправил копну чёрных длинных волос, собранных в высокий хвост, и спешно удалился, дабы не отвечать на глупые вопросы.

***

      Виктория чувствовала себя отвратительно: изношенные цветные лохмотья, которые насильно натянули на неё женщины, пахли затхлостью и неприятно покалывали кожу, голова была покрыта непонятным вязаным платком, а на шее висели целых три нити жемчуга, которые по весу больше походили на удавку, нежели на изысканные украшения. Но, увы, как бы тяжело ни было бремя, девушка была вынуждена терпеть традиционный наряд на себе, свадьба как-никак.       Её свадьба.       — И что вожак только нашёл в тебе? Груди худые, глаза косые, а этот нос картошкой? Тьфу! — презрительно плюнула женщина в момент, когда поправляла длинный, расшитый драгоценными камнями подол платья Виктории.       — Кто бы говорил, — Виктория раздражённо дёрнула носом и нарочно наступила женщине на пальцы, пока та помогала надеть на ногу туфлю.       — Несносная девка! — громко от боли завопила прислужница и принялась истерично осыпать Викторию бранью, не забывая угрожающе размахивать руками. — Сама одевайся тогда, раз такая гордая! — она встала с колен и поспешила выйти из палатки, продолжая материться и проклинать «несносную девку».       Виктория даже бровью не повела на это представление, с её уст лишь сорвался тихий усталый вздох, который, словно перо, печально упал вниз. Стянув плеч не понравившуюся с самого начала шаль, она небрежно постелила большой платок на полу и села, подобрав колени к груди и приобняв их. Обида на отца душила, внутри было настолько погано, что всё вокруг вдруг перестало иметь значимость, на сердце было неспокойно. Виктория чувствовала себя как зверь в клетке, на которого ополчился целый мир, и всё из-за того, что она стала избранницей вожака. Видите ли, своим датским происхождением она портила чистую цыганскую кровь, которая не смешивалась вот уже десять поколений, поэтому каждый житель табора имел наглость с презрением напомнить об этом, будто их слова способны что-то изменить. Да если бы у Виктории была хотя бы одно крохотное право выбора, она бы не сидела здесь и уж тем более не выходила замуж за Дамиано, который вымораживал её до самих костей.       — Мне нельзя здесь оставаться… — вполголоса сама себе сказала Виктория и упала головой на колени, чтобы на мгновение, на одно лишь короткое мгновение, сбросить с себя амплуа смелости и наконец-то поддаться бушующим в разбитой душе чувствам.       — Тебе придётся выйти замуж за Дамиано, — вдруг со стороны донёсся картавый голос, заставивший Викторию вздрогнуть от неожиданности, подскочить на ноги и отойти на несколько шагов назад.       — Против воли? Нет, этому не бывать, — она коротко подняла взгляд на Итана, стоящего около полога, а после отвернулась, незаметно смахнув со щёк слёзы.       — Если хочешь жить, ты выйдешь за него, — из уст цыгана это прозвучало несколько мрачно, словно нехотя, — вожак готов ко второму дню церемонии и велел привести тебя.       — Я лучше умру, чем выйду за него замуж!       В ответ на это Итан отчаянно покачал головой и подошёл к девушке, чтобы связать её и силой привести в шатёр Дамиано, раз добровольно та не хотела.

***

      — А с первого взгляда ты кажешься Божьим Ангелом, сошедшим с небес, — томно вымолвил Дамиано, держа в руке подбородок Виктории, которая пару минут назад сильно укусила Итана за руку и чуть ли не предприняла попытку бегства, пока её принудительно вели в шатёр.       — А ты как выглядел сволочью, так ею и остался, — резким движением девушка вырвала лицо из хватки, — твой дружок, между прочим, получил по заслугам, нечего так туго связывать мне руки.       — Итан, и где твои манеры? Почему ты так некультурно обращаешься с синьорой Викторией? Запомни, с девушками нужно быть мягче, — вожак с усмешкой и наигранным сочувствием обвёл взглядом свою невесту.       — Ах, простите меня, многоуважаемая Виктория, больше такого не повторится, — Итан сделал поклон и притворно посмеялся.       — Идиоты… — одними лишь губами произнесла девушка и закатила глаза.       — Ну что, готова к сегодняшнему смешению и выносу чести? Надеюсь, несмотря на характер, ты девственно чиста, — Дамиано прикусил губу в похабной ухмылке.       — Перед тем как трахаться со мной, сначала убедись в том, что твой член девственно чист. И знаешь, предчувствие мне говорит, что твой стручок побывал в женщинах половины табора, так что я отказываюсь выходить замуж за «испорченного» мужчину.       — Сохранение невинности проверяют только у девушек, — подметил Итан и несдержанно дёрнул уголком губ от остроумной речи Виктории.       — Мне всё равно, я не собираюсь быть с тем, кто уже предавался похоти с другими, — Виктория несла чушь до последнего, ведь ей было жизненно необходимо сорвать свадьбу.       — Следи за своими словами, сука. Мой, как ты выразилась, стручок тебя так отдолбит, что ты забудешь, как ноги сводить, — всерьёз взъелся Дамиано.       Девушка безразлично фыркнула и посмотрела на пах цыгана, чтобы в следующий момент с улыбкой произнести следующее:       — Помни, стручки быстро стреляют.       Сказанное настолько задело эго Дамиано, что он мгновенно вспыхнул гневом, грубо схватил Викторию за связанные руки и, не желая мириться с хамским отношением к себе, насильно потащил к выходу из шатра.       — Моё терпение кончилось, мы прямо сейчас пойдем в ложе и проведём обряд смешения!       — Ты не заставишь меня совершить это! — Девушка резко прижала руки к груди и ловким движением вынудила Дамиано потерять равновесие и упасть на землю.       — Блядь недоделанная! — рявкнул мужчина и поднялся на ноги, чувствуя, как от ярости закипали вены. — Итан, усмири эту мразь!       Растерянный советник подошёл к брыкающейся Виктории и крепко схватил её за плечи, помогая вывести девушку из палатки. Женский визг и возмущения, кажется, слышал весь табор, Виктория не упускала возможности в полный голос кричать о том, что она не дастся вожаку даже под пыткой, которой неугомонно угрожали мужчины. И как только Дамиано надоело слушать эти не стихающие возгласы, он остановился, небрежно толкнул Викторию в Итана, едва сдерживаясь дать ей пощёчину, а после сказал:       — Всё, она достала меня! Итан, дай этой суке плетей и запри её в хлеве, пусть подумает над своим поведением. А я пока пойду к гостям и скажу им, что перед тем, как приглашать невесту на церемонию, её необходимо воспитать и научить необходимым манерам. Не хочу, чтобы люди прознали про то, что у меня не получается подчинить свою будущую жену, такого позора я не вынесу.       — Ха-ха-ха, какой же ты жалкий ублюдок, раз не можешь справиться со мной даже без помощи своего дружка! И такой мужчина собрался брать меня в жёны? — злобно посмеялась Виктория и смачно сплюнула на землю, прямо к ногам Дамиано, этим только подтверждая его немощность. — Мне не нужен муж, который слабее собственной жены!       Вожак уже было замахнулся с целью дать девушке заслуженную пощёчину, однако Итан не допустил этого: он вовремя зашёл Виктории за спину и зажал ей рот ладонью, чтобы она больше ни слова не сказала и не усугубила и так паршивое положение.       — Не трать время, иди к гостям, я сам разберусь с этой дрянью, — протараторил Итан на одном дыхании, всё крепче и крепче сжимая девушку в захвате в попытке тщетно удержать её.       — Делай что хочешь, — Дамиано раздражённо отмахнулся и развернулся, больше не желая видеть ни свою бедовую суженую, ни Итана.       Как только вожак ушёл, Виктория снова с той же силой укусила цыгана за руку, на что тот шикнул от боли и ослабил хватку. Девушка попыталась воспользоваться моментом, но Итан не дал ей совершить бегство и быстро-быстро утащил за собой в хлев, который представлял из себя небольшую временную постройку из дерева, хранившую в себе провизию.       — Только попробуй прикоснуться кнутом к моему телу, ты поплатишься за это! Я стану твоим худшим кошмаром наяву, в один миг ты лишишься всего: дома, богатств, да даже разума! — сквозь зубы процедила Виктория, по её венам разгулялся адреналин, она была готова в любой момент наброситься на цыгана и показать, каким на самом деле исчадием ада она является.       — Я не собираюсь давать тебе плетей, успокойся, — от греха подальше Итан запер сарай изнутри и сквозь щели в двери посмотрел на улицу в надежде удостовериться, что поблизости никого нет.       — И совокупляться с тобой я тоже не собираюсь, если твоя похотливая задница задумала это, — Виктория принялась тихо-тихо подкрадываться к мужчине, пока тот стоял к ней в уязвимом положении — спиной.       — Мне не нужна близость, я… — но Итан не успел договорить, потому что девушка исподтишка дала ему коленом в пах, а после и вовсе толкнула всем телом в сторону, чтобы пробраться к запертой двери и попытаться открыть её. — Зачем ты так со мной?! Ай!       — Постарайся с той же силой передать это Дамиано, — Виктория плечом толкала дверь, но в панике у неё ожидаемо ничего не выходило.       Итан тяжело выдохнул, стараясь совладать с тянущей, ноющей болью в паху, схватил Викторию, развернул лицом к себе и вжал в скрипучие доски двери. На это девушка лишь возмущённо завизжала, выражая свой протест, на который цыган никак не реагировал.       — Ты пожалеешь! Ты очень сильно пожалеешь, если… — миг, и Виктория потеряла дар речи, стоило увидеть, как цыган принялся сосредоточенно развязывать ей руки, ослабляя тугие верёвки, — Ты… Что ты творишь?       — Слушай меня внимательно, — Итан мягко положил ладони на плечи девушки, отчего та вздрогнула, отнюдь не ожидав подобного обращения, — когда услышишь: «Дьявольское отродье, а не девушка!» — ты сразу же со всех ног бежишь на север, в сторону лесной опушки, ищешь старое оливковое дерево и от него поворачиваешь на северо-запад. Через двести шагов ты увидишь заброшенный шалаш, в котором можешь спрятаться и перевести дух, пока я буду уводить Дамиано и его людей в противоположном направлении якобы искать тебя.       — Я не верю тебе, — Виктория нервно сглотнула ком в горле, — зачем тебе спасать меня? Ты правая рука вожака, ты не можешь взять и вот так просто отпустить меня.       — Нет времени на объяснения, — Итан с теплом смотрел на девушку, едва сдерживая в себе желание прикоснуться ладонью к её бледной щеке, — просто поверь на слово.       — Но…       Однако Виктория не успела закончить мысль, ведь цыган ловким движением руки отворил дверь за её спиной и громко закричал:       — Дьявольское отродье, а не девушка!       Дальше девушка запомнила всё лишь отрывками. Непередаваемый страх, переполнивший тело, шелест высокой травы под ногами, зловещий свист и вопль Дамиано. Ветки кустарников, больно царапающие нежную девичью кожу, сбитое дыхание, растерянность и отчаяние от невозможности найти ориентир. Оливковое дерево, радость и надежда, греющие быстро бьющееся в груди сердце. Не держащие уставшее тело ноги, мрачное карканье ворон, словно желающих намекнуть на что-то нехорошее, потрёпанный временем шалаш, который заботливо укрыл обессиленную девушку и позволил ей прилечь и отдохнуть. Тишина. Такая внезапная и до мурашек пугающая, будто весь мир замер, давая возможность переварить случившееся. Мысли, начавшие одна за другой нагнетать и копиться тяжёлым грузом над головой. Эмоции, дрожащие руки, слёзы, много слёз, боль, грусть, обида, гнев, ярость. И снова тишина: глубокая, лечащая, спокойная. Затем усталость, чувство сонливости, шуршание травы, служащей постелью, и наконец последняя мысль: «Мне нужно бежать в Рим, здесь опасно оставаться…»

***

      Хоть Виктория и не хотела возвращаться в родную деревню, но ей пришлось сделать это потому, что держать путь в большой город одной неблагоразумно, девушке было необходимо найти напарника. Но кто согласится бросить всё и бежать вместе с ней? Как найти безумца, который будет готов горы свернуть ради этого предложения? У Виктории, конечно, имелся один знакомый, но она отнюдь не была уверена в том, что тот согласится на столь рискованное путешествие. Уж больно друг был правильным и богобоязненным, что совершенно не приветствовалось девушкой. Томас Раджи, более известный среди народа как Отец Томас, когда-то был лучшим другом Виктории, однако сейчас их дороги шли врозь. Они бы никогда в жизни больше не пересеклись, если бы не вынудили обстоятельства. По правде говоря, обстоятельства вынуждали её и раньше, девушка давно обдумывала побег в Рим, но осуществить его, похоже, получится только сейчас. Путь до деревни, на удивление, был спокоен и лёгок и Виктории казалось это слишком подозрительным, ведь она — беглянка, сорвавшая свадьбу, так почему её не разыскивают? Видимо, Итан хорошо постарался увести цыган, другого объяснения у девушки не было. Однако, подойдя к окраине деревни, Виктория поняла — это было лишь затишье перед бурей. В груди, словно по щелчку, вспыхнуло пламя, девушка могла поклясться, что была готова самолично выцарапать глаза Итану за то, что тот посмел обвести её вокруг пальца и повести табор в деревню, чтобы, видимо, лишить всего того, что было дорого и любимо. «Меня нагло обманули! Подлый цыган! Чтобы я ещё раз поверила мужчине — да никогда в жизни!» — проскочило в мыслях Виктории, когда она бросилась, невзирая на опасность, в сердце деревни — к своему дому. Её не пугали ни огонь, ни нестихающие крики и мольбы крестьян о пощаде, сейчас больше всего она боялась одного — смерти своих близких. И стоило Виктории прибежать к дому, она не смогла поверить в увиденное: по побледневшим щекам реками начали скатываться слёзы, а посиневшие губы так и вовсе задрожали. «Нет! Нет, только не это!» — отчаянно воскликнула она, падая на колени, ведь ноги подкосило от душераздирающей боли, которая, словно стрела, вонзилась прямо в сердце.       Её дом сгорел дотла…       — Кто посмел без моего приказа выпустить коней?! Кто, я спрашиваю?! — вдруг раздался грозный голос, который вырвал Викторию из пучины горя и вынудил встрепенуться.       Подняв взгляд, девушка увидела Дамиано, скачущего верхом на лошади. Цыган даже не заметил её, он лишь, подобно порыву ветра, проскочил мимо, ворвался в хлев и закричал: «Ты! Дрянной священник, зачем ты выпустил коней?!»       — Томас… — взволнованно прошептала Виктория и вскочила на ноги, поспешив где-нибудь спрятаться; выбор пал на стог сена, который был как раз неподалёку от конюшни.       «Нет, отпусти! Живо отпусти!» — вопил Томас, однако Дамиано был непреклонен: «Замолкни, иначе прикажу, чтобы тебя раздели и привязали к скачущему коню!»       Девушка аккуратно выглянула из сена, чтобы посмотреть на происходящее вокруг и, возможно, попытаться как-нибудь помочь другу, однако благие намерения испарились, стоило услышать от Дамиано следующее: «Итан, мать твою, если сейчас ты не прискачешь ко мне, я с тебя три шкуры сдеру!»       — Упырок, гнида подколодная, мразь! — грозно сорвалось с уст Виктории, как только она заметила предателя; всё её тело натурально задрожало от ненависти.       Обессиленная и разъярённая, девушка бросила подслушивать разговоры цыган и приняла решение тактически уйти в отступление, чтобы потом вернуться и совершить месть за всё, что учинил цыганский народ. За каждую его ошибку.