
Метки
Драма
Повседневность
Психология
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Нецензурная лексика
Частичный ООС
Неторопливое повествование
Обоснованный ООС
Элементы романтики
Постканон
Согласование с каноном
Элементы ангста
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Упоминания насилия
Fix-it
Воспоминания
Прошлое
Разговоры
Депрессия
Психологические травмы
Упоминания курения
Кода
Элементы гета
Aged up
Путешествия
Панические атаки
Нервный срыв
Потеря памяти
Намеки на секс
Второй шанс
Элементы мистики
Психоз
Ventfic
Аффект
Описание
АУ, где Бёрст происходит в той же вселенной, что и Металл, но на несколько лет позже.
А всё началось с неподтверждённого слуха, который не взбудоражил, но определённо зацепил. Глупо было бы отказываться от хоть какого-то подобия разминки, верно? Вот и Тсуна допустила подобную мысль, не особо задумываясь над тем, что после полученной травмы едва-едва держалась на ногах, и жизнь стремительно скатилась в сплошной мрак...
Мрак, решивший о себе напомнить - иронично, но явно некстати.
Примечания
кому нужен канон пусть аниме смотрят мы тут ради вайба (с) Эва
достаточно хэдканонов, домыслов и теорий, но с базой на оригинальных скетчах и тех редких ЛОРных прояснений от Такафуми.
вся движуха тут (https://t.me/tribius_art) и немного тут (https://vk.com/tribius_shitpost). и https://vk.com/mfbeyblade как небольшой бонус для руфд мфб
в работе есть элементы фэнтези, но такой метки я не нашла. всё происходит в пост-каноне МФБ. обновы - по возможности, раз в месяц.
если вам понравилось - дайте об этом знать, пожалуйста. лайком, отзывом или добавлением в сборник - как хотите. но хоть каким-то откликом.
Посвящение
Magic Star, Эва и Renna Vortex... и тем людям из закрытки, кому не плевать на эту работу, живу на фидбэке, спасибо огромное
Походный журнал
22 июня 2024, 03:32
Над ней — россыпь из сотен, тысяч звёзд.
Ослепляюще сверкающие, они переливались, складывались в фигуры созвездий, но не двигались. Вообще. Это было цельным куполом над головой, растянувшимся слишком широко. Рьюга отмечала знакомые созвездия, но стоило отвести взгляд — и они терялись в едином мерцающем полотне, отчего приходилось снова их выискивать.
И снова терять.
Сколько она так лежала, Рьюга не следила. И не смогла бы, наверное, даже при очень большом желании — небо не двигалось, и не было больше ничего, что могло бы хоть как-то указать на течение времени. Всё здесь застыло — она, наверное, тоже.
По крайней мере, именно так это и ощущалось: неподъёмно тяжёлое тело, снова невозможность даже пальцами пошевелить или головой повести. Ничего, кроме бездумного лежания на спине с раскинутыми руками.
Сначала это раздражало.
Сначала — и, кажется, очень долго. Но затем пришло осознания, что в таком положении ничего не болит, и раздражение слегка отступило, сменившись сплошным унынием, потому что от внутренних противоречий неприятно ныло в висках: Рьюга понимала, что нельзя было просто растекаться, оставаясь здесь ещё чёрт знает как долго, но накатившая волна умиротворения от отсутствия не только боли, но в целом всех ощущений, кроме внутреннего недовольства, так разморила, что даже если бы она и могла встать, ей просто не хотелось.
Может, поэтому и не могла — не хотела.
Устала, и выдавшаяся возможность слегка перевести дух пригвоздила к земле намертво.
Намертво…
На краю сознания она понимала, что происходит: вариантов особо не было, с такими-то ранами и…
Рьюга поморщилась: какая жалость.
Выводящая из себя, бесящая до невозможного — но жалость. Или ирония: однажды Пегас и Джинга спасли, а сейчас… Неужели добили? А может, и не добили: она в любом случае истекала кровью, так что раной больше, раной меньше — уже без разницы.
Особенно сейчас.
Рьюга сделала глубокий вздох: в воздухе стоял слабый запах дыма. Едва уловимый, почти незаметный, если не знать, и, наверное, где-то там, далеко, был костёр. Большой — тот самый.
Может, её сожгут.
Хотелось на это надеяться.
Ощущения медленно возвращались.
Она начала понимать, что лежит на не очень-то и мягкой траве, а мелкие камни противно впиваются в кожу. И это не было больно — это было именно что противно, отчего хотелось сменить положение, однако сил шевелиться как не было, так и не появилось. Однако это немного привело в сознание, и Рьюга, снова поморщилась, отвела-таки взгляд от неба и запрокинула голову, чтобы хотя бы попытаться осмотреться.
Из-за травы ничего видно не было.
Она прищурилась: словно можно было ожидать чего-то иного.
Тяжело вздохнув и раздражённо прищурившись, Рьюга попыталась привстать на локтях, с трудом ощущая собственные же руки: две не сгибающиеся, приделанные к телу палки. С ногами та же история, и подтягивать их оказалось ещё сложнее, чем усесться хотя бы полулёжа.
Сколько она вообще лежала… Рьюга покачала головой и рывком, не с первой попытки, смогла-таки выпрямиться, подтягивая колени к груди. Простое действие, очень простое — но она так сильно от этого устала, что стало даже как-то стыдно.
Трава была высокой. Очень: выше, чем она в таком положении, и, кажется, дотянулась бы ей до груди, если бы Рьюга встала на ноги. На что тоже надо было собираться с силами, причём, кажется, намного дольше, чем на то, чтобы просто сесть.
Как же раздражает.
Рьюга положила подбородок на колени и прикрыла глаза: провалиться здесь в сон, кажется, было невозможно — это и так было нечто нереальное, и опуститься ниже… Получиться ли? А если да, то где окажется?
Ответ знать не хотелось. И проверять, собственно, тоже.
Рьюга снова подняла голову, выискивая созвездия: они шли в каком-то странном порядке — на глаза попадались не только летние… Сейчас же лето, да? До сих пор?
Почему-то казалось, что она здесь уже не первый день. Ничего на это не указывало, но чувство было настолько сильным, что походило на что-то реальное, но даже если так — что это меняет? Ничего. Ничего не меняется, просто внутреннее ощущение времени плыло. Сильно.
Или несколько дней. Или несколько часов.
Её метало.
Рьюга приподняла руку, посмотрела на собственные пальцы. Поочередно согнула, сжала кулак, разжала, напрягая ладонь до прямого положения. Потёрла переносицу и выдохнула: утомляет.
Утомляет, раздражает, даже расстраивает в каком-то смысле.
Царапин от Императора на ладони не было. Нога, бок, спина — всё в порядке, ничего не болит. А так быть не должно, и её в мандраж вводила такая лёгкость. Это бесспорно было приятно, но слишком неправильно, и именно за эти мысль Рьюга зацепилась, пытаясь сохранять ясность сознания.
Неправильно всё это. Абсолютно всё — и место, и состояние, и эта тоскливая усталость. И надо было с этим что-то делать, а чтобы что-то сделать, для начала, нужно было подняться на ноги.
Собраться с силами на новый рывок заняло слишком много времени. По внутренним часам — не меньше суток. А как-то было на самом деле, Рьюга уже бросила пытаться понять — смысла не было, только сильнее раздражение и усталость накатывали.
Ноги едва слушались, ощущаясь ватными, колени сами подгибались, и даже на то, чтобы выпрямиться, потребовалось ещё чёрт знает сколько времени. Рьюга сложила руки на груди, позволяя себя слегка согнуться: для начала не мешало бы найти хоть какую-то точку баланса, потому что цепляться за траву не казалось чем-то, что могло сработать.
Стоило ей подняться, запах дыма стал отчётливее. Рьюга повела бровью, принюхиваясь: кажется, она даже понимала, откуда он шёл, и сейчас это казалось единственным ориентиром.
Просто идти за ниткой дыма.
Легче простого.
Опять долгая дорога по бесконечной тропе.
Утомляет.
Она шумно выдохнула, выпрямляясь. Сделала неловкий шаг, раскидывая руки, когда её начало сильно кренить в сторону, но на ногах всё-таки устояла. И постояла в этом положении несколько долгих минут, пытаясь привыкнуть: ноги не просто были ватными, но ещё и словно бы затекли, так что пришлось привыкать к отвратительному колючему ощущению в икрах и ступнях.
Хоть какие-то ощущения.
Что-то, кроме отсутствующей боли.
Рьюга повела бровью и заломила руки за спину, и разминаясь, и пытаясь прощупать: футболка на спине превратилась в рвань, но ран действительно не было, ей не показалось. А так быть не должно.
Ей должно быть больно, она должна быть изранена и не быть в состоянии шевелиться.
Действительностью было это, а не этот купол с высокой сухой травой.
Она потёрла бровь и с трудом, прихрамывая, прошла вперёд, оглядываясь: поле тянулось так же, как и небо — бесконечно вдаль, исчезая в темноте, которую разглядеть не получалось. Где-то там, очень-очень далеко, Рьюга с трудом, но выцепила отвратительный жёлтый отсвет и тут же отвела взгляд, решив, что в эту сторону она смотреть не будет. Ни за что, одного раза уже хватило, а сейчас не было уверенности, что уйти оттуда в принципе получится.
Поэтому единственное, что ей оставалось — идти на запах дыма, который, к счастью, тянулся в противоположную сторону, и Рьюга, действительно выйдя на неширокую протоптанную тропу из примятой жухлой травы, направилась в том направлении, стараясь не думать ни о чём лишнем.
А лишнего было достаточно: ей отчего-то казалось, что чем дольше она мусолит всё происходящее в настоящий момент, тем реальнее оно становится. А чем реальнее оно становится, тем сложнее было провести линию между тем, что было, и тем, что есть.
Голова шла кругом, мысли путались.
Может, в подобных суждениях в целом не было смысла — Рьюга потёрла виски, мнимо понадеявшись, что физически ощущения как-то отрезвлят, но ничего подобного не случилось, и непонятный клубок так и остался таковым.
Непонятный клубок, значит…
В единый узел смешалось всё: перед глазами стояли чужие лица, непонятные запахи, ослепляющие отблески, и множество разных звуков оглушающим, неразборчивым звоном били по ушам. Рьюга выдохнула и покосилась за плечо: мысль о том, чтобы вернуться и снова лечь, безусловно, казалась слишком соблазнительной, но она вовремя напомнила себе о простой истине: ей на самом деле больно.
Ей было больно в настоящем моменте, и то, что оно просачивается сюда, даже если в подобном, смазанном виде, слегка обнадёживало. Лишь слегка — одних только мыслей явно недостаточно; они слишком быстро забывались, сменяли друг друга, и ей было сложно сказать, о чём она думала минуту назад.
Если это была минута. Если это был не час. Или несколько часов. Или вообще день.
Рьюга остановилась, сглатывая. Что самое странное, ей просто было неприятно. Словно занозу поймала, не более — не было какой-то оглушающей, парализующей боли, какая должна быть от такой непонятности в голове. И, подумав о чём-то конкретном дольше пары секунд, Рьюга с каким-то странным, непонятным смятением осознала, что её намного беспокоит непонимание течения времени. Оно шло? Оно остановилось?
Оно вообще существовало как концепт… здесь, чем бы это место ни было?
Сколько она вообще здесь находится? Как давно?
Кажется, она уже о подобном думала. Когда-то.
Рьюга снова потёрла виски и поморщилась: лучше бы всё болело. Это хотя бы было понятно и просто, и к этому можно было привыкнуть рано или поздно. А к бушующей мути из головы привыкнуть если и возможно, то крайне сложно, на грани с невозможным. Потому что оно было неуправляемым и вызывало слишком странные, далёкие и уже успевшие притупиться и выцвести воспоминания о чём-то плохом, что произошло когда-то… В той жизни. В прошлой. Которая была до этого.
Рьюга с тяжёлым вздохом встряхнулась, прикрывая веки: ей не то чтобы сильно хотелось понять и вспомнить, что именно стояло перед глазами, но это определённо было бы неплохо. Крайне неплохо — может, хоть что-то проясниться… Нет.
Ни черта не прояснится, она просто сильнее
запутается.
Она поморщилась, снова встряхивая руки, и
продолжила путь, шагая с трудом, но упрямо, раздражённо и почти зло. Всё
терялось: она снова посмотрела за плечо и без особого удивления обнаружила, что
ушла достаточно далеко, чтобы тот жёлтый отсвет поглотила тьма.
Тьма, значит…
Интересно, станет ли это концом, если остаться стоять на меньше и позволить медленно разрастающемуся ничего сожрать всё вокруг? Оно росло независимо от её движения или проявляло себя, только если отойти достаточно далеко?
Рьюга повела бровью и отвернулась, качая головой.
С одной стороны, ей хотелось это проверить, но с другой…
Была ли возможность отсюда уйти, или это всё было концом?
В прошлый раз всё было не так… Да и не только в прошлый: вообще. Подобного происходить не должно, тут или чернота, или пребывание в сознании — без каких-то странных перевалочных пунктов, откуда ещё непонятно как выйти.
А она вообще в правильном направлении идёт?
Рьюга расправила плечи и продолжила путь: всё
время костёр ассоциировался с погребальным ритуалом. И значит ли это, что запах
дыма указывает направление именно к чему-то… безвозвратному?
Она споткнулась о воздух, чертыхнулась и ускорила шаг: не проверит — не узнает.
Да и к тому же, что произойдёт, если это действительно окажется так?
Она умрёт?
Умрёт с концами? Без необъяснимых возвращений с того света? Или всё-таки вернётся ещё спустя несколько лет?
Рьюга прикусила губу, отмечая, что та тоже целая, и попыталась прикусить её до крови, но ничего не вышло. Лёгкое, саднящее ощущение — но не боль.
Здесь она чувствовала себя слишком легко. До неправильного легко. И не сказать, что из-за этого было хорошо, но если ни о чём не думать и снова лечь, то…
Пришлось ударить себя по лицу. Сильно. Затем ещё раз и ещё. В голове от этого не прояснилось, но что-то на место встало, и совсем слегка, но эта спутанность улеглась. Не исчезла целиком, но всё-таки слабо отступила. Хорошо. Почти отлично.
Рьюга выдохнула. Сделала несколько глубоких вздохов, растирая плечи, и снова встряхнулась: сейчас у неё стояла одна цель — найти костёр. Чёрт знает, для чего — может, потому что это было единственное, что заметно выделялось в этом месте. И её к этому треклятому костру тянуло с невероятной силой.
Долгая дорога по бесконечной тропе. А что потом?
Мимолётной мыслью мелькнула идея о самосожжении.
Рьюга замерла на месте и встряхнула головой, пытаясь от неё избавиться.
Хотелось ли ей умирать? Нет.
Хотелось ли ей, если умрёт, снова появиться в мире, потеряв жирный кусок того, что делало её… ей? Тоже нет.
Хотелось ли ей убить себя, если она правда
умерла, чтобы этого не произошло снова? Определённо точно нет.
Откуда это взялось вообще.
Не настолько уж она и отчаялась.
Она фыркнула, качая головой, и продолжила путь: просто. Просто ни о чём не думать. Вообще ни о чём, и тогда уносить в непонятные дебри не будет. Только и всего.
Всё ведь так просто, так понятно, так…
Рьюга прищурилась: запах дыма становился всё крепче и сильнее, и было отчётливо ясно: идти осталось не так уж и долго. Не задумываясь о том, сколько было пройдено, потому что следить за внутренним ощущением времени она целенаправленно бросила, и теперь казалось, что прошла вечность. Не может время течь так быстро, ну не может. И стоять на месте — тоже, но найти баланс между этими двумя состояниями у неё не получалось, поэтому неудачная попытка сориентироваться была оставлена позади, и больше Рьюга понять это не пыталась.
Не думать. Ни о времени, ни вообще. Просто смотреть на жухлую траву.
Только сейчас пришло понимание, что откуда-то же эта тропа должна была взяться? Кто-то, может и не целенаправленно, но проложил дорогу, пройдя по этому же пути, послужив невидимым ориентиром. Когда-то, может, и давно, но траву кто-то примял, и Рьюга с подозрением покосилась за спину. Не из-за черноты и даже не из-за пропавшего жёлтого отблеска — ей почему-то начало казаться, что подобное она уже видела. Когда-то, может, и не здесь, но видела. И шла она с кем-то: кто-то указывал путь, сопровождая её до… развилки?
В конце должна быть развилка?
Или выход к чему-то.
Рьюга потёрла переносицу: рано или поздно, но во что-то она точно упрётся, оставалось только гадать, во что именно. Костёр, возможно? Или правда в развилку. Но тогда… Она фыркнула, опять встряхивая головой, и сжав кулаки продолжила путь: гадать можно долго, но ответ в любом случае появится сам. Когда-нибудь.
Пейзаж вокруг не менялся, и ей то и дело начинало казаться, что она просто топчется на месте. Единственный ориентир какого бы то ни было расстояния исчез, и теперь оставалось цепляться только за запах, которых постепенно, едва уловимо, но становился сильнее. Если же не обращать внимание на него, то ничего вокруг не двигалось. Не менялось, не шевелилось. Рьюга вытянула руку, касаясь высокой, не примятой травы, и надорвала края, чтобы хотя бы так, но оставить ориентир.
И оторванные травинки действительно становились всё дальше и дальше — она некоторое время вышагивала спиной вперёд, чтобы не терять их из виду, — и пропали сразу же, стоило ей отвернуться и посмотреть на них из-за плеча: исчезли, как будто и не было; только в ладони остались рванные, смятые ошмётки, которые она тут же выбросила.
Тропа тянулась и тянулась, ничего не менялось.
Здесь было прохладно и пусто. Дышалось легко, но хотелось хотя бы лёгкое дуновение ветра ощутить: его тут очень не хватало. Запах дыма, до сего момента служивший ниткой, постепенно начинал раздражающе душить, но никуда от него не деться: с тропы сходить не хотелось, да и непонятно, чем оно могло закончиться, однако Рьюга всё-таки уже зашла достаточно далеко, чтобы ощущать его, не принюхиваясь.
Может быть, конец тропы приближался, но впереди ничего видно не было.
Она ускорила шаг.
Под ногами начали появляться мелкие камни и твёрдая поверхность, и совсем скоро — а может, и нет — смятая трава проредилась, сменяясь протоптанной землёй. Рьюга на несколько долгих минут остановилась, постукивая по ней носком ботинка и несильно пиная лежащие рядом мелкие камни. Такие лёгкие, но всё-таки изменения, не могли не напрягать: она прошла достаточно далеко, чтобы дойти до этого, и сейчас… А что сейчас? Что будет дальше?
Тупик?
Она снова в тупике?
Рьюга снова ударила себя по щеке: какой к чёрту тупик, перед ней в прямом смысле раскинулась прямая дорога. Здесь нет тупика, ей только и остаётся, что идти вперёд, пока не придёт или не упрётся во что-нибудь… А там? Там дальше — тупик?
Пришлось опять ударить себя по щеке.
Это всё из-за усталости. Только и всего.
Всё из-за того, что вокруг ничего не меняется. Вот и лезет в голову всякое, хочешь ты об этом думать или нарочно пытаешься этого не делать. Оно само так получается, и тут остаётся только пытаться сдерживать весь этот поток сознания, не обращая на него внимание — это просто мысли. Про них можно забыть.
Много про что можно забыть. И много о чём забыть хотелось.
Рьюга сглотнула: что будет, если мысль продолжился? Она осознанно пойдёт на то, чтобы лишиться куска воспоминаний? Опять? В прошлый раз тоже так получилось?.. В прошлый раз?
Она сильно вздрогнула, оборачиваясь на весь пройденный путь: она здесь вообще в первый раз? Или уже тут была? Тогда тропу тоже проложила она? Когда-то тогда, пару лет назад? Или раньше? Но она? Или всё это — просто обрывок воспоминания о чём-то, что правда произошло, но не здесь, а там, вживую? И с кем она тогда была?..
Рьюга сделала глубокий вдох и медленно выдохнула: хватит.
Даже если это была она, даже если это обрывок воспоминаний в каком-то предсмертном или бессознательном бреду — сильно ситуацию это не меняет, она всё ещё здесь, всё ещё относительно ясно соображает и всё ещё куда-то направляется.
По твёрдой земле она почти бежала: ей откровенно надоело плестись со скоростью улитки по непонятным на то причинам. Если устанет, снова перейдёт на шаг — делов-то. Но сейчас хотелось только побыстрее преодолеть оставшийся — а она была уверена в том, что это всё приближается к своему завершению — путь и прийти уже к чему-то.
Даже если увиденное ей не понравится — она дошла до какой-то цели, а не просто осталась лежать, медленно ожидая, когда до неё доберется чернота…
Рьюга резко обернулась: тропы из примятой тропы уже не было, только непроглядная темень и бесконечное звёздное небо — возвращаться больше некуда, оставалось только дальше идти вперёд. Что она и сделала, стараясь не думать о том, почему это произошло так быстро. Слишком быстро… Или, может, потому что её предположения не были беспочвенными, и конец действительно приближался.
Трава продолжала редеть, становилась ниже, доходя уже не до груди, а до талии. Дальше — до колен, и когда высотой она стала не выше щиколоток, Рьюга действительно вышла к развилке.
Тропа разделялась надвое.
Рьюга прислушалась: где-то там, в конце одной из них, стоял треск костра. Она даже понимала, в какую именно сторону идти, но почему-то не могла пошевелиться: идти в том направлении казалось слишком неправильным, неисправимым решением, и какое-то внутреннее чутье подсказывала ей идти по другой тропе — тихой, в конце которой, кажется, не было ничего.
И именно это «ничего» было правильным исходом.
Дорога в небытие?
Она действительно на грани смерти?
Рьюга сжала кулаки и запрокинула голову, закрывая глаза: вот сейчас как раз-таки думать надо было, но именно сейчас в голове было настолько звеняще пусто, что на мгновение это даже испугало. Однако понимание пришло быстро, даже слишком, и она в непонятных чувствах начала вглядываться в ту сторону, где был костёр.
Там костёр, там тени, там то — далёкое и забытое.
И идти на свет было неправильным решением: слишком простым, а слишком просто значило только одно.
Она с трудом, с тяжёлым вздохом, сделала шаг, выбирая иное направление, и медленно, не очень уверенно переставляя ноги, продолжила путь, стараясь не коситься в сторону. Подобное решение отзывалось каким-то странным, необъяснимо глубоким сожалением и, кажется, вполне объяснимой тоской, но пока что своему чутью Рьюга доверяла больше, чем эмоциям, и именно оно подсказывало, что выбор сделан верный.
Даже если впереди ничего нет.
Может, это был выбор без выбора: может, если бы она пошла к костру, то увидела бы что-то из прошлого. А так её ждёт только всепоглощающая чернота, с которой Рьюга уже сталкивалась воочию. Несколько раз, и, кажется, к этому вполне можно было привыкнуть.
Рьюга чертыхнулась: хотелось зажмуриться, опустить голову или отвести взгляд — сделать хоть что-то, чтобы не видеть ничего перед собой, однако она решительно и упрямо продолжала смотреть вперёд: в черноту, в бездну.
Которая, кажется, смотрела на неё в ответ, широко разинув пасть.
***
Писк. Повторяется дважды. Короткий отрезок тишины — и снова повторяющийся два раза писк. Размеренно и закономерно. И кроме него никаких больше звуков не было. Слабая попытка приоткрыть глаза закончилась просто — Рьюга тут же зажмурилась: она почти ничего не рассмотрела, всё плыло, но она отчётливо и сильно обожглась о белый цвет. Слишком много белого цвета и непонятное приспособление, похожее на маску, на нижней половине лица. Чувства накатывали не постепенно — они одномоментно включились, и Рьюга бы точно резко вскочила, если бы не пригвоздившая слабость, из-за которой оставалось только пытаться осторожно приоткрыть глаза, на этот раз догадываясь, какая сложится картина. И ей это решительно не нравилось, но ничего больше она сделать не могла. Рьюга сделала вдох и сглотнула: во рту было слишком сухо. Повела губами — нижняя покрылась хрупкой коркой — и прищурилась, на этот раз пытаясь открыть только один глаз. И всё равно это закончилось неважно: белый цвет ослеплялась, она несколько раз моргнула и снова зажмурилась. Писк продолжался. Рьюга постепенно начинала ощущать собственное тело. Она лежала на боку. Одна рука лежала прямо, вторая согнута. Ноги — тоже. Странное положение. Обычно клали на спину. На спину… Корпус перетянут. Туго, но не настолько, чтобы было невозможно дышать самостоятельно. Был ли смысл в маске на лице?.. Рьюга поморщилась, пытаясь пошевелить рукой. Хоть какой-нибудь, лишь бы избавиться от этой пластиковой штуки на лице. И, к её удивлению, у неё получилось: получилось коснуться пластика, провести вдоль края этой маски, задевая тканевый ремень, за который она крепилась к голове, найти пластиковую застёжку и надавить до щелчка, после которого маска упала с лица, и дышать стало одновременно и тяжелее, и легче. Может быть, это было и не самым правильным решением, но желание избавиться от всего… этого было намного сильнее. И от маски, и от чего-то, что торчало из руки. Тонкая резиновая трубка, и место, где она входила в руку, туго перетянули шершавым бинтом. Рьюга снова поморщилась. На удивление, чувствовала она себя достаточно бодро. Для той ситуации, в какой она, вероятнее всего застряла, это действительно казалось чем-то странным, но тем не менее, её правда тянуло хотя бы сесть. Для начала. А чтобы сесть, надо было собраться с силами и подтянуться на руках… Она снова предприняла попытку приоткрыть глаза: привыкнуть к белому цвету. Только и всего. Несложно. Это снова закончилось ничем, и, тихо, про себя, чертыхнувшись, Рьюга упёрлась руками в мягкую поверхность — матрас? — и подтянулась вверх, пытаясь принять полусидячее положение. Чтобы продвинуться дальше, пришлось помочь себе ногами, а затем рывком податься вперёд. Голова от подобных махинаций пошла кругом, но Рююга-таки села. Сгорбившись, упираясь лбом в притянутое к груди колено, но села. И опять, в который раз, попыталась приоткрыть глаза. С подобием тени, не дающей белому цвету слепить настолько невыносимо, получилось продержать их полуоткрытми немного дольше. И то — на этот раз Рьюга зажмурилась уже по своей воли, потому что даже постель — или койка, или чем бы это ни было — оказалась белой, и голова начала кружиться ещё сильнее. Слишком много белого. Маска на лице. Какие-то трубки. Провода, тянущиеся к груди. И приспособление на пальце, которое она заметила только сейчас. Писк, кажется, стал повторяться чаще, начиная до безумия раздражать. Рьюга хотела было потянуться к проводам на груди, но по итогу обессиленно уронила руку и согнулась ещё сильнее; край тугой перевязки неприятно сдавил корпус, и ей нехотя пришлось принять предыдущее положение. Долго утыкаться лбом в колено оказалось сомнительным решением, и в конце концов ноги она сложила в позе лотоса и наконец-то откинула край тонкого одеяла, которым её укрыл. Здесь было прохладно. К писку прибора прибавился ещё и слабый шум, источник которого был где-то сверху, и Рьюга предположила, что это работал кондиционер. Глаза всё-таки привыкли к белому. Она всё ещё щурилась, часто моргая, но у неё получилось оглядеться, но только для того, чтобы раздракониться ещё больше. И вместе с этим слегка успокоиться, потому что помещение не было похоже на что-то научное-техническое. А вот на медицинское — вполне. Наверное, так и должно быть: после всего произошедшего, наверное, не стоило удивляться, что она оказалась в больнице… Рьюга резко вскинулась. Шершавый бинт разматывался очень легко, и от него она избавилась буквально за несколько секунд; под ним оказалась марля и ещё один бинт, на этот раз обычный и крепко фиксирующий иглу, которой заканчивалась трубка, к руке. Рьюга раздражённо прищурилась, вытаскивая её из-под кожи, и прижала смятую марлю к оставшейся, начавшей слабо кровить ранке. Надо было убираться отсюда. Сколько вообще времени прошло? Их поймали? Они опять взаперти? А если да, то где Джинга? Разделили, чтобы больше не сбегали? А если заперли, то какого чёрта перемотали? Оставили бы там, никто бы ничего не узнал в любом случае, и дело с концом. А если не оставили, то для чего держат здесь? Какие-то планы? Тогда какие? Прибор начал пищать ещё быстрее, и Рьюга, поморщившись, покосилась в его сторону: небольшой монитор с тёмным экраном, кривыми линиями и какими-то цифрами. Она подобные когда-то видела и, вроде бы, они служили для отслеживания сердечного ритма… Наверное. Других вариантов у неё всё равно не было, а провода висели как раз на груди. Рьюга тяжело вздохнула: если оно действительно отслеживало сердцебиение, то ей надо было успокоиться и не создавать лишнего шума, потому что ей слишком явно казалось, что чем чаще, тем громче оно пищало. Даже если это правдой не было, от подобного ощущения отмахнуться просто не получалось. Комната оказалась небольшой; казалось, койка занимала чуть ли не треть помещения и стояла возле зашторенного окна. Возле койки — небольшая тумба, весь этот техническо-медицинский мусор и стул. На двери, кажется, было небольшое окно — прикрытое жалюзи, но окно. Рьюга прищурилась и села прямо, свешивая ноги. Койка оказалась достаточно высокой, чтобы она не доставала до пола, а под койкой был небольшой, круглый, плетёный ковёр. Голова всё ещё шла кругом, и так сразу вставать на ноги ей не то чтобы хотелось, хотя, с другой стороны, она и так в медицинской палате, терять уже было нечего. В медицинской палате… Что во время прогулки в поле, что сейчас — больно не было. Вообще. А должно было, и от этой мысли писк стал повторяться ещё чаще. Рьюга сделала глубокий вдох, на секунду пожалев, что сняла ту маску, потому что в горле встал ком, и шумно выдохнула, пытаясь не думать о том, что произошло… только что? Сколько вообще прошло с момента, как она очнулась? А сколько она лежала без сознания? Прибор всё пищал и пищал, и рука чесалась сильно по нему ударить — чтобы замолчал. Хотелось тишины. Не той мертвенно-звенящей, как в поле, а обычной, с фоновым шумом кондиционера и какими-то приглушёнными голосами там, за дверью. Но без писка. Без чёртового писка. В висках стучало. Если боли не было, то насколько реальным вообще было всё происходящее? Раны на губе остались, как и ожог ладони; как и бинты на теле, на ноге, на предплечье — всё это было. Не было только ощущений, отчего сознание совсем плыло в непонимании происходящего. Вот это всё — то самое, во что она должна была уткнуться, пройдя весь этот длинный путь вдоль поля? Теперь оно больше походило на что-то реальное, но… Рьюга снова сделала глубокий вздох. Где Джинга, где Император? Она покосилась на тумбу: кроме пары яблок и какого-то блокнота на ней ничего не было. Дверь тихо приоткрыли, и Рьюга резко подняла голову. Девушка в белом костюме заглянула в палату, издала шумный вздох и тут же закрыла дверь, и потребовалось немного больше времени, чем следовало бы, чтобы осознать, что сейчас произошло. Это был живой человек? Рьюга несколько раз моргнула и снова уронила голову, рассматривая собственные же ноги. До неё только сейчас дошло, что она сидела в каком-то лёгком, полупрозрачном халате, который шнуровался на спине. А кроме него — ничего. Надо было найти одежду. Дверь снова открылась, и первое, что Рьюга увидела, чуть приподняв взгляд — лаковые, блестящие, чёрные туфли на невысоком каблуке и со сбитым, потёртым носом. Приближаясь, они разрезали тишину размеренным негромким стуком. — Не вставай… — голос показался смутно знакомым, и Рьюга, поведя бровью, снова подняла голову. Кента. С бегающими глазами, словно ища, за что зацепиться в первую очередь, и с накинутым на плечи белым халатом. — И сядь нормально, тебе правда нельзя вставать. Рьюга ничего ей не ответила. И с места не сдвинулась — так и осталась сидеть, как сидела. Кента сделала глубокий вздох и присела на стул, складывая руки на груди. И смотрела она то ли обеспокоенно, то ли раздражённо, то ли всё вместе. Писк, кажется, стал медленнее. Слегка. По крайней мере, Рейны тут не было. — Сколько времени прошло? С их последней встречи, кажется, Кента не сильно изменилась, лишь волосы совсем слегка длиннее стали. Значит, пройти должно было не так много… наверное. Рьюга искоса глянула на плечо, на собственную отросшую волосню, про которую давно забыла. — Ну… — Кента прикусила губу и прищурилась. — Немного. — Сколько, — процедила Рьюга. Не пару лет, точно не пару лет — очень хотелось на это надеяться. — Чуть меньше недели. — Всего?! — Рьюга резко вскинулась, и Кента подпрыгнула на стуле, схватившись за спинку. — Всего неделя?.. — А ты хотела больше?.. — Юмия с недоумением вскинула брови. — Почти неделю пролежать без сознания — это, по-твоему, мало? — Очень, — согласилась Рьюга. И наклонила голову, хрустнув шеей. — С этим разобрались. Теперь… — Теперь?.. — Где Джинга? — спросила — и прищурилась, потому что Кента так резко переменилась в лице, что не обратить на это внимание было невозможно. Переменилась в лице, заёрзала на стуле и не знала, куда деть глаза — тут и отвечать не надо было, и так кристально ясно, что что-то не так. — Где он. — Не знаю, — пробормотала Кента едва слышно, низко опустив голову. И тут же вскинулась. — Его неделю найти не могут. — Не могут… — повторила за ней Рьюга, утыкаясь взглядом в потолок. — Вот вы все — и не можете? — Мы все? — не поняла Кента. — Ты, Шрамированный, Птичья башка… кто ещё? Голубая эта и кто там ещё был, — Рьюга с трудом вспомнила увиденные лица в предыдущий городской визит. — Вы все. И не можете его найти? Кента поджала губы, и Рьюга про себя усмехнулась: не в бровь, а в глаз. — И десяти минут не прошло, как ты очнулась, а уже язвишь. — Мы не обо мне говорим, — Рьюга вскинула бровь и спрыгнула с койки, придерживаясь за металлическую перекладину непонятного бортика у изножья. Стоять было легко и просто. Удивительно. — А о том, что кучка друзей не может найти своего… друга? Кто он вам? Друг же. — Рьюга, — процедила Кента, сжимая кулаки. — Пожалуйста, не продолжай. — А то что? — она криво усмехнулась. Кента пускай и была выше, но больше походила на палку: худая и длинная, и вряд ли что-то могла сделать физически. — Ничего, — Юмия вздохнула и посмотрела на Рьюгу серьёзно. То есть, очень серьёзно — достаточно, чтобы заставить её перестать ухмыляться. — Джинга ни разу в больнице не появился, просто пропал. Тебе наложили почти две сотни швов, и у тебя один раз остановилось сердце, не считая всего остального, Хикару не в духе, потому что пришлось потратиться на пакеты крови для тебя, и это только если по сухим фактам, поэтому пожалуйста: сядь и не язви. Это минимум того, что ты можешь сделать в этой ситуации… — голос у неё дрожал и, кажется, едва ли не срывался, и ей пришлось прерваться, чтобы снова сделать вздох. — Я не знаю, могу ли понять твоё замешательство, но доношу до тебя, что такое уже случалось несколько раз, и он сам возвращался обычно, сколько его не ищи. Нужно немного времени. Только и всего. — И поэтому вы его не искали? — Рьюга только повела бровью. — Искали! — Кента-таки сорвалась и прикрикнула. Рьюга снова криво улыбнулась. — Мы его искали! Полгорода оббегали, но ничего — как сквозь землю провалился. Ни-че-го, понимаешь?! — Догадываюсь, — вполголоса ответила она, и Юмия, простонав что-то нечленораздельное, обессилено согнулась на стуле. — Но… — Без «но»!.. — процедила Кента и тихо добавила: — Пожалуйста. Рьюга пожала плечами. — Остановилось сердце? — Потеря крови, все дела, — Кента пожала плечами. — Не знаю, там много медицинских терминов звучало… А ещё тебя попросили в ближайшее время не травмироваться, потому что кровь для переливания действительно вышла чересчур дорого… Хотя вполне понятно: такой, как тебе, только золотую и надо. Рьюга вскинула бровь. — Золотую? — Золотая кровь, — Кента выпрямилась и со вздохом откинулась, массируя переносицу. Рьюга посмотрела в потолок. Затем опустила взгляд на локоть и убрала марлю: след на ней остался коричневым, с какими-то жёлтыми разводами. Но она точно помнила, что выступившая капля была красной. — Она же красная?.. Кента пожала плечами, словно ждала какой-то подобный вопрос. — Называется так. Только и всего. В причины, почему красную кровь назвали золотой, Рьюга вдаваться не стала. Только сняла с пальца непонятную белую прищепку и сорвала с груди провода. Прибор последний раз пискнул и наконец-то замолчал. Кента снова тяжело вздохнула и села прямо, сцепляя руки в замок на коленях. — Мне нет смысла тебя как-то пытаться уговаривать остаться и подождать, пока хотя бы повязки снимут, верно? Ты всё равно сбежишь? — Да, — Рьюга кивнула. Хорошо, наверное, что это поняли сразу. — И в больницу ты возвращаться не планируешь? — Не планирую. — А надо бы. — Зачем? — Перевязки, — Кента указала на бинты. — Тебе, повторюсь, наложили две с лишним сотни швов, за этим надо присматривать. Рьюга повела бровью. — Зачем? — В смысле «зачем»?! — Юмия раздражённо поморщилась. — Если за этим не ухаживать, оно может воспалиться, загноиться, и тогда ты умрёшь от сепсиса. Так понятно? — Понятно, — Рьюга пожала плечами. Аргументом это не являлось. — И ты всё равно не собираешься возвращаться?.. — уточнила Кента, вздыхая. Рьюга кивнула. — Можно было и догадаться. — Не просто «возвращаться», а вообще задерживаться здесь не планирую, — пояснила Рьюга. — Дай мне нормальную одежду, и я отсюда убираюсь к чертям. — А что так, в больничной робе ходить не нравится? — язвительно заметила Юмия и покачала головой. — Ну уйдёшь ты отсюда — и куда пойдёшь? В таком-то состоянии? — Для начала, — Рьюга поморщилась, — найду его. А там видно будет. — Да что «видно будет»?! — снова прикрикнула Кента. — Рьюга, ты в буквальном смысле пережила смерть, у тебя два пулевых ранения и похожая на разделочную доску спина. Что видно будет? Что?! Тебе уход нужен, хотя бы пока швы не снимут. — Уход нужен… — Рьюга покачала головой: эти периодические срывы на крик начинали порядком подбешивать. — Ну, да. Поэтому и собираюсь уходит. — Рьюга!.. — Кента втянула воздух сквозь сжатые зубы и помахала руками перед собой, сжимая и разжимая кулаки. — У вас всё хорошо? — в палату заглянула, кажется, та же девушка, что заходила до этого. Выглядела она если не испуганно, то крайне обеспокоенно. — Мне позвать врача?.. — Не стоит, простите, — Кента нервно усмехнулась. Девушка посмотрела на неё с очевидным недоверием, но дверь, уходя, за собой прикрыла, и Юмия снова повернулась к Рьюге с натянутой улыбкой. — Рьюга. Нет. — Что «нет». — Ты из больницы уходить не будешь. — Хочешь остановить? — Хочу, — вскинулась Кента. — Очень… — Но?.. — Но я просто знаю, что ничего не получится, — она закатила глаза и опустила голову. — Хотя мне интересно, как ты себя поведёшь, когда действие препаратов сойдёт на нет, и ты начнёшь хоть что-то ощущать… Ты ведь сейчас не чувствуешь ничего, да? — Так очевидно? — Иначе бы не была такой бодрой. Это выглядело безумно больно. — А ты видела, что там? — Рьюга вскинула бровь. — Один раз за перевязкой наблюдала, — Кента пожала плечами. — Может, сейчас оно слегка затянулось, но больно всё ещё должно быть. — Вот когда это произойдёт, тогда и посмотрим, — отмахнулась Рьюга, складывая руки на груди. — А сейчас на это всё равно. Кента посмотрела на неё то ли снисходительно, то ли с каким-то разочарованием. И который раз вздохнула, растирая виски. В таком положении она просидела очевидно дольше, чем следовало бы, а заем резко вскинулась, словно от внезапного озарения. — Не хочешь заключить пари? — Пари? — не поняла Рьюга. — Да, — Юмия мрачно прищурилась. — Я договариваюсь, чтобы тебя выпустили отсюда на один вечер, чтобы ты своими силами поискала Джингу — ну и прошлась заодно, наверное, полезно будет. Если ты его находишь… Тут недалеко есть рабочее общежитие. Там, возможно, могут выделить тебе — и ему, если уж правда найдёшь — комнату, чтобы ты осталась там, хотя на перевязки всё равно ходить придётся. Идёт? — А если не найду? — Рьюга вскинула бровь. — Ты возвращаешься сюда и сидишь здесь, без пререканий, до момента, пока не снимут швы. Это буквально несколько дней, максимум неделя-полторы. А потом по той же схеме: комната в общежитии, если захочешь остаться здесь до момента, пока Джинга не вернётся… Если он к тому моменту не объявится сам. — И вы всё это время его искать не планируете? — с кривой усмешкой уточнила Рьюга, и Кента про себя что-то процедила, дёргая руками в воздухе. — Планируем, — прошипела она. И выдохнула. — Я не знаю, как в твоей картине мира это выглядит, но никто сложа руки не сидит. Однако, ему в любом случае нужно время, и это понимают, кажется, все. Кроме тебя. Рьюга раздражённо прищурилась. — Кроме меня? — У него сложные отношения со смертью… Да и всех, если честно, тоже, но он очень остро это воспринимает, а ты в самом буквально смысле истекла кровью рядом с ним… Наверное. Не знаю, как это было в тот момент, но предполагаю. Тут всем ясно, что ему нужно просто голову в порядок привести, он не шибко охотно подобным делится, и из него это надо буквально вытягивать. Сыграл на опережение: исчез быстрее, чем это успело произойти. А потом вернётся, как ни в чём не бывало. — И вас это устраивает? — Нет конечно! — Кента простонала, запрокидывая голову. — Никого это не устраивает, однако он скорее переведёт тему на чёртов бургер или на что-нибудь ещё, чем правдиво ответит, что его на самом деле беспокоит. И так каждый раз. Каждый, Рьюга, каждый!.. Рьюга наклонила голову: вот, значит, как. — Я тебя поняла, — она потёрла переносицу. — Так что там насчёт пари? — Ты согласна?.. — Согласна, — Рьюга протянула ей руку. — Кто разобьёт? — Простите пожалуйста… — снова заглянула та медсестра. — Вас попросили быть потише… — Извините, — вскинулась Кента и посмотрела на протянутую Рьюгой руку. И снова на медсестру. — Можете разбить, пожалуйста? Девушка странно на них посмотрела, осторожно, с опаской, подходя ближе, и неловко, слабо ударила по сцепленным рукам. Кента сипло вздохнула и снова перевела на неё взгляд. — Вы… — девушка попятилась. — Вы что-то хотели? — Не здесь, — Кента уже хотела было встать со стула, но Рьюга жестом попросила задержаться. — Да?.. — Два вопроса. — Каких? Рьюга осмотрелась. — Как вообще получилось так, что мы оттуда попали… сюда? — Тревожная кнопка, вертолёт. Если коротко. — А если за этот вечер я Джингу не найду и вместо того, чтобы возвращаться, просто уйду? — Не уйдёшь, — Кента пожала плечами. — Откуда такая уверенность? — криво усмехнулась Рьюга, вскидывая бровь. — Во-первых, мы заключили пари, и тебе гордость не позволит поступить… подло?.. Нечестно?.. Но ты поняла. — А если позволит? — Ты далеко не уйдёшь, потому что твой волчок сейчас у Мадоки. У Рьюги дёрнулся глаз: Император. Мадоку, кажется, упоминал Джинга. Ещё тогда, когда они сидели в источнике, и, наверное, то, что Император оказался у неё, не было настолько плохо, как могло бы показаться, однако, где искать эту самую Мадоку, Рьюга не представляла. Как и не представляла, где и как искать Джингу, тем более в городе. Но в больнице ей оставаться не хотелось, поэтому придётся судорожно соображать и ориентироваться чёрт знает на что… — Я поняла. — Подсказку дать? — А? — В теории, Где Джинга может быть. Подсказку дать? — Если у тебя есть подсказка… — Потому что он перемещается, а не сидит на одном месте, — раздражённо процедила Кента. — Но есть один конкретный участок местности, где он, вероятно, может задержаться. — Где? — Он на травяных склонах возле реки любит лежать. Не знаю, почему его сейчас там не нашли, но это одно из самых частых его мест. — Одно из? — Река длинная, — Кента пожала плечами. — Как и парковая область вдоль. Так что он вполне может найтись там. Но не точно. — Вдоль реки, значит… Которой из? — Которая здесь, недалеко, — она нарисовала линию в воздухе. Рьюга всё равно ничего не поняла, но кивнула. — Тебе одежда нужна, да?.. Рьюга снова кинула, и Кента, не оборачиваясь, направилась к двери. Медсестра, стоявшая молча всё это время, с опаской покосилась сначала на неё, потом на Рьюгу, растеряно кивнула и тоже вышла из палаты. Рьюга присела на край койки и тяжело вздохнула: искать вдоль реки, которая была здесь, недалеко. Настолько размытое описание, что затея быстро начала казаться проваленной с самого начала, не успев толком начаться. Тем более, это всё происходило в городе. Она поморщилась, растирая переносицу. Ощущение боли должно было вернуться, значит… А ничего не значит. Просто в какой-то момент ей станет до одури больно. Но так как это случится только потом, забивать голову этим прямо сейчас было просто бессмысленно, и Рьюга, снова вздохнув, покачала головой: собраться с мыслями. Думать о том, чтобы выиграть пари. Только об этом. Ей не хотелось оставаться в больнице ни одной лишней минуты. Это — и забрать Императора. Это — и поговорить с Джингой. Чёрт знает сколько прошло времени, прежде чем в палату вернулась Кента. Уже без белого халата на плечах, но с тканевым мешком, который кинула на койку возле Рьюги. — Сколько примерно у меня времени? — Рьюга заглянула внутрь: тряпки какие-то и простецкие сандалии на тонких ремнях. — До чего? — не поняла Кента. — До окончания пари. Юмия задумчиво пожевала губу и посмотрела на наручные часы. — До конца этого дня. — И сколько до конца? — Семь часов, — она протянула руку, но смотреть на циферблат Рьюга не стала. — Мне кажется, этого более чем достаточно, чтобы надышаться воздухом. — А ощущения через сколько должны вернуться? — Ощущения чего?.. — Кента вскинула бровь, и Рьюга большим пальцем указала за спину. — А вот… не знаю, честно говоря. Это не у меня надо спрашивать. — Ясно, — Рьюга покачала головой и заломила руку, чтобы избавиться от завязок робы. — Подожди-подожди, не при людях же!.. — вскинулась Юмия и тут же отвернулась. — Можно тебя попросить кое о чём? — О чём? — Если правда найдёшь Джингу, но возвращаться он не захочет, передай ему две вещи пожалуйста. — Ну? — Во-первых, он может остановиться в рабочем общежитии, я через тебя ключи передам в случае чего… А во-вторых, скажи ему, что мы волнуемся. Рьюга медленно кивнула. — Замётано.***
Что обувь, что одежда — спортивные штаны и длинная, мягкая футболка — оказались великоваты, но Рьюга быстро перестала обращать на это хоть какое-то внимание: слишком уж чушью оно казалось на фоне всего остального, хотя, наверное, на этой чуши и надо было остановиться — чушь чушью, а не напрягала. Но — увы, неприязнь к городу занимала собой буквально всё, и даже о произошедшем там думать не было сил. Рьюга смотрела на светофор, про себя считая секунды, и старалась не обращать внимание на толпу вокруг. Толпу, чужие голоса, слишком много постороннего шума — в висках стучало, и она на мгновение допустила мысль вернуться в палату, лишь бы остаться в тишине. Однако загорелся зелёный, толпа двинулась вперёд, и Рьюга в общем потоке перешла через широкую дорогу и направилась куда-то в сторону, сама не до конца понимая, куда именно идти. Ориентировалась она на реку, но в какой стороне была эта самая «река, которая здесь, недалеко», Рьюга вот вообще не понимала. Лишь выцепила взглядом указатель, показывающий, что парковая область в другой, противоположной стороне, и повернулась, направляясь уже туда. Ей для счастья не хватало только потеряться. В самом крайнем случае полной безысходности просто уточнит дорогу — и всё. Задать один вопрос — как выйти к реке — несложно. На этом и остановилась, продолжая идти чёрт знает куда. Стеклянные высотки, мелкие магазинчики, какие-то заведения, вокруг которых столпотворение было особенно густым — оно тянулось бесконечно долго, а постоянное движение на дороге резало по ушам. Слишком, слишком много шума, от которого челюсть сводило. «Проветриться» было не самой лучшей затеей — какой от этого смысл, если здесь, на улице, Рьюга устала и взбесилась слишком быстро; кажется, и десяти минут не прошло, и в какой-то момент пришлось остановиться, вжимаясь в какую-то подворотню, только чтобы перевести дух и побыть вне людского потока. Десять-пятнадцать минут из семи часов. Времени ещё с огромным запасом, и надо было для начала найти тихое место, чтобы там, спокойно и на свежем воздухе, всё обдумать. Рьюга помотала головой, ощупывая бинт на руке, и снова нырнула в толпу, стараясь взглядом цепляться за указатели. Оставшееся количество метров с каждым разом уменьшалось на сотню или больше, и совсем скоро её вынесло к перекрёстку. Рьюга покрутила головой, пытаясь рассмотреть, что находилось вверх по улице, затем повернулась к очередному указателю и со вздохом направилась по направлению стрелки. Лишь по той причине, что в этой стороне высотки, кажется, в какой-то момент, относительно недалеко, заканчивались, а совсем далеко, вверх по улице, проглядывался мост. Если мост, значит, по идее, река должна была быть там. Рьюга ускорила шаг, обгоняя идущих перед ней, заодно стараясь меньше наступать на подстреленную ногу. Не то чтобы это было больно, однако рано или поздно, но что-то должно было произойти, и лишний раз усугублять ситуацию ей не шибко хотелось. Некоторые, кажется, странно на неё косились — она улавливала странные подвижки на периферии, но не зацикливалась на этом, двигаясь только вперёд. Чем скорее эта толпа народу станет меньше, тем лучше. Стеклянные здания, какие-то магазины — оно продолжало тянуться бесконечной лентой, и в итоге Рьюга зацепилась взглядом за один только мост, становившийся всё отчётливее с каждым пройденным десятком метров. Однако, не приближался, но ей было достаточно того, что он просто был, и ей не показалось. Наконец-то, широкая улица закончилась, и Рьюга вышла к очередному перекрёстку, с которого, однако, прекрасно проглядывалась река. До одури широкая, тянущаяся бесконечно вверх — но река, и осталось только понять, как спуститься ниже, чтобы выйти к дороге, идущей вдоль. Чем эта область напоминала парк, Рьюга так и не поняла. Пройти в сторону, найти какие-то ступени, пройти по неширокому мосту над ещё более широкой и оживлённой дорогой, по другим ступеням спуститься — и выйти на тихую, небольшую улицу, идущую вдоль частных домов. Людей здесь почти не было. На контрасте с тем, какой улица была там, выше, тут, казалось, можно было и выдохнуть спокойно, и перевести дух, и просто посидеть в тишине; вдоль ограждений, отделяющих тротуар от травянистого склона к реке, стояли редкие скамейки. Рьюга прошла мимо: сначала надо было решить с Джингой. Потому что пейзаж начал походить на тот, какой описывала Кента, и ей хотелось дойти до моста, как до основного ориентира в данный момент. А дальше уже будет думать, как быть. Начинало припекать. Казалось бы, было не настолько жарко, чтобы совсем загибаться от солнца, однако всё равно возникали неприятные ощущения, и Рьюга поморщилась: может быть, стоило выйти под вечер. Времени тогда, конечно, осталось бы вдвое меньше, однако не было бы так противно находиться на улице. Спасал только слабый ветер со стороны реки. От постоянной дороги куда-то вперёд начинало стучать в висках. Сначала там, потом здесь — оно слишком переплеталось между собой, и остановиться, чтобы перевести дух и немного успокоиться, всё-таки пришлось. Лучше думать о том, как раздражает солнце, как бинты туго перетягивают корпус, как ремни сандалий впиваются в лодыжки, отчего идти было до противного неприятно — это всё хотя бы было реальным. Рьюга посмотрела на руку и сковырнула небольшой кусочек облезлой кожи. Коричневое пятно растянулось почти во всю ладонь, где-то покрылось коркой, где-то просто начало облезать. Не то чтобы это было впервые, однако именно сейчас с какой-то небывалой силой хотелось всё это расковырять. Может, чтобы отвлечься. Дорога всё тянулась и тянулась, Рьюга искоса поглядывала на траву, ожидая зацепиться хоть за что-то, и вскоре дома тоже стали редеть; всё чаще стали появляться какие-то голые, ограждённые хилым забором участки с невнятным строительным мусором, а затем и это закончилось. Возник голый пустырь, лишь изредка покрытый сбитыми кусками асфальта с торчащей странным образом жухлой травой. Рьюга из-за плеча глянула на город: высотки тянулись к небу, но активная оживлённость осталась достаточно далеко за спиной, что не могло не радовать; лучше уж вышагивать вдоль окраины города, нежели в его центре — здесь было тихо, спокойно, не было постоянного постороннего шума, а люди встречались так редко, что их почти что и не было вовсе. Пожилые и какие-то малявки в одинаковой форме — только и всего. Совсем скоро закончился и пустырь. На его месте начали вырастать одинаковые, промышленного вида небольшие ангары с треугольными крышами. Чем дальше от города, тем больше непонятных построек, а река всё тянулась и тянулась, и до моста уже, казалось, оставалось буквально пара-тройка сотен метров. Рьюга ускорила шаг, продолжая поглядывать на траву, и остановилась, увидев вдалеке, буквально немного ближе моста, рыжую точку. На зелёной траве она оказалась крайне заметным огоньком, и Рьюга едва ли не перешла на бег, сдержавшись лишь из-за ноги, наступать на которую некоторое время назад стало не очень-то и приятно, и это тревожное ощущение неизбежного становилось только крепче. Рьюга покачала головой, отгоняя лишние мысли, и продолжила идти прямо, где-то на краю сознания надеясь, что рыжий цвет не окажется каким-то брошенным с моста мусором или чем-то вроде того. Чем ближе она подходила, тем отчётливее становилось ясно, что нет — не показалось: начал вырисовываться силуэт, частично скрытый в траве, и к рыжим, очевидно, волосам прибавилась белая полоска, и сомнений больше не возникало. Рьюга остановилась на пару секунд, чтобы ноющая боль в ноге немного отступила, и прошла дальше. Валялся он, судя по обстановке, на окраине города. Неужели никто не додумался искать здесь? Или, как упомянула Кента, шатался по городу, в данный момент остановившись здесь? Какая к чёрту разница, с другой-то стороны, главное нашёлся. Остаток пути она прошла достаточно быстро, устав не столько от ходьбы, сколько от необходимости постоянно идти прямо, что вызывало не самые приятные ассоциации и воспоминания. Единственное, что не давало сейчас скатиться в полное раздражение на весь мир — факт обнаружения Хагане, который, кажется, то ли задремал, то ли просто валялся с закрытыми глазами. Рьюга остановилась у забора-ограждения, который представлял из себя хилые перекладины с большим зазором, высотой примерно ей до талии, и тихо перепрыгнула, придерживаясь за одну из палок, чтобы не съехать вниз сразу. Джинга никак не отреагировал, кажется, даже не услышав — видимо, действительно спал. Рьюга прищурилась, осторожно, на полусогнутых ногах, опускаясь к нему и присаживаясь рядом. Ткнуть, чтобы проснулся? Или дождаться, когда сам это сделает? Она повернулась к реке и вздохнула: на противоположном берегу расположились невысокие, всего в пять этажей, дома, тянущиеся одинаковой стеной. И людей с той стороны было явно побольше, так что хорошо, что Джинга выбрал именно этот, достаточно тихий кусок травы. Чёрт знает сколько прошло времени. Рьюга уткнулась взглядом в небо, наблюдая за медленно плывущими облаками и только предполагала, какой может получиться диалог. И не то чтобы ей особенно сильно хотелось говорить, однако озвучить несколько вещей всё-таки, очевидно, стоило, иначе — тут и гадать не нужно было — кое-кто сожрёт себя в потрохами. Да и пари проигрывать не хотелось. Но это во-вторых. Поговорить, значит… Рьюга повела бровью, устало щурясь: несложно было догадаться, каким именно выйдет разговор, и от этого уже сейчас начинало сводить лицо. Если бы Джинга не был душевным идиотом, может, её бы так не перекручивало, и на секунду Рьюга пожалела, что вообще на всё это согласилась: дождаться, пока сам вернётся, с проветренной головой и более или менее прояснившимся сознанием. Подумала — и тут же шлёпнула себя по щеке. Ага, так всё легко. Прям легче лёгкого. Могли бы ещё на кладбище посидеть, чтобы вообще хорошо всё сложилось. Она выдохнула, закатывая глаза, и дёрнулась от неожиданности, когда её слабо ткнули в поясницу. Рьюга резко повернула голову: Джинга лежал, приоткрыв один глаз, и тоже смотрел куда-то вверх, в небо. — Тебя уже выпустили из больницы? — спросил он после неприлично долгого молчания. Рьюга покачала головой. — Сбежала? — На один вечер вышла. — Это как? — Поспорили с малявкой. Выпустили провериться на один вечер. — Сейчас разве вечер? — До конца дня, — попросила себя Рьюга. — А. И снова замолчали, смотря в небо. Рьюга понимала, что надо что-то сказать, но кроме просьбы Кенты ничего в голове не было. Поэтому озвучила её. — Мелочь просила передать, что они волнуются. — Я знаю, — спустя недолгую паузу на выдохе протянул Джинга. И привстал на локтях с таким мрачным видом, что Рьюга поняла, о чём он хочет спросить ещё до того, как он открыл рот. — Как… — Нормально, — она фыркнула. Джинга всё также мрачно на неё посмотрел, так что пришлось продолжить. — Ничего не чувствую, так что нормально. — Ничего не чувствуешь? — Лекарства?.. — без особой уверенности протянула Рьюга, пожимая плечами. Говорила ровно то, что услышала. И напомнила себе, что лучше обойтись без упоминаний о том, что рано или поздно эффект спадёт, и боль вернётся. — Не знаю. — Вообще ничего? — Вообще. Джинга недоверчиво на неё покосился, но переспрашивать не стал и только слегка отодвинулся дальше. Почти незаметно, словно случайным движением, но Рьюга отметила и поморщилась. — Вернись в больницу, — просипел он. Она вскинула бровь. — Пока швы не снимут. — Не вернусь. — Рьюга… — Хотя бы по той причине, что пари я выиграла, — Рьюга пожала плечами, криво усмехаясь. — Так что в больнице не задержат. — А… — Ходить на перевязки. — Ясно… — Джинга опустил голову, а потом резко вскинулся, на мгновение даже снова оживившись: — Подожди, а если не в больнице, то жить?.. — Рабочее общежитие… — протянула Рьюга, щурясь. Вроде, Кента говорила об этом. — И второе, что попросили передать: ты тоже можешь там остановиться. Если на глаза показываться не хочешь, то через меня ключи передадут. — Не хочу показываться на глаза, значит… — повторил Джинга и тяжело вздохнул. — Не в этом дело. Рьюга снисходительно усмехнулась, на что он только повёл плечом. Сказать одну конкретную вещь стоило. — Ты ведь знаешь, что ты лицемер, да? — Рьюга вскинула бровь и мрачно хмыкнула, когда Джинга резко вскинулся, вскидывая брови. — Знаешь. — Ты о чём вообще?.. — простонал он. — О том, что… — она прищурилась, — кто там говорил про искренность, открытость и вот эту вот всю муть? Напомни, пожалуйста? — Это другое, — прошипел Джинга, раздражённо морщась. — Сейчас другой случай. — Это то же самое, — Рьюга фыркнула. — Другое, — повторил он. — Обоснуй. — Я лицемерил бы, если бы нарочно, изначально ничего подобного не придерживался, хорошо? — А сейчас?.. — А сейчас я чувствую себя виноватым, и меня душит именно это!.. — Джинга прикрикнул и дёрнулся, отводя взгляд. Всё-таки сорвался, чего и следовало бы ожидать, и Рьюга вроде и понимала, чего они все такие нервные и дёрганные, но всё равно это начинало порядком выводить: утомили орать. — Довольна?! — Нет. — Ты извинений хочешь?.. — взмолился Джинга, и Рьюга раздражённо повела бровью. — Тоже нет. — А чего тогда?.. — Чтобы ты перестал так из-за этого изводиться, — она покачала головой и мрачно на него посмотрела. — Я на тебя не злюсь. И виноватым тоже не считаю. Ты тут единственный, кто на этом зациклился, и сейчас сидишь и убиваешься из-за того, что сам себе придумал. — Сам себе придумал?.. дрожащим голосом повторил за ней Джинга и что-то прошипел под нос. — Сам себе придумал?! — Ну да, — Рьюга пожала плечами. — А разве не так? — Рьюга, ты… — Ну не умерла же, — перебила она. — Не умерла, не… лежу, как немощь беспомощная. Сижу. Тут. Перед тобой. Целая и в порядке. Всё. — Не в порядке, — возразил он, на что Рьюга только закатила глаза: — Не совсем целая. Но в порядке. — Рьюга… — Джинга поджал губы. — Поэтому уймись и прекрати истерику. — Я не истерю. — А глаза у тебя на мокром месте, потому что зевнул неудачно? Джинга прищурился, протирая глаза ребром ладони, и сел прямо, складывая руки на груди. Рьюга ждала, что он скажет дальше, надеясь, что хоть что-то из того, что она хотела сказать, до него дошло. — Ты правда в порядке? — Правда. — И правда не злишься? — Злюсь, но не на то, о чём ты думаешь. — Например? — Я злюсь на то, что ты ведёшь себя, как упрямый дурак. — От кого я это слышу!.. — вскинулся Джинга, на что Рьюга только кивнула: резонное замечание. — Рьюга… — Но правда ведь, — она криво усмехнулась. — Отличный тандем, — Джинга тяжело вздохнул и потёр шрам на переносице. — Изумительный просто. — Ты понял, что до тебя донести пытаются? — Понял, — он кивнул. — Что? — Они волнуются. Мне стыдно. Но нужно время. Ты не злишься. Злюсь я. Ты в порядке. Очевидно врёшь. Пройдет действие анестетика — почувствуешь всё, и тогда видно будет, насколько ты действительно «в порядке», — он снова тяжело вздохнул. — А малявка это?.. — Кента. — Не такая уж и малявка уже. — Всё равно малявка. — Как знаешь. — Так… — Рьюга прищурилась. — На что ты злишься вообще? — На себя. Она со вздохом закатила глаза: ну конечно, как же могло быть иначе. — Почему? — В смысле «почему»?! — Джинга развёл руками, снова срываясь на крик. — Рьюга, ты… — Я знаю, что я Рьюга, — раздражённо прошипела она. — Только скажи про спину, давай, я знаю, что ты именно это сказать и хочешь. — Хочу. И скажу. — Вот и говори. — Я злюсь, что потерял контроль и ранил тебя ещё больше! — Ты не «потерял контроль», а попал под влияние Императора. — Всё вместе! Не потерял бы контроль — не попал бы под его влияние, не попал бы под его влияние и… — Джинга, — перебила его Рьюга. Он осёкся на полуслове. — На спине — несколько царапин. Глубоких, но царапин. Меня ранил не ты, а та психованная тётка, и истекала кровью я тоже из-за неё. Наличие или отсутствие пары лишних порезов сильно ситуацию не усугубят. Джинга ответил ей не сразу. Сперва перевёл взгляд на собственные ладони, посидел так немного времени и сжал кулаки, вскидывая голову. — На деле оно серьёзнее, чем ты говоришь, это во-первых, а во-вторых, даже если так, я всё равно тебя… — Ты не на то внимание обращаешь, — Рьюга вскинула бровь. — А на что мне внимание обращать?! — На то, что ты нас оттуда вытащил. — Не я, а вертолёт, — проворчал он. — А кто этот вертолёт вызвал? Кто вообще додумался дать эту, как-её-там кнопку? Твоя же вроде в рюкзаке осталась, нет? — Моя оплавилась из-за Императора, — Джинга повёл бровью. — И пришла в негодность. — Ну вот, — Рьюга развела руками. — Квиты. — Да ни разу не квиты, Рьюга! — он схватил её за плечи и слабо встряхнул. Рьюга несильно, но сжала его запястья. Руки у него дрожали. Сильно. — Это даже близко не одно и то же. — Руку дай, — сухо попросила Рьюга. Джинга дёрнулся, отпуская её плечи, и непонимающе вскинул бровь. — Руку. Дай. Он осторожно, неуверенно протянул ей ладонь, и Рьюга снова взяла его за запястье, рывком отодвигая рукав кофты и обнажая предплечье, и укусила, стараясь сжимать челюсть не очень сильно, чтобы слегка прокусить кожу, но не более того. Джинга дёрнулся, но не пытался вырваться, и Рьюга отстранилась, как только почувствовала на языке вкус крови. След оказался внушительным: очень красным и слабо, но кровящим. Джинга прижал руку к груди и поджал губы. — Зачем?.. — процедил он и посмотрел на Рьюгу с ещё большим непониманием и недоумением. — Теперь точно квиты, — фыркнула она, вытирая уголки губ. — Как это вообще связано?.. — Если ты так убиваешься из-за того, что якобы ранил меня, то если я раню — тоже слабо, но до крови — тебя, мы будем квитами. — Это не так работает… — Мне плевать, как это работает, — Рьюга повела бровью. — Суть-то не меняется. Джинга снова посмотрел на оставшийся след и дёрнул рукав вниз, тяжело вздыхая. — И всё? — В плане? — Ну, после всего случившегося, ты правда не злишься? — Правда. — Правда… то есть правда? По-настоящему? — Джинга, — процедила Рьюга. — Я тебя сейчас укушу ещё раз. Сильнее. — Не надо, — тут же дёрнулся он. — С твоими зубами это чересчур больно. — А, то есть это больно, да? — Рьюга вскинула бровь. — А язык туда совать ты… — Почему ты вспомнила это сейчас?! — Джинга вскочил на ноги и тут же начал съезжать по крутому склону. Пришлось сесть обратно. — Из всего, что ты могла сейчас сказать, ты решила припомнить именно это?.. — Зато ожил, — фыркнула она. Джинга сглотнул, слабо кивая, и отвёл взгляд. На этот равно как будто смущённо, и Рьюга про себя усмехнулась хотя бы этой победе. — Могу ещё что-нибудь припомнить. — Не надо, — взмолился он, а потом странно на неё посмотрел. Помолчал, а затем-таки спросил: — А можно?.. Рьюга не ответила, только махнула рукой, мол, валяй,. Джинга придвинулся к ней, положил ладони ей на щёки, и осторожно притянул ближе, касаясь её губ. Поцелуй получился смазанным, дрожащим и очень неловким, и прежде, чем Рьюга сообразила, куда деть руки, он отстранился, посмотрел на неё огромными влажными глазами и, опустил руки на плечи, прижался к ней, утыкаясь лицом в ключицу. В лицо ударили его торчащие, рыжие волосы, однако Рьюга продолжала спокойно сидеть, неловко и не очень уверенно касаясь кончиками пальцев его спины. Может быть, стоило погладить. Наверное. Сидели они так достаточно времени. По внутренним ощущениям, несколько минут точно. — Тебе легче стало? — наконец-таки уточнила она, и Джинга дёрнул головой. — Тогда отлипай. Успеешь ещё так насидеться. — Разрешаешь?.. — Ага, — криво усмехнулась Рьюга. Джинга, посидев в подобном положении ещё немного, наконец-таки сел прямо и внимательно на неё посмотрел. — Ты голодная? — А? — не поняла она. Что за вопрос вообще. — Сколько ты не ела по факту? — Сколько… лежала без сознания, получается? — Рьюга прищурилась. А ведь действительно. И вряд ли, наверное, в больнице её морили голодом, но точную схему того, как должно происходить кормление в бессознательном состоянии она не то что не знала — даже не представляла. — Есть хочешь? Тебе можно? — Да кто ж знаешь, — Рьюга развела руками. — Но хочу. — Пойдём, — он поднялся на ноги, стряхивая налипшую на джинсы траву, и протянул руку, чтобы помочь встать ей. — Тут недалеко… относительно недалеко, ладно… есть бургерная. Устраивает? — Бургерная?.. — Ты не знаешь, что такое бургеры? — Еда какая-то, — Рьюга пожала плечами. — Этого достаточно, — Джинга кивнул и дёрнул рукой. Рьюга ответила на жест и тоже поднялась на ноги, отряхивая штаны. Нога продолжала ныть, сейчас обращать внимание на боль не хотелось. А вот есть, тем более, когда Джинга об этом упомянул — как раз и очень даже. Она искоса глянула на мост и проследовала за Джингой. Стоило им перелезть через забор, как он снова взял её за руку. Не за запястье — за ладонь. Сжал, переплетая пальцы, и направился в сторону города.