Старые псы, новые трюки

      Непосильной задачей казалось даже глаза открыть, не говоря уже о том, чтобы изменить положение и начать функционировать в принципе. Начало мыслительной деятельности так же относилось к данной категории, поэтому первые минут… десять, возможно, Тсуна просто существовала. А может, и не десять — может, сильно больше или, наоборот, сильно меньше. В любом случае неважно. Не стоило зацикливаться на времени — и без того паршиво.       Некоторое время потребовалось лишь на то, чтобы осознать, что она не дома: пахло тут по-другому, да и кровать — непривычно мягкая, ни в какое сравнение с тем жёстким матрасом.       Мягкая кровать.       Тсуна с трудом прищурила один глаз. Просто чтобы убедиться: здесь или не здесь. И тут же пожалела об этом, потому как комната оказалась ужасно светлой. И как-то быстро перехотелось пытаться оглядеться. Снова закрыть глаза и не оглядываться, пока не полегчает. Даже заснуть в теории получится.       Наверное.       Она просто слегка повернула голову и цыкнула, понимая, что не стоит открывать глаза не только сейчас, но и в ближайшем будущем. Потому что по одним только ощущениям стало понятно, что внешне Отори конкретно в данный момент больше походила на трупешник. Свежий, бесспорно, ещё не начавший разлагаться, но всё будет, надо только подождать.       Окоченение, по крайней мере, уже наступило.       И вертолёты, куда же без них.       Тсуна тяжело вздохнула, пытаясь понять, что и как. Погани во рту не было, под ложечкой не сосало, размякшей себя не чувствовала. Значит, вроде бы, не пила. Ну или нет много, чтобы весь день отходить. Но тогда с чего-то же её выкосило — осталось сообразить, с чего именно. И как вообще очутилась там, где очутилась.       Не случайная связь. Определённо — одежда на ней. Неприятно липнувшая к телу, отчего колебалось желание залезть в воду прямо так, по принципу «и помыться, и постирать», но факт. Да и c гипсом она… мало кому сдалась в этом плане. Наверное. Хотелось надеяться.       Тишина напрягала.       Было слишком тихо. И в комнате, и вообще — Тсуна даже себя не слышала. Ни дыхания, ни вообще — буквально полный вакуум. А открывать глаза… нет. Просто нет.       — Соображай быстрее, — цыкнули прямо над ухом, отчего Отори дёрнулась. От неожиданности: в мертвецкой тишине слышать голос — тем более такой, сломанный и сквозь шум — ну очень не очень. Оттого и судорожно выгнулась, забыв и про нистагм, и про окоченение в целом. Хотя по голове прилетело достаточно быстро. И очень ощутимо. — Безнадёга.       — Да что ты… — запоздало дошло, что говорила она с Йами. И тишина такая была, видимо, как раз поэтому — снова эта чернота кругом.       — Просто хочу прояснить пару моментов, но подозреваю, что сейчас это дохлый номер, — в голосе слишком отчётливо слышались разочарование вкупе с раздражением. — Ты и в обычное время едва-едва соображаешь, а сейчас… Тьфу.       Ноги коснулось что-то очень липкое и прохладное.       — А сейчас что? — Тсуна-таки приоткрыла глаза. Просто чтобы видеть Это. Неизвестность пугала немного больше, чем головокружение.       Йами выглядело… привычно? Даже слово нужное получалось подобрать с натягом, потому как… неправильно это, что ли. Называть такое «привычным». Нельзя.       — Можно, не обманывай себя, — фыркнуло Оно и дёрнуло головой, чтобы смахнуть с лица длинную чёлку. Юбка в пол, безрукавка, волосы в низком хвосте — словно и не менялось ничего. Тсуна даже какую-то лёгкую ностальгию почувствовала, что ли. — Дура сентиментальная, ты вообще помнишь вчерашнее?       — Нет, — честно призналась Тсуна, даже не думая. Потому что не над чем — и так всё ясно. — Нет, не помню.       Йами вскинуло бровь и странно прищурилось.       — Ясно.       — Что тебе ясно?! — вскинулась Отори и тут же осела на условный пол, потому что сейчас лучше обойтись без резких движений: занесёт быстро и скорее всего больно. — Что-то важное произошло?       — Ничего такого, о чём тебе следует знать в таком состоянии, — сухо констатировало Йами и криво усмехнулось. Недобро и явно с издёвкой: — Подержу интригу, так сказать. Всё равно ты сейчас нормально всё не воспримешь, а мне, знаешь ли, интересно посмотреть.       — Я тебе что, зверьё цирковое? — процедила Тсуна и мрачно хмыкнула: ну, собственно, похоже, да. Но она не подписывалась развлекать Это каждый чёртов раз. А Оно явно веселилось. — Не отвечай, это риторический вопрос.       — Как скажешь, — Йами пожало плечами и хмыкнуло. — Да.       Тсуна прикусила язык, чтобы не острить. И не рифмовать. Хотя хотелось.       — В любом случае…       — В любом случае скажи «спасибо», — бесцветно добавило Оно.       — За что? — Отори растерянно вскинула брови.       — Ты взбодрилась?       Тсуна прищурилась, пытаясь понять, что вообще чувствует. Целиком состояние не прошло, но, всё-таки, стало ощутимо легче. Может, потому что со скрежетом, но начала соображать и как-то… отлегло. На второй план. Забылось или пришло смирение — чёрт его знает, но не в первый раз уже такое, можно было и привыкнуть.       — Да?.. — неуверенно протянула она, подозрительно покосившись на Йами. Что-то в Этом переменилось. Едва уловимо и незаметно для глаз, но факт. Что-то поменялось. Что-то неуловимое. — В чём подвох?       Йами со странной усмешкой пожало плечами. Тсуну коробило от вида себя же лет восемь-десять назад: это было тем, что должно было рассыпаться во времени и всплывать только на фотографиях и старых записях. И не более.       А не стоять прямо перед ней с самодовольным видом.       — Моя заслуга.       — Рука на место когда вернулась? — она поспешила сменить тему, чтобы не признавать правоту. Да, есть в этом заслуга Йами, но за единичную услугу гнев на милость не сменится.       Йами дёрнуло бровью и поморщилось. Тсуна уже уяснила, что Оно слышит её мысли, поэтому не особо стеснялась громко думать.       — Ну примерно тогда, когда тебе руку сломали… — протянуло Это с каким-то полу-издевательским виноватым видом. Отори прищурилась. — Ну было и было, чего прошлое воротить-то.       — Я тебя так ненавижу, — на выдохе произнесла она, потирая шею.       — Ну, от себя не убежишь, — Йами снова пожало плечами.       Тсуна сильно сжала зубы и сипло выдохнула: не в том состоянии, чтобы срываться. Вообще не в том, и Йами без особых усилий сможет ответить или противодействовать. А ей и без этого крайне… паршиво, мягко говоря, влияние Этого и даром не сдалось.       Перебесится, да.       — Давай проясним: сейчас ты мне ничего не скажешь, да?       — Ну, да, — Оно криво усмехнулось. Тсуну этот непонятный взгляд сверху вниз озадачивал, если не сказать «напрягал». Ну правда: во взгляде что-то конкретное переменилось, внешность тут ни при чём. — У нас с тобой предстоит ещё достаточно длинный разговор, вот увидишь.       — Жду не дождусь, — процедила Отори, сжав кулак.       Что удивительно — она до сего на это внимание не обращала, — рука почти не болела. Побаливала при неудачных телодвижениях, однако чтобы прям-таки до слёз… Или не проснулась ещё окончательно, тоже возможно, и боль от руки равномерно растеклась по всему телу.       В любом случае, не очень-то и важно. Пока что.       — Тсуб?       Как по щелчку, пропал и ставший привычным фиолетовый туман, и давний образ из прошлого. Осталась просто чернота — естественная, от которой легко отмахнуться, просто открыв глаза. А сделать это получилось далеко не сразу.       — М? — Тсуна осторожная прищурилась, пробуя определить, откуда шёл голос. Определённо не рядом.       По лёгкому треску пластика стало понятно, что света теперь можно не бояться. Если это жалюзи. Если же нет, то, наверное, глаза после этой попытки открыть не сможет ещё некоторое время, однако попробовать явно стоило.       — Ты как? — теперь говоривший был ближе. Отори поняла, что до этого не Йами так звучало, а она так слышала. Хотелось надеяться, что это не было затянувшейся галлюцинацией, и звучало всё смазано, издалека и через звон по-настоящему, из-за боли в висках и в целом событий… прошлой ночи? Сколько вообще прошло времени? — Ладно, можешь не отвечать, и так всё видно.       Ю.       В домашней одежде, лохматый и какой-то чересчур помятый.       — Более или менее, — очевидно «менее» доминировало. Но что-то же сказать надо было. И лишь для того, чтобы понять, что далее по списку шёл невероятный сушняк, отчего с каждым словом казалось, что в рот — и горло особенно — насыпали хорошую такую горстью песка.       Ощущения окоченения постепенно сменилось непонятной сжатостью: кожу стягивало, всё тело ныло; казалось, высыхает в ускоренном темпе.       Ю тяжело вздохнул, и Тсуна почувствовала ладонь на макушке.       — Итак, ты спала чуть меньше суток — примерно восемнадцать часов, — проспала всё, что только можно было — и нельзя тоже, — а ещё тебя искал Йо-Йо, но я почти честно ему сказал, что ты спишь, просто это от таблеток или что-то в этому духе, уже не помню точно, — тянул он, лохматя наверняка и без того гнездо на голове. Тсуне очень хотелось узнать причину такого его потрёпанного вида, но кто бы спрашивал — говорить пока что было крайне затруднительно. — Я очень надеюсь, что ты хотя бы кратко сможешь описать произошедшее, потому что ну… кажется мне, что это всё-таки было что-то вроде психоактива какого-нибудь, потому что до того, как отрубиться окончательно, тебя ещё некоторое время метало сильно.       — Метало?.. — просипела она, с трудом сглатывая. Ю, словно опомнившись, помог ей принять полусидячее положение и взял с передал стоящий на прикроватной тумбе стакан воды.       — Как бы помягче… — он нервно посмеялся, потирая шею. Тсуна прищурилась: внутри всё сжалось. Смотреть на его синяк было невозможно, но отвести взгляд не получалось: её ладони. Это сделали. Она. — Эй, ты чего?       Тендо явно не скупился на тактильность: вторая его рука легла на щёку.       — Ничего, — Отори сдавленно посмеялась. — Ты там начал говорить. Продолжай.       — А, — он кивнул и неловко прикусил губу. — Ты то ли бредила, то ли язык у тебя развязался — я не очень-то понял, что и почему, но крайне чётко уловил посыл.       — Посыл? — она вскинула бровь.       Ю убрал руки от её головы и развёл их в стороны.       — Я помню, что тебе не нравится кому-либо плакаться, но правда: давай сделаем вид, что я великий слепой… и глухой… И ты можешь… как бы это правильно назвать?..       — Дать слабину? — подсказала Тсуна, вскинув бровь. Риторический вопрос: куда уж больше. И так растеклась, как невесть что. — Не стоит, правда.       — Тсубаса, — Ю сказал это настолько серьёзно, что её дёрнуло. — Я не хочу делать тебе одолжение или что-то в этом роде, говорю прямо: я боюсь. И вчера мне очень хотелось позвонить, куда следует, чтобы тебя госпитализировали. Поэтому пожалуйста. Заткни эту свою волынку про «всё хорошо» и дай хотя бы мне убедиться в этом. Попытаться.       — Ю… — она нервно хмыкнула.       — Меня очень пугает тот факт, что ты, кажется, смирилась с этим состоянием. Так нельзя.       — Я знаю, — Тсуна поджала губы, пристыженно опустив голову. — Но всё-таки…       — Но всё-таки что?!       Не то чтобы она часто видела его слёзы. А тут — меньше, чем за две недели, аж дважды: рука и… вот сейчас. Определённо не так всё должно было сложится, вот вообще не так.       — Ничего, — упавшим голосом ответила Отори, вытягивая руку, чтобы притянуть Ю к себе. Вроде бы, если это не было какой-то игрой воображения, они примерно в таком же положении и заснули. Она, по крайней мере. А вот насчёт Тендо сильно сомневалась.       — Если вдруг тебя стукнет, мол, на грани и всё такое — я тебя очень прошу, звони мне, — пробурчал юноша, лицом уткнувшись ей в плечо. — Не в одиночку это переживай. Я не хочу, чтобы ты умирала. Особенно — в одиночестве.       — Я вчера что-то такое сказала, да? — мрачно посмеялась Тсуна, судорожно пытаясь сообразить, что в теории могла наговорить. Вообще по нулям, словно все события, начиная от поиска бара и заканчивая вот недавним пробуждением, вырезали.       Бар.       Улыбающийся человек.       И непонятное сейчас, но очень сильное чувство паники и одновременно с этим — гнева.       — Ага, — Ю поднял взгляд. — Очень много.       — А где… куртка, — почему-то казалось, что если уж не конкретный ответ, то хотя бы примерный намёк на произошедшее был в кармане. В буквальном смысле.       — В коридоре, где и должна, — протянул Тендо. — А что?       — Карманы обшарить надо, — Тсуна потёрла переносицу. — Там… должно что-то быть. Не уверена, что именно и почему так думаю, но проверить лишним не будет.       Ю вздохнул и осторожно обнял за плечи.       — Я понимаю, что вряд ли получу внятный ответ, но спросить стоит: как давно это всё у тебя копилось?       Отори запрокинула голову, сдавленно посмеиваясь.       — Не знаю. Относительно всего остального — не очень давно. Но точно не скажу.       — Ясно.       Она слабо погладила его по волосам. На себя как-то всё равно, но вот в такие ситуации больше попадать не хотелось. От слова «вообще».       — Ю, — Тсуна заговорила быстрее, чем успела всё нормально обдумать. Но, наверное, это даже к лучшему, потому что в противном случае не стала бы открывать рот по этому поводу вовсе. — Сколько до окончания этого турнира осталось?       — Недели… полторы-две, — Тендо ответил не сразу. — А что?       — В общем, — она вздохнула. — Мне в конце месяца понадобится твоя помощь: надо съездить кое-куда по просьбе Хикару. Но до того момента обещаю начать принимать лекарства и регулярно посещать врача. А после завершения турнира вообще лягу, куда следует. На столько, на сколько надо. Клянусь, — и оттопырила мизинец. — Если я совру, то проглочу тысячу иголок и отрежу палец… Или как там оно звучит.       Ю непонятливо моргнул, но жест повторил, также оттопырив мизинец. Когда они там в последний раз клялись о чём-то на мизинцах?.. Давно. Определённо давно.       — Ногтя у тебя и так нет… — протянул юноша и слабо хмыкнул. — А если нарушишь клятву, не будет ещё и пальца.       — То есть иголки тебя не смущают? — Тсуна вскинула бровь. — Или нормально?       — Нормально, — подтвердил Ю. — Не так уж и страшно, если они маленькие.       Отори сипло выдохнула, понимая, что пробивает на лёгкий смех. Определённо, она была рада тому, что получилось хоть чуть-чуть, но разрядить обстановку.       — Вот и договорились, — она сложила подбородок ему на затылок.       — Вот и договорились, — повторил Тендо. — А теперь, раз мы всё более или менее разрешили — на данный момент, — то чапай-ка ты в душ. А то выглядишь — и, если честно, пахнешь, — как очень старый и потрёпанный веник.       — А как пахнет старый и очень потрёпанный веник? — Тсуна позволила ему отползти и сесть прямо. Но от такого заявления она невольно нервно посмеялась: странное сравнение. Справедливое. Но странное.       — Не очень, — нарочито сухо ответил Ю и широко улыбнулся; получилось вымученно, но всё-таки искренне. Вроде бы. — Давай, ползи, ты сможешь.       — Я смогу, — она вдохнула и рассмеялась на выдохе.       — Да, — кивнул Ю.       — Да, — Тсуна повторила за ним. Хотелось и рассмеяться, и расплакаться одновременно. Но раз уж замаячила перспектива душа, то слёзы можно было и придержать. Пока не залезет под воду.       — Завтрак на столе, вещи в стирку, какой-то комплект одежды у тебя тут есть, — отчеканил Тендо. — Надо замотать гипс, а если нужна будет помощь и с тем, чтобы помыться — чирикни.       Оставалось только позавидовать его оптимизму и энергичности. Тсуна, глубоко вздохнув, только кивала в такт его словам.

***

      У этих самокруток была странная особенность: каждый раз послевкусие от них различалось. Одно горчило, другое — наоборот: оставалось на языке чересчур приторным налётом; настолько противным, что хотелось это выскрести. Оно очень раздражало, но определённо стоило отдать Старухе должное: ощущение лёгкого дурмана не давало выйти из себя в полной мере; всё притуплялось, никаких всплесков ярости. Ну и энергии тоже, чего уж тут, так что палка о двух концах.       Но Рьюга с каким-то необъяснимым для себя же упрямством продолжала использовать это как метод быстрого успокоения. По крайней мере, в людных местах. Это — и щёлканье зажигалкой, которую вроде бы даже заправили. Было в разглядывании этого немощного огонька какое-то невнятное очарование.       И странно получалось: смотрит на это трепыхающееся нечто, а стоило чуток поднять глаза — и снова трепыхающееся нечто. Даже того же цвета. Только на голове и в окружении детей. Рьюга прищурилась: Серебрянка очень прозрачно, но при этом обтекаемо намекнул на то, что им надо серьёзно кое о чём поговорить. И свинтил красоваться по первому свисту каких-то мальчишек, которые просто оказались рядом.       Кумир, все дела.       Это она поняла ещё тогда, на… фестивале или что это вообще было.       Но как-то паршиво было подрываться на «просто прогулку» только для того, чтобы в итоге сидеть на перилах возле какого-то здания и ждать, пока Этот наиграется с детьми. Рьюга раздражённо дёрнула бровью и сделала глубокую затяжку. Просто чтобы выпустить пар — во всех смыслах.       — Тут нельзя курить, — сказали у неё за спиной, хотя это она поняла не сразу: из-за выкуренного чувства притуплялись, поэтому даже не обратила внимания на приближающегося. Хотя стоит признать: от неожиданности слабо дёрнулась и заскользила на круглой перекладине, едва с неё не съехав. — Это ведь ты, верно?       — Смотря кто спрашивает, — криво усмехнулась Рьюга, отпустив второй рукой перила только тогда, когда уверенно упёрлась ногами в перекладину ниже.       — Мы виделись. Недавно, — тон не предвещал ничего хорошего. Так-то, ребёнок — а это был именно он — очевидно ей ничего не сделает, но в любом случае, разбираться с малявками явно было прерогативной Серебрянки.       Рьюга косо глянула на него из-за плеча и прищурилась: а. Этот.       — Допустим, — она вскинула бровь. — И что с того? Руи — или как его там — нахмурился и выставил руку перед собой. В пальцах что-то блеснуло.       Волчок.       — Причина твоего отказа — недостаток моего мастерства?! — несмотря на его странный вид, Рьюга смотрела только на лицо, в глаза. Вопрошал парниша вполне искренне, судя по горящему взгляду.       От такого заявления пробило на смешок. Она уже и думать забыла, что вообще происходило тогда, и напрочь из головы вылетело то, что кому-то там отказала. Но, видимо, для него это было важно — иначе бы не пристал.       — Нет, — сухо бросила Рьюга, продолжая криво усмехаться. — Не в этом.       — А в чём тогда?! — его рвение определённо доставляло удовольствие. На мгновение даже стало как-то жалко говорить ему причину.       — Парниш, — безучастно начала она. — Мне нравится огонь в твоих глазах, — и прикусила язык, чтобы не сказать «и на голове», — но тут в другом дело. Не в тебе конкретно.       — А в чём тогда? — повторил он уже более спокойно, но всё так же хмуро.       Рьюга сипло выдохнула, мрачно посмеиваясь.       — У меня волчка нет.       Стало искренне интересно узнать, что после этого начало происходить в этой горящей синим пламенем головёшке. Потому что в лице Руи изменился не сильно, но вот взгляд потупил — и это даже повеселило.       — То есть… — он не сразу нашёлся с ответом. — То есть как это?..       — Ну так, — Рьюга пожала плечами, криво посмеиваясь.       — Это… — начал он, очевидно поумерив пыл; по крайней мере, руку опустил, — из-за тех событий?       — Тех событий? — она прищурилась, делая очередную затяжку.       — Ну, около восьми лет назад…       — Не продолжай, я поняла, — недокуренная самокрутка переломилась на две неравные части. Ощутимо дёрнуло, оттого и сжала пальцы. Но вот… — Откуда ты вообще про это знаешь?       — Знаю, — самодовольно хмыкнул Руи.       — Напомни, как тебя зовут? — Рьюга сжала зубы, растирая в кулаке остатки сухой травы в бумаге. Кто бы мог подумать, что её уколет какой-то мальчишка.       — Луи Широсаги, — протянул он. Луи. Не Руи. — И запомни: я буду первым, кто с тобой сразится.       — Ты так уверен в этом? — не без иронии поинтересовалась она. — Хорошо, я запомню. Не обещаю, но, возможно, мы с тобой ещё пересечёмся.       — Жду с нетерпением.       Он снова взглянул этим самым горящим взглядом и, цыкнув, направился в сторону здания. А Рьюге хотелось что-то стукнуть. Очень сильно — так, чтобы оно дрожью растеклось вдоль рук. Даже эффект от самокруток не сглаживал: внутри всё полыхало.       Стоило всего-то напомнить про две вещи: потерянный Эл-Драго и… Она сипло выдохнула. То, конечно, смертью назвать в полной мере нельзя: будь оно действительно так, её бы тут не было. Но определённо — поражение. Не в общем плане. А её. Её собственное, которое стоило всего.       Сжатые кулаки слабо подрагивали.       — Э-э-эй, — что-то осторожно ткнуло её в плечо. Этого более чем хватило, чтобы встряхнуться и громко выругаться, сильно ударив пятками по нижней перекладине. — Ты… чего?       Серебрянка. Невероятно: закончил.       — Ничего, — сухо цыкнула Рьюга. Это самое малое, что она могла сделать, но самое больше в конкретно данных обстоятельствах. А когда попыталась вернуть ноги на прежнее место, обнаружила, что металл погнулся. Блеск. — Ты закончил?       — Да… — протянул он. Растерянно и очень напряжённо. — Ну и… Собственно, о чём речь, да…       — Да.       — В общем, — Джинга глубоко вздохнул. Рьюга только потёрла переносицу: как будто перед смертью надышаться пытается. По лицу так точно готов в ткань заматываться и в костёр прыгать. — В общем, в общем, в общем… Я не уверен, как правильнее это будет сказать, поэтому скажу прямо: нам… мне… придётся задержаться. На неопределённый срок. Вот, — и выдохнул, смотря на неё исподлобья, закусив губу.       Рьюга вскинула брови.       — Из-за Птицы?       — Ну… — он растерянно моргнул, но, видимо, сообразил, о ком речь. И кивнул. — Да. Я просто…       — Замолчи, — она махнула рукой и запрокинула голову. Лучше уж небо разглядывать, чем серые высотки.       — Извин…       — Замолчи, — повторила Рьюга. И пожала плечами. — Ладно.       Джинга сперва посерел, потом побледнел, и более или менее естественный оттенок его лицо приобрело далеко не сразу.       — Я понимаю, что ты обижена ил…       — За-мол-чи, — процедила она и поморщилась. — Раздражена — да. Злюсь — нет. Обижена? Уж тем более нет, не упоминай подобные пустышки.       Серебрянка издал невнятный звук и медленно осел на нижнюю, помятую перекладину, очень шумно дыша. Рьюгу это в каком-то смысле даже позабавило: больно уж испуганным или взволнованным он выглядел. И явно не ожидал такого исхода.       Очевидно, как день.       — А что тогда? Почему не даёшь договорить? — вскинулся он.       — Потому что оправдания твои слушать мне не упёрлось, — она равнодушно хмыкнула. — Очевидно же, что Птица в приоритете, да и по ней видно, так-то. К тому же, насколько помню, вы друзья, так что ещё более очевидно. Лучше уж живому помочь, чем мертвецу.       — Ты… про себя, что ли? — осторожно уточнил Джинга и мрачно прищурился. — Ты не мертвец.       — Мертвец, — Рьюга вскинула бровь. — У живых надгробий — даже двух, если я всё правильно поняла — не бывает. Могу поделиться, видимо, на одно больше нужного. Но определённо не с Птицей.       — Рьюга… — он сипло выдохнул и потёр бровь. — Я думал, это будет сложнее.       — Что? Сказать, мол, простите-извините-низко кланяюсь вам в ноги и молю о прощении, но можем ли мы задержаться в этой дыре, потому что моему другу плохо? Ну, отлично справился, жду поклона в ноги.       Хагане снова выдохнул и захихикал. Рьюга проигнорировала: не то чтобы нарочно старалась острить или что-то в этом духе, говорила как есть. Ну, видимо, ему смешно — может, от напряжения. Перенервничал там, или что-то подобное — ей-то откуда знать.       — По крайней мере, не с пустыми руками, — прошипел Джинга и широко улыбнулся. — Записи о волчках теперь на руках. Хотя бы так.       — Хотя бы так, — повторила Рьюга и снова уставилась в небо. Хотелось спать. Очень сильно. Но с другой стороны — да, хорошо. Хоть что-то, но сдвинулось с мёртвой точки. А вот следующее телодвижение Серебрянки она не поняла.       Тот резко выпрямился, развернулся на пятках и сделал выпад в её сторону. Рьюга рефлекторно подалась назад, на мгновение забыв про скользящую под штанами железку. Выбор был между «удержаться, но позволить Хагане сделать то, что он собирался» и «перекрутиться и упасть». Очевидно, меньшее из зол, но времени, пока он вытягивал руки — пара секунд — хватило, чтобы покрепче взяться за эту многострадальную балку и всё-таки откинуться, замерев в горизонтальном положении.       — Да ладно тебе, — смешливо простонал Джинга.       — Не «ладно», — фыркнула Рьюга. — Не надо меня трогать, Речка Серебряная.       Он миролюбиво посмеялся, но помог сесть прямо и облегчённо выдохнул.       — Спасибо!       — Да было бы за что?.. — она вскинула бровь. — За дело такими словами бросайся, а не просто так.       — Ну так за дело, — Хагане хмыкнул и оттопырил мизинец. — В любом случае, я клянусь, что помогу тебе, что бы то ни было.       — Словами не бросайся, — проворчала Рьюга, отмахиваясь от протянутой руки для скрепления клятвы. — Обойдёшься простым «договорились».       — Ладно, — Джинга неловко посмеялся.       Его оптимизм не то чтобы напрягал. Скорее… удивлял, что ли. Так непринуждённо они, кажется, говорили впервые. Ну, всё бывает в первый раз и, видимо, придётся с подобным свыкаться. Глаза слепило от того, как он в буквальном смысле светился. Рьюга устало потёрла переносицу и спрыгнула с перил. В любом случае, видимо, всё важное, что хотел, он сказал. Ей тут делать нечего.       В шею неожиданно словно воткнулось что-то мелкое, но колючее. Чей-то взгляд. Пристальный. В спину.       Для вида глянув на Хагане, Рьюга попыталась хотя бы в периферии выловить этого некто. Но — увы: абсолютно никого.