Соседи

      Несколько лет только в одной этой группе, но Марти уже успел научиться жить в любом графике. Становится не важно, удобен он или нет, ведь выбор не стоит, и Марти умел обращать любой расклад в свою пользу. И ночной перелёт обычно означал сон в самолёте и силы на концерт в этот же день, после чего он точно сможет отдохнуть либо в отеле, если повезёт, либо в дороге.       Но этот день был другим.       Марти очень старался, но так и не сомкнул глаз за весь полет, напрочь вымотанный грандиозным завершающим европейский тур шоу, и куда более вымотанный громовым афтепати после, куда он не мог не пойти, ведь это было частью его работы. Помимо того, чтобы два Дэйва могли спокойно переложить на него ответственность за свою жизнь. И в отличие от Марти, сильнейшее похмелье срубило обоих ещё в аэропорту. Он больше не обращал на это почти никакого внимания. Только этот единственный город означал, что, ступив ногой на твёрдую землю, снова все они встретятся друг с другом уже на саундчеке. Никакой город ни в какой стране ни в каком другом штате не мог взбудоражить всех в группе сильнее, чем дом.       Марти едва получил свой багаж, тут же постарался убраться подальше от своих сопровождающих. Сложность была в том, что до того, как он сядет в такси — им всем по пути. Это были одни из самых долгих недель в его жизни, и всё, что осталось, это каких-то полчаса от аэропорта. Марти уходил в мысли всё глубже, поэтому не сразу осознал, что вышел буквально в живой капкан из прессы, камер, людей, криков, визгов, воплей, вопросов, фанатов, толпы… Марти затормозил после нескольких шагов и загнанно огляделся. Он улетал из этого города музыкантом с большими амбициями, а вернулся парнем, которого обожает, возможно, самый влиятельный город в музыкальной индустрии на Земле. Его лицо непроизвольно озарилось восторженной улыбкой. Марти любил музыку, любил творчество, любил признание и любовь за свою музыку, за своё творчество. И невозможно было упустить момент и шанс получить наконец то, ради чего и была вся его жизнь последние несколько лет. Если тебя любят в Лос-Анджелесе — тебя любят во всём мире.       Марти мгновенно погрузился с головой, воодушевленно отвечал фанатам, подписывал нескончаемый поток вручаемой ему ерунды, улыбался для безумного количества фото. И обделить ни прессу, ни фанатов вниманием Марти не мог, не желал и не собирался. Ещё несколько минут и новый взрыв эмоций у толпы, Марти обернулся. Дэйв и Джуниор уже догнали его, но энтузиазма проявляли едва ли в пару процентов. Пресса переключилась на Мастейна, и Марти, наконец, смог собраться. Он должен ехать, ему необходимо ехать. Он бросил взгляд на Дэйва, полный замешательства. Тем утром был их последний разговор про Ника, и ни тем же вечером, ни в какой-либо день за весь тур Дэйв не сделал или не сказал ничего, что бы значило, что его хоть как-то волнует Ник. Сперва Марти был рад, ведь Дэйв вёл себя как обычно и это успокаивало. Но также где-то в той части сознания, которую Марти не хотел слушать, он понимал, причина в том, что с Ником покончено.       Дэйв лениво отвечал на град вопросов и, как мог, улыбался фанатам. Марти огляделся. Как он, черт возьми, сделал это? Джуниора поблизости не было. Они вышли вместе, разве нет? Марти всё ещё пытался найти удобный момент и способ вырваться из этого капкана. Дэйв вдруг кивнул ему.       — Марти, у тебя же срочные дела? Давай, убирайся! Пропустите парня!       Он хотел было удивиться, но в то же мгновение его осенила мысль, что Мастейн не хочет ничего большего, кроме как забрать всю любовь толпы себе. Что же, хорошо провести время, Дэйв. Марти скрылся в ближайшем такси.       Было позднее утро и час-пик давно миновал, но всё ещё было слишком рано для оживлённой городской суматохи. Вежливо попросив таксиста выключить радио, Марти снова заземлился и на его лице заиграла улыбка, которую он уже не видел причин скрывать. Он наконец едет домой. Он наконец едет к нему. Ещё около часа Марти потратил на закупки в небольшом супермаркете, внезапно решив, что непременно стоит приготовить для Ника завтрак, после чего они точно проваляются в постели до обеда или даже дольше. Марти не счел лишним также закупиться в местной аптеке, как и выключить телефон. Сегодня не будет ничего и никого, кто рискнет помешать ему посвятить Нику все свое время.       Марти припарковался в привычном месте недалеко от дома, немного удивившись тому, что Ник решил оставить машину где-то ещё. Дом встречал его глухими тёмными окнами и кучей невостребованной почты, валяющийся недалеко от крыльца. Но сейчас ведь только раннее утро, Марти собрал всё, что мог унести в свободной руке, не занятой чемоданом и держащейся на честном слове сумке с продуктами. Виртуозно отперев замок, Марти бросил свой чемодан у входа и почти по памяти добрался до их обеденного стола, освобождая руки от пакетов. Марти, наконец, щелкнул выключатель и огляделся. Они оставляли квартиру на много месяцев. Окна были наглухо закрыты, вещи заперты, а дом обесточен. Марти включил рубильник, и пустую гостиную, наконец, залило светом и загудел проснувшийся ото сна холодильник. Марти почувствовал, как его тут же прошиб холодный пот и заледенели руки. Если Ника здесь нет… Если Ника здесь нет, то где он?       Это было второй мыслю, первой же было то, от чего Марти и сам удивился. В следующую секунду он уже нажал кнопку вызова.       — Стиви, как ты?       — Марти! Наконец объявился! Сколько из-за вас шуму сегодня, чувак…       — Слушай… Послушай, это потом, Ник записал партии?       — Э-э… Ник? Нет, не писал.       — Что? Что это значит, Стив, ты чем занят, какого хрена?!       — Да погоди, а в чем дело-то? Ты же сам решил не писать.       — Я решил? — прошептал Марти осипшим голосом. В горле пересохло и он прислонился к краю стола, почувствовав, что скоро потеряет последние силы.       — Он не пришёл на запись?       — Он пришёл. Сказал, что вы решили перенести запись и доработать материал. Отличный парень, кстати, оставил мне свои контакты, если студии нужен будет барабанщик.       — Я ничего не знаю об этом… Я перезвоню тебе позже, спасибо.       — Эй, Марти, ты в порядке? Что-то слу…       Но Марти сбросил вызов и попытался успокоиться. Это был нокаут, последний удар, что окончательно выбил почву из-под ног. Он больше ничего не понимал. В тот же момент он был зол и отчитывал сам себя, как незрелого зеленого новичка. Это была только его ошибка, и не Ник, а он сам почти уничтожил всю свою работу, не заключив договор, не прописав контракт, даже не заплатив ему за работу. Ника действительно не обязывало совершенно ничего делать для Марти какую-либо работу. Кроме того факта, что Марти просто попросил его. И он действительно на сто процентов был уверен, что для Ника этого достаточно.       «Найди мне нового барабанщика. Сроки должны быть те же» — отправить.       Марти вздрогнул от внезапного звонка. Он сидел на том же месте и обездвиженный буравил взглядом домашний телефон Ника, который не прекращал звонить, и, как только вызов сбрасывался на автоответчик, начинал снова. Странное чувство, как будто звонок был для него, но это был не его телефон. После третьего звонка Марти наконец молча поднял трубку.       — У тебя сейчас, наверное, такое лицо типа… О Боже, он что, следит за мной?       Марти молчал и слушал из динамика весёлый задиристый голос.       — Эй, Марти? Обернись! Я слежу за тобой! …Ты обернулся?       — Ник, где ты? — он почти прохрепел в трубку, после чего весёлый тон на другом конце провода тут же стих.       — Я дома. В смысле… Я дома у родителей, у тебя странный голос, что случилось?       — Нет, ничего. Я не знал, что ты не вернёшься домой, — Марти слегка прокашлялся, в попытке оживить пересохшее горло.       — Как прошла запись? Всё вышло, как мы хотели?       — Пока не вернусь. Марти, я хочу, чтобы ты приехал. Приехал сегодня сюда, понимаешь?       — Так ты записал барабаны?       — Здесь студия моего отца, послушай, мы могли бы записаться здесь! У меня есть еще пара идей, у нас, я посоветовался с отцом, мы могли бы записать…       — Черт возьми, какие идеи, Ник?! Мне нет до этого никакого дела! Как ты мог не сделать работу?       — Нет же, послушай, просто приезжай сюда, ладно? Пожалуйста.       Марти запустил свободную руку в волосы и делал медленные и глубокие вдохи. Ему просто необходим сеанс медитации, но сейчас было совершено не до этого.       — Мне нужно поспать и ехать на чек, Ник. Я думал… Я ждал, что ты будешь на шоу. Ты обещал.       — Я буду! Я ни за что не пропущу такое, не так ли?       Марти молчал и уже не знал, что ему думать.       — Эй, ты злишься на меня? Я всё объяснил Стиву, мы разговаривали несколько раз, всё в порядке, Марти…       — Мне нужно тебя увидеть, Ник. Сейчас.       — Сейчас никак не получится…       — Я буду ждать тебя после чека на парковке.       Марти нажатием кнопки сбросил вызов и устало опустился на диван. В том, что поспать он сможет едва ли, Марти был уверен. Но какое-то внутреннее чутье подсказывало, что ехать в дом Ника он просто не может. И он всегда доверял своей интуиции, которая никогда не подводила его, кроме тех моментов, когда подводила. В конце концов признавать, что снова выбрался наружу, казалось, давно побежденный страх, у Марти не хватало духу. Неужели его семья всё знает? Или он хочет, чтобы они узнали сейчас? Если так, то он расписывается в собственной трусости, ведь он даже не допускал подобных мыслей. Делал вид, что ему безразлична реакция родных, близких людей и всего общества, но даже не давал повода хоть как-то отреагировать. И куда тяжелее становилось бороться с собой, когда Ника попросту не было рядом. И этот единственный день дома развалился у него на глазах, а часы уже начали отсчет до момента, как он погрузит свой багаж, сядет в туровый автобус, и снова оставит Ника здесь. Марти наклонил голову и упёрся в подлокотник дивана, постепенно всё тяжелее сползая на подушки, пока наконец его глаза не закрылись.

***

      Казалось, весь город сегодня оставил все свои дела. В дороге, погруженным в работу, едва ли успеваешь следить за свежими новостями и рейтингами собственных же пластинок. Но реальность бескомпромиссно била в глаза. Марти не нужно было открывать чарты для того, чтобы понять: сегодня они готовятся отыграть самое большое и грандиозное шоу на текущий момент в своей карьере. И это витающее в воздухе чувство нарастающего успеха влияло на каждого, как в группе, так и во всей технической команде. Уже было не так просто отбросить мысли об этом. И Марти снова и снова осаждал себя и старался сосредоточиться только на одной вещи. Он стоял недалеко от съезда на парковку и наблюдал за тем, как нескончаемые толпы небольшими компаниями стекались из каждого переулка и поворота в одну конкретную точку. Время шло, а толпы становились все плотнее. Фанаты, которые не успели вовремя купить свой билет, теперь оккупировали ближайшие крыши, балконы домов, все местные бары и обочины дорог. В пьяных и уже накаченных веществами компаниях то и дело вспыхивали драки, и на всю округу разносилась нецензурная пьяная брань и девчачьи визги. Полицейские патрули едва справлялись с работой, пытаясь погасить в зачатке уже начинающие разгораться массовые беспорядки, хотя на беснующийся Лос-Анджелес едва начали опускаться сумерки. Марти даже забеспокоился, а вместит ли площадка всех желающих и насколько безопасно для них это зарождающееся безумие?       Он тут же отбросил эти мысли, когда обернулся на звук автомобильного гудка. Машина пыталась проскочить мимо блок-поста, где каждый, желающий въехать, досматривался, создавая пробку из нервных и ждущих момента поскорее ужраться в хлам водителей. Машину ожидаемо не пропустили и Марти тут же сорвался с места, не дожидаясь, пока возмущенные водители захотят разобраться с тем, кто имеет наглость лезть без очереди.       — Здесь что, Nirvana сегодня играет? — усмехнулся Ник, как только Марти захлопнул дверь.       — Да иди ты! — Марти сделал вид, что шутка не смешная, но Ник, конечно же, не купился. Он посигналил несколько раз и под вновь вспыхнувшее возмущение принялся сдавать назад, вынуждая уже приехавших за ним обложить его многоэтажным матом и нехотя разъезжаться.       — Твою ж мать, поимели бы совесть… Чувак, скажи это мне в лицо, ты понял?! — спустя несколько попыток выехать из заезда, Ник начал терять самообладание.       — Сейчас — это ты нарушаешь…       — Да знаю я.       Машина на максимально допустимой скорости удалялась от стадиона.       — Погоди, куда ты едешь?!       — Это похищение, — Ник весело подмигнул.       — Ник!       — Не беспокойся, не далеко. Мы скоро вернемся, честно, никто даже не заметит. Когда мы здесь играем, я всегда так делаю… делал. Ты же никогда не замечал, что меня нет на площадке?       — Может и замечал, просто тебе не говорил.       Марти немного успокоился и продолжал молча рассматривать его лицо. Снова накрыло чувство, что они виделись буквально вчера. Ник выглядел абсолютно по-прежнему, но как будто абсолютно по-другому. Черты казались немного острее, скулы запали чуть глубже, выделяя острые углы поросшей негустой щетиной лица. Растрепавшиеся кудри были завязаны сзади в неаккуратный пучок, выглядели тусклыми и посеревшими, делая его кожу еще более бледной и словно полупрозрачной. Ник то и дело потирал глаза, которые как будто от обезвоживания пересохли, покраснели и, скорее всего, чесались. Марти проследил за его руками, он был в перчатках, и сперва Марти проигнорировал, это было для Ника привычно. Когда он выходил играть свой сет. Марти молчал и действительно не знал, что именно хочет сказать в первую очередь. Они быстро проезжали оживленные проспекты, поднимаясь все выше с равнины, пока не свернули на почти неезженную дорогу, идущую в крутой поворот почти в противоположную сторону. Проехав еще несколько минут, Ник остановился посреди огромного пустыря.       — Идем, — он все также улыбался широкой белоснежной улыбкой, Марти изучал его, как будто в попытках запечатлеть в своем сознании отпечаток его образа, потрескавшихся и уже покрытых корками пересохших губ, слегка припухших и раздраженных век, на которые спадала и лезла все стороны челка из обломанных, сухих, когда-то вьющихся и блестящих каштановых прядей.       Марти послушался и вышел из машины, но тут же с восторгом замер посреди пустыря. Закатное солнце почти опустилось за холмы, заливая огнем выжженную им же в полуденный зной траву. Невысокие деревья и кустарники отбрасывали гигантские полосы почти черных теней, и рисовали на земле уникальной красоты орнаменты. Солнечный диск был уже достаточно тусклый, чтобы на него можно было смотреть несколько секунд до появления боли в глазах, даже после чего Марти все еще не отводил взгляда. В душном переполненном городе каждая улица уже осветилась желтоватой и бледной электрической подсветкой, и огромные здания закрывали проход последним солнечным лучам. Здесь, на вершине небольшого холма, Марти успел угнаться и догнать последние краски заката над долиной.       — Это так…       — Возбуждает?       Марти почувствовал, как руки сомкнулись на его талии. Он мгновенно развернулся, притягивая Ника в объятия и вовлекая в жадный и изголодавшийся поцелуй. Он будто снова мог дышать. Ник чувствовал эту жажду и откликался на его голод, отвечал на поцелуи и лихорадочно сжимая его в объятиях. Марти прервался в порыве зарыться лицом в его волосы и снова ощущать, как сходят с ума все его органы чувств. Ник шумно дышал сквозь его объятия, ласкал его кожу и волосы, оставляя нежные поцелуи на шее и плечах.       — Я рад, что ты не был один. Не нужно возвращаться в эту квартиру.       — Весь мир будто на вас вдруг помешался… — тихо произнес Ник у него за плечом.       — На нас. Нас, Ник, ты такая же часть группы, как и мы все. Всегда будешь.       — Когда-то был.       — Ник, — Марти немного отстранился, чтобы встретиться с его взглядом.       — Это все твое, никогда не думай иначе. Ты заслуживаешь любви фанатов больше, чем кто-либо другой.       — Фанаты думают… Считают, я лечусь в рехабе, типа, я совсем двинулся. Интересно, почему? Я буквально хожу по тем же улицам, иногда говорю, типа: «Да, привет! Я Ник Менза, это я.»       — В рехабе? Я не имею понятия, возможно, какая-то желтая статья.       — Вероятно.       — Тебе это навредило? — Марти продолжал, будто в трансе, перебирать выбивающиеся ветром из пучка непослушные пряди. Ник слегка пожал плечами.       — Сложно сказать.       — Ты был на сессии? Когда мы говорили.       — Я был дома.       Марти неохотно ослабил объятья и нежно провел вниз по его рукам и взял в свои его ладони.       — Почему не снимешь их?       — Машину водить удобно, — Ник пожал плечами, но не стал препятствовать, когда Марти решил расстегнуть перчатки с его рук. Ладони были покрыты еще свежими, никак не заживающими, мозолями и кровоточащими вздувшимися нарывами. В некоторых местах старые раны уже засохли и были затянуты мертвой посеревшей кожей.       — Что с твоими руками… — голос Марти впервые дрогнул.       — Просто перестали заживать. Наверное, не хватает витаминов или типа того, — Ник беззвучно усмехнулся, забрал назад свои перчатки и убрал руки в карманы.       — Я… Я не буду торопить тебя с записью. Я подожду, сколько скажешь.       Ник улыбался.       — Ты не сможешь этого сделать. Прости, что подвел тебя, я был не прав. Я запишу все в ближайшие дни, обещаю. Марти кивнул и снова уткнулся в его плечо, вдыхая запах, без которого, как ему казалось в эту секунду, он больше не сможет прожить.       — Ник, я так тебя…       — Марти, слушай, — он перебил и, как будто собираясь с духом, замолчал.       — Я не знаю, каково быть по другую сторону. Но я знаю, каково быть на твоей. Я не хочу быть по эту сторону, клянусь тебе, я не хочу, Марти.       — Ты о чем?       — Я хочу быть с тобой.       — Ник, ты со мной!       — Нет. Я остаюсь здесь.       Марти снова оторвался от объятий и обескураженно смотрел на застывший взгляд Ника.       — Я не привез тебя сюда для прощания, нет, нет, Марти! Я хочу сказать… Я не знаю, как жить ту жизнь, которой у меня никогда не было. Ты можешь сказать мне?       Он только качнул головой и приложил ладони к его щекам.       — Давай сегодня проживем другую жизнь? Проживем ее вместе.       — А завтра?       — А завтра еще не наступило.       Ник притянулся к его губам и целовал, не желая останавливаться и насыщаться, пока закатное солнце полностью не скрылось за край горизонта.