5 раз, когда Драко применил к Гермионе легиллименцию, и 1 раз, когда она применила легиллименцию к нему

1. Среда, 10 января 1996 года (5-й курс)

Драко поёрзал на стуле и оторвал взгляд от своего пергамента, стоило ему услышать громкий шелест; звук прервал его сосредоточенную учёбу. Парень с легким удивлением обнаружил, что виновницей шума была не кто иная, как сама Гермиона Грейнджер. Ему всегда казалось, что гриффиндорка больше уважает святость библиотеки и её тишину. Девушка залилась румянцем, поймав на себе мужской взгляд, но глаз не отвела. Пока Драко смотрел шатенке прямо в глаза, в его голове возникла мысль. На зимних каникулах мать начала учить его Легилименции. Юноша ещё не стал специалистом в этом деле, но для этого ему нужно было лишь больше практиковаться, верно? Его цель уже смотрела ему в глаза, и Драко вдруг стало чрезвычайно любопытно, о чём думает ведьма. Так ли она скучна, как кажется со стороны? Ооо, может, ему удастся узнать о планах Поттера, если она пустит его достаточно глубоко в свои мысли… Что ж, попробовать стоило. Несмотря на то, что Грейнджер была до смешного начитанной ведьмой, она наверняка не знала о существовании ни Легилименции, ни Окклюменции. Засунув палочку под стол, чтобы девушка не видела его движений, парень прошептал «Легилименс», мгновенно перенесясь в самое сердце сознания соперницы. Упрямая сука практически пригласила его войти в чертоги своего разума, не сводя с него сверкающих янтарных глаз и совершенно не сопротивляясь его проникновению. Драко мысленно ухмыльнулся и огляделся. Парень не спеша крутился на месте в сознании Грейнджер, и у него отпала челюсть, когда он осознал, с какой скоростью летали мысли в её голове; Малфой не был в состоянии даже уловить их суть. Мерлинова борода, неужели ведьма действительно овладела Окклюменцией?! Это было совсем не то, чего он ожидал, по сравнению с аккуратно организованными мыслями его матери и тщательно выстроенными стенами и дорожками, вокруг которых хранились её воспоминания. Как прикажите проникнуть девчонке в разум и найти там хоть что-то, если внутри её головы царит такой бардак, которой препятствует получению каких бы то ни было крупиц информации? Разум Грейнджер представлял собой настоящую кроличью нору из мыслей и воспоминаний, бессистемно перекатывающихся в её голове, как бесхозные бобы Берти Боттс в Хогвартс-экспрессе. Надо отдать гриффиндорке должное, у неё была превосходная система защиты разума, через которую даже более опытному лиглименту, чем он сам, было бы трудно пробиться. А громкость, Салазар помоги… У Малфоя уже начинала болеть голова от того, как шумно летали эти мысли. Драко покинул её сознание и прервал зрительный контакт, молча позволив девушке выиграть негласное состязание взглядов: он был слишком перенапряжен, чтобы продолжать смотреть ей в глаза. Как ведьма умудрялась что-то делать с такой организационной системой, не говоря уже о том, чтобы быть лучшей на своем потоке? Конечно, это была отличная защита от легилиментов, но их было мало, и в Хогвартсе подобные меры защиты ей уж точно ни к чему (если не считать его попытки влезть не в своё дело). Лучше бы Грейнджер потратила свою ментальную энергию на запоминание и систематизирование знаний, полученных на уроках. Драко почувствовал невольное уважение к тому, как гриффиндорка справляется с Окклюменцией и школьными заданиями, не прибегая к помощи магии. Он поежился на своем стуле. Блондин бы не стал снова копаться в её мозгу, если бы мог.

2. Понедельник, 15 января 1996 года (5-й курс)

Драко пялился на каштановые локоны с бронзовым отливом, желая, чтобы Грейнджер успокоила свои бесконечно скачущие мысли. С тех пор как он впервые пробрался в её мозг на прошлой неделе, у парня не получалось не подслушивать её мысли, как бы сильно он ни старался этого не делать. Салазар помилуй, сколько шума было от этой ведьмы! Девушка практически оглушала своими мысленными вскриками любого, кто осмеливался её подслушать. Слизеринец никак не мог понять её поведение. Гермионе абсолютно незачем было так громко транслировать свои мысли — лишь немногие студенты вообще слышали о таком направлении в магии, как Легилименция. Вряд ли она играла в приманку, пытаясь заставить его или Северуса в чём-то признаться? Почему-то за последнюю неделю Драко стал интересоваться Грейнджер даже больше, чем Гарри Поттером. Отчасти это объяснялось тем, что её мысли постоянно преследовали его. Юноша поймал себя на том, что стал всё чаще выискивать каштановые локоны, которые действовали на парня, словно маяк, на который он ориентировался, вместо того, чтобы выискивать глазами одного из убогих, которые вечно тёрлись около шатенки. Признаться, после первого его появления в голове гриффиндорки, слизеринца снедало любопытство, он жаждал узнать, как устроено нутро её сознания. Чем больше Драко вслушивался в её мысли, тем больше убеждался в том, что способен разобраться в их стремительном движении, ведь умудрялся улавливать суть, часто перескакивая от одной темы к другой быстрее, чем он мог себе представить. Оглянувшись назад и оказавшись вне зона досигаемости её мыслей, блондин смог проанализировать ход мыслей Грейнджер, и Мерлин Всемогущий, насколько запутанным оказался её путь к цели! Драко не был уверен, впечатлила ли его её способность приходить к одному и тому же выводу разными путями или нет. Грейнджер, сидя перед ним, придвинулась ближе к столу, возможно, почувствовав его недовольство, и утихомирила свои мысли. Они замедлились, собираясь в единый поток сознания, пока она мысленно пересказывала написанные конспекты. Наконец-то. Поблагодарив за передышку, Драко склонился над собственным пергаментом, способный отгородиться от непрерывного потока сознания лучше, чем от разрозненной бомбардировки отдельными мыслями. Тем не менее, умозаключения, которые она извлекала из своей ментальной системы, какой бы запутанной она ни была, всегда были уместны и несколько раз давали Драко новую почву для размышлений. Он не мог описать свои эмоции по этому поводу. Слизеринец отбросил эту мысль на задворки своего сознания, куда в последнее время уходило большинство его мыслей о Грейнджер. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон.

3. Воскресенье, 15 сентября 1996 года (6-й курс)

Вид Гермионы Грейнджер, склонившейся над своими книгами в библиотеке, заставил Драко приостановиться, когда он проходил мимо стола к нужной ему полке. Он скучал по её мысленной болтовне в течение лета, пока учился Окклюменции у тети и совершенствовал свою Легилименцию. Однако после возвращения в Хогвартс его обновленные и улучшенные ментальные щиты прочно укрепились, и ему не хотелось опять пытаться прорваться в её сознание. У Малфоя были дела более важные, чем выслушивание мысленных бредней Грейнджер. Честно говоря, ему стало немного жаль Гермиону после того, как он подслушал мысли девушки в момент её занятий вместе со своими убогими друзьями во время окон, на самом деле отведённых на подготовку к следующим урокам. У неё определенно хватало терпения общаться с этими двумя, учитывая, через какой фильтр проходили её мысли, прежде чем попасть в уши убогих. Осторожно пробираясь за девушкой, Драко пытался подслушать её мысли, скрывшись из виду и из головы (ну, в одном смысле). Но так ничего и не услышал. Драко нахмурился. Его Легилименция только улучшилась за лето, и он не чувствовал никаких стен или щитов Окклюменции со стороны шатенки. Её разум просто… не создавал мыслей. Это было такое отклонение от нормы, что он начал беспокоиться, что с Грейнджер что-то случилось. Он послал в её ногу небольшое жалящее заклинание. К его облегчению, она дёрнулась, шлёпнула себя по ноге, и её мысли начали обретать форму (он просто закинул это чувство в кучу галеонов, олицетворявших его истинные эмоции, которые хранились в его очень хорошо охраняемой ментальной орде, чтобы никогда не быть рассмотренными в дальнейшем). Ой, что это было? — девушка оглянулась, но блондин надежно спрятался за полками. — Ну и ладно. У тебя есть домашнее задание по Чарам, Гермиона. — Она пододвинула к себе лист пергамента и обмакнула перо в пузырек с чернилами, рассеянно стряхивая излишки с кончика пера и размышляя над слогом и содержанием своего эссе. Мимо прошли два студента, шепотом обсуждая прошедшие накануне соревнования по квиддичу. Грейнджер захихикала, представив, как Кормак Маклагген летит в неправильном направлении, словно снитч, дразнящий Ловцов. Запутать Маклаггена было слишком просто. Рада, что именно Рон получил вратарскую позицию, — она пролистала учебник по Чарам. — Сосредоточься, Миона. Надо писать эссе по Чарам! Драко покинул её мысли, задумчиво хмыкнув. Значит, эта маленькая проказница сорвала отбор в команду ради своего неумехи-парня, да? Как это по-слизерински!

4. Понедельник, 30 марта 1998 года (7-й курс)

Гермиона Грейнджер, дрожащая на полу гостиной, заставила Драко застыть на месте; парень был не в силах отвести взгляд. Её лицо исказилось болью, девушка закусила губу, стараясь сдержать крик. Внезапно её глаза распахнулись, встретившись с его глазами, и пригвоздили юношу к месту. Его беспалочковая Легилименция была, мягко говоря, слабой, но со зрительным контактом…это могло сработать. Легилименс. Драко легко проскользнул в её разум, едва не скрючившись от боли, которую причинило ему проклятие Круциатус. Грейнджер, все будет хорошо. Держись. Ты должна держаться, Грейнджер. Пожалуйста. Мал-Малфой? Боль в её глазах сменилась растерянностью. Юноша едва пошевелился, чтобы ободряюще кивнуть ей. Да, это я, Грейнджер. Продолжай бороться. Ты должна, ради всех остальных. Ты переживешь это, клянусь. Просто продержись еще немного, пожалуйста, Грейнджер. Зачем ты это делаешь? — капля крови стекла с губы по подбородку, когда девушка прикусила её сильнее. Я не могу остановить свою тетю, но я могу взять часть твоих пыток на себя. Ничего нового. Держись, Грейнджер, ты не одинока. Они придут за тобой. Они вытащат тебя из этого. Но ты ненавидишь меня. Ты на его стороне. Уже нет; я вынужден оставаться на его стороне. Ради моей матери и ради меня самого. Так же, как ты должна быть на их стороне ради Поттера, Уизли и себя. Беллатриса наложила ещё один Круциатус в надежде заставить грязнокровую подругу Поттера кричать. Драко вобрал в себя ещё больше боли Грейнджер, желая подарить ей хоть одну победу — молчание. Грейнджер вновь зажмурилась, пытаясь вытерпеть новый Круциатус, временно прервав их связь. Драко пошел на большой, совсем не слизеринский риск и немного ослабил защиту своей Окклюменции, потянувшись к оглушающим воплям в сознании Гермионы. Тише, Грейнджер, я всё ещё здесь. Ты чувствуешь меня через ментальную связь? Я думала, для Легилименции нужен зрительный контакт? — девушка ахнула. За лето я улучшил свою Легилименцию. Мне не нужен зрительный контакт, если твоя ментальная защита ослаблена и ты практически кричишь у меня в голове. Ответ Грейнджер застрял в горле, когда она заметила что-то над собой, и её глаза распахнулись в очередном нервном движении. Добби откручивал люстру в гостиной над собравшейся толпой. Пойдём с нами, — пронеслось у неё в голове, и по другую сторону ментальной связи промелькнуло удивление. — Оставь поместье и его. Я не могу, Грейнджер. Моя мать... Смутное чувство сочувствия пронеслось в её сознании вслед за спазмами боли. Просто скажи что-то приятное на моих похоронах, ладно? Др… Драко покинул разум девушки, когда Поттер и компания появились перед собравшимися в зале, повергнув всё в хаос. По крайней мере, его чокнутая тётушка была вынуждена остановить пытки Грейнджер и переключиться на использование других заклинаний. Блондин в полсилы боролся с Поттером за пару палочек, надеясь, что Пожиратели Смерти будут слишком отвлечены, чтобы заметить, как Малфой без единого угрызения совести позволил Поттеру их отбить. Засверкал хрусталь и тяжелая люстра стремительно полетела вниз. Ещё одна серебряная вспышка. Это Беллатриса метнула свой кинжал. Вновь вспышка, на этот раз вместе с хлопком — члены Отряда трансгрессировали из поместья… И теперь Грейнджер была свободна. Драко закрыл глаза. Орден выиграет войну, он был уверен в этом. Что это будет означать для него, парня больше не волновало.

5. Понедельник, 5 октября 1998 года (1-й день 8-го курса)

Драко стоял на вершине лестницы, ведущей в спальни, и оглядывал общую комнату, где мирно общались представители всех четырех факультетов. Вид у него был великолепный. Каштановые с медовым отливом локоны и мягкая улыбка Гермионы Грейнджер, героини войны, красиво оттенялись светом камина, у которого она сидела, беседуя с однокурсниками. Парень заметил, что за лето её кожа вновь приобрела здоровый цвет, а кроме того, на лице появилась горстка веснушек. Её волосы больше вились и меньше пушились, глаза излучали жизнь и даже блестели, хотя, несмотря на это, в них и проявлялась вынужденная зрелость (Драко сомневался, что зрелость когда-нибудь исчезнет у тех, в комона уже крепко укоренилась), её формы были более изящными, а тело — менее истощённым, по сравнению с днём, в который Драко видел волшебницу в последний раз. Они виделись несколько месяцев назад на его суде. Молодой человек чувствовал, как края его губ приподнялись в искренней улыбке, пока он сидел и наблюдал за всеми положительными изменениями в её жизни и теле. Блондин думал, что хорошо спрятался в тени (конечно, все относились к нему так, словно он и вправду был закутан в плащ-невидимку Поттера), но вдруг её глаза метнулись к нему, и девушка выдержала его взгляд, не оставляя сомнений в том, что заметила, как он на неё пялился. Шатенка вскинула бровь в молчаливом вопросе и приглашении к диалогу. Ему больше не требовалась Легилименция, чтобы понять, как читать её, по крайней мере, в большинстве случаев. Малфой провел всё лето под домашним арестом, зацикливаясь на любой новости, которую публиковали о девушке газеты, а новостей этих было немало. Тысячи фотографий самой знаменитой и блестящей ведьмы своего поколения были вырезаны и аккуратно перенесены в его альбом — к сентябрю его толщина была просто немыслимой. Этот сборник с фотографиями был спрятан маггловским способом, засунут под половицу за кроватью вместе с толстой пачкой писем, которыми они обменивались между её напряжённым графиком дачи показаний, ремонта мест сражений и помощи раненым, а также самоисцеления, и его напряжённым графиком дневных мечтаний, во время которых он изучал газеты. Слизеринец слегка покачал головой, заставив Гермиону нахмуриться. Он нахмурился в ответ, жестом приказав ей продолжить разговор, и поднялся на ноги. Драко, ты меня слышишь? Юноша замер на ступеньке. Ты застыл на ступеньке и я воспринимаю это как «да». Ты в порядке? Нормально, Грейнджер. Я иду спать. Спокойной ночи. …Спокойной ночи, Драко. Сладких снов. Юноша фыркнул. Ты забираешь сладость для своих собственных снов. Так вот. Драко сел, задыхаясь от дискомфорта, липкий от пота, с участившимся и неровным дыханием. Кошмары немного отступили, но, как он и полагал, первый день в Хогвартсе заставил их вернуться, начиная давить с новой силой. Малфой поудобнее устроился на кровати, перевернул подушку и положил под неё руки, чтобы положить свою голову поверх. Наконец его дыхание замедлилось, Драко лежал, глядя в затенённый потолок. Он неосознанно потянулся к Грейнджер, желая убедиться, что девушка не заперта в гостиной вместе с тётей, не имея возможности даже принять его мысленную поддержку, поскольку его сдерживали магические ограничения. Его кошмары всегда заканчивались в той самой гостиной. Грейнджер спала, казалось, её не тревожили ночные кошмары. Драко вздрогнул, увидев, куда сны приводят девушку. Удивительно, но это было совсем не похоже на его кошмары. Там не было ни Беллатрисы, ни его матери. Только он и Грейнджер сидели в двух шагах друг от друга, его рука лежала на её щеке, её рука — на его колене. Почувствовав себя незваным гостем, Драко покинул её сон и вернулся к созерцанию потолка. Грейнджер была в безопасности и покое, и это было важнее всего. Что бы ни происходило в её снах, его это не касалось.

+1. Вторник, 2 мая 2000 года (2-я годовщина окончания Второй Магической войны)

— Драко. Юноша поставил стакан с огневиски на стол и обернулся к гостье. — Гермиона. — Как поживаешь? — Лучше не бывает, — Малфой ухмыльнулся, в его словах была доля правды. — А сама как? Гриффиндорка поджала губы, прежде чем ответить: — Неплохо. Я довольна своим нынешним положением. Конечно, есть свои сложности со всеми этими, — она махнула рукой, показывая на богатую обстановку, — обстоятельствами, но нет ничего такого, с чем бы я не справилась. — Комната была заполнена украшениями и подготовкой к празднованию второй годовщины победы над Воландемортом, к празднику, в котором принимали участие сотни людей. — Рад это слышать. Ты хорошо выглядишь. Министерство хорошо относится к своей Золотой Девочке на её новой работе? Гермиона закатила глаза, игриво толкнув его в плечо. — И ты туда же. Кстати, мне наконец-то удалось избавиться от всех льгот и привилегий. На это ушло всего сколько, одиннадцать месяцев? — Тебе следовало бы сохранить некоторые из них, Грейнджер, — торжественно заметил Малфой. — Напомни им всем, что, если бы не ты, никого из сотрудников Министерства в живых бы уже не было. Не позволяй им воспринимать тебя как должное. Девушка задумалась, на секунду прикусив нижнюю губу. Драко уже собирался призвать её произнести крутящиеся в голове мысли, когда к ним присоединились Поттер и Уизлетта. — Поттер. Уизлетта. — Малфой. Гермиона, — поприветствовала давних знакомых пара. — Привет, Гарри, Джинни. — Должен признаться, я не ожидал увидеть вас здесь, — произнёс Гарри, поправляя соскользнувшие на кончик носа очки и отпивая немного напитка из своего стакана. Драко решил, что, учитывая все обстоятельства, Поттер разговаривал именно с Гермионой. Грейнджер издала звук, отдалённо похожий на согласие. — Я чувствовала, что должна вернуться, даже если сама того не хотела. Я найду вас позже, Малфой как раз собирался сходить со мной что-нибудь выпить, хорошо? Пара кивнула и помахала им рукой, когда Гермиона схватила слизеринца за руку и потянула за собой. Малфой моргнул, посмотрев на их соединённые руки, потом поднял глаза и увидел её затылок — девушка вела юношу к бару. — Ты не хотела остаться и поговорить с друзьями? Я мог бы уйти. — Нет, мы уже начали разговор. Кроме того, я хотела поговорить наедине, а с тобой я вижусь гораздо реже, чем с Гарри и Джинни. — О? Считай, что ты смогла подогреть мой интерес, Грейнджер. О чем же ты хочешь со мной поговорить? Ты всегда можешь послать ко мне сову и договориться о встрече в другой раз. Уверен, ты все еще знаешь мой адрес, даже если мы давно не писали друг другу. Гермиона заказала коктейль и облокотилась о барную стойку, повернувшись к блондину лицом. — Тебе, случаем, не известно какое-нибудь место, находящееся поблизости, в котором мы могли бы поболтать, не будучи прерванными? Малфой хмыкнул, задумчиво постукивая себя по подбородку. — Возможно, у меня есть парочка идей. Он протянул Гермионе руку и повел их через комнату, по тёмным коридорам, тускло освещенным свечами, пока не открыл дверь и жестом не пригласил её войти внутрь. — Добро пожаловать в личную гостиную леди Малфой, где нас никто не потревожит. — Разве твоя мать не… — Моя мать занята на праздничном балу и делает всё возможное, чтобы очистить и отполировать наше имя, чтобы как можно быстрее вернуть ему былой блеск. Кроме того, она очень любит тебя и будет очень любезна и понятлива. Если только под «приватной беседой» ты не подразумеваешь быстрый перепихон. В таком случае я с радостью проведу тебя в личную спальню, — подмигнул Драко, устраиваясь в углу дивана, стоящего всего в нескольких шагах от девушки. Она покраснела и закатила глаза. — Я не это имела в виду. Мы можем поговорить здесь, спасибо. — Хорошо. Что же такого тайного ты хочешь обсудить, раз заманила меня в эту тёмную, уединенную комнату, Грейнджер? Должен ли я бояться, что ты запятнаешь мою невинность? — Здесь нет никого, кроме нас, Малфой, и ты можешь сбросить с себя маску легкомысленной бесцеремонности. Я хотела спросить, не согласишься ли ты помочь мне освоить Легилименцию. Драко моргнул. — Ты учишься Легилименции? — Мне сообщили, что моя природная Окклюменция уже достаточно развита, — ухмыльнулась Гермиона. — И я считаю, что было бы полезно изучить Легилименцию. Знаешь, я не могу рассказать тебе всё о работе невыразимцем, но могу раскрыть, что работаю с воспоминаниями и стирателями памяти. Думаю, в этой работе знание Легилименции было бы весьма полезно, и… в общем, я не знаю, кому могу доверить свой разум для обучения. Юноша сглотнул. — Я не буду оскорблять тебя, спрашивая, все ли ты обдумала, но, для моего спокойствия, Грейнджер, ты действительно хочешь, чтобы я снова залез к тебе в голову? Даже после… Она дважды решительно кивнула. — Я попросила тебя помочь мне улучшить мою Окклюменцию и ментальную устойчивость, особенно от тебя, потому что думала, что нам обоим нужно больше личного пространства именно в отношениях друг с другом. Это произошло не потому, что я не доверяла тебе или не хотела, чтобы ты был у меня в голове. Ты знаешь, что я не возражала против этого, особенно после Инцидента. Теперь, когда я довольна своей Окклюменцией, я хочу научиться Легилименции. Я по-прежнему доверяю тебе свои мысли, Драко, просто нам нужно установить некоторые границы. Малфой кивнул и слегка наклонился вперёд, чтобы опереться локтями на колени и запустить пальцы себе в волосы. — Мой целитель сказал мне, что наша связь становится созависимой и нездоровой. Наконец-то я понял, в чем дело, — вздохнул он. — Ты готова пройти через это ещё раз? — Мой целитель поработал над очисткой моих мозгов некоторое время назад, но я ждала, чтобы убедиться, что мы оба к этому готовы. Но если ты все ещё не готов… возможно, сегодня был не лучший день, чтобы поднимать эту тему. Прости, я пойду… Его пальцы нежно обхватили её запястье, прежде чем Малфой успел осознать это движение. — Нет, останься, Грейнджер. Я готов. Я просто хотел сначала прояснить некоторые свои прошлые оговорки. В ответ девушка ярко улыбнулась. — Хорошо! Когда ты освободишься, чтобы мы приступили? — Прямо сейчас? Гермиона продолжила улыбаться, глядя на белокурую голову Драко, торчащую над спинкой дивана. Слизеринец положил одну руку вдоль спинки, а его длинные пальцы бесцельно выводили узоры на сине-цветочном узоре. Девушка остановилась, поражённая импульсивной мыслью. Вытащив палочку, она прошептала «Легилименс» себе под нос, переносясь в мужское сознание. Гермиона погрузилась в него мгновенно, что было удивительно, учитывая, какую задачу он поставил перед ней — проникнуть в его разум, когда он не был готов к её вторжению. Конечно, это было не так просто… но не похоже, чтобы он применял Окклюменцию… Гриффиндорка порылась в голове Драко, как всегда поражаясь аккуратной организации его сознания, так не похожей на её собственную ментальную картотеку. Её собственная система отлично работала, но Гермиона уже давно чувствовала себя Другой из-за своих странных способов запоминать непонятные темы и собирать обрывки случайной информации. В конце концов ведьма смирилась со своей странностью и даже приняла её, но все равно испытывала легкую зависть, видя, как легко он организует всё в своей голове. Она прошла через пещеру, которая была ментальной крепостью Малфоя, и удивилась, что её не встретил дракон-защитник. Что он задумал? Шатенка продолжила свой путь, периодически останавливаясь, чтобы осмотреть его хранилища с драгоценными камнями памяти и монетами эмоций, запертые за сталью и железом. С тех пор, как каждый их них пошел своей дорогой в конце Восьмого года, замки на некоторых из них стали проще и менее охраняемыми, и гриффиндорка подумала, не является ли это доказательством влияния его целителя разума. Хранилище, которое всегда вызывало у девушки наибольшее любопытство, было приоткрыто. Восприняв это как приглашение, Гермиона заглянула внутрь. Оно напоминало хранилище Гринготтса, полное произведений искусства, артефактов и груд богатства, наваленных в углах. Если присмотреться, каждый предмет хранил что-то, связанное с ней. Воспоминания, чувства, мечты… Чувствуя себя незваной гостьей, хотя и предполагая, что Драко впустил её не просто так, гриффиндорка осторожно шагнула внутрь. Воспоминание встретило её во всеоружии. Октябрь, шестой курс Драко перевёл взгляд со своего стола на другой, где она накручивала на палец локон, глубоко задумавшись над толстым фолиантом. — Легилименс. После возвращения в Хогвартс он начал осваивать беспалочковую Легилименцию, которую ему преподавала тетя. За лето он достаточно попрактиковался на разумах, чтобы понять, что её разум отличается от всех остальных, и это его заинтриговало. Поначалу, конечно, Малфоя раздражали все её громкие, быстрые мысли, но теперь он находил удовольствие в том, чтобы подслушивать их. Ему нравилось пытаться понять, какой скоростной путь выберут её мысли ещё до того, как она сама осознает его, нравилось пытаться уследить за скачкообразностью её рассуждений и даже опередить её в выводах. А потом были воспоминания… счастливая суета в Норе (даже если он был немного ослеплён огромным количеством рыжих в одном месте), лето, проведённое в путешествиях с родителями-магглами, интересная жизнь магглов и их странные изобретения, счастливые времена в компании убогих, — у неё было так много счастливых воспоминаний. Все они казались окрашенными в теплый цвет сепии, сохраненные какой-то силой, о которой Драко не хотел знать. Это было далеко от его собственных, холодных серых и черных, окутанных дымкой воспоминаний. Её воспоминания одновременно вызывали у него желание превратить их в пепел и хранить в защищенном от Адского пламени хранилище. Драко с насмешкой покинул её голову и встал, выходя из библиотеки. Гермиона моргнула, пораженная его эмоциями и воспоминаниями. В письмах перед восьмым курсом Драко признавался, что часто проникал в её мысли, но до этого момента она не осознавала, насколько реальными были его слова. Ещё одно воспоминание промелькнуло в его памяти, а предыдущее спряталось обратно в аккуратное хранилище. Март, седьмой курс Драко с ужасом увидел, как Егери втащили девушку в его гостиную. Его взгляд метался от неё к тете и к Егерям. Драко уже давно научился сдерживать желание убежать или вступить в бой и вместо этого просто замирал. Он так и застыл, пока Беллатриса не применила к девушке Круциатус и Гермиона не встретилась с ним взглядом. Было странно видеть её воспоминания глазами Драко, особенно когда он проникал в её голову и видел её мысли. Грейнджер, всё будет хорошо. Гриффиндорка часто вспоминала первые слова, которые он сказал, когда проник в её сознание. А потом она почувствовала фантомные отголоски боли и поняла, что Малфой поглотил часть Круциатуса вместо неё. Вынырнув из воспоминаний, она задыхалась, держа руку на сердце и напоминая себе, что это было лишь воспоминанием. — Драко! Он вышел из тени хранилища, держа руки в карманах и приподняв бровь в немом вопросе. — Гермиона. — Ты перенял часть боли от Круциатуса на себя? — девушка почувствовала, как на её глаза навернулись слезы. Сейчас было не время для слез. Она начала напряжённо их смаргивать. Молодой человек пожал плечами. — Почему ты никому об этом не рассказал? Я уверена, что это послужило бы ещё более значительным аргументом в пользу твоего оправдания на суде! — Какое это имеет значение, Грейнджер? — в голосе Малфоя слышалось раздражение. — Обычно всё происходит не так. Она сделала паузу, смутившись. — А как это обычно происходит? Он закатил глаза. — Мне снится кошмар про Инцидент, ты напоминаешь мне, что это нереально, мы целуемся, и так далее, — он махнул рукой, мол, это всё было неважно. — Не знаю, почему я ожидал, что Гермиона в моих снах окажется меньшей спорщицей, чем реальная Гермиона, — пробормотал юноша себе под нос. Гермиона наклонила голову, размышляя. Значит, она снилась Драко. Она думала, что кошмары о происшествии стали посещать слизеринца реже. Но, видимо, Малфою снилось, что она его утешала; также, как ей снилось его утешение. Интересно. Гриффиндорка не была уверена, что юноша будет любить её так же сильно, как на восьмом курсе, после того как они немного подлечились и побыли порознь после их травмирующего сближения. Что ж, было приятно узнать, что её чуть более, чем влюбленность, была взаимной. — Я не буду обращать на это внимания, только в этот раз. Драко, ты спишь? Малфой посмотрел на нее в недоумении. — Очевидно. Правда, я не знаю, зачем тебе понадобилось менять сон об обжиманиях со мной до потери сознания на повторение Инцидента, — нахмурился слизеринец. Девушка приподняла бровь. — Обжимания с тобой до потери сознания, да? Это объясняет твое абсолютное отсутствие Окклюменции, — хмыкнула она. — Ты практически приглашал меня войти. Видимо, твое подсознание устало от того, что ты не можешь сделать шаг, и сделало его за тебя. Не хочешь ли ты проснуться, чтобы я могла заобжимать тебя до потери сознания? Драко моргнул, затем его челюсть упала, а на щеках и кончиках ушей появился румянец. Гермиона повернулась, чтобы покинуть его сознание, но тут вспомнила, зачем вообще пришла. — Кстати, раз уж мне удалось успешно проникнуть в твою голову, я заберу у проигравшего свой приз — одно желание. Я уверена, что оно тебе понравится, поэтому можешь не волноваться! — подмигнув, девушка всё же вышла из чертогов разума юноши, оставив Малфоя наедине с его недоумением. Гермиона устроилась на диване рядом с ним, тихонько ухмыляясь его очаровательно взволнованному выражению лица в миг, когда он раскрыл глаза и увидел её. — Э-э, Гермиона… — Тише, Драко. Я нравлюсь тебе, а ты нравишься мне, и это всё, что имеет значение, не так ли? — Ну, я полагаю… — Тогда хорошо. Судя по тому, сколько всего обо мне хранится в твоём самом сокровенном мысленном хранилище, я полагаю, что нам только предстоит наверстать упущенное в реальной жизни. Драко выдохнул, и на его лице засияла улыбка. — Ты, как всегда, права. Он подмигнул девушке и с готовностью прильнул к ней, чтобы встретить первый из многих поцелуев.