Redemption

      

Искупление принимает различные формы — искренние извинения, широкий жест, тихая мольба или что-то более сложное, более темное... более сложное для понимания. И хотя никакое искупление не изменит прошлого, оно способно излечить нас, восстановить отношения и связи, которые, как нам казалось, утеряны навсегда.

      

[2008-ой год, Афганистан, Кунар]

      

«— Джеймс, вас снова мучают кошмары?

      

Барнс, казалось, и вовсе не услышал прозвучавшего вопроса. Смотрел сквозь врача, от которого зависело его дальнейшее будущее.

      

— Я задала Вам вопрос. Снова мучают кошмары? — голос психотерапевта настойчиво ввинтился в паутину из мыслей, вырывая мужчину из нее резко и без предупреждения.

      

Короткая пауза.

      

За это время взгляд Барнса становится осмысленным, давая понять, что он снова сконцентрирован на разговоре. А еще в его глазах, словно бегущей строкой, проносятся усталость и раздражение, что весьма доходчиво говорит о желании мужчины быть сейчас, где угодно, лишь бы не здесь.

      

— Нет, — односложный и уверенный ответ.

      

Ложь.

      

Хорошие парни не должны врать. Утопически? Возможно. Но Барнс и правда хотел быть хорошим парнем, хоть и знал, насколько для него подобное невозможно. К слову, врать тому, кто хочет помочь во всем разобраться — тоже не лучшая идея. Но разве можно было иначе? Она не поможет. А устыдиться за собственную ложь Барнс сможет и дома, когда останется наедине с собой и своими кошмарами, которые, несмотря на лаконичное «нет», преследовали его до сих пор с удушающей настойчивостью.»

       Скажи Джеймсу Бьюкенену Барнсу кто-то еще тогда в далёком сорок втором году, когда ещё был совсем зелёным юнцом, грезя о том, чтобы поскорее отправиться на службу, как именно сложится его жизнь дальше, он бы одарил этого глупого человека нечитаемым взглядом, а после для верности ещё бы пальцем у виска покрутил, может быть, даже разразился бы целой лекцией на тему невозможности подобного, ведь вся его дальнейшая жизнь больше напоминала какой-нибудь боевик с элементами фантастики, хоррора и бог знает, чего ещё, чем нечто реальное.       

«— Мы с вами давно общаемся. Я вижу, когда вы врете, — спокойным тоном невозмутимо продолжила женщина.

      

И улыбнулась.

      

Эта ее улыбка, наверное, выглядела располагающей, по крайней мере, должна была быть такой, но Барнс в упор не видел ничего располагающего. Слишком уж этот изгиб губ отдавал чем-то врачебным, от чего мужчине казалось, что еще немного и в голове начнет закрепляться уверенность, что ему пора в клинику или что-то в этом роде. Хотя… может, и правда пора.

      

— Сегодня вы выглядите напряженно. Что-то случилось? — участие в голосе женщины слишком яркое, от чего казалось напрочь искусственным.

      

Это добавляло «баллов» во внутреннюю копилку раздражения, порождая где-то глубоко самое настоящее брожение, что рано или поздно приведёт к неожиданному и сильному выплеску — мужчина это понимала.

      

— Нет, — последовал еще один короткий ответ.

      

В этот раз честный. С прошлого визита и правда ничего не случилось.»

       Когда все это началось? Наверное, правильным ответом будет… «с того падения в пропасть из вагона поезда на полном ходу». Но это не совсем так. Хотя тут, пожалуй, сам вопрос не совсем верен. Когда все пошло не так, неправильно? Да, так точнее. Ближе к сути. Казалось, что все началось гораздо раньше, чем это можно было заметить, от того Барнс и не обратил внимание, и все пришло к тому, что происходило прямо сейчас, как к некому закономерному итогу той цепочки событий, которую толком даже не удавалось отследить, разобрать ту на звенья и все понять хотя бы для самого себя.       

«— Джеймс, давайте не будем тратить время друг друга? — предложила тем временем женщина. — Вы же и без меня прекрасно знаете, что наши с вами встречи… это то самое единственное и необходимое условие, которое позволит вам вернуться к мирной жизни гражданского. Вы же к этому стремитесь, верно? — вопрос прозвучал, но был из разряда «риторических». — Это единственный путь, Джеймс. Иначе никак, — эти слова буквально придавили прессом… невидимым, даже не существующим, но при этом от чего физически ощущаемым. — Так что, расскажите о последнем кошмаре. Вам же будет лучше.

      

Барнс с шумом выдохнул.

      

Голова, переполненная разрозненными фрагментами, обрывками кошмаров, уже начинала раскалываться из-за этого голоса, что раз за разом звучал в своих настойчивых попытках докопаться до правды. Хотелось встать и уйти.

      

Вдох. Шумный выдох. Руки, до этого спокойно лежащие на собственных коленях, сжались до побелевших костяшек пальцев.

      

— Я же сказал… — прозвучало устало, даже вымученно. — У меня не было кошмаров.

      

Ни черта не убедительно. И это стало понятно по тому, как сжались губы женщины напротив — подобный ответ ее явно не устраивал. А после прозвучал вздох, пропитанный до самого своего основания разочарованием. Она взяла блокнот и ручку, явно намереваясь записать какие-то свои выводы. Плохой знак. Ведь вряд ли эта особа прямо сейчас могла написать там хоть что-то хорошее.

      

— Серьезно? — спросила напрямик Барнс. — В блокнот будете записывать? Вы в курсе, что это выглядит, как шантаж… ну, или на худой конец, как пассивная агрессия?

      

— Вы не говорите. Я пишу.»

       Но обо всем по порядку…        Ещё месяц назад или около того Барнс коротал свою передышку между заданиями, которые выполнял в качестве вольного наёмника с позывным «Белый Волк». А ещё пару лет назад он жил в 2024-ом и тщетно пытался убедить психолога, что ему не снятся кошмары, что смог ужиться со всем тем, что совершил за свою долгую жизнь, что смог принять уход Стива. Так что, наверное, ничего удивительного в том, что Барнс не смог так дальше, воспользовался первой же возможностью, пустив в расход последний «билет» в прошлое, не использованный лишь потому, что вернуться в своё время не выйдет, но ему это было не нужно. Джеймс искал шанс для себя и нашёл, оказавшись аккурат в 2007-ом. Наверное, гордиться было нечем, но это его выбор, его искупление.        Ужиться в новом времени было не так уж и сложно — Барнс проходил через подобное каждый раз, когда его будили после долгого «сна» в морозильной камере. Отправиться сразу к Стиву? Почти заманчиво. Но вернулся он не за этим. Даже не приблизился к Гидре, хотя и мог задавить ее ещё в этом времени. Почему? Просто понимал, что не может так рисковать и менять ход истории, к тому же, в этом времени существовал свой Барнс, никуда не исчезнувший от пришествия своей версии из многоликого и многоголового будущего, из-за которого Джеймс не взял привычный, тяжелый и отдающий нестерпимой горечью позывной «Зимний Солдат». Почему именно 2007-ой? У Баки было слишком много значимых дат, оказавшись в которых можно было исправить слишком многое. Но он выбрал эту. Просто потому что знал, что даже если спасёт кого-то из убитых им же, это ничего не исправит, не изменит уже сделанного, не смоет кровь с рук. Ему оставалось лишь искупление. И именно поэтому 2007-ой, ведь в 2008-ом Энтони Эдварда Старка похитят — а значит, у Барнса будет год, чтобы прижиться в том времени, где его не должно было быть. Почему именно Старк? Просто именно его взгляд отчётливо врезался в память. Баки убил слишком многих, а имён, что стёрли из его памяти, ещё больше. Однако именно взгляд Старка после правды о том, кто именно повинен в смерти его родителей, позволил сполна ощутить вину, ответственность не только за две отнятые жизни, но и за все те руины, что неизменно оставались после «Зимнего Солдата».        Да, освоиться было не просто, но проще, чем многим другим на его месте. Барнс знал каналы, необходимых людей, чёрные рынки. И, конечно, «новичку» не так уж и легко себя зарекомендовать. Но у Джеймса были навыки, способности и опыт — они-то и стали верными соратниками в его новой, почти украденной жизни. Начинать пришлось буквально с самых низов, простых заданий с не самыми надежными заказчиками, при этом стараясь избегать любых пересечений ЩИТ-ом или Гидрой. Барнс за год выдержал, справился и даже смог выстроить по кирпичику репутацию, из-за чего «шелуха» ему больше не доставалась. Теперь его позывной «Белый Волк» имел вес. Да что там… удалось даже купить несколько скромных квартир в разных штатах, которых иначе как «норами» и не назовёшь, но ему больше и не надо — никогда особо не был жаден до комфорта или роскоши, больше по душе практичность. При этом на протяжении всего этого времени не забывал отслеживать «движения» в Афганистане — все из-за того, что ему были неизвестны точные даты событий.        И вот… спустя месяц с небольшим после короткого перерыва между заданиями, Барнс оказался в пустыне на территории Афганистана. В руках у него автомат, лицо прикрыто черной тряпкой, в чертовом тюрбане собственная нелепость раздражала до зубного скрежета. Но все это лирика. Главное, сошел за своего — наверное, тут стоило поблагодарить далекие цыганские корни со стороны матери, единственное… пришлось скрыть пронзительные голубые глаза за черными линзами. Хотя даже и без них внедриться к талибам получилось бы, в качестве того же вольного наёмника.        Первое, что давило на мужчину — это оглушительная тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра и шелестом песка. И этот песок… сухой, раскаленный — от него веяло сухим жаром, как из открытых дверей кузницы. Он забивался в глаза, нос и рот… облеплял все тело, вызывая нервный зуд, забираясь, казалось, в любую щель. Подобное раздражало, сильно ударяя по и так напряженным нервам. А еще… еще тут было действительно жарко. Воздух горячий, как будто сам плавился от жары. Если бы тут вдруг оказался бы термометр, то он бы давно зашкалил.        Едкий, как кислота, запах крови и застоявшейся мочи въедался в слизистую носа, разъедая ее изнутри. На руки, на плечи, да повсюду, то и дело садились назойливые мухи, своим хоботком собирая по крохотным частицам запах пота. Казалось даже, что каждый черный волосок на их маленьком тельце подрагивает в волнах экстаза от этой вони. Но Барнса все это не трогало, проходил и не через такое, в конце концов.        Старка доставили только три недели назад. Пересечься с ним удалось несколько раз вскользь, что не хватило даже для короткого разговора.        К слову, за этот месяц удалось выяснить кое-что — талибы оказались на удивление словоохотливыми, принимая за своего, впрочем, если бы Барнс не знал пару-тройку диалектов, «влиться в коллектив» бы не вышло. Что же узнал? Например, то, что миллиардер был не причастен к «мухлежу под столом», оружие у него действительно уводили прямо из-под носа, как в своё время Стив и предполагал, рассказывая о прошлом Старка. Наивность или глупость? Джеймс не знал, а разбираться в этом здесь и сейчас не имело смысла. Имя же того, кто заказал убрать Старка, тут ему, в любом случае, не выяснить, Стив же об этом в своих рассказах и вовсе не обмолвился. А простое «какой-то денежный мешок» — слишком общая характеристика. Нет, здешний главный все знал, но вряд ли что-то разболтает пешке, коей тут и являлся Барнс. Так что, истинного виновника следовало искать уже в Штатах и, скорее всего, рядом с самим миллиардером. Даже дурак поймет, что если Старк выживет здесь, то его попытаются отправить на тот свет уже там. Оставалось его вытащить отсюда.        Джеймс достал пачку сигарет из внутреннего кармана. Одним хлопком выбил одну из, тут же зажимая фильтр зубами. Щелчок зажигалки. И… Вдох. Первая его затяжка особенная. Глубокая. Едкий дым напополам с никотином легко проскользнул в глотку, пищевод, легкие. Мужчина прикрыл глаза, с каким-то садистским удовольствием задерживая его внутри, выдыхая лишь через пару мгновений. Возможно, эта привычка когда-нибудь его убьёт, но вероятность подобного слишком мала, учитывая сыворотку, что плескалась в крови и давно стала частью его самого.        И без того не простая задача осложнялась ещё и тем, что Старк в плену был не один. Инсеном можно было пожертвовать, если от этой жертвы будет зависеть сохранность Старка. Потому как жизнь Старка объективно в приоритете. Цинично? Может быть. Но на заданиях в таком ключе думать проще. Вот только Барнс слишком хорошо знал гражданских, что в опасных для жизни ситуациях им свойственно объединяться и зависеть друг от друга. А это значило, что если вытаскивать из всего этого Старка, то только в компании Инсена, ведь без него тот вряд ли согласится спастись. Итог? Он в Афганистане, посреди чертовой пустыни, внедрился в террористическую организацию, довольно успешно приотворяется талибом, должен спасти Старка и Инсена, при этом его арсенал весьма ограничен. Может, его и правда проклял кто? А что? Все-таки не безгрешный святоша, да и вряд ли станет им даже с учётом стремления к искуплению, а земля круглая. Как-то раз Барнс спас одному человеку жизнь, под прекрасным старым кедром, в Ливане. А через месяц тот попытался убить его в отеле Дамаска. Джеймс месяцем позже сломал ему шею душевой рейкой. Конечно, история тут другая, но схема похожа, если с учетом проклятия, конечно, в которые он не верил, предпочитая обеими ногами твёрдо стоять на земле — так надежнее.        «Джеймс, вас снова мучают кошмары?» — прозвучало в голове голосом врача, который остался в другом времени. Может, и снились. Но Барнс их не запоминал — в голове не оставалось места для чего-то подобного. Кто же знал, что помогут не разговоры с врачом с претензией на мнимую душевность, а возвращению к ритму, когда и поспать толком не всегда удаётся? Некоторые проблемы и правда решались гораздо проще, чем предполагалось изначально.        Барнс сделал очередную затяжку. А после запрокинул голову вверх и выдохнул, пропитанный едким никотином, дым будто бы прямиком в небо.              — К черту… — на выдохе, на грани слышимости.        Да. К черту все это…        В конце концов, он никогда не был силён в самокопании, жалости к самому и к прочей невнятной рефлексии — все равно, что бурить канализацию, из которой рано или поздно тебя окатит нечистотами. Да, происходящее располагало к подобному, но все же… начинать не стоило.        Барнс сделал последнюю затяжку, а после отбросил сигарету в сторону, позволив ей практически тут же затеряться в песках. А после сразу направился на базу, коей являлась сеть пещер. Это весьма удобно. Если хорошо ориентируешься в этом лабиринте, то всегда есть путь отхода при внезапной атаке. Да и пленники вряд ли выберутся сами — скорее уж заблудятся, а там их отыскать будет проще просто для знающих людей.        Придя на место, Барнс взял похлёбку для пленников и, открыв тяжёлую кованую дверь под звук режущего слух пронзительного скрежета из-за проржавевших петель, зашёл внутрь, закрывая ее за собой.        Как уже говорилось ранее, уже пересекался с этими двумя среди здешних пещер — пару раз дежурил в качестве охраны у двери, несколько раз заносил еду внутрь. Но вряд ли они его запомнили. С одной стороны, это даже на руку — сильно отсвечивать ни к чему.        Он прошёл глубже, ставя не самые чистые пиалы на стол. Взгляд упал на чертежи. И даже далёкому от гениальных инженерных направлений Барнсу хватило ума понять, что пленник собирал не ракету — именно ее требовали от него «местные» — а свой первый, ещё совершенно топорный вариант брони. Что не могло не радовать, ведь это значило, что Старк не сломался, ещё держался, боролся, хотя в первые недели две на него и смотреть-то было жалко, даже думалось, что тот вскроется в своей камере, а с тем, кто не сдался, хотел жить и боролся, уже можно было работать. Конечно, Барнс заметил не только чертежи — плохим был бы наёмником, если бы умел замечать лишь то, что подсвечено лампами. От него не укрылся и взгляд Старка. Джеймса нельзя было назвать «знатоком-людских-душ», да и не особо к этому званию стремился, однако подмечать малейшие изменения в мимике и быстро их анализировать умел — поднатаскали в своё время, плюс жизненный опыт… надо сказать, что подобное умение не раз и не два позволяло принять правильное решение в нужный момент, а то и жизнь спасало. Что же такого увидел в глазах Старка? Узнавание. Нет, они до этого ни разу не пересекались, как уже говорилось ранее. Но, видимо, Старк был не обделён внимательностью и заметил его среди прочих талибов, как-то выделив для себя. А ещё даже немного позабавило то, как тот напрягся, когда Барнс подошёл к чертежам — любой бы на его месте занервничал и… не без причины, ведь за такой «фокус» со стороны миллиардера можно было легко потерять голову, причём, буквально.              — Разбираешься в ракетостроении? Или просто любишь рассматривать картинки?        Барнса настиг вопрос на родном и привычном английском, по которому даже успел соскучиться — Старк все же не выдержал. По роду деятельности вообще знал много языков, ибо неизвестно, куда нелегкая его закинет в следующий раз. Тут порою не знаешь, сдохнешь сегодня или завтра.        Он мог сделать вид, что не понял и прочее… и детектор лжи не поймал бы на вранье — все-таки уже не был желторотым юнцом в работе под прикрытием. Однако сейчас позволил себе посмотреть на Старка так, что даже далекий от психологии и все прочего мозгоправского дерьма понял бы, что человек явно понимал английский.        Вот только… К сожалению, Барнс сейчас в своих действиях был ограничен из-за камер — благо звук те не писали, лишь картинку записывали. Поэтому выбор, как действовать дальше, был особо небольшим.        Барнс налетел на Старка неожиданно. Одним точным ударом по ногам лишил его отпоры, заставляя оказаться на коленях. А в следующее мгновение уже схватил за грудки, прижимая к стене резко, впечатывая в неё, буквально выбивая дух, но ещё… ещё своим телом закрывая от камер.              — Местные не такие тупые, как ты думаешь. По крайней мере… не все, — на грани слышимости проговорил Барнс на чистейшем английском, заставляя тем самым глаза Старка распахнуться, а после следующих слов удивление, почти шок, прорисовался в его взгляде только чётче. — Так что… тебе бы лучше молчать и сделать ещё чертежи. У тебя не так много времени, как думаешь.              — Ох! Не так быстро, Эсмеральда, у нас ещё не было первого свидания, — сорвалась с непомерно длинного, как на взгляд Барнса, языка Старка в аккурат после болезненно стона.        Барнс проигнорировал это, хотя был бы не прочь прописать миллиардеру ещё один штрафной удар, чтобы тот уже начал соображать и понял, что есть ситуации в жизни, когда надо смолчать.        Вторая рука Джеймса тем временем скользнула в собственные тряпки, которые пришлось нацепить, чтобы слиться с местным колоритом, вылепляя оттуда небольшой коммуникатор. И он уже через мгновение оказался в кармане толстовки пленника — удалось раздобыть несколько примочек, которые бы облегчили те или иные задачи. Конкретно этот небольшой коммуникатор имел доступ лишь к камерам, что неустанно следили за пленниками.        Барнс мог бы и сам проникнуть в их систему и перенастроить, что необходимо, или и вовсе срезать пару проводов, но тогда была опасность выдать себя, что его раскроют — даже мизерного шанса такого развития событий допускать нельзя, по крайней мере, не сейчас.        Резко отпустил Старка, повернувшись ко второму пленнику.              — Без глупостей, — а это Барнс сказал уже на нужном диалекте, даже толком без акцента.        Ведь если камеры звук и не передавали, то за дверьми остался ещё охранник. И сомнений в себе у них Джеймс вызвать не должен. А так можно было сказать, что он лишний раз припугнул этих двоих.        Он вышел.       

***

             Ночь на Афганистан опускалась медленно и тягуче — наверное, так же, как перетекает густой кисель через край переполненной чаши. Небеса смуглели издевательски постепенно. Солнечный диск нехотя проваливался за горизонт, разбрызгивая в стороны кроваво-золотистые блики, будто бы стремясь ими зацепиться за свинцовые тучи и задержаться подольше.        Вечера здесь вообще были самым настоящим благословением. Дневная жара спала из-за отсутствия вездесущего солнца, которое было занято тем, что в данный момент времени освещала другую часть круглого земного шарика. Песок остывал быстро, даруя тем самым спасительную прохладу, почти холод.        Барнс больше не заходил к пленникам — не его черёд, а проявлять излишний интерес… чревато. Так что, все шесть часов к ряду после того, как занёс им еду, работал на другой точке, иногда позволяя себе короткие перерывы-перекуры. И лишь спустя шесть часов, вернулся на базу. Но… опять-таки не к пленникам, а в «комнатушку», где на экранах транслировалось то, что происходило у пленников — местный «пункт управления». Люди, сидящие там, к слову, не работали по сменам — успел выяснить за время пребывания здесь. Почему так? Просто за мониторы посадили наиболее внимательных и тех, кто мог долго держаться на ногах.        Стоило только Барнсу зайти, как ему задали вопрос. Весьма ожидаемый, если подумать.              — Белый толстосум опять сегодня зарвался? — прозвучало на диалекте. — Может, стоит позвать главного?              — Ни к чему. Я вправил ему мозги, — ответил Барнс. — У них все спокойно?        Хотя спросил больше для галочки, чтобы отвлечь смотрящих в мониторы на разговор. Ведь если все было «не спокойно», то уже подняли бы тревогу, а такое сложно пропустить.              — Да вроде все тихо, — отозвался один из смотрящих. — Им с полчаса назад похлёбку принесли, чтоб не сдохли раньше времени. Сидят. Жрут.        Исчерпывающе.        Взгляд тем временем скользнул к мониторам.        И правда…        Инсен сидел на своей койке с миской — хотя койкой подобное назвать было сложно, скорее трухлявый и грязный матрас, на который набросали тряпок. Старк же расположился за столом. Они не разговаривали между собой. Просто ели.        Вот только…        Барнс практически сразу заметил зацикленность видео. Это было несложно, если знать, куда смотреть, и иметь такой опыт работы, как у него. Вот и сейчас только Джеймс смог увидеть, что лист бумаги на краю стола колыхался с идеальной отточенной интервальностью.        Что ж…        Старк воспользовался новой игрушкой, справился с ней, применив по назначению. Хотя у Барнса, на самом деле, и не было сомнений на этот счёт. Все-таки Старка считали гением не просто так и глупо бы с этим спорить.              — Ну, раз все спокойно, то я пойду, — сказал Барнс почти расслаблено, со смешком.        И ведь никто и не заподозрит даже, что это не более, чем игра на публику. Барнс и правда был искусен в перевоплощении, в натягивании на себя чужой, порою даже чуждой, личины — становился будто бы другим человеком. Показная расслабленность не более, чем знак, что планировал отдохнуть, быть может развлечься в ближайшем городе — обычная практика для местных. На деле же Джеймс не собирался никуда уезжать или, тем более, отдыхать — все внутри буквально звенело собранностью, не прорываясь наружу.              — Если что будет не так, вызывайте, — похлопал себя по рации, что была прикреплена к бедру. — Решим. А теперь… бывайте что ли. И не спите, а то доложу главному.        С этими словами Барнс ушёл, чтобы вернуться, но позже. Много позже.       

***

             Поздний вечер сменился глубокой ночью. Даже парни за мониторами обычно в такое время клевали носом, изрядно теряя в своей внимательности. Барнс же пока на сон не имел прав, теперь уже дежуря у двери с пленниками в одиночестве — наступила его смена.        А если подумать… что такое это «ожидание»? Нет, правда. Сам мужчина редко философствовал, но иногда случалось — прекрасно помогало занять голову и отвлечься от чего-то более реального и предметного. О том, как воспринимать «ожидание», Барнс раньше не задумывался. Но сейчас, кажется, мог подобрать подходящую ассоциацию. Это… это как ограниченный обрывок времени. Невольно вспоминалась математика, а именно начерченный отрезок с буквами «А» и «В» на концах, где сам мужчина — лишь точка, что стремилась от одного конца к другому. И… Вроде хотелось побыстрее, но максимальная скорость пересечения ограничена слишком многими обстоятельствами и факторами так, что увеличить ее не было возможности, хотя и хотелось до ломоты в костях и какого-то трепета где-то внутри, под рёбрами. Да, пожалуй, это и было «ожидание» в его понимании. И Барнс не любил ждать, пусть ему и пришлось выдрессировать в себе некоторую терпимость в этом вопросе, но любви к подобному это не прибавило.        Чего ждал сейчас? Когда талиб в конце пещерного коридора уйдёт со своей смены — до заступление следующего на пост в ночное время появится окно в двадцать минут, которым Джеймс и планировал воспользоваться. Однако смена того ещё не подошла к завершающей точке, поэтому пришлось ждать. И чтобы хоть как-то это ожидание разнообразить, воспользовался собственным воображением, с поразительной детализацией представляя дыру в черепе у ничего не подозревающего талиба.        Дыра была зияющая, сквозная. Чуть рваная по краям, блестящая от крови. Ошмётки мозгов застыли в волосах, запутавшись в них намертво.        Проделать подобную дыру и воплотить в жизнь столь яркую фантазию было не сложно, тем более, с такого расстояния. По времени — меньше минуты, а точнее… хватило бы и трёх секунд. Но мужчина не стал ничего делать. В конце концов, даже если и пустит пулю в затылок, то ничего не решится. Ничего не решится, даже если спустить всю обойму… только выдаст себя и прибавит проблем, чего в планы явно не входило.        Через время тот талиб все же ушёл, что примечательно… с целым черепом.        И только когда эхо его шагов совсем стихло, Барнс сдвинул в сторону кованую дверь, заходя внутрь. Но дальше порога не проходил, чтобы не попасться на камеры в самом начале. Ничего не говорил, прислонившись к косяку, пока рука лежала на автомате. Ждал, когда Старк включит голову и догадается снова зациклить запись. Благо, стоит отметить, что голова у миллиардера включалась достаточно быстро, что не могло не радовать, учитывая все обстоятельства. И как только зациклил картинку, он повернулся с таким видом, словно был самой настоящей английской-мать-его-королевой, что почтила недостойную публику своим великосветским задом. Почти такой же, каким Барнс его и запомнил в своём времени, но ещё не совсем. Почти.        Кулаки буквально зачесались от желания начистить эту напыщенную не по случаю физиономию, чтобы чётче осознавал не самую приглядную на данный момент действительность, чтобы обтесать его до уже более знакомой «формы». К сожалению, никогда не отличался таким же терпением, как у Стива, но сейчас… все же сдержался.              — Ну, так как, Эсмеральда… Поговорим? Или ты пришёл снова страстно возить меня по стене? — заговорил первым Старк в своей привычной нахальной манере. — За подарок, кстати, спасибо. «Цветы» чудо как хороши!              — Могу повторить, — ответил Барнс. — Все равно от твоего трёпа больше проблем, чем пользы, — его английский звучал чистым и родным, что ясно говорило о том, что явно к местным отношение имел ровное такое же, как и к балету.        Времени у него было не так уж и много — каких-то двадцать минут. Зашел, закрывая за собой дверь. После сел на коробку, которые тут заменяли стулья, и вытянул одну ногу вперёд. Автомат положил на стол, что стоял неподалёку.              — Честно? Думал, кони двинешь, — пустые слова, ведь умереть бы ему он не позволил. — Неудобно бы вышло, — продолжил Барнс, а на его лице отпечаталась усмешка, пропитанная отголосками усталости, хотя из-за тряпки, что скрывала большую часть лица, ее можно лишь почувствовать, но не увидеть.