Театр имени Катрины

Одиннадцать лет назад — Твоих родителей здесь нет, можешь перестать прятать в карман. Zut. Кэти облегченно выдохнула, что это был сэр Кристофер, а не Патрисия — иначе очередного недельного бойкота было бы не избежать. С другой стороны, Дали сам мог устроить ей эмоциональный прогон, если он пребывал не в настроении. В фойе театра послышались тихие шаги, и Кэти решила сражаться до последнего. — Я ничего не прячу, — произнесла она, надув губы и сложив руки на груди. — Неужели? Голос режиссера прозвучал совсем рядом, от чего Кэти быстро обернулась и наложила самую свою очаровательную маску. Она посмотрела в глаза сэра Кристофера, практически не разрывая контакта и утвердительно кивнула головой. Дали недовольно поцокал языком, улыбаясь. Ему не понравился не сам факт наличия пагубной привычки — в конце концов, он и сам ей поддался с годами, а то, как именно его Кэти попыталась скрыть. В ее шестнадцать лет стоило быть намного искуснее. — Скажи мне, ангел мой, что значит верно сыграть роль? — спросил он, подходя к своей подопечной еще ближе. Все-таки фокус не сработал. — Понять персонажа? — ответила Кэти, невольно напрягаясь, — Осознать, что руководствовало автором в момент написания истории? Дали аккуратно опустил руку в карман ее брюк и вытащил оттуда половину пачки Мальборо. — Ты близка, чтобы стать хорошим филологом. — невозмутимо произнес он, доставая сигарету и зажигалку уже из своего кармана, — Но филолог — даже не голова актера. — А что же? В приоткрытое окно залетел холодный ветер, отчего Кэти зябко поежилась в своем свитере. Дали закурил, с удовольствием затягиваясь в одиночку. — В лучшем случае…. легкие. Понять автора, понять персонажа, понять, почему он решил купить помидоры вместо сыра — этого мало. Как завещал нам Станиславский, ты должна в условиях жизни роли и в полной аналогии с ней правильно, логично, последовательно, по-человечески мыслить, хотеть, стремиться, действовать, стоя на подмостках сцены. Начать одинаково с нею чувствовать, проще говоря — переживать эту роль. Переживание помогает артисту выполнять основную цель сценического искусства, которая заключается в оживлении простого текста роли и в передаче этой жизни на сцене в художественной форме. Дали бы лекции в институте читать, а не нас уже воспитывать. Предложу эту идею Никсону, пусть оценит. Когда снова говорить нормально сможет. — Как мои родители? — Кэти подавила призыв физической зависимости, глядя на режиссера. — Ваши с братом родители — редкие бриллианты моей коллекции. Не хмурься, моя дорогая Кэти, морщины тебе не к лицу. Иэн и Патрисия — блестящие актеры, сияющие при свете софитов. В отличие от многих в моем театре, их никто не сможет назвать ремесленниками. Только если речь не заходит о внутрисемейных коммуникациях. — Вы подразумеваете под этим словом связь со сценой? — Подумай, Кэти. — голос Дали стал тише и ниже, когда тот сделал акцент на имени. — Не расстраивай меня дважды за день. — Ремесленники обычно делают одно и то же дело, имея заранее некоторые заготовки. — Кэти почувствовала, что к щекам приливает жар, а в груди образуется тревожный камень. — Болванка шляпников, стельки сапожников, отточенные движения гончаров на круге. — Чем же актеры лучше? Если пойдешь за братом, то узнаешь, что актерам специально ставят особую манеру для доклада роли, то есть для голоса, для дикции и для словоговорения. Актеры заново учатся ходить, ведь шествовать по театральному полу стоит совсем не так, как ты ходишь в другой жизни. Они учатся новым реакциям на привычные нам эмоции — как, например оскал зубов и вращение белками при ревности, закрывание глаз и лица вместо плача, хватание за волосы при отчаянии. — Но ведь это делает игру картонной? — Дослушай меня до конца, милая Кэти, и лишь потом делай выводы. Актерство — это еще и путешествие во времени. Так, например, персонаж из восемнадцатого века будет пританцовывать, а для героев из Средних веков характерны оперные жесты. Такие приемы легко входят в привычку у ремесленников, у опытных, по их мнению, актеров. Их новые «театральные» мышцы становятся новым телом, наработанные эмоции заменяют настоящие и постепенно человеческая природа заменяется на маску на подмостках. — А если маска хорошо сделана, то никто и не заметит подмены… — Не совсем так. Если маска работает лишь на выходе из кулис, ничем не подпитывается, то она затвердевает. Как кораллы Красного моря, если их вытащить на сушу. Она изнашивается, теряет свои сходства с реальной жизнью и вскоре превращается в простую механику, гримасу, трюк. Актеры подобного толка заменяют им свое творчество, превращая его в простой конвейерный механизм. Но я не терплю подобного в своем театре! Ничто не сравнится с подлинным чувством, а оно не поддается подобным приемам ремесла. Кэти вспомнила, с каким скандалом два года назад Дали увольнял одного из старших актеров их постоянной труппы. Тому было около пятидесяти лет, и он хорошо отыгрывал роли, собирал бурные аплодисменты перед занавесом и в целом, считался почетным членом их театра. Но Дали этого было мало, и Кэти только теперь поняла истинную причину. Актер стал копировать движения из спектакля в спектакль, без элементов тонкой импровизации, что давно стала визитной карточкой именно их представлений. Через месяц после этого в кабинете режиссера состоялась встреча с новым personne, который вскоре был представлен как новый исполнитель роли Призрака. И когда Кэти с Никсоном впервые увидели его игру, то… То была любовь с первой ноты. Тогда в ее жизни впервые появился подлинный Эрик из подвала оперы, заставляющий своим пением сердце биться чаще. Она так любила его голос во время исполнения «Музыки ночи» — он зачаровывал, манил, становился единым целым с историей. Кэти мечтала однажды спеть с ним в дуэте. — Однако, никто не идеален. — Дали откашлялся и снова привлек к себе внимание. — Необходимо также оберегать свое искусство от эксплуатации, так как это зло подкрадывается незаметно. Поэтому я настаиваю на нововведениях в игре абсолютно каждого героя. Даже рядом с искренним переживанием встречаются моменты фальши. И моя задача здесь — их искоренять. — Сэр Кристофер, а Иэн с Патрисией разве не ремесленники по этой классификации? Они слились со своими театральными образами и потеряли себя в качестве родителей. — Правильный вопрос, мой ангел. Твои родители дышат сценой, они буквально на ней живут. Можно сказать, они — это скорее ожившие персонажи, которые вынуждены играть роль реальных людей двадцать первого века, а не наоборот. Они очень нужны мне для демонстрации погружения в образ простым людям-актерам. — Единственное, что их оправдывает. — буркнула Кэти. — Неужели я слышу зависть? — улыбнулся Дали. — Кажется, даже кончики твоих ушей слегка позеленели. Хотела бы так же? — Вот еще! Нет, конечно. Мне нужны родители. Просто родители, а не возрастные Ромео и Джульетта. — Хочу по-другому, но тоже по-настоящему. — Кэти устремила взгляд в окно, смотря на начинающийся дождь. — Не хочу терять себя только во имя сцены, но не хочу, чтобы моя жизнь вне театра мешала мне здесь. Как это можно сделать? Дали смерил ее ласковым, но оценивающим взглядом. Затем он вернул Мальборо в тот же карман брюк, откуда взял. — Моя милая Кэти, ты никогда не задумывалась о важности звучания имени? — Значения? — Я не оговорился. Впрочем, кто я такой, чтобы тебе перечить. И значения в том числе. Сравни двух девушек. Одну из них зовут Эмили, а другую — Эмма. Ты знаешь, что у одной из них больше мужественности и… назовем это булатностью. А вторая нежна, как полуночная роза. — Не имя определяет человека, сэр Кристофер, а человек имя. Разве не так гласит старинная народная мудрость? — В народной мудрости бывает сокрыта жемчужина, но чтобы ее найти, бывает нужно расчистить Авгиевы конюшни предрассудков и устаревших, как само время, примет. Вернемся к моей маленькой загадке, милая Кэти. Однако, быть может, ты предпочтешь более лаконичную Кэт. Три буквы, совсем как в имени твоего отца. А быть может, в тебе раскатами грома прогремит Катрин, если произнести тебя на французский манер? Совсем как Патрисия. В подтверждение его слов на улице сверкнула молния и совсем скоро небо добавило звуковой аккомпанемент. — После ваших вопросов отгадка стала настолько очевидной, что даже неинтересно. — Порой важен не конечный результат, а сам процесс приключения. Как Николас, что учил долгое время роль перед тем, как упасть с ангиной аккурат перед финальной репетицией в костюмах. Между тем, их отшивали несчастные швеи день и ночь. — Сэр Кристофер, к чему вы ведете? — Кэти нахмурилась. — К удивительному естеству масок из имени. Я всегда поражался, как одна лишь форма имени может изменить все. Ты никогда не замечала? — Боюсь, что нет. — А на каникулах во Франции мои дети и наши друзья тебя зовут не Катрин? — Допустим, что зовут. — И что ты чувствуешь? Кэти развернулась и задумчиво уставилась на картины, висящие в фойе. Они изображали застывшие моменты из их представлений. Дали предпочитал вместо фотографий использовать кисти, масло и холст. — Свободу. — вырвалось непроизвольно у Кэти. — Катрин ничего не должна родителям, школе, театру в конце концов. Она просто отдыхает летом. — Поистине удивительно не правда ли? — Но я же не два разных человека. — Зато ощущаешь себя по-разному. — Вы хотите сказать, что стоит сменить имя, как моя жизнь изменится? — Вопрос не в том, изменится ли. Вопрос в том, хочешь ли этого ты. Ведь Эмма и Эмили могут быть одним и тем же человеком. — Но это надо постоянно помнить, за что отвечает Эмма, а за что — Эмили. Так недолго сойти с ума. Дали погладил свои усы и посмотрел в угол, где игра света и тени создавала причудливый силуэт, похожий на человеческую фигуру. — Зачем вести две жизни одновременно, если можно вести один бал-маскарад? Все на тебя смотрят, ты в центре внимания, ты играешь самую главную роль. И маски постоянно пополняются твоей энергией, словно бездонная чаша. Разве это не манит своей неизведанностью? Вместе с очередным раскатом за окном рядом с беседующими послышался тихий шорох. Они больше были не одни. От этого скребущего чувства Кэти очень захотелось сбежать и желательно оказаться в комнате брата. Пусть он даже ничего не говорил сейчас. Ей нужен был кто-то рядом, кто был бы молчаливой поддержкой, как это всегда бывало в подобные эпизоды. — Маленькая Кэти всегда любила находить ответы на загадки, не так ли? Но еще больше любила сама их придумывать. Я поручаю тебе дело, мой ангел. Сэр Кристофер слегка коснулся ее приподнятого плеча, оставляя последнюю реплику за собой. — Стань детективом. И сама найди ответ на скрытые вопросы. *** — У него добрые глаза. — тихо произнесла Саманта, словно хотела убедить в том себя, а не поделиться наблюдением. Тишина в машине длилась ровно до тех пор, пока здание суда не скрылось за светофором в сторону лондонского Сити. Катрина постукивала пальцами по экокоже левого переднего сидения. Она хотела бы сказать, что у нее все в порядке. Mais au nom de tous les dieux chrétiens et aztèques, ce n'était pas le cas. — Но, к нашему обоюдному сожалению, нет красной шубы и лишних тридцати килограмм, чтобы быть Санта-Клаусом. Подарки тоже я бы от него принимать поостереглась. Признаться честно, меня больше интересует другое. Почему ты не пожала ему руку? — После всего того, что он с тобой сделал? Саманта крепче сжала руль, чтобы повернуть. Однако при его перехвате Катрина приметила влажные следы на тех местах, где находились ладони ее собеседницы. Нервничает? Только из-за меня невозможно, мы переодевались в этой машине, когда ездили на пляж. Значит, вопрос исключительно в Никсоне. Как обычно, все из-за этого героя-переростка. — Сэм, если бы ты хотела отомстить, ты бы сделала это намного изящнее. — Чем тебе оскорбление Санта-Клаусом не по душе? — Тем, что ты как-то довела парня, флиртующего со мной в баре до трясучки только тем, что пригрозила рассказать жене о его похождениях и помочь в лишении его потенциальных родительских прав. А тот несчастный даже не был обручен. Так что сейчас дело было не во мне, не так ли? — Значит, сегодня у Николаса счастливый день, ведь я раз в квартал бываю доброй. — непринужденно ответила Сэм. — Ты сказала ему «до встречи в понедельник». Но в понедельник ты работаешь, пусть и втайне мечтаешь о новой эпидемии только для твоих коллег. Давно ты взяла брата к себе? И даже не так. Давно ли ты молчишь об этом? Катрина закатила глаза. — Можно я переадресую все вопросы к Нианзу? — С ним у меня будет отдельный разговор! — тон Саманты резко сменился на праведный гнев. — Он вчера должен был пойти со мной в кино, а потом отказался, сославшись на неотложную встречу. Какая, мать его, встреча, когда его зовут на его любимые корейские мелодрамы?! Если Нианзу не следует своему привычному расписанию, значит его семья узнала о его… интересе. Сочувствую, но не от всего сердца. — Это он сначала Никсона лишил средств на существование, а потом манипуляцией уговорил меня нанять его. — Чего блять? — Саманта ударила руками по рулю, отправив по всей машине импульс ударных вибраций. — Да-да. — лицо Катрины выражало почти искреннее участие. — Включи этот пункт в список своих претензий к нему. — Я бы так никогда не сделала. Не в смысле высказала бы нашему другу из Поднебесной все, что о нем думаю — это даже терапевтично. А никогда не посоветовала бы тебе нанимать на работу мужчину. И давно ты опасаешься новых мужских кадров на работе? — Он мой брат. Это не считается. — Ты две недели общалась с ним в чате для секса. — Не напоминай. Катрина развернулась, глядя неотрывно на подругу. Она видела Саманту в гневе, возмущении, изредка даже печали. Но сейчас это скорее походило на страх загнанного тигра в клетке. Страх и даже адреналиновые выплески. Новый мужчина в жизни. На работе. Проявляющий участие. Касание. Твою мать… — Слушай, Сэм. — Катрина ненадолго приспустила маску. — Я знаю, что мы договорились не спрашивать друг друга о прошлом и это всё. Но я тебе уже один раз открылась. Было дерьмово, но потом вроде бы стало даже не так плохо. И на основе последних данных о тебе, я спрошу только один раз. Можешь не отвечать, можешь даже послать меня на французском, я тебя научу. Тебя трогали без согласия? — Putain. — Саманта резко нажала ногой на тормоз, отчего в ее любимый Renault едва не врезался подъезжающий пикап. — Так и знала, что не стоило выходить из машины и встречаться с твоим братом. У Никсона такая аура — рядом с ним не хочется быть никем другим, кроме себя. Тоже мне, волшебник Мерлин. — Хочешь выпить? — произнесла Катрина. — У меня с собой термос кофе по-ирландски. — Mon amour, тогда тебе придется сесть на мое место, а доверить тебе свою машину я смогу только под угрозой смертной казни. В словах Сэм скрывалась правда. Все трое — и Кэт, и Катрин, и тем более Катрина, относились к тому типу водителей, рядом с которыми пассажиры невольно начинают вспоминать всю свою жизнь и молиться. Саманте было довольно только одного ремонта с после их совместного отпуска в графстве Чешир, чтобы понять, что отныне она не возьмет ни капли спиртного в рот, если Катрина и ее машина находятся рядом друг с другом. — Хер с ним. Ты уж точно не осудишь. Какая-то странная атмосфера у нас с тобой в последнее время — словно снова совершаем каминг-аут. Ужасное чувство обнаженности, мне не нравится. Словно нам снова по шестнадцать лет, и мы чувствуем уязвимость перед всем этим чертовым миром, да, Сэм. Катрина собиралась лишь слушать, без советов или сетований на несправедливость. Она знала — это раздражало их обеих. — Он был моим боссом, первым проявил инициативу, начал дарить дорогие подарки. Он вел себя так, как никто из моих бывших до этого, в том числе из-за материального фактора. Я не хотела отношений на работе, потому что пришла в тот журнал не устраивать личную жизнь, а собирать себе портфолио. Но его, как ты можешь предположить, мало что могло остановить. На третье свидание мы пошли с ним в рейтинговый ресторан, а оттуда, выпив там вина, поехали в клуб, где выпили еще больше. Продолжать стоит? — Ты… Ты же говорила ему «нет»? — Естественно. Но он принимал это за томное «да». Мол, женская логика. А я была слишком пьяна, чтобы ему сопротивляться. Так что, признаться честно, я мало что помню из того вечера. — Но… — Катрина вдруг поняла, что не знает, как именно должна себя вести при подобном диалоге. — Но я была бы счастлива, если бы на этом все закончилось. — Он продолжил ухаживать? — Этим словом это назвать уже было нельзя. Он начал… использовать свое положение, чтобы продолжать нашу связь. Мне нужна была та работа, а я была нужна ему. Коллеги были в курсе, но ничего не предпринимали, так как иначе их ждал бы выговор, штраф, увольнение — подчеркни то, что хочешь. — Mon Dieu… — И это были еще цветочки. На фоне стресса у меня прекратился цикл, перестал быть стабильным вес, начали выпадать волосы и выскочил дерматит — организм намекал, что ни одна работа не стоит подобного. И я не нашла ничего лучше, чтобы… пойти к психологу? послать тогда все свое окружение и начать новую жизнь? Нет, конечно, это такая проза. Я начала ненавидеть свое тело и чувствовать себя еще более неуверенной, чем до встречи с ним. А за этим началось… Блять. Саманта глубоко выдохнула, не сводя глаз с дороги. В Лондоне между тем наступал час пик. — Началось самоповреждение. — Ты поэтому никогда не ходишь в бикини… — Катрина проговорила это тише, чем прошлые свои заключения, — Всякий раз, когда мы с тобой летали в совместный отпуск, ты всегда носила или шорты, или сразу скрывала все под сарафаном. Как… как давно это было? — Год двадцать первый. Уже после локдауна, точно. Я-то причем думала, что уже взрослая женщина, смогу остановиться вовремя. Сама не смогла. — Кто помог? — Моя мать. Да, у нас с ней на многие аспекты противоположные точки зрения, но выбраться из той ямы помогла мне именно она, за что я ей наверное благодарна. Она все же к тому времени была в терапии из-за тяжелого развода с отцом. Это не умаляет остального пиздеца, что она может сказать на мой счет, но умереть в четверть века она мне не дала. — Вот тебе злодеи и герои в реальной жизни…. — задумчиво проговорила Катрина. — У вас с Николасом был диалог о литературе? — В каком-то роде. Она рассказала мне даже больше, чем я ей. Так нечестно, про такие беды рассказывает она, а плохо мне. Никсон, что ты наделал?.. — Что стало с тем подонком потом? — спросила Катрина. — После того ада, через который он тебя протащил? — О, как только мать вытащила меня с моста на тот свет, я начала медленно понимать, что к чему. Не сразу. Знаешь, когда ты опускаешься с опасного аттракциона, то какое-то время восстанавливаешь дыхание и собираешь заново двоящееся изображение перед глазами. Как только я немного пришла в себя, то подала на него в суд. Значит, мы обе побывали у Старины Бейли. — Его посадили. Выяснилось, что помимо меня у него была вообще веселая жизнь, развлекался как мог — в том числе с девочками-студентками, некоторым из которых было… Есть идеи, сколько? Правильно, шестнадцать и семнадцать лет. В итоге помимо моего дела его еще протащили по педофилии. Так что справедливость восторжествовала, злодей в конце истории наказан, вроде как хэппи энд? Только почему-то никто не говорит, что происходит с героями после триумфального конца. — Но прикосновения мужчин с тех пор тебе противны. — Не всех. Нианзу, например, обнимать нормально. Он так забавно шипит при этом, почти наслаждение. — Он вне категорий. — С контактами на работе пару лет после этого было непросто. Каждый раз картинка перед глазами всплывала. — Потом перестала? — Не-а. — Саманта открыла зеркало и подмигнула своему отражению. — Потом я просто научилась с этим жить. Оно перестало быть эмоционально тяжелым, хотя воспоминания никуда не делись. А твой Никсон своим возвращением, тюрьмой, судом, вольно или невольно воскрешает и чувства. Мне можешь об этом не рассказывать. Один тот факт, что мой брат вызывает во мне целый мать его спектр чувств каждый раз, выводит из себя. А не должен! — Как ни беги от прошлого, оно тебя нагонит. — Катрина положила руку Сэм на плечо в знак поддержки. Я рядом. Пусть меня и саму это пугает до самого Кетцалькоатля. — Иногда я думаю, может и бежать не надо? — Саманта погладила ладонь и мягко убрала ее, когда огни светофора переключились на зеленый. — Это страшно. Это опасно. Это крайне рискованно в конце концов. — Еще как. Встречаться с призраками прошлого — залог эмоционального раздрая. Каждый чертов раз. Влияние призраков на нашу жизнь вообще недооценено. А где призраки, там и… — К слову о черте. Ты сильно спешишь? — Если ты опять предложишь мне выпить за рулем, покурить, когда я бросаю, или повести машину в любой момент времени, то да. — Ты начинаешь звучать как Нианзу, а мне его и в одном экземпляре достаточно. Заедем к Ангелу ненадолго? — Ты хочешь ждать брата целую неделю там? — Да нет, не в церковь же, прости Господи. Вот Тому придется подождать. Мне бы забежать на пару минут в квартиру. — Я только на днях там была с клинингом, тебе зачем? — Мне нужен «Фауст», Библия и Станиславский. *** Чисто теоретически, сколько времени занимает создание голема на замену с проводящими тканями и искусственным интеллектом? Никсон стоял в свете ламп за столом с продукцией. Он балансировал на канате между двумя пропастями. Первая называлась «Как я дошел от Отелло до рекламы косметики?». Вторая — «Заткнись и цени, что больше не курьер». Метафорическим шестом приходилось удерживать равновесие, чтобы шагать с поднятой головой и сохранять естественные эмоции на лице. Третий час подряд. Несколько лет, если ты технический гений и по совместительству биолог с физиком. Если нет, то у меня для тебя плохие новости. Проще жениться и завести ребенка. Проще, серьезно? Придурок, заткнись и работай дальше. Дали появлялся за камерой туманным абрисом, как оптическое явление в горах. Его советы проносились телеграфной лентой перед глазами Никсона. Помнится, одним из них было утверждение, что актеру важно не играть не только на сцене, но и уметь входить в образ моментально и навсегда. В качестве примера сэр Кристофер всегда приводил исполнителя роли Эрика из любимой истории Кэти. Никсон вдруг поймал себя на мысли, что по какой-то причине его сестра ни разу не упомянула о последнем. С одной стороны, это было логично. Раз она хотела откреститься и изгнать призраков прошлого, подобно экзорцисту. Только ее слова как-то пока не находили подтверждения в действиях. Так и хотелось порой воскликнуть «Не верю!». Но пока я буду копить козыри в рукаве, до нужного момента. А с другой, быть может, есть иная причина, по которой она даже между кадрами о нем не упоминала. Спросит ли он? И даже не так. Едва ли есть смысл спрашивать об этом Кэт или Катрин, пока они в офисе? Едва ли. В лучшем случае, его проигнорируют. В худшем, принесут кофе с перцем. Зато за Катриной, пожалуй, Никсон проследит. — Коллеги, может прервемся на сегодня? — спросил он у операторов. — Вы отсняли меня со всевозможных ракурсов. Дальше только выход в четвертое измерение, честное слово. — Не припомню последней реплики в сценарии. Тихий, но властный голос мадам Джулии эхом пронесся в студии, отражаясь от каждой стены в звукоизоляции. Merde. Никсон достал из заднего кармана брюк порядком помятый лист с планом съемок. Их с Катрин начальница приходила на аудит далеко не каждый раз, но в те моменты, когда она появлялась, что-то всенепременно шло не так. И дело было вовсе не в отсутствии у Никсона способности к рекламе. — Парни, как процесс? — мадам Джулия подошла к камере и начала просматривать недавно отснятые кадры. — Порядок. — ведущий оператор показал большой палец. Никсон почувствовал нарастающую тяжесть в ногах, но все же решил рискнуть. — Мадам, позвольте один личный вопрос? — Попробуй, а я решу, отвечать на него или нет. — голос начальницы не изменился ни на йоту, когда она услышала его. И она все так же продолжила проматывать файлы. — Почему вы просите называть себя именно мадам? Вы из Франции? Мадам Джулия подняла глаза и посмотрела на порядком нервничающего Никсона. — Нет, я чистокровная англичанка, Джулия Синклэр, Николас. Так просто прижилось, своего рода творческий псевдоним. Да и для маркетинга хорошо, не находишь? Никсон едва не рассмеялся в голос, когда это услышал. Чтобы не показаться совсем поехавшим, он попросил отпустить его на обеденный перерыв пораньше. Чем заслужил явное молчаливое одобрение от своих неразговорчивых коллег. Ну да, Кэти, сбежала от прошлого ты замечательно. Просто, мать его, великолепно. *** По дороге Никсон решил заглянуть в запретную для него доселе зону. Дверь с давно знакомыми инициалами и скрывающая за собой множество тайн из прошлого находилась этажом ниже. Он постучал, но не услышал ответа. Тогда Никсон решил приоткрыть завесу самостоятельно. Он потянул за ручку и тихо вошел. В маленьком кабинете с табличкой «К. Кэмбл» никого, кроме него, не было. Не теряя времени, Никсон провел анализ экспозиции. Большая маркерная доска, пара разноцветных пуфов и часы на стене — вот и весь интерьер помимо рабочего стола и кресла на колесиках. У некоторых монахов в келье больше душевности. Никсон подошел к столу. Ни одной фотографии из театрального прошлого, зато несколько полароидов с Самантой и Нианзу, маленькая фигурка колибри, выточенная из дерева, и фотография в рамке из Парижа. Она в деловой одежде, но явно после работы, судя по расслабленной мимике. Это не формальность Кэт, не хищнический оскал Катрин, не заигрывающая улыбка Катрины. Нет, такое он видел лишь у Кэти, но тогда бы там не было бы пиджака с рукавами на три четверти — Кэти не переносила офисный стиль. И ее глаза горят. Если бы Никсон не знал современные версии сестры, то сказал бы, что так смотрят на того, кого любят. Либо так смотрят на то место, где была какая-то История. Задумчиво, печально, вдаль — словно бы за горизонт сквозь матрицу фотоаппарата. Там пахло жареными каштанами — Никсон точно помнил эту улицу. А еще вечно играла старая шарманка, изредка уступая звону колоколов базилики Сакре-Кер. Там всегда стоило ходить очень медленно, ведь иначе сбивалось дыхание от перепада высот. Там всегда хотелось творить — писать картину, стихи, повести, даже если не было средств на существование. А для того, чтобы сесть на метро, нужно было долго спускаться по каменной лестнице, словно каждый раз посещать подземную резиденцию короля. Монмартр он узнает даже на смертном одре. Дверь кабинета снова открылась, и Никсон увидел заходящую Кэт. Она скользнула взглядом по фотографии в руках брата, пожала плечами и молча поставила перед ним второй стакан с кофе. — Стоит ли мне знать, что ты здесь делаешь. — Кто сделал эту фотографию? — спросил Никсон. Кэт присмотрелась внимательнее, словно вспоминая. — Мадам Джулия. Мы были на французской конференции в Париже, а потом она попросила меня показать ей мои любимые места. — Попросила Кэт? — Катрин. — поправила Кэт, усаживаясь в свое кресло и таким образом отталкивая Никсона подальше. — Во Франции я почти всегда была Катрин. — Почти? — А как же без Катрины в барах? — фыркнула Кэт. — Вы ходили в Оперу Гарнье? Кэт сделала большой глоток, давая себе паузу на ответ. — Не было времени. — коротко ответила она. — А как же любимые места? — улыбнулся Никсон, памятуя о всех своих джокерах. — Это Кэти любила бывать в ложе номер пять, не Катрин. *** А ей, вместе с Катрионой, был уже тогда путь заказан. Вернее, тогда особенно. Как мы пережили ту поездку без панической атаки — уму непостижимо. Кэт уже привычным действием проверила ментальные стены и закрыла штукатуркой трещины. Она готовилась к чему-то подобному с первого дня Никсона на этом месте. Ей, как никому другому, была известна его склонность к нарушению личного пространства. — Ты почему здесь? — спросила она, открывая рабочий ноутбук. — А где мне еще быть? Там, где ты не действуешь, как сверчок Джимини. — Тебе выделили отдельный стол в опенспейсе. Работай там и не мешай мне здесь. — Там шумно. — Никсон оставался в приподнятом настроении. — Потерпишь. Помимо тебя у меня еще социальные сети, составление релиза и прописание сценария для тебя же. Так что Никсон, прошу пока по-хорошему. Свали работать. — Ты идешь на обед? — Пока нет. Мне надо сделать хотя бы часть работы до него. Говорить, что Кэт искала брата, чтобы отдать кофе и тратила тем самым свое время, она не собиралась. — Которая в самом деле не подождет полчаса? Конечно, подождет. Но после обеда Кэт станет Катрин, а мне до этого момента все же надо успеть кое-что доделать. Без лишних эмоций. — Никсон, я наняла тебя не для того, чтобы ты был моей секретаршей. И твой контракт не подразумевает внутреннее совмещение. — Поясни? — В твои рабочие обязанности не входит контроль моего рабочего графика. — Я твой брат. И заноза в заднице. — Пока мы на работе, ты мой подчиненный. Разговор окончен. Когда все же Никсон с закатанными глазами и бумажным стаканчиком в руке вышел, Кэт с усилием вздохнула. В кабинете снова стало тихо, так что Кэт могла слышать только стрекот потолочных ламп и собственных мыслей. Она взяла руки деревянную фигурку, провела пальцами по вырезанным вручную инициалам, постаралась убрать из памяти морской бриз и шум прибоя. Кэт прикрыла глаза, воскрешая в памяти Замок. Фотоальбомы и видеопленки о Франции должны были быть спрятаны еще лучше, чем сейчас. Положить в сумку. Закрыть сумку на молнию. Положить сумку в сундук. Сундук закрыть на ключ. Ключ оставить в кладовке. Кладовку запереть на два замка. Ключи выкинуть в ров с водой. У нас всегда будет Париж. Кэт выругалась. Одна фраза, цитата из старого фильма, лишь мимолетом воскресшая в памяти, только что все разрушила. Быть может, зрительный образ удалось спрятать. А вот его голос никто из них не забудет никогда… Кэт устало опустила голову на руки. Она нашла пальцами небольшой сосуд на виске и засекла время. Juste féerique. Пульс учащенный, зрачки наверняка расширены. Нет, уменьшены. И все же расширены. Да, дорогая моя, при таком эмоциональном фоне никакая трава от брата не нужна. Ведь она совершенно точно была уверена: в пятницу никакой колибри на ее столе не стояло. *** — Непорядок… — произнесла Кэт после десяти минут сидения в застывшей позе. — Полнейший непорядок. Нет, так не пойдет. Резко поднявшись с кресла, она подошла к доске и быстро стерла все свои ключевые показатели за сентябрь. Новый месяц, новые строки, старый запах маркера. Кэт написала на стикере крупными буквами имя президента Америки и прикрепила его магнитом. Что мы имеем? На прошлой неделе Никсон появился не просто в ее жизни, что она могла бы терпеть, но еще и стараниями ее так называемого друга на работе. Его актерские навыки ожидаемо понравились мадам Джулии, и она решила его оставить для дальнейшего наблюдения. Вероятно, за нами обоими. Маркер заскрипел, записывая аналитику Кэт. 1) Никсон не собирается уходить из ее жизни, ни при каких обстоятельствах Была ли она опечалена этим фактом? Нет. Была ли она взбешена этим фактом? Нет. Как тогда правильнее подобрать эпитет? Растрепанный. Никсон каждый раз оставлял ее в растрепанных чувствах — так, пожалуй, будет честнее всего. Но это еще далеко не все. От стикера протянулась вторая стрелка. 2) Разговоры и походы по местам былой юности утомляют. Маски трещат по швам, прошлое не просто догоняет, а ходит близко с никотиновым пластырем на плече. Зачастую имеет склонность к морализаторству. Знак тождества справа. Они же являются предметом для самоанализа. Становится ли ей лучше? Едва ли. Стоит ли продолжать в этом направлении? У нее нет выбора, иначе Никсон выиграет. Хотя он и так пока ведет в их партии, как не хотелось бы этого признавать. Почему? Да потому что он ворвался на маскарад как незваный гость, а не часть представления. Третья стрелка вышла криво, так как у Кэт дернулась рука. 3) Почему Никсон ни разу не упомянул его. Последние несколько лет они неплохо общались, несмотря на сомнительное занятие брата. Никсон сам того не подозревал, но Кэт была ему благодарна за то, что он не поднимал этот временной отрезок. Ей подумалось, что возможно, он и сам просто не хочет погружаться в события той поры. Вероятно, именно поэтому он всегда ссылается на более детские и подростковые воспоминания. Те меньше ноют на перемену ветра. Они более стойкие и яркие, как… колибри. К слову об этом: откуда она взялась? Почему именно сейчас? Кэт написала название птицы на втором стикере и приклеила его к доске посередине. Этим вопросом она займется на неделе. 4) Простит ли ее Саманта, когда узнает, что она частично умолчала о прошлом? Зачеркнуто. Третий стикер был прикреплен по соседству с другими. Нет, так как это обсуждалось ими за коктейлем — Саманта будет ждать, когда Катрина справится. С другой стороны, после ее пятничного признания Кэт чувствовала вину, что в отличие от Сэм, рассказала о себе не все. И странное, почти забытое желание поддержать ее не давало покоя. Стоит ли возвращаться к тем комнатам в Замке, что хранят историю о Катрионе? Особенно после стольких мер, что были предприняты для избежания подобного вопроса. Последняя персоналия все чаще всплывала в мыслях и Кэт, и Катрины, а после появления колибри она вообще скоро получит первостепенную роль. Наверное, самым правильным решением будет дать себе время подумать. Стрела времени любит линейность, помнишь? Если Кэти почувствует безопасность, то и Катриону можно будет освобождать. Кэт сложила руки на груди в размышлении, а затем покачала головой. Даже жаль, что этому не бывать до второго пришествия. 5) Дали. Какова его истинная роль в становлении Никсона на скользкую дорожку? Неуверенный четвертый стикер с именем, словно в сомнениях занял свое место в правом верхнем углу. Кэт пока не понимала, что именно в этой мысли не давало ей покоя. Ведь все казалось лежащим на поверхности. Бог создал объём, а поверхность — порождение Дьявола. Кэт нахмурилась и записала два пункта под именем режиссера. Перечитать избранные главы Библии. Перечитать Фауста. В старых историях определенно скрывались новые тайны, которые она не могла не раскрыть. И начать разгадывать загадку ей предстояло с конца.