be(d)st friends

«Чувства к тебе появились без предупреждения,

но я продолжу притворяться, пока ты не будешь готов», — Ким Сону

#19

      Когда Чонвон начинал второй курс, не думал, что всё обернётся таким сложным. Словно кто-то отчаянно старался убедить его в этом, подбрасывая одну неприятность за другой, не давая время на передышку (тут бы вспомнить наставления матушки и обратиться в церьковь, но Ян не станет). Проблемы стали сыпаться на него горой после их с Кимом поцелуя. И пусть парень не станет связывать это с тем моментом, не станет строить догадки, ровно как в той же степени не избавится от сковывающей движения смеси волнения и разочарования (в первую очередь в себе и своих принципах), тот день посвящения в первокурсники стал подобно вершине горки, с которой парень стал лететь вниз — стремительно и с намерением разбиться.       Чонвон устроился в бар, работая в ночные смены, не давая себе время на передышку.       Пришлось забыть всё, что ему нравилось, со скрипом вывозить не профильные предметы и в идеале не думать бы об оплате следующего семестра, однако только эти числа и стояли перед чонвоновыми глазами, не давая покоя. Ян вымотался, был на грани, но не собирался никому говорить об этом — ни матушке, так часто названивавшей в последнее время (она говорила, что волнуется, Чонвон верил), ни Нишимуре, с началом года зависавшему где угодно и только изредка рядом с Яном, ни уж тем более Ким Сону, который, казалось, остался единственным, кто не делал вида, что ничего не происходило.       Мастерская отца в Порёне терпела колоссальные убытки. Дело ли было в новооткрывшейся мастерской прямо на против, где молодые парни, привлекая внимания своими выточенными торсами (слова отца, Ян не выдумывал), готовы были охотно помочь с починкой автомобиля втридорого, или всё же дело было в чём-то другом, Чонвон не знает. Однако одно ему известно было точно: если он желал продолжить учиться здесь, в Сеуле, ему следовало вырости из дестских штанишек и взять свои расходы (слово «ответственность» Ян старательно игнорировал) на себя.       За прошедший год Ян Чонвону пришлось сильно повзрослеть.       Подработка в баре не давалась легко, ранний подъём на пары утром — ещё сложнее. Джеюн стал ворчать, что не видел парня днями на пролёт, а на его «я так даже по тебе соскучаюсь» Чонвон лишь бросал краткое «я тебе ещё надоем, поверь». И всё же Ян не думал, что так должно могло дальше продолжаться. Это вовсе не значило, что он собирался не явиться на смену и бросить всё, ради чего боролся (прошёл всего лишь месяц, Чонвон сможет потерпеть). Это значило лишь то, что юноша собирался мириться с постоянной усталостью, позволяя себе энергетики, заведомо зная, что лучше от них ему не станет. Однако они были подобно наркотику, и стоило начать, как Ян день за днём находил в своей руке тёмную жестяную банку раньше, чем успевал обдумать все последствия. Но Чонвон держался. Отчаянно убеждал себя, что когда-нибудь всё будет лучше, а после волочил налитые словно свинцом ноги в сияющий лоском бар в районе больших компаний и офисов в двадцати минутах от студенческого городка, и всё начиналось по новой: натёртые до блеска стаканы, льющиеся рекой ликёры и редкие сообщения от Нишимуры и такие частые кимовы.       Ян не смог долго скрывать, в каком положении находился. Рассказал Сону на второй день, когда тени пролегли под глазами, а нижняя губа дрожала от недосыпа — в последнее время Ким любил звонить по видеосвязи, а Яну нравилось находить на это время. Это словно дарило ему моменты из прошлого, где они втроём были рядом, были друг у друга. И было что-то почти неправильное, жалящее язык и пекущее кожу на ладонях, в том, что Рики оказался последним, кто узнал обо всём. Чонвон говорил, что не хотел нагружать парня своими проблемами, Ян принимал всё на себя, когда на деле, спроси Нишимура сам, что происходит, и Чонвон бы выпалил правду на одном дыхании. Но с начала семестра Рики был занят, и Ян не стал его винить — боязнь потерять парня, с которым Ян мог постараться быть собой, выдрессировала в Чонвоне привычку брать всю вину и ответственность на себя, как бы неправильно это ни было бы.       К концу апреля Чонвону пришлось написать заявление на отстранение от деятельности студсовета, собираясь потерять дополнительные балы за студенческую активность. Однако оно так и осталось лежать на столе Сунён-хёна неподписанным ворохом бумаги, а Ян получил взбучку не только от Квона, а на следующий день и от остальных.       Ан Юджин тогда заголосила, казалось, на весь корпус:       — Я не отпускаю тебя, Вон-а, — казалось, не стой между ними Ынче, обвила бы она парня руками и ногами, лишь бы удержать. — И никто здесь не посмеет, — она обвела пальцем коморку студсовета, нахмурив брови в почти что угрожающем жесте. — Мы не бросаем своих, когда им плохо.       Кажется, в тот день глаза парня были на мокром месте.       — Я не всегда соглашаюсь с этой чокнутой, но сегодня тот редкий момент, когда она права на все сто процентов: в трудные времена мы своих не бросаем.       Ынче развернулась тогда к парню, опустив руки на дрожащие плечи, гладя по ним в успокаивающем жесте. И Чонвон был благодарен. Ан где-то за спиной фыркнула, а после подхватила Сунёна за руку и инициировала групповые объятия.       — Да, сегодня тот редкий момент, когда я прощу тебе, что ты назвала меня чокнутой, — с лёгким смехом сказала тогда она, не поджимая губ, как делала обычно.       — Я сказала правду, — Хон пожала плечами, и Ян не сдержал тогда улыбки.       Так Чонвон всё-таки понял, что порой о своих проблемах стоило говорить — Сону старался сказать ему об этом и раньше, но не стоило уточнения, что Ян, намертво уверенный в своих убеждениях (предубеждениях, стоило сказать), пропускал его слова мимо ушей. Они договорились, чтобы Ян заскакивал на собрания, как выдастся возможность, а если у него возникнут какие-то идеи — чтобы связывался с Ынче. И Чонвон вряд ли найдёт подходящих слов, чтобы выразить, насколько он на самом деле был им благодарен.       Чонвон прожил в таком бешеном темпе месяц, собираясь начать второй, в идеале не сломавшись. И всё же стоило признать, что не только большая сумма за обучение не давала парню покоя. Чонвон всё никак не мог заставить себя перестать думать о том поцелуе с Ким Сону после посвящения первокурсников. Парень уехал на следующее утро, и до сих пор не находилось подходящего момента обговорить произошедшее (дело ли в том, что Ким играл, будто ничего не было, или в том, что Ян был трусом и заядлым лгуном самому себе — было вовсе не ясно), и парень больше не был уверен, а стоило ли вовсе поднимать эту тему. Потому что Чонвон не эгоист и не манипулятор. Потому что Чонвон думал, что должен был принять всё за ошибку — случайность, раз на то пошло — и двигаться дальше. Так же, как казалось ему, сделал это Ким Сону.       Впрочем, это не значило, что парень не возвращался к этим мыслям раз за разом, стоило только сообщениям от Кима появиться на экране сотового.       Вечер пятницы двадцать седьмого апреля нисколечи не отличался от других. Ян ввалился в бар на десять минут раньше начала смены и принялся за работу, нацепив противный кожаный фартук со множеством карманов на бёдра, затягивая его потуже, и белую рубашку посредственного качества с тёмным галстуком-бабочкой, а после принялся натирать кругленькие столики до блеска, через полчаса переключившись на каменную барную стойку и, в конце концов, на стаканы за ней. Бар «The Ivory Tower» посещали акулы бизнеса, разодетые в дорогие костюмы, с туфлями на красных подошвах и часами за миллионы (если ни миллиарды) вон на запястьях, после тяжелого дня за офисной волокитой или для его продолжения, обхаживая инвесторов, или что они там на самом деле делали. Выбери в старшей школе Ян экономическое направление, возможно, стоило ему поучиться чему-то у них, чтобы в будущем построить себе блестящую карьеру. Но Чонвон выбрал журналистику, поэтому всё, что его интересовало, — размер чаевых, на которые те не скупились.       Его смена начиналась в пять вечера, заканчивалась к двенадцати и только в том случае, если клиентов больше не оставалось. Сложно было перечить или пытаться выпроводить тех, кто за простую маргариту готов был заплатить не меньше двадцати тысяч вон и четверть от этого оставить на баре. Поэтому ни тучный владелец — такой же напыщенный, как и посетители бара, стоило признать — ни тем более Ян Чонвон не собирались перечить желаниям бизнесменов. Легче было посчитать, сколько дней в месяце парень не засиживался до утра и уходил вовремя, чем на оборот, и всё же Чонвон не жаловался (он не станет вспоминать, как в отчаянии писал Киму сообщения большими буквами о том, что он хочет поскорее уйти домой).       Чхве Сынчоль — его сонбэ на баре — обучил Яна пару трюкам, обворожительным усмешкам, притягивающих внимание девиц, — Чонвон всё ещё думает, что он не настолько хорош, как сам парень — и поделился парой уловок. Чонвон был благодарен. Так его пальцы больше не стирались в кровь из-за неправильной техники, а грубые мозоли не появлялись на ладонях. Сынчоль был тем, кто бросал всё ради ничего, и Чонвон вряд ли смог бы подобрать выражение лучше этого. Чхве не беспокоила ни собственная репутация, ни ворчание зажиточных предков (в том случае, если все рассказы парня были правдой, но Ян в любом случае верил им), ни мнение других. Насколько Чонвону было известно, парень бросил университет на третьем курсе, потому что, по его словам, там больше не осталось красивых девушек, с которыми можно было бы переспать ночь-другую. Чонвону это находилось неблагоразумным, но стоило опять повторить: Чхве Сынчоля не беспокоило то, что о его действиях скажут другие. Парень устроился в бар, когда со скандалом ушёл из дому, а теперь не собирался туда возвращаться: в его жизни его всё устраивало. Чонвон старался это понять, но всё никак не получалось. Впрочем, это не имело значения.       Парень был хорошим сонбэ и наставником — это всё, что имело значение.       Он окликнул Яна в тот момент, когда тот натирал блестящие в приглушённом желтом свету тоненькие ложечки для перемешивания напитков, и Чонвон обернулся, чтобы увидеть, как парень махнул ему рукой с чернильными рисунками на коже в приветственном жесте, а после скрылся за дверьми подсобного помещения. Ян вернулся к работе, когда мобильник в заднем кармане завибрировал, и парень машинально потянулся его проверить.       Сообщение от Нишимуры засветилось на экране сигнальным уведомлением. парень-5-2-0: «ты сегодня поздно вернёшься?» «я скучаю». «…» «вон-а, чонвон-а, я соскучился».       Улыбка растянула чонвоновы губы.       — Эй, — Чхве появился где-то из-за спины, опуская тяжёлую ладонь на тонкое чонвоново плечо. Кажется, если Ян хотел быть как парень, ему следовало записаться в спортзал и нарастить мышцы, чтобы постараться выглядеть хоть чуть-чуть как обворожительный Сынчоль. — Слушай, заканчивай скорей с этим. Все «золотые клетки», — вполне оригинальный способ парня назвать закрытую VIP- зону, — зарезервированы на всю ночь вперёд. Босс даже принимает кого-то лично, — Ян энергично закивал, поджимая губы. Не стоило надеяться уйти вовремя.       — Угу, — потянул парень, ведя языком по пересохшим губам.       — Не переживай, я выкрою для тебя часок, чтобы ты отдохнул, договорились? — и парень похлопал того по плечу, а Чонвон выдавил улыбку, шепча «спасибо» и получая тёплую улыбку в ответ.       Чонвон успел напечатать Рики ответ до того, как двери бара стали открыты для посетителей.

Вы:

«Буду сегодня поздно».

«Прости».

«Но я обещаю, что выходные проведу с тобой, договорились?»

парень-5-2-0: «ладно».       Чонвон лишь надеялся, что Нишимура не станет обижаться — в последнее время его обиды стали частыми и порою необоснованными, а Ян не переставал винить во всём себя. Это вошло уже в привычку — винить себя за всё, что касалось их с Рики отношений. И всё же Ян думал, был на все «сто» убеждён, что именно так и должно было быть.       Бар наполнился посетителями не сразу, но стоило Костюмчикам появиться, занять места за дубовыми столиками на мягких кожаных креслах и оббитых тёмно-синим бархатом стульях, как всё, о чём мог думать Ян Чонвон, сводилось к списку заказанных напитков и коктейлей, и как бы не перепутать среднестатистический ром с первоклассным бурбоном. Ян замечал, как сновали официанты, в плавных движениях переходя от столика к столику, замечал их фальшивые улыбки и лишь надеялся, что его собственная перед девушками и мужчинами, что заняли место на баре, не выглядела настолько же напущенной.       Ходунки показывали половину десятого, когда боль за чонвоновыми глазами усилилась — то ли дело было в приглушённом свете над баром, то ли в джазовой музыке из колонки над его ухом, так и не ясно. Ян стал чаще жмуриться, давить на точку на лбу и стараться держать эту глупую улыбку, ведь никому не понравится его хмурое лицо (боссу, снующему сегодня по бару до чего активно, в первую очередь).       Казалось, виски со льдом скоро будет сниться ему по ночам.       Чонвон шумно втянул воздух через раздувшиеся ноздри, наполняя высокий стакан мохито, протягивая напиток напротив сидевшей девушке, что накручивала локон тёмных волос на тонкий палец с аккуратным маникюром, кидая взгляды в сторону вальяжно развалившихся на креслах мужчин, выложив всё, чем им было похвастаться — буквально всё! — на показ. Чхве появился рядом совсем незаметно.       — Отдохни, Вон-а, я тебя подменю, — Сынчоль похлопал парня по плечу, осторожно выхватывая мокрый бокал из его рук, чтобы через мгновение встать на его место, вливаясь в разговор с сидевшими за стойкой девушками.       Не знайл бы Чонвон сонбэ, подумал бы, что он знаком с ними — настолько лего давалось ему влиться в новую компанию и, как результат, продать больше дорогого алкоголя. Чхве повернулся в сторону парня только для того, чтобы кивнуть в сторону пустой (хотелось надеяться) подсобки, а после подкинуть шейкер в воздухе, заставляя удивлённые женские возгласы прозвучать. Возможно, Сынчоль надеялся с ними переспать, а после рассказать Яну эту увлекательную историю. С одной или сразу с двумя — не имело значения.       Чонвон проскользнул в тёмное подсобное помещение, падая на картонные коробки и вытягивая ноги, чувствуя, как ныли мышцы во всём теле. Ли Хёнсо вышла откуда-то из-за угла и показалась Чонвону настоящим приведением, когда бросила краткое «не виделись со вчера», прильнула к айкосу (Чонвон сомневался, что здесь разрешено было курить, но, справедливости ради, кого это останавливало), и выпустила облачко дыма, прежде чем кинуть стик в коробку, спрятать ту в кожаном фартуке и скрыться за дверью, помахав на прощание.       Парень выудил сотовый из кармана узких штанов только тогда, когда убедился, что рядом никого не было. Он нажал на вызов, и голос матушки прозвучал после первого гудка:       — Вон-а!       — Матушка! — в той же манере ответил парень.       — Сынок, как твои дела, м? Всё хорошо? — матушка зашуршала чем-то рядом с динамиком, и её голос звучал почти что механическим. Ян придвинулся ближе к сотовому на громкой связи машинально.       — Конечно, — и он старался звучать настолько воодушевлённо, насколько матушка ожидала это услышать от него. Ян стал избегать видеозвонков с ней, лишь бы только не заставлять её ворчать и волноваться — это было не нужно ни ему, ни ей, в конце концов. — Лучше расскажи, как там отец. Его дела налаживаются? — Чонвон, правда, хотел услышать, что отцовская мастерская вновь встала на ноги. Это не избавило бы его от подработки (опять же, пора вырасти из детских штанишек и перестать висеть на родительской шее), однако искоренило бы ненужные переживания.       — В мастерской… — очевидно, матушка подбирала слова, — всё по-прежнему, — чонвоновы надежды со звоном разбились, и Ян готов был поклясться, что слышал этот треск в своих ушах. Он судорожно выдохнул, потирая глаза одной рукой. — Но твой отец нашёл способ подзаработать. Я многого не поняла, прости меня за мою глупость, но, кажется, его друг готов помочь. Нужно лишь открыть счёт в банке и выполнить пару указаний. Вроде ничего сложного, а лишними деньги никогда не бывают.       Ян затаил дыхание. Всё, что рассказала матушка, было похоже на обман. Чонвон прикусил язык, массируя точку на лбу.       — Его знакомый так же обещал помочь с рекламой папиной мастерской, разве не прекрасно? К нему уже приезжала пара иномарок, а за ремонт оставили сумасшедшие деньги, — матушка была воодушевлена, а Ян лишь мрачнел с каждым мгновением.       — Отец должен понимать, во что ввязался, но я попрошу тебя передать ему мои слова: пусть постарается оборвать все отношения с этим его другом как можно раньше. Это грязные деньги, матушка, а мы не в таком отчаяние, чтобы падать так низко, — Ян проговаривал каждое слово громко и чётко, надеясь, что матушка будет благоразумной.       — Это… это… — она заминалась на полуслове каждый раз, как хотела что-то сказать, чтобы после выпалить: — Я пойду поговорю с ним, — и она звучала очень уверено. Так, словно не согласись отец отказаться от этой работы, она в самом деле открутит ему голову. — Не беспокойся, Вон-а, я с ним разберусь. Поговорим завтра, ладно? Люблю тебя.       Женщина дождалась короткого «и я вас», а после отключилось. Яну оставалось лишь надеяться, что отец не будет на него злиться за то, что Чонвон в самом деле считал, что судимость — это не то, что сейчас им было так нужно.       Сообщений от Нишимуры больше не было.       Чонвон старался много не думать.       Казалось, его «ладно» било под дых, заставляя неуверенность, а после и резкое отчаяние поднять голову. Ян не был уверен, что был хорошим парнем; не знал, был ли он честен по отношению к Рики, и после того поцелуя с Сону, который вспоминал день ото дня, не был уверен, что не был последним глупцом, раз пытался скрывать всё произошедшее от бойфренда. Возможно, Нишимуре стоило узнать обо всём — по крайней мере, это было бы честно — и не только потому, что Рики всегда настаивал, чтобы Ян рассказывал всё. Однако Чонвон… он не думал, что был готов рассказать. Быть может, он наберётся смелости когда-нибудь, а Рики не станет разыгрывать драму. Чонвон не любил ссор и криков, а после ту тяжесть в груди, словно так и сигнализирующую, что он виноват.       Ян не обратил внимание, как стал кусать ноготь на большом пальце. Опомнился лишь тогда, когда кровь коснулась языка — Чонвон с шипением одёрнул руку, вжимая израненный палец в кожу набедренного фартука.       Мобильник, лежащий рядом на коробках с водкой, засветился, а после стал не переставая жужжать. Ян покосился на него, прежде чем взять в руки, чтобы увидеть входящий видеозвонок от Кима, а после тщетно постараться спрятать улыбку.       Чонвон разговаривал по видеосвязи только с Сону.       Возможно, это что-то да должно значить, но даже если это так, Ян старательно это игнорировал.       Кимово лицо — такое счастливое и розоватое в щеках — появилось на ярком экране, а чонвоново — уставшее и почти полностью скрытое в тени — отображалось маленьким окошком в правом углу.       — Ещё не устал, Вон-а? — казалось, с тем, как часто Ким задавал этот вопрос, Яну стоило бы перестать чувствовать что-то тёплое, растекающееся по груди. Но Чонвон не перестал и вовсе не знает, сможет ли когда-нибудь.       — Всё нормально, — Ян протяжно застонал, вытягивая ноги и интенсивно нажимая на точку на лбу. Он слышал, как Ким цокнул языком. Чонвон старался не обращать на это внимание.       — Ты повторяешь это каждый раз, — с наигранной обидой бросил Сону, хмуря брови и поджимая пухлые губы в одну полоску.       — А ты каждый раз задаёшь один и тот же вопрос, — копируя кимово выражение лица, Ян глядел на экран, вдавливая пальцы в бедро, лишь бы сдержать рвущийся из груди смех.       — По-моему, ты опять превращаешься в зануду, Чонвон. А я-то уже подумал, что универ тебя исправит.       — А по-моему, ты опять преувеличиваешь. И тогда ты ещё больший зануда, чем я, господин-не-зануда, — Ян высунул язык, корча рожицы на камеру, а Сону не скрывал лёгкого веселья, дымкой опустившееся где-то внутри груди.       Они слабо засмеялись в унисон, и Ян покосился на дверь, боясь, что привлечёт слишком много внимания, если кто-то из работников решит разрушить их с Кимом идиллию в пустой подсобке.       — О! — воскликнул парень, и Чонвон смотрел, как тот откинулся на мягкие подушки небольшой кровати в своём общежитии. — А мне нравится.       — Что нравится?       — Когда ты зовёшь меня господином.       — Да иди ты! — казалось, Ян в самом деле кинет сотовый в стенку (в таком случае, где взять новый — совсем не ясно), лишь бы не дать юноше заметить собственного смущения.       Ким Сону всегда был таким. Лёгкий на подъём, когда дело касалось подшучиваний над Яном. Чонвон усвоил это ещё до сунына.       — К тебе? — он заломил бровь, причмокнув губами. И Чонвону потребовалось всё его самообладание, чтобы не зациклиться на этом движении. — Скажи когда, и я приеду, — не унимался парень.       — А ну прекращай это, Сону-я, — прозвучало слишком сдавленно. Чонвон знает. И Киму не нужно было проговаривать это в слух, чтобы Ян понял, насколько неубедительно звучал.       — Думаешь?       — Уверен, — щёки зарделись от собственной лжи, так легко сорвавшейся с губ. Возможно, Чонвону нравилась такая сторона Кима. Но так же возможно, что Ян не должен был этим наслаждаться.       Желание отключить камеру появилось так же неожиданно, как быстро испарилось. Эти видеозвонки… Это всё, что они могли позволить себе со старых времён. Они не заменяли их школьных встреч, и Чонвон окажется в могиле раньше, чем признается, что нуждался в этих моментах так же сильно, как в стакане воды утром. Потому что… Что ж, это ощущалось правильным, сколько бы Ян не старался убедить себя в обратном.       — Ну ла-адно, — Сону тянул гласные, широко улыбаясь. Чонвон придушил порхающих в животе бабочек раньше, чем успел подумать какую-то глупость. — Если не я к тебе приеду, то приезжай ты ко мне.       Ян заломил бровь в непонимании. Сону поспешил напомнить:       — Матч по бейсболу, помнишь? Ты обещал приехать поболеть за меня, — парень прикусил щёку, бездумно пялясь на экран. Дыхание сбилось, а жар, недавно окрасивший щёки, пополз ниже, вызывая табун мурашек.       — Помню. Конечно, помню, — Чонвон не помнил. И не стоило уточнения, что это было буквально написано на его лице.       — Ага, — только и промычал Ким, закинув руку за голову.       Чонвон выставил указательный палец, тыча им в камеру, проговаривая:       — Да помню я, господин-не-зануда. Помню и приеду в воскресенье.       — Матч в субботу, — словно невзначай бросил парень.       — Издеваешься надо мной, да? — Сону кратко засмеялся, энергично кивая.       — Только если чуть-чуть.       Ян скорчил театрально обиженную гримасу, клацая зубами и кривя губы. А Сону делал всё, что было в его силах, лишь бы не засмеяться вновь. Ким не скажет, что сделал пару скриншотов растерянного Ян Чонвона, собираясь оставить их на память.       — Напомни мне, и почему я вообще с тобой дружу? — казалось, если бы взглядом можно было бы прожигать, на кимовом месте осталась бы пара костей.       — Потому что я тебе нравлюсь, — словно ни в чём не бывало сказал юноша, наблюдая за чонвоновым лицом.       Слова «это не так» застряли посреди горла противным комом, мешающим промолвить хоть звук. Чонвон поджал губы, шумно выдыхая, прежде чем тихо сказать:       — Продолжай верить в это дальше, — Ян лишь надеялся, что выглядел настолько безразлично, насколько должен был. Словно эти его слова не заставляли ретивое биться о решётку рёбер, почти что причиняя боль.       В то время — да и всё время до этого! — Чонвон отчаянно бежал от правды. Словно прими он её, прими он то, что было между ним с Кимом (если вообще что-то было, и Чонвон не надумывал), это разрушило бы его изнутри. Быть может, это было бы в самом деле так. Чонвон не знал. И всё же он не настолько решительный, чтобы это проверять.       Ян невидящим взглядом глядел на сотовый, когда Сону продолжал что-то говорить. Мысли, перемешавшись с сомнениями, копошились внутри его головы, мучили сознание, и казалось, ещё немного и сведут его с ума. Чонвон ненавидел сомнения. Ян не любил неопределённость. И уж точно Ян Чонвону не нравилось то едкое чувство неуверенности, почти что разъедающее грудь. Однако, казалось, сейчас не был подходящий момент думать об этом. Вероятно, Ян вернётся ко всему, что беспокоит его сознание, ночью, и продолжит винить себя за тот поцелуй с Кимом, лёжа рядом с Рики, лишь потому что, никогда не найдёт в себе сил признать это ошибкой.       Ян Чонвон отчаянно убеждал себя, что не был эгоистом.       Парень не слышал, что говорил Сону, пока собственное имя не прозвучало с динамиков. Ким окликивал настороженно, и Яну потребовалось время, чтобы вымолвить смущённое:       — Что, прости?       — Я говорил, что матч начнётся в восемь часов в воскресенье. Но я совсем не буду против, если ты приедешь пораньше, и я смогу тебе всё тут показать.       Чонвон промычал что-то в ответ, когда дверь подсобного помещения чуть приоткрылась, а в проёме показалась фигура Чхве-сонбэ. Сынчоль указал на несуществующие часы на запястье, напоминая Яну про время, и парень лишь несколько раз кивнул, давая понять, что вернётся за барную стойку. Сонбэ вернулся в зал, когда Ян вновь обратился к Сону.       — Я постараюсь приехать пораньше, — Чонвон давал обещание, которое с удовольствием собирался выполнить. — Хотел бы я поболтать с тобой по дольше, но сейчас мне пора идти, — и парень решил старательно игнорировать лёгкую грусть в собственных интонациях.       — Наверно, я им даже завидую. Они получают суперские напитки от мастера Ян Чонвона, — пролепетал Ким, поднося сотовый ближе к лицу. — Когда-нибудь я тоже смогу позволить себе это, вот увидишь.       Чонвон не сомневался. Он кивал в ответ, прежде чем бросить на одном дыхании «мне пора бежать» и «спокойной ночи», а после, услышав кимово «добрых снов», отключился, вылетая из подсобного помещения прямо за барную стойку. Чхве-сонбэ был в шаге от того, чтобы вытолкать Яна собственноручно.       Посетителей было много. Они шумели, хотя, вероятно, со стороны этого не замечали, ударяли бокалами и толкали какие-то тосты. Кто-то сидел группами, распивая дорогие напитки и ведя беседы, значение которых Чонвону вряд ли удалось бы понять, если бы он слушал. Другие — сидели поодиночке, раскручивали стаканы в своих руках, не собираясь задержаться на долго. А третьи, все те, кто не оказался в скрытой зоне и которых не обхаживал сам владелец, искали приключений. Сынчоль говорил, что этот тип нравился ему больше всего. Чонвон не сомневался, и дело было вовсе не в бесконечных историях парня о ночи, проведённой с прекрасными дамами (а порою и не только дамами). Чхве любил подробности, а Ян не мог сказать, что ему это было вовсе не интересно — и не важно на самом деле, какова была истинная причина Яна внимать каждому слову парня.       Они просидели в баре до четвёртого часа утра. С полными карманами чаевых — на первый взгляд казалось, те были больше обещанной за смены зарплаты — и до чего уставшие. Они распрощались с Сынчолем и Хёнсо на рассвете: Чхве остался внутри, собираясь отоспаться прямо в помещении до субботнего вечера, а Ян вместе с Ли покинули многоэтажное здание, не чувствуя ни сил, ни беспокойства. Хёнсо отбивалась, находила отговорки и говорила, что ей это не нужно, но Чонвон всё одно проводил девушку до ближайшей станции метро, потому что так было правильно. А после, стоило девушке выпустить дымовое облачко и скрыться в туннеле, парень поспешил в общежитие, не совсем уверенный в том, что он не растянется на нелюдной дороге, так и не дойдя до желанного душа и мягкой кровати.       Ян оказался у комнаты на третьем этаже, ведь взбираться к Рики на седьмой — не лучше пытки. Чонвон не взглянул на наручные часы, когда отворил дверь своим ключом, а как сумки с гулким звуком оказались на полу, завалился на разноцветные простыни, на последних силах набирая сообщение.

Вы:

«Только вернулся в общежитие».

«Зайду к тебе вечером, ладно?»

«Нет никаких сил тащиться ещё несколько пролётов».

      Чонвон не стал дожидаться ответа, прежде чем уснуть.

* * *

      Ян не был спокоен.       Ничего в его жестах не говорило о спокойствии: ни гримаса (сведённые брови вместе, поджатые губы и дёргающаяся жилка на лбу — всё это даже человека с алекситимией заставило бы понять, что Ян не был спокоен), ни его поза. Чонвон стоял посреди нишимуренной комнаты, сцепив руки на груди, не находя себе места и уж точно не скрывая собственного негодования.       Вечер, который они должны были провести с Рики вместе, начался с ругани.       Это началось, стоило Яну сказать, что он едет в Улсан, чтобы посмотреть университетский матч. Казалось, после этого даже крики фильма ужасов, который они вместе смотрели, умостившись на небольшой кровати в комнате Нишимуры, звучали не так громко, как высказанное парнем несогласие. Всё началось с того, что Чонвон сказал, что едет к Сону. Рики скривил гримасу, чётко проговаривая:       — Ты не поедешь.       И это звучало приказом, не повиноваться которому было сродни трибуналу — поимка и растрел. Но они не в армии, а в отношениях, и Чонвон не дурак, чтобы не понимать разницы.       А потом до посредственного фильма ужасов Чонвону больше не было дела.       Он вскочил с места, прежде чем Рики обернул вокруг него руки, собираясь удержать на месте. И вот они здесь. Негодующий Ян и не пойми от чего рассерженный Рики.       — Назови мне хотя бы одну причину, почему я должен послушаться твоего приказа? — слова сорвались раньше, чем Чонвон обдумал их дважды. И всё же Ян устал мириться с выходками Рики, продолжая постоянно усердно винить во всех ссорах себя (после Чонвон будет винить себя в неосторожности вновь, думать, что стоило тогда промолчать и просто согласиться — сделать так, как хотел того Рики. Однако сейчас это не имело значения).       И Ян в самом деле не знал, что злило его больше: нишимурено несогласие или то, с каким тоном, словно он имел власть над каждым чонвоновым движением, тот говорил. Впрочем, это не имело значения.       — Потому что я попросил тебя не ехать к нему.       — И это зовётся «попросил»? — или чонвоновы навыки коммуникации прогнили до основания, или он не знает, как в самом деле можно было назвать те слова, произнесённые таким командным тоном, просьбой. Рики лишь пожал плечами, а Ян только и думал, как стереть ту усмешку с его губ. Пришлось признать: порой его парень был невыносим. — Это не причина, Рики… Мы с Сону друзья со школы. Что может быть плохого в том, что я хочу с ним увидеться.       — О! Разве? Не причина, говоришь. А чего тогда ты ждёшь от меня? — Яну не нравилось то, как говорил парень: с обвинениями, словно его мнение ничего не стоило. Чонвон почти ответил «хотя бы немного понимания», но парень продолжил раньше, чем тот решился: — Что я позволю тебе поехать не пойми куда? Ждешь, что я отпущу тебя к Ким Сону, чтобы вы там кувыркались за моей спиной, так ведь? Ты этого хочешь?       — Что ты такое говоришь?       — А что? Разве это не правда? — на самом деле Рики не нужен был ответ. Его уверенность в собственные убеждения была ему интереснее простой скучной правды.       — Ты несёшь бред, Рики, — нишимурена ладонь столкнулась с деревянной поверхностью письменного стола со звонким звуком. Тот разнёсся по небольшому пространству, заставляя Яна вздрогнуть, а мурашки — пробежаться по всему телу, чтобы исчезнуть где-то на кончиках пальцев.       Нишимура Рики злился, и не нужно было быть выдающимся философом, чтобы понять это.       — Бред? А то, что вы, блять, сосались с этим хреном Ким Сону ты тоже назовешь бредом? — Чонвон застыл. Замер, казалось, вовсе перестав дышать.       Рики знал… Обо всём.       Глупо было думать иначе.       — Ты… — Ян собрался сказать что-то ещё, однако слова словно растворились.       — Я знаю всё, — и эти слова, словно гром среди ясного неба. До сего старательно сдерживаемая совесть, обернувшись ядовитой виной, наполнила грудь, отравляя сознание.       — Как? — слова повисли в воздухе. Ком в чонвоновом горле заставлял почти задыхаться.       Ян не думал, что всё будет так…       — Не важно, блять, как, Чонвон! Важно, когда ты собирался во всём сознаться, если вообще собирался!       Чонвон готов был выпалить, что собирался рассказать парню, когда наступит подходящий момент. Ян даже раскрыл рот, собираясь оправдываться, пока юноша не услышит, а после осознал, что Нишимура на самом деле не ждал ответа. У всех были свои плохие привчки. Нишимуренна заключалась в том, что он любил делать поспешные выводы и плевать на правду.       И всё же, если бы можно было раствориться в пространстве, казалось, Ян сделал бы это прямо сейчас. Его щёки покраснели от злости (стыд окатил его холодом, но это нисколечки не помогло справиться с эмоциями), ресницы дрожали, а желваки проступили от того, как сильно юноша сцепил челюсти.       — Знаешь, твоё молчание вовсе не делает лучше, — его слова звучали укором.       Ян чувствовал, как сильно билось его сердце, когда сказал:       — Это всё было случайностью.       И вот он снова оправдывался, когда обещал, что больше не станет. Потому что Чонвон думал, что кому-то, в конце концов, придётся закончить эту ссору (и это вовсе не значило «сдаться»), в противном случае они продолжат кричать друг на друга целый вечер, и ни к чему хорошему это, определённо, не приведёт.       Ян Чонвон ненавидел ссоры. Не любил ругань. И не переносил лживых обвинений. И всё же поэтому из раза в раз он был тем, кто заканчивал их ссоры. Потому что считал это мудростью, и не было важно, что это было лишь чонвоновым заблуждением.       — Случайностью, которая больше не повторится, — Чонвон не был уверен, убеждал он в этом только Рики перед ним или себя в том числе. — Я не допущу, чтобы это повторилось. Ведь разницу между другом и любовником не сложно определить, — и пусть, возможно, сейчас Ян верил в собственные убеждения, в будущем они не имели значения.       Юноша поднял голову, чтобы увидеть недоверие на лице парня. Чонвон постарался не винить его в этом. Наверное, на его месте он сделал бы то же самое. И всё же Ян не на его месте, а укол вины казался отравой, наполнившей вены.       — Я хочу тебе верить, — начал Нишимура после недолгой паузы.       — Так поверь мне, — чонвонов тон сквозил мольбой.       — Да как тут, — Рики начал со лживым сожалением, чтобы после вновь назидательно продолжить: — Когда ты собираешь поехать к нему!       Ян хотел выпалить «да что с тобой не так?», но сомкнул зубы на губе, кусая ту до крови, лишь бы не позволить злосчастным словам прозвучать. И это будет не первый раз, когда Чонвон молчал. В конце концов, парень вновь промолвил то, что от него желали услышать.       — Если только в этом проблема, то я не поеду, ладно?       Чонвон не знал, что творилось в нишимуреной голове. Не знал и отдал многое, чтобы выяснить, когда черты его лица исказило выражение, распознать которое Ян не мог. Оно появилось так же быстро, как исчезло, оставляя юношу мириться с домыслами, не сулящими ничего хорошего.       Рики ступил на шаг вперёд, а Ян поборол желание отступить. Парень опустил руки на его плечи, поджимая губы и глядя в чонвоновы глаза немигающим взглядом. Он часто дышал, обводил взглядом раскрасневшееся лицо Яна по меньшей мере несколько секунд, прежде чем с облегчением вымолвить:       — Не люблю, когда мы ругаемся.       Чонвон тоже не любил. Но отчего-то казалось, что в эти слова они вкладывали разный смысл.       — Я тоже.       Губы парня растянулись в обворожительной улыбке, когда он потрепал Яна по загривку, а после, чуть склонившись, предложил:       — Продолжим смотреть фильм?       Ян лишь нашёл в себе силы кивнуть. Пролепетал только, что ему следует умыться, а после скрылся в ванной, выуживая сотовый из переднего кармана удлинённых шорт. Чонвон со скежетом зубов и гулом в голове напечатал сообщение.

Вы:

«Сону-я…»

«Завтра в общем я не смогу приехать».

«Прости. Мне жаль».

господин-когда-нибудь-я-стану-богатым: «что-то произошло?» «всё в порядке?»

Вы:

«Нет, не беспокойся, всё нормально».

господин-когда-нибудь–я-стану-богатым: «???»       Чонвон кусал ноготь на большом пальце, игнорируя миталлический привкус крови на языке, когда одной рукой набирал ответ.

Вы:

«Просто мой парень…»

«Он против».

«Прости, что не сдержал обещания».

      Ким Сону пропал из онлайна сразу, стоило сообщениям стать помеченными прочитанными. И Ян не мог с собой ничего поделать, когда его отказ ощущался чем-то в корне неправильным. Таким, что готово было разрушить всё. Чонвон лишь надеялся, что надумывал.       И всё же тогда казалось, парень сделал правильное решение, и неважно, как он себя чувствовал.       В тот раз Чонвон выбрал Рики, потому что посчитал, что именно так и должно было быть. Возможно, их отношения были бы менее сложными, думай Нишимура так же. Быть может, всё было бы иначе, вини Рики себя за свои ошибки, а не оправдывай их. Вероятно, тогда бы между ними всё было бы проще.       В воскресенье Нишимура, несмотря на все договорённости провести день вдвоём, отвёл их в галдящую комнату в общежитии, толком ничего не объясняя.       Чтож. Казалось, теперь их «вдвоём» означало не только он и Чонвон. Нишимурено обещание превратилось в компанию из его друзей с психологического, распивающую соджу в просторной комнате на пятом этаже. И казалось, не то чтобы Рики собирался поскорее уходить.       Он привёл Чонвона, говоря, что это не займёт много времени, ведь отказывать старшим на факультете было неправильно. А после Ян не был настолько глуп, чтобы понимать, что вечер они вряд ли проведут не за галдежом и историями о тройничке «потому что вам, парни, надо набираться опыта у старших». Чонвона тошнило, и не было ясно: от кимчи, запах которого напоминал больше что-то нехорошее, чем маринованную капусту, или от тех разговоров, что лились рекой и были охотно поддержаны Рики.       И всё же Чонвон молчал. Лишь мирился с собственными эмоциями, поглядывая на наручные часы, натягивая фальшивую улыбку каждый раз, стоило кому-то из присутствующих вспомнить о его существовании. Он потягивал яблочный сок (шутка ли это от старших — так и не ясно), глядел на исчезающий, словно со скоростью света, алкоголь, и старался много не думать.       Ходунки остановились на половине восьмого, когда сердце заколотилось. Чонвон не думал, что простил Рики — всё же, те слова и обвинения били по лицу не хуже пощёчин — и всё же продолжил притворяться, что это было иначе. Лишь потому, что это оказалось единственным способом заставить парня ему поверить: между ним и Ким Сону были только дружеские отношения. Ян не думал, что это правильно, и всё же значения это большого не имело.       Парень точно не знает, в какой момент сонбэ с психологического включили футбольный матч на растянувшейся внутри комнаты плазме (если это и говорило о чём-то, так только о размере кошелька кого-то из родителей). Они раскричались ещё больше, не беспокоясь о жалобах или внезапных проверках, и Рики галдел вместе с ними, лишь изредка, когда стакан его становился пустым, поглядывая на Чонвона, одними губами лепеча: «Это не на долго». Справедливости ради, на четвёртый час Ян больше не верил его словам. Последний час он лишь делал вид, что не замечал этого.       Чонвон точно не был уверен, что всё-таки заставило его найти в поисковом окне не самую популярную по просмотрам трансляцию бейсбольного матча: желание насолить Рики — пусть Ян в этом никогда не признается — или данное Сону несколько недель назад обещание поболеть за него на игре. А быть может, дело было вовсе в другом и, возможно, вовсе значения не имело.       Так или иначе, в восьмом часу вечера Чонвон подключил наушники, глядя на редко заполненные болеющими трибуны. Чонвон постарался не винить себя. Прошло какое-то время, прежде чем две команды оказались на поле, подсвечиваемое большими прожекторами. И Ян ничего не смог поделать, когда стал искать Кима среди подтянутых игроков двух университетских команд.       Улсанская команда по бесболу, так безкусно (Чонвоново мнение и только!) названая основателем университета «Полночное солнце», играла против сувонской «Теневые защитники» за право сразиться с Сеульским политехническим. Чонвон сделал своё домашнее задание, чтобы хотя бы что-то смыслить в том, что должно было происходить на поле.       Парень рассматривал приближающиеся съёмкой лица, выискивая знакомое. Сону играл под двадцать восьмым номером, и Ян точно не знал, значило ли это что-то. Он стоял на поле, гордо выпрямившись, держа в руках белый мяч, когда питчер из команды противника остановился напротив. Сону держался уверенно, когда шагнул навстречу парню, дабы ударить руками и начать игру. И всё же, Ян не смог ничего с собой поделать, когда едкое ощущение появилось внутри груди. Чонвон постарался избавиться от него сразу же, отгоняя рой нежеланных мыслей.       Ян сделал первый скриншот, стоило звуковому сигналу, оповещающему о начале игры, прозвучать, а немногим девушкам и парням на трибунах — заголосить. Чонвон почти поверил, что сидел не в шумной комнате с нишимуреными друзьями, где ему не было места, а оказался там, на поле, как того хотел. А после сделал ещё с сотню фотоснимков, стоило Киму сделать первый бросок, и игре официально начаться.       Чонвон обнаружил себя завороженно следящим за игрой, сконцентрировавшись на комментариях, подбадривающих возгласах и собственных бушующих эмоциях, вовсе не беспокоясь больше о том, что происходило в комнате. Стоило признать, Чонвон в спорте, не говоря уже о спортивных играх, смыслил мало, и всё же было что-то взывающее к приливу дофамина во всём этом (дело ли в Ким Сону, которого так часто брали в кадр, или всё же в захватывающе игре — Чонвон никогда не признается). Всё это было настолько впечатляющим, что показалось, что шесть иннингов пролетели как одно мгновение, пусть на деле прошло больше полутора часа.       Ян не чувствовал стыда, что не обращал внимания на Рики до тех пор, пока матч не прервался на перерыв. Он поднял взгляд на парня лишь единожды, оценивая, придётся ли волочить его до комнаты на своих плечах, или юноша сможет добраться сам (ответ был не удовлетворяющим), чтобы после вновь уткнуться на пустое на время поле.       Юноша открыл пустующую со вчера переписку почти что машинально. Его последние сообщения просмотрены, но проигнорированы. Чонвон постарался игнорировать укол обиды, поразивший грудь, уверяя себя, что так и должно было быть. Ян напечатал сообщение, не сдерживая своих эмоций.

Вы:

«Сону! Это было впечатляюще!»

«Я, кажется, впервые наслаждался спортивным матчем».

«Ты замечательно играл, Сону-я».

      Чонвон помедлил, оценивая, не перегнул ли он палку. И всё же отступать было уже поздно.       Ян прислал фотографии. На них — подающий мяч Ким, ликующий вместе со своей командой за выигранный раунд Сону. Чонвон собирался сохранить эти моменты. Сердце ускользнуло куда-то в пятки, пропустив удар, стоило сообщениям стать помеченными прочитанными, а строке «печатает…» появиться внизу. Ян не заметил, как притаил дыхание, прожигая взглядом экран сотового. А стоило ответу парня появиться на экране, как что-то тёплое разлилось в груди. господин-когда-нибудь-я-стану-богатым: «надеюсь, ты старательно болел за меня :)».       А ниже — фотография. Сону на ней — вспыхнувший в щеках (то ли от постоянного бега по полю, то ли от смущения), с явным блеском в глазах держал разрисованный разными подписями бейсбольный мяч и улыбался. Неосознанно улыбка тронула и чонвоновы губы.       Ян собирался написать что-то в ответ, когда его согнутого колена неожиданно коснулись, заставляя табун мурашек пробежаться вдоль позвоночника. Парень вскинул голову, почти удивлённо глядя на пьяного Нишимуру перед ним. Он что-то говорил, а Чонвон, то ли от гулкого стука сердца в ушах из-за страха быть пойманным (словно смотрел он не матч по бейсболу, а жесткое порно, не меньше), то ли от криков фанатеющих девушек на трибунах, стоило игрокам вновь выйти на поле, не разобрал ничего из того, что парень промолвил.       Чонвон выдернул наушники одним резким движением, часто моргая. Он уставился на юношу перед собой, губы которого растянулись в пьяной улыбке, а ладонь, некогда лежавшая на колене, проскользила по бедру. Чонвон перехватил руку парня раньше, чем всё это зашло бы сильно далеко.       — Тебе хватит пить, Рики, — прошипел Ян, выключая сотовый и игнорируя направленные на них взгляды.       Чонвон бросил взгляд на ходунки, чтобы с ужасом осознать, что в «гостях» они задержались.       — И нам пора вернуть тебя в комнату, — закончил он, упирая ладони в широкие плечи.       — О? — прозвучало откуда-то из-за нишимуренной спины. — А что? Гейского секса на показ не будет? — и парни залились смехом, звеня стаканами.       Рики ответил раньше, чем Чонвон успел разойтись тирадой:       — Эй, Ли-сонбэ, держи себя в руках!       — Ну что ты! Я же пошутил. Твой парень, вон, не возмущается.       Нет. Чонвон в самом деле не понимал, как Рики была приятна компания этих парней. Возможно, они были вусмерть пьяные, оттого несли ересь. И всё же это почти ничего не меняло.       — Нам, кажется, уже пора уходить, — сквозь стиснутые зубы прошипел Ян, поднимаясь с места. Эйфория от матча испарилась за мгновение.       Чонвон подобрал их вещи, чтобы, кинув краткое и не искрение «спасибо, что приняли нас», подхватить еле стоящего на ногах парня, а после под развеселённые возгласы сонбэ выйти из комнаты. Они завалились с Нишимурой на кровать, когда Ян не устоял на ногах, а хватка до сего расслабленных рук парня стала сильнее, утягивая юношу за собой на мягкий матрас. Рики что-то мямлил, Чонвон разобрать не смог. Он осыпал его лицо краткими поцелуями, хихикая и игнорируя его попытки отбиться, когда лёгкая щетина щекотала кожу.       — Мне щекотно, Рики, — упирая ладони в плечи парня, почти что простонал Ян, вдавливая пальцы. Юноша лишь сильнее стал тереться о порозовевшую щеку парня, опуская мягкие губы с периодичностью.       — Даже так? — он обхватил чонвоново лицо двумя ладонями лишь для того, чтобы через мгновение опустить свои губы на его, втягивая в долгий пьяный поцелуй. — Всё ещё щекотно?       Ян отрицательно замотал головой.       — Чонвон-а, — протянул юноша, становясь отчего-то невероятно серьёзным.       — А? — Ян нахмурил брови, обращаясь в слух.       А потом нишимурено предложение прозвучало с поразившей парня неожиданностью:       — Давай съедемся. Снимим квартиру где-то недалеко от университета и будем жить вместе? — Чонвону потребовались все оставшиеся силы, чтобы не раскрыть рот в изумлении. — Что скажешь? — и голос юноши сквозил нескрываемой надеждой. — Пожалуйста, скажи, что согласен…       Ян беззвучно открывал и с клацаньем зубов закрывал рот несколько секунд, прежде чем сдавленно выдавил:       — Я бы очень хотел, — на самом деле, Ян не лгал. — Но я не смогу потянуть квартплату, Рики.       — А я и не надеялся, — юноша опустил тонкие пальцы на чонвоново лицо, гладя по щекам. Чонвон неосознанно стал поддаваться навстречу этим движениям, краем глаза замечая непривычно тёплую и отчего-то такую настоящую нишимурену улыбку, отчего сердце интенсивнее забилось о рёбра. — Я смогу позаботиться о счетах, если ты будешь жить вместе со мной. М-м? Пожа-алуйста.       Чонвон почти не знал, что ответить. Съехаться с Рики казалось… правильным. И не было важно, как долго они встречались. Поэтому Чонвон согласился. А стоило словам прозвучать, как Рики втянул его в долгий томный поцелуй, и Ян готов поклясться, что чувствовал, как парень улыбался. Чонвону пришлось сбежать в уборную раньше, чем это зашло бы слишком далеко (заниматься сексом, когда на соседней койке, буквально в трёх метрах лежит сосед по комнате, Чонвон находил до чего непристойным и не правильным), а стоило вернуться, как увидел, что парень, прижавшись спиной к стене, уснул. Ян лёг рядом, проверяя сотовый прежде, чем удостовериться, что утром все будильники прозвенят.       Команда Сону выиграла. Чонвон не сомневался. Ян отправил юноше пару воодушевлённых сообщений, поздравляя парня с победой и обещая, что они когда-нибудь это обязательно отметят. Ян так же поклялся (по крайней мере, самому себе!), что отныне постарается сдержать каждое обещание, данное парню.       Ян не дождался от парня ответа, прежде чем завалился на подушки, в усталости прикрывая глаза.       Они с Рики стали жить вместе в ноябре.