be(d)st friends

«Время подскажет, если это любовь», — Марк Антони

#23

      «Святые угодники! Неожиданный дуэт был замечен в самом разгаре своей перепалки! Восходящая звезда кинематографа, скандальный Ким Сону и модель-иностранец Нишимура Рики были замечены в ожесточённой драке».       Гласил заголовок популярной наутро статьи, а Чонвону хотелось выколоть себе глаза. Таблоидная пресса не скупилась на слова, когда дело касалось громких заголовков. И всё же, Чонвон был не согласен ни со словами «ожесточённая драка», ни с тем, что Ким был «скандальным». Но его мнение не имело значения, а эти слова так и врезались в сознание.       Ян сидел в гостиной, уткнувшись в свой телефон так, словно оттуда могло выползти чудовище, которое необходимо было поймать. Глядел на экран и кусал ноготь на большом пальце, пока на столике перед ним дымился свежесваренный кофе, так любезно приготовленный Кимом наутро. Чонвон постарается перестать игнорировать мысли о прошлой ночи, как дочитает статью. Постарается.       Ким бы в душе, когда Чонвон завалился на диван, предполагая, что увидит новость о вчерашней драке (так или иначе, слишком много сотовых засняло этот момент), но не ожидал увидеть настолько плохую (по мнению парня, не больше, не меньше) статью, так мастерски выворачивающую реальность. Автор определённо выбрал своего кумира — это стало понятно ещё с первых строк, когда в описание Сону было использовано так много лживых слов, — оставалось гадать, был ли это его собственный выбор, или шелест купюр ему нравился больше, чем правда.       Ян не станет винить отчасти потому, что это было бессмысленно.       Чонвон вернулся к статье, удивляясь количеству цифр в блоке «просмотры». Что ж, это грозило стать очередной нашумевшей проблемой.       «Вы не захотите верить своим глазам! Вчера днём прямо у дверей новостного издательства актёр Ким Сону, известный обеспокоенностью толпы его внешним видом и возможным делом с приёмом наркотических веществ (уголовное дело до сих пор не открыто!), и Нишимура Рики — модель, лицо нескольких журналов PLАYBOY, амбассадор популярных по всему миру брендов: CHANEL, PRADA, и многих других — были замечены в разгаре дикой, не сдерживаемой никем драке!       Очевидцы утверждают, что драка началась из неоткуда, говорят, что актёр был тем, кто первым занёс кулак; на самом деле искры летели ещё до того, как в ход пошли кулаки. По словам инсайдеров, вражды между двумя парнями не было, однако напряжение между ними начало нарастать несколько месяцев ранее. По их словам, это произошло на приватной вечеринке, когда LNY Entertaiment, объединившись с XQ Group, приняла гордое название Холдинг, статью о произошедшем инциденте вы сможете прочесть тут: [Ким Сону появился на публике вновь. Новое амплуа или королева драмы]. Неизвестно, из-за чего начался этот спор, но источники утверждают, что причиной жаркой ненависти может быть одна из актрис, однако достоверно неизвестно.       Свидетели до сих пор не могут прийти в себя после неожиданного проявления враждебности, описывая, что некогда спокойный Ким Сону кидался ругательствами и плевался обвинениями (обоснованными или нет — совсем неясно), нанося удары, когда Нишимура просил того остановиться и не портить свой имидж. Сообщается, что пару разняла толпа до прихода охраны, а после оба скрылись, оставив людей со множеством вопросов».       Ложь! И откуда они только взяли это? Это было смешно настолько, насколько было противно. Автор умел перекрутить действительность так, чтобы заставить в неё поверить. Сону не ругался и не плевался обвинениями, а Рики не был тем, кто пытался его облагоразумить!       Чонвону вновь хотелось закатить глаза и пожелать, чтобы они так там и остались. Всё это… оно не имело смысла! Всё, что писали в этой статье — преувеличенная во много раз ложь, но, казалось, до этого дело было только Яну. Он знал, как работают такие заголовки, потому что его учили таким манипуляциям, и всё же, казалось, это было слишком.       Ян не понимал, отчего возносили персону Рики, принижая кимову. Почему автор писал предвзято. Не понимал, почему тот выбрал именно эти слова, чтобы донести информацию (потому что они въедались в головы читающих, — Чонвон знал ответ, но не желал его принимать). И всё же он продолжил читать дальше.       «Очевидцы запечатлели этот момент на камеры, со всевозможных ракурсов и углов, и эти кадры уже стали вирусными на популярных площадках. И всё же, смогут ли Рики и Сону когда-нибудь рассказать об этом? Выступят ли с официальными объяснениями? Или всё повторится вновь?       Но одно можно сказать точно: мир звёзд бурлит драмой. Следите за новыми шокирующими объявлениями об этой шокирующей вражде!

Автор статьи: ms

ЧИТАЙТЕ ТАК ЖЕ: «Вам нужно увидеть это сейчас же! Популярный бьюти-блогер раскрыла секреты своего макияжа». «Вы никогда не угадаете, с кем они встречаются! Новости из мира моды». «Приготовьтесь к эмоциональным американским горкам: новый фильм «Он и никто больше» уже в показе!» […]».       Ян с клацаньем зубов друг о друга выключил телефон, откидывая его на диванные подушки и складывая руки на груди в закрытой позе. Он не собирался открывать секцию с многочисленными комментариями. То ли из-за того, что заведомо знал, что именно там увидит, то ли потому, что сил — скорее моральных, чем физических — на это больше не хватало.       Несмотря на то, что пишут таблоидные издательства и как сильно людям хочется верить их словам, Чонвон не думал, что Ким Сону был проблемой. Когда-либо.       И всё же Чонвон ненавидел стечения обстоятельств. В его голове всё вертелся вопрос: почему громкие статьи, не забывающие поливать личность актёра грязью, выходили как раз до того, как должна была выйти запись в его блоге-статье. Ян ненавидел делать поспешных выводов, однако ему всё происходившее не нравилось.       Осадок чего-то горького остался на языке. Ян не признает, но на деле он точно знает, что это было за чувство: едкая вина за прошлую. ночь с примесью собственного отчаяния. И сколько бы он не старался убеждать себя, дело было вовсе не в прочитанной статье и того, что теперь о парне писали вновь из-за него самого (мысль, что кто-то заступился за него, была сладкой, однако она же отгонялась как можно дальше, иначе, думалось Яну, это грозило очередными ошибками, которые он не мог позволить себе допустить), а в произошедшем позже и в том, что ему понравилось.       Признаваться в этом оказалось сложнее, чем предполагалось. Хотя на деле Чонвон никогда бы в жизни не стал предполагать то, что случилось.       Он переспал с лучшим другом! Эта мысль клубилась в его голове, обрастая паникой и беспокойством, пусть и в то же время согревала грудь. Чонвон был противоречив, он готов будет принять это. И всё же эта мысль не давала покоя.       На самом деле, проснувшись в кимовой кровати (потому что ни сил, ни желания возвращаться в свою комнату не было), Чонвон был рад — и ненавидит себя за это — что парня рядом не было: он улизнул в душ, давая Яну время, а тому думалось, что было бы куда проще, поговори они сразу. Ведь они в любом случае должны были! Потому что Чонвон пообещал, что возьмёт ответственность за свои действия, только наутро поняв, что ничего как прежде уже не будет. И Ян честно признается: он не знал, на самом деле не знал, как относился к этой мысли.       Парень знал, что им нужно поговорить — в ином другом случае, думалось ему, он бы убежал сразу же, не сидя на диване, попивая недавно приготовленный кофе, внутренне боясь и одновременно тайно желая, что Ким выйдет из душа с одним полотенцем так низко на бёдрах, потому что это был его дом, и в этом не было ничего такого, и неважно, насколько интимно это выглядело в чонвоновых глазах. Ян знал, что им нужно поговорить, но не имел ни малейшего понятия, что скажет.       «Как ты себе представлял это, Ян Чонвон? — так и крутилось в голове, а парень мысленно влеплял себе по лицу. — Что вы проснётесь утром, а ты скажешь ему, что это ничего не значит? Соврёшь, что это ничего не значит. Или скажешь ему, что это было ошибкой, как в прошлый раз, в девятнадцать? Снова будешь убегать, прося время, потому что чёртов эгоист? — и пусть резкие слова здравого смысла били словно плетьми по коже, Ян собирался со всем согласиться. На самом деле, ему давно пора перестать убегать. — Или наконец признаешься, что использовал Ким Сону, чтобы заглушить эмоции и доводы разума, потому что тебе не даёт это покоя?»       Чонвон запутался. Это стоило признать.       Ян не возвращался к той статье и треклятым комментариям, сидя ещё по меньшей мере десять минут (привычки Сону принимать душ больше получаса никуда не делись, Ян запомнит), уткнувшись в одну точку куда-то за растянувшейся на стене плазмой. Он думал, что скажет, обдумывал и тщательно подбирал каждое слово, стараясь его осмыслить и запомнить, чтобы после выдать всё на одном дыхание, потому что он всё думал, что лучше будет поступить как с пластырем: оторвать резко, а не жалеть себя, отдирая по чуть-чуть. Ян жалеть себя не станет (ложь самому себе — то, в чём он преуспел), и выдаст всё на лету, лишь надеясь, что не запнётся. Однако стоило Киму выйти из ванной — к великому чонвоновому разочарованию, полностью одетым в домашнюю футболку и хлопковые штаны — как все слова растворились на языке, оставляя парня с пустой головой.       Чонвон открыл рот, уставившись на медленно идущего к нему Сону, чтобы через мгновение с клацаньем зубов друг о друга его закрыть, а после повторить вновь, пока парень не остановился рядом с весёлой улыбкой на губах.       — Так и знал, что ты проснулся, — он указал на полупустую (Ян не оптимист) чашку кофе на столике, и Чонвон слабо кивнул. — Доброе утро, Вон-а, — его тон сквозил привычным теплом, лизал кожу и заставлял узел в животе затянуться. Чонвону бы перестать думать так много, иначе это точно заведёт его в могилу.       — Доброе утро, — эхом прозвучал парень, наблюдая, как парень проскользил на кухню, чуть пританцовывая, чтобы наполнить и свою чашку необходимым организму кофеином.       «Нам надо поговорить», — адской каруселью крутилось в голове, взывая к боли за глазами.       Ян выждал подходящий (по его мнению) момент, пристально наблюдая, как Сону сделал глоток горячего напитка, смакуя тот на кончике языка, прежде чем неуверенно начал:       — Поговорим?       — О чём? — Ким прошагал к дивану, присаживаясь рядом, со звяканьем ставя чашку на стеклянную поверхность. Сону точно знал, о чём Чонвон хотел поговорить, и он давал парню выговориться. Он не звучал безучастно, однако слишком воодушевлённым тоже не был. Потому что, как бы там ни было, у Кима был свой способ справиться со всем этим и с Ян Чонвоном тоже.       Парень шумно сглотнул, говоря:       — О вчерашнем, — Сону кивнул, жестом призывая продолжить, и Ян, прикусив губу и вдавив пальцы в колено, втянув воздух через раздувшиеся ноздри, заговорил: — Прости, — парень готов был поклясться, что чувствовал горечь собственных слов на языке, вызывающую жжение где-то в груди. Чонвон точно не знал, отчего так сильно в груди колотилось его сердце: от веления или из-за чего-то ещё. Однако убедил себя, что это не имело значения, что куда более было важно, что именно он хотел сказать: — Я не должен был вчера поддаваться. Эмоций было так много, что… Я перестал думать. Это эгоистично и неправильно по отношению к тебе, — Чонвон собирался сказать больше. Думал, что слов в его голове будет достаточно, чтобы говорить долго и чувствовать, как зардераются щёки, потому что это был тот стыд, который он заслужил, однако те застряли где-то в горле, заставляя парня почти что задохнуться и жадно хватать ртом воздух.       Ян всё думал, что будет, скажи он сейчас, что знает, что нравился Ким Сону. Станет ли он последним дураком, выдвинувшим ложные предположения? Рассердится ли Ким, говоря, что чувствует себя использованным? Или, быть может, у них могло быть новое начало? Однако Чонвон боится и согласен называться трусом, потому что эти мысли лишь ими и останутся и вряд ли когда-нибудь сорвутся с его языка.       На мгновение лицо Кима переменилось в эмоции, которую парень не смог разобрать, чтобы после вернуться к тому же добродушному выражению. Порой Чонвон ненавидел себя за всё то, что сделал этому парню. Порой Ян не понимал, почему Сону всё ещё оставался таким добрым к нему. Ему казалось, что он этого не заслуживал, когда на деле неважно, как много раз повторял это Сону, Чонвон просто боялся, что не сможет принят правды, отчаянно её игнорируя.       Прошла минута, казавшаяся Яну целой вечностью, прежде чем Ким, прочистив горло, сказал:       — Если был только такой способ справиться с эмоциями, то это тоже нормально, — Сону опустил руку на чонвонво колено в нежном жесте, гладя кожу большим пальцем. — Ты не эгоист, Вон-а, и не пользуешься людьми, как перчатками: сними и выкинь. По крайней мере, в этом замешаны двое.       — Такого больше не повториться, — Ян опустил голову, а после чуть тише добавил увереннее: — Больше не должно повториться.       В конце концов, когда-нибудь он примет правду и себя.       — А я был бы не против.       Сону говорил с лёгким смехом, глядя прямо в чонвоновы глаза, и парень готов поклясться, что почувствовал, как бабочки в животе, вызывающие переживание, упали за мертво вместе с сердцем куда-то в пятки лишь для того, чтобы замениться новыми, вызывая дрожь по телу и жар в щеках и на кончиках ушей.       — Не заставляй меня краснеть ещё больше, — Чонвон старался отмахнуться, толком не понимая, как серьёзный разговор перешёл в… это.       Кимовы пальцы на его колене выводили известные лишь самому парню узоры, когда он поддался ближе, настолько, что их дыхания смешивались, заставив Яна дёрнуться назад, а после завалиться на серые подушки, ощущая тепло тела Сону над собой. Нет. Это точно ни к чему хорошему не приведёт!       — У меня есть способ заставить тебя не только краснеть, но и насладиться этим, — он заиграл бровями, а его голос стал неожиданно глубоким, что парню пришлось сглотнуть накопившуюся вязкую слюну, и напоминать себе, как дышать.       — Я уже сказал, что этого не повторится, — в чонвоновой голове слова звучали резче и настойчивее, когда на деле сорвались с губ почти умоляюще.       — А я говорил, что не стану тебя заставлять, но лишь хочу, чтобы ты наконец перестал убегать. От себя, — Сону провёл языком по розоватым губам, а после почти шёпотом добавил: — И от меня тоже.       Чонвон затаил дыхание, когда лицо парня оказалось так близко, что одно мимолётное движение — и они поцелуются. И Ян звался бы Лгуном с большой буквы, если бы заявил, что не хотел этого. Потому что рядом с Сону было хорошо. И когда-нибудь он собирался сказать это в слух. Однако Ким не стал поддаваться (ближе или искушению — осталось неясно), лишь дёрнул головой в сторону, чтобы оставить лёгкий чмок на розовой и такой горячей чонвоновой щеке, чтобы в следующее мгновение, обернув руку вокруг талии, поднять парня и вернуть их в прежнее положение, где их рты не были так близко друг к другу.       Сону научился ждать. Сможет подождать ещё.       Ян прикусил губу, чтобы не захныкать, вгоняя себя же в большую краску. А Ким сделал вид, что не заметил.       Он отстранился, ведя подушечкой пальца по пылающей, словно огнём, щеке, сдерживая улыбку, и не стоило упоминания, что получалось с трудом, а когда вернулся к оставленной на столе чашке, скрывая растянувшиеся губы за ней, то Чонвон прижал руку к груди, словно это успокоило его сошедшее с ума сердце.       Когда Ян говорил себе, что ничего больше не будет как прежде, казалось, он не подразумевал всё это. Однако, когда теперь намерения Сону стали яснее, — это вовсе не значило, что Ким станет настойчивее, просто Чонвон наконец перестал смотреть на мир через густой дым перед глазами — Чонвон боялся признаться себе, как к этому относился. Кажется, у Яна в словаре ненавистных слов «страх» и «боязнь» в любых их формах будут занимать первые места. И Ким был бы очень этому рад. Ему нравился такой Сону — открытый в своих чувствах и эмоциях, возможно, чуть нахальный и умеющий флиртовать, вгоняя парня в краску — но потребуется ещё время, чтобы полностью это осознать, не говоря уже о том, чтобы принять.       Сону подбросил парня до работы, а Ян решил не упоминать про статью. То ли от того, что думал, что Ким сам на неё наткнётся рано или поздно, то ли из-за того, что не хотел портить настроение этого, на удивление, хорошего дня (и пусть таким он грозился оставаться недолго, Чонвон всё равно не желал портить этот момент). Они почти не разговаривали по дороге, парень заставил себя думать о работе, игнорируя желание забраться в кимову голову — словно это было вообще возможно — и покопаться в его мыслях, ведь, возможно, тогда всё стало бы куда проще. Хотя на деле, нужно было копаться именно в чонвоновой голове, однако сейчас он не сможет в это поверить.       Они попрощались с Кимом в восемь, когда парень остановился напротив офисного здания, и Сону пообещал, что заедет за Яном вечером — казалось, его график больше не был таким плотным — говоря, что всё ещё беспокоится, если вдруг его экс-бойфренд решит объявиться вновь. Не только же Чонвону врать! И парень ввалился в битком набитый отчего-то сильно оживлённый офис, стараясь скрыть своё потрясение.       Ян не стал искать Юнджин, чтобы разузнать причину, потому что было более чем ясно: когда у девушки выдастся свободная минутка, она точно окажется рядом, собираясь поделиться сочными сплетнями, которые так сильно любила. А пока Ян собирался выполнять свою работу: писал зарисовки для основного блога, составлял план для ежемесячного выпуска (потому что в этот раз эту колонку отдали новичку), старался не вырвать себе волосы от напряжения и просто мечтал, когда чёртов день закончится. Когда все о чём-то трубили, Чонвон отпихивал своё любопытство в сторону, потому что социальный стыд оказался сильнее, а мысль, что говорят о нём, не покидала сознание.       На самом деле, Чонвон бы не удивился, если бы работники говорили о нём: сцена вчера под дверьми офисного здания и сегодняшние новости — отличный повод для тихих разговоров между собой, шёпотов и смеха. И это чувство, чужие взгляды и эти смешки, эхом отдающиеся в голове, ощущались чем-то липким на коже. Чонвону потребовался час, прежде чем убедить себя не надумывать.       Он погрузился в работу, чёркая на листике перед собой, и, надавливая на кожу висков, мимолётом замечая, что Чонсон в офисе так и не появился. Яну осталось лишь надеяться, что парень работал где-то в городе, вылавливал противоречивые кадры звёзд, собирая материал для статьи. Чонвон бы не хотел, чтобы Пак из-за него потерял работу. И пусть доводы разума были совершенно противоположны, для парня это не имело значения. Так или иначе, ему оставалось ждать подходящего времени и надеяться, что Чонсон придёт — не потому, что его любопытство не знало придела и никак не унималось, а потому, казалось, что им обоим нужно было пережить этот разговор. Чонсон хотел сбросить камень с души словно перед падением в воду, а Чонвон хотел разобраться в своё прошлом. И всё же Ян не станет винить парня, если тот не найдёт в себе сил прийти ещё раз; будет проклинать свой эгоизм и старые привычки сбегать от проблем, но никак не Пака, который собирался с мыслями, чтобы раскрыть ему правду.       Чонвон, поджимая губы в тонкую линию, как раз думал, чем бы занять себя оставшиеся часы до долгожданного обеда, когда на его плечо упала рука, и парню не нужно было поворачивать головы, чтобы увидеть наманикюренные ногти Хо, которые впивались ему в плечо подобно лезвиям. Ян повернул голову с невыразительной улыбкой на губах, готовясь принять от неё стопку бумаг и услышать «сможешь помочь мне с этим?», как это было в конце прошлого месяца, потому что девушка ненавидела (будь слово лучше, она бы определённо использовал бы его) отчёты и документацию, а у Яна было больше всего времени — по её мнению — и желания оставаться после работы.       И всё же к чонвонову удивлению, девушка пролепетала:       — Свободен сейчас? — она захлопала ресницами, смахивая волосы с лица.       Чонвон почти ожидал подвох, когда неуверенно, протянув гласные, ответил:       — Вроде бы.       — Идём со мной, — она подхватила его под руку так, словно от этого завесила чонвонова жизнь, а потом повела их на выход, игнорируя увлечённые взгляды, наставленные на них. И Чонвон почти видел, как та порывалась показать всем смотрящим средний палец, и всё же, щипая себя за ладонь, сдерживалась.       Они спустились на лифте на нижний этаж, вышли через чёрный выход и остановились в пустой курилке. Как сказать, она была переполненной, но стоило Юнджин с суровым выражением лица «вежливо» попросить всех уйти, как в курилке остался напряжённый воздух и они вдвоём. Казалось, Чонвон впервые с момента перевода видел девушку в паршивом настроении, и пусть он вовсе не понимал, зачем вообще находился здесь, он ни сказал и слова, когда девушка зажала стик меж зубов, делая долгую затяжку, а после выпуская изо рта густой дым, отворачиваясь чуть в сторону.       Чонвон чувствовал себя паршивым человеком. Он в самом деле не понимал, как у других тал легко получалось читать людей, заставлять их раскрываться себе. Казалось парню, какие слова он бы не пытался подобрать, всё звучало глупо. «Как ты?» — было недостаточно, потому что… а что он знает, чтобы спрашивать? «Всё в порядке?» — настолько приелось, что привычное лживое «Всё отлично» не станет новостью. А «Что-то случилось?» — казалось, было недостаточно. Чонвон не был открытым человеком, но что ещё хуже — эмоции других порой давили на него так сильно, что бездействие казалось преступлением.       — Я почти вижу в твоих глаза вопрос, который так и крутится у тебя в голове, — Хо была первой, кто нарушил звенящую тишину меж ними. — Но я просто устала ругаться со всеми и повторять, чтобы они позасовывали свои языки в задницу, когда дело их не касалось, — что ж, было ясно две вещи. Первое: девушка натурально злилась, сминая края ситцевого платья так сильно, что стоило бы позавидовать прочности наклеенных ногтей. Второе: она не скупилась на слова. Ян не стал кивать так, как будто бы что-то понял, а Юджин уставилась на него с… жалостью. Что ж, Яну это не нравилось. — На самом деле, тебе бы позаботиться о себе, — желчь подступила к горлу. Все переживания, вертевшиеся в его голове этим днём, вдруг ожили, восстали из могил и стали вновь донимать чонвоново сознание. — Люди треплются о чём попало, хотя это не их дело.       Она цыкнула, примкнув губами к фильтру, оставляя на нём ободок от красной помады.       Ян шумно — громче, чем хотел — судорожно выдохнул, вдавливая пальцы в колени под штанами. Он сможет с этим справиться. Сможет, потому что этого никогда больше не должно повторится.       — Поговорят и забудут, — звучало так отстранённо, что Чонвон почти что не узнал собственный голос. — Тебе не нужно меня защищать, — он помедлил, прежде чем уверенно добавил: — Но спасибо за это.       И пусть Ян уверен, что девушка сделала бы так для каждого, он был благодарен. Это заставляло его чувствовать себя значимым… А не безразличной игрушкой.       Юнджин кивнула, вжав голову в плечи.       — Знаешь, мой бывший муж тоже был тем ещё подонком, — что ж Чонвон не надеялся на такое откровение. И всё же обратил на девушку удивлённо вопросительный взгляд, словно смог бы подвергать её слова сомнению. — Не смотри на меня так, — с лёгким, но таким наигранным смехом она выкинула стик, чтобы вставить новый, — мне едва исполнилось восемнадцать, когда он сделал предложение, а я была глупой текущей девчонкой, которая любила верить в сказки, — Ян махнул головой, стараясь осмыслить. — А потом, когда мы развелись, он точно так же преследовал меня, выжидал у работы и заставлял нервничать. Пришлось набраться сил и терпения, чтобы не жалеть о принятом решении. Не в обиду будет сказано, но мужики-собственники — те ещё мудаки, — смех застрял где-то в горле неуместным комом, и всё же парень был согласен с тем, что говорила Хо.       — И как ты справилась со всем этим? — вопрос сорвался раньше, чем Чонвон успел бы всё хорошенько обдумать.       Глядя на жизнерадостную и вечно открытую другим Хо, Ян бы никогда не сказал, что она была в такой же ситуации, как он. И пусть у всех были свои способы пережить травмирующий опыт, Чонвон находил мысль вернуться к прежнему себе — открытому другим и не боявшемуся незнакомцев — довольно интригующей. Парень хотел бы стать таким, как прежде. Возможно, раз у Юнджин получилось, быть может, смог бы и он?       — На всё потребовалось время, — Ян слышал это не в первый раз, и всё же облегчения слова эти особо не приносили. — Но потом, когда я встретила своего нынешнего жениха, — она указала на кольцо на безымянном пальце, наличие которого Ян точно специально до этого старательно игнорировал, — тот отвязался. Возможно, потому что ему надоело, возможно, потому, что наконец услышал, что просто тратит время. Не знаю. Впрочем, сейчас, когда я счастлива, это не имеет особого значения, — она шумно сглотнула, причмокнув губами, а когда выровнялась на своём месте, добавила: — Сначала довериться другим сложно. Подозреня преследуют, словно черти, и всё же, если вечно оставаться одному, то одиночество приестся. Я не буду раздавать тебе советов, говорить, что именно так нужно поступить, — Чонвон был благодарен за это, пусть в слух так и не сказал, — но это то, что сделала я: доверилась моему парню, когда поняла, что попала в надёжные руки.       В голове пронеслось, что Ян хорошо знал о «надёжных руках», как выразилась девушка, однако парень запихнул их в тёмный угол подсознания, словно не собирался возвращаться к ним, иначе это грозило тем, что так аккуратно выстроенные стены его самоконтроля и решётка под высоким напряжением его жизненны устоев — всё это грозилось превратиться в прах от мысли, что он мог бы позволить «нам с Сону» стать чем-то большим. Это ощущалось настолько правильно, насколько неправильным должно было быть. Но, кажется, Чонвон давно переступил черту, ведь лучшие друзья не должны были заниматься сексом. Ведь не должно было быть поцелуев. Физического контакта и реакции тела. Не должно было быть возбуждения и экстаза.       Чонвон в жизни не признается Юджин, отчего его щёки стали цвета прилившей к ним крови.       Ян вернулся в офис с осознанием того, что к обеденному перерыву все в самом треплющемся отделе новостного издательства будут знать, что Чонвон был тем, кто заварил кашу у дверей новостного агентства. Оставалось надеяться, что они не станут копаться в личности Сону, не станут строить догадок о Нишимуре, иначе это грозило обрушиться новой головной болью на чонвоновы виски. А ему, казалось, и без того было предостаточно.       Он рухнул в кресло, моля всех известных богов, чтобы день прошёл поскорее, и всё же предстоящий разговор с Паком — если он вообще состоится! Потому что когда Ян убегал, он почти не подумал о том, что у Чонсона может не хватить моральных сил явится к нему снова! — тревожил сознание. Он буквально заставлял себя не думать много, всматриваясь в медленно ползущие стрелки часов на запястье. Заглушал мысли, когда шагал в сторону торгового центра, растягивая дорогу настолько, насколько это было возможно (найдись путь ещё длиннее, Ян бы выбрал его). А когда остановился у наполненного людьми кафетерия, стал высматривать чонсонову фигуру, почти боясь встретиться лицом к лицу с разочарованием и последствиями собственного эгоизма.       И всё же, пусть парню и потребовалось время, чтобы разглядеть в фигуре в самом глубине заведения прижавшемся спиной к стене Пак Чонсона, Ян облегчённо выдохнул, когда понял, что тот всё-таки пришёл. На самом деле, и парень не станет об этом говорить в слух, для Чонвона стало большим потрясением, что Пак нашёл в себе силы встретиться с ним вновь на следующий день. Ян поклянётся, что запомнит это.       Он проскользнул меж рядов, стараясь не задеть блюда на столах своей сумкой, а после почти что нерешительно остановился рядом, поднимая глаза с носков чужих кроссовок (он схватил обувь в спешке, не глядя, а после только в машине, когда они были на полпути к офису, а времени до того, как парню выпишут штраф за опоздание было предательски мало, заметил, что на ногах его были вовсе не его потрёпанные кеды, а кимовы кроссовки, стоявшие рядом. Сону не стал возражать, а Ян сделал вид, что не заметил сияющей улыбки на его губах) на светлое лицо, скрытое в глубине капюшона, что через секунду оказался скинут за спину.       Секундный взгляд — и всё в чонвоновом теле переворачивается. Под чонсоновыми глазами пролегли густые тени, белки стали красными, а лицо настолько бледным, что казалось почти прозрачным на контрасте с паутиной синих вен, выделяющихся так сильно.       — Прости, что опоздал, — пролепетал Чонвон, занимая место напротив на потрёпанном диванчике, и делал всё, что было в его силах, чтобы не таращиться и не задавать самому себе вопрос «а спал ли Пак вообще», который всё равно останется без ответа.       Было отвратительно осознавать, как сильно травмы психики меняли людей. Чонвон не замечал это за собой — то ли от того, что в его случае процесс занял больше четырёх лет, то ли из-за того, что по себе не видно — но отчётливо видел, как угасал Чонсон перед ним. Словно из него выкачали почти всю жизнь, что вызывало поводы для беспокойства. Ян бы не хотел увидеть в новостных изданиях о ещё одном спрыгнувшем с моста и знать, что это был Чонсон, которого он знал.       Укол вины из прошлого поразил куда-то в область груди, почти в самое сердце, когда Ян подумал, что когда-то, почти как сейчас, не смог заметить очевидного. Чонвон учился на собственных ошибках, которые единожды уже привели к трагедии. И если это было в его силах, он не собирался давать Паку закончить всё так.       — Это я пришёл раньше, — тихо сказал он, стараясь нацепить на лицо подобие улыбки. От этой картины в чонвоновой груди сжалось сердце. — Я заказал нам лимонады.       «Не стоило» так и вертелось на кончике языка, в последнее мгновение заменившись кратким тёплым «спасибо» с чонвоновых губ.       — Как ты себя чувствуешь? — возможно, Ян был отвратительным собеседником, но необходимость спросить жгла кожу.       Чонсон сглотнул, проведя пальцами меж спутанными прядями, а после прикрыл глаза и просидел так несколько секунд, прежде чем ответить:       — Честное слово, бывало и лучше, — звучало не очень убеждающе. — Но, кажется, я на полпути к обещанному «долго и счастливо». Когда ты вчера прогнал Нишимуру, я нашёл силы сделать то же самое, по крайней мере, больше отказ не встаёт поперёк горла, когда я вижу его. Терапевт говорит, что это хороший знак.       — Рад слышать, — Чонвон тщательно подбирал слова и всё же вовсе не был уверен, что сказанное было правильным. Однако другого варианта в его голове не было.       Им принесли их напитки как раз в то момент, когда Ян обдумывал, следовало ли ему спросить ещё что-то не только о чонсоновом самочувствии, или закрыть рот и ждать, когда парень начнёт говорить. Не стоило уточнения, что ни один из этих вариантов Яну не нравился. И всё же, когда лимонады были в руках, а конденсат ощущался кипятком на чонвоновой коже, Пак поднял глаза, глядел прямо на Яна перед собой, а после, облизав сухие губы, начал:       — Пора бы закончить уже с этим, не так ли?       Казалось, несмотря на его паршивый вид, ему в самом деле стало чуть-чуть лучше. По крайней мере, его голос не дрожал — Пак говорил твёрдо и уверенно, его тело не тряслось, а глаза не бегали с одного места на другое, лишь бы не встречаться с чонвоновыми. Чонвон собирался надеяться, что терапия в самом деле работала. Для них двоих, оказывается.       Ян кратко кивнул, пожёвывая чёрную трубочку в стакане, толком не чувствуя вкус напитка на языке, когда парень начал:       — Кажется, это было незадолго после начала второго курса, — он молчал несколько секунд, словно вспоминая, на каком моменте они вчера становились. Укол вины, поразивший чонвонову грудь за побег, стал неожиданностью, выбившей из лёгких кислород. — Нишимура был в стельку пьян. Я был никакой тоже, а все остальные были подвыпившими придурками. Это не оправдание, — Чонвон не думал дважды, прежде чем накрыл чонсонову ладонь своей в нежном успокаивающем жесте, и плевать, что думают другие, — но просто такой была компания его друзей — не беспокоящаяся ни о чём. И я не знаю, кто предложил, может, Сон Джу, может, кто-то другой, но тогда Рики впервые втянул меня в групповой секс, и это было ужасно. И всё же они все уговаривали и убеждали, что это не было так плохо, и с моральной, и с физической точки зрения, как я себе это надумал. Рики учился на психологическом, ты знаешь, он отличный манипулятор, но это не значит, что я собираюсь сказать, что моей вины здесь не было, — Ян не знал, какие слова подобрать, чтобы убедить парня перед ним в обратном. Чонвон был отвратительным собеседником, когда дело не касалось работы. Чонсон сделал большой глоток, вяло улыбнулся Яну, глядя на их руки и чонвоновы движения, а после продолжил: — На самом деле, мне кажется, это было похоже на какое-то сообщество. У тех парней были девушки, кто-то, конечно, был холостяками, но из той группы я назвал бы одного-двух, у Рики был ты на тот момент. Я хотел рассказать ещё тогда, несмотря на то, как бы странно не выглядел бы это разговор, но Нишимура… он внушил, что это всего лишь игра, и он защищает тебя от своих предпочтений, словно вы не были партнёрами и могли держать друг от друга такие секреты, — что ж, Чонвон не станет благодарить за такую «защиту». Потому что, черти, оказывается, он жил во лжи, глядел на мир через аккуратно вырезанные парнем розовые очки, мешающие рассмотреть правду, и был дураком, с которым просто играли. А потом Рики заигрался и решил сделать из него безвольную куклу, потому что слишком любил контроль. Наверное, ещё месяц назад Чонвон был чувствовал себя куда паршивее, если бы услышал эти слова. Однако сейчас… Он злился и негодовал, был недоволен, но не расстроен. Возможно, потому, что решил оставить всё в прошлом и избавиться от привычки оборачиваться назад. Возможно, причина было в чём-то (ком-то) другом. Ян не станет разбираться в этом. — Тогда я кое-как отучился, закончил университет Сокён, оказался на стажировке в издательстве и хорошо устроился. Я чувствовал себя хорошо, встречался с девушками, заигрывал с парнями, а потом мы вновь случайно встретились, и опять всё по спирали в треклятую бездну. Эту историю я тебе уже рассказывал.       В горле пересохло. Теперь, когда пазлы в его голове собрались в одну чёрно-белую картину в его голове, и больше не было вопросов, всё казалось другим. Почти чужим. Словно эта история не про него и Нишимуру, не про Пака перед ним. Словно всё это было не с ними, хотя на деле это лишь чонвонова психика играла с ним в игры. И в самом-то деле, Чонвон не был против.       Он отставил стакан в сторону, обхватил руками чонсонову ладонь, такую холодную, что можно было бы спутать с руками мертвеца, а после, склонив голову вбок, пролепетал:       — Ты справляешься, Чонсон-а? — в его голосе вся теплота, которую он мог себе позволить и которой достоин был парень перед ним. Казалось, теперь было не важно, что эта история (их история) касалась жизни Рики. Казалось, теперь важно было не то, что произошло, а то, что с ними стало. И Чонвон очень и очень надеялся, что Пак справится.       Изменения требуют времени. Отличие было лишь в том, что теперь Ян станет их замечать — в себе, в других. Потому что наконец прошлое постарается остаться там, в его голове, а не перед глазами.       Паку потребовалось какое-то время перед ответом. Он шумно втянул воздух, прикрыл глаза и зажмурился, прежде чем с уверенностью ответить:       — Я собираюсь со всем этим справиться. На самом деле, теперь, когда я могу попытаться пережить это, послать Нишимуру в далёкие дали и, наконец, пожить для себя не в страхе того, что кто-то раскроет мой секрет, мне стало лучше. Наверное, придётся поговорить с Вону, но я уйду с работы, чтобы потом вернуться не в таком… — он тщательно подбирал слова, словно смаковал их на языке, прежде чем сказать, — виде.       — Спасибо, что рассказал мне всё это, — Чонвон думал, что эти слова обязательно должны были прозвучать, поэтому он не сомневался. Чонсон лишь кратко кивнул, стараясь улыбнуться.       Ян не думал, что всё было хорошо — снова, он не оптимист — и всё же что-то говорило ему, что он всё сделал правильно. Однажды он не смог заметить перемен, и это стало трагедией. Однажды не подобрал правильных слов, когда они так были нужны, а после выплакал все глаза, потому что это было больно. Чертовски больно. И всё же сейчас Чонвону казалось, что с Паком всё будет в порядке. Рано или поздно (лучше раньше, чем позже, думалось ему), он сможет справиться с этим всем полностью.       Парень нехотя отпустил Пака, удостоверившись, что с ним всё будет в порядке, потому что так и не смог утихомирить взбунтовавшуюся тревогу и ретивое в груди, а вернулся в офис с подписанным Чонсоном письмом об увольнении в донельзя белом конверте со слишком выделяющимися чёрными иероглифами. Парень попросил передать его Чону, а Чонвон не нашёл аргументов отказать, заведомо зная, что Вону не подпишет бумагу, пока не поговорит с парнем (будь то телефонный разговор или лицом к лицу — не имело значения). Ян не знает, что расскажет парень главе отдела, и не станет гадать, потому что это было не его дело.       Он проскользнул в офис главы отдела с тихим «Чон-сонбэнним, вам просили передать» оставил заявление на столе, а после так же быстро скрылся за своим местом, массируя виски, всё желая избавиться от головной боли. А потом мечтал, чтобы пятничный день, оказавшийся отчего-то слишком длинным, наконец закончился, всё убеждая себя, что дело было вовсе не в Ким Сону, который собирался за ним заехать.       Чонвону точно следовало проигрывать в голове прошедшую ночь, потому что это грозило тем, что он окончательно свихнётся.       До конца рабочего дня Ян терпел на себе липкие взгляды, старательно делал вид, что их не замечает и клацал языком, когда получалось с трудом. Чонвон глядел на сотовый, словно сообщение, что должно было прийти на него, было бы чудом, не иначе, а потом с разочарованием вздыхал, когда телефон молчал, как и Ким Сону. Тем не менее, рабочий день закончился на шумной ноте, — Хо пришлось остаться на рабочем месте, чтобы быть среди первых, кто напишет о смерти девушки-айдола в автокатастрофе — и Ян постарался вылететь из офиса в первых рядах, предвкушая вечер с бокалом вина перед телевизором, потому что это могло бы помочь снять напряжение (и нет; Чонвон не станет думать, что ещё так же хорошо помогает избавиться о этого напряжения во всём теле!) и, в лучшем случае, прочистить мозги.       Сону ждал его на парковке (как ему удавалось находить свободные места — для Чонвона загадка) — это он написал ему несколько минут назад со слишком большим количеством смайликов в конце. И Чонвон не смог бы ничего с собой поделать, когда воодушевлённо бежал к тёмному авто, потому что он не скажет в слух, но ему нравилось — черти, как нравилось! — что его забирали с работы, и дело было вовсе не в битком набитом метро или автобусе, а в том, что ему уделяли внимание. Чонвон не привык к этому (Сону пообещал, что исправит это), поэтому его возбуждение витало в воздухе, а улыбка никак не сползала с лица, сколько не старайся. Он заполз на пассажирское сиденье, кидая сумку назад, краем глаза замечая задумчивое лицо парня, обращённое на экран сотового. Ян пристегнулся, стараясь унять своё любопытство, однако немногим позже повернулся к парню всем корпусом, чтобы увидеть на экране знакомую статью, что он сам открывал этим утром, и раздел комментариев под ней, на который у Яна так и не хватило сил утром.       Ян заметил лишь несколько, пока Сону быстро перелистывал, водя глазами по экрану, и всё же этого было достаточно, чтобы гнев сменил любопытство. redtail: «а я говорила! говорила, что всё, что писали об этом актёришке до этого — чистая правда! не будет же человек в здравом уме нападать на другого, ведь так?»       Чонвон не понимал, сколько бы не пытался, откуда у всех этих комментаторов такие стандарты. Словно публичные люди были не людьми вовсе. Словно не могли чувствовать эмоции вне кадра и были отрешёнными от жизни куклами, которых заводили лишь тогда, когда включались камеры. daisylovecrazy: «напали вы на мою оппочку. почему виноват только он? второй этот иностранец он ведь тоже учавствовал в драке. плохое издательство какое-то». nimura: «да ладно. мы не видели нашу звезду почти месяц, а тут такое. этот сону… он мне не нравится. публичная персона а ведёт себя, как бог знает что».       Несмотря на то, что фанаты защищали Кима в комментариях (если это вообще можно было назвать так), это ничего не давало. И дело в не в процентном соотношении или в их количестве, а в том, что люди ненавидели, когда им затыкали рты, а именно это и пытались сделать те, кто поддерживал Сону. Чонвон отругал бы их, если мог, за выбранную тактику, но всё, что ему оставалось, — помотать головой из стороны в сторону, а после, ввозив зубы в нижнюю губу, протянуть руку, чтобы выключить сотовый в руках Кима, забирая его себе.       Сону повернулся на него, вытаращив глаза, а Ян скорчил невинную мордочку, хлопая глазками.       — Когда ты пришёл? Я тебя не заметил.       — Вот поэтому я и конфисковал у тебя эту железяку треклятую, чтобы ты меня заметил, — Чонвон рассмеялся, вертя телефоном в воздухе, желая, чтобы парень не думал о тех комментариях.       — Прости, просто я что-то увлёкся, — Ким не стал протягивать руку, прося сотовый обратно, вместо этого сложил руки на руле, а его грудь часто вздымалась и опускалась. И всё же стоило отметить, что слишком расстроенным или разбитым Сону не выглядел. Чонвон надеялся, что мог доверять собственным глазам.       — Не читай их больше. Ничего хорошего из этого не выйдет.       — На самом деле, я думаю, что должен их читать, — эти слова… они взывали к чонвоновому удивлению. — Они говорят обо мне, и пусть называют наркоманом и разочарованием, — эти слова сорвались так легко с кимовых губ, что чонвоново сердце подкатило куда-то к горлу, а после с грохотом рухнуло вниз. — Есть и те, кто отчаянно пытается доказать, что это не так, пока агентство сидит сложа руки, — в самом деле, стоило признать: после объединения с LNY юридический отдел, что должен был раздавать иски на право и на лево за клевету и дезинформацию, работал до чего отвратительно, вызывая подозрения и навязчивые мысли «а не правда ли то, что писали в интернете».       Ян вдруг подумал, что наконец наступило подходящее время. Казалось, лучше момента, чтобы спросить Сону прямо обо всём этом скандале уже не будет, а если и предоставится, то, возможно, уже будет поздно. Раньше Ян боялся спрашивать. Думал, что ранит кимовы чувства, что подорвёт его доверие, однако видя сейчас, как легко он об этом говорил, Ян вдруг почувствовал уверенность. Она заполнила чонвоновы вены, разносясь по всему телу. Возможно, это стало одним из последствий прошлой ночи — они сблизились, как бы Ян не старался этого отрицать — и парень наконец нашёл в себе силы говорить о своих подозрениях прямо. Возможно, дело было вовсе не в этом, однако сейчас причина не имела значения.       Чонвон шумно выдохнул, собираясь с мыслями, прежде чем выпалить:       — Могу я спросить? Возможно, тебе это не понравится, но мне кажется, что давно пора было задать этот вопрос. Ты можешь не отвечать, если почувствуешь, что не можешь быть честен со мной — в этом не будет никакой проблемы.       — Спрашивай.       Ян вдруг подумал, что место казалось неподходящим. Ему казалось, что такие разговоры ведутся за бокалом игристого, в расслабленной обстановке и с не совсем трезвым умом, а не на стоянке у офисного здания новостного агентства в тёмной машине. И всё же это он был тем, кто начал это, поэтому отступать не стал:       — То, что пишут в сети… Это правда? Ты как-то замешан в деле с наркотиками? — вопрос дался парню легче, чем он себе представлял это раньше.       — Я никогда не прикасался к ним в любом их виде, — Сону поднял на него взгляд, убирая руки с чёрного руля и ведя пальцами по волосам. Он говорил тихо и уверенно, не подбирал слов и озвучивал всё, что думал. А Ян убеждался, что парень не врал — он слишком хорошо знал кимовы привычки, чтобы разоблачить его, если он начнёт увиливать. Казалось, Сону говорил правду. — Однако в ответ на вопрос который ты так и не задал в тот раз, когда мы с тобой встретились после тех статей, то, что ты видел — результат постоянного стресса и бессонницы. Я мог притворяться, что всё хорошо, но организм не обманешь, поэтому понадобилось время, чтобы нормализовать сон и привести себя в порядок. Пресса так любит выкручивать реальность, что они заголосили о наркотиках, умалчивая, что я тоже человек со своими слабостями, и зависимость — не одна из них. Но мои слова просто так ничего ведь не значат.       — Я верю тебе.       Ким выдохнул с облегчением, словно если бы Ян сказал обратное, его бы мир пошатнулся и рухнул.       — И я очень рад, но этого не достаточно. Кажется, пришло время разобраться с этим раз и навсегда. Съездишь со мной в больницу? Я собираюсь сдать анализы, чтобы убедить общественность, что я не зависим.       Это было бы хорошим аргументом для общественности.       Чонвон согласился. Кивнул, думая, что это правильное решение. Однако… Однако, если его предположения верны, то когда в сети появится опровержительная статья, в которой с доказательной базой будет говориться, что обвинения актёра Ким Сону в употреблении наркотических веществ — не больше, чем клевета, разговоры не утихнут. Чонвон бы очень сильно (кажется, впервые в жизни) захотел оказаться неправым. Захотел верить, что не будет нового скандала и что никто не решит воспользоваться (если ещё не воспользовался!) шатким положением парня.       Чонвон хотел ошибаться в своих суждениях.       Тем не менее они оказались возле частной клиники лишь после того, как Ким сделал пару звонков — Чонвон не стал удивляться, что парню было кому позвонить — а по дороге парень рассказывал о съёмочном дне, заглушая чонвоновы переживания своими разговорами, за что он был ему признателен. Они вошли в полупустое, пропахшееся спиртом и бинтами (Ян не любил это запах так же сильно, как ладановый в церкви) здание, и Сону уверенно направился куда-то вглубь, прежде чем остановился у двери с табличкой Квон Джинсу. Ким постучал трижды по двери костяшкой среднего пальца, а когда послышалась приглушённое «входите», схватил Яна за руку и затащил их внутрь, точно они собирались спрятаться в кладовке и… И чонвону хватит думать! Он не станет думать о кимовых губах и о том, как хорошо они ощущались на его в кабинете у знакомого врача. Не станет! Осталось лишь убедить в этом собственное подсознание, так и подсовывающие эти картинки.       Пришлось замотать головой из стороны в сторону, чтобы прогнать это видение, а после сфокусировать взгляд на тучном мужчине, что с добродушной улыбкой на морщинистом лице сидел на своём кожаном стуле за столом, потирая зудящие колени и стараясь размять одеревенелую спину.       — Ким Сону, дорогой мой мальчик, — начал мужчина, поднимаясь на ноги, перед тем, как, хромая, подойти к парню и заключить его в тёплые, точно отцовские объятия. — Давненько я тебя не видел!       А потом они стали носиться по больнице, заглядывая из одного кабинета в другой, стоило только парню объяснить Квону сложившуюся ситуацию. И стоило тестам закончиться, а Сону — поверять большую сумму с карточки, как Ян с облегчением выдохнул. Они были отрицательными. Все, что они стали, показали отрицательный результат, что подробно было расписано на бумаге перед ними. Чонвон больше не станет говорить, что проверка не была вынужденной мерой. По крайней мере, Ян мог верить Сону.       Он верил Киму. Это было важно.       Чонвон не станет распространять результаты тестирования не только потому, что помимо теста на наркотические вещества они оба сдали кровь на анализ (Сону настоял, потому что утверждал, что был тем, кто забыл надеть резинку вчера, и должен нести ответственность, убеждая, что делает проверки каждые полгода, но сдаст кровь раньше в этот раз, чтобы Ян не беспокоился — а Чонвону-то и в голову не приходило беспокоиться!), но ещё и потому, что это касалось личной жизни Сону, а трепаться о ней в сети (хотя его блог-статья именно об этом — о личной жизни) Чонвон не хотел. Ян оставит отрицательный тест для себя, точно зная, что Ким его не обманывал, и постарается разобраться в том, почему не утихали слухи, а новые статьи появлялись пачками каждую неделю.       Ян Чонвон доверял.