Сердце в кукольном теле

когда твоё проклятье настигнет тебя,

я укрою тебя белыми крыльями.

yes to heaven — lana del rey

      Сквозь дрёму сладкую, как первый в жизни кусочек молочного шоколада, ты ощущала, как скользят меж его пальцев пряди твоих волос. Медленно, время от времени спотыкаясь о редкие колтуны и бережно их расплетая. Руки его были необычно тёплыми — должно быть, согрелись о тебя — и такими нежными, что тебе думалось — ещё немного, и совсем растаешь, растечёшься, подобно зефиру. Его грудь мерно вздымалась и опускалась под твоей головой. Ровно билось его живое горячее сердце, баюкая тебя, прогоняя из головы всякую беспокойную мысль. Твои руки обвивали его крепкое худощавое тело, прятались под его спиной, ужасно затёкшие. Менять положения тебе, однако, не хотелось, хотя плечи порядочно онемели. Кругом вился запах влажности, терпкий и настойчивый, но ты ощущала лишь его аромат — успокаивающий, горьковатый аромат чая, напоминавший по неясной причине о доме, оставшемся в сотнях километрах позади, аромат хвои и опавших ранней осенью листьев. Его дыхание опадало вуалью на твою макушку и растекалось по волосам медовым теплом. Ты не видела его лица, но позволяла себе предположить, что он легонько улыбается, пока ты не видишь. Когда ты смотришь, улыбаться не положено — вдруг подумаешь, будто ему с тобой хорошо и спокойно, будто он впустил тебя в своё сердце, где притаилась его давно забытая, весьма нежная и ранимая сущность.       Хотя, конечно, вы оба знали — в хорошую театральную постановку его бы не взяли. Слишком плохо он умел притворяться. Или, по крайней мере, в зрительском зале ни в коем случае не должно было быть тебя — слишком легко ты видела спрятанное за изящным декором и расписными масками.       Ниже, ты чувствовала, сплетались ноги, укрытые одеялом. Твоя человеческая кожа, покрытая старыми шрамами, ссадинами и волосами прилегала к его, безупречно гладкой, бледной, как сама луна, но такой же тёплой, как твоя. Вполовину человеческая, вполовину божественная, как и весь он.       Внутри замирало, молчало, млело. Успокоилось сердце. Не суетилась душа. Всё остановилось, отдаваясь сполна моменту умиротворения, моменту, можно сказать, абсолютного счастья. Тогда казалось, что нет Инадзумы, фатуи, Селестии, нет Сердца бога и разверзнувшегося между вами тёмной щелью противоречия. Есть он — совершенство, подвергнутое испытанию чувством; есть ты — несовершенство, облаком лежащее на его груди и доверчиво прикрывшее глаза; есть вы — два человека с одинаковым ритмом сердца, одновременно друг с другом вдыхающие и выдыхающие.       Был он. Была ты. Был корабль и другие люди, было даже море, но все это оставалось где-то далеко за пределами вашей каюты, которую ты так и не сумела променять на свою собственную, отдельную от него, пустую и холодную. Приятно цвело в груди от его поглаживаний. Тепло растекалось вниз по животу. Нельзя было не признать, что ты скучала по этому ощущению; он, очевидно, скучал тоже. Ты чувствовала это без всяких слов в его ласковых прикосновениях, в мягком, тягучем молчании, в том, как он смотрел на тебя, когда ты кошкой сворачивалась на нём. — Мне этого не хватало, — пошевелившись немного, ты зевнула и потёрлась щекой о грудь Скарамуччи. — Так хорошо.       Его рука в нерешительности остановилась на твоём затылке. Приоткрыв глаза, ты взглянула на его бледное лицо, оттенённое золотым светом покачивающегося на потолке фонаря. Тонкие губы плотно сжались. — А мне очень нравилось, когда ты молчала. Заткнись и отвернись, — проворчал Скарамучча. — Так и отвернулась, — фыркнула в ответ ты, укладывая подбородок на его грудь. — И вообще, врёшь ты все. Как ты жил-то без моих подколов? — Долго и счастливо, — волосы опали на твоё лицо, и Скарамучча деликатным движением их отодвинул.       Он почти сразу смутился, отвернулся было, но ты лишь с улыбкой склонила голову. Поёрзав ещё немного, вытянула онемевшие руки из-под его спины, встряхнула и сложила теперь у него на груди. — Я жду, — потребовала ты. — Признай, что скучал по мне!       Скарамучча откинул голову назад, уставившись в потолок, и его тяжёлый вздох сорвался в пустоту. — Достала. Лишь бы признание какое выбить, — он скривился. — Пошла бы в стражу. Там таких любят. — Зато мой уровень владения мечом там не очень любят, — хмыкнула ты. — Но, думаю, я выглядела бы чудесно в доспехах. Я и без них ничего, конечно… — Ты слишком неуклюжая для доспехов. Захотела бы спину почесать и всадила бы в себя металлическую пластину, — парировал Скарамучча. — Гад! — возмутилась ты, сбрасывая с себя всякую сонливость. — Неуклюжая, значит? Сейчас я тебе покажу неуклюжую! — Т/и, давай ты не будешь… — начал было Скарамучча.       Но ты уже, выпутавшись из его рук, стала поспешно выпрямляться, попыталась было разместить колени по бокам от бёдер Скарамуччи. Удивительным образом промахнулась — и нога твоя, не предвидевшая, что матрас настолько узкий, провалилась в пустоту. Ты, взвизгнув, схватилась за Скарамуччу, а он, выругавшись, постарался тебя удержать. — Тупица! — взвыл он. — Полундра! — завопила ты.       И оба вы, конечно, не удержавшись, рухнули на пол. Голова твоя, по счастью, приложилась обо что-то мягкое — это Скарамучча, раздражённый твоей суетливостью, но совершенно ею не озадаченный, успел подставить руку под твой затылок. Впрочем, почти сразу он убрал ее и навис над тобой злым грозовым облаком. — Я же сказал, — отрезал он, — неуклюжая. — Ой, ну и ладно, — отмахнулась ты, улыбаясь. — Всё равно стражники зазнайки и мерзавцы. Я-то получше буду. — Успокаивай себя. В чём дело? — он опустил глаза, глядя, как ты извиваешься. — Ушиблась? — Ага, переживаешь? — поддела ты ехидно. — Конечно. О том, что ты будешь ныть всё оставшееся до Инадзумы время, — Скарамучча покачал головой. — А потом мы сойдём на берег, ты будешь восторгаться видами и, когда тебе надоест, опять начнёшь ныть. — Кажется, мне стоит начать больше ныть, чтобы хоть вполовину соответствовать твоим ожиданиям, — насмешливо отметила ты.       Обменявшись колкостями, вы наконец обратили внимание на весьма неловкое положение, в котором по случайности оказались. Руки Скарамуччи замерли по бокам от твоей головы, колени — по бокам от бёдер. Примерно это и должно было получиться у тебя, но по твоим соображениям вы вообще-то должны были остаться на кровати. — Где-то я это уже видела, — захихикала ты, вспоминая снежную войну в Морепеске. — Кажется, в прошлый раз на нас было больше одежды.       Скарамучча поднял брови, глядя на тебя не то чтобы с отвращением или видимым желанием вскрыть тебе грудную клетку, но, по крайней мере, с некоторым осуждением в глазах. — Да и крыша у тебя, судя по всему, с тех пор уехала гораздо дальше, — остро заметил он.       Действительно, так получилось, что в каюте с приближением к Инадзуме стало весьма жарко. Твои вещи, уже, конечно, перенесённые обратно, были далековато, зато полукимоно, одно из тех, что носил Скарамучча, чёрное, как ночь, лежало прямо рядом с тобой. Ты не церемонилась.       Скарамучча, вернувшись в каюту, не особенно удивился, только отметил, что для такой носки без штанов оно было коротковато. И действительно — оно едва доходило до середины бёдер. Впрочем, после того, как бесстыдно ты металась перед Скарамуччей совершенно обнажённая, наряд даже такого уровня откровенности едва ли мог тебя смутить. — Это точно, — согласилась ты. — Кстати, очень удобная штука. Отдашь? — Если соизволишь надеть штаны, — фыркнул Скарамучча. — Конечно нет, пойду прямо так! — ухмыльнулась ты. — Я бы не удивился, — покачал головой Скарамучча. — Ещё бы на стол залезла и станцевала бы, чтобы позлить лишний раз. — Это было один раз! — возмутилась ты. — Теперь всегда будешь припоминать? — Это было просто фантастично. Мне стоило прибить тебя на месте, — заявил Скарамучча. — А чего не прибил? Потому что танцевала красиво? — засмеялась ты, поддевая льняную рубашку на его груди. — Или всё-таки соскучился? Да?       Улыбка распустилась на твоём лице. Скарамучча от нее отвык. Ты и сама отвыкла улыбаться при нём — восемнадцать дней это, можно сказать, почти месяц. Почти месяц ты отчаянно старалась вычеркнуть Скарамуччу из своего сердца, а теперь вот уже неделю пыталась вписать обратно, заклеив трепетно пластырем глубокую трещину, образовавшуюся в нём после разлуки.       В эти семь дней, как в чемодан, который едва возможно закрыть от большого в нём количества ценных вещей, вы постарались вложить всё то, чего были лишены большую часть плавания. Скарамучча помогал тебе впервые раскладывать вещи в его каюте. Пусть в этом не было особенного практического смысла, в этом действии сохранялось нечто важное для вас обоих, означавшее примирение, означавшее, что ты больше не хочешь убегать. Ты спала с ним в одной кровати, рассказывала ему о звёздах, любовалась закатами, крепко к нему прижимаясь и укладывая голову ему на плечо. Иногда ты забирала ваши порции ужина, приходила в каюту и вновь о чём-то заговаривала, а он слушал так, словно никак не мог насытиться твоим голосом. Говорил он мало, отвечал коротко, но притом почти не отпускал тебя. Сжимал твою руку, пока ты рассказывала о своих друзьях. Гладил по волосам, когда ты засыпала. Не упускал случая дотронуться до тебя, проходя мимо в толпе.       И каждый раз, когда он касался тебя и внутри распускался огненный цветок, ты думала о том, как удивительно, что чувства придумали обозначать словами, — Скарамучче вообще не нужно было открывать рта, чтобы ты знала, как ему тебя не хватало. — Потому что потом от твоего брата было бы много проблем, — ответил наконец Скарамучча, дёрнув щекой. — Брось, вы почти подружились, — рассмеялась ты. — Ты по привычке на него бесишься. Он тебе нравится. — Ничего подобного, — мотнул головой Скарамучча. — Он раздражает. — Неужели ему не хватает моего шарма? — вскинула брови ты. — Не хватает, — согласился Скарамучча. — Я рада, — усмехнулась ты, — что спустя столько времени ты признал силу моего обаяния.       Скарамучча, засопев, отмахнулся от тебя и хотел было встать, но ты удержала его, обвив руками его шею, зарывшись пальцами глубоко в его бархатные волосы, заставив замереть с недоумённым выражением на лице. — У тебя, — заметила ты лукаво, — по-прежнему очень красивые глаза.       Скарамучча выдохнул, и воздух долетел до твоего лица, коснулся губ и ресниц. Ты склонила голову набок, стала зачем-то поглаживать его по затылку кончиками пальцев. На эту непрошенную ласку он ответил коротким движением щеки. — Что ты делаешь? — он не отодвинулся, только спрятал глаза. — Ничего особенного. Тебя что-то смущает? — ты приподнялась на предплечье, и хитрая улыбка проступила на твоём лице.       К твоему удивлению он не прикрикнул, не бросил колкой фразы. Чуть наклонив голову вбок, он позволил тебе поглаживания, перебирание его волос. Все отказывался взглянуть на тебя, зная, как внимателен и остр твой взор. Он не скрывал, что ему приятна твоя нежность, он попросту не мог — так сильна, по-видимому, была его жгучая тоска по твоим прикосновениям. Ты поняла это, и вдруг очертания твоей улыбки сгладились, потеряли насмешливость и обрели трогательную сентиментальность.       За окном собиралась буря, навеянная богиней гроз. Волны, вставая на дыбы, хлестали копытами по стенам корабля, раскачивали его, вытягиваясь пенистыми руками к облачённым в лохматую серую одежду небесам. То тут, то там меж ними пробегала искрящаяся молния, вспышкой освещая мрачный мир моря, и ревел гром, сотрясая пол под твоей спиной. Должно быть, наверху царила суматоха — сквозь гром до твоих ушей долетали крики матросов, их торопливый топот. Корабль скрипел и стонал под натиском стихии, его деревянные кости грозились сломаться в клыках тёмных вод.       Но ты не боялась. В этой комнате, залитой неровным золотым светом, когда ты смотрела на него, прекрасного и нечаянно обнажившего свою нежность, тебе не могло быть страшно. Тебе было спокойно, тепло, как будто корабль под вами не был брошен посреди бескрайнего моря со своими трепещущими светлыми крыльями на тонких мачтах в полном одиночестве. — Скар… — твоя рука сползла на его шею. — Мы скоро будем в Инадзуме. Ты… Как себя чувствуешь?       Его шумный выдох в мгновение ока разрушил хрупкий момент, бессовестно растоптав хрустальные осколки волшебства. Скарамучча сразу отодвинулся, сбросив твою руку. — В порядке я. Хочешь снова поговорить про Сердце Бога? — он с вызовом взглянул на тебя. — Нет, — искренне ответила ты. — Но там тебя ждёт твое прошлое. Ты готов встретиться с ним? — Тебя тоже, — парировал Скарамучча. — И что теперь? — Я связана с Инадзумой меньше твоего, — напомнила ты, — и всю жизнь провела в Снежной.       Скарамучча молча встал, вытащил из-под тебя одеяло, заставив тебя кувыркнуться с возмущённым воплем, и бросил его на кровать. Ты, не торопясь подниматься, зло глянула на него, расстелившись на полу. — Очень мило, — фыркнула ты. — Ты просто джентльмен. — Меня не беспокоит, — отчеканил Скарамучча, — прибытие в Инадзуму. Все, кто связан с моим прошлым, либо мертвы, либо предпочитают делать вид, что мёртв я.       Ты со вздохом приподнялась, села, прочесав пальцами волосы, подняла на Скарамуччу глаза. Он сжимал челюсти, стискивал пальцы на одеяле, смотрел так зло и жёстко, словно вьюга самой Снежной поселилась в его сердце. — Отвык уже, что я не кусаюсь? — улыбнулась ты печально. — Вставай, — потребовал он, уклонившись от твоего вопроса.       Ты протянула ему руку. Он по наитию поднял тебя, попавшись в капкан твоих неожиданных мягких объятий. Ты обвила его руками, вновь напоминая, что ты рядом, что никуда не ушла, что, даже если вдруг ты отстранилась ненадолго, ты не перестала испытывать к нему чувств. — Чего ты прилипла? — поморщился Скарамучча. — Ничего. Просто хочу, чтобы ты знал… — ты глянула на него. — Можешь рассказать. Если вдруг… Начнёт беспокоить.       Предпочтя деликатно сделать вид, будто не знаешь, что в самом деле его уже серьёзно беспокоит приближение к стране гроз, ты прижалась к его тёплой груди. В самом деле, трудно было не заметить, что он стал молчаливее, чем обычно, в движениях его начала прослеживаться какая-то странная резкость, и даже глаза его будто приобрели какой-то более тёмный оттенок индиго. С каждым днём Скарамучча мрачнел. Он часто подолгу стоял у носа корабля, глядя на приближающуюся завесу грозовых облаков. Его глаза стекленели — он наверняка вспоминал, что с ним делалось за границами этой бури, ограждавшей Инадзуму от всего мира; вспоминал, что делал сам, называясь прежними именами. О многом, ты знала, он тебе не рассказывал. О многом ты, должно быть, никогда и не узнаешь. Непременно какая-то часть твоего Скарамуччи останется тайной даже для тебя.       И каждой клеточкой своего тела ты ощущала острую необходимость быть с ним рядом в этот сумрачный час. Неслышно подходя, брать за руку и молча смотреть вдаль, стоя рядом. Лёжа в кровати, отвлекать не вполне осмысленным разговором от мыслей об Инадзуме. Встречать его прошлое лицом к лицу, прижимаясь своим плечом к его плечу, чтобы его сердце не погрязло в вечной тьме. Тебе порой думалось, что это на самом деле всё, что ты можешь, весь твой план по остановке его охоты за гнозисом — быть рядом с ним и надеяться, что удержишь в нужный момент от падения во тьму. Может быть, это действительно всё, что ты могла сделать. Иной мысли тебе в голову пока не приходило — идея твоя оставалась чистым безумием, перемешанным с отчаянием пламенных чувств. — Не начнёт… — Скарамучча осторожно отстранил тебя от себя. — Из нас двоих только ты боишься, трусиха. — Конечно. Вдруг мне скажут, что я однажды насовсем превращусь в лису и буду бегать по лесам до конца своих дней? — выпучила глаза ты. — Вот ты будешь меня любить, если я стану лисой? — Я тебя и так не переношу. В лисьем облике ты хоть молчать будешь, — фыркнул Скарамучча.       Черты его лица вновь смягчились. Ты с облегчением провела рукой по его плечу, улыбнулась уголком губ. — Буду верещать тебе назло. — Не беда. Надену на тебя намордник. — Намордник, значит? Я всё твоё хорошенькое личико расцарапаю в таком случае, усёк? — Можешь попробовать. Увидишь, что будет.       Ты, яростно зашипев, попробовала выпутаться из его объятий, но он перехватил твои руки со скучающим выражением на лице. — Кажется, ты мне угрожала? — издевательски переспросил Скарамучча, наблюдая за твоими безуспешными попытками вырваться из его стальной хватки. — Ах так? — фыркнула ты.       Ловким движением ты прильнула к нему и неожиданно крепко сжала зубами кожу на его шее. Скарамучча от неожиданности разомкнул пальцы, и ты вырвалась с победным кличем. — Это что еще было? — поражённо спросил он, прикасаясь к укусу. — Иногда всё-таки кусаюсь, если очень надо, — ухмыльнулась ты. — Отчаянные времена требуют отчаянных мер, знаешь ли. — Тупица, — Скарамучча поднял брови. — Тебе бы намордник даже без лисьего облика. Больная.       Когда он убрал руку, на месте твоего укуса обнаружился едва заметный кровоподтёк пока еще свежего красного цвета. Тогда ты вдруг подумала, как неудобно будет, если на шее капитана останется тёмный синяк — вряд ли о таком человеке, как он, можно будет сказать, что он так чудно ударился.       Неожиданно смутившись от этой мысли, ты хотела было посмеяться, но выдавила только неуклюжую улыбку. Скарамучча прищурился, глядя на тебя крайне внимательно. По счастью, в дверь постучали. — Господин, мы приближаемся к завесе! — сообщил, дрогнув, голос Никиты. — Замечательно. Мы поднимаемся, — отозвался Скарамучча.       Из-за двери донёсся топот — матрос торопливо убежал. Ты с любопытством склонила голову, стараясь не смотреть на покрасневший участок бледной кожи. — Мы? Интересно. Не помню, чтобы ты раньше так о нас говорил, — рассмеялась ты. — Одевайся, придурошная, — отмахнулся Скарамучча. — Пора наверх. — Правда? И не будешь говорить, что это опасно? — усмехнулась ты. — Тебя это хоть раз останавливало? — Конечно. — Когда? — Когда… — ты поморщилась. — И чем тебе поможет конкретный пример? — Что и требовалось доказать, — Скарамучча бросил тебе штаны. — Сунешься, даже если я прикажу тебе оставаться здесь. Просто будь ближе к трюму и не вздумай отвлечь меня. Это ты сможешь сделать? — Я подумаю, — ты взглянула на штаны. — Среди условий ничего не было про одежду. Так может я могу пойти прямо в… — Заткнись, пока я не передумал, — Скарамучча метнул в тебя гневный взгляд.       Ты не сдержала насмешливой улыбки, но, конечно, всё-таки натянула штаны, сменила кимоно на тунику и кожаный корсет, прошитый красными нитями, поправила лисий кулон на шее. На груди твоей застегнулась чёрная с алой подкладкой накидка. Предвидя ветер, ты собрала волосы в тугой пучок.       Скарамучча ждал тебя у двери, не соизволив надеть даже плаща и предусмотрительно оставив шляпу в каюте. Он окинул тебя пристальным взглядом, и ты пообещала: — Не волнуйся, ветром меня не унесёт. Разве что молнией шандарахнет, — ты подмигнула.       Скарамучча протянул руку к двери, и ты невольно заметила, как блеснуло на его пальце подаренное тобой кольцо. В груди отозвалось теплом. — Не шандарахнет, — проворчал он, — если не будешь мешаться под ногами. Давай выходи уже, кицунэ.

ego — indila

      Палуба встретила вас потёмками. Серебро луны едва пробивалось сквозь косматую шерсть облаков, оскаливших длинные чёрные клыки; по небу мчались зазубренные белоснежные молнии, и вслед за ними раздавался рык грома. Гроза жила, она дышала, пылала ненавистью ко всякой живой материи и обещала обрушить на вас шквал ветра и волн. Бесновалось море, приподнимая корабль на мгновение и небрежно бросая сразу после. Драл паруса ветер, отчаянно завывая и впиваясь в твои плечи, в плащ, стремясь вырвать волосы из пучка.       Ты шла сквозь тьму, которую, как тебе казалось, вполне можно было пощупать, такой плотной и бархатной она была, рядом со Скарамуччей. Он расправил плечи, задрал подбородок и стал словно в два раза больше, чем прежде. Глаза его отливали во мраке подобно ониксу, и весь он был гордый, прекрасный чёрный лебедь, изящно проплывающий по кораблю, презревший холод и ветер, шагающий с ровной спиной назло грозе. Он был безразличен к обезумевшему морю: вздымавшиеся порой до самого неба волны сдерживали фатуи с гидро Глазами Порчи. Бесстрашно, не сомневаясь ни единой секунды, они стояли по краям судна и, скрывшись за масками, вновь и вновь усмиряли морские воды, сажая их на цепь своей могущественной силы и защищая корабль, такой маленький в этом мире гроз, от их вторжения.       Невольно тебе стало стыдно за то, как горбятся твои собственные плечи, за мурашки, пробегавшие по спине, за вспотевшие пальцы, нервно перебирающие друг друга, за пересохшее горло и холодок в животе. Но ты, увы, не могла ничего поделать с собственным ужасом — там, в каюте, в объятьях Скарамуччи ты почти не ощущала, как качался корабль, вероятно, благодаря усилиям отряда, не видела грозы и почти чёрных морских вод, оттого и не боялась. Лишь теперь, встав лицом к лицу с бурей, ты осознала, в каком безрадостном положении вы на самом деле находились всё это время. А ветер кусал плечи, задирал твой плащ, грозя сбросить тебя в море. Ты была откровенна с собой и признавала — тебе хотелось броситься обратно в трюм, свернуться под одеялом и не видеть наплывавшего на вас грозового облака, протянувшегося от неба до самого моря и закрывшего собой горизонт.       Грозовая завеса, созданная сёгун Райден, представляла собою клокочущий чёрный забор, построенный из туч. Иногда завеса переливалась фиолетовым, иногда — скалилась сиреневыми молниями, иногда — издавала низкий громовой рык. Нет, она не была частью окружавшего вас шторма. Она была сама по себе, являя собой нечто гораздо более ужасное, нечто, что, как тебе казалось, могло в один миг проглотить весь ваш корабль и даже не содрогнуться. Вопреки вере в силы Скарамуччи, тебе захотелось схватить его за руку и взмолиться о том, чтобы развернуться и броситься наутёк обратно в Снежную, позабыв и о твоём прошлом, и о миссии Царицы. Но, конечно, ты этого не сделала — только сглотнула с трудом, хотя во рту было сухо что в сумерской пустыне.       Из сумрака постепенно выплывали знакомые лица. В толпе ты увидела облачённую в чёрное Дашу, тревожно взирающую в небеса; скрестившего руки на груди Петю, стоящего рядом с посуровевшим Сашей; Борю, прислонившегося к мачте спиной и мрачно глядящего на завесу. Рыжим огоньком носился по палубе среди других матросов Никита. Раздавались зычные указания капитана, вцепившегося в штурвал. Матросы выполняли беспрекословно, ведомые суровым старпомом, чьё раздражённое кряхтение ты постоянно слышала за спиной. И все стремились выглядеть спокойно и собранно, особенно с появлением Скарамуччи, но в глазах их ты без труда различала страх, сомнение, почти панику. Тем не менее, эти люди, ты знала это совершенно точно, не сделают ни шагу назад и не разбегутся в случае чего. С леденящим ужасом и невольным уважением ты поняла — вы либо продерётесь через грозовую завесу, либо погибнете все до одного, но никто не посмеет даже подумать о том, чтобы развернуться. Такие уж люди Снежной — если вдруг дали клятву что-то сделать во имя Родины, скорее бросятся грудью на нож, чем убегут, поджав хвосты.       И ты знала, что не подожмёшь хвост тоже, хотя кровь и стынет в жилах. Не только потому что в сердце твоём, как и в их сердцах, тьму разгонял огонёк верности Снежной, не только потому что ты должна была узнать, как унять свою непримиримую силу, не только потому, что тебе было бы попросту стыдно подвести своих бесстрашных товарищей, но и потому, что ты должна была быть рядом с ним — сейчас, потом, всегда, даже перед лицом самого страшного шторма в твоей жизни. И, даже когда внутри всё содрогнулось от очередного оглушительного рыка, раздавшегося из-за завесы, ты крепко выдохнула и постаралась тоже выпрямиться и поднять голову.       Люди расступались перед вами, их взгляды скользили сначала по Скарамучче, затем и по тебе. Они находили в нём равнодушие, совершенное бесстрастие перед лицом бури, нечеловеческую уверенность в безграничности своих сил, а в тебе — человеческий страх, смелость этот страх преодолеть и убеждённость в том, что Скарамучча сумеет всех вас защитить. Ты ступала рядом с ним и не отводила больше взгляда от грозовой завесы, мысленно бросая ей вызов, готовая пойти за Скарамуччей прямо в её распахнутую пасть.       Пройдя до половины палубы, Скарамучча остановился. Все немедленно отхлынули на оставшуюся за его спиной часть корабля, то ли опасаясь, что будут недостаточно защищены, то ли поросту боясь ему помешать и попасть в реультате под горячую руку. Ты тоже остановилась, вновь постаралась сглотнуть, но в этот раз не сумела. Скарамучча посмотрел на тебя. — Возвращайся, — велел он сухо. — И, что бы ни случилось, не вздумай мне мешать. Понятно? — Если бы ты знал, как мне не нравится твоё «что бы ни случилось», — невесело усмехнулась ты.       Скарамучча уловил на твоём лице страх. Хотя корабль неумолимо приближался к громовой завесе, он вдруг, бросив взгляд на отряд, избегавший смотреть на вас, притянул тебя к себе и прижал к своей груди, где размеренно билось его самоуверенное сердце. Ты, охнув, с круглыми глазами прильнула к нему и замерла, обхватив руками его крепкую спину. Когда корабль вновь покачнулся и позади застонали, стараясь устоять, другие, ты даже не покачнулась, надёжно удерживаемая Скарамуччей. — Скар, они же смотрят… Ты это не любишь… — ты не сопротивлялась, спрятала лицо в его одежде, наслаждаясь коротким мгновением близости. — Мне плевать, — ответил он коротко. — Перестань бояться, тупица. Думаешь, я не смогу приструнить нелепое творение моей создательницы? — Сможешь. Я знаю, — ты глубоко вдохнула, проведя руками по его спине и припоминая, какие ужасающие раны были там не так давно. — Но всё равно боюсь за тебя.       Скарамучча помолчал, глядя на завесу. Ветер растрепал его тёмные волосы, пурпурные молнии отразились в почти чёрных глазах. За его спиной разбивались о возведённый заклинателями гидро барьер обезумевшие волны. Скарамучча провёл рукой по твоей шее сзади, заставив тебя вздрогнуть и поднять на него взгляд. — Будь возле трюма, — повторил он, — и не допускай даже мысли, что я не могу справиться с подобной мелочью. Понятно?       Льдинки в его глазах растаяли, и взгляд его неожиданно потеплел. Вопреки тому, как строго звучал его голос, на тебя он смотрел нежно, с переживанием, совсем не касавшимся завесы. — Хорошо, мой Господин, — ты нашла в себе силы на некоторое лукавство и улыбнулась ему хитро. — Хорошо звучит из моих уст? — Никто в здравом уме не поверит, что ты моя подчинённая, если будешь говорить это таким тоном, — поморщился Скарамучча. — Конечно. Зато поверят, что я могу дразнить их серьёзного капитана, — подмигнула ты. — Повеселела, я смотрю? — Скарамучча разжал объятья. — Тогда проваливай к трюму и дай мне заняться делом. — Погоди, — ты протянула руки к его лицу, обхватила его бледные щёки.       Поцелуй твой вышел чуть более длительным, чем ты предполагала вначале — ты не сумела оторваться от его губ так быстро, как следовало бы. Скарамучча не отстранился, позволив тебе сделать это на глазах смущённого отряда, на глазах замершего на мгновение экипажа, на глазах у яростной бури. Позволил делать это дольше, чем следовало. Позволил тебе отстраниться первой, не прерывая тебя до тех пор, пока ты не решила, что пора закончить. — Тебе, — усмехнулась ты, ощутив, как разломалась ледяная стрела страха, вонзённая в твой живот. — Для уверенности. — Ага, как же, — Скарамучча выдохнул тебе прямо в лицо, не отрывая своих глаз от твоих, и горячий воздух обжёг твою кожу. — Дурная лисица. Закончила свои фокусы? — Закончила, — улыбнулась ты. — Удачи, Скар. — Удача это удел слабых, — скривился Скарамучча, — а я полагаюсь на силу. Иди к остальным, т/и.       Ты кивнула, не став с ним пререкаться, и теперь уже на твёрдых ногах двинулась с ним в разные стороны, запретив себе оборачиваться. Гордо подняв голову и ничуть не покраснев, ты вернулась к фатуи, сконфуженно отводившим глаза, встала рядом с Дашей — на лице её рисовалось удивление, но вопросов задавать она не стала. Вместо неё, склонившись к тебе, насмешливо спросил Саша: — Капитанская подружка, — шепнул он, — а на шее у нашего Предвестника что? — На шее? — округлила глаза ты. — Ушиб. А не поверишь мне на слово, наябедничаю. Устраивает? — Вот так всегда, — насупился тот. — Из грязи в князи, это называется…       За свою наглость Саша получил от тебя пинок по голени и, зашипев, замолчал. Другие, если и слышали ваш разговор, деликатно не подали виду.       Когда ты, втянув носом воздух, повернулась к носу корабля, Скарамучча уже стоял там, заложив руки за спину, совершенно, казалось, равнодушный к надвигающейся буре. Ты не видела его лица, но отчётливо представляла, как мерцают фиолетовые молнии в его тёмных глазах. И тебе невольно хотелось броситься к нему, сжать его руку, быть к нему ближе. Ты, однако, не шевелилась. Лучшее, что ты в тот миг могла сделать в действительности, — не мешать Скарамучче.       Усмирители волн напрягались до предела. За масками ты не могла видеть их глаз, но в движениях их уже угадывалась скованность, усталость, заторможенность; того гляди, свалятся без сил. Ты встревоженно подумала о Лаванде — она была в конюшне с другими лошадьми и Катенькой, однако тебя не оставляла мысль о том, что она, должно быть, сильно обеспокоена обстоятельством грозы и, может быть, тебе следовало бы как можно скорее её проведать.       Мимо пронеслись несколько матросов и схватились за фалы, торопясь опустить часть парусов, раздираемых ветром. Корабль вновь пошатнулся. Ты, выругавшись, схватилась за мачту и придержала Дашу. Часть матросов осела на землю. Под оглушительные вопли над головой пролетел парус. Ты, сжавшись, понадеялась, что он не свалится вам на головы. — Спустить паруса! — донеслось сквозь шторм с носа корабля. Кричал капитан — его длинные медные волосы успели промокнуть до нитки и совсем потемнели. — Остап, иглобрюхоголовый, помоги им!       Крепкий парень, названный Остапом, бросился к товарищам. Ты судорожно вздохнула, впиваясь ногтями в дерево: похоже, шторм выдался более сильным, чем предполагалось. Ты читала это по напряжённым лицам, по брани матросов, по слишком частым переглядкам капитана со старпомом, по едва стоящим на ногах заклинателям. Всё держалось на хлипких нитях недостаточной подготовки, готовых разорваться в самый неподходящий момент, и ты не представляла, как поступишь, если вдруг всё пойдёт не по плану. Тревожно глядя в спину Скарамуччи, ты выпрямилась, оторвавшись от мачты. — Может, — спросил, поёжившись, Саша, — всё-таки в трюм? — Это не по-мужски, — сурово пророкотал выросший сбоку Петя, одёргивая плащ. — Останемся. — Зато сдохнуть от удара молнии очень по-мужски, — проворчал Саша, поворачиваясь к Боре. — Боря?       Тот отрицательно покачал головой. Даша пронзила Сашу острым взглядом, стоило ему посмотреть на нее: разумеется, она была слишком принципиальна и безрассудно преданна своему делу и видела частью этого дела близость к командиру отряда в такой ответственный момент. Наконец, Саша дошёл до тебя. Ты лишь почувствовала это, не отводя глаз от Скарамуччи. — Нет, — отрезала ты. — Я останусь.       Даша невольно повернулась к тебе. Петя и Боря сзади прошуршали, вероятно, обменявшись взглядами. Саша тяжело вздохнул. — Не отряд, а сборище самоубийц какое-то, — пробурчал он. — Обязательно быть такими выпендрёжниками?       Никто не ответил. Саша вздохнул ещё раз и, потерев подбородок, скрестил руки на груди. В трюм он так и не спустился, что, надо сказать, тебя очень позабавило. — В чём дело? Нравится наше общество самоубийц? — усмехнулась ты. — А то, — вздохнул Саша. — Ты так вообще сумасшедшая. Взяла, совратила Предвестника… — Следи за языком, — строго одёрнула его Даша, хотя в этом, впрочем, не было нужды — ты давно поняла, что за остроязычием Саши ни капли злобы не стоит. — А лучше вообще заткнись.       Саша, стушевавшись, действительно замолчал, видимо вспомнив о твоей шуточной угрозе. Он послал тебе извиняющийся взгляд, и ты едва заметно кивнула, давая понять, что всё в порядке. Ветер взвыл с новой силой. Ты встревоженно покосилась на небо, и в этот самый миг с гряды туч сорвалась вниз когтистая лапа сиреневой молнии.       Ответ Скарамуччи был мгновенным. Стоило носу молнии устремиться к кораблю, как он одним взмахом руки отогнал ее, уронив куда-то в море, как простую вазу, как мелкий камешек. Внутри всё сжалось: тебе трудно было даже представить, какой огромной силой нужно было обладать, чтобы вот так легко отогнать молнию, посланную самой Богиней Гроз и затем невозмутимо сложить руки за спиной, словно ничего и не было.       Свирепый ветер, окончательно озверев, стал вонзать острые зубы в борта корабля, отчанно выгрызая путь к экипажу. Вмешались заклинатели анемо стихии, предусмотрительно сбившиеся до этого небольшой группкой вокруг палубы: в одно мгновение вокруг вас образовался второй барьер, сотканный из бирюзовых вихрей. Ветер взвыл, забился теперь уже сквозь него, но барьер не прогнулся, не позволил дотронуться до парусов. Ты одёрнула взвившийся плащ, притянула его обратно к себе, глядя на Скарамуччу. «Он сильнее, должно быть, всех их вместе взятых, — подумала ты, ощущая, как немеет что-то в животе. — Но всё равно…»       Надвигающаяся грозовая завеса была выше горной гряды, шире горизонта, больше, казалось, самого неба. Она близилась к вам, мрачная, искрящаяся молниями, безразличная к вашим жизням настолько же, насколько вы были безразличны, предположим, к жизням назойливых насекомых. И ты знала — ее истинной мощи вы еще вовсе не видели. Она ждала там, в ее тёмном ревущем чреве. А кругом меж тем клубились волны, и ветер никак не желал сдаваться. И весь этот шторм — он леденил твою душу, от его вида за стенами барьеров твоё сердце начинало усиленно биться.       Но Скарамучча не шевелился. Броски молний участились, однако он по-прежнему не считал целесообразным подключить вторую руку. Ты даже была уверена, что на его лице замерло скучающее надменное выражение, а пристальные глаза лениво скользят по небу, высматривая, откуда сунется следующий смельчак.       Правда, не все вы были рождены всемогущими бессмертными созданиями с силой полубога.       Один из гидро заклинателей — по высунувшимся из-под опавшего капюшона белым волосам ты мгновенно узнала Вику — на секунду, дрогнув, отступил. В брешь моментально ударила волна, разорвав ветряной барьер. Грязная пенящаяся вода растеклась по палубе. Вновь раздалась брань. Ты, оторвав глаза от Скарамуччи, уставилась на заклинательницу и даже издали заметила, как трясутся ее покрытые перчатками руки. Похолодев, ты стала замечать, что и другие члены отряда начинают сдавать позиции — похоже, даже закалённые воины никак не могли противостоять стихии на протяжении стольких часов.       Ты встревоженно переглянулась с Дашей. Скарамучче, очевидно, было не до отряда — он полагал, что с такой мелочью, как ураган и бушующее море они должны суметь справиться сами, пока он укрощает грозу. Когда взгляд твой упал на клокочущую завесу, грудь отозвалась уже знакомым покалыванием, и ты поморщилась.       С приближением к Инадзуме странное чувство стало мерцать возле сердца. Впервые ты ощутила его за неделю до прибытия, мимолётно, так, что можно было списать его на стечение неизвестных обстоятельств; затем оно стало нарастать, клубиться, подобное шаровой молнии, пока ты не поняла — оно возникает, когда ты смотришь по направлению плавания, туда, где за грозовым барьером стоят посреди моря вековые острова. Посоветовавшись со Скарамуччей, ты подтвердила свои опасения: печать, похоже, узнавала родные для твоей лисьей сущности края, и что-то в ней реагировало на Инадзуму, что-то в ней то ли грозило надломиться, то ли попросту стремилось в страну сакуры и молний.       Тебя это обстоятельство, надо признать, не особенно радовало. Ты в один миг стала еще более уязвимой перед неизвестностью, поскольку понятия не имела, что может повлечь за собой это чувство в твоей груди. Наименьшей из проблем стало бы превращение в лису посреди корабля, наибольшей — пожалуй, потопление этого самого корабля, если вдруг твоя сила решит пробудиться. Конечно, вряд ли Скарамучча допустил бы такое, но как раз в тот миг он был занят.       Пока ты предавалась переживаниям, Вика рухнула на пол без чувств, и тонкая струйка крови побежала по её лицу. Ты вздрогнула всем телом. Боря не радумывая метнулся к ней, упал рядом с ней на колени, закрыл своим телом от бьющихся о барьер волн. Другие заклинатели поспешили залатать образовавшуюся брешь, но ты видела, что они уже на пределе. Упади ещё хоть один из них, рухнул бы весь барьер. Покалывание в груди послало пульсацию по всему телу от охватившего тебя ужаса.       На мгновение ты представила, как шторм проглатывает корабль, разламывает его на части, и среди оставшихся от него досок отчаянно пытаются всплыть те, кого ты едва успела узнать и полюбить, те, с кем ты делила пищу и выпивку. Словно наяву, ты увидела, как тёмная вода смыкается над головой, как гаснет навсегда свет, и по спине от вполне знакомого ощущения пронёсся табун мурашек. И ты знала: лисья сила не спасёт тебя, если нечто подобное произойдёт. Даже Скарамучча не сумеет спасти тебя и отряд, если стихия одержит верх. Горло стиснула подкравшаяся паника, и ты искренне пожалела, что не согласилась спуститься в трюм вместе с Сашей, отказавшись наблюдать, как всех вас настигает, осклабившись, смерть.       Но чувство полной безнадёжности одолело тебя лишь на несколько секунд. В следующий миг ты устыдилась себя, своей пугливости, своей готовности молча покориться судьбе. «Соберись, — сердито одёрнула себя ты. — Пока мы прохлаждались в каюте, отряд сдерживал шторм. Теперь моя очередь помочь им».       Встряхнувшись, ты заставила себя перестать думать о Скарамучче, отогнала мрачные мысли о том, что один неверный шаг может сбросить тебя в пасть сидевшей внутри тебя лисицы, вытеснила из сознания образы расколотого на части корабля и глубоко вдохнула. Изменившееся выражение твоего лица не осталось без внимания. Даша вопросительно повернулась к тебе; встрепенулись Саша и Петя. Корабль вновь всколыхнулся. — Помогите! — раздался дрожащий голос Бори, сжимавшего в руках тело Вики. — Она не просыпается! Вика не просыпается!       Что-то внутри оборвалось от этого крика: ты окончательно утвердилась, что не имеешь права на ошибку, как не имеешь права и оставаться в стороне, пока другие рискуют своими жизнями. — Врача! Сейчас же, черт вас дери! — рявкнул позади грубый голос старпома Николая. — Чего встали, олухи? Помереть захотели? Тысяча чертей бы вас побрала, одна огненная вода, да девки в голове!       Матросы сейчас же разбежались — кто за лекарем, кто к тросам, болезненно натянувшимся от натяжения, кто к покатившимся по палубе ящикам. Ты виновато посмотрела на коренастого Николая, которого не так давно вы попросту выставили из камбуза за справедливое замечание, что устраивать попойку — дело гиблое для нравственности экипажа. «Ну, он пусть руководит матросами, — решила ты, — а я, как никак, спутница Предвестника и займусь отрядом. Не то чтобы статус, как по мне, но для них-то статус!» — У меня есть идея, — озвучила ты, — как помочь заклинателям.       Сердце твоё подскочило: роль лидера была тебе непривычна настолько же, насколько полёт был непривычен для змеи. Тем не менее, твоё положение в отряде всё-таки кое-что значило, поскольку никто не посмел тебя сию же минуту осадить, даже если в глубине обращённых к тебе глаз маячило сомнение. Глубоко вдохнув, ты продолжила: — Даша, Саша, со мной, — скомандовала ты, взмахнув рукой. — Петя, собери самых крепких ребят и помогайте экипажу всем, чем нужно — с этого момента вы под руководством Николая. Все, кто не годится для этого, пусть соберутся у мачты. Всё ясно?       С мгновение Петя смотрел на тебя оторопело — конечно, ведь ему пошел четвёртый десяток, а приказы ему отдаёт девчонка, которая не то что звания не имеет, так даже боевым опытом похвастаться не может. — Девчонка! — брякнул услышавший тебя старпом. — А ну не лезь, чертовка! Ты достаточно наворотила! Посмотри, во что превратила команду! Правду говорят, женщина на корабле к беде, а вас тут таких!..       Прежде чем ты успела парировать его грубые, хотя и правдивые отчасти, слова, неожиданно вмешался Саша: — Ты кого чертовкой назвал? — вспылил он. — Возьми-ка свои слова обратно, дедуля, а то я тебе личико-то подправлю! — Сухопутный крысёныш, — зашипел Николай, — подойди сюда, и я тебе покажу, где раки зимуют!.. — Вы идиоты? — миролюбиво поинтересовалась ты, искусно делая вид, что в животе все не сжимается от страха при виде трескающегося барьера. Струи воды, несмотря на усилия заклинателей, стали заливать палубу. — Мы сейчас потонем, потому что вы не можете закрыть свои проклятые рты и помочь мне. Как вам перспектива? Достаточно героическая смерть?       На мгновение повисло молчание. Воздух трещал от напряжения. Отовсюду доносились крики. Водный барьер грозился расколоться, а там было недалеко и до разрушения ветряной сферы. В таком случае всем было несдобровать вне зависимости от ранга. — Т/и… — тяжелый взгляд голубых Петиных глаз опустился на тебя. Ты поняла: он не станет возражать. — Плевать, — выступила вперёд Даша. — Я с тобой. Пока Господин Сказитель занят, я предпочту тебя в качестве командира кому-либо другому. — Я тоже, — заявил Саша, вновь неожиданно поддержав тебя. — Мне подыхать не хочется.       Что-то тёплое расцвело внутри тебя, но, конечно, времени обмениваться нежностями у вас особенно не было, так что все слова благодарности ты уместила в сухой кивок и, повернувшись к Пете, коротко сказала: — Рассчитываю на тебя, — а затем, послав ледяной взгляд Николаю и лишившись всяких сожалений насчёт той ночи, когда вы его прогнали, бросила через плечо: — Первым делом в трюм.

awake and alive — skillet

      Даша и Саша безропотно сорвались за тобой. В последний миг ты успела обернуться: Скарамучча, тоже обернувшись, сурово глядел на тебя через плечо. Тебе показалось, что он вот-вот сорвётся остановить тебя, что бы ты ни задумала, или, по крайней мере, прокричит тебе, чтобы ты оставалась на месте. Но у тебя не было времени размышлять над тем, каким будет твое наказание: справа от тебя пошатнулся под ударом волны второй заклинатель, стремительно хлынул на палубу новый поток тусклой бирюзовой воды.       Ты почти скатилась в трюм, оставив позади воющий ветер и раскаты грома. В темноте коридора ты промчалась по следам потухших фонарей к самой последней каюте. Молнии пурпурными вспышками мерцали с обеих сторон сквозь окна, просачиваясь в проемы распахнутых дверей, расползаясь ядовитыми лужами по полу. За спиной слышался топот друзей, с палубы доносились крики, откуда-то уже, заставляя холодеть, капала вода.       Корабль в очередной раз пошатнуло. Ты, бросаясь проклятьями, с силой ударилась плечом о стену. Обернувшись, чтобы убедиться, в порядке ли друзья, обнаружила, что Саша, удержавшись за дверную раму, успел схватить за локоть и Дашу, прежде чем она свалилась. Ушибленное плечо взорвалось болью, тут же отступив перед яркой вспышкой в груди — это давала о себе знать позабытая на время сила. — Чёрт, — зашипела ты, — не сейчас, мать твою! Ну не сейчас!       Рывком, совершенном исключительно на упрямстве, ты оттолкнулась от стены. Застонав, корабль накренился теперь уже в другую сторону, но ты удержала равновесие. Глубоким вздохом разорвала протянувшийся по груди ремень боли и стиснула зубы, думая о тех, кто остался наверху и заставляя себя опереться на ответственность перед ними.       Ты распахнула дверь в вашу со Скарамуччей каюту, свалилась на колени перед своим чемоданом, укатившимся в дальнюю часть комнаты, и стала нещадно его выворачивать. Твои спутники нерешительно остановились в проходе. — Забудьте о приличиях, — отмахнулась ты. — Если что, я позабочусь о том, чтобы вас не казнили. — Какой у нас план, т/и? — озаботился Саша. — Воспользоваться моими знаниями с Северного Полюса, — отозвалась ты. — Даш, иди сюда.       Волны вновь подбросили корабль. Ощутимый толчок отдался где-то в животе. Ты, охнув, почувствовала, как стиснуло в груди. Бросив взгляд в окно, поняла по окружающей вас фиолетовой темноте — вы вошли в грозовую завесу. Пути назад больше не было. В этот миг рядом с тобой опустилась бесшумно Даша, и ты встретилась глазами с ее решительным взглядом. — Что надо делать? — быстро спросила она. — Будем мешать зелье? — На это нет времени, — мотнула головой ты, протягивая ей вытянутый грушевидный флакон, закупоренный золотой крышкой с крыльями. — Бери это зелье, бегите в камбуз и разлейте по стаканам воду на каждого заклинателя. В каждый стакан по три капли зелья. Поняла меня? Ни больше, ни меньше! — Хорошо, — кивнула, не задавая лишних вопросов Даша.       У Саши же такого таланта, к большому сожалению, не было. — А сразу так нельзя было? — поинтересовался он язвительно. — Можно, конечно, если хочешь, чтобы весь корабль в щепки разлетелся от скачка элементальной энергии вместе со всеми, кто глотнул зелье, — раздраженно отозвалась ты. — Наверное, были причины, раз я не сделала этого раньше, не думаешь? — Никогда не думает, — ответила за него Даша, хватая его за рукав. — Шевелись, болван, она знает, что делает! — Она никогда, — всплеснул руками Саша, округлив и без того большие серые глаза, — не знает, что делает! — Это правда, — подтвердила ты.       Даша обернулась, и в глазах ее мелькнули искорки смеха, а ты улыбнулась ей в ответ, хотя дышать от нарастающей боли в груди становилось все труднее и ситуация в общем к улыбке совершенно не располагала. Кивнув тебе на прощание, Даша бросилась в камбуз, прижимая к себе зелье. И Саша, хоть, наверное, и не верил особенно в твою затею, всё же покачал головой сокрушенно и побежал за ней следом, не сопротивляясь твоему приказу.       Ты порылась в чемодане ещё и отыскала крупную банку, содержавшую пыльцу одного весьма редкого растения. С ужасом представила, какому риску подвергаешь себя и всех присутствующих на корабле, намереваясь применить в такой момент Глаз Бога, едва тебе подчинявшийся; какому риску подвергаешь саму себя; каких слов о себе наслушаешься от Скарамуччи после того, как все кончится. Однако, когда сквозь потолок тебе на голову закапала вода, ты отбросила сомнения: выбор у вас был невелик.       Уже собравшись было уходить, ты остановилась, покрутила головой и заметила перевязанную тонкой веревочкой внушительную стопку писем, укатившуюся под кровать. Отставив на мгновение банку, ты подобрала стопку, уложила ее заботливо в чемодан и захлопнула его. Только после этого, вновь подхватив банку, побежала обратно на палубу.       Сердце разбивалось о грудную клетку болью, и всё внутри покалывало, взрывалось; что-то в животе с каждым шагом все сильнее надламывалось, падало в ноги, словно наливая в них тяжелый свинец. Ты не смела остановиться. Ни когда корабль, качаясь, накренялся то в один бок, то в другой, ни когда необузданная сила внутри тебя, поднимаясь к самому горлу, мешала дышать, ни когда в груди вязло от страха, ты не тормозила. Вскоре плечи твои стали ныть от ударов о стены, где-то по дороге ты оцарапала руку, пытаясь удержать банку с растительной пыльцой.       Одним рывком взлетев по лестнице, ты остановилась, оглядываясь. Поток воды всё же был перекрыт, но не нужно было особенно всматриваться в положение на корабле, чтобы понять, какой ценой: часть гидро заклинателей постепенно оседала на влажное дерево, с трудом сдерживая разбушевавшуюся окончательно стихию; анемо заклинатели, занимая их места, с переменным успехом закрывали вихрями бреши в барьере. Боря повернулся к тебе, сжимая в руках бессознательное тело Вики. В глазах его читалось отчаяние. С другой стороны над девушкой склонился пожилой лекарь, вряд ли обладавший компетенцией по работе с пострадавшими от силы Глаза Порчи.       Матросы вместе с ребятами Пети развернули паруса таким образом, чтобы часть анемо заклинателей, отделившаяся от основного отряде, удерживающего барьер, стала направлять корабль собственными потоками ветра под руководством старпома Николая, бросившего на тебя неприязненный взгляд. Ты, улучив момент, посмотрела на него не менее колко, а потом задрала голову туда, где за синим водным барьером и ветряными вихрями плясали обезумевшие молнии, отводимые силой Скарамуччи, клубились чернильно-фиолетовые тучи, и сердце невольно содрогнулось.       Капитан, расправив широкие плечи, неизменно стоял у штурвала, и руки его, как тебе было видно, напрягались до той степени, что казалось, будто поднялся бугор каждой мышцы. Перед ним, на самом носу корабля, по-прежнему стоял Скарамучча, но теперь он оперировал уже двумя руками и едва ли имел возможность взглянуть, что происходит на судне. Движения его стали заметно резче. — Т/и! — из трюма показалась Даша.       Ты обернулась. Следом за Дашей на палубу вынырнули Саша, Валера и еще несколько поваров. На лицах их писался ужас, руки отчаянно сжимали стаканы с водой и зельем, прикрытые сверху разделочными досками, чтобы содержимое не расплескалось. — Мы тоже, — ответил на твой незаданный вопрос Валера, перекрикивая вой ветра, — должны помочь! — Хорошо, — с нескрываемым восхищением ответила ты. — Приступим.       Вместе со своей скромной командой ты подошла к кучке фатуи, сбившихся у самой мачты и с тревогой поглядывавших на колеблющийся парус. Вперед выступила Оля, расправив узкие плечи и глядя на тебя перепуганными глазами, в которых, тем не менее, горел отважный огонёк. За ее спиной стояло еще несколько девушек и юношей. — Готовы исполнять приказы! — выпалила она, закладывая руки за спину.       Ты не стала напоминать, что с тобой не обязательно вести себя так официально, будто ты какой-нибудь генерал. Было не до того. И, хотя тебя слегка коробило, ты приказала громким и чистым голосом, указав на стаканы, вода в которых приобрела кроваво-красный оттенок: — Каждый заклинатель должен выпить по стакану, — велела ты, делая вид, что не замечаешь, как Николай сверлит тебя глазами при каждом удобном случае. — Это зелье на некоторое время восполнит жизненную силу и усилит элементальные способности. — А Вика? — уточнила Оля, бросая на девушку встревоженный взгляд. — Она тоже, — ответила ты. — Ей станет лучше.       Оля кивнула, метнулась за первым стаканом и, накрыв его ладонью сверху, побежала к Вике. Хватая стаканы, остальные рассыпались по палубе к другим заклинателям. Корабль опасно подбросило и вновь опустило; ты с трудом удержала свою банку. Бросились на помощь и коки, не боясь ни пробивавшихся иногда сквозь барьер потоков ветра, ни брызгов воды, порой проникавших через гидро сферу. — А ты что будешь делать? — с подозрением спросил Саша, глядя на баночку в твоих руках. — Нейтрализовать негативные эффекты этого зелья, — ответила ты, криво улыбаясь. — Какие еще эффекты? — насторожилась Даша. — Как бы так сказать, чтобы не довести вас до истерики… — вздохнула ты. — Это зелье — ударное месиво из всех укрепляющих и усиляющих трав, умноженное на продолжительное настаивание в водах из источника, который представляет собой элементальную энергию практически в чистом виде. Той дозы, которую они получат, с головой хватит, чтобы не чувствовать воздействия Глаза Порчи, а их силы вырастут в десять раз примерно на час-два — этого достаточно, чтобы мы прошли грозовую завесу. Проблема в том их тела не выдержат такого всплеска энергии и попросту… — ты изобразила руками взрыв. — Что?! — выпучил глаза Саша. — А ты не могла предупредить нас до того, как мы их напоим, ополоумевшая?! — Нет конечно, я же хочу, чтобы мы все разлетелись по кусочкам и навсегда остались в море, — фыркнула ты. — Дослушай сначала, гений. Корень скутуммы сглаживает скачки энергии и приспососабливает организм к повышенному уровню силы. И, о чудо, он у меня вот здесь! — ты потрясла деревянной баночкой перед его лицом. — И как ты собираешься всем его ввести? — не отставал Саша.       Ты молча вытащила из-под одежды изумрудный Глаз Бога, просиявший под вспышкой очередной молнии, не долетевшей до барьера. Саша несколько мгновений глядел на него, а потом опустил голову. — Туше, — признал он. — Я снова недооценил тебя. — То-то же, — ухмыльнулась ты. — Болван, — поддела Даша, толкнув Сашу в плечо. — Тебе голова на плечах для чего вообще нужна?       Саша насупился и отвернулся. Пока Даша ругала его, ты смогла ненадолго выдохнуть и снять с лица искусственную улыбку. Лишь она помогала тебе скрывать ужас: никто из присутствующих, кроме Скарамуччи, не догадывался, что каждое использование Глаза Бога причиняло тебе невыносимую боль. По правде говоря, ты не была уверена, что сумеешь даже просто активировать его, но отступать было некуда. На кону стояли жизни.       Множество жизней. «Если что-то пойдет не так, в их смертях буду виновата я,» — подумала ты, сглатывая подступающую панику.       Глаз Бога покачивался на твоей груди. Заклинатели со всех сторон постепенно начинали ощущать действие зелья: поднимаясь с колен, роняя с лица усталое выражение, обретая силу расправить плечи и поднять голову, они вновь вставали на защиту корабля, бросая на тебя благодарные взгляды и даже не подозревая, какой опасности ты рискнула их подвергнуть. Пришла в себя и Вика, которой Оля аккуратно залила зелье прямо в рот. Оперевшись на Борю, она раскинула руки и заново воздвигла свою часть водяной сферы, даже, судя по всему, не задумавшись о том, чтобы прилечь отдохнуть; Боря придерживал ее за талию, смотря на нее беспокойно — впервые ты видела на его суровом лице такое выражение.       Даша и Саша остались рядом с тобой. Тут и там сновали члены вашей команды, поя зельем оставшихся заклинателей. Вскоре ветряной барьер стал вихриться сильнее прежнего, а у корабля вдруг прибавилось скорости — это паруса вздулись под потоками анемо. Исчезли трещины в гидро сфере. Дело оставалось за тобой.       Словно ища поддержки, ты повернулась к Скарамучче, а он, точно почувствовав, что ты в нем нуждаешься, повернулся к тебе. Вы были далеко друг от друга, не имели никакой возможности дотронуться друг до друга, но ты будто наяву ощущала, как он берет тебя за руку, сжимает крепко, передавая тебе часть своей божественной силы. По одним твоим глазам он знал, что ты задумала очередное безумство, а ты по его взгляду читала — «даже не думай, тупица».       Очередной поток ветра подхватил твой плащ и быстро исчез. Ты едва заметно покачала головой, легонько улыбнулась. Скарамучча увидел Глаз Бога, обычно спрятанный под одеждой, и выражение на его лице приобрело оттенок понимания. Он уставился тебе в лицо — на этот раз почти с отчаянием. Вы оба знали, что может случиться, если ты его используешь.       Но ты не остановилась. Отвернувшись, чтобы не видеть его глаз, до краев заполненных смесью ярости и страха, ты воздвигла руки к небесам. Глубокий вздох прорезал грудь, в которой по-прежнему покалывало, клубилось нечто непонятное, плохо знакомое. Тебе оставалось лишь надеяться, что твое сильное сердце, твой упрямый дух сумеют перенести этот раз, хотя бы в виде исключения.       Сумрак взорвался изумрудным светом. Соткавшиеся из него лианы оплели твои руки. Пыльца из раскрытой баночки поднялась в воздух и стала собираться в громадное облако. Постепенно зелёная дымка расползлась по кораблю, заполнила собою пространство вокруг заклинателей, окутала их, проникая в самые лёгкие. Поначалу заклинатели недоумённо оборачивались, не до конца понимая, что происходит, но, замечая, что колдуешь ты, успокаивались, словно считая, что ты не можешь им навредить.       И корабль понёсся по волнам, обёрнутый в ветряную сферу, в водяной барьер, в облако перемолотого корня скутуммы. Черные тучи клубились вокруг, но не достигали палубы; молнии мчались в атаку на судно, но Скарамучча прогонял их прочь; паруса все пытались развернуться в неверном направлении, но команда Пети, матросы и анемо заклинатели возвращали их на место в ту же секунду. Сквозь шум ты слышала короткие приказы старпома, сопровождавшиеся не самыми приличными словами, ободряющие и не очень восклицания капитана; откуда-то доносились полные ликования голоса друзей.       В какое-то мгновение тебе даже показалось, что все обойдется. Колдовство давалось тебе удивительно легко. Заклинание было несложным — нужно было лишь удерживать пыльцу в воздухе. В какое-то мгновение даже отступило покалывание. Это был миг, когда ты, оглядевшись и всем сердцем ощутив слаженность отряда, посмотрела на Дашу и улыбнулась ей широко, как бы сказав: «все получилось».

fire and fury — skillet

      Первая вспышка боли пронеслась по твоему телу через несколько секунд. Ты едва не согнулась пополам: тебе показалось, будто каждая кость в твоем теле треснула и переломилась от удара молнии. Загорелись синяки на плечах. Стало мучительно саднить царапину, протянувшуюся по тыльной стороне ладони. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и ты вдруг явственно поняла, что долго не выдержишь — свалишься и, вероятно, больше уже не сумеешь подняться.       Но еще яснее ты понимала другую вещь: кроме тебя дендро заклинателей на этом судне не было. Провалишься ты — погибнут все.       Хотя руки твои дрогнули, хотя лицо исказила гримаса боли и выражение глаз Даши стало испуганным, ты выпрямилась сильнее, втянула носом воздух, осознав, что все это время забывала дышать. Моргнув, сбросила пелену перед глазами, встряхнула потяжелевшей головой. До тех пор, пока на тебе лежала ответственность за чужие жизни, у тебя не было права оступиться.       Грудь словно разрезали пополам, и ноги стали подкашиваться. Ты почувствовала её, как никогда прежде — таинственную лисью силу, силу гроз, силу молнии и грома. Ты больше не видела лисицу с шерстью цвета сакуры — ты была ею, а она была тобой. Не отражением, не призраком, мерцающим на далеком холме, не иллюзией, созданной воспаленным воображением, а тобой, частью тебя, запрятанной глубоко за наложенной в далеком прошлом печатью. И лисица эта, обратившись страшным зверем, вгрызалась в твою грудь, дробила рёбра, рвала на части лёгкие. Каждая мышца в твоем теле, каждый дюйм кожи горели адским пламенем.       Далеко — ты уже едва замечала эти вспышки — проносились молнии, и с каждым разом все сильнее трескалась надёжная дамба печати. Все глубже сила кицунэ проникала в каждую клеточку твоего тела, подобная хорошо заточенному кинжалу. Тебе хотелось молить звезды о том, чтобы это кончилось, хотелось кричать, хотелось попросту умереть уже от этой боли, лишь бы она прекратилась, но ты упрямилась, вставала на дыбы диким мустангом, не позволяя себя опрокинуть. — Т/и! — сквозь пелену боли прорвалось теплое прикосновение к плечу.       Ты повернула голову и увидела перед собой острые черты лица, каштановые волосы, глаза цвета юной растительности. Даша, перепуганная почти до смерти, стояла за твоей спиной. — Ты плохо выглядишь, — ты ощутила, как с другой стороны тебя осторожно поддерживают — вероятнее всего, Саша. — Твоя элементальная сила… — Я не могу, — выдавила ты осипшим голосом, — остановиться… Они… Не выдержат силы зелья. — А ты-то свою силу выдержишь, балда? — зашипел на другое ухо Саша. — Нельзя было придумать план без самоотверженного геройства, а? — Мы можем помочь? — быстро спросила Даша.       Ты мотнула головой. Ноги подогнулись, и ты уже было подумала, что всё-таки упадешь, но Даша и Саша схватили тебя с двух сторон. Сквозь боль ты неожиданно хорошо почувствовала все до мельчайших деталей — их тёплые руки на твоей спине, их учащенное дыхание, собственное оглушительное сердцебиение, тонкую зеленоватую дымку вокруг пальцев, запах мокрой древесины, приторный аромат скутуммы, крики заклинателей, шум воды, громовые раскаты, от которых все внутри сжималось, лёгкие покачивания корабля. Ты почувствовала всё, весь мир одновременно и каждую капельку воды, каждую травинку, каждого человека в нем. И горячие слёзы на своих щеках. Оплакивала ли ты свою боль? Свое бессмысленное самоотверженное страдание? Лились ли эти слезы из-за грядущей, как тебе казалось, смерти или из-за того, что ты подводила своих товарищей?       Не опуская рук, ты задрала голову куда-то к небу, ища за границами защитных сфер ответов. Знали ли они в самом деле что-нибудь или были слишком далеки от земли, чтобы разобраться в человеческих чувствах? Ждали ли людей после смерти? «Я умру сегодня, — с неожиданным спокойствием поняла ты, — если не придумаю ничего прямо сейчас».       Ты закрыла глаза, и звуки, запахи сделались ярче прежнего. Ты различила в наступившем состоянии совершенной ясности голоса каждого члена отряда, каждого матроса, каждого человека, которого вскоре готова была бы назвать своим другом, если бы не то обстоятельство, что твое бездумное геройство могло вас всех загубить. «Мне не следовало вмешиваться,» — подумала ты всё так же спокойно.

Слабаки просто не созданы для помощи другим.

      Твой разум неожиданно обратился к образу Скарамуччи и воспроизвел тот день, когда ты вот так же бездумно бросилась на выручку Ане. Когда, серьезно потрепанная, возвращалась в замок, чуть не плача от усталости и боли. Как он смотрел на тебя, совершенно разъяренный тем, что мир смеет причинять тебе боль, и тем, что ты смеешь ему это позволять.       Тогда ты вдруг поняла, что подведешь еще и его. Не потому что помешаешь выполнению задания, но потому что, пообещав быть рядом, оставишь его. Видел ли он тебя сейчас? Знал ли, что ты вновь ломаешь себя по собственной воле? — Дело плохо, — Даша потрясла тебя. — Т/и, не отключайся! Т/и!       Голоса стали доноситься со всех сторон и заполонили смешанным шумом твоё сознание. Встревоженные. Напуганные. — Что с ней? — услышала ты бас Пети. — Ради Царицы, — проворчал Николай, — одни беды от этой дурынды… — Может компресс ей приложить? Холодный? — паниковал Саша. — Принесите воды! — крикнул Боря, и раздался чей-то торопливый топот. — Госпожа т/и! — окликнул Никита. — Куда делся врач?! Позовите его немедленно! — воскликнула окончательно, по-видимому, поднявшаяся на ноги, Вика.       Все голоса стали сливаться в один единственный, непрерывно зовущий тебя по имени. А вслед за ним в голове возникал ещё один, знакомый тебе до боли:

Тебе так трудно не жертвовать собой?

      И ты вдруг поняла, когда очередная волна боли прокатилась от черепа до пят — да, тебе и впрямь было трудно не жертвовать собой. Потому что ты была слабой. Всегда была и всегда отказывалась это признавать. Надеялась овладеть новым оружием, заполучить Глаз Бога, научиться утерянному магическому искусству — и вот тогда-то точно стать сильной. Суметь помочь людям. Суметь их спасти.       И порой у тебя получалось. Ты научилась спасать других: в твоём чемодане для этого были десятки зелий и трав на все случаи жизни, сердце сделалось равнодушным к виду крови и самых страшных ран, а руки бинтовали при надобности так быстро, как могли руки только самого искусного целителя. Вот только ни одно из твоих зелий не могло исцелить твоей слабости; ни одна из проклятых трав не могла нейтрализовать влияние лисьей силы; ни один вид искусства так и не помог тебе стать сильной — и оттого твоя помощь всегда превращалась в безумную жертву, в надежду, что ты сумеешь хотя бы на короткой дистанции свою слабость преодолеть.       Мышцы совсем занемели. Сами собой руки начали клониться вниз. Ты понимала: когда они опустятся окончательно, пыльца развеется и, вероятнее всего, зелье возымеет тот эффект, которого следовало опасаться больше всего. Но отчаяния не было — казалось, твое тело настолько к тому моменту обессилело от постоянной обжигающей боли, что не было способно ни на какие эмоции. А ты очень нуждалась в отчаянии, в эмоциях, в том, что смогло бы вновь поднять тебя на ноги и заставить сражаться.       Заставить в очередной раз переступить с ножом у горла через свою слабость.

Ты себя загубишь.

«Нет, — слабо мелькнуло в твоём сознании. — Мне нельзя умирать. Никак нельзя».       И эта мысль, слабая и вялая, разнеслась внутри твоего тела неудержимым пожаром. Сквозь слезы ты приоткрыла глаза, нашла в себе силы повернуть голову. Среди всех криков обнаружила молчание одного-единственного человека, смотревшего на тебя с гораздо большим ужасом чем все остальные вместе взятые, но умело это скрывавшим. Человека, который по-прежнему стоял на носу корабля, не имея возможности с него сойти и помочь тебе.       Скарамучча больше не смотрел на небо, и вся бравада слетела с его лица. Он, как и ты, никак не мог отступить. Воздвигнув руки к небу, он накрыл собственным грозовыми барьером судно, отказавшись от затеи отражать молнии по одной. Ты подумала о том, что он, должно быть, хотел увидеть, что с тобой все в порядке.       Но ты была не в порядке. И он не мог попросту закрыть на это глаза и отвернуться. Темнота перед глазами ненадолго отступила. Ты ощутила, что руки товарищей находятся уже где-то на уровне плеч. И вот тогда, тогда ты ощутила его — прилив отчаяния, ледяную волну в жаркий день. Ощутила, когда среди всех криков прочитала в его глазах беззвучное «не умирай». Когда во всех этих криках обнаружила надежду на то, что ты выживешь, сплетающуюся с твоей надеждой спасти целую команду людей от неминуемой гибели. «Неважно, слабая я или сильная, — ты чуть шевельнулась на руках друзей. — Неважно, чему я научилась и чему не смогла. Не время убиваться по тому, что я жалкая. Сейчас я обязана выжить. Нет, не так. Я выживу. Мы все выживем, черт возьми!»       Ты вновь закрыла глаза на мгновение. Руки заскользили вниз. Ты вслушалась в знакомые голоса. Предалась на секунду, на один короткий миг мыслям об этом отряде, по стечению обстоятельств ставшим для тебя каким-то очень приятным, почти родным. О том, что еще не видела всех танцев Даши, не слышала всех Сашиных небылиц, не расспросила Борю о его странных отношениях с Викой и не извинилась перед Петей за его съеденную украдкой шоколадку из тайника, о котором узнала от повара Валеры.       Ты подумала о семье, о Родине, об Анне, о Царице. Подумала о Скарамучче. О его израненном сердце и полных ужаса глазах. О правде, которой ты еще не узнала. О людях, которых обязана была спасти. О судьбе, которую тебе, может быть, ещё должно было исполнить. И том, что эта грозовая завеса, эта проклятая злая страна не посмеет больше отбирать у людей их близких.       Кто-то поднес к твоим губам стакан воды. Твою голову заботливо придержали. Холодная вода стекла вниз по горлу. Ты сглотнула. Открыла затуманенные глаза. Обнаружила над собой перепуганные лица друзей и прибавившихся к ним Петю и Валеру. Едва заметно кивнув им, ты позволила себе вдоволь напиться, пока думала о том, как не дать всем погибнуть здесь и сейчас.       Ты хорошенько напрягла память и обнаружила, что прошлые вспышки силы или были совсем слабыми или происходили в присутствии Скарамуччи. Но хорошо тебе вспомнилось и то, как однажды, применяя Глаз Бога, ты столкнулась лицом к лицу с лисицей внутри себя. В тот день, конечно, все было иначе, однако ты вдруг подумала, что, может быть, вся твоя боль исходит из того, что ты ей противишься, хотя она желает лишь помочь.       И, как только Валера вместе со стаканом отошел от тебя, ты судорожно вдохнула. Одним рывком ты приподнялась на руках друзей, заново подняла онемевшие руки, сгущая едва не рассеявшуюся дымку пыльцы. Ты вновь обернулась к Скарамучче, плотно сжимая челюсти и надеясь, что он поймёт — когда всё кончится, тебе понадобится его помощь. Он так и не отвёл от тебя глаз, наверняка боясь, что ты упадёшь замертво.       Что ж, в этот раз у тебя почти получилось оправдать его страхи. Удержалась ты, пожалуй, на одном только безграничном упрямстве. «Надеюсь, я верно понимаю, как работает эта сила, — подумала ты с надеждой. — И еще очень надеюсь, что меня не сожгут на костре, как ведьму».       И, перестав изворачиваться, убегать, драться за место у руля, ты позволила силе кицунэ хлынуть по рукам. Вокруг твоих запястий обернулись пурпурные молнии. Сияющими искрами они ринулись к пыльце, растворились в ней, окрасив ее в фиолетовый. Ты с тревогой взглянула на солдатов, но ничего особенного с ними не произошло, лишь изумление отразилось на их лицах.       И агония, стискивавшая все твое тело, отступила. Ты смогла вдохнуть полной грудью, вновь сжать зубы, выше поднять руки и твёрдо встать на ноги. Вместо мучительной боли по венам потекла знакомая лисья энергия, колючая, но такая в тот миг желанная. Ты ощутила, как она, наконец освобожденная от продолжительного заточения, разрастается внутри тебя с бешеной скоростью, разражается молниями и громом, сминая печать, задвигая ее безжалостно куда-то вглубь твоего сердца.       Молнии возникли над пыльцой, закрутились фиолетовым кольцом. Отдышавшись, выпрямившись и снова сумев улыбаться, ты огляделась. Некоторые заклинатели бросали на тебя встревоженные взгляды; вокруг столпились все свободные члены отряда. За их спинами ты видела даже слегка, вроде как, обеспокоенного старпома, хотя по тому, как он о тебе изъяснялся, о степени его встревоженности мало можно было судить. Ты послала им кивки, продемонстрировав, что вновь находишься в более-менее вменяемом состоянии, и повернулась к друзьям. — Напугала я вас, да? — усмехнулась ты. — Простите. Сама испугалась. — Это что вообще было сейчас? — с круглыми глазами поинтересовался Саша. — Ты хоть когда спишь, перестаешь выкидывать свои… Странности? — Нет, — ты с радостью ощутила, как лисья сила быстро восполняет затраченную энергию. — Спроси у Скарамуччи. — Ага, и оказаться за бортом? — фыркнул Саша. — Так только тебе можно, придурошная. — У тебя кровь идет, — сообщила Даша, протирая платочком у тебя под носом. — Как ты себя чувствуешь?       Она с тревогой вгляделась в твои глаза, и ты ответила ей благодарной улыбкой. — Теперь хорошо. Спасибо, — ты посмотрела на Скарамуччу.       Он, конечно, смотрел на тебя в ответ. Ты постаралась улыбнуться и ему, но в тот миг, когда он увидел, что ты пришла в себя, лицо его посуровело, и ты поняла — разговор тебя ждет серьёзный и продолжительный. Скарамучча вновь сосредоточился на молниях, ты — на пыльце. — Что это за молнии? — спросил наконец Петя, пристально глядя на поменявшую цвет дымку. — Скарамучча помог, — соврала ты, мгновенно ощутив укол совести, но твердо зная, что этих карт пока не следует раскрывать отряду. — Передал мне часть силы. — Он и такое умеет? — округлил глаза Саша, косясь на командира. — Чудовище… — Следи за выражениями, — фыркнула ты. — Забыл, что говоришь с секретным оружием Доктора? — Я же извинился! — возмутился Саша. — И потом, я не придумываю слухи, только доношу их до тебя!       Хмыкнув, ты вновь обратила взор к пыльце. Рассеялась, переговариваясь, образовавшаяся вокруг тебя толпа. Петя, удовлетворившись твоим ответом, вернулся к матросам. Саша остался рядом с тобой на тот случай, если вдруг ты вновь решишь свалиться в обморок. Только в глазах Даши ты заметила тень недоверия; тем не менее, заклинательница ничего по этому поводу не сказала. — Ну и способ же ты выбрала, — пробурчала она, вновь вытирая тебе кровь из-под носа. — Попроще ничего нельзя было придумать?       Ты лишь усмехнулась.       Отлаженный прямо в пути механизм защиты от сильнейшей бури, застигшей корабль врасплох, наконец стал исправно работать. Наполненные силой твоего зелья, заклинатели без труда удерживали барьеры; матросы, подменяя друг друга, подправляли время от времени направления парусов; Скарамучча, вернувшись к привычному способу, без устали отбивался от молний; ты кутала палубу облаком волшебной пыльцы. Твои силы, казалось, тоже подпитывались каким-то неведомым источником, вроде зелья: так долго использовать Глаз Бога ты не могла еще никогда прежде, но в тот день он сиял изумрудным пламенем, беспрестанно зажигаемый пурпурными молниями. Он сиял, и блеск его согревал собою весь корабль.       Больше ни одна волна, ни один ветряной вихрь не проник на судно. Корабль качался, но не заваливался набок, плотные паруса с доблестью выдерживали потоки анемо, а сила воли и могущество трав удерживали в строю весь отряд. Время, однако, существенно замедлилось.       Боль ушла, но по-прежнему немели мышцы. Иногда твои руки поддерживал Саша, давая тебе время отдохнуть, и при этом он весьма пугливо поглядывал на Скарамуччу, словно тот должен был непременно счесть это крайней наглостью и наброситься на него. Кровь ежечасно показывалась на твоем лице, и Даша бережно стирала ее. Ты, аккуратно покрутив плечами, затем продолжала колдовство сама. И все повторялось. Снова и снова. В один момент даже бессмысленные разговоры перестали тебе помогать, и ты попросту замолчала.       Потом стало клонить в сон. Шептались товарищи, иногда протирали струйку крови под носом и просили не спать. Ты кое-как умудрялась держать руки поднятыми, будто все твое естество знало, что это сущая необходимость для выживания твоего и твоих товарищей. Проваливаясь в темноту, ты поспешно из нее выныривала, мотала головой и, хлюпая носом, покрытым коркой застывшей крови, задирала голову. Умиротворяюще глухо мурлыкали за бортом волны.       Так прошло часа два или, может быть, четыре. Может быть больше. А затем одинаково чернильное небо посветлело. Молнии из фиолетовых сделались сначала белоснежными, а потом и вовсе потухли. Волны притихли. Ты всё это, правда, осознавала как-то в полусне, едва-едва, отчасти слыша, отчасти пребывая в глубинах своего сознания. После — исчезли и эти, слегка приглушенные, образы. Прошло ещё какое-то время, и ты не могла точно сказать, сколько конкретно.       Потом тёплая рука коснулась твоего плеча, вытащив тебя из полумрака. Ты с трудом подняла тяжелые веки и в тот же миг ощутила, как стихает пульсирующий внутри тебя источник. Оказалось, буря кончилась, сменившись лёгким дождиком. Гром оставался греметь лишь вдалеке. Барьеры слетели с корабля. Часть заклинателей пропала из виду, вероятно, исчезнув в каютах, часть осталась сидеть прямо на увлажненной волнами и ливнем палубе, часть сгруздилась вокруг тебя, сверкая в темноте встревоженными глазами. Корабль стал плыть неторопливо. Наступила ночь, тихой черной кошкой обернувшись вокруг мира, и лишь одинокая луна глядела на вас серебряными глазами сквозь тонкую вуаль туч, совсем не похожую на чёрные клочья, обвивашие небо прежде.       Ты обернулась. Позади стоял Скарамучча. Ты отметила про себя — лицо его было бледнее, чем обычно, на пару тонов, а рука держала твое плечо весьма слабо. — Достаточно, — тихо сказал он. — Прекращай.

flying :)) — tom odell

      Ты улыбнулась ему, как смогла, и опустила онемевшие руки. Пыльца, удерживаемая тобой до сих пор, развеялась; потух изумрудный Глаз Бога. Скарамучча молча принял часть молний на себя, позволив тебе последним усилием захлопнуть врата в своей груди. Тело отозвалось неприятным стоном, однако, утомленное, не воспротивилось. Никаких неприятностей, на твое счастье, с твоей бесшабашной лисицей не вышло. Ты выдохнула все, что накопилось в легких, — ощущения были такие, словно ты совсем не дышала с тех пор, как позволила своей сущности овладеть тобой. — Во имя Царицы, — ты оперлась на колени, и мокрый плащ неприятно облепил твою спину, — я бы сейчас съела вишневый пирог, клянусь. Целый.       Конечно, это было лучшее мерило того, что ты в порядке. Отовсюду начали доноситься облегченные выдохи. Заклинатели стали расходиться. Петя, сложив руки на груди, успокоенно покачал головой и отошел вместе с Борей, пославшим тебе кивок и благодарную улыбку — как видимо, за Вику, — на прощание. — Ну ты и безголовая всё-таки, — с восхищением отметил Саша. — Ай да т/и! — Иди ты, — любовно предложила ты, махнув ослабшей рукой. — Нормально себя чувствуешь? — Даша появилась откуда-то сбоку. — Может, всё-таки позвать целителя? Он, конечно, сейчас занят, но… — Кто-то пострадал? — перебила ты, холодея от ужаса. — Да. Кто воды нахлебался, кто ушибся, — вмешался Скарамучча. — Ничего серьезного.       Ты открыла было рот, чтобы ещё что-то спросить, но, увидев знакомое выражение в его глазах, опустила голову. Даша и Саша, опомнившись, застыли по привычке в присутствии Скарамуччи, однако тот не обратил на них ни малейшего внимания. Он подошел к тебе как-то нетвердо, протянул руку, предложив опереться на себя. — Тебе нужен отдых, — веско сказал Скарамучча, — опять. Тупица.       Ты виновато улыбнулась ему, облокачиваясь на предложенную руку. Из носа вновь тонкой струйкой побежала кровь. Скарамучча, плотно сжав губы, потянул тебя за собой в трюм. Ты успела лишь коротко сказать друзьям за их безмолвную поддержку и помощь: — Спасибо!.. — а потом голова твоя скрылась в трюме.       На нетвердых ногах ты следовала за Скарамуччей, свалив на него, по правде говоря, свой вес почти целиком. Он молча тащил тебя за собой, и над головой его рисовалась невидимая мрачная туча, придавливавшая заодно и тебя. На последних шагах до каюты перед глазами потемнело. По манере твоего выдоха Скарамучча мгновенно все понял и остановился. Он хотел поднять тебя на руки, но ты воспротивилась: — Мне уже неловко, — пояснила ты, упираясь ладонями в его плечи. — То ты меня пьяную до кровати таскаешь, то раненую… Я сама… — Ты, — обжег тебя дыханием Скарамучча, ткнув пальцем в твою грудь, — уже достаточно сделала сама, тупица. Просто… Идиотка безголовая!       Ты округлила мутные глаза, а Скарамучча, не терпя твоих возражений и не обращая внимания на твои слабые шлепки по его плечам, означавшие, вроде как, сопротивление, всё же взял тебя на руки. Ты, в конце концов смирившись, угрюмо повисла на нем, подумав невольно, что молчал он лишь для того, чтобы не выдать дрожь в голосе — она была столь очевидной, что ее расслышал бы даже тот, кто впервые видит Скарамуччу.       Он внес тебя в комнату, бережно положил на кровать — ты сразу села, не обращая внимания на легкое головокружение. Дверь захлопнулась. Скарамучча оказался возле тебя почти мгновенно, склонился над тобой, и ты ощутила его учащённое дыхание. Трясущиеся руки пробежались по твоим щекам, плечам, подняли твою рассеченную ладонь. — Чем ты думала? — Скарамучча вихрем метнулся к твоим чемоданам, зная, что обнаружит там целый набор лекарств. — Скажи, чем? Ты знаешь, что могла погибнуть? — Ты меня не остановил, — заметила ты, моргнув. — Почему?       Скарамучча замер на мгновение, обернулся, чтобы взглянуть в бесстыдные глаза человека, способного задать такой вопрос. То ли не зная ответа, то ли не желая его озвучивать, он почти сразу вновь склонился над чемоданом, а ты прищурилась, задумчиво рассматривая его. Ответ пришел в голову сам собой и расцвёл в груди роскошным цветком, уже не нуждаясь в удобрении согласием Скарамуччи. — Ты знал, что я справлюсь, — вдруг заулыбалась ты. — Ты поверил в меня, да? — Прекрати улыбаться, — прошипел Скарамучча. — Тебя вообще не смущает, что ты была на волоске от смерти? Нет?       Он бросил рядом с тобой бинты, несколько флаконов с зельями, баночки с травами, навис над тобой так, что ты прекрасно видела, как сильно вздымается и опускается его грудная клетка, почти слышала, как болезненно быстро бьется перепуганное сердце. — Но ты… — начала было ты. — Ты, — рявкнул он, — ещё недостаточно сильна, чтобы выделываться, понятно тебе? Ты не освоила магию, не научилась правильно обращатья со своей силой и, что самое худшее, ты не научилась придумывать планы, в которых ты не приносишь себя в жертву!       И все внутри тебя восстало против этих его слов. Тебе захотелось крикнуть ему что-нибудь обидное, напомнить, как триумфально ты всех спасла, как обуздала свою силу, но слова не шли. Не шли, потому что глубоко внутри своего отчаянного, благородного и, честно говоря, совершенно безрассудного сердца ты знала — он прав. — Главное, что я справилась, — попыталась оправдаться ты, — и все спасены. — Конечно! — огрызнулся Скарамучча. — И посмотрите на эту героиню! Кровь из носу, порезанная рука, дефицит элементальных сил и, судя по всему, слабоумие! — Это была минутная слабость! — подскочила ты. — Я в порядке!..       Почти сразу твоё тело, безжалостно прервав поток благой лжи, застонало, заныло от макушки до пят. Ты пошатнулась. Скарамучча успел тебя поймать прежде, чем ты завалилась на пол и ушибла себе ещё что-нибудь. Он обхватил тебя за плечи с лицом достаточно недовольным, чтобы ты осознавала, насколько облажалась, а ты моментально поморщилась. Брови Скарамуччи наморщились сильнее, и он приспустил с тебя плащ и тунику. — Да не надо, — заспорила ты, — там ничего…       Скарамучча не особенно вслушивался в твой лепет. Глаза его стали совсем холодными, когда на твоих плечах обнаружились многочисленные кровоподтёки, спускающиеся вниз до локтей — таковы были последствия дюжины ударов о стены корабля. Ты опустила голову, чтобы хоть немного меньше ощущать на себе отчаяние во взгляде Скарамуччи. — Блестяще, — только и сказал он, сжав зубы. — Заткнись и сядь, т/и.       Голос его не терпел возражений. Ты, действительно умолкнув, осела на кровать. Впрочем, на самом деле тебе и самой хотелось усесться на кровать — голова, если быть откровенной, по-прежнему кружилась, а мышцы с трудом ощущались и с еще большим трудом повиновались твоей воле. Скарамучча выдохнул тяжело и долго.       Ты сдалась, опустила голову, ощутив наконец вину и не сумев ее задавить. За самонадеянность, за жертвенность, за очередное безумство, которое ставило под удар все, что ты имела до этого, тебе захотелось вонзить себе меч куда-нибудь неподалеку от сонной артерии. — Ты был прав, а я ошибалась, — тихо сказала ты, не поднимая глаз. — Я не могу не жертвовать собой. Я каждый раз думаю, что уже достаточно сильна, — ты прикрыла глаза, — и каждый раз оказывается, что нет. И мало того, что получаю сама, так ещё другие попадают под угрозу, — ты печально усмехнулась. — Я ужасная эгоистка.       Скарамучча лишь фыркнул. Его рука скользнула по твоему подбородку, приподняла поникшую голову. Скарамучча склонился над тобой, приложил к твоему многострадальному носу смоченную в охлаждающем зелье вату, осторожно стёр кровавую корку. Ты поморщилась, а потом сразу вздрогнула и широко распахнула глаза, когда он с неуклюжей лаской погладил тебя по щеке большим пальцем. — Чушь не неси, — коротко приказал Скарамучча. — Ты безмозглая, отчаянная сумасбродка, но уж точно не эгоистка. — Эгоистка, — голос твой сделался приглушенным из-за ваты. — Я действительно… Думала в какой-то момент, что погибну. Просто умру и всё. Оставлю всех. Тебя оставлю.       Ты почувствовала, как едва заметно дрогнула его рука. Лица Скарамучча, тем неменее, не потерял. Он не посуровел, не стал обвинять тебя в предательстве, даже, напротив, тон его смягчился. — Как будто ты думаешь хоть иногда о тех, кто тобой дорожит, когда бросаешься спасать мир, — пробормотал Скарамучча. — И всё равно полноценным эгоизмом это язык не повернётся назвать. — Так из меня, выходит, даже эгоистка неполноценная… — ты сникла было и тут же, опомнившись, округлила глаза от удвиления и придержала его руку. — Ты сказал, что я тебе дорога?       Когда сквозь инеевую корочку в его глазах пробилось досадливое выражение, невольное внутреннее ликование подняло тебе настроение. Не сказать, что все симптомы сразу как рукой сняло, нет; однако тебе, несомненно, полегчало. Казалось, с груди убрали громадный камень, мешавший тебе вдохнуть. — Еще пять секунд и бинтоваться будешь сама, — буркнул Скарамучча, легко отбрасывая твою ослабевшую руку. — Ладно тебе, — хихикнула ты, мгновенно повеселев. — Меня до сих пор удивляет, когда ты говоришь нечто подобное, Скарамучча. Сразу, знаешь… Чувствую себя особенной.       Скарамучча сурово посмотрел на тебя, убрав изрядно покрасневшую вату, и ты улыбнулась ему, ощутив мгновенно, как тает и стекает меж досок на полу возникшая между вами ледяная стена. Укор стал исчезать из его глаз, и вина постепенно покидала твое сердце. — Руку давай, — уже теплее приказал Скарамучча. — И всё-таки, — не отставала ты, — откуда ты знал, что я справлюсь, а? — Я не знал, — коротко ответил он. — Значит, верил в меня? — Не особенно. Просто, если бы понадобилось, я бы успел до тебя добежать, — Скарамучча покачал головой. — Или ты сомневаешься, что я следил за тобой? — Нет, — ты улыбнулась. — Но я благодарна тебе за то, что дал мне шанс проявить себя и понял, когда нужно вмешаться. Без тебя я бы не замкнула печать. — Поразительно, что ты, бестолочь, вообще смогла ее открыть, — Скарамучча потянулся за зельем. Ты хотела было указать ему на нужное, но он мотнул головой: — Да помню я, какое. Ты говорила.       Ты взглянула на его серьёзное, сосредоточенное лицо человека, который не нуждался в знании зелий и трав, которому никогда это не было особенно интересно, но который слушал тебя достаточно внимательно, чтобы знать, какой из этих флакончиков нужен для остановки кровотечения, какой — для заживления ран и какой — для укрепления сил. Эта вот внимательность, она присуща глубоко влюбленному человеку более, чем любому другому. Ты склонила голову набок. — Ты запомнил, — ласково заметила ты.       Скарамучча стрельнул в тебя глазами. — Попробуй тут не запомни, — проворчал он, — ты меня ими так обмазала, что я сам чуть не стал целебной травой.       Бережно приложив к твоему порезу тряпку, смоченную прохладным очищающим зельем, Скарамучча стал глядеть куда-то в сторону, вероятно, чтобы не выдать своего смущения и сохранить остатки строгости на лице. Ты поморщилась — ладонь неприятно щипало. — Я не знаю, — пробурчала ты, — как так вышло с печатью. Я просто подумала: вот эта лиса, она же часть меня, она вряд ли хочет меня убить или вроде того… — Ты обо всех, кто хочет тебя убить, так думаешь, — поддразнил Скарамучча. — Не дёргайся. — Вообще-то уже можно приступать к… — заспорила было ты.       Одним пламенным взглядом Скарамучча заставил тебя замолчать. Ты, вздохнув, подчинилась ему, как некогда он сам подчинялся тебе во всех делах, касавшихся целительства. — В общем… — резюмировала ты. — Думаю, лисичка не в ладах с моим Глазом Бога. Только не понимаю, почему боль исчезает, когда я открываю печать. — Просто у тебя вечно все не как у людей… — Скарамучча вздохнул, убрав тряпку. — Ну так я, — откашлялась ты, — как мы выяснили, и не совсем человек…       Скарамучча смочил вату в дурно пахнущем заживляющем зелье, приложил к твоей ссадине, заставив тебя заскрежетать зубами — шипучая боль молнией пронеслась от ладони по всей руке. Некоторое время он молчал, накладывая плотным слоем бинты, но молчал скорее задумчиво, чем угрюмо. Ты довольно давно поняла, что это вовсе не одно и то же молчание. Завязав бинт аккуратным узелком и оставив твою руку в покое, Скарамучча посмотрел на тебя внимательно. — У твоего объяснения есть одна проблема, — сообщил он наконец. — Яэ Мико такая же счастливая обладательница Глаза Бога, как и ты. Даже более счастливая, если быть точным, потому что ей он нисколько не мешает быть кицунэ. — Тогда в чём причина? — ты задумчиво поглядела на порезанную руку и прищурилась. — Подожди, а какой у неё Глаз Бога? — Электро, — ответил Скарамучча, — но не думаю, что причина в элементе, т/и. Здесь что-то более глубокое. Возможно твоя сила была взаперти слишком долго, и твоё тело ей сопротивляется. Возможно, это особенности печати. Мы не можем знать наверняка. — Потрясающе, — неискренне порадовалась ты. — Интересно, и что с этим делать? Если вот, например, дело в Глазе Бога, я ведь не смогу его просто выкинуть… — Нет, — Скарамучча переключился на твои потрёпанные плечи. — Но можешь не использовать. Особенно без надобности.       Он лишний раз грозно взглянул на тебя, и ты обиженно ссутулилась. Скарамучча, изогнув бровь, выпрямил тебя обратно и больше не давал тебе выразить свои расстроенные чувства, так что ты осталась сверлить его разъярённым взглядом. — Я думаю, — добавил Скарамучча, — действие твоей печати похоже на плотину. Обычно она способна сдерживать силу, но в критических ситуациях её попросту прорывает, и случается скачок элементальной энергии. А если ты сама хочешь выпустить лисичку погулять — энергия распределяется равномернее, и ты можешь некоторое время ею управлять. — Но потом… — ты сжала губы. — Но потом все равно начинается трагикомедия, — Скарамучча приложил холод к твоим синякам с двух сторон, заставив тебя вздрогнуть. — Даже тут с тобой без сложностей не получилось. — Я смотрю, тебе нравится испытывать себя, в таком случае, — фыркнула ты. — Нашел бы себе кого попроще… — Глупости не говори, — Скарамучча нахмурился. — Что еще за… — Да шучу я, — засмеялась ты. — Знаю. Я незаменима.       Ты прильнула головой к его животу, не особенно заботясь о том, что туника упала ещё ниже, чем прежде. Скарамучча лишь тяжело вздохнул. — Кажется, я передумал. — Да ну? А я думала, я тебе дорога… — Замолчи уже.       Скарамучча весьма быстро разобрался с тем, чтобы охладить кровоподтёки на плечах и смазать их зельем. Поправив тунику на твоих плечах, он убедился, что кожа твоя постепенно возвращает привычный цвет, а руки уже не бьет мелкая дрожь. Ты успела коротко пересказать ему свой план по спасению экипажа, и с каждым твоим словом взгляд его тяжелел. — Если дело действительно в скачках энергии, — хмуро поинтересовался Скарамучча, — почему бы тебе самой не подышать этой твоей скутуммой? — А если нет? — покачала головой ты. — Скутумма сложная трава. Мало того, что растёт не пойми где, так ещё помогает только если её применять в сам момент скачка. Чем ближе мы к Инадзуме, тем более непредсказуемо себя ведёт моя сила, — ты приложила руку к груди, туда, где ещё слегко покалывала лисья энергия. — Раз мы не можем предугадать приступы, дышать скутуммой придётся постоянно. Знаешь, что происходит с теми, кто злоупотребляет скутуммой?       Скарамучча вопросительно поднял брови. — Вот лучше и не знать, — вздохнула ты. — Жуткое зрелище. Был у нас на Северном Полюсе один умник, решивший постоянно пить то зелье, которое я сегодня использовала, и стабилизироваться скутуммой. Хотел, видимо, побыстрее укрепить своё тело. Спёр у учителя отвар, уходил на тренировки далеко от дома, никому ни слова не сказал. Мы узнали об этом не сразу, а, когда всё поняли и отыскали его, было уже поздно — у него глотка опухла так, что стала похожа на мяч. Беднягу не спасли, — ты поёжилась, вспоминая. — Ты действительно, — заметил Скарамучча, — сделала всё, чтобы убить мой отряд. Как насчёт тех, кто не пил твоё зелье и вдохнул пыльцу? — Ничего им не будет от одного раза, — фыркнула ты. — Для такого эффекта нужно принимать дозу побольше и почаще. Кроме того, я рассеяла пыльцу, так что концетрация была крайне слабой. — Хорошо, но зачем так заморачиваться? — Скарамучча скользнул взглядом по твоим плечам, по порезу на руке, по усталому лицу. — Нельзя было дать им простое укрепляющее зелье? — С силой Глаза Порчи-то? — хмыкнула ты. — Это как подорожник на ножевую рану приложить. Слабо. — А просто положить травку вместе с зельем никак? — не сдавался Скарамучча. — Ты думаешь, я просто повыпендриваться решила? — возмутилась ты. — Нет! Скутумму нужно вдыхать, чтобы она действовала быстро и сильно! И, предвещая вопрос о том, не задохнутся ли твои солдаты, — нет! Все частички не больше пылинки! — Хорошо, травовед, — Скарамучча закатил глаза. — Но это не последняя проплешина в твоём плане. Почему просто не выпила своё зелье сама? — Потому что, — вспыхнула ты, — у меня аллергия на траву ви. Это кончилось бы очень плохо, и не спрашивай, как я об этом узнала. — Здорово, самое сильное зелье в твоём арсенале не работает на тебя саму, — фыркнул Скарамучча. Он взял со стола склянку с синей жидкостью и протянул её тебе. — А что насчёт простого укрепляющего зелья? — Боюсь, в последнее время оно мне почти не помогает, — покачала головой ты. — Даже теперь нет особого смысла его пить.       Скарамучча, тем не менее, всучил тебе склянку. Ты со вздохом сделала несколько глотков укрепляющего зелья, поморщилась и вернула пузырёк Скарамучче.       Действительно, время от времени с приближением к Инадзуме приступы стали происходить сами собой. Иногда не доходило до того, чтобы прибегнуть к помощи Скарамуччи, но твоё тело они порядком изматывали, так что укрепляющее зелье стало постоянным гостем в твоём организме. Однако ты стала замечать, что эффект его становится всё слабее и слабее. Если прежде ты почти мгновенно приходила в себя после вспышек лисьей энергии, то теперь его силы хватало лишь на то, чтобы ты ненадолго почувствовала себя свежее. — Аргументы кончились, — сухо сказал Скарамучча. — Твой план оправдан, но всё равно невероятно безрассуден. Тупица. — Слава Царице, я сохранила свой титул, — вскинула руки ты. — Что бы я без него делала!       Скарамучча, послав тебе иронический взгляд, убрал обратно в твой чемодан все склянки. Ты сидела в раздумьях и ожидала, пока спадёт немного слабость. В голову пришла неожиданная мысль, перечеркнувшая все догадки Скарамуччи: — Скар, а я ведь тоже порядочно надышалась скутуммой, — заметила ты. — Скачок элементальной силы она бы нейтрализовала. Либо он был слишком сильный для такой дозы, во что мне слабо верится, либо… — Либо дело не в этом, и мы по-прежнему понятия не имеем, что с тобой, — закончил он. — Плохо. — Действительно, — согласилась ты. — Надеюсь, Яэ нам поможет.       Скарамучча неопределённо повёл плечами. Ты, решив, что уже достаточно помотала ему нервы, не стала до него допытываться и задумчиво потеребила край одеяла. Мысль о том, что некто с другого края света обладает кровью, более сходной с твоей, чем кровь людей, проживших бок о бок с тобой целую жизнь, казалась тебе невероятной. Ещё более невероятной выглядела идея, что этот человек — или, вернее сказать, эта кицунэ, — согласится тебе помочь или, по крайней мере, будет знать, что с тобой на самом деле происходит.

champagne problems — taylor swift

— Скоро мы будем в Инадзуме? — спросила ты, поднимая глаза. — Какая тебе Инадзума? — вновь заворчал Скарамучча, поворачиваясь к тебе. — Ложись спи, сумасшедшая. — Ты же сам дал мне укрепляющее зелье, — хитро сощурилась ты. — А ты сказала, что оно почти не действует, — возразил Скарамучча. — Поэтому тебе нужно лечь спать, а не строить очередной план по самоуничтожению. — Так я не хочу спать! — воспротивилась ты. — Я хорошо себя чувствую! Нужно сходить проведать Лаванду, узнать, как ребята, как корабль, перекусить… Ах, да, и мои письма…       В самом деле, несмотря на недавнюю усталость, несмотря на то, что ты ходила по самому краю смерти, тело твоё уже сбросило оковы онемения. Только голова слегка кружилась да сохранялась некоторая слабость. Ты связывала это не столько с действием зелья, сколько с тем, что самовольно выпустила лисью энергию — вероятно, она восстановила часть твоих сил, и прежде, чем она забрала их обратно с собой за печать, как было в переулке, когда ты спасла Анну, Скарамучча остановил её. — Твои письма в чемодане, — напомнил Скарамучча, — а остальное может подождать. — Нет! — подскочила ты и даже, к своей гордости, не пошатнулась. — Не может! В Инадзуме все мы уже будем думать совершенно о другом!.. — Ты действительно считаешь, — устало поинтересовался Скарамучча, скрещивая руки на груди, — что сможешь уйти, если я решил не выпускать тебя? — Скарамучча! — обиженно воскликнула ты. — Нет. — Прекрати сейчас же играть в старшего брата! — А ты прекрати вести себя как мелкая безмозглая девчонка. Тебе нужен отдых.       Ты, вспыхнув, метнулась к Скарамучче. Он одним планым движением скользнул к двери, загородил ее собой, исключая всякую вероятность отвлекающего манёвра. Ты остановилась прямо перед ним, всерьез размышляя, хватит ли тебе сил сразиться с Шестым Предвестником. В конце концов, он ведь не будет атаковать в полную мощь, наверняка в таком случае у тебя есть шансы, пускай и самые крохотные… — Не пытайся, — прервал череду твоих размышлений Скарамучча. — По глазам вижу, что наброситься хочешь. У тебя ничего не выйдет. — Наброситься? Это в каком таком смысле? — иронически ухмыльнулась ты. — А какой другой… — начал было Скарамучча и тут же осёкся, чуть покрывшись румянцем. — Т/и, вернись в кровать.       Ты сделала шаг к нему, хотела было сказать что-то еще, но Скарамучча, сообразив, что ты постараешься выкинуть нечто способное, чтобы отвлечь его, сам приблизился к тебе, взял за запястья и, отведя руки тебе за спину, склонился к твоему лицу: — Слушай, что тебе говорят, — сурово приказал он. — Так я слушаю, — ты лукаво улыбнулась, дотронувшись до него кончиком носа. — Только в одно ушко влетает, в другое вылетает. А так я слушаю, конечно. — Т/и… — Скарамучча вздохнул. — Может, ты просто пойдешь со мной, зануда? — ты склонила голову набок. — Подхватишь, если что, донесешь обратно до каюты и еще получишь возможность меня справедливо обругать. Идеальный план, да? — А может ты просто останешься здесь и прекратишь заниматься ерундой? — кисло поинтересовался Скарамучча. — Ни в коем случае, — оскалилась ты. — Я буду ныть в три — нет, в четыре! — раза больше чем обычно, если оставишь меня тут. Ты этого не вынесешь.       Скарамучча поразмыслил немного, но, глядя в твои хитрые глаза, быстро сдался, отпустил твои руки и потер переносицу. — Знаешь что? Хорошо. Всё равно это надолго не затянется, — Скарамучча расправил плечи. — При мне никто особенно с тобой болтать не захочет. — Это мы ещё посмотрим, — обрадовалась ты и рыбкой выскользнула из каюты, словно и не было никогда никакой переламывающей пополам тело боли; Скарамучча — за тобой с тяжелым, пасмурным выражением на лице.       Укрепляющее зелье слегка облегчило твоё состояние. Двигалась ты почти свободно, не шаталась, не шла по стеночке. Разве что слегка саднило руку, да плечи неприятно ныли, однако в остальном ты чувствовала себя теперь вполне удовлетворительно. Скарамучча шел рядом с тобой безмолвной тенью. Ты покосилась на него.       Перед выходом он успел схватить свою шляпу. С ней он сразу сделался похожим на человека, которого ты когда-то повстречала в лесу, на того, кого ты видела когда-то на витражах и рисовала в воображении по рассказам брата. Теперь, правда, ты знала, какое утомленное сердце скрывается за неулыбчивым лицом, за иероглифами, вычерчивающими на его шляпе недоброе «зло». Но другие не видели. Не видели, как заботливо он бинтовал твои руки, как гладил ласково по щеке, как нежно целовал в макушку, когда ему хотелось как-то показать свое расположение. И часть тебя хотела, чтобы они видели его таким, каким видела ты — может, тогда они смогли бы его полюбить, и его потребность в том, чтобы заполучить Сердце Бога, отпала бы сама собой.       Мысль эта была совершенно безумной, настолько безумной, что даже ты признавала её недостижимость. Ты не сомневалась в том, что люди могут полюбить Скарамуччу, зато серьёзные сомнения вызывала у тебя вероятность того, что ему этой любви будет достаточно. Нет, не будет, пока он сам не полюбит людей, не перестанет относиться к ним как к мелким муравьишкам под ногами.       И, кроме того, часть тебя, пожалуй, в некотором роде хотела сохранить этот образ нежного и ранимого Скарамуччи для тебя одной. Нет, конечно, окружающим следовало бы узнать его мягкую сторону, однако не ту, которую он показывал одной тебе. Не ту, которая предназначалась для одной тебя. На одно мгновение ты укорила себя за ревнивое сердце, а потом, вздохнув, мысленно приняла этот нелепый факт — разумеется, он был для тебя особенным, он делал для тебя нечто особенное и тебе хотелось, чтобы это было только ваше с ним, твое и его.       Дорога до конюшенного отсека предстояла недолгая. Коридор, казалось, еще больше помрачнел. Кое-где натекло воды, дерево промокло и стало источать неприятный терпкий аромат. В полумраке трюма мерцали золотые огоньки фонарей. Скарамучча то и дело неприязненно морщился, глядя по сторонам, а ты лишь насмешливо поглядывала на него. — А шляпа, — поинтересовалась ты, — обязательный атрибут? — Ты еще к шляпе прицепись, — буркнул Скарамучча. — И прицеплюсь. Вот эта надпись… — ты захихикала. — Ну какое зло, Скар? Ты вон мне ручку бинтовал, корабль защищал… — Хорош уже, — Скарамучча поморщился на этот раз от твоих слов. — Ладно тебе, — ухмыльнулась ты, — милашка. — Я смотрю, тебе совсем хорошо стало? — Скарамучча испепелил тебя взглядом. — Может, тебя в море сбросить ненадолго, чтобы ты энергию выплеснула? — А почему не утопить сразу? Теряешь хватку, — ты обхватила здоровой рукой его руку, опустила голову на его плечо, переплела пальцы с его пальцами. — Хочешь выставить меня белым и пушистым? — изогнул бровь Скарамучча. — В это никто не поверит, — отозвалась ты, — но тебя нужно как-то приобщать к миру людей. Возражения? — У тебя ничего не выйдет, — сообщил Скарамучча. — Если бы мне давали мору каждый раз, когда я это слышу и в итоге у меня все получается, я бы стала богаче любого купца Ли Юэ, — парировала ты. — Брось ты. Вдруг тебе понравится общаться с людьми? — На случай если ты забыла, — сухо заметил Скарамучча, — в прошлые разы, стоило мне прийти, как твои олухи замолкали и опускали глазки в пол. — Возможно, тебе стоит прекратить назвать их олухами, — критически сказала ты, — и попытаться произвести на них впечатление человека, который не хочет поотрывать им всем головы. Я, конечно, ничего не обещаю, но… — Много хочешь, — фыркнул Скарамучча.       Ты закатила глаза. Как раз в этот момент вы приблизились к конюшенному отсеку. Из-за двери, за которой пахло сеном и лошадиным потом и звенело ржание, вынырнула кудрявая девчонка с янтарными глазами — молодая Катька, одетая в простую рубаху, широкие штаны и коричневый передник. Непослушные волосы ее были наполовину спрятаны под красную косынку. Веснушчатое лицо повернулось к тебе с широкой улыбкой. На щеках у Кати рисовались прелестные ямочки, делавшие ее неподражаемо очаровательной. — Милая леди, Ваша Лаванда… — начала было она своим звонким голосом.       Лишь затем она заметила рядом с тобой сурового Скарамуччу, и ведро с мыльной водой, выпав из ее дрогнувших рук, упало на пол. Скарамучча поморщился, но ничего не сказал, а ты поспешила отклеиться от него и подойти к Кате. — Простите, Господин… Я такая растяпа… — залепетала она, опуская в пол огромные глаза, заблестевшие от слез. — Я сейчас же все уберу… — Ладно тебе, это просто вода, — отмахнулась ты, поднимая ведро и передавая его Кате. — Всё в порядке. Правда, Скарамучча?       Ты повернулась к нему, хмуря брови. Скарамучча помедлил немного, обжег взглядом бедную Катю, сжимавшую металлическую ручку ведра, как спасательный круг. Конечно, это был непростой жест — всегда трудно разбивать образ, который создавался многие годы, а, в его случае, даже века. Тем не менее, ты надеялась, что у него выйдет. — …да, — согласился Скарамучча со скрежетом после недолгого молчания. — Пожалуй, ничего страшного не произошло.       Ты послала ему дразнящую улыбку, вновь взглянула на перепуганную Катю и взяла ее за руки — только тогда она, ошарашенная, осмелилась посмотреть на тебя. — Как они? — беззаботно поинтересовалась ты. — Не пострадали во время шторма? — Н-нет, леди, — сбивчиво ответила Катя, косясь на тень за твоей спиной. — Ла… Лаванда была очень спокойна… Орион нем… Немного испугался, но в остальном…       Она замолчала и вновь опустила голову в пол. Ты, поджав губы, отпустила ее руки, с горечью осознавая, насколько, должно быть, глубоко въелся страх в сердца всех, кто был знаком со Скарамуччей по его привычному поведению, сплетням и витражам в замке. Ты, признаться, и сама некогда знала его лишь через призму чужих глаз, чужих чувств, чужой правды и чужой лжи. — Хорошо. Спасибо тебе за твою работу, — улыбнулась ты. — Ты можешь идти.       Катя вскинулась, посмотрела тебе за спину, словно ища подтверждения, что в вслед ей не ударит молния. — Иди, — кивнул Скарамучча.       Катя, поклонившись, сию же минуту скрылась из виду. Ты тяжело вздохнула. Скарамучча подошел к тебе ближе, поглядел в теперь уже пустой коридор. — Смешно. Мне даже делать ничего не надо, чтобы они тряслись, — усмехнулся он. — Вот ты дурак? — обиженно воскликнула ты. — Знаю, тебе нравится, когда тебе хамят и выговаривают, что ты ведешь себя как… — Мы сюда зачем пришли? — прервал тебя Скарамучча, скрещивая руки на груди. — Проверить лошадей? Вот и иди проверять лошадей. Я твоими нотациями уже сыт по горло. — Ну, знаешь ли!.. — надулась ты.       Но возразить тебе было нечего. Потому ты предпочла скорчить как можно более кислое выражение лица, действительно замолчать и двинуться в конюшню, откуда доносились всхрапывания, перешагивания лошадиных копыт и фырканье. Скарамучча последовал за тобой, ты это знала, но не обернулась, чтобы проверить.       Лаванда ожидала тебя в самом первом из стойл, вымытая, вычесанная, свежая и весьма довольная — вероятно, потому что повара всегда давали Кате несколько кубиков сахара, немного моркови и пару долек яблок, и она неизменно носила их с собой в кармашке передника. Конечно, лошади питали к ней особенную любовь. — Привет, малышка, — лицо твое при виде Лаванды осветилось. — Скучаешь?       Та взмахнула хвостом, покачала головой, точно соглашаясь с тобой. Из отстальных денников стали выглядывать другие лошади; показалась голова Ориона. Скарамучча скользнул мимо тебя к жеребцу. Ты демонстративно задрала нос и отвернулась от него. — Серьёзно? — изогнул бровь он. — Будешь играть в молчанку? — Буду пытаться не читать тебе нотаций, — фыркнула ты, поглаживая Лаванду по морде. — Славно, — согласился Скарамучча, тоже отворачиваясь.       Орион, понаблюдав за тобой некоторое время, ткнул его влажным носом. Ты, скуксившись, чесала Лаванду за ухом, гладила ее по шелковистой гриве, поглощенная всецело своей обидой. Потом, вытянувшись, тебя ущипнул за плечо Орион. Ты обернулась, чтобы одарить вниманием и его, но рукой по закону небесному столкнулась с рукой Скарамуччи. Он заглянул в твои сердитые глаза и тяжело вздохнул. — Хорошо, — он закатил глаза. — Ничего забавного в этом нет. — И? — прищурилась ты. — И я был не прав. — И-и? — И я слушаю тебя. — Ладно, — ты взмахнула рукой. — Прощён. — Не больно-то ты злилась. Может, мне взять свои слова обратно? — язвительно поинтересовался Скарамучча. — Я тебе возьму! — пригрозила кулаком ты.       Некоторое время вы провели в конюшенном отсеке. За окном вновь по-прежнему мелкий дождик — слабый отголосок того непримиримого шторма, который вам довелось пережить. Иногда раздавался гром, проскакивала где-то молния. Некоторые лошади были куда более беспокойными, чем Лаванда: они нервно били копытами по полу, поднимались на дыбы от ударов грома, издавали оглушительное ржание… Ты старалась их успокоить — уговаривала, поглаживала, отвлекала, но ничего особенно не помогало.       Вскоре вернулась Катя. Она вошла призраком, волоча за собой ведро. При виде Скарамуччи она взянула голову в плечи, став еще меньше и незаметнее, чем обычно, прошмыгнула, дрожа, в дальний угол, к самому тревожному коню — рыжему жеребцу, до боли напоминавшему тебе Огонька. — Тише, Валет, — Катя ловко поймала морду коня и притянула ее к себе, — тише. Молния не хлыст. Гром не крик. Они ничего тебе не сделают, не бойся.       Чудесным образом конь успокоился, переступил с ноги на ногу, чуть качнул увесистой мордой. Ты склонила голову набок, наблюдая за Скарамуччей. Он поначалу отчаянно старался не смотреть в сторону Кати, однако в какой-то момент, поддавшись любопытству, повернулся к ней и стал глядеть, как она поочередно подходит к лошадям, уже позабыв о том, что находится рядом с Предвестником. Она, вроде как делала то же, что делала ты, однако, как по волшебству, кони усмирялись, стихал гомон их перепуганных голосов и все более мирно становилось в стенах конюшни.       Оставив Лаванду, ты подошла к Скарамучче и искоса на него посмотрела. Он, заметив твой взгляд, поспешил натянуть на лицо маску полного безразличия, но это, конечно, не спасло его от твоего едкого хихиканья. — Она профессионал, — сообщила ты, — практически заклинательница лошадей. Никто не знает, как ей это удается, но она словно разговаривает с лошадьми.       Скарамучча вновь посмотрел на Катю. Она порхала от денника к деннику, шепча утешения, поглаживая легкой рукой, выдавая время от времени угощения. Ты заулыбалась, глядя на нее. — Может, она действительно использует какое-то заклинание? — с подозрением спросил Скарамучча. — Да, — скрестила руки на груди ты. — Заклинание сильной связи с живыми существами. Понимаешь? У нее к каждой лошади свой подход. Она их любит, ценит, заботится о них — и они это чувствуют. Лошади знают, что с ней они в безопасности, вот и слушаются. — А хозяев с хлыстами, — оскалился Скарамучча, — по-твоему, не слушаются? — Почему не слушаются? Слушаются, конечно, — согласилась ты. — Но это совсем другое, Скарамучча. Подчинение подчинению рознь. Сам решай, какое лучше — на страхе или на любви и уважении. — Любовь, — заметил Скарамучча сухо, — эфемерна. Особенно человеческая. — Ах, так ты о людях говоришь? — ты ухмыльнулась. — Я думала мы про лошадей… — Твои метафоры видны за километр, — отмахнулся Скарамучча. — Ты закончила тискать Лаванду? — А ты? — озаботилась ты, кивая на Ориона, тянущегося мордой к Скарамучче. Тот лишь фыркнул.       Обойдя всех лошадей, Катя остановилась в центре комнаты под вашими взглядами и замерла. Ты, ощутив перед ней неловкость и не желая более давить на девушку, потянула Скарамуччу прочь. — Кать, мы тебя оставляем! — помахала рукой ты. — Нам еще надо проведать отряд! — К-конечно, леди, господин, — закивала Катя с очевидным облегчением. — До свидания!       Скарамучча направился было молча за тобой, потом остановился, обернулся, заставив Катю сжаться и возжелать, должно быть, провалиться сквозь землю. Ты посмотрела на него с любопытством, наблюдая, как множество эмоций сменяется одна другой в его глазах, таких заметных посреди общей бесстрастности его фигуры. — У тебя хорошо получается, — наконец сказал он. — Интересная… Техника.       И, оставив Катю в ужасе и в полном непонимании, он направился к выходу. Проходя мимо тебя, он поймал твою насмешливую, выражающую некоторое удивление улыбку, прищурился раздражённо и ускорил шаг. Ты проводила его глазами, не до конца веря, что он мог сказать нечто подобное, но безмерно этому радуясь. — Ты не переживай, — на прощание сказала ты Кате. — Он это не со злым умыслом. Правда похвалить хотел.       Катя, подняв на тебя растерянные янтарные глаза и застав на твоем лице ободряющую улыбку, обрадовалась, что ничего страшного ей не грозит. Вновь попрощавшись, ты побежала догонять Скарамуччу. — У тебя тоже хорошо получается! — со смехом заметила ты, придержав его за плечо. — А чего это ты вдруг? — Не привыкай, — Скарамучча, которому, очевидно, было весьма и весьма неловко быть столь доброжелательным, передернул плечами. — Нотации прошли не зря, — поддела ты, ухмыляясь. — Т/и… — потёр переносицу он. — Угомонись. Иначе это будет первый и последний раз. — Бука, — ты с разочарованным вздохом взяла его под локоть. — Ну хорошо. Молчу.       В приподнятом настроении ты повела его в камбуз, где большую часть времени отдыхал его отряд и матросы, тогда, когда не были заняты своими корабельными делами. Скарамучча, ожидая очередной подлости, покосился на тебя, однако, получив лишь сияющую улыбку, похоже смирился со своим положением и даже не стал убирать от тебя руки.       На душе у тебя сделалось тепло и светло. Ты то и дело поглядывала на Скарамуччу, улыбалась, радуясь не столько тому, что у него получается вести себя добрее, чем прежде, сколько тому, что он старается. Старается не пропускать мимо ушей твои слова, старается быть спокойнее, старается с большим трепетом относиться к людям. Старается быть человечнее. Старается освоиться на совершенно незнакомом ему поле. В тот миг тебе совершенно не приходилось думать о том, насколько ты близка к воплощению своего безумного плана. Твоя голова была заполнена мыслями о том, насколько в самом деле ты должна быть дорога Скарамучче, чтобы он вот так просто поддался твоему влиянию после сотен лет пряток за грозовой бронёй. Или, быть может, дело было не только в тебе? Быть может, глубоко внутри он давно желал сбросить проклятые оковы       Может быть, человеку, которого он так старался защитить, в самом деле его придуманная личина была совершенно противна?       Впрочем, тебе и не нужно было знать наверняка. Ты видела, что он делает, видела его устремления в кобальтовых глазах — и этого было достаточно. Потому, впитывая его тепло, посматривая на него нежно, ты шла рядом со Скарамуччей и не думала о том будущем, в котором он мог бы предпочесть Сердце Бога всему, что так кропотливо создавал рука об руку с тобой.       Камбуз встретил вас почти полной тишиной. Войдя в помещение, ты практически сразу отметила, что никого из анемо и гидро заклинателей там нет. Даша, сгорбившись, сидела над пивной кружкой и потирала лоб; напротив нее расположились Петя и Саша. Петя то ли уже выпил достаточно, то ли не пил вообще — по нему в тот день было трудно сказать точно. Саша уложил голову на предплечья, прикрыл пасмурно-серые глаза, обрамлённые густыми ресницами. Бори не было видно, и ты заподозрила, что он, должно быть, находится где-то возле Вики. На кухне виднелись только Валера, да еще пара поваров. Несколько застрельщиков сидели у окошка, негромко переговариваясь. Все были усталыми, какими-то поблекшими, словно и не было здесь никогда праздничной пьянки, приведшей к вашему со Скарамуччей примирению.       Стоило вам войти, как все присутствующие немедленно поднялись. Глаза Даши при виде тебя округлились. Она сделала было два шага к тебе, а потом настороженно уставилась на Скарамуччу. Ты сама пошла ей навстречу, мягко улыбаясь; улыбку твою она немедленно подхватила. Скарамучча остался стоять. — Ты в порядке, — с облегчением сказала она, обнимая тебя осторожно. — Сестрёнка, а ты и не выглядишь, как человек, который еще пару часов назад еле стоял на ногах, — Саша, подойдя, хлопнул тебя по плечу, что повлекло за собой появление весьма недовольного выражения на лице Скарамуччи — ты заметила это боковым зрением. — Молодцом! — Забота и зелья творят чудеса, — подмигнула ты. — Как вы? — Не очень, — мрачно ответил Петя, однако, взглянув на Скарамуччу, видимо предпочел не уточнять, почему именно.       Ты, поджав губы, взглянула сначала на своих настороженных друзей, потом на Скарамуччу, которого они пристально рассматривали, ожидая в любой момент стать жертвой его непримиримого гнева. Однако, заметила ты с удовлетворением, держались они чуть более расслабленно, чем в начале плавания: поклонившись Скарамучче, они не спешили сбегать и прятаться. В данном случае это можно было считать почти успехом. — А Боря? — поинтересовалась ты. — С Викой, — покачала головой Даша. — Донёс до каюты и остался с ней. Ей по-прежнему плохо. — Понятно всё с ними, — ты вздохнула. — Остальные? — Да разошлись все. Кто напился, кто еще в процессе, — Саша кивнул на пустые пивные кружки и рюмки, еще не собранные со столов. — Надо же было как-то прийти в норму. — Прийти в норму… — эхом повторила ты.       Ты еще раз окинула глазами печальный камбуз. Постепенно все вернулись на свои места, поглядывая время от времени на вас с некоторой опаской в глазах. Потерев подбородок, ты немного подумала, посмотрела в спину Скарамучче — пока ты разговаривала, он отошёл к поварам. — Нам бы праздник, — неожиданно предложила ты. — С дубу рухнула? — округлил глаза Саша. — Опять? Ты забыла, чем дело кончилось в прошлый раз? — Ты не обижайся, но по-моему идея и правда не очень… — Даша поёжилась. — Может, обойдемся без этого?.. — В прошлый раз было плохо потому, что я не спросила разрешения, — ты усмехнулась. — Или вы не хотите отпраздновать, что мы живыми и почти даже здоровыми доплыли до Инадзумы? — Как это не хотим?! — воскликнул Петя. — Конечно хотим! Только…       Ты подняла руку, весело сверкнув глазами, и он замолчал. — Я сейчас, — подмигнула ты, нисколько не сомневаясь в своей победе, и направилась к Скарамучче, оставив друзей с тревогой смотреть тебе вслед. — Что бы ты ни предложила, ответ нет, — не поворачиваясь, отрезал Скарамучча.       Ты встала рядом с ним, опёрлась локтем на стойку, заглянув ему в глаза. Некоторое время он старательно избегал твоего взгляда, предпочитая смотреть куда-то вперед и время от времени коситься на тебя в надежде, что ты сдашься и уйдешь. Конечно, ты не сдалась и не ушла, только хитрая улыбка все больше расползалась по твоему лицу. В конце концов сдался Скарамучча. — Хорошо, — он повернулся к тебе. — Что ты хочешь? — Когда мы приедем в Инадзуму, мы остановимся в пещерах, верно? — зашла издалека ты. — Да, — ответил Скарамучча осторожно.       Валера поставил перед ним кружку чая, быстро поклонился, послал тебе кивок и торопливо отошел. — А пещеры просторные будут, — беззаботно продолжила интересоваться ты, — или такие, чтобы мы были как в муравейнике? — Естественно просторные, — нахмурился Скарамучча. — К чему ты клонишь, тупица? — Так, значит у нас будет большой лагерь спрятанный от чужих глаз, — ты заговорщически наклонилась к Скарамучче. — Знаешь, что это значит? — Что мы можем производить много Глаз Порчи и спать подальше друг от друга, — фыркнул тот, поднося кружку к губам. — Да, — согласилась ты. — А еще это значит, что мы можем устроить небольшой праздник по прибытии!       Скарамучча едва не подавился чаем. Он уставился на тебя как на полоумную — уже, впрочем, который раз за этот день — и весьма громко опустил чашку на стол. — Тебе не кажется, что ты наглеешь? — ядовито спросил он. — Какой еще праздник этим оболтусам? — Выслушай меня, — ты осторожно дотронулась до его руки, посерьезнев. — Все на пределе. Мы в чужой стране, плыли чёрти сколько, получили от тебя нагоняй по моей вине, — ты смущенно почесала затылок, — а потом еще едва не погибли в буре. Всем нужно прийти в себя, — поразмыслив, ты добавила: — Работа пойдёт лучше, если они отдохнут, Скар.       Он не ответил сразу, как видно, призадумавшись. Ты молча ожидала его решения, глядя на него с надеждой. Даша и остальные наблюдали издалека и весьма встревоженно, словно по-прежнему ожидая, что он может тебе навредить. — Допустим, — согласился неожиданно Скарамучча. — Но при одном условии. — Я слушаю, — кивнула ты, обрадовавшись. — Ты не пьёшь, — строго сказал он. — Ни одного стакана, бокала и любой другой емкости для алкоголя. — Без проблем, — пожала плечами ты. — Ни глоточка не сделаю. — И никаких, — добавил Скарамучча, — танцев с мужчинами. — Вот так да, — удивилась ты. — По-твоему, я на такое способна? — Значит, в прошлый раз ни с кем не танцевала? — приподнял бровь Скарамучча.       Поразмыслив несколько мгновений, ты решила ответить честно: — Иногда случалось, — призналась ты, — но не так, как с тобой, ты не подумай. Знаешь, дружеские танцы и всё такое, без всяких там лишних прикосновений… — Чудесно, — сухо отозвался Скарамучча, отпивая еще немного чая. — Не дуйся. Я не позволяла лишнего, — ты слегка пихнула его в плечо. — Даже будучи пьяной. Единственное, о чем тебе стоит переживать, так это о том, чтобы я не переломала все кости в процессе.       Скарамучча взглянул на тебя хмуро, и ты сжала его ладонь, улыбаясь. — Я понимаю, — смягчилась ты, — что для тебя это важно. Не буду.       Его взгляд сразу изменился. Он посмотрел на тебя прояснившимися глазами. Полуулыбка на мгновение коснулась его губ, прежде чем он опомнился и отвернулся. Ты, тихо засмеявшись, потянулась к его уху. — Если я тебя поцелую, это сильно ударит по твоему авторитету? — спросила ты лукаво.       Вместо ответа Скарамучча молча наклонил к тебе голову, позволив тебе ласково чмокнуть его в щёку на глазах у отряда. — Спасибо тебе, — тихо поблагодарила ты. — Иди пока не передумал, — ворчливо отозвался Скарамучча.       Ты действительно вернулась к друзьям с самодовольной улыбкой, наблюдая, как с твоим приближением все сильнее вытягиваются их лица. — Да ладно, — ахнул Саша. — Ладно, — хмыкнула ты, хлопая в ладоши. — Завтра празднуем!

***

dragonstone — ramin djawadi

      Когда солнце следующего дня закатилось за горизонт, о буре, прокатившейся по небу над вами, осталась напоминать лишь редкая морось, да лёгкие колебания корабля на воде. Тёмные облака продолжали клубиться вверху, заволакивая собою звёзды и луну. И вода струилась по твоей спине, пробираясь под одежду, увлажняя рассыпавшиеся по плечам волосы, и ветер проводил нежно рукою по твоей голове, и поскрипывали в такт твоему сердцу мачты, когда ты стояла на носу корабля, глядя в штормовые глаза своей Родины.       Разрубленные на острова просторы Инадзумы простирались далеко вперёд. До самых мрачных небес свозь полупрозрачную дымку тумана тянулось фиалковое сияние Ватацуми, сотканное из множества ее жемчужин, огней храма Сангономии и пламени сердец восставших против порядка сёгуната. И величественен был бастион его скал, и силён был царствовавший здесь дух, и всё здесь без конца напоминало о том, кем тебе было предназначено быть при рождении, каждое скрючившееся в блеске острова древа, каждый всплеск моря — моря, которое было чужим и несуразным, не таким, каким ты видела его в Снежной, — каждая мелодия, напеваемая ветром.       А где-то там, еще дальше впереди, в бескрайнем море громоздился остров Наруками, вместилище твоего лисьего сердца, окутанное лепестками Сакуры и тайнами кицунэ. Остров Наруками, где покоилась память о твоей сущности, знание о твоём прошлом, о судьбе, которая так и не была тебе дарована. О мире, в котором ты должна была жить. О будущем, которого не случилось. Где-то там были такие, как ты — с лисьими ушами и девятью хвостами, с хитрыми глазами, с силой молний — и одновременно совершенно другие. Существа, схожие с тобою по крови, но с сердцем, росшим среди гроз, не среди снега и льда.       Ветер подхватил твой плащ, и задрал его к небу. В груди затрепетало, закололо — вместе с волнением вновь заворочался внутри тебя лисий дух. И вдруг, глубоко вдохнув, ты в полной мере ощутила его — острозубый, но пушистый, опасный, но родной, охваченный молниями, но не желающий твоей смерти. Ты ощутила его внутри себя, там, где покоилось твоё сердце. Следующий вздох дался тебе с трудом. Ты словно ясно увидела человека — человека ли? — которым могла быть.       Перед взором твоим внутренним предстал неожиданно закат на острове Наруками, где в ветвях нежно-розовой сакуры разливался пламень заката — этого заката тебе никогда в жизни не доводилось видеть, но ты точно знала, каким бы он был. А где-то на крыше чьего-то роскошного дома непременно сидела бы ты, сидели бы твои сородичи, глядя в спину уходящему солнцу. И кто знает, чем ещё бы ты занималась, будь ты с ними? Ведь ты непременно была бы совершенно иным человек, чем тем, которым ты выросла в Снежной.       Ты совершенно ясно увидела лес, проносящийся мимо, но вместо ног по настилу из листьев и травы тебя несли вовсе не ноги, а четыре лапы. И за тобой летел по ветру пушистый лисий хвост, и дышалось тебе легко и свободно, даже легче, чем в человеческом теле, казавшееся теперь скованным, неуклюжим, неповоротливым.       С каждым мгновением все сильнее вырастал Ватацуми, и все сильнее кололо в груди. Тебе казалось, что вот-вот молнии окутают твои руки и обернут тебя против дорогих товарищей, готовившихся за твоей спиной к прибытию. Палуба постепенно заполнялась ящиками, мешками, людьми и лошадями, тут и там сновали матросы, слышался строгий голос капитана, поддакивания старпома Николая, но до тебя шум едва доносился сквозь пелену твоих собственнных мыслей. Ты слушала ветер и старалась узнать его, узнать дождь и пасмурное небо, возвышавшиеся впереди камни и свет, но не узнавала. Лиса, притаившаяся в груди, — может быть, но ты сама — нет.       Обращая взор глубоко себе в душу, ты не находила в себе ни любви к этому месту, ни того притяжения, которое могло быть рождено лишь домом. Всё, что ты обнаруживала, — благоговение перед будущим, которому не суждено было сбыться, просящуюся на волю силу да тоску по месту, которое могла бы в действительности назвать своим домом. — Я ожидал, что ты будешь прыгать от восторга по всему кораблю, — вкрадчиво заметил голос позади тебя. — Я тоже этого ожидала, — вздохнула ты, задирая голову к небу, — а теперь ничего особенного не чувствую.       Скарамучча, облачённый в ставший для тебя привычным традиционный наряд Инадзумы, с привычной шляпой на голове, молча встал рядом с тобой, и его немая поддержка сделала для тебя больше всяких слов. — Знаешь, я, наверное, надеялась, что почувствую себя здесь, как дома, — сказала ты, опуская голову. — Но это просто чужие острова. И я здесь чужая. Могла бы быть своей, но чужая.       Скарамучча ответил не сразу, и поглядев на него, ты увидела в его глазах отражение собственных чувств. В животе шевельнулась печаль. — Радуйся, глупая, — глухо сказал Скарамучча. — Эта страна может разве что прожевать да выплюнуть. В Снежной ты получила всё, о чем мечтают смертные. У тебя нет причин расстраиваться. — А о чём мечтают бессмертные?       Скарамучча повернул к тебе голову. Некоторое время, позабыв о приближающейся Инадзуме, вы молча смотрели друг на друга. Твой вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа, и развеялся в конце концов над морем. Ты была не в том настроении, чтобы допытываться до него, и лишь, зная, как его непризнанное сердце гложет боль прошлого, подступила к нему ближе и положила голову ему на плечо. Незаметно ваши руки переплелись, и вдруг перестало колоть и болеть в груди, перестала метаться душа. Ты прикрыла глаза. — Ты ведь сейчас, — сказал Скарамучча, — просто используешь мою шляпу как зонт? — Все верно, — прыснула ты. — У меня исключительно меркантильные намерения в этом отношении.       И, стоя плечом к плечу на носу корабля, вы стали наблюдать, как Ватацуми вырастает до размеров настоящего острова, как поглощает ваш корабль его ослепительное сияние, как Инадзума, ставшая для каждого из вас призраком прошлого, медленно стискивает вас своими когтями. Пришло время прибытия в страну гроз.       Глубокой ночью корабль пристал к берегу. Тебе так и не удалось заснуть: все внутри перекатывалось, переворачивалось от какого-то смутного волнения. Нечто совершенно новое рождалось и вырастало в тебе с каждым дюймом, приближавшим тебя к земле Ватацуми. Вокруг суетились: разгружали припасы, опускали паруса, сводили на землю лошадей. Скарамучча, оставив тебя на некоторое время, отправился переговорить с командиром местного отряда — плечистым чернобородым Тимуром. Насколько ты была осведомлена, строительство фабрики по производству Глаз Порчи началось за некоторое время до вашего прибытия и должно было к нынешнему моменту практически завершиться, однако, судя по хмурому выражению лица Скарамуччи и виновато склонённой голове Тимура, всё пошло не по плану.       Говоря честно, Тимур тебе не особенно понравился, потому ты его и не слишком жалела: поклонившись Скарамучче при встрече, он посмотрел на тебя с вызовом, с какой-то плохо скрываемой неприязнью. К сожалению, желания вступать в словесную дуэль ты в себе не обнаружила, однако не отказалась от этой мысли, а лишь отложила её на расстояние вытянутой руки.        Пока разгружался корабль, велись переговоры, мельтешили кругом, перемешиваясь, свои и чужие, ты стояла недвижимая, глядя куда-то вдаль, где виднелось сияние храма Сангономии, и гадая, похож ли он на рисунок из книги об Инадзуме, прочтённой давным-давно еще в Снежной. Окружён ли он в самом деле ракушками и водопадами, разбивающимися в самом низу о камни? Действительно ли жрица его имеет определенное сходство с рыбами, плещущимися в местных озёрах, по слухами исполненных невиданной голубизной?       Воздух Ватацуми пах морской свежестью, лёгким бризом. Вдыхая его, ты ощущала, как лёгкие твои пропитываются влагой, как исчезает сковывавшая горло тяжесть; тем не менее, дышать становилось все труднее, и все сильнее сдавливало грудь. Молнии в животе полыхали и искрились, но тебя это теперь мало удивляло — ты почти привыкла к скребущему ощущению во всем теле, усилившемуся значительно после прохождения штормовой завесы.       Рядом неожиданно оказался рыжеволосый Никита, весь растрёпанный, взъерошенный, оглядывающийся нервно на Скарамуччу. Он склонился перед тобой, отогнав на мгновение призраков из чужого прошлого. — Госпожа, — он взглянул на тебя снизу вверх. — Вы звали. — Да, — кивнула ты, моргнув. — Окажешь мне услугу? — Для Вас все, что угодно, Госпожа! — приложил руку к сердцу Никита, и глаза его вспыхнули ярче самого солнца.       Из-за плаща ты вынула внушительную стопку писем со вложенным в нее самым последним конвертом, где весьма кривым почерком было высечено «Прибытие в Инадзуму». Ты написала его в спешке, отлучившись ненадолго от своего поста на носу корабля, пока все видели десятый сон, и возложила на вершину. Затем, убрав некоторую часть подробностей, сделала его копию и вложила в другую стопку, перевязав первую тонким кожаным шнурком цвета алого, как кровь, а вторую — пурпурным, как молния. — Эти письма, — сказала ты строго, — очень важны. Они для моей семьи. Сможешь отправить их куда надо? — Конечно, Госпожа! — закивал Никита. — Слушай внимательно, — ты передала ему первую стопку. — Эти, с красным шнурком, отправь в Ли Юэ Тарталье Чайльду. А эти, — ты положила сверху стопку, перехваченную фиолетовым шнурком, — для моих родителей. Их передай в Морепесок моим родителям. Адреса я подписала. Справишься? — Разумеется! — Никита вновь низко поклонился. — Спасибо, что оказали мне такую честь, Госпожа! Я не подведу!       И, к его удивлению, ты склонилась в ответ. — Благодарю тебя, — отчётливо произнесла ты. — Что Вы!.. — смутился он, едва не выронив письма.       Ты улыбнулась ему. Никита, совсем потеряв дар речи, поклонился в третий раз и поспешил исчезнуть. Ты была ему благодарна и за другое: его любовный интерес к тебе улетучился так же быстро, как возник, не причинив при этом никакого вреда его уважению к тебе. Немало мужчин — при мысли об этом ты, несомненно, вспоминала Дениса, — таким умением не обладали.       Когда ты вновь взглянула на окутанный сиянием остров, тоска сжала твоё сердце. Ты с сожалением подумала, как было бы здорово сесть верхом на Лаванду и помчаться по зимнему лесу, по укутанным снегом полям, по хрустящей изморози; как чудесно было бы выпить чаю из маминого самовара и поиграть в снежки на заднем дворе; как здорово было бы даже попросту посидеть на рыбалке с отцом, капризничая и просясь поскорее домой…       Отогнав мрачные мысли, ты вновь глубоко втянула носом воздух. Раздалось зычное «отгрузка окончена!», и сердце твое камнем упало в пятки. На палубе столпился отряд, экипаж корабля во главе с длинноволосым темноглазым капитаном и старпомом. Отовсюду слышались прощания, пожелания удачи, а ты все не могла заставить себя выдавить хоть слово и лишь бессильно опустила голову, прикрыв глаза. — Уже захотела к братцу?       В твою руку вложили поводья. Ты вскинулась, посмотрела на Скарамуччу. Позади него стоял Орион, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу; Лаванда, подойдя, нежно ткнула тебя носом. Неподалёку стояла смущённая Катя, а рядом с ней — многозначительно кивнувший тебе Никита с глазами, сияющими как две звезды. — И не мечтай, что я так легко от тебя отстану, — ты ухмыльнулась, сжимая поводья. — Идём? — Идём, — кивнул Скарамучча.       Но прежде ты обернулась, окинула взглядом тех, с кем предстояла разлука то ли навсегда, то ли попросту надолго. Остановилась на старпоме Николае по-прежнему сверлившем тебя недобрыми глазами. На Никите. На Кате. Лицо твое тронула нежная улыбка. — Друзья, — произнесла ты негромко, но вполне отчётливо, — я счастлива, что мне довелось провести это плавание с вами! Каждый из вас, — ты обвела рукой экипаж, — удивительный человек. Даже Вы, Николай.       По рядам матросов пронеслись смешки, и старик, захрапев, зыркнул назад. Экипаж мгновенно затих. Ты подавила закипевший в горле смех. — У нас было не особенно много времени, но я рада, что судьба свела меня со всеми вами. Спасибо, что доставили нас в целости и сохранности, — ты улыбнулась. — Да хранит вас созвездие Очага! — И да укажет Вам путь, — неожиданно прибавил Скарамучча, — Полярная Звезда.       Одобрительные возгласы на мгновение стихли, сменившись изумлённым молчанием, среди которого звенело и твоё. Ты, широко распахнув глаза, уставилась на Скарамуччу, а потом, улыбнувшись, стиснула его руку любовно, так крепко, как не стискивала, наверное, никогда. И все твои сомнения вдруг без следа улетучились: что могло грозить тебе, пока рядом с тобой такой человек?       А меж тем, опомнившись, матросы стали прощаться с вами. Дюжина морячьих бескозырок раскачивалась за вашими спинами, слышалось кряхтение Николая, громкий голос капитана, когда вы со Скарамуччей двинулись сквозь толпу, ведя за собой лошадей. Ты сжимала его руку, он — твою. И сердце билось все сильнее, и все яростнее клокотали внутри молнии. Отряд потянулся за вами по палубе, пожимая руки матросам на прощание, маша им руками, перчатками, масками — всем, что попадалось под руку. Отовсюду светились улыбки, и твоя в тот миг была лишь их неискренним отражением, скрывавшим за собой беспокойство.       Словно минула сотня равнин, десяток полей и несколько лесов — таким долгим тебе казался путь до опущенного на берег трапа. Ветер теребил плащ. Суровое небо взирало на вас пустыми глазницами. Где-то вдали раздался отзвук грома, промелькнула фиолетовая молния. Ты подняла голову выше.       В тот миг, когда ты поняла, что ничего не вернуть обратно, что теперь тебе придётся встретиться лицом к лицу со своим прошлым, когда тоска по дому и семье стала невыносимой и отчаянно захотелось обнять покрепче своего несносного братца, когда рука Скарамуччи крепко держала твою, не давая тебе оступиться на дороге к самой себе, твоя нога опустилась в рыхлый песок на северном берегу острова Ватацуми. И, стоило тебе ступить на землю Инадзумы, как вспышка пронеслась по всему твоему телу, а затем молнии стихли сами по себе, оставив тебя пораженно глядеть на возвышавшиеся перед тобой скалы. — Ну вот, — выдохнула ты и усмехнулась. — Получается, мы дома?..       И мрачная, лишённая всякой радости ухмылка Скарамуччи стала тебе ответом.

***

alibi — sevdaliza, pabllo vittar, yseult

— За Снежную! — пронёсся оглушительный крик под сводом пещеры. — За Родину нашу!       И ответом зычному возгласу были вопли да звон бокалов. Пролилось прибереженное на подобный случай шампанского. Игривый аромат кувыркнулся по полу, поднялся до самого твоего носа; ты поморщилась, тяжело вздохнула и закатила глаза под потолок. Сбоку донеслось: — Как же, за Снежную, — фыркнул Саша. — За то, что выжили, вот за что!..       Ты прыснула со смеху и подняла вместе с ним свой бокал, до краёв наполненный вязким кисловатым соком из фиалковой дыни — местной диковинки, которая не шла ни в какое сравнение с огненной водой. Хотя, пожалуй, это было совершенно несправедливое сравнение: мало что в мире могло посоревноваться с огненной водой в принципе. — Молодец, что всё это организовала, — похвалил Саша, изгибая в улыбке тонкие губы. — Умеешь пользоваться статусом.       Ты, ахнув, присела на стол, перегнулась через него и отвесила Саше не особенно впрочем сильный подзатыльник. — В следующий раз сдам капитану за такие речи, — пригрозила ты. — Да, мэм! — закатил глаза Саша. — А Вы знаете, что репрессии — признак потери авторитета в коллективе?.. — А ты знаешь, что бокалы больно бьются о голову? — вежливо поинтересовалась ты. — Ой, всё! — Саша заломил руки, поднимаясь со скамейки. — Ни одного слова без насилия! Больше не говорю с тобой!       Ты лишь хмыкнула. В одном Саша был бесспорно прав: праздник вышел замечательный.       Сразу по прибытии вы разместились в северных пещерах основа Ватацуми, которые, как и говорил Скарамучча, были весьма просторными. Высокие своды замыкались далеко над головой, окутанные тенями; едва заметно светились фиолетовым каменные стены, сферической формой окружавшие лагерь фатуи. Здесь было разбито не менее пятидесяти крупных палаток и одного примечательного тёмного шатра, притаившегося у самой южной стены в некотором отдалении от всех остальных. Не оставалось сомнений в принадлежности этого шатра Скарамучче — отчуждённому лидеру, с новыми привычками которого ещё не успел в полной мере познакомиться отряд, пребывавший все это время в Инадзуме.       Они, весело размышляла ты, были, в общем-то, даже не в курсе ваших с ним особенных отношений в принципе. Этот факт оставлял тебе внушительный простор для потех, хотя, признаться, более всего тебе хотелось узнать, какие сплетни изобретут здесь.       Как только прибыли и разместились, ты объявила о начале праздника — и с молчаливого согласия Скарамуччи к центру лагеря, где расположилась столовая, представлявшая собой несколько костров и несколько длинных столов с жёсткими лавками, стали стремительно стекаться люди. Несли закуски, какие были, балалайки, флейты, гармони, тяжёлые ящики с алкоголем; кто-то порывался показать огненное шоу, но этого человека ты последний раз видела еще до первых бокалов шампанского. Люди, побывавшие на грани смерти, должно быть, той ночью любили жизнь более всех других людей. Где-то далеко, за пределами гроз, на палубе корабля, отплывшего в сопровождении свежего отряда заклинателей, которым предстояло заменять Скарамуччу и остальных, остались их страхи, их оглушительный, парализующий все тело ужас. Где-то там, где их несгибаемая воля одолела вечность. И теперь они танцевали, они пили и закусывали, они делали всё, чтобы сердце их отбило все пропущенные в ужасе удары, словно и не было никогда вероятности навсегда затонуть подле берегов Инадзумы.       Под сводами разносились песни, завывания, лилась нестройная мелодия балалайки. Крики сливались воедино, сплетались руки и ноги, превращая отряд фатуи в один большой танцующий клубок. Поначалу ты переживала: не услышат ли жители острова? Почти сразу оказалось, что пещера расположена достаточно глубоко под землёй за таким толстым слоем камня, что вас не услышали бы даже в том случае, если бы вас здесь поочередно четвертовали.       Отовсюду лился золотой свет. Мимо пронеслась, проведя рукой по твоему плечу, Даша; неподалёку, склонив головы друг к другу, сидели Боря с Викой, посмеиваясь тихонько. Плечистая фигура Пети, по неясным причинам лишившаяся всей одежды выше пояса, мелькала в центре образовавшегося хоровода. И в тот миг тебе не хотелось думать ни о боли, ни о смерти, как и всем им. Не хотелось думать о поджидавшем за углом предназначении. О гнозисе. О том, что твой план, а с ним заодно и всё, что тебе дорого, трещит по швам. Вместо этого ты поднимала голову к причудливым гирляндам, закрывала глаза и мелодия гармони стирала из твоей головы всякую мысль. — А ты чего не пьёшь-то? — Саша, обогнув стол, присел рядом с тобой. — Учти, одной пропущенной пьянкой ты все грешки не замолишь. В монашки тебя не возьмут, капитанская подружка. — А ты? — фыркнула ты, заглянув в его стакан. — Хочешь примерить форму жриц храма Сангономии? Тебе бы пошло. — Я бросил! — твёрдо сообщил Саша       Ты взглянула в его большие честные серые глаза с каймой чёрных ресниц, на его приподнятые густые брови — да так и покатилась со смеху, едва не сбросив со стола целую тарелку хорошего сала, любезно тобой подъеденного. — Не понял! — возмутился Саша. — Ты во мне сомневаешься? — Нисколько! — ты стёрла проступившие слёзы с глаз. — Я точно знаю, что тебя хватит максимум на час. — Час? — рассердился Саша.       Ты скептически на него посмотрела, и он хмыкнул: — Обижаешь, — Саша прищурился. — Минимум два. — Два много! — услышавшая ваш разговор Даша рыбкой подплыла к вам, подцепила со стола кусок твёрдого сыра и опустила себе в рот. — Час и минута — вполне, но только из упрямства. — Да я назло вам, придуркам, всю ночь пить не буду! — вспыхнул Саша.       Проходившая мимо Аня звонко рассмеялась, едва не пролив шампанское. Отвернулся, прыснув, подошедший к столу Боря. Саша насупился. Кудрявые чёрные пряди опали ему на лоб. — Я отец двоих детей! — заявил он. — Знаете, какая выдержка нужна, чтобы не удавиться время от времени? — Десятилетняя, — заявил подошедший Петя, указывая на бутылку красного вина и скаля зубы в улыбке.       Ты осклабилась, глядя на обиженное Сашино лицо. Из-за спины Пети вырос неожиданно плечистый Тимур: с удивительной для такого крупного человека лёгкостью он проскользнул мимо, оказался возле тебя с улыбкой, подмигнул как-то чрезмерно любезно, воспользовавшись тем, что твои друзья заняты препирательствами. Как отглаженная форма идеально облегала всё его тело, так и фальшивая любезность тонкой плёнкой обтянула неприязнь в его глазах. — Добрый вечер, госпожа т/и, — Тимур учтиво склонил голову и протянул тебе бокал шампанского. — Замечательно выглядите. Выпьете со мной?       Ты, храня в памяти воспоминание о его колючем и неприятном взгляде, лишь прохладно улыбнулась и отрицательно качнула головой. Выглядела ты, конечно, и впрямь чудесно в том платье, которое Скарамучча практически велел тебе забрать: нежными лепестками юной розы оно кутало тебя, раскрываясь к низу струящейся юбкой. Широкие рукава при каждом твоём движении коротко подрагивали; глубокий треугольный вырез, овитый вышитыми на нём сияющими лианами, вполне мог привлечь взгляды новых членов отряда, ещё не знакомых с подробностями твоей личной жизни.       Или, напротив, ознакомившихся слишком хорошо. — Чем могу помочь? — весьма прохладно поинтересовалась ты. — К вам часто подходят в такие вечера, чтобы попросить об услуге? — склонил голову Тимур, ставя один из бокалов на стол. — Непростая у Вас, должно быть, жизнь. — Что Вы, — хмыкнула ты, — обычно в такие вечера я слишком пьяна, чтобы быть хоть сколько-нибудь полезной. К несчастью, сегодня я трезва, как стёклышко. — Даме Вашего положения быть слишком пьяной не к лицу, — заметил Тимур, улыбаясь неестественно. — Моего положения? — округлила глаза ты. — Какие слухи обо мне до вас дошли, позвольте спросить? — Слухи — не мужское дело, — засмеялся Тимур. — Я лишь внимательно наблюдаю. — Все, кто верит слухам, — парировала ты, — именно так и говорят. Не скажет же человек из высшего общества «я сплетник треклятый, и всё тут», правда?       Тимур вновь сдержанно посмеялся. Ты ответила ему столь же искуственной улыбкой, склонив голову набок и сверля его взглядом. Каждая черта его лица казалась тебе неприятной. Было в нём что-то хищное, какая-то незримая, не до конца тебе понятная угроза. Внутри неприятно заворочалось — это лисья энергия, почуяв угрозу, подкатила к горлу. Ты незаметно сглотнула, надеясь, что не устроишь по случайности шоковую терапию Тимуру. — Вы крайне проницательны, госпожа… — Тимур усмехнулся. — Я крайне саркастична, — ответила ты, — и крайне люблю иронизировать над сплетниками. Так, какие слухи обо мне дошли сюда? Надеюсь, те, в которых я охотница за драконами.       Тимур прищурился. — Вроде того, — малосимпатичная улыбка показалась на его бородатом лице, тёмные глаза приобрели выражение издёвки. — Иначе как объяснить Ваше любопытное положение, Госпожа т/и? — Положение, положение, — сладко улыбнулась ему ты, склоняя голову набок. — Вы всё говорите, Тимур, а никак не озвучите, что, собственно, за положение у меня такое? Не стесняйтесь, произнесите. Или, может, вы чего-то боитесь? — Боюсь? — Тимур поставил на стол теперь уже свой бокал. — Таких, как Вы, Госпожа, в наших рядах немало и, поверьте, люди, подобные Вам, не стоят того, чтобы их бояться. — Люди, подобные мне? — вскинула брови ты. — Готовые на всё, чтобы пригреть место повыше, — ощерился Тимур. — Потратить много денег, убить близкого человека, предать собственную семью… Или сделать проще. Не побояться использовать природное обаяние на Предвестнике.       Тимур больше не скрывал своих неприязненных чувств и смотрел на тебя с мрачным торжеством, наблюдая, как меняется выражение твоего лица. Злоба вспыхнула внутри тебя петардой, вспышкой пронеслась по всему телу. Лисица будто впилась тебе прямо в грудь зубами, желая вырваться на свободу и разодрать обидчика на мелкие части. В этот раз сдержаться стоило тебе действительно больших усилий, и ещё больше воли тебе понадобилось, чтобы не отвести глаз и не попытаться найти в толпе Скарамуччу, который мог бы положить конец этому разговору в одночасье.       Неприятный холодок тронул живот под самой грудью. Во время пребывания в замке, где все хорошо знали Сказителя, во время пребывания в Морепеске, где все хорошо знали тебя, даже во время плавания, где все попросту были скованы страхом перед новым командиром, тебе совсем не приходилось задумываться, как некоторые умы, особенно настолько удалённые от происходящего, могут воспринять ваши со Скарамуччей весьма нетривиальные отношения. «Вот уж нет, — зло подумала ты, — мне не нужен Скарамучча, чтобы ставить наглецов на место. До него прекрасно получалось, и сейчас получится». — Правильно ли я понимаю, — с откровенной насмешкой переспросила ты, — что Вы считаете, будто я попала сюда через постель? Более того, вы подозреваете, что я сплю с командиром отряда? — А что, — ухмыльнулся Тимур, — Вы надеетесь, что я поверю, будто Вы охотница за драконами? — Вот как… — ты опустила бокал на стол. — Вам страшно, Тимур? — Простите? — его лицо вытянулось от удивления. — Ну как же, — ты подошла к нему вплотную, нисколько не смущаясь существенной разницы в росте и силе. — Вы определённо боитесь, что появился кто-то значимее Вас. Кто-то, кто может Вас подвинуть. Ваше самолюбие, должно быть, и без того ранено тем, что к вам прислали Предвестника, верно? — Я не понимаю… — начал было он. — Строительство фабрики не было закончено вовремя, — повысила голос ты. — Полагаю, это ударило по Вашему авторитету? Достаточно ли, чтобы Вам пришлось искать способы очернить кого-то в глазах отряда, лишь бы все перестали смотреть на Вас, как на причину провала?       Твой тон, конечно, привлёк внимание всех ближайших к вам людей. За спиной Тимура оборвались разговоры. Саша с посуровевшим выражением на лице поднялся с лавки. Петя нахмурился, наблюдая за вами. В поле зрения появились Даша, Вика и Боря: они не подходили, но неотрывно за вами наблюдали, готовые в случае чего броситься на выручку. Пожалуй, это могло значить лишь одно: не только ты ощущала исходившую от Тимура угрозу.       Рядом останавливались в замешательстве и некоторые члены местного отряда. Они смотрели то на тебя, то на своего командира; некоторые осмеливались приблизиться к столу, притворяясь, будто им интересна еда, однако глаза их оставались прикованными к вам и, несомненно, всё их внимание было обращено к вашему разговору. Впрочем, это было тебе на руку. — К Вашему сведению, — ледяным тоном, потерявшим притворную сладость, произнёс Тимур, — строительство фабрики задержалось из-за нехватки ресурсов и безделья рабочих. — Что же, Вас, выходит, и до нашего прибытия никто особо не слушал? — насмешливо озаботилась ты. — Похоже, лидер из Вас не вышел. Ваше эго поэтому настолько хрупкое? — Вы даже не представляете, о чём говорите! — голос Тимура неожиданно подскочил, бесстрастие окончательно покинуло его лицо. — О, нет, я как раз представляю, — покачала головой ты. — Я ведь тоже встречала таких людей, как Вы. Трусливых, уязвлённых, считающих, что женщина непременно достигла всего, что имеет, через постель. Обычно такие люди ничего особенного из себя не представляют. — Так значит, Вы отрицаете свои отношения с Шестым Предвестником? — поднял брови Тимур. Он отчаянно пытался сохранить лицо, но глаза его бегали по внимательным наблюдателям, явно не входившим в его план. — Нет, — вновь не согласилась ты. — Но они представляют из себя совсем не то, что Вы можете о них подумать. Ведь, знаете ли, бывают люди, способные на отношения гораздо выше и сложнее бартера. Слышали о таких когда-нибудь? — В таком случае Вы не станете спорить, — вновь попытался выкрутиться Тимур, — что этот факт даёт Вам особый статус?       Ответом ему послужил раздавшийся из-за его спины смешок. Взвинченный, он обернулся, злобно уставился на Сашу, ещё не успевшего скрыть улыбку. Дрогнуло серьёзное выражение на лице Пети. Заулыбалась Даша. — В чём дело? — холодно поинтересовался Тимур. — Я сказал что-то смешное? — Да, сэр, — ответил Саша. — У Вас корона упала. Или вам её сбили. — Наша т/и, — строго заметил Петя, — никогда не приписывала себе особенного положения из-за отношений с господином Сказителем, Тимур. Такое может сказать только тот, кто ничего о ней не знает.       Ты заметила, как с любопытством переглянулись члены отряда Тимура. Сам он остановился в замешательстве, переводя глаза с одного твоего товарища на другого. Похоже, надеясь дискредитировать тебя, он совершенно не рассчитывал привлечь такое количество внимания к собственной персоне, что, конечно, ставило теперь под удар его собственную репутацию. Ты картинно вздохнула, развела руками. — Боюсь, я не та, за кого Вы меня приняли, Тимур, — сказала ты, улыбаясь. — Меня не интересует место повыше. И, скажу на будущее, мои отношения со Скарамуччей вас совершенно не касаются. Поверьте, он будет не особенно рад, если узнает, что Вы копаетесь в его жизни. Я достаточно понятно выражаюсь?       Тимур обернулся к тебе, и его тёмные глаза всяпыхнули алым пламенем. На миг тебе показалось, что он метнётся к тебе и перережет глотку, однако этого не случилось. Он постоял ещё немного, размышляя, а потом отвернулся. Плечи его заметно напряглись. — Конечно, Госпожа т/и, — процедил он. — Вы весьма точны в своих высказываниях.       Лишний раз резанув взглядом вступившихся за тебя товарищей, он пошёл прочь. Лисица, срежетавшаяся под кожей, недовольно заворчала и затихла. Пока вс есмотрели в другую сторону, ты позволила себе облегчённо выдохнуть. — На что уставились? — рявкнул, уходя, Тимур собравшейся толпе. — Делом займитесь, раз огненная вода уже не лезет! Бестолочи!       Люди расступились, пропуская его, а потом, когда разгневанный командир исчез, вновь взглянули на тебя. Ты миролюбиво улыбнулась им, вновь взяв в руки свой бокал и сняв с лица искусственную надменность. Небольшая толпа сразу рассыпалась, и каждый поспешил сделать вид, будто ничего не было, спеша к товарищам, чтобы поскорее рассказать о случившемся. К утру, знала ты, весь лагерь будет в курсе этой стычки. Сбоку захихикали.

we are young — fun

— Я достаточно понятно выражаюсь? — передразнил Саша. — Умеешь ты, конечно, в позу встать, когда надо. Видимо, авторитет в коллективе всё-таки не потерян, — он поддел тебя локтем. — Да ну, авторитет, — отмахнулась ты. — Но глупо отрицать, что определённые преимущества всё-таки имеются.       Ты показательно обвела глазами празднество, и Саша усмехнулся. Петя мрачно глянул вслед Тимуру. — Расскажешь об этом господину Сказителю? — спросил он. — Расскажу, — ответила ты, вздохнув. — Будет гораздо хуже, если он узнает от кого-нибудь другого. Слухи быстро расходятся и ещё быстрее обрастают странными подробностями. — А Тимурка-то живой хоть останется после этого? — поинтересовался Саша. — Надеюсь, — ты потёрла лоб. — Он мне сразу не понравился, и он определённо козёл, но уж смерти-то я ему точно не желаю.       Ты невольно поёжилась, вспомнив, как Скарамучча обошёлся с Денисом, когда тот посмел тебе нагрубить. При всём твоём гневе, тебе не особенно хотелось, чтобы подобное повторилось. — То есть ты так и не выпьешь, да? — расстроенно спросил Саша, кивая на твой бокал. — Боишься, пострадают твои дипломатические навыки? — Да нет, — ты стукнула ногтем по стеклу. — Это было одно из условий праздника. Второе — никаких танцев с мужчинами.       Брови Саши и Пети поползли вверх. — Ужас какой! — ахнул Саша. — Какой тут теперь праздник, подруга?       Тут подошла Даша. Она была одна — Боря и Вика вернулись, по-видимому, на прежнее место. Услышав обрывок вашего разговора, она решительно дотянулась до Саши и шлёпнула его по плечу. — Саша! — воскликнула она под его недовольное сопение. — Лучше скажи спасибо! — И правда, — согласился Петя, и лицо его прояснилось. — Молодчина ты, т/и. Видно, что свой человек.       Ты с улыбкой взглянула на него. — Раздеваться, чтобы поблагодарить меня, было необязательно, — сообщила ты.       Петя, словно только сейчас вспомнив, что светит на публику своим крепким мускулистым телом, попрощался и поспешно скрылся из виду. Ты усмехнулась, допила свой сок и оставила бокал на столе. — Знаете что? — объявила ты. — Танцевать на столе я могу и трезвая! — Зато я не могу трезвый на это смотреть, — заныл Саша. — Пощади! — Вот и посмотрим, как ты держишь свое слово, — фыркнула Даша, хватая тебя за руку. — А ну-ка, красавица, пойдём в хоровод!..       Ты, хохоча, последовала за ней. А она обернулась, и глаза ее вспыхнули, как два изумруда. Она была изящна, как леопард, в своем кожаном корсете и облегающих штанах, она улыбалась, как тогда, когда вы с ней впервые танцевали вместе, и ты точно знала, что обещала тебе ее улыбка.       Кругом завился хоровод. Тебя приветствовали, благодарили, хвалили, где-то, может быть, и ругали, но ты не особенно вслушивалась. Дашина рука сжимала твою, втягивая тебя в круг золотого света, образованный гирляндами. Ты засмеялась, едва не врезавшись в незнакомого тебе блондина, чуть не пролила на себя чужой бокал вина, едва не споткнулась о чью-то вытянутую ногу.       Кто-то предложил тебе кружку пива, но ты отвернулась, мотнув головой. Даша засмеялась, закружила тебя вокруг себя, приплясывая. — Ужасно, что ты не можешь выпить, — сообщила она. — А то бы правда уже на стол полезла. — Ну правда! — возмутилась ты. — Вы мне теперь это всегда припоминать будете? — Всегда! — подтвердил шедший мимо Иван — с ним в прошлый раз вы пили на брудершафт, правда, без поцелуя в конце. — Всегда, — согласилась Таня, миниатюрная девушка, в которую помещалось поразительное количество огненной воды. — Вы предатели! — вздохнула ты смиренно.       Кругом захохотали, взяли тебя под руки и затянули в хоровод. Ты увела за собой Дашу и позволила себе растаять в золотом свете, дыша винным парами. В тот миг тебе хотелось, наверное, только одного — увидеть здесь, среди всех, своего старшего брата, стиснуть его объятьях и выложить ему все свои страхи до единого, чтобы он извёл их так же, как извёл твой ледяной ужас перед катком. И даже когда ты думала о том, что высказать ему всего не сможешь, не подставив под удар Скарамуччу, тебе всё равно казалось: будь он рядом, будь он хотя бы на одном континенте с тобой, тебе непременно было бы легче.       А пока ты не могла рассказать, не могла услышать его голоса, не могла рыдать, поглаживаемая по голове его руками, ты решила танцевать до упаду, чтобы твой страх, твоя лисья сила в этом танце растворились, затерялись, растаяли навеки. Балалайка уносила твое сердце прочь, переплетала его струны с нежной мелодией флейты, с чьей-то песней:

скучаю по тебе, холодная,

болею за тебя, прекрасная,

с ума схожу по тебе, благородная,

Родина моя, Родина ненастная!..

— Сыграйте чего повеселее! — крикнул кто-то. — Праздник же, а не похороны!       И под чьё-то ворчание, под многоголосое возмущение, завели другую песню:

расцветали сердце и душа,

когда бессмертная мольба,

уже едва-едва дыша,

привела ко мне тебя.

      Хоровод распустился пышным цветком, и где-то в нём вы с Дашей разминулись. А празднество продолжалось: кто выбегал в центр, кто оставался у края, кто подвывал знакомой мелодии. Среди всех мрачной тенью чернел он, шедший по самой границе золотого света. Ты сразу поймала его глазами, а он в большой толпе моментально отыскал тебя. Ты танцевала в ярком свете, а он, остановившись, молча наблюдал. Люди брали тебя под руки, улыбались тебе, тянули танцевать, звали за собой, а его сторонились, избегали встречаться с ним глазами, стремились поскорее уйти от него подальше. Одна ты продолжала смотреть на него. — Я же сказал, повеселее! — вновь заворчал голос. — Помолчи уже! — огрызнулся кто-то из девушек. — Да, правда, Лёня, — поддержал другой женский голос. — Угомонись! — Я эту бабскую музыку… — начал было упомянутый Лёня. — Лёня, свали, — отмахнулся плечистый мужчина из первых рядов. — Это искусство, понятно тебе? Искусство!       Лёня, хлопнув кружкой по столу, вскочил и ушёл. Ты обернулась на мгновение, проводила его глазами, а потом, улыбаясь, вновь взглянула на Скарамуччу. Неожиданно поймала улыбку и на его лице: то ли его собственную, то ли отражение твоей. И вдруг тебе вспомнилось, как еще совсем недавно вы вот так же глядели друг на друга в Бальном зале. И как ты стояла, окружённая людьми, которых едва знала; и как он был человеком, которого ты едва знала.       А теперь тебе казалось, будто ему известно о тебе решительно всё. О том, где у тебя болит, какие зелья ты используешь, как должны лежать вещи в твоей комнате, сколько ложек сахара ты обычно кладешь в чай. Теперь тебе казалось, что ты знаешь его изувеченную бессмертную душу, тени, притаившиеся в его вполне человеческом сердце, страхи, спрятанные за льдинками в глазах — и одновременно по-прежнему не знаешь совсем, но желаешь узнать, узнать каждый дюйм его кожи, каждое слово, которое он может произнести, каждое мгновение его прошлого, будущего и настоящего. И он, ты была уверена, желал того же, потому что из нескольких десятков людей в этой пещере его улыбка принадлежала одной тебе.

о нет, не заслужил я поцелуев,

касаний шёлка твоих губ;

но, точно обезумев,

к тебе тянусь я, душегуб.

      Кругом образовывалось все больше пар, совсем как тогда, на балу. Ты огляделась с улыбкой, посмотрела на Скарамуччу и протянула руку в его направлении. Он стоял далеко, но, вне сомнения, заметил твой жест. Некоторое время он медлил. Ты знала: он всё это не особенно любил. Делал время от времени или позволял делать с собой, однако в основном предпочитал избегать. Ты знала: ему не хочется разрушать образ Шестого Предвестника до самого основания. Ты бы даже простила его, если бы он решил остаться в тени тем вечером.       А потом, перешагивая струны мелодии, Скарамучча двинулся к тебе. Люди расступались перед ним: кто преодолел с вами плаванье, тот отходил спокойнее, кто знал Сказителя до встречи с тобой — тот отпрыгивал, шарахался, страшась попасть под горячую руку. И всё шире становилась твоя улыбка, пока совсем не заболели щёки. Ты смотрела на него, и тебе казалось, что всё совсем как в первый раз: и сердце весело бьётся в груди, и сладко подрагивают руки, и глаза светятся при виде него. Тебе казалось, что ты вновь влюбляешься в него — теперь уже совсем не такого, каким он был в вашу первую встречу.       По крайней мере, усмехалась про себя ты, Скарамучча, которого ты когда-то встретила в лесу, ни за что не стал бы с тобой танцевать.       В золотом свете ваши руки соединились, и ты явственно почувствовала тепло его кожи. Улыбка коснулась твоих губ, когда ты, запрокинув голову, лукаво посмотрела в его глаза. Он склонился к тебе, накрыв тебя своей громадной шляпой. — Хочешь удивить новых членов отряда? — поинтересовался он. — Не хочу, чтобы ты ушёл обратно в свой шатёр и сидел там всю ночь, — улыбнулась ты. — Кто-то же должен был проконтролировать, чтобы эти бездари доставили до моего шатра твои вещи, — Скарамучча покачал головой. — Вдруг ты убьешь кого-нибудь за свои банки? — Потрясающе, — захихикала ты. — Кто-то годами съехаться не может, а мы вон чего вытворяем… — Хочешь жить в палатке? — изогнул бровь Скарамучча. — Могу устроить. — А где я возражала? — возмутилась ты. — Меня лично все устраивает!

тело пламенем объято,

в чем, скажи, твоя разгадка?

ты — алмаз, ты — чаша яда,

тебе принадлежу я без остатка.

      Голова Скарамуччи качнулась в твою сторону; его прикосновения в тот миг, если бы и могли стать нежнее, непременно бы стали. Его нос коснулся твоего. В тот момент, ты знала, кто-то впервые видит его таким. Ты привыкла, что люди ахают, шепчутся за вашими спинами, но теперь Скарамуччу это совершенно не смущало. Он смотрел на тебя одну, не замечая целого мира вокруг.       Улыбаясь, ты позабыла про мелодию, про песню — остались одни только его глаза перед тобой, его ни с чем не сранимая ласка, его руки, сжимающие твои. Когда он держал тебя так, тебе даже начинало казаться, будто всё в этом мире возможно.       Сбоку шелохнулось. Ты, скосив глаза, поймала взгляд Тимура. Он застыл в нескольких метрах от вас и все смотрел, как вы обмениваетесь нежностями. Вероятно, только в тот момент он понял, в какую на самом деле глубокую яму загнал себя, позволив себе вступить с тобой в такую фамильярную дискуссию. Вероятно, только в тот момент он понял, как высоко ты взобралась на самом деле. — В чём дело? — поинтересовался Скарамучча, проследив за твоим взглядом. — Что он уже сделал?       Ты, не отводя глаз от Тимура, демонстративно дотянулась до уха Скарамуччи. Тот побледнел, став белым, как полотно. — Ничего особенного. Решил, будто я тоже мечу в Предвестники, — ты усмехнулась. — Неужели? — скептически переспросил Скарамучча, сверля глазами Тимура; кожа на лице командира отряда приобретала постепенно такой белый оттенок, которого прежде не существовало во всём Тейвате. — Он точно видел, как ты виртуозно сражаешься? — Ты не понял, — вздохнула ты. — Не через силу. Через постель. С тобой. Ну то есть… — Прости?       Отзвук едва сдерживаемого гнева в голосе Скарамуччи заставил тебя тотчас прервать объяснение. Он метнул в Тимура острый взгляд, и тот, поняв всё без слов, невольно отступил на шаг назад. Этого мгновения тебе вполне хватило, чтобы удовлетвориться. — Только не бушуй, — попросила ты. — Я не лыком шита. Поставила его на место. И ребята помогли… — Он в любом случае бесполезен, — заметил Скарамучча, продолжая сверлить глазами Тимура. — Такого идиота ещё поискать надо. — Скар, — ты провела рукой по его плечу, — не надо. Уж в словесной-то дуэли мне точно нет равных. Я тебе рассказала не для того, чтобы ты его с обрыва сбросил, а чтобы потом из сплетен до тебя не дошло чего похуже.       Скарамучча помедлил. Его взгляд вернулся к тебе. Тимура тут же и след простыл. Ты улыбнулась, рассматривая холодные кобальтовые глаза, слишком очарованная мгновением — и где-то глубоко внутри даже насладившаяся своей демонстративностью — чтобы размышлять о грубости Скарамуччи. Он долго рассматривал тебя, и в конце концов тяжело вздохнул. — Знаешь, — сухо сообщил Скарамучча, — не будь ты такой наивной, я бы давно разделался с этим жалким подобием человека. — А я смотрю, понятие «человек» для тебя теперь что-то да значит, а? — заулыбалась ты. — Прелестно. — День прошёл, страна сменилась, а ты всё так же цепляешься к словам, — шумно вздохнул Скарамучча, убирая было от тебя руки. — Куда! — возмутилась ты, пользуясь случаем и перекладывая его ладони на свою талию. — Сегодня Вы, Господин Предвестник, танцуете со мной! — И почему я не сомневался, что так будет? — Скарамучча, закатив глаза, позволил тебе обвить руками его шею. — Потому что хорошо меня знаешь, — ласково ответила ты, играя с волосами на его затылке. — Вот как думаешь, что я скажу сейчас? — Что-нибудь связанное с твоим глупым планом, — незамедлительно отозвался Скарамучча.       Ты с улыбкой склонила голову и уложила ему на грудь, ощутив, как она дрогнула, когда Скарамучча понял, что не ошибся. Даже если всё сказанное тобой казалось ему чепухой, он неизменно тебя слушал. Даже если отовсюду лилась музыка, в мелодиях он угадывал твои слова. Даже если он совершенно не верил в то, что ты сумеешь его переубедить, он тебя не останавливал. Может быть, где-то в глубине души он даже хотел быть переубеждённым тобой.       Круг сомкнулся. Словно привыкнув к присутствию Скарамуччи, люди продолжили танцевать, держась на почтительном расстоянии. Стал подниматься пьяный гул. Мелодия сделалась веселее, как того и хотел суровый Лёня, который, как ты успела заметить, теперь хмуро сидел за столом, отказавшись танцевать вовсе. Мимо скользнула Даша, не изменявшая своим принципам — она танцевала с холостым Геной, завидным беловласым женихом. Саша и Петя чокнулись и опрокинули по кружке пива. Больше ты никого не высматривала: вместо этого прикрыла глаза, сполна наслаждаясь теплом тела Скарамуччи. — Чувствуешь? — спросила ты, обнимая его шею покрепче. — Что? — полюбопытствовал Скарамучча. — Тепло. Хорошо. Люди кругом, — ты ткнулась носом в его плечо. — Не нужно никаких особенных артефактов, чтобы быть здесь и быть любимым.       По его телу прошла лёгкая дрожь. Скарамучча хотел отстраниться, но ты ему не позволила. Тогда он склонился к твоему уху, помрачнев в мгновение ока: — Они не любят, — поправил он. — Они боятся. Может быть, уважают. Может быть, восхищаются и надеются когда-нибудь достигнуть хотя бы половины моей силы. Но они не любят, тупица. — А тебе, значит, всё-таки нужно, чтобы любили? — ухмыльнулась ты, покосившись на него. — С тобой невозможно разговаривать, — проворчал тебе на ухо Скарамучча. — Всегда найдёшь подтверждение своим бредням. — Непременно, — согласилась ты. — И буду права. — Не будешь. Я не нуждаюсь в любви смертных, — он поразмыслил немного, и добавил: — И бессмертных тоже. Ни в чьей не нуждаюсь.       Ты, приоткрыв один глаз, поглядела на него обиженно. Скарамучча тут же отвёл взгляд. — Понятно. Я — это другое, — ты захихикала. — Неважно. Знаешь, честно говоря, все мои ставки сделаны на то, что ты всё-таки полюбишь человеческую жизнь.       Скарамучча помолчал немного. Руки его крепче стиснулись вокруг твоей поясницы. — А если не выйдет? — спросил он тихо. — Всё по-прежнему?       Что-то внутри неприятно ёкнуло от этого вопроса. Тебе не хотелось, чтобы Скарамучча спрашивал об этом, чтобы даже допускал мысль о твоём поражении. не хотелось в первую очередь потому, что собственных сомнений тебе было более чем достаточно. — Да, — с тяжёлым сердцем ответила ты, припоминая, как пообещала восстать против него, даже не представляя на самом деле, сумеешь ли когда-нибудь поднять меч руками, так нежно обнимавшими Скарамуччу, против него. — Может… Не будем об этом пока?       И Скарамучча, одержимый мыслями о том, что всякий человек ставит целью всей своей жизни предать его, непременно возразил бы тебе и стал бы допытываться, когда и при каких обстоятельствах это должно произойти. Это был другой Скарамучча. Не тот, который, опустив голову, кружась с тобой в медленном танце, ответил коротко: — Не будем, — и не отнял от тебя рук, не сбежал, не поднял скандала.       Ты с благодарностью кивнула, крепче обвила его руками, пряча в этом коротком жесте желание броситься на него, покрыть всё его тело вуалью поцелуев за, то каким он был удивительным, за то, что заставлял тебя чувствовать, за то, каким безопасным и безмятежным становился мир, когда он был рядом. И, когда он сильнее обнимал тебя, ты знала — он чувствует то же самое.       Всё громче становились пьяные возгласы, все задорнее танцы. С кого-то уже слетела одежда; кому-то до такого состояния оставалась пара-тройка стаканов. Скарамучча то и дело косился на них неприязненно: глаза его в эти мгновения теряли выражение нежности, покрывались коркой льда и начинали смотреть остро, ядовито, холодно. Пьяницы, сразу вспоминая о том, с кем танцуют на одной площадке, спешили удалиться, оставляя тебя хихикать и поглаживать Скарамуччу по спине.       Музыка делалась всё энергичнее. Вскоре все разбились по парам, и не осталось среди танцующих ни одной одинокой души; тех, кого не смогли пристроить в пару, забирали в тройки — с меньшей трезвостью приходила и меньшая разборчивость в компании. Голоса сплетались в одну тягучую, не особенно приятную уху мелодию. Кое-кто уже спал, растянувшись на лавочке, а другие, усевшись за столы, обсуждали нечто, как ты была уверена, высокое — только такие разговоры и могли быть в таком положении и при таких обстоятельствах.       В какое-то мгновение особенно осмелевший Саша даже подошел было к вам со Скарамуччей, желая видимо, обменяться с тобой очередными колкостями. Твой спутник выпрямился, но из своих рук тебя не выпустил, весьма недовольно при этом рассматривая приблизившегося агента. Этого оказалось вполне достаточно: даже сквозь пьяную пелену Саша весьма ясно уловил настроение командира и неожиданно перестроил маршрут, повалившись на обнажённую спину незнакомого тебе мужчины. Оба они закряхтели, накренились и едва не упали. — Отвратительно, — сообщил Скарамучча. — На трезвую голову с пьяными тяжко приходится, — с виноватой улыбкой согласилась ты, вспоминая саму себя на палубе корабля. — Хотя у тебя, вроде как, неплохо получается.       Скарамучча пробормотал что-то неопределённое. Взгляд его из мягкого стал хищным. Он озирался по сторонам, яростно высматривая следующего, кто окажется достаточно безрассудным, чтобы к вам подобраться, или, не приведи Царица, пристать к тебе. Окинув пещеру взглядом еще раз, ты предложила: — Пойдём отсюда? — и улыбнулась. — Ты же хотела праздник, — покачал головой Скарамучча. — Я его и получила. А теперь хочу просто побыть с тобой, — ты поддела длинный брелок на его шляпе. — Что скажете, мой Господин? Пойдём в шатёр?       Скарамучча немного помедлил. Мимо пронеслись двое юношей. Споткнувшись, оба они с грохотом повалились на Борю, облив его пивом с ног до головы. Жилистый мушкетёр тотчас же подскочил. Глаза его превратились в две узкие щёлки под полным любопытства взглядом Вики. — Нет, — коротко отозвался Скарамучча. — Наружу. — Наружу? — насторожилась ты. — А не опасно? — Нет, если переодеться, — он подтолкнул тебя к шатру. — Идем.

deja vu — ilya beshevli

      Ты, пожав плечами, действительно пошла вперёд. Скарамучча осторожно прикрывал тебя руками от носящихся повсюду фатуи. В этом, впрочем, не было особой нужды: они сами перед тобой расступались, пропуская. Издалека ты увидела Дашу — она помахала тебе на прощание, увидев, что ты удаляешься. Весьма, ко всеобщему удивлению, трезвый Саша на твоих глазах отделился ото всех и скрылся в палатке. «Пожалуй, — подумала ты, — из всех событий за последнее время это — самое удивительное. Саша и не напился, подумать только…»       В просторном шатре, имевшем, в общем, все те же элементы мебели, что и каюта на корабле, но в более их приличном образе, вы сменили одежды. Скарамучча, хоть и был необыкновенно красив, не выделялся: его одежды напоминали, как ты знала, традиционные одежды Инадзумы. Единственное, чего он лишился, так это своей шляпы — вот уж она-то действительно могла привлечь множество лишних взглядов, в чём вы той ночью, несмотря на гордость Скарамуччи и его непоколебимую уверенность в своей способности расколоть весь жалкий Ватацуми пополам, совершенно не нуждались. Тебе же, облачённой в весьма броское платье, пришлось сменить его на простые брюки и приятную льняную рубашку. Разумеется, в такой одежде тебе, путешественнице, было значительно привычнее. — Жалко, — всё же заметила ты, бросив взгляд на платье.       Скарамучча, посмотрев туда же, куда и ты, неожиданно кивнул. — Да, — согласился он. — Тебе… Хорошо. — Спасибо, — склонила голову ты.       Конечно, обернувшись к тебе, он застал играющую на твоих губах лёгкую тень усмешки, хотя и не особенно язвительной. Скарамуччу, ты знала, это уже задевало скорее по привычке, чем по-серьезному, как и тебя по привычке веселили его неуклюжие ухаживания, никак не вяжущиеся с его мрачным антуражем. — Будешь смеяться — останешься здесь, — проворчал Скарамучча. — Тупица. — Я не смеюсь, — заявила ты, — только безобидно хихикаю и ехидно насмехаюсь.       Скарамучча лишь закатил глаза и пошёл к выходу. Пропустив тебя вперёд и любезно придержав тяжёлые шторы, занавешивавшие вход, он повёл тебя дальше, к тоннелям. Длинные тёмные проходы тебя не особенно пугали по двум причинам: во-первых, рядом с тобой де-факто шагал принц молний, а, во-вторых, его присутствие сопровождалось небольшой шаровой молнией пурпурного цвета. Фиолетовый свет вонзался клыкастыми тенями сталактитов и сталагмитов в ваши тела. Шаги таяли во мраке, и все слабее становился шум гремевшей в пещере музыки.       Ты неожиданно подумала о том, как доверяешь Скарамучче: при тебе не было ни лука, ни меча, ни трав, только маленький кинжал, пристёгнутый к голени кожаным ремнём — одно из наставлений старшего брата, готовившего тебя к миру, полному опасностей. Присутствие этого кинжала, впрочем, объяснялось лишь тем, что Аякс велел тебе выработать привычку держать его при себе даже во сне и уметь доставать при появлении опасности в считаные секунды, а также тем, что он мог пригодиться при сборе трав. И всё же, без всякой брони и почти обезоруженной, посреди тёмного тоннеля под землёй чужой страны, тебе не приходилось думать об опасностях просто потому, что Скарамучча был с тобой. И, что ещё удивительнее, тебя это нисколько не пугало и не смущало. «Он ведь, — подумала ты, — задумал предать Снежную. Всё, во что я верю. Я единственная могу помешать его планам. Он мог бы меня… Прямо здесь…»       Ты опустила голову, устыдившись своих мыслей. Словно ощутив твои колебания, Скарамучча обернулся и пристально взглянул на тебя отливавшими в фиолетовый при свете молнии глазами. Ты лишь улыбнулась ему вполне искренне, отодвинув свою тревогу на задворки сознания. «Ещё успеем поспорить, — решила ты. — А пока я просто хочу побыть с ним».       Шли долго, но, по крайней мере, в этот раз без тяжелого груза вещей и лошадей, пугавшихся темноты и каждого упашего камешка. Тоннели петляли, извивались, спускались и поднимались. Разветвлённая сеть проходила подо всем Ватацуми плотно сплетённым клубком. Когда ты задирала голову, сама собой появлялась робкая мысль о том, чтобы взглянуть на остров таким, какой он есть в самом деле, не под покровом ночи и холодной мороси, не тайком из-за скал, а вживую, всерьез, настоящим гостем. Но, как часть отряда, прибывшего из Снежной, ты была вынуждена забыть об этом и молча ступать за Скарамуччей.       В конце концов мрак тоннелей и собственные мучительные размышления совсем свели тебя в тоску и, сгорбив плечи, ты поникла. Правда, печаль твоя оступала, стоило твоему плечу соприкоснуться с плечом Скарамуччи; впереди замаячил свет, и повеяло морской свежестью. Воспрянув духом, ты глубоко втянула носом воздух.       Шаровая молния погасла. Клыкастая пасть пещеры раскрылась перед вами, а за нею мерцало подрагивавшее море, лениво перекатывая по волнам жемчужины звёзд. Далеко в небе улыбалась луна, приветливо лаская твоё лицо серебряными лучами. Ты вытянулась, нежась в морском бризе. Хотя в плавании он успел тебе знатно осточертеть, он был куда приятнее, чем сырой пещерный воздух, пропахший к тому же потом и спиртом.       Вдоль бескрайнего моря, усыпанное ракушками, тянулось серебристое побережье. Располагалось оно чуть ниже того возвышения, на котором замерли, подставив лица ветру, вы со Скарамуччей. Ты раскинула руки в стороны, хорошенько потянулась, с любовью глядя в чернильное небо. — Хорошо как, — признала ты. — Только не могу никак привыкнуть, что здесь так тепло. — И нет огненной воды, — добавил Скарамучча, щурясь. — Один раз!.. — вскинулась ты. — А Бал? — ядовито спросил Скарамучча. — А там была не огненная вода, — отозвалась ты. — Не считается.       Ты зашагала было вперёд, а потом обернулась, ухмыльнулась: — А ты, я смотрю хорошо помнишь Бал. Неужели понра…       Не смогло обойтись без того, чтобы твоя нога соскользнула с края возвышенности. На короткий миг сердце рухнуло в пятки, в груди что-то треснуло от неожиданности. Ты полетела было к берегу, тоненько взвизгнув, но там, внизу, тебя уже ждали тёплые руки, подменившие собой острозубые камни. — С того момента ты стала ещё более неуклюжей, — заметил Скарамучча. — Теряешь хватку. Так ты собираешься обуздать силу кицунэ? — А что, — задохнулась от возмущения ты, — кицунэ обязательно быть изящными и аккуратными? Есть какой-то кодекс уважающей себя лисицы? — Нет, — ответил Скарамучча, — но желательно не пытаться сломать себе шею на каждом шагу. Можешь начать с того, чтобы смотреть себе под ноги. — А я гордая, смотрю только вперёд, — проворчала ты, спрыгивая с его рук и невозмутимо одёргивая рубашку. — Всё, всё, я жива и трезва, полный вперёд!       Ты резво двинулась вдоль побережья. — Нам в другую сторону, если что, — сообщил Скарамучча, скрестив руки на груди. — Верно, — тут же развернулась ты, описав широкую дугу. — Я тебя проверяла, салага.       Вернувшись и поддев его плечом, ты пошла теперь уже в правильном направлении. Закатив глаза, Скарамучча последовал за тобой и вскоре, поравнявшись, пошел рядом. Над головами у вас разворачивалось полотно безграничного неба. Ты, задрав голову, поглядела вверх, гадая, скучают ли твои близкие так же сильно, как скучаешь по ним ты. Ты спрашивала себя, смотрят ли они сейчас на небо вместе с тобой, ища среди звезд ответ на тот же вопрос, что и ты. — Что говорят звезды на этот раз? — прервал молчание Скарамучча.       Ты с улыбкой опустила голову. С тихим рокотом взбирались по песчаному берегу волны, но помимо того было тихо. От чужих взоров вас защищали отвесные скалы. — Не знаю, — ответила ты, и в голосе твоём скользнула печаль. — Здесь совсем другие созвездия. Мне они незнакомы. — А Северный дракон?       Ты с удивлением повернула голову к Скарамучче. Он смотрел в небо, туда, где вечно парил звёздный дракон, являвший собой на самом деле тонкие тростинки звёздных полос — изогнутое тельце, да подобие крыльев. Созвездие показалось тебе смутным и почти невидимым. — Блеклый он какой-то, — покачала головой ты. — На корабле он выглядел гораздо ярче.       Скарамучча, моргнув, повернулся к тебе, словно вспомнив легенду, которую ты рассказала ему в плавании. Усмешка коснулась твоих губ. — Ты помнишь, да? — твоя рука коснулась его руки. — Это всего лишь байки для наивных лисиц, — пожал плечами Скарамучча. — У меня просто зрение лучше, вот и всё. — Ну конечно, — вздохнула ты. — Скар, ты такой сказочник…       Он ничего не ответил, но взгляд его то и дело возвращался к небу. Ты догадывалась, о чем себя спрашивает он, хотя и предпочла не говорить этого вслух. Тебе решительно не хотелось портить ночь разговорами о Сердце Бога и фатуи. Слишком много времени вы посвятили ссорам, спорам, выяснению отношений и слишком мало просто были друг с другом последнее время. — На самом деле, — сказала ты, — я рада, что мы выбрались. Среди пьяных людей весело только пьяным. — Пьяные люди ведут себя как неуправляемые остолопы, — возразил Скарамучча. — О да, — рассмеялась негромко ты, помня о том, что вы находитесь на вражеском острове. — Я помню, как решила прилечь посреди коридора. Представляю, что ты думал обо мне тогда…       Скарамучча поразмыслил немного, видимо, вспоминая тебя, упавшую к его ногам на холодный пол и отказавшуюся подниматься, хохотавшую до боли в животе и в конце концов ослабевшую настолько, что пришлось просить его о помощи. — Думал, что ты самая бестолковая кицунэ на свете, — бесстрастно отозвался он наконец. — Что ни один нормальный человек не стал бы таким образом привлекать внимание Предвестника. Что ты позоришь меня перед всеми стражниками. — Ой, эти стражники, — фыркнула ты, ничуть не обидевшись, — такие сплетники! Знал бы ты, что они потом про нас говорили… — И о том, что ты удивительно… Удивительно красива.       Скарамучча заметно смутился, говоря об этом, но нашел в себе силы посмотреть на тебя. В твоих глазах неожиданно отразились его чувства, когда ты уставилась на него, поражённая настолько, что не выдавила из себя даже язвительного замечания. — Красива? — переспросила ты. — Да, — с вызовом ответил Скарамучча. — Тебя удивляет, что я считаю тебя красивой? — Нет… То есть да… — ты смешалась и вдруг опустила глаза, прячась за волосами. — То есть мне просто непривычно слышать это от тебя. — Есть более важные вещи, которые я могу сказать о тебе, — пожал плечами Скарамучча. — Красота это еще не всё.       Ты прекрасно это знала, но, тем не менее, приятное тепло разлилось внутри твоего живота, прокатилось по всему твоему телу горячей волной, расцвело в груди диковинным цветком, и опалённое им сердце забилось сильнее. Ты провела рукой по волосам, поправила их как-то не вполне осознанно. — Конечно, — справившись со своим смущением, ты улыбнулась, по-прежнему ощущая, как пылают твои щёки, — но все равно приятно. — Не привыкай, — хмыкнул Скарамучча.       Ты обиженно на него покосилась и пихнула его в плечо. Он, даже легонько не пошатнувшись, послал тебе насмешливый взгляд. Вздохнув и смирившись с участью кицунэ в присутствии полубога, ты лишь взяла его за руку и подставила лицо прохладному ветру, скользившему меж твоих волос, прочесывавшему пряди воздушными когтями. — Какой у нас план? — спросила ты, глядя куда-то за горизонт. — Вариантов немного, — Скарамучча сразу понял, о чём ты. — Есть всего одна знакомая мне кицунэ, которая может согласиться тебе помочь. Конечно, если ей это будет интересно и она не попытается отделаться от тебя пустыми обещаниями. — Мы же не можем просто взять и заявиться в храм Наруками, — округлила глаза ты. — Мы нет, — покачал головой Скарамучча, — а ты можешь. По крайней мере есть шанс, что Яэ Мико окажет тебе помощь. В конце концов, ты последняя кицунэ, помимо неё. — А что другие? — поинтересовалась ты с замиранием сердца. — Одичали, — ответил Скарамучча, — или превратились в камень. Это случилось после смерти кицунэ Сайгу пятьсот лет назад во время катаклизма. Она отдала жизнь, чтобы спасти Инадзуму, а они так стосковались, что сами себя загубили.       Поймав твой взгляд, Скарамучча стушевался. — Извини, — качнул головой он. — Ничего, — ответила ты.       На самом деле «ничего» едва ли могло описать происходящее у тебя на душе. Сердце твое сжималось от ужаса: трудно было найти для титула почти последней кицунэ человека менее подходящего, чем ты. Мало того, что ты понятия не имела, как быть кицунэ, ты вообще мало что знала о ёкаях и о самой Инадзуме. Плечи тебе больно сдавило, словно на тебе лежала ответственность за весь род таинственных лисиц. — Хорошо, — вскинула голову ты, шумно втянув носом воздух. — Значит… Мне нужно доехать до острова Наруками, отыскать Яэ и надеяться, что она мне поможет. И что я не умру по дороге. — Ты в своём уме? — Скарамучча нахмурился. — Думаешь, я отпущу тебя одну в добрый путь по Инадзуме? Ты в Снежной-то постоянно пыталась умереть, а что будет здесь?       Ты внимательно посмотрела на него. Лунный свет серебрил его и без того светлую кожу, делая ее почти призрачной, и глаза его, охваченные тенями, казались еще темнее, чем при свете дня. — А что ты предлагаешь? — поинтересовалась ты. — Сам сказал, вместе нам появиться в храме нельзя. — Это не значит, что я не могу сопроводить тебя до крайней мере до подножия горы Ёго, тупица, — Скарамучча крепче стиснул твою руку, словно боясь, что ты вот-вот сорвёшься и помчишься через всю Инадзуму к храму Наруками. — Скар, ты смотритель завода по производству Глаз Порчи, — понизив голос, строго сказала ты. — Ты не можешь бросить все и уехать сейчас. Ты нужен им. — Они кое-как справлялись со строительством до меня, — веско отозвался Скарамучча, — справятся и теперь. Моего прибытия было вполне достаточно, чтобы они перепугались до полусмерти и начали нормально работать.       Стрел возражений в твоём колчане оставалось всё меньше, и ты вынула самую острую из них: — Я проехала всю Снежную, — напомнила ты, — перебралась через опаснейшие горы в Тейвате и выжила на Северном Полюсе. В одиночку. — Снежная — это Снежная, — мрачно заметил Скарамучча. — Инадзума другая. Тебя будет пытаться убить каждое дерево на дороге. Каждый человек, которого ты встретишь, может оказаться бандитом. Поверь, люди здесь вовсе не такие гостеприимные, как тебе видится. Убийц и предателей здесь предостаточно. — У тебя везде одни убийцы и предатели, — отмахнулась ты. — Уверена, когда я поеду… — Нет.       Скарамучча остановил тебя, взглянул на тебя серьезно, но не зло. Брови его ещё сильнее свелись к переносице. — Я не пущу тебя, — повторил он голосом, не требующим возражений, — одну скитаться по чужой стране. — Я достаточно сильна, — заспорила ты, хватая его за оба запястья, — чтобы справиться! Царица доверила вам важное поручение, и я не собираюсь мешать! — А мне плевать на поручение, — Скарамучча приблизил к тебе лицо, опалив твою кожу горячим дыханием, — если ты погибнешь. Поэтому ты не сделаешь ни шагу за границу Ватацуми в одиночку. Ты меня поняла? — Почему я обязательно должна погибнуть? — взъелась ты. — У меня есть лук, Глаз Бога и сила кицунэ! — Потому что твой лук бесполезен в ближнем бою, — Скарамучча ткнул тебе в грудь, попав точно в Глаз Бога. — А вот эта побрякушка — почти стопроцентное самоубийство, как и лисьи фокусы. И твой кинжал, — Скарамучча кивнул вниз, — я в жизни не поверю, что ты им порежешь кого-нибудь кроме себя. — А зелья? — вцепилась в последнюю соломинку ты. — Зелья спасут тебя, если у тебя случится приступ? — поинтересовался Скарамучча. — Ты думала, что произойдет, если ты посреди боя с нобуши упадешь и станешь искрить молниями?       Ты отчаянно постаралась придумать, что сказать, чтобы ему возразить, но так и не сумела. Со вздохом ты попыталась вывернуться из его рук, однако Скарамучча не отпустил тебя. Тебе пришлось опустить голову, чтобы не встречаться с ним глазами. Некоторое время вы молча стояли.       Всё яснее ты осознавала, что он прав. Всё тяжелее делалось у тебя на душе: хотелось плакать и отбиваться, хотелось запальчиво доказывать, что ты можешь всё сама. Только правда была в том, что ты не могла. Все твои попытки геройствовать оканчивались бездарным самопожертвованием, все твои устремления к спасению чужих жизней в конце концов ставили их под угрозу, особенно теперь, когда часть силы была тебе неподвольна. Конечно, в таких условиях твои шансы на выживание в чужой стране практически сводились к нулю.       С невольной дрожью ты вспомнила, как едва не загубила весь экипаж, чрезмерно уверившись в своих силах. Губы твои плотно сжались. Ты почувствовала, как тяжело вздохнул тебе в затылок Скарамучча. — И всё равно, — ты подняла голову, взмахнула рукой, — я не хочу, чтобы ты оставил их из-за меня. Если с ними что-то случится, потому что тебя не было рядом, я никогда себе не прощу, понимаешь? — Ты вроде верила в них, — заметил Скарамучча. — Что изменилось? Они давно здесь обжились, и вполне способны обойтись без моего надзора. Я здесь для того, чтобы запугивать и угрожать, не более, а уж для этого, поверь, им достаточно знать, что рано или поздно я вернусь и надеру им всем задницы, если завод не будет готов. — Но если… — начала было ты. — Никакого если, — прервал он, — может и не быть. Твои драгоценные фатуи, вроде как, обучались сражаться, а не напиваться при каждом удобном случае. С чего ты взяла, что они не смогут справиться теперь? — Я просто продумываю все возможные исходы, — ты заворочалась в его руках, но он вновь удержал тебя. — Скарамучча, ты не мог бы… — Нет, не мог бы, — он склонился к тебе.       Ветер всколыкнул его иссиня-чёрные волосы. Кобальтовые глаза всматривались в твоё лицо, изучая саму твою душу, само твоё существо. Отчего-то тебе захотелось отвести взгляд: как правило, ты была той, кто ищет правду в чужом сердце, и тёмные закоулки твоего собственного редко притягивали настолько пристальное внимание. — Признай, — сказал он тихо, но твёрдо, — дело вовсе не в том, что ты вдруг перестала видеть великих воинов в своих бестолочах. Нет, ты определённо нестала бы в них сомневаться. — Но… — хотела было возразить ты. — Ты хочешь сделать всё сама, — усмехнулся Скарамучча. — Хочешь показать, что достаточно сильна. Хочешь почувствовать, что достаточно сильна. Разве я не прав? — Я хочу… — и ты хотела бы сказать, что в самом деле первостепенное твоё желание — защитить других, но в груди шевельнулось сомнение. Ты замялась, задумалась, и Скарамучча не оставил это без внимания. — Ты ведь любишь правду, — он приблизился к тебе сильнее. — Скажи правду. — Хочешь правду? — горькая улыбка показалась на твоём лице. — Я не могу поверить, что только обрела силу на Северном Полюсе и снова стала беспомощной. По правде говоря, ты совершенно прав, ни одно из моих орудий, — ты бросила взгляд на Глаз Бога, — не заряжено. И я не могу с этим смириться. Я всегда думала, что нет ничего плохого в том, чтобы быть слабой, — всё внутри тебя содрогнулось, — но я ненавижу чувствовать себя бессильной. Ненавижу чувствовать, что ничего не могу сделать сама. Ненавижу, что не могу помочь сама себе.       Ком встал в горле. Ты не заплакала, слёзы не застлали твоих глаз, но всё внутри тебя натянулось болезненно, как струна. Скарамучча слушал тебя внимательно, а, когда ты замолчала, казалось, продолжал слушать твоё молчание. Ты ждала его вердикта. В ушах твоих звучали робкие перешагивания морских волн по песчаному берегу.       Ожидание затягивалось. Ты избегала смотреть на Скарамуччу, и тиски в груди сжимались всё сильнее. Когда же он наконец заговорил, глаза твои поражённо распахнулись. — Мне помнится, одна безрассудная кицунэ как-то сказала, что иногда помощь нужна всем. Даже Шестому Предвестнику. — Было дело, — тяжело вздохнула ты. — Не думала, что ты сумеешь обратить это против меня же… — О, я многое могу обратить против тебя, лисичка, — Скарамучча улыбнулся уголком губы. — Ты воспитана людьми, и вся состоишь из противоречий. Но речь не об этом.       Он придержал тебя за подбородок, и твои бегающие глаза остановились наконец на его глазах — удивительно ясных, спокойных, как озёрная гладь. — Я знаю всё, — сказал он негромко, но твёрдо, — каково быть никчёмным, беспомощным и жалким. Как унизительно просить о помощи. Как всё омерзительно, когда по силе не особенно превосходишь червя, — твои глаза обиженно округлились, и Скарамучча не сдержал ухмылки. — Я всё это знаю. Но я не дам тебе пострадать из-за этого, т/и. — Скар… — удивлённая его внезапным откровением, ты не нашлась с ответом. — Я поеду с тобой, — не требующим возражений голосом сообщил Скарамучча. — Мы вместе доедем до горы Ёго. Я позабочусь о том, чтобы ни одна — слышишь? — ни одна молния на этих проклятых островах не прикоснулась к тебе.       Ты сглотнула, ощущая в тот миг особенно явно его пальцы на своих руках. Глаза твои перебрались к луне, зачем-то всмотрелись в неё, родную, окружённую сотнею незнакомых звёзд. — Скарамучча… — тон твой стал мягче.       И внутри тебя разлилось нежное, тёплое умиротворение. Руки твои были слабы, но он готов был стать твоими руками; молнии твои затухали слишком быстро, но он позволил бы тебе взять его собственные; Глаз Бога твой причинял тебе невыносимую боль, но он стал бы разить твоих врагов вместо тебя. Твоя сила тебе не принадлежала, но Скарамучча готов был разделить с тобой свою. В тот миг тебе была совершенно безразлична собственная мощь, потому что могущество самого принца молний принадлежало тебе в самом деле без остатка.       Вместе с тем тело твоё вдруг онемело. Ты поморщилась от боли, когда молнии заплясали вокруг твоих рук пурпурными искорками. Ты хотела было отстраниться, но Скарамучча мгновенно утихомирил электрические разряды, и в следующий миг ты обмякла в его руках, крепко сжав пальцами его плечи. Веки твои опустились: само твоё тело сдалось, приняло поражение перед лицом ранящей правды. — Да, — признала наконец ты. — Ты мне нужен, Скар. Очень… Нужен. Сейчас я без тебя не справлюсь.       Он по своему обыкновению ничего не ответил, истратив, по-видимому, все возможные тёплые слова на ближайший год, но по тому, как крепко он прижал тебя к себе, ты поняла — он будет рядом. И этого бло достаточно, чтобы вновь ощутить в себе опору.       Вновь ощутить себя сильной. — А потом, — прибавила ты, дотянувшись до его уха, — когда стану настоящей кицунэ, я надеру тебе задницу за то, каким выскочкой ты был вначале. — Попробуешь, лисичка, — съязвил Скарамучча. — Только не надейся, что у тебя получится.       Когда молнии окончательно улеглись, сердце успокоилось и силы вернулись в твоё тело, ты изъявила желание еще немного прогуляться, надеясь, что шум волн успокоит твоё сердце. Скарамучча не стал тебе возражать. Медленно, не торопясь, словно опасаясь вновь пробудить прикорнувшую ненадолго лисицу, вы двинулись вдоль берега.       Неизменно мерцало небо. Скользили по волнам серебряные отражения звёзд. Скарамучча неотступно держал тебя за руку, и сердце твоё млело от его ненавязчивой заботы. — Давай подождем немного, — попросила ты, глядя на небо. — Пусть ребята освоятся. У тебя всё еще есть ответственность за них, даже если ты этого не признаешь. Пара недель ничего не изменят. — Хорошо. Но если тебе станет хоть немного хуже, не думай, что мне составит большого труда привязать тебя к седлу и отвезти в храм Наруками, — предостерег Скарамучча. — Я поняла, — покладисто кивнула ты. — Договорились.       Скарамучча неожиданно свернул с побережья и поманил тебя за собой. Ты с любопытством последовала за ним. По каменным ступеням вы взобрались повыше. Скарамучча то и дело следил, чтобы ты не свалилась, но ты после освобождения от гнетущего тебя чувства никчёмности вдруг стала ловкой, как кошка, и поднималась за ним по влажным скалам без всяких трудностей.       Постепенно пространство вокруг заполнял шум. Ты без труда узнала водопад, но ничего спрашивать не стала, решив, что в таинственности Скарамуччи есть некоторая романтика, которую ты не желала портить. Наконец, подав тебе руку, он втянул тебя на самую вершину, и в тот же миг, ахнув от восхищения, ты едва не скатилась обратно. По счастью, именно к этому Скарамучча готовился целый подъём, а потому сумел тебя удержать.       Он привёл тебя на скалу, поросшую мятно-зелёной травой. Сладковатый аромат поднимался от растущих там цветов с загнутыми книзу бархатистыми сиреневыми лепестками; серединки их, высовываясь из чаши лепестков, покачивались легонько ветром. Над вашими головами перепутывались ветви деревьев, образуя своего рода резной шатёр.       Но поразило тебя не это. Там, далеко впереди, за гладью отражавших небо озёр, в сплетении перламутровых крыльев ракушек, расположился храм Сангономии. Розовое сияние кутало его, смешиваясь с плавленым золотом причудливых бумажных фонариков, которые, как ты знала, назывались презабавно «чочинами». Величественное здание храма возвышалось над всем островом, концы его крыши были обращены к звездному небу. В нежном сиянии ты могла разглядеть и изящные тории, служившие входом в святилище, и множество лесенок, выстроенных вокруг ракушек таким образом, чтобы всё выглядело как творение самой природы, и шумные водопады, лившие в озёра серебро луны. — Скарамучча! — ты схватила его за руку. — Как ты узнал про это место? — От местного отряда. Твои бездари не такие уж и бездари, — проворчал он. — Хотя большую часть времени всё-таки бездари. — Отсюда же всё видно, — совсем позабыв свою печаль, ты подбежала к самому краю. — И храм, и ракушки, и вообще весь остров… — ты обернулась. — Почему ты привел меня сюда? — У тебя особая страсть совать нос в дела, которые тебя совершенно не касаются, и восхищенно смотреть на совершенно безыинтересные вещи, — Скарамучча подошел ближе. — Решил, что тебе непременно захочется поглядеть на храм. Отсюда, по крайней мере, ты можешь сделать это не устраивая нас неприятностей с сопротивлением. — Скарамучча… — ты опустила голову, и благодарная улыбка обрамила твои губы, осветила всё твоё лицо. — Скар…       И в тот миг тебе стало очень хорошо и очень спокойно оттого, что в мире есть человек, который так хорошо тебя знает. Вдруг тебе стало очень радостно оттого, что именно его тебе посчастливилось заполучить себе в спутники. Когда ты смотрела на него на краю скалы Ватацуми, который, в общем-то, никогда не смог бы стать тебе родным, ты ощущала себя как дома. Скарамучча принес с собой дом. Принес, потому что знал твои прывычки, твои слабости, знал, что сказать тебе, когда ты зла и растеряна, как поддеть, чтобы не тронуть за живое. Принес, потому что, когда он держал тебя за руку, не имело значения, в какой точке света ты находишься и за кого воюешь.       Было важно лишь то, что он знал движения твоего сердца и не перестал различать их после разлуки. И тебе вдруг отчаянно захотелось убедить его в его человечности, попросить переметнуться, забыть о его плане по захвату Сепдца Бога, забыть о том что он вообще был связан с этими проклятыми богами — только бы уберечь ваш крохотный мирок от жестоких распрей.       Но ты знала, так просто не получится. И знала, что пойдешь с ним рука об руку, даже если будет сложно. И знала даже, что если однажды он решит разбить тебе сердце, ты будешь помнить, как он собирал его по кусочкам, и ни за что не поверишь в то, что он мог совершить такое намеренно. И грудь твоя наполнилась старым, хорошо тебе знакомым чувством. Ты вновь его проглотила, теперь уже точно зная, как его обозначить. — Я так рада, — сказала ты тихо, — что приехала сюда с тобой. Знаешь, Скар… С тобой я дома.       Скарамучча опустился на траву. Ты присела рядом с ним, прильнула к нему обвив его руку. Его ладонь опустилась поверх твоих. Тёмная ночь страны гроз окружила вас. Потом Скарамучча, склонившись к твоему уху, сказал то, от чего сердце твое одновременно и сжалось, и сладко замерло: — И я, — едва слышно отозвался он. — Хоть и думал, что в этом месте уже никогда не почувствую себя как дома.