Вокруг Меня лишь Яндере

Котори ничего не заподозрила. Или всего лишь делала вид, что не заподозрила. Может, пыталась дать мне шанс образумиться. Может, пыталась понять, почему я это сделал. Может, просто приняла всё как неизбежность. Может, просто боялась себе признаться, что впускать меня в свою жизнь было ошибкой. А может, уже давно призналась и… Но это не столь важно. Тидзуру смирилась. Или всего лишь делала вид, что смирилась. Может, делала что-то за моей спиной, так и не оставив попыток обставить Отонаси. Может, и в самом деле изменилась и стала… *взрослее*. Терпимее ко всему относиться. Может, её и в самом деле устраивало то, что она обладает тем, что Котори никогда не получит. Может, просто боялась нарушить хрупко установившееся равновесие, и в конечном итоге потерять вообще всё. Но это не столь важно. Всё это не имеет значения. Ведь они обе живы. *Все* живы. Никто больше не пытается убить друг друга. Может, все они и несчастны. Может, никто никогда и не сможет стать счастливым в этой временной линии. Но ведь их жизнь продолжается. Это самое важное. С самого начала всё обстояло именно так. Я врал, недоговаривал, предавал, манипулировал и унижался. По частям распродавал всё, что делало меня собой, — исключительно для того, чтобы люди, которые мне небезразличны, и которым небезразличен я — могли жить дальше. А со всем остальным всегда можно что-то придумать. Пусть и не сразу… быть может, даже спустя несколько десятилетий, но можно. …По крайней мере, я продолжаю пытаться убедить себя в этом. Трудно сказать, сколько дней прошло с того разговора с Тидзуру. Может, неделя или две. Может, больше. Честно говоря, я перестал считать. А нечто, что делало это за меня… то ли исчезло, то ли я перестал обращать на него внимание. Нет нужды отслеживать время, когда каждый твой день идентичен предыдущему. Постепенно, сам того не замечая, я пришёл к тому же состоянию, в каком находился до начала всего. И это несмотря на то, что при поверхностном рассмотрении моя жизнь стала диаметрально противоположной. Стала такой, о которой многие могут только мечтать… Но я… … Мне просто нужно привыкнуть… Просто… нужно смириться… Просто нужно… сдаться. Сдать себя с потрохами во благо близких мне людей… Даже если всё, чего ты этим добьёшься — оттянешь неизбежное? Я готов даже убить себя, если потребуется. В конце концов, я должен был умереть ещё очень давно. Раньше, чем умер в первый раз. Так что я просто окажусь там, где должен. Но ты *не можешь* умереть. Я знаю. Это просто постановка притчи из ветхого завета. Всего лишь очередная ложь. А до тех пор… «Всё хорошо. Всё отлично.» «Ты добился всего, чего хотел.»

«…Верно же?»

*** Пробуждение, начинающееся с лучами солнца, загораживаемыми всего лишь самым прекрасным существом в этом мире. Одного лишь его созерцания достаточно, чтобы наполнить душу божественным теплом. А осознавать то, что оно ещё и всем сердцем тебя любит… и вообще готово умереть за тебя… О большем и мечтать нельзя. Не говоря уже о том, чтобы и в самом деле иметь это самое большее. За этим всем, исключая рутинные процедуры приведения себя в порядок после пробуждения, следует завтрак в кругу семьи, сопровождаемый обыкновенными повседневными разговорами. И нет тебе ни накопления претензий, ни недопониманий, ни выяснения отношений. Олицетворение ритуала, доступного любой обыкновенной счастливой семье. В нём абсолютно точно нет ничего странного. А дальше… поход в школу. Ясный солнечный день. Ничего не предвещало беды. Даже ранее раздражавший жёлтый фильтр стал уже настолько привычным, что казалось, что мир в самом деле таков. Что на самом деле моё восприятие нисколько не искажено. Что так и должно быть. Ведь именно таким видят мир счастливые люди. Ярким. И красочным. А раз я тоже счастлив… …То тоже должен видеть мир именно так. И, счастливый, я в обнимку с Котори Отонаси добираюсь до школы. После чего, подарив друг другу поцелуй на прощание, расходимся каждый по собственным классам. Окрылённый зарядом счастья, я мчусь наверх. На всех порах. Оказавшись в классе, я первым делом здороваюсь со всеми. Все здороваются в ответ. Похоже, когда в твоей жизни всё прекрасно, даже окружающие тебя люди перестают казаться мудаками. И, при детальном рассмотрении, оказываются очень даже приятными собеседниками, с которыми можно поговорить практически о чём угодно. Хотя поскольку мы все лишь обычные японские школьники, то и разговоры очень часто касаются скучных вещей по типу домашки. А раз я один из немногих здешних зубрил, с которыми чертовски легко договариваться, да и в целом общаться, некоторая часть класса просила скатать. И я, разумеется, без лишних заморочек, просто отдаю им собственные работы. И иду дальше переговаривать уже с теми, кто достаточно… заботится о собственном образовании. Звенит звонок, приходит учитель, начинает урок. Я, как примерный ученик, блистаю знаниями. Урок заканчивается, начинается перемена. Тидзуру отсасывает мне в туалете. Перемена заканчивается, начинается следующий урок. Повседневность прекрасна. *** *** *** Куда ты идёшь? Разве сейчас не обед? (Просто гуляю.) Хочу кое-что проверить. Котори и Тидзуру ждут тебя в столовой. (Я успею.) — Никуда они не денутся… Пройдя через несколько абсолютно пустых коридоров и лестничных пролётов, я выглядываю в случайное окно. Вид кажется смутно знакомым. Не могу вспомнить, правда, откуда. Как и то, почему я вообще об этом думаю. Но, раз уж забыл, то, значит, не так уж это и важно. Развернувшись и наконец дойдя до противоположного конца коридора, я обнаруживаю себя стоящим перед небольшой железной дверью. На табличке гласило: «Кабинет Студсовета.» — Хм… Мне казалось, что они сняли её отсюда. В конце концов, расположение текущего Студсовета находится в бывшем кабинете клуба настольных игр. Впрочем, какая теперь разница…? — … И всё же… понятия не имею, как человек, в самой своей сути являющийся ещё более нелюдимым, чем я, способен привести меня к социализации. То был просто предлог. (Очевидно, но…) …Предлог для чего? Не припомню, чтобы принёс ей хоть какую-то пользу. Все те разговоры про получение кабинета надуманны с три короба. Человек с её возможностями в принципе не обязан ни перед кем отчитываться. Что-то во всём этом кажется неправильным… — … Я хватаюсь за ручку и дёргаю её. Никакой реакции. Дверь закрыта. Внутрь никак не попасть. На всякий случай, я дёргаю сильнее, подумав, что, быть может, просто приложил недостаточно сил. Однако результат не менялся. — …Похоже… что всё и в самом деле закончилось ничем… Так или иначе, с помощью Студсовета или без неё, я выполнил пожелание Классрука насчёт собственной социализации. Больше тут делать нечего. — Пойду на обед, что ли… *** *** *** Повседневность прекрасна. Тем более, такая. Разве может быть что-то более приятным, чем две самые популярные девушки в школе, отчаянно ищущие твоего внимания? Лично я не могу придумать ничего более… воодушевляющего. Да и как бы смог. В конце концов, я всего лишь подросток с бушующими гормонами. Внимание красивых девушек — главная ценность в моей жизни. И у меня его сполна. *** Я. Не могу. Видеть. *** Распластавшись на парте в обнимку с бутылкой воды, я пытаюсь продремать остаток обеденного перерыва. Но сон не приходит. — Кацураги-кун? Вместо него приходит староста. — А? — практически не шелохнувшись буркнул я. — Ты неважно выглядишь… — Я в порядке… Разве ты не видишь? Я счастлив. Я наслаждаюсь… своей счастливой… гаремной концовкой… — Твой вид совсем не соответствует слову «в порядке»… — Много ли ты знаешь… — Может, мне привести кого-нибудь… — она тянет руку к моему плечу, но… — Не трогай меня. — … — вздрогнув, рука зависает в воздухе. — …Не прикасайся ко мне. …Мой голос звучит неестественно враждебно. Наоборот. Это твой стандартный тон. По крайней мере, был — до всей этой чуши с социализацией. — …Прости, что потревожила… — обеспокоенность перетекла в тревогу. — Нет… — … — Это ты меня прости… — я закрываю глаза в надежде скрыть подступившую к ним влагу. — … — …За всё… (Пусть я и не заслуживаю ничьего прощения…) — Я… эм… — в замешательстве, её взгляд начинает метаться из стороны в сторону. — …не совсем понимаю. — …Не бери в голову… — качаю головой, словно физически пытаясь вытряхнуть оттуда лишние мысли. — … — Я попробую снова уснуть, если ты не против. — Угу… Напоследок одарив меня многозначительным взглядом, Староста вернулась на своё место. Снова пишет что-то в дневник. *** На диване в гостиной, я безучастно разглядывал потолок. (Странно…) Казалось, секунду назад я был в школе. Даже несмотря на то, что помню всё, что было после, это странное ощущение отказывалось меня покидать. Просто ты хотел стереть всё, что было после. Только и всего. (Подготовка к Золотой неделе…) Что-ж… там действительно нет ничего интересного. Да и не может быть. — … Я вытягиваю правую руку, пытаясь дотянуться до потолка. Разумеется, безуспешно. Ощупываю её левой рукой, дабы убедиться в собственном существовании. После чего абстрагируюсь от всех органов чувств, полностью превращаясь в слух. Где-то рядом стоял тихий гул. По всей видимости, работал увлажнитель воздуха. Со стороны кухни слышалось журчание воды. Божественное существо с именем Котори Отонаси мыло посуду. (Каждый раз, когда я предлагал ей помощь с бытовыми делами, она отказывалась, ссылаясь на то, что ей заниматься этим только в радость.) И разумеется, к следующему разу я забывал об этом разговоре и всё повторялось заново. И так по кругу. — … Мою медитацию под обволакивающий шум окружения прерывает скрип входной двери. — Я вернулась… — всякий намёк на бодрость в голосе младшей сестры отсутствовал напрочь. — С возвращением, — впрочем, как и в моём. — … Даже не видя её саму, я мог с уверенностью представить всё, что сейчас происходит. Не сосчитать число раз, когда она наконец набиралась смелости поговорить со мной по душам, и каждый раз я отмахивался от этого, словно от пустого звука. В конечном итоге, откровенного разговора не случилось ни разу за… (…Сколько лет…?) Почему же я постоянно отворачиваюсь от неё…? Потому что знаю, что она будет спрашивать о Накамуре? Только из-за того, что Котори может услышать? Даже не будь у меня непонятно откуда взявшейся абсолютной уверенности в том, что Котори ничего не будет с этим делать, у нас всё равно была куча возможностей поговорить без сторонних ушей. И тем не менее. Дело не в Тидзуру. Дело в вас. Журчание воды остановилось. Переодевшаяся в домашнюю одежду Шиори села в кресло напротив меня. Очередная попытка набраться решимости. — Накамура-семпай… перестала отвечать на мои звонки… — Поругались? — безучастно спрашиваю я, делая вид, словно не понимаю причину. — Не знаю… — Как давно? — …Давно, — она опустила голову. — … — Ты виделся с ней? Она что-нибудь говорила? — Тебя не упоминала. Ей было не до этого. Была занята насаживанием твоего члена на свой зад. Да. Что-то вроде того. — Наверное, она просто слишком занята. — Работой в Студсовете? Я вообще не видел, чтобы она занималась хоть чем-то, кроме полирования моих причинных мест в любой свободный момент времени. Удивляет, что мой организм вообще способен выдерживать подобные марафоны. Наверняка подмешивает тебе что-то в чай. Скорее всего. Хотя, учитывая, что секс — единственное что отделяет нас от чьей-то смерти… поить меня всякими непонятными субстанциями определённо дело благое. Впрочем, я бы и руками справился, но её, по всей видимости, этот вариант не очень устраивает. — … Но я отвлёкся. — Да. От меня толку мало, а больше там никто не состоит, так что работы непочатый край. Тем более, нужно готовиться к Золотой неделе, так что… не думаю, что ты с этим как-то связана. Дневная норма лжи выполнена. Можно дальше плевать в потолок. — … — разумеется, подобный ответ её не устроит. Я даже по существу-то ничего не сказал. — Я поговорю с ней, если хочешь. — Не надо… Не хочет, чтобы другие подстраивались под её хотелки. Переживает за свою подругу больше, чем за саму себя. (Ты так выросла…) Не знаю, рад ли я этому. Если взросление означает, что ты всегда будешь ходить с таким понурым видом, то я бы предпочёл, чтобы ты всегда оставалась эгоцентричной избалованной капризной маленькой девочкой. Но всё уже случилось. Ты выросла, а я так и продолжаю топтаться на месте. Что-ж… меня и это устроит. Пока хотя бы один из нас движется дальше, всё остальное меня не волнует. — И всё же я поговорю с ней. — Не хочу доставлять ей хлопот. — Ты никому не доставляешь хлопот. — … — Я передам, что ты переживаешь. — Если хочешь… Не похоже, что она верит, что хоть что-то наладится. Не похоже, что хоть кто-то из нас в это верит. (Всё будет в порядке.) Журчание воды возобновилось. *** *** *** Стояла пасмурная погода. — А на этот раз ты что задумала? — Увидишь~ — с некоторой толикой воодушевления отвечает синеволосая девушка, ведущая меня бог знает куда. Учитывая, что я ощутил, когда она запустила мои руки себе под одежду, сегодня она явно хочет побыть мазохисткой. Собачий ошейник с поводком служил лишь ещё одним подтверждением. Повышало градус ещё сильнее то, что она носила его с самого утра, совершенно не смущаясь на присутствия в округе других учеников. Что уж говорить, даже сейчас всё ещё учебный день, а она как ни в чём не бывало ведёт меня в очередное место, где сможет удовлетворить свой фетиш на секс в общественных местах. (Который вскрылся, очевидно, во время той сцены в туалете у меня дома…) Что-ж… Я бы солгал, если бы сказал, что меня это тоже не возбуждает, так что… Отворив дверь ключом из своей поистине огромной связки (не удивлюсь, что от каждой двери в школе), она заводит меня внутрь. Наружу. Холодный ветер пробивает меня на озноб. — Пришли, — она развязывает мне глаза. — … Крыша. Дыра в заборе всё так же зияла. Словно его специально оставляли в таком состоянии. Напоминание. — Ну, как тебе~? — явно ждёт похвалы. — Странно, что только сейчас. — Ты хотел раньше? Сказал бы сразу… — Мне в общем-то без разницы. — Какой ты скучный… — это её только раздразнило. — …Я… Стоило мне начать осматриваться по сторонам, как она хватает меня за подбородок и поворачивает голову обратно. — Только на меня… — просящий, нет, чуть ли не умоляющий голос, подобранный специально и существующий только для пробуждения самых низменных моих желаний. Когда занимаешься этим с одним и тем же человеком в таком количестве, чтобы не заскучать, определённо приходится… применять творческий подход. И она применяет. А то не дай бог мне надоест. Дабы справиться с нарастающим возбуждением, я набираю в грудь побольше воздуха. Заметив это, губы Тидзуру расходятся в улыбке. Но лишь на мгновение. Белый шум. — [Кхм, кхм, проверка-проверка, раз-два-три…] — … Голос, который я не слышал уже почти целых полгода вживую, и никогда через школьный громкоговоритель. (Что сейчас было?) Но додумать мне не дали. — …Только на меня. Тидзуру прильнула к моей груди. — [Меня ведь слышно? Надеюсь, да… кхм, так вот…] Переплела наши пальцы, после легонько привстала, и наши губы соприкоснулись. — [Как там было… а, да. Я, Сёко Киригири, говорю от лица всего Студенческого совета… В общем… в связи с подготовкой к проведению праздника посвящённого Золотой неделе, прошу всех учащихся последовать в актовый зал для обсуждения деталей.] Но такое слишком просто, а потому она не заставила меня долго ждать и практически сразу затолкала язык мне в рот. — [И это не просьба. Все без исключения О-бя-за-ны в течение следующих десяти минут явиться в актовый зал. Не пришедших ждёт дисциплинарное взыскание. Ну, вроде всё. Ну, как вышло?] — [Ты чёртова идиотка и не выключила микрофон.] — из громкоговорителя послышался другой, более грубоватый голос. Очевидно, что последний принадлежал настоящей Сёко. — [Э-э-э? А как выключить-то?] — [Ты позоришься на всю школу.] — [Ну извините, босс, мне не давали инструкций по пользованию этой штукой.] — [Эта дура мало того, что некомпетентна, так ещё и пререкается… сюда жми.] — [Ага. Поняла. Кхм… в общем. Актовый зал. У вас десять минут. Да.] И громкоговоритель затух. — Забудь… *чмок*… об этом… — абсолютно незаинтересованная в произошедшем только что, пробормотала Тидзуру продолжая жадно засасывать мой рот. — Подожди… — схватив за плечи, я слегка её отталкиваю. — Ну что ещё… — ей не терпелось продолжить. — Там, похоже, что-то важное… — …Для меня нет ничего важнее тебя… — И всё же… — Если ты не забыл, Акусик, президент Студсовета сейчас я. И я говорю тебе, что это не важно. Важно здесь и сейчас. — … — Так что заткнись. И наслаждайся. — Эм… — Разве ты не сказал, что будешь делать всё, что я захочу? — Ну… — А я. Хочу. Этого. Всегда. — … Вырвавшись из моей хватки, она сиськами прижимает меня к стене, обнимает за шею и с удвоенной силой присасывается к губам. (Ай… да чёрт с ним…) *** Несмотря на наличие куда более жёстких фетишей, ей всё ещё нравилось целоваться. Долго целоваться. Очень долго. Целоваться. Сказывалось практически полное отсутствие даже хотя бы намёка на романтику в нашей текущей модели отношений. Она явно оголодала по простым обнимашкам без всякого намёка на похоть, но теперь уже никогда в этом не сознается. Впрочем, слов и не требовалось. Всё и так легко читалось по всё тем же влюблённым глазам. Пусть они и показывались только в такие моменты. Продолжая целоваться, мы постепенно разгоняли температуру наших тел и скорость биения сердец, дабы окончательно избавиться от ненужных мыслей и полностью отдаться страсти. Дабы ещё сильнее ускорить этот процесс, мои ладони прижимаются к её большой мягкой попе, буквально утопая в ней. Девушка тут же реагирует лёгким стоном. Как результат, уровень жидкости в моём организме поднимается до неприличия. А вместе с тем кончается и её терпение. Вложив в мою руку поводок, она опускается на колени и начинает тереться головой о промежность. — Я теперь даже не знаю… — тяжело дыша. — …что люблю больше… тебя, или твой член… — Давай без комментариев… — …Ваше слово закон, хозяин~ Критическое попадание. Ощущение, что штаны вот-вот порвутся. — Какой нетерпеливый~ — … — я пытаюсь унять тяжёлое дыхание. — Сейчас-сейчас… всё… — она расстёгивает ремень, зубами опускает ширинку и… — … — я хватаю её за волосы и тяну на себя. Член без особых проблем доходит до гортани, а сама Тидзуру вжимается лицом в промежность, дабы принять как можно глубже. Жар её рта в сочетании с обволакивающей влагой заставлял чуть ли не стонать от удовольствия. Впрочем, именно этого она и добивается. Спустя мгновение её голова (не без моей помощи) трансформируется в поршневой механизм, а крыша заполняется хлюпаньем и ласкающими слух гортанными звуками. Вперёд-назад, вперёд-назад, ускоренный вперёд-назад. Ещё более ускоренный вперёд-назад. Вперёд-назад, напоминающий отбойный молоток. Я сочинил хокку. Повседневность прекрасна. Ни намёка на какие-либо трудности. Умирать будет жалко как минимум потому, что она растеряет все свои навыки минета в таком случае. Словами не описать, насколько они восхитительны. Но цифры могут. Десять из десяти. Дрожащие ноги более не в силах удерживать меня в вертикальном положении, а потому, прислонившись к стене, я опускаюсь на пол, одновременно с этим продолжая водить головой Тидзуру словно мастурбатором. Последнюю это только сильнее раззадорило. Стоя на четвереньках, она подключает язык (её навыки позволяли использовать его даже при горловом минете), одновременно с этим изгибаясь в спине так, что юбка задирается, открывая моему взору поистине очаровательный вид. Слегка потянувшись вперёд, я шлепком хватаю её за задницу. Та вздрагивает, и, дабы немного перевести дух и отдышаться, вытаскивает мой член изо рта. Стекающая с подбородка и тянущаяся по шее вплоть до самой груди слюна промочила белую рубашку, за счёт чего её бюстгальтер начал просвечивать. В сочетании с недополученным оргазмом этот факт окончательно уничтожил остатки любых приличий в моей голове. Схватившись за поводок, я тяну его в сторону края крыши. Всё ещё оставаясь на четвереньках, существо ползёт туда, куда велено. Оно полностью вошло в роль, которую само же себе и назначило. Схватившись за пропотевшие синие волосы, я заставляю её подняться, после чего прижимаю лицом к забору и стягиваю колготки вместе с трусиками, оставив их примерно на уровне колен. Цепляясь за забор одной рукой и повернув голову вбок, Тидзуру наклоняется и пальцами второй руки раздвигает половые губы, всем своим видом умолявшие войти в неё. После буквального орального изнасилования никакой потребности в дополнительной стимуляции быть не могло. Одно ловкое движение, и я вновь заполняю эту горячую, влажную, успевшую практически полностью принять мою форму дырочку. Ещё сильнее вцепившись в забор, тельце Тидзуру задрожало от удовольствия. Навалившись на неё сверху, я слегка приобнимаю её, утыкаясь носом в шею и ухватившись за вздымающуюся и покачивающуюся в такт моим толкам грудь. Пальцы тут же утопают в ней, превращаясь в новую эрогенную зону. Вскоре крыша заполняется сладострастными женскими стонами, смешанными со шлепками, создающимися за счёт систематической деформации её ягодиц от моих ритмичных толчков. Она абсолютно не пыталась их сдерживать, даже несмотря на то, что любой человек с улицы мог увидеть нас, просто взглянув наверх. Конечно, поскольку учебный день ещё не завершён, то на улице никого и не было, но… Хотя нет, кто-то всё-таки был. Краем глаза я заметил нескольких человек, в панике выбегающих на улицу, но никому из них не было никакого дела до крыши, так что всё было в порядке. Но она, похоже, хотела, чтобы кто-нибудь всё же заметил. Пришлось заткнуть ей рот поцелуем. Пришлось. Пришлось. Ты был вынужден. Я был вынужден… кончить в неё. Дабы не запачкать ненароком её одежду. Это единственная причина. Голова пустеет, и вместе с вязкой липкой белой жидкостью мой организм покидает и накопленный стресс. Накатывает приятная слабость, начинает клонить в сон. Хотелось бы побыть так немного подольше, но, к сожалению, я сейчас на работе. Нужно удовлетворить её как минимум ещё несколько раз. Если каждый день трахать её с такой интенсивностью, что после секса она даже не сможет даже банально устоять на ногах, то никакой речи о том, чтобы сделать что-то с собой или кем-то ещё, и быть не могло. Так или иначе, сейчас я сидел, прижавшись спиной к забору, а Тидзуру с натянутым обратно бельём сидела на моих коленях лицом ко мне с непроницаемым взглядом и аккуратно поглаживала меня по волосам и лицу. Идеальная поза — как только в нужном месте начнётся необходимое ей шевеление, она тут же это почувствует. — Теперь-то пойдём? — Мы всё равно уже опоздали, — удовлетворённо улыбаясь, отвечает она и утыкается носом мне в грудь. После чего обхватывает ногами спину, хватает меня за руку и кладёт ту себе на голову. Затем повторяет это со второй, но на этот раз кладя на шею. Молчаливый призыв обнять и погладить. Исполнено. С улицы слышались недовольные крики, но они не имели к нам никакого отношения, так что мы благополучно их игнорировали. — Акута… — внезапно заговаривает она слегка меланхоличным тоном. Впрочем, в последнее время он у неё такой всегда. — Что? — Ты ведь… не бросишь меня…? — Если я скажу «нет, не брошу», ты мне поверишь? — Я поверю в любую твою ложь… даже в ту, о которой точно знаю, что это неправда. — … — В каком-то смысле… я и сама хочу, чтобы ты продолжал меня обманывать… — … Похоже, наши желания разнятся. — Ну так… что? — повторяет предыдущий вопрос. — Я слишком далеко зашёл, чтобы так просто от этого отказываться. Ты и сама знаешь, что нет. — … Краем уха слышатся шаги. Подобное невозможно услышать человеческим слухом. Объятия становятся крепче. — Что-ж… тогда я спокойна. А вот теперь возможно. Очередной порыв ветра чуть не закладывает мне уши. — Пришли… — шёпотом проговаривает она. Стоило мне поднять голову, как со стороны входной двери появляются Сёко, Арису и Котори. По голове ударяют первые капли дождя. Повседневность прекрасна.