
Метки
Описание
Вряд ли кому-то было ясно, что в большей степени движило им, но это точно была не жадность. Жадность богам незнакома, богу войны — тем более. Любовь, особенно к человеку, богам тоже была незнакома. Потому он назвал это ненавистью и ради своей ненависти заставил небеса гореть.
Примечания
Работа является непосредственным продолжением работы «Амарант» — https://ficbook.net/readfic/018c6f0b-3b4b-7512-a032-aac28f22e26e
Расписание выхода новых частей — пятница, 17:00
Мой канальчик, где много контента — https://t.me/bessmertnayaobitel (полную обложку для этой работы можно посмотреть здесь https://t.me/bessmertnayaobitel/1528)
Посвящение
Всегда только им.
Часть 14. Встречи и прощания
20 декабря 2024, 05:00
Это место необыкновенное. Небытие — мерзость для тех, кто хочет жить, и оно должно вызывать отвращение, но вместо этого наделяет каждого, кто попадает внутрь, спокойствием и любовью. Будто так и должно быть. Слишком естественно, но вместе с тем слишком не по-настоящему. Будто очень глупая, некачественная постановка, где нет даже слабых декораций.
И внутри пустоты, которая должна подавлять силы Матерей, Химос не чувствует себя нисколько слабее. Он в целом ощущает свои силы странно — то полностью, то не чувствуя даже малую их часть. Делает шаг вперёд, опускает пальцы на рукоять появившегося оружия, выражая этим свои намерения, и слышит мягкий, лишённый возможной злобы смех. Небытие относится к своим созданиниям со странной, но любовью. Химос эту любовь различает, но не понимает и понимать не хочет. Перед ним снова Ликорис, и теперь они удивительно схожи — странного цвета кожа, глаза, кажущиеся пустыми стекляшками, и серые волосы. Разве что на лице Химоса светятся два изумруда, а на лице Ликориса два кианита. В остальном никакой разницы.
Они так схожи, но вместе с тем удивительно разные, с целями, совершенно друг другу противоположными. Небытие когда-то обязательно поглотит весь мир, Химосу же достаточно, чтобы это случилось как можно позже. И единственный, кто может помочь — Ликорис. И в то же время он — единственный, кто является врагом.
— Здравствуй. И мы снова встретились, бог войны, — приветствует гостя Ликорис. — И, полагаю, в этот раз наша встреча не обойдётся без боя?
— Ты прав, — кивает Химос.
— Я всегда прав, — очень любезно подчёркивает Ликорис. — Я — создатель. Всё, даже ваши Матери, существует благодаря мне. Вы все созданы из меня. Я определяю порядок.
— Пусть так, — не спорит бог войны.
Справа от него появляются Амарант и Тамариск. Девушка, обняв себя за талию, склоняет голову набок и лёгкой улыбкой приветствует брата. Тамариск вновь отмечает изменения в когда-то знакомой внешности, но видит, как загорается до боли родным огнём взгляд, когда они лишь мгновение смотрят друг на друга. Ликорис шагает ближе, пока ещё не обозначая начало боя, обходит Химоса вокруг, разглядывая его с заметным любопытством, склонив голову, и произносит:
— Тысячи лет мне было интересно, кого же пришлют Матери, запертые по собственной воле, когда придёт время боя, — замечает он. — И вот ты здесь, исполняешь их волю, пока они не собираются вмешиваться. Справедливости и правда не существует. Разве что исключением является Небытие. Но Небытие — исключение из всего. Или, если вернее, наоборот.
— Ты прав во всём, кроме одного, — оборачивается Химос, встречаясь взглядом с Ликорисом. — Я исполняю только свою волю.
— Я — не само Небытие, только его воплощение, — продолжает Ликорис размеренно. — И я не наделён тем же даром, что ты. Я хочу увидеть твои чувства, но для этого позволь мне коснуться тебя.
Химос не отстраняется, и Ликорис принимает это за молчаливое согласие. Он делает шаг вперёд, останавливаясь совсем рядом, кладёт ладонь на затылок и лбом касается чужого. Короткое прикосновение, но Ликорис с головой окунается в чужие мысли и переживает каждый день долгой жизни бога. Для него, ощущающего внутри себя бесчисленное число самых разных эмоций, всё это становится новым и потому интересным. Только миг — он уже отстраняется и, повернувшись к Химосу спиной, шагает вперёд. Медленно и плавно.
— Мне достаточно, — обозначает он. — Достаточно, чтобы понять тебя, и недостаточно, чтобы отказаться от боя. Теперь давай сразимся, Химос, и одним боем решим исход. Может быть, ты и не победишь меня, но докажешь силу своей воли. Помни своё обещание, бог войны, — звучит уже в который раз.
Уже через миг клинки скрещиваются и первый удар в череде многих разносится по пустоте. Две фигуры превращаются в смазанные пятна, движущиеся так быстро, что их шагов совсем не разобрать. Всего две тени, мерцающие то здесь, то там, перемещающиеся рваными движениями. Тамариск пытается наблюдать за ходом боя, но быстро отбрасывает эту идею, потому что не видит совершенно ничего. И всё же волнение совсем не оставляет его. Амарант, кажется, чувствует это, потому что оказывается рядом и успокаивающе касается чужой ладони.
— Вам не стоит переживать, Повелитель, — мягко произносит она. — В этой битве не будет победителя.
— Почему ты так уверена в этом? — оборачивается к ней Тамариск, краем глаза наблюдая за смазанными тенями.
— Вам кажется, что они сражаются только минуту, но это не так, — улыбается Амарант. — На самом деле, этот бой идёт уже пятьдесят человеческих лет. Но не будем же мы ждать так долго, правда?
— Пятьдесят лет? — удивляется Тамариск и перестаёт следить за боем, обратившись к Амарант, позабыв о том, что перед его глазами разворачивается величайшая битва.
— Никому из них не победить, — мягко замечает Амарант. — Как это возможно, когда здесь они оба бессмертны? Им только нужно убедить друг друга в том, что они не отступятся от задуманного.
Время замедляется до привычного, как только Амарант обозначает, что прошло три минуты. Из сплетённого клубка теней первым появляется Химос, отброшенный сильным ударом в сторону Амарант. Ликорис плавным движением меча почти разрезает его тело надвое, и то, рухнув, мгновенно начинает восстанавливаться. Ликорис едва успевает появиться из тени и сделать несколько шагов к поверженному сопернику, как тот уже поднимается обратно, готовый к очередному сражению. В его пальцах всё так же крепко сжато оружие.
Они медленно шагают друг к другу. Ликорис перехватывает рукоять меча левой рукой, следит за тем, как Химос постепенно приближается, за все их бои досконально изучив каждое возможное движение противника, уже даже не глядя угадывая, в какую сторону тот дёрнется, зная, что и его перемещения настолько же считываемы. Между ними три шага, когда они одновременно останавливаются. Всю пустоту поглощает глухая тишина.
— Вот мы и сравняли счёт побед, — весьма миролюбиво замечает Ликорис. — Сто пятьдесят лет непрерывных сражений. Согласись, это слегка утомляет. Хотя, наверное, тебе привычно?
— Тебе нужно доказательство, и я тебе его предоставляю, — откликается Химос, уперевшись концом глефы в пол, будто ища в оружии опору.
— В этом ты не ошибаешься, — Ликорис неуловимо становится чуть серьёзнее. — Мне безразличен исход. Да и будет ли он?
— Мы будем сражаться до тех пор, пока ты не отступишь, — решительно заявляет Химос.
— Я знаю. Я чувствую, — чуть улыбается Ликорис, пока глаза остаются печальными. — Чувствую твою волю, твою решительность, твои желания. За столько лет мы стали друг другу ближе некуда. Нам друг от друга ничего не скрыть.
Тамариск с Амарант молча вслушиваются в разговор, не желая вмешиваться. Кажется, что сейчас решается что-то очень важное, и каждая брошенная фраза будет иметь значение. С непредсказуемой стихией нужно быть предельно осторожным, а Химос — единственный, кому эту осторожность соблюдать не надо. Он перед Ликорисом — открытая книга. Кажется, будто они оба уже знают исход этой встречи, но для остальных он остаётся неведомым.
— И что ты решишь? — дёргает уголком губы Химос.
— Ты и сам всё знаешь, — звучит ответ.
Ликорис опускает меч, шагает в обратную сторону, приближаясь к двум фигурам, наблюдающим за боем, и чувствует, как за ним внимательно наблюдает Химос. Когда до Тамариска остаётся всего три шага, которые можно сократить за мгновение, бывшего человека собой закрывает Амарант. В её ладонь впервые за сотни лет, проведённых в Небытие, ложится оружие, и зелёные глаза блестят опасным блеском. Ликорис замирает перед ней с оружием, но безоружный, очевидно не ждущий подобного от той, кого знал лучше всех остальных.
— Не вмешивай в это человека, — не просит, а приказывает Амарант.
— Если бы я хотел, мне не нужно было бы приближаться, — справедливо замечает Ликорис. — Опусти оружие, любовь моя. Ты делаешь мне больно.
Кажется, что и не понять, как может быть больно Небытию, которое, вмещая в себя все человеческие чувства, эмоции и воспоминания, само не способно на то, чтобы испытывать хоть что-то, отдалённо приближенное. Но Амарант способна на то, на что не способен никто — в том числе и способна научить Небытие любить.
Амарант меч и правда опускает, но не убирает вовсе. В её мрачном взгляде хорошо видно, что больно не только Ликорису, но она, сделав выбор, ни капли не колеблется. Клинок в любой момент готов рассечь чужое тело, даже если рана через мгновение затянется, потому что:
— Телесные раны заживают и забываются, а душевные остаются внутри на всю жизнь, — вспоминает Амарант слова, произнесённые Амариллисом когда-то очень давно, но хранимые ею в памяти. — Это ты делаешь мне больно, любовь моя. Я не хочу выбирать, но ты всегда знал, что я выберу брата. Не потому что он сражается за Жизнь. Потому что он с самого начала был моей семьёй.
— И я совсем не злюсь из-за твоего выбора.
Перед Ликорисом Амарант, позади Химос, и они оба так сильно любят мир людей, что готовы отдать за него всё, что у них имеется, включая собственные жизни. Ликорису такая жертвенность непонятна, но и он готов пожертвовать всем ради любимой. А счёт побед и поражений ровный, и кто-то должен нанести решающий удар. И им обязательно станет Ликорис. Потому что в его руках находится всё. Только вот он может ударить как Химоса, так и самого себя.
— Вы можете уходить, — негромко произносит Ликорис. — Вы оба можете идти. Я не стану вас останавливать.
— Что? — одновременно удивляются Амарант и Тамариск.
— Вы можете идти при условии, что ты, бог войны, никогда не вернёшься в Цитадель, — печально добавляет Ликорис. — Ты основал ту же Цитадель для тех богов, которые закончили свою жизнь — живи там. Запри себя точно так, как заперли себя Матери.
— Что тебе это даст? — вступает в разговор Тамариск.
— Я уважаю силу и решимость бога войны, он доказал, что был выбран не зря, — поясняет Ликорис. — Продолжать битву бессмысленно. Теперь я хочу знать, справятся ли те, кого он выбрал. Пройдут тысячи лет, и наступит время нового сражения. Те, кто хотят жить, должны постоянно доказывать своё право на жизнь. Если бы моей целью было бессмысленное уничтожение, мир давно оказался бы поглощён Небытием.
Фигура, содрогнувшись, растворяется в воздухе — Ликорис исчезает, не попрощавшись, словно расплывчатое видение, хотя им совершенно точно больше не встретиться. Амарант убирает оружие. Она научилась за сотни лет определять, где находится её возлюбленный, и сейчас ощущает, что он совсем не хочет никого видеть, исключая, разве что, саму Амарант. Но перед этим ей нужно закончить одно дело — навсегда проститься с теми, кого она наверняка больше не увидит. Девушка оборачивается к Химосу, но не двигается ближе.
За столько лет разлуки, когда казалось, что им больше не встретиться, они стали друг другу совсем чужими, и сейчас едва ли удастся найти слова. С начала истории они поменялись настолько, что едва узнают друг друга — разве что, внешне Амарант всё та же, что во время своей гибели. В остальном друг друга и не узнать. Девушка раздумывает, внимательным, печальным взглядом впившись в брата, не зная, что ей предпринять, и делает шаг вперёд лишь тогда, когда чувствует осторожный толчок в спину. Следом ещё один нерешительный шаг, и потом она, ускорившись, уже не останавливается до тех пор, пока лицом утыкается в чужую грудь, а руки скрещивает за спиной. Эти объятия становится такими тёплыми в месте, лишённом тепла.
Амарант бы заплакала, если бы могла — так ощущаются ком в горле и тяжесть в груди, бесконечно тянущая вниз. Девушка глубоко вздыхает, так и не лишившись этой человеческой привычки, пальцами цепляется за одежду и борется с порывом разрыдаться, как капризный ребёнок, умоляя брата никогда не оставлять её, остаться в этом месте и навсегда разделить вечность. Стать той семьёй, которой они были так давно. Ведь больше сдерживать себя не нужно — Химос и без того всё чувствует.
— Однажды мы уже расставались навсегда и считали, что следующая встреча будет невозможна, — с ласковой улыбкой замечает Химос. — Может быть, и этот наш разговор не последний?
— А если это не так? — глухо спрашивает Амарант, хотя очень хочет надеяться на обратное.
— Тогда мы не будем ни о чём жалеть, — вспоминает Химос слова Тамариска, взглянув на него. — Мы очень долго были вместе, но когда-то мы должны расстаться. Я не сомневаюсь в том, что с Ликорисом ты будешь счастлива.
— Тогда будь счастлив и ты, пожалуйста, — просит Амарант.
Она отступает, потому что каждое мгновение рядом с Химосом кажется ей пыткой, которую она сама же устраивает для себя. Он мягко улыбается ей, и эта улыбка согревает лучше всяких слов, которых могло быть произнесено очень много. Амарант оборачивается к Тамариску и, приложив руку к груди, едва поклонившись ему, произносит:
— Прощайте, Повелитель. А лучше — до свидания. Быть может, наша история не окончится здесь?
Амарант исчезает вслед за Ликорисом, неразрывно связанная с ним, созданная для того, чтобы разделить вечность с вечностью. Пустота вокруг постепенно начинает разрушаться, покрывается множеством мелких трещин и в конце концов разлетается на тысячи осколков, но Химос вместе с Тамариском покидают место битвы раньше, чем оно превращается в ничто и исчезает в бездонном желудке Небытия — такая участь рано или поздно уготована всему.
Тамариск забывает, как ощущать себя живым. Даже рядом с Ликорисом и Амарант всегда очень холодно и мрачно, словно грудь стянута сотнями верёвок, а голова не прекращает невыносимо болеть, но с ними хотя бы спокойно. Когда же Ликорис по одной своей прихоти возвращает его в Небытие, миллионы голосов наполняют сознание изнутри, разрывая его бесконечными потоками мыслей и сожалений. Сожаление — единственное, что не изменяется, какой бы не стала поглощённая душа.
Здесь, в отражении Цитадели, которое создано для того, чтобы принимать погибших богов, всё не так. Слишком спокойно, слишком легко, нет холода, пронизывающего насквозь, и нет боли, которая стала верной спутницей. Тамариск, ощущая себя слишком непривычно в подобном спокойствии, оборачивается к Химосу и сталкивается с зачарованным печальным взглядом — он от этой печали теряется так, как не терялся от остального. Только на мгновение кажется, будто Химос тоже может сожалеть.
— Мне уже порой казалось, что этого не случится, — делится своими мыслями Химос. — Но Вы здесь со мной. Совсем не верится. Будто это просто сон, каких бывали тысячи за все эти годы. Не сомневайтесь в том, что я чувствую, — Химос всё так же считывает каждую чужую эмоцию. — Я просто боюсь верить в то, что это происходит на самом деле.
— Я знал людей, которые желали спать вечно, потому что во снах они были счастливы, — Тамариск вспоминает с затаённой печалью, будто и сам когда-то жил так. — Но ты ведь не из таких. Ты и не человек. Я ведь говорил тебе, что ты гораздо удивительнее любого из них. Ты сколько лет нёс на себе бремя, пускай оно и было возложено по твоей воле. Разве ты заслуживаешь покоя меньше других?
Химос шагает вперёд, ладонью осторожно касается лица, будто проверяя то, насколько образ перед ним реален, не обернётся ли он очередным видением. Этого не происходит. Пальцы касаются тёплой кожи, Тамариск делает шаг навстречу и накрывает чужие губы своими. Поцелуй выходит долгим, по-странному нерешительным, невинным, только лишь выражающим их печаль друг по другу и по бесконечной разлуке.
— Покой может быть и бременем, — шепчет Химос, отстранившись. — Я слышал историю об этом. Теперь у нас будет достаточно времени, чтобы рассказать обо всём, о чём хочется. У нас целая вечность.
— И я разделю эту вечность с тобой, — кивает ему Тамариск. — За сотни лет я не изменил этого желания. Не думай, что я передумаю в дальнейшем.
Когда-то через несколько сотен лет и эта Цитадель оживёт и зацветёт, наполнится звонкими голосами и будет навсегда лишена покоя — здесь так же, как и в Цитадели другой, наполненной ещё живущими богами, будут нести бессменную стражу те, кого изберут для того, чтобы давать отпор безграничной жадности Небытия. Жаждущие встречи обязательно встретятся, когда придёт время, и каждый из них умеет ждать. Сегодня, завтра или через много лет — Цитадель будет существовать до тех пор, пока не завянет последний бутон.
Амарант — цветок бессмертия на могилах павших воинов. Кровоцвет цветёт особенно пышно там, где пролилась кровь. Два ярко-красных цветка так или иначе связаны с войной, и война эта будет бесконечна.
— Помни своё обещание, бог войны. Отныне и до самого конца Жизни я буду считать, что ты сдержал его, — просыпается в глубинах Небытия сознание первой богини проклятий.