Зимний поцелуй

– Взгляните вот на это кольцо, – Люциус Малфой опустил на ладонь Артура Уизли тяжёлый бронзовый перстень с красным камнем, на котором была вырезана летучая мышь. – Внешне выглядит почти невинно. Если Вы его наденете на безымянный, то станете сквибом. Самым настоящим. Пока не снимете, разумеется. Артур повертел перстень в руках, подержал напротив своего пальца и уже было собрался надеть, когда Малфой-старший предостерёг его: – Лучше не надо. Поверьте, ощущения такие, словно на время оглох или ослеп. Чувствуешь себя неполноценным и недееспособным. – Но... зачем это? – удивился Артур. – О, это артефакт тех страшных времён, когда магглорождённые часто шли в инквизицию или в так называемые охотники на ведьм. Они не всегда умели управлять своими способностями, но распознавали нас, волшебников, а поэтому эффективно помогали магглам нас выявлять и умерщвлять, согласно постулатам их очередной религии. Жертвами их охоты стали сотни несчастных, вся вина которых порой заключалась в том, что они исцелили свою корову или соседского ребёнка..., – без единой эмоции в голосе объяснил Люциус. – За это полагались пытки, а потом – костёр. Чтобы их не учуяли, наши предки в средневековье прибегали порой к таким радикальным спасительным средствам, отрекаясь, пусть и временно, от самого своего естества и призвания. Артур содрогнулся. Он внезапно понял, что антипатия чистокровных волшебников к магглам и магглорождённым, пусть и не всегда оправданная теперь, имела под собой достаточно веские основания. – Что, об этом не пишут в наших книгах, верно? – угадал его мысли хозяин дома. Артуру ничего не оставалось, как кивнуть. Он не без интереса слушал речи Малфоя, но его не покидало ощущение, что тот тихонько следит за реакцией собеседника на те или иные контроверсионные моменты. Может быть, он привычно блефует и запутывает? Тем временем Малфой шаг за шагом демонстрировал свою коллекцию магических древностей, точнее, французскую её часть. – Иногда я посещаю с этой целью парижские аукционные дома и антикварные магазины. Ну а на что мне деньги тратить, если я живу фактически на самообеспечении? Да и могут же быть у волшебника маленькие слабости. У некоторых они вообще за гранью приличия... Любителям старинных вещей сейчас становится всё дороже содержать и пополнять свои коллекции, ведь цены на антиквариат растут всё выше и выше, чем дальше мы удаляемся от времени их создания. Они уникальны и стоят этого, это наша история, история волшебного мира. Всё выглядело непринуждённой светской беседой. Мягкий, чарующий, обволакивающий голос завораживал. Артур пытался не забывать, что ведёт разговор с бывшим врагом, пусть даже весёлым и общительным. И какие предметы коллекционирует он сам, он тоже решил не признаваться по понятным причинам, хотя заметил в разговоре, что страсть коллекционирования и ему не чужда. Однако постепенно царящее между ними напряжение всё же начало рассеиваться. Началось это с того, что Люциус любезно пригласил его за стол, где уже дожидались тарелка с ломтиками мяса, чудесное и ароматное картофельное пюре и бутылка красного вина. Простая, сытная, чисто мужская еда, вполне по нраву уроженцам грубоватой Англии, по мнению французов, лишённой изыска и прагматичной во всём, включая кухню. Несмотря на то, что главе семьи Уизли при других обстоятельствах было бы страшновато обедать с пусть даже бывшим Пожирателем Смерти, он невозмутимо взялся за нож и вилку, когда Люциус устроился напротив и разлил по изящным тонкостенным старинным бокалам вино. Тушёное мясо с яблоками и сметаной было отличным и просто идеально гармонировало со сливочным, тающим во рту картофельным пюре и поджаренным французским хлебом. Малфой наблюдал за ним с живым интересом, глядя, как его гость пробует на вкус свинину с яблоками по-нормандски – нежную и признанную деликатесом. Видимо, Артуру она пришлась по вкусу, так как тот долго и сосредоточенно жевал, стараясь распробовать все нюансы блюда. И тут же отправил в рот ещё один кусок. – Надо признать, получилось великолепно, – сообщил он, когда они оба утолили первый голод, и Люциус поднял бокал с вином, провозглашая простенький тост за гостя в своём французском доме. Тот сделал маленький глоток, и восхитительный напиток незамедлительно наполнил его тело теплом. От сытной и тяжёлой еды, к которой он, впрочем, привык дома, вкупе с алкоголем, на Артура снизошло благодушие, усиленное тем фактом, что Малфой-старший в общении оказался довольно-таки приятным человеком. – Рад, что угодил, – искренне улыбнулся и кивнул ему Люциус, с аппетитом расправляясь со своей порцией. Нарцисса отбыла на прошлой неделе, и ему было приятно вот так запросто посидеть с гостем, пусть и не совсем своего круга, наблюдая, как тот, не жеманясь, разделывается с мяском, ест и пьёт от души. – Мясо должен готовить мужчина. Мужчинам не обязательно уметь готовить всё, но мясо – это наша прерогатива. – Точно, – заметил ему в тон Артур, – женщинам, как всем известно, доверять мясо нельзя. Малфой довольно кивнул головой, щёлкнул пальцами и прибавил: – Яблоки – символ Нормандии. Они здесь чуть ли не в каждом рецепте, в том числе и с мясом. Мясо благодаря им сохраняет всё самое лучшее, что в нём есть. Заметьте, что всякая другая приправа огрубила бы его. У Уизли опять не возникло никакого желания с ним спорить. – Это мой пино-нуар, – Люциус гордо показал Артуру бутылку. – Вино королей. Обычно считается, что и пьют в Нормандии только яблочный сидр. А я здесь успешно занимаюсь виноделием и даже сколотил на этом деле небольшой капитал. Понимаете, если виноградная лоза появилась во Франции с приходом на эти земли римлян, то золотой период виноделия в Нормандии приходится на средневековье, когда край находился в руках герцогов, которым служили мои предки и родственники. Этот напиток подавался на столы местной знати до тех самых пор, пока нормандскими герцогами не были открыты новые, по качеству превосходящие их, вина долины Луары и Бордо. Тем не менее, традиции виноградарства сохранялись. До катастрофы. В позапрошлом веке большинство виноградников Франции были поражены филлоксерой и полностью погибли. Слышали об этом? Магглам пришлось плыть в Новый Свет за сажанцами тамошнего туземного винограда, который был устойчив к тле, и уже на него прививать европейские виноградные лозы. Многие сорта винограда вследствие этого изменили вкус, качество вина заметно ухудшилось. В Нормандии было решено больше не высаживать виноградную лозу, так как по климатическим условиям Нормандия всё же проигрывает другим винным регионам Франции и вина нашего края, как утверждали, не имеют такого насыщенного оттенками вкусовых красок букета, как бургундские, бордосские и другие вина. Но, как Вы понимаете, Артур, на моих землях никакой филлоксеры и мучнистой росы по понятным причинам не было. Они обошли их стороной. Мне удалось сохранить многовековые лозы. И, что бы там ни говорили, наши нормандские почвы по своему качеству практически ничем не отличаются от земель Бургундии. Здесь чудесно растут оксеруа, шардоне, пино-гри, каберне, ну и пино-нуар, который сейчас снова входит в моду... Поскольку на месте моей усадьбы некогда высился замок моих предков и весь виноград собран здесь, мне разрешено использовать торговую марку «Шато Малфой». Вино Малфоя действительно было превосходным. Уизли хотелось как можно ниже наклониться над бокалом, чтобы ещё глубже вдохнуть его запах. Втайне он восхищался практическим складом ума отца Драко, его энергией и предприимчивостью, ведь вкладывать деньги во что-то новое во время кризиса решится не каждый. Комплименты по поводу деловых успехов, как правило, всегда попадают в цель, и Артур отважился: – То, что в результате получилось, действительно обладает уникальным букетом! Люциус просто расцвёл в улыбке: – Попробуйте камамбер: подчёркивает аромат пино и сам по себе довольно недурён. Такого тоже не купить в супермаркете ни за какие деньги. Только в моей сыроварне. Он считается традиционным сыром Нормандии. Артур положил в рот кусочек сыра – действительно вкусно, по-настоящему.Он сделал ещё глоток и, вспомнив о главной цели своего визита, задумался. Пригласивший его отобедать Малфой явно желал показать, что не держит зла, и договориться о своеобразном перекрое границ. Можно ли доверять ему? Нет, «доверять» – не то слово. Разумеется, Артур не доверял ему. Тот побывал на стороне тёмных сил. Готовый на всё ради денег. – Люциус, скажите, а Вы часто вспоминаете Британию, политику? Друзей? Не скучаете по политической деятельности? Вы ведь ставили перед собой смелые и великие цели, – осторожно начал разговор Уизли, опасаясь, однако, проявить бестактность. – Да, иногда я вспоминаю, но в настоящее время это ничуть не трогает меня. В моей жизни есть всё, что нужно для счастья: любимая жена, сын, Мэнор, который нам сообща надо возродить, эта усадьба, виноградники, сыроварня. Работы очень много, и я предпочитаю не жить прошлым, – Люциус добродушно улыбнулся и обвёл взглядом пространство старинного каминного зала. Это явно была полуправда, но Уизли она пока что устраивала. Возможно, это и действительно был теперь смысл жизни Малфоя, оставшегося не у дел. По его лицу, спокойному и немного строгому, невозможно было прочесть его мысли. Вот только глаза его по-прежнему принадлежали сильному и уверенному в себе человеку. Которого не стоило торопиться списывать в запас. Серый дирхаунд ткнулся мокрым носом в руку Артура и дождался, пока тот почешет его за свисающим ухом. Уловив причину молчания, Люциус Малфой спрятал улыбку, немного посидел, прикрыв веки, потом резко взглянул на собеседника: – Артур, давайте говорить начистоту. Вы хотели со мной пообщаться только для того, чтобы понять, представляю ли я угрозу для Вашей дочери? – Вообще-то да, лорд Малфой, – неожиданно для себя твёрдо ответил Уизли. Он напрягся, ожидая агрессивной реакции со стороны хозяина дома, но тот продолжал спокойно смотреть на него своими проницательными, холодными, испытующими глазами, а потом встал, оперевшись на трость, и осведомился с невозмутимым спокойствием: – Могу я спросить, почему Вы считаете, что меня следует опасаться? Какой повод для этого я дал? – А разве их нет? – парировал Артур. – А разве есть? Артур внутренне собрался и сказал смело, даже немного вызывающе: – Ну, я, например, не могу забыть о том, что именно Вы подложили тот страшный дневник моей дочери... Он был готов дать отпор в случае чего. Но вместо этого Люциус снова пристально посмотрел на него, а тогда задал вопрос, от которого у Артура внутри всё оледенело, а выдержка внезапно разлетелась на мелкие кусочки: – А Вы уверены, что именно я подложил его? – Что Вы хотите этим сказать, лорд Малфой? – пробормотал Уизли в некоторой растерянности. – Просто спросить, уверены ли Вы, что дневник Вашей дочери подложил именно я. Если Вы не забыли, то в той же школе учился мой единственный сын. Вы правда находите, что я мог рисковать его жизнью? – Нет, но... – Вы так считаете из-за нашей тогдашней мелкой стычки возле магазинчика «Флориш и Ботс». Правильно ли я Вас понял? – Но кто, если не Вы? – возмущённо выпалил Артур. – Ну, например, один амбициозный, одержимый маниакальными идеями старик, который играл нашими детьми, как фигурами на доске своих планов! – Дамблдор??? Это было невероятно, в это нельзя было поверить, глядя в кристально чистые студёные глаза Малфоя-старшего, всегда такие непонятные, непроницаемые. – По всей видимости, да. Он преследовал какие-то свои цели. Говорил ли он правду или отвратительно лгал, для того, чтобы выгородить себя? Уизли понял, что теперь не сможет это установить. Но сказанное выглядело вполне возможным, исключать было нельзя. – Так или иначе, Вы – давний сторонник и сподвижник Волдеморта... Люциус грустно усмехнулся: – Вы действительно считаете, что я был его сподвижником? Да, не скрою, на раннем этапе мне был симпатичен ряд политических идей, но в исполнении полукровки Томми Реддла, самозванно провозгласившего себя лордом, любые радикальные заявления о чистоте наших рядов звучали более чем трагикомично. И уж точно все уверены, что я был только за то, чтобы у меня отбирали палочку, меня самого жестоко пытали до полусмерти и унижали, превратили мой дом, мой Мэнор, моё фамильное гнездо в грязное, загаженное логово всякой мрази, собранной по всем притонам. Чтобы в нём сидело красноглазое безносое чудовище – ни мертвец, ни человек, ни змеюка, упражнялось в истязании людей, подвергало жестоким мучениям меня, моих друзей и близких. И угрожало моему сыну медленно убить его мать в случае неповиновения. Чтобы его отвратительная огромная рептилия ползала по моему жилищу, питалась моими псами и птицами, чавкая, пожирала людей прямо посреди моего пиршественного зала под портретами моих дедов. Артур, Артур, Вы же меня не так уж плохо знаете. Вот, Вы же помните, что у меня раньше были политические амбиции. Неужели Вы думаете, что они заключались в том, чтобы стать мелким приспешником жалкой свихнувшейся нелюди и уготовить ту же долю своему сыну? И я действительно так глуп и наивен, что верил, будто чудовище, которое непрошеным припёрлось в мой дом, – это филантроп, заботящийся о моих, а не о своих интересах? Оно ценило не древность рода, а угодливость и раболепное подобострастие. Уж чего-чего, а этих черт у меня нет в помине. Мой сын как-то подметил, что для меня естественнее было бы самому стать «Повелителем», а не звать так кого-то другого. Уизли, я стремился к богатству и власти, потому что они дают свободу, в том числе внутреннюю. Я всегда дрался за свою семью и её будущее. А с этим монстром, оккупировавшим Мэнор, мы оказались бесправными пленниками, узниками в своём же доме. Такими же, как те, кого убивали. Так же приговорёнными. Просто нашу смерть немного отложили, используя наших родных как заложников и вынуждая нас делать то, чего желал захватчик. Вразрез с нашими собственными интересами. Я не преступник, я – жертва, Уизли, как ни противно мне это произносить. Как и моя жена и наш несовершеннолетний тогда сын... Уизли больше не мог смотреть в его глаза, их взгляд стал тяжёлым, и Артуру показалось, что Люциус видит его насквозь. – Более того, – продолжал он, – я сейчас понимаю, что вот это неполноценное, которое велело себя именовать «Тёмным Лордом», как раз в силу своей ущербности люто ненавидело чистокровные древние семьи. Оно таило в себе сию ненависть и выплёскивало её на нас, Крэббов, Ноттов, Гойлов и всех прочих. Жаждая нас подчинить себе, заставить унижаться, оно регулярно находило повод для того, чтобы в чём-то кого-то из нас обвинить и с упоением подвергнуть насилию. Парень Мортимера Крэбба, который дружил с моим Драко, погиб, пытаясь исполнить очередной абсурдный приказ твари, исполнить только для того, чтобы спасти отца от пытки... Артур горестно покачал головой и тяжело вздохнул. Он, как никто, понимал утрату Крэбба-старшего: – Смерть ребёнка – самое страшное горе. Что ни говори, Поттер спас от гибели весь наш мир... Малфой кивком выразил согласие: – Вне всяческого сомнения, это так. Но что спасло его самого от гибели? Только отчаянная ложь моей жены Нарциссы, защитившая Поттера от Волдеморта. Она просто не могла допустить, чтобы на её глазах тот убил мальчишку, сверстника нашего. Моя жена рисковала своей жизнью. Как перед этим Драко, который наотрез отказался опознать в пленниках Поттера, Грейнджер и Вашего сына. Хотя прекрасно знал, чем может поплатиться. Насмотрелся... И именно мой сын Драко, тоже подвергая свою жизнь опасности, в решающий момент битвы метнул упавшую Бузиновую палочку Поттеру. Своему, между прочим, кузену по материнской линии. Мы не сражались на стороне Пожирателей! Артур вдруг отчётливо вспомнил день битвы за Хогвартс. Люциуса. Хмурого Люциуса со следами копоти на лице и Нарциссу, держащую за руку испуганного и подавленного Драко. Ни у него, ни у неё не было палочки. Когда Люциус и Нарцисса бежали по школе в поисках Драко во время битвы, у них не было палочек. Палочку Люциуса сломал прогневавшийся Волдеморт, а палочка леди Малфой пребывала у Драко. А ведь была очень большая вероятность, что их могут убить... Их ненавидели бойцы обеих сторон. Люциус был одним из самых известных и ненавистных Пожирателей Смерти, а Нарцисса действительно солгала Волдеморту, глядя ему прямо в зёнки. Но они бросились в самую гущу самой большой битвы в магической войне и всячески привлекали к себе внимание. Они ведь даже не смогли бы защититься, но им было плевать. Тогда они хотели только найти своего сына. Главным для них было это. – Ваш сын – замечательный мальчик, благонравный и великодушный, – сказал Артур искренне. – Хочу Вас заверить в том, что Вы его очень хорошо воспитали. Прямым, честным и смелым. Люциус всплеснул руками: – Тогда почему Вы так боитесь того, что наши дети встречаются? – Я не против присутствия Вашего сына в жизни моей дочери! Но я боюсь, чтобы моя дочь не стала жертвой затаённой ненависти и мести, – голос Артура впервые дрогнул. Бровь Малфоя приподнялась: – Чьей? Драко? Да он с неё пылинки сдувает. Или моей? Помилуйте, Уизли, за что мне Вас ненавидеть? За что мне мстить Вам? Артур внимательно посмотрел на него, потом в сторону, поморщился и, тяжело вздохнув, ответил: – Например, за то, что моя жена Молли убила сестру Вашей жены. – Вы хотите сказать, убила то, что когда-то, до душевной болезни, было сестрой моей жены? Мы с Нарциссой Вам за это, признаться, крайне благодарны. Сумасшедшая Беллатриса была опасна. Она проявляла нездоровый интерес к Драко, критиковала за мягкотелость и всё время обещала наставить его на путь истинный. Ей вполне могло прийти в голову умертвить нас, чтобы воспитывать его самолично. Люциус сказал об этом просто, словно о будничной вещи. Но Артур поверил ему – такому настоящему, приводящему в ужас своей прямотой. Вряд ли он стал бы тратить силы на обман. Непонятно, почему Уизли был уверен в этом, но точно знал, не стал бы. Тем не менее, пришлось затронуть ещё одну опасную тему: – Ваша жена воспитывает дочь Беллатрисы и... – И Родольфуса, – закончил за него Малфой, – моего несчастного свояка, в принципе, человека неплохого, которому крайне не повезло в браке и который пытался избавиться от одной зависимости с помощью другой, алкогольной. От любви к собственной супруге. Несмотря на то, что безответно любимая им жена была полностью порабощена своей жуткой манией и регулярно ему отказывала, он как-то набрался для храбрости и отважился осуществить свои законные супружеские права. Результатом этого стало рождение Дельфины, которую просто бросили на домовых эльфов в одном из особняков Лестрейнджей. Несчастное маленькое дитя, которое мы с Драко там обнаружили, ни в чём не виновато и нигде не соприкасалось со злом. Её хотела себе забрать недобрая женщина по фамилии Роули. Моя жена не могла допустить, чтобы с её племянницей что-то случилось. – То есть она не...? Хотите сказать, я ошибаюсь? – Артур напрягся. – Она не дочь Тома Реддла, уверяю Вас, Уизли. То, что осталось от него и поддерживало существование, к счастью, не могло делать детей. Да я бы и не допустил его отродье под своим кровом. Именно в силу своих... да, сословных предрассудков насчёт происхождения, можете их так назвать. Но эта кроха – родная кровь моей жены, и у неё больше никого нет. Артуру стало неловко. Речь действительно шла о маленькой девочке, сироте. – Ну да, Вы правы. В таком случае все эти разговоры, которые мне довелось слышать, откровенно гнусны и постыдны. Обещаю впредь их пресекать! Людям нужно понять один момент в этом всём, что дети не должны отрабатывать грехи своих родителей... Люциус Малфой взглянул на него с неподдельным уважением. – Да, наши семьи доныне не находились в дружеских отношениях, да, политика всегда разводила нас по разные стороны, но никто из Малфоев не злоумышляет против Уизли! Мы не лелеем никакой мести. Ни у кого из нас нет страшных тайн, способных навредить Вашим близким.Послушайте, Артур, я пригласил Вас к себе в гости именно для того, чтобы это продемонстрировать. Быть может, с моей стороны это было несколько нарочито, прекрасно понимаю, но Вы за несколько минут задали целый ворох вопросов. Порой жестоких. – Я не был бы главой своей семьи, если бы не умел задавать такие вопросы, – как отрезал, ответил Артур. – Само собой, но у Вас сложилось крайне неверное представление о мне и моих домочадцах, мистер Уизли, – отчеканил Малфой. – Поверьте, я не питаю к Вам ни неприязни, ни уж тем более ненависти. Во многом это была правда. Из разговора он сделал выводы, что Уизли, может, и наивен в некоторых вещах, но далеко не глуп, образован и достаточно прозорливо мыслит. Более того, хотя его семья и не кичилась своей принадлежностью к «Священным двадцати восьми», но, поколение за поколением, спокойно берегла чистоту крови и не осквернила её маггловской. – То есть, моей дочери или моим сыновьям с Вашей стороны ничего не угрожает? –Именно так. Я лично гарантирую Вам и всем вашим родным полную безопасность и неприкосновенность! Но нам необходимо обсудить сложившуюся ситуацию. Давайте успокоимся и вернёмся к нашим бедовым деткам, пока они не натворили дел посерьёзнее, чем те, что лечатся просто средством от похмелья... Люциус заговорил с иронией, но его взгляд был слишком внимательным и цепким. – Я не святой. Я делал много такого, что мне если не стыдно, то неприятно вспоминать. И не всегда поступал по совести, но всё это было ради семьи. Для Малфоев самое главное – это семья. Есть такие семьи, где между отцами и детьми – пропасть. Мой же сын знал всегда, что в мире есть, по крайней мере, два человека, которым можно довериться, – это папа и мама. – Мои тоже это знают, – подтвердил Артур. – Доверие между родителями и детьми – важнее всего! Потерять его можно за один день, а на восстановление уйдут годы. Я всегда опасаюсь, что могу сделать от избытка отцовской любви что-то, что отстранит их от меня и уничтожит их шансы на обретение своего счастья в жизни! Люциус с пониманием кивнул: – Я тоже! Но то, что мы им доверяем, не означает, что мы перестанем о них заботиться и переживать! Разумеется, при этом нам трудно отпускать какие-то наши страхи и ожидания, осознавая, что наши дети уже большие, что они имеют свой собственный путь и уроки, которые им самостоятельно предстоит усвоить.Мне приходилось отнимать жизни, Артур, на моих руках есть кровь людей, но меня всегда бросало в дрожь от одной мысли, что кто-то причинил вред ребёнку. Потому что я очень люблю своего сына. И не могу утратить его доверие. Доверие детей вначале достается родителям даром, но по мере того как дети взрослеют, нам это доверие все время приходится заслуживать. – Это верно. И, знаете, я впервые по-настоящему серьёзно испугался, что могу потерять свою дочь, если, как мои сыновья, выступлю категорически против её отношений с Вашим Драко... А он оказался таким славным парнем! Он спас моего Фреда, найдя его и фактически вернув к жизни, возвратив его нам считай что с того света. Хотя вовсе не был обязан это делать после того, что ему устроили в моём доме... Уизли сделалось не по себе от воспоминания о том постыдном и бесчестном приёме, который они оказали. Хозяин дома это, видимо, ощутил, потому что поспешил сгладить момент: – Мой сын – добрый и незлопамятный мальчик. Для него важны семья и семейные ценности. Он в этом отношении – настоящий Малфой. Поэтому он никогда бы не прошёл мимо вашего Фреда, который был в беде! Он просто не мог иначе! – Это очень благородно с его стороны, – растроганно сказал Артур, смахнув слезу. Он не был способен говорить о Фреде без волнения. – Вопрос воспитания и фамильной чести, – гордо промолвил Люциус. – Вот как Вы думаете, почему Ваша дочь сделала выбор в пользу моего сына, предпочтя его Поттеру? Да потому что для Драко спасение и защита семьи всегда будут важнее спасения мира! – Может быть.., – взгляд Артура снова сделался немного растерянным. – Джинни его так любит. А он – её... Малфой-старший картинно всплеснул руками. – Артур, у меня только один сын, и последнее, что я бы хотел, – стать на пути его счастья.Я устал наблюдать за тем, как мой сын страдает от одиночества. Мы не можем лезть в их отношения, но, раз он любит Вашу дочь, наша общая задача – помочь им быть вместе, а не мешать им! Поэтому Вы и я просто обязаны найти общий язык в такие тяжёлые времена – ради них! Мы оба любим магию и свободу, которую она даёт. Как-нибудь, да поладим... – Ну, – нравоучительно сказал Уизли, – конфликт отцов и детей выдуман теми, кому просто лень заниматься своим ребёнком так, как следует! Я считаю, что настоящий родитель должен, просто обязан, находить удовольствие от общения со своими чадами, постоянно передавая им свои знания и умения. Ненавязчиво наставляя их и обучая! И, если надо, то защищая. Между отцами и детьми должна быть гармония, а никакой не конфликт! Он ощутил, что хотя Люциусу Малфою и приходилось иногда писать историю своего знатного рода отнюдь не чернилами, но ни Джинни, ни Рону, никому из детей не исходит от него угрозы. Малфой – человек с принципами, а значит, ему живётся намного сложнее, чем тем, у кого нет никаких принципов в помине. Да и все его интересы вращаются, так или иначе, вокруг Нарциссы и Драко, о которых он только и говорит. Здесь он не лицемерит. Сложновато было только понять, есть ли у Люциуса некая личная заинтересованность в женитьбе сына на Джинни или же он просто не хочет лишний раз ссориться с наследником и продолжателем рода там, где этого можно избежать. –Вот всецело с Вами согласен. Вообще-то я очень рад, что мы встретились и обсудили напрямую все наши недоразумения..., – Малфой снова склонился над столом, деловито разлил пино-нуар по бокалам. – Хороший разговор должен быть под хорошее вино. Давайте ещё немного выпьем. За наших детей! Если говорить честно, я рад гостям. Для меня светские пересуды, как, собственно, и выходы в свет, – большая редкость. Обычно меня посещают только жена с сыном и племянницей... – А... другие визитёры у Вас всё же бывают? – лукаво полюбопытствовал Артур. – Вы снова имеете в виду, не являлись ли ко мне сюда беглые Пожиратели Смерти с предложениями что-то возглавить или желанием покарать меня за предательство? – хохотнул Малфой. – О да, являлись. Троих я сдал в Азкабан. С двумя возникли трудности... впрочем, пепел – хорошее удобрение для виноградников. Повышает урожай. Или Вы думаете, что мой куманёк Снейп захаживает ко мне выпить с того света? Последний аргумент явно тяготел к категории неопровержимых. Поэтому рыжий гость был вынужден признать, что этот его вопрос крайне некорректен. – Ещё сыру? Артур смущённо кивнул. Ему нравилось ощущать на языке вкус камамбера. – Раз уж нам с Вами суждено породниться, Уизли, я Вам открою ещё один свой секрет винодела, – обаятельно, совсем как сын, улыбнулся Малфой-старший. – Один местный парень сделал по моему заказу несколько глиняных амфор, которые я использую для брожения и выдержки своего вина. Всё моё вино выдерживается в амфорах! – Амфорах? Это как у древних? А в них есть что-то особенное? – Есть, дорогой Артур, и ещё как. Амфоры великолепны, потому что вина всё ещё дышат через глину, и когда их открывают, глина не придаёт винам привкуса. Это похоже на старую бочку, но их гораздо легче обслуживать, так что ими можно пользоваться вечно. Через некоторое время старые бочки способны превратиться в весьма рискованный технологический эксперимент. Они могут испортить вино, если не быть осторожным. А ещё в глине вина развиваются быстрее, и для меня они имеют более округлый вкус, совсем другую, как бы уплотнённую текстуру, – Малфой по очереди погладил своих собак. Потекла дальше длинная и обоюдно приятная беседа о вине, бренди, сидре, сладко-горьких французских сортах яблок, яблоневых садах, которая была и хозяину, и гостю в радость. Они посмотрели колдографии детей, ещё раз похвалили их, вспомнили школу, обсудили свои давние озорные проделки и похождения. Даже весело поспорили на тему политических новостей. Артура Уизли поразило, что Малфой вполне спокойно разговаривает о недавних временах.В свою очередь Люциус отметил, что отец девушки его сына вполне доброжелателен, эрудирован, не завистлив, несмотря на свою обычную демагогию, не склонен обвинять людей беспочвенно, не ноет, находится в курсе всех политических сплетен, и словесный обмен мнениями с ним вполне себе приятен для души. Возможно, что Артур, имея безупречную репутацию и хорошее реноме в Министерстве, мог бы посодействовать его досрочному возвращению с континента. Они затронули темы, которые никогда с кем-то не обсуждали раньше, для этого просто не оставалось времени, да и с жёнами не про всё поговоришь. Договорились о шахматной партии. Посетовали на давление от перемен погоды. И оба увидели друг в друге близких по духу людей, с которыми можно общаться, с которыми спокойно и комфортно чувствуешь себя в неспешном диалоге. И поэтому в конце, когда Уизли уже собирался отчалить домой, Люциус Малфой неожиданно спросил чуточку вкрадчивым тоном: – Артур, скажите мне, как Вы инвестируете Ваши сбережения?