Зимний поцелуй

Драко всё ещё ощущал вину, что из-за него им пришлось расстаться. Но дед Абраксас и родители учили его не быть слабовольным. Малфои себе не могут этого позволить. На них лежит ответственность за судьбу рода и его наследия. Она оправдывает многое. Даже очень сложные поступки, которые общество может не понять. Постепенно Драко стал надеяться, что воссоединится с Джинни. Просто пока что он не знал, как. Вера в себя понемногу возвращалась. Когда первый раз убиваешь и смотришь в лицо убитого, ощущение такое, будто ты потерял девственность души. Будто что-то лопнуло в тебе и ты уже никогда не будешь прежним. Одни переносят это легко, другие страдают. Иногда – всю жизнь. Если тебе не всё равно, значит, ты хороший человек и никогда не будешь убивать ради забавы. Только по необходимости. Как делали не раз отец и дед. И со временем даже станешь сильнее, привыкнув убивать, впрочем, только необходимость заставит тебя отнять жизнь, необходимость, которая никогда не станет потребностью. День изо дня Малфой с удвоенной энергией окунался в рутину, она спасала его. Драко совершал дела с привычным автоматизмом и заботился лишь об одном – чтобы не оставаться наедине с собой, не давать мыслям разбредаться. Вернее, не забредать в уголок, где обитала та, чьим родным домом была Нора. Она приходила на ум всякий раз, когда Малфой не был занят – перед глазами вставала картина их расставания и Джинни, стоящая в отчаянии среди снежных сугробов. Чтобы не давать себе ни минуты покоя, Драко взял на себя больше обязанностей в министерстве, чем раньше, а также носился по семейным делам из одного конца Британии в другой – заключал контракты с поставщиками фармацевтического сырья, проверял состояние дел у арендаторов, договаривался насчёт продажи отцовских вин, посещал биржу и прочее. Иногда он пропадал из Лондона на несколько дней, а вернувшись, уезжал опять следующим же утром. Пару раз выпил с Ноттом, не задававшим вопросов. Однако порой усталость накапливалась, как снежный ком, и к вечеру его вновь одолевали страхи, а тревога за Джинни перерастала в неописуемый ужас. Квартира для него становилась чужой, здесь он обнаруживал себя слабым и незащищённым. Не раз, возвращаясь вечером домой, Малфой чувствовал, как смертельный холод одиночества сковывал его тело, сжимал сердце в ледяном кулаке, и ему хотелось кричать. Спасал разве что жмыр, который садился рядом на кровати, прижимался и громко мурлыкал. Тогда ощущалось, что он не один в этих стенах. И после Драко просыпался утром, надеясь, что новый день даст ему шанс на благополучный исход его запутанного сердечного дела. Утро вторника начиналось вполне обыденно, не предвещая больших перемен в его привычной рутине. Пушистая рыжая лапа разбудила Драко мягким касанием щеки. Жмыр несколько раз помялся у подушки, мурча, как работающий моторчик, и как бы не хотелось ещё поваляться, пришлось плестись на кухню и кормить наглую морду. Достав корм из мешка, он сыпнул горсть резко пахнущих сухих шариков в маленькую керамическую миску на полу. Рыжий комок довольно захрустел, перестав тереться об ноги, и, раз уж встал, Драко покормил заодно и филина, сидевшего с гордым видом на подоконнике. Блондин выглянул в окно. Пустая улица со светом тусклых фонарей и свежим слоем снега, по которому виднелась всего одна цепочка следов, зимним дыханием пробудила его. В животе протяжно заурчало. Завтракать дома в одиночку не хотелось, ведь завтрак был его любимым утренним ритуалом, для которого теперь не хватало одного человека. Выдохнув, Драко собрался с мыслями и, одевшись, отправился по покусывающему кожу морозцу, в одно из любимых кафе неподалёку, хрустя белыми хлопьями под тяжёлыми ботинками. Аромат свежей выпечки окутал своим манящим ароматом, пробуждая аппетит. Изысканный интерьер в стиле ар-деко, который он всегда с удовольствием разглядывал, пока ждал свой заказ, радовал его своими деталями. Высокие красные потолки со своей золочёной лепниной и массивными люстрами, стены, обшитые деревянными панелями, чёрно-хромовая барная стойка, множество огромных зеркал производили на него умиротворяющее впечатление. Жизнь в этом зазеркалье текла по своим законам: сюда ходили маггловские интеллектуалы и художники, которые имели такое же представление о реальности, как персонажи Льюиса Кэрролла о законе всемирного тяготения. Девушка в белом переднике, доброжелательно улыбаясь постоянному посетителю, поставила перед ним тарелку с куриным конфи, тостами, яйцом-пашот и заправкой из лобстера. Ароматная чашка крепкого ристретто окончательно пробудила Драко, и, уже в относительно хорошем для этого утра расположении духа, он отправился в министерство. Как раз поспев на всеобщее собрание – тоже событие не из ряда вон. Вот только председательствовал на нём внезапно заместитель министра Глен Маккензи – добродушный шотландец с богатой непослушной шевелюрой. И обошлось без привычной проповеди о толерантности к магглорождённым. Зато их всех с прискорбием известили, что произошло непоправимое – господин министр магии Кингсли Шеклболт обнаружен мёртвым в своём кабинете. Обширный инфаркт, что поделать. Такие вещи случаются. Просто годы взяли своё, и больное сердце не выдержало. Человек ведь прошёл войну. Его тело будет находиться в здании министерства с почётным караулом из авроров в течение всего дня и ночи, прежде чем его отправят в Родезию. А всем надо делать работу – тяжёлую, но нужную. Перечислять заслуги упокоившегося с миром почему-то не стали. Не было никаких ожидаемых слов о человеке, полном отваги, который никогда не поступался своими принципами ради дешевой популярности, посвятившем всего себя служению стране и стяжавшем восхищение всех, кто верит в свободу при соблюдении законности и порядка. Эта речь, как отметил про себя Драко, вообще звучала весьма холодно и сдержанно. В воздухе витал какой-то непонятный, но явственно ощутимый страх. Так воздействовало на собравшихся наследие должностного лица, на выставленном портрете которого красовалась траурная лента. Поддержав предложение высказать родным соболезнования, все молчали. Не столько от скорби, ведь усопшего не настолько хорошо знали как личность, да и не на всех он производил хорошее впечатление, сколько от того, что шла мыслительная работа. Надо было свыкнуться со сменой власти и понять, что она принесёт. Перспективы пока были неясны. А затем Маккензи, опять обойдясь без нравоучений, напомнил о направлениях деятельности и задачах министерства. В том числе о благотворительности. Свежепреставленный министр как-то нечасто о ней упоминал. Драко выпало, вместе с ещё несколькими служащими, отвезти фрукты в госпиталь святого Мунго. Это были апельсины из Испании. Их надлежало передать всем больным и в буфеты на этажах. Малфой не сильно любил медицинские заведения, но согласился. В конце концов, кому-то хуже, чем ему. Место это было печальное, но для магической Британии жизненно необходимое. В госпитале больные как телесными, так и душевными заболеваниями, вызванными магией или полученными вследствие контакта с магическими существами, находились под постоянным присмотром опытных целителей. Старший лорд Малфой регулярно жертвовал на него деньги, а мать Драко являлась попечительницей госпиталя. Этого статуса она не лишилась и после войны. В глазах общества высокое положение попечителей всегда было гарантией, чтобы привлечь финансовое обеспечение для модернизации и других целей. Кроме того, фармацевтическая компания Малфоев неизменно получала от святого Мунго заказы на зелья и снадобья. Поэтому Драко уже приходилось там бывать. Ещё в детские годы он сопровождал туда родителей. Госпиталь занимал громадный участок городской земли почти в центре Лондона. Малфой бросил ироничный взгляд на окна жилых девятиэтажек и маггловских офисов, среди которых спряталась больница – протяжённое шестиэтажное строение из красного кирпича, скорее похожее на какой-то промышленный корпус. Магглы его видели как заброшенный универмаг. С виду это было весьма мрачное здание, несмотря на ярко-белый цвет своего фасада и окон, которым хотели придать ему хоть немного благообразия. В детстве оно казалось Драко каким-то самостоятельным страшным монстром. Теперь он знал, что оно неживое и что настоящие монстры обитают не там. Они ходят по улицам и следят за людьми. В гардеробе госпиталя ему, как всегда, сунули халат подозрительного лимонного оттенка. Учреждение постоянно нуждалось в снабжении продуктами, поэтому люди, там работавшие, отнеслись с доверием к их гуманитарной акции и лично к Драко. После небольшого вступительного слова Малфоя, старавшегося подражать манере своего отца, пышнотелая целительница растроганно сказала: – Мы так рады приветствовать в наших стенах сотрудников многоуважаемого Министерства магии, которые всецело разделяют традиционные ценности и принципы британского магического мира, уделяя в своей деятельности должное внимание поддержке магической медицины и заботе о страждущих... Очевидно, старина Кингсли действительно не сильно баловал госпиталь, поскольку тот был вне политики и не приносил дивидендов. Драко отметил, что об этом непременно надо сказать матери. Малфой несколько часов развозил на тележке огромные ящики апельсинов по этажам, выслушивая благодарности от больных и целителей. Наконец, порядком подустав, он отправился на пятый этаж, снова воспользовавшись грузовым лифтом. Дверь разъехалась, показав ряды наводящих уныние белых дверей. Драко нашёл очередной буфет в конце этажа и стал выгружать апельсины. Целители забегали, разнося их больным и выясняя, кому можно цитрусовые, а кому нельзя. Из палаты, привлечённый шумом в коридоре, вышел мальчик лет семи – рыженький, очень коротко остриженный, в пижамке. Он смотрел печально, а на его худеньком лице были видны следы чего-то пережитого, взрослого. – Здравствуйте, сэр, – сказал он несмело. – Здравствуй, – приветливо улыбнулся ему Драко. – Вы... целитель, сэр? – спросил мальчик. – Я Вас раньше не видел. – Нет, – засмеялся Малфой. – Я... я вроде Йольского Деда, Папаши Йоля. Развожу подарки. Тебе можно апельсины? Мальчик застенчиво кивнул. Драко выудил из ящика большой пакет с апельсинами, открыл его и вручил пареньку. Тот прижал его к груди и вынул один из оранжевых плодов. Понюхал. Протянул перед собой и полюбовался. – Ты давно тут? – спросил Малфой. Он вспомнил себя в таком возрасте. Он много болел, но дома, а не в больнице, окружённый заботой и утешениями. – Уже полгода, – серьёзно ответил мальчик. Он хотел ещё что-то сказать, но тут подбежала та самая полная целительница, что-то закудахтала и потащила Драко вместе с его ящиком дальше по коридору. Надо было везде успеть. Не до разговоров. Поворачивая за угол, Драко оглянулся на мальчика. Апельсин все ещё лежал в его маленькой ладони. – Ещё нам надо к больным Тики. Нельзя забыть про них. Тики, Тики. Малфой слышал эту фамилию в школе. Про него ещё что-то потешное сказывали, вроде побега от благоверной. Ах да, Янус Тики – целитель, работающий с больными, потерявшими память. Целительница в лимонном халате направила палочку на дверь отделения, заведуемого Янусом Тики, и негромко произнесла: – Алохомора. Дверь бесшумно распахнулась, показывая ещё один такой же длинный коридор с одинаковыми белыми железными дверями, за каждой из которых скрывались боль и страдание. – Здесь пациенты на длительном лечении, – так же тихо объяснила она Драко. – Иногда бессрочном. С непоправимыми нарушениями от заклятий. Значит, безнадёжные. Драко разносил им апельсины. Иногда больные его робко благодарили, глядя кротким, растерянным взором. Многие молча смотрели в пустоту, не осознавая, что происходит. Кое-кого как раз посещали грустные родные. Некоторым пакет с фруктами относила сама целительница. Премущественно это были те, кто метался по палате, как дикие звери, а заслышав шаги по коридору, бросался к небольшому окошку из толстого стекла. – К этому невозможно привыкнуть, – сказала сопровождавшая его целительница. Драко не сразу понял, что она обращалась к нему. Видимо, на его лице отразились все переживаемые им чувства – сострадание, любопытство, страх. В одной из палат на кровати лежал худой черноволосый, коротко остриженный парень в больничной пижаме. Приблизительно его лет. Он спал. Драко взглянул на табличку. «Джон Доу». – Э, то есть как Джон Доу? – переспросил он. – Он же... не покойник. – Да почти что, – безразлично ответила целительница, – это ж Пожиратель Смерти. Пострадал от взрыва во время битвы за Хогвартс. Из-под обломков стены потом вытянули. Он смирный совсем. Безучастный. Кто такой, не помнит. Ничего не помнит. Полностью потерял память. Документов при себе не было, личных вещей тоже не обнаружено. Никем не опознан. Так тут и пребывает. – А... вернуть ему память? – На нём всё перепробовали – ни в какую. Может, и к лучшему – в Азкабан его такого не отправишь... От упоминания тюрьмы по спине Малфоя пробежал холодок. Целительница зыркнула на больного с опаской. В её взгляде читалось подозрение, что это какой-то страшный убийца и ему решительно нельзя ничего вспоминать. Драко положил ему на стол кулёк с апельсинами. – Вы побудьте с ним пару минут, сэр, – попросила целительница. – Я сейчас на третий этаж сбегаю. Вам же не трудно? Драко помотал головой, садясь на пустую кровать напротив. Он не отводил взгляд от спящего. По возрасту точно, как он, может, на пару лет старше. По школе он его почему-то не помнил. На каком он факультете учился? Уже столько лет прошло, а парень всё это время провёл тут, в четырёх больничных стенах, в своеобразном заключении. Та же тюрьма, только без дементоров. Замкнутое пространство, хуже которого нет ничего. После взрыва при штурме... Ведь он сам мог бы быть на его месте. Прорываться в Хогвартс. Быть отброшенным взрывной волной, приваленным стеной. Лежать потерявшим память на койке в палате, покрашенной в светло-серый цвет, с решёткой на окнах. В беспросветности. Не помня ничего о себе годами. А может и лучше совсем ничего не помнить, вычеркнуть все события прошлого? Несчастный заворочался и забормотал во сне невнятной скороговоркой. Драко испуганно вздрогнул и обернулся. Бормотание очень скоро смолкло. Разобрать в нём ничего не удалось. Но через пару минут оно повторилось. «Не моё... Не моё лицо... Не моё лицо». Не его лицо? Это как? На лбу спящего выступил пот. Драко понял, что парню снится какой-то очень страшный сон. Такой, какие до недавнего времени каждую ночь снились ему. – Эй... – он легонько тронул спящего за плечо. – Проснись... Чернявый парень вздрогнул и открыл глаза. Взглянул на Драко непонимающим, сонным, блуждающим взглядом. Под глазами проступали ярко выраженные тёмные круги. На его длинной тощей физиономии отразилось непонимание, сменившееся апатичным выражением. Он сел на кровати, зевнул, откинул чёрную прядь чуба и потёр лоб пальцами. Внезапно этот жест показался Драко очень знакомым. Виденным вблизи совсем недавно. От догадки у него просто перехватило дыхание. Он минуту всматривался в черты брюнета, а потом закричал: – Целителя, целителя!...