Роскошь быть известным

«Здравствуйте и добро пожаловать на HeroNow — ваш любимый источник всех новостей и разговоров, связанных с Героями! Сегодня день, которого многие из нас ждали, ежегодный спортивный фестиваль UA! Я определенно умирал от желания увидеть этот новый класс героев, а вы, Сузуки-сан?» Первый ведущий программы, молодой парень в строгом костюме, с энтузиазмом посмотрел прямо в камеру, прежде чем повернуться налево и обратиться к женщине рядом с ним. «Тебе даже не нужно спрашивать, Хонда-кун! Я ждала этого с начала учебного года!» Вторая ведущая шоу, женщина лет тридцати пяти, широко улыбнулась в ответ, ее энтузиазм был очевиден: «Обычно спортивный фестиваль — это первый шанс для публики увидеть потенциальных героев завтрашнего дня! Но что особенно интересно и волнительно в этом году, так это то, что уже есть студент-первокурсник, который произвел фурор и уже приобрел приличную базу поклонников!» «Этот студент, конечно же, Тодороки Шото! Я и сам уже большой поклонник!» — продолжал молодой человек, сияя от неподдельного энтузиазма. «Ха-ха, конечно, ты! Хонда-кун здесь в студии довольно известен как большой поклонник Старателя! И, как мы все знаем, Тодороки Шото — младший сын героя номер 2, так что, конечно, ты должен быть большим поклонником!» «Верно! До недавнего времени мой... эээ... я имею в виду, Старатель-сан всегда очень скрытен в отношении своей семьи. Но только в этом году мы видели, как Шото-кун посетил свой первый день в UA, остановил атаку злодея в одиночку и появился со своим отцом на Геройском Гала вечере!» Хонда был взволнован, в его глазах сверкали звезды: «Возможно, я немного выставляю себя напоказ, но те из нас, кто в сообществе поклонников Старателя, в полном восторге от того, что он только что подтвердил, что будет на сегодняшнем спортивном фестивале! Давайте посмотрим клип, снятый ранее на этой неделе!» («Старатель-сама! Старатель-сама, как вы, конечно, знаете, в конце недели состоится спортивный фестиваль UA. Планируете ли вы присутствовать, чтобы продемонстрировать свою поддержку Шото?» Сцена происходила снаружи большого здания Геройского Агенства Старателя, репортер, протягивающий микрофон герою номер 2, похоже, поймал его, когда он входил. Старатель, демонстрируя редкое соответствие требованиям СМИ, повернулся к камере и ответил: «Конечно, я планирую присутствовать. Это первый спортивный фестиваль Шото, и несмотря на... все, что стало известно, это будет его официальный дебют перед публикой».) «Если это не был тот самый образ любящего и заботливого отца, то я не знаю, что это!» — воскликнул Хонда после того, как камера вернулась к двум ведущим. Его описание было… очень щедрым, мягко говоря, но мужчина явно был в полном фанатском режиме. «Что ж, лично я очень рада увидеть, что студенты UA привнесут в сегодняшние события!» — продолжила его партнерша, ведущая шоу, в глазах которой читалось веселье при виде того, как ее коллега воодушевился своим фанатизмом. «Я знаю, что публика, конечно же, тоже, давайте посмотрим на некоторые из самых популярных твитов!»

🔥 Самый преданный фанат Endeavor! 🔥

@Endeavor4Ever

Шоуто - сын Эндевора до мозга костей - он собирается полностью уничтожить всех конкурентов на спортивном фестивале! Его двойная причуда такая классная, и я надеюсь, что в этот раз мы увидим, как он использует причуду Старателя на фестивале!

20,2 тыс. ретвитов 600 цитат в твитах 33,2 тыс. лайков

Синдзи любит 🔥 Шото ❄️

@I_Love_Shouto_9000

У нашего Шото лицо ангела и навыки профессионального героя, хотя он всего лишь подросток! ССЫЛКА НИЖЕ 👇👇👇 о том, почему Шото обязательно победит на своем первом спортивном фестивале!

18,3 тыс. ретвитов 924 цитат в твитах 25,5 тыс. лайков

Акт фаната Тодороки Шото

@ShoutosBiggestFan9898

Ребята, вы видите, что Старатель собирается посетить первый спортивный фестиваль Шото?? AKLMLAQKWM 💀💀 МЫ ПОЛУЧИМ ЕЩЕ БОЛЬШЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ОТЦА И СЫНА, ЧЕМ НА ГАЛА ВЕЧЕРЕ?!?! 😍

#ЛучшийГеройскийОтецСтаратель

19,4 тыс. ретвитов 563 цитатных твита 24,1 тыс. лайков

Харухата

@HaruForHeroes

Слушайте, я так же взволнован, как и все остальные, чтобы увидеть, как Шоуто выступит на фестивале, но я также хочу увидеть, как выступит мальчик, на которого напал Злодей Слизняк. По какой-то причине мне кажется, что он умеет драться! 🤷

10,1 тыс. ретвитов 150 цитат в твитах 9,5 тыс. лайков

Территория UA была полностью заполнена возбужденными представителями прессы и нетерпеливыми зрителями. Они толпились и сбивались в группы, из-за чего было трудно найти прямой путь на территорию кампуса. В то утро по пути в академию Изуку пришлось уворачиваться как минимум от трех штативов и нескольких выдвижных объективов камер. Видеть огромный поток поддержки от населения было захватывающе, но это также ошеломляюще и вызывало беспокойство. Сердце подростка колотилось в груди, пока он боролся, чтобы сохранить хладнокровие и не позволить своим нервам взять верх над ним. Зеленоволосый был одновременно взволнован и напуган предстоящим спортивным праздником. Изуку помнил почти все свои шестнадцать лет, как он сидел с мамой, с головы до ног одетый в атрибутику Всемогущего, и смотрел спортивный фестиваль. Когда он был очень, очень молодым, он мечтал стоять на этой арене в UA. Те дни были наполнены такой надеждой и тоской, что уголки его глаз горели, просто вспоминая их драгоценные воспоминания. По мере того, как он становился старше, а фестиваль становился еще одним напоминанием о несбыточности его мечты, этот день по-прежнему волновал его как возможность углубить свой анализ и понимание причуд, но он навсегда остался окрашенным горечью суровой реальности отсутствия причуд. За последние 10 лет Изуку демонстрировал свое самое лучшее и убедительное восторженное лицо. Сидя на диване, укрывшись в безопасности рядом с мамой, он улыбался и подбадривал ее, изо всех сил стараясь притвориться, что не видит жалости в ее любящих и обеспокоенных глазах. Пока он делал заметку за заметкой в своих запасных блокнотах, он давно подошел к событию с точки зрения анализа и отстранился ровно настолько, чтобы боль между ребрами была терпимой и не сломала его. Поэтому тот факт, что Изуку в настоящее время ждал в зоне содержания учеников вместе с остальными учениками класса 1А UA, собираясь принять участие в спортивном фестивале, был головокружительным и захватывающим опытом. В дополнение к тому, что он собирался выйти на сцену, которая раньше была возможна только в его самых жестоких мечтах, он собирался сделать это под бдительным оком своего самого драгоценного и боготворимого героя — самого Всемогущего. И пока остальной мир не имел ни малейшего представления о чести, которую доверил ему герой номер 1 — его причуда, его сила, его наследие — ответственность за все это давила ему на грудь со всей тяжестью и силой Детройтского крушения. Всемогущий со всей своей бесконечной добротой заверил его, что ему не следует выходить за рамки своих возможностей. Он сообщил, что хотя спортивный фестиваль и станет идеальным местом, чтобы представить следующего владельца Один За Всех, его безопасность и благополучие имеют первостепенное значение. Но под всем этим Изуку мог сказать, что его наставник возлагал большие надежды на его публичный дебют на фестивале. Эта мысль и сопутствующее ей давление заставили Изуку сжать костяшки пальцев так, как это, казалось, бесконечно раздражало Каччана в средней школе, но его желудок был настолько переполнен летними солями, что он даже не мог уделить блондину взгляда. Всякий раз, когда весь класс 1А собирался вместе, воздух обычно гудел от смеха и посторонних разговоров, но когда Изуку оглядел класс, остальные его одноклассники, казалось, были взволнованы почти так же, как и он. Токоями и Тёмная Тень, казалось, по очереди то волновались, то успокаивали друг друга, в то время как Серо смущённо теребил рукава своей спортивной формы подергивающимися пальцами. Ашидо, Хагакурэ, Аояма и Сато прижались друг к другу плечом к плечу, и их обычно шумные и теплые голоса превратились в неистовый шепот. Кода тихо заговорил тоном, неразличимым для человеческого уха, с парой дрожащих птиц, которых он нес на плече. Минета оторвал один из своих фиолетовых шариков и сжимал его, как мячик для снятия стресса, при этом бросая нервные и завистливые взгляды в сторону своих более сильных одноклассников. Оджиро начал в дисциплинированном медитативном сидении опытного мастера боевых искусств и с тех пор начал разминаться и бегать по тому, что выглядело как отработанная программа боевых искусств, направленная на то, чтобы привести свой мощный хвост в наилучшее состояние. Сёдзи, казалось, делал что-то похожее — программу растяжки и разогрева каждого из своих длинных и универсальных конечностей. Каччан прислонился спиной к стене в позе, подразумевающей безразличие, крепко скрестив руки на груди, но то, как он смотрел и рычал всякий раз, когда кто-то делал малейшее движение, показывало, что даже он был так же взволнован, как и все остальные. Киришима стоял недалеко от Каччана, и его выражение лица быстро менялось от чрезмерной мотивации к чрезмерной тревоге. Яойорозу пролистала книги, которые она носила с собой, содержащие формулы о составе материалов, которые она давно выучила наизусть. Джиро рядом с ней потирал успокаивающие круги на ее спине, в то время как кончики ее ушей периодически подергивались от ее собственных нервов. Колено Каминари не переставало подпрыгивать все время, пока они были там, и он, казалось, был заперт в гляделках со стеной. Иида удалился в дальнюю часть комнаты и ходил взад и вперед, его постоянное движение часто вызывало раздраженный и едкий взгляд Каччана, но он, казалось, не замечал этого. Цую-чан сидела неподвижно и делала глубокие, почти медитативно вдохи, но ее большие немигающие глаза все еще бросали взгляд на настенные часы каждую минуту или около того. Урарака стояла в нескольких шагах от Изуку и держалась за живот, выглядя так, будто ее тошнит, хотя она еще не активировала свою причуду. Единственным из одноклассников Изуку, на ком не было заметно, что их всех охватило волнение, был, конечно же, Тодороки. Но подождите, может быть, это не совсем так? Внимательные зеленые глаза Изуку скользнули один раз и снова вернулись к загадочному ученику класса 1А. В непоколебимом присутствии этого двухцветного парня было что-то неописуемое, что успокоило Изуку в тот момент. Но было и нечто совсем иное в том, как он держался, что привлекло внимание Изуку и дало ему возможность сосредоточиться на чем-то, выходящем за рамки хаотичного скрежета мыслей. Осанка Тодороки была прямой, а кожа лица гладкой и расслабленной, даже вокруг покрасневшей кожи шрама, окружавшего левый глаз. Руки были свободно скрещены на груди, которая поднималась и опускалась с каждым его глубоким и размеренным вдохом. Но больше всего внимание Изуку привлек взгляд Тодороки — только гетерохромные глаза младшего мальчика давали малейший намек на то, что что-то не так. Эти поразительные серо-голубые глаза были сосредоточены на предмете, который никто из них не мог видеть, и хранили в себе напряженность, которую Изуку никогда раньше не видел у другого. Возможно, Тодороки на самом деле нервничал из-за спортивного фестиваля не меньше остальных, но просто не выражал этого так открыто, как остальные, — в конце концов, это было бы очень в его стиле. Но в его обычно мягком взгляде была какая-то резкость, заставившая Изуку задуматься, нет ли другого катализатора, который мог бы объяснить перемену в самообладании другого. Может быть, все дело в том, какое общественное признание получит фестиваль? Нет, Тодороки не был чужд вниманию масс... Может ли быть, что их выступления во время мероприятия будут тщательно изучены сторонниками героев и потенциально повлияют на их шансы получить стажировку? Нет, это тоже не звучало правильно — Тодороки уже был на радаре профессиональных героев, а поскольку его отец был героем номер два и главой собственного агентства, его стажировка, несомненно, была предопределена агентством Старателя. Когда его размышления приблизились к теме «Старателя», Изуку вспомнил, что видел подтверждение главного героя о том, что он посетит спортивный фестиваль, чтобы поддержать своего сына. Может ли это быть так? Но ведь Старатель был его отцом, почему это вызвало напряженную реакцию у Тодороки? Изуку отстраненно вспомнил день после Геройского Гала вечера. Иида казался более потрясенным, чем он или Урарака когда-либо видели его. Во время обеда очкастый парень больше не мог сдерживать стресс от своего положения и доверился им. И хотя Иида был слишком порядочен, чтобы раскрыть точные слова, которые использовал Старатель, он рассказал им о том, как злобно герой номер 2 набросился на его сына и практически угрожал Айзаве-сенсею прямо перед ними. (Зеленоволосый мальчик не скоро забудет, как обеспокоенный Иида выпалил голосом, полным эмоций: «Я не мог поверить в то, что я видел или слышал! Он герой номер 2, но вел себя так, будто Тодороки-кун был позором, спасая нас от злодея! И он был таким жестоким, но Тодороки, очевидно, уже слышал от него все это и даже больше, потому что он вообще не отреагировал — за исключением, на самом деле, того, что после того, как его отец убежал, о боже, Тодороки-кун извинился перед сэнсэем, прежде чем последовать за ним». Обычно спокойный взгляд Ииды был лихорадочным, и к тому времени, как он закончил свой пересказ, он тяжело дышал от напряжения. Обычно он был точен и обдуман в своих словах, но сейчас они лились потоком из его уст, словно где-то глубоко внутри прорвало плотину. Урарака ахнула и закрыла рот обеими руками, ее глаза были расстроены, когда она металась по кафетерию в поисках темы для разговора. «Его здесь нет...» — пробормотал Изуку, проследив за ее взглядом, его собственный разум закружился, когда он обдумал то, что только что сказал им Иида, «его почти никогда нет здесь, в кафетерии. Я не думаю, что я когда-либо видел, как он обедает с нами». Изуку не осознавал этого до того момента, но это было правдой: Тодороки никак не мог подслушать, как они говорят о нем (хотя он никогда не замечал этого, даже когда их одноклассники говорили о нем, даже находясь в одном классе), потому что он никогда не обедал с ними. Присутствие или отсутствие другого человека просто никогда не привлекало их прямого внимания до этого момента. И, к сожалению, они вспомнят об этом гораздо позже, хотя наверняка пожалеют, что не обратили на это внимания в то время. Но в тот момент новость о том, что герой номер два в Японии поступил столь негероически по отношению к собственному сыну, оказалась более насущной. «Почему он так хреново относится к своему будущему сыну-герою , совершающему героические поступки?!?» Урарака взорвалась, выглядя обиженной и сбитой с толку. Он знал, что она выросла в неблагополучной, но очень любящей и поддерживающей семье, поэтому известие об ужасном воспитании Старателя, вероятно, было особенно шокирующим. Изуку и сам был не чужд издевательствам, и что-то в том, как Старатель вел себя на публике, всегда его раздражало. Были времена, когда грубое и хамское отношение про-героя слишком сильно напоминало поведение его школьных хулиганов, чтобы он мог когда-либо испытывать настоящую симпатию. Поэтому слышать, что поведение героя высшего ранга в частной жизни было ужасным, было чрезвычайно разочаровывающим, но он не мог честно сказать, что был удивлен. Удивительно то, что его хулиганская натура распространилась даже на его собственную плоть и кровь. Хулиганы, которых он знал, устраивали ад тем, кого считали ниже себя, но вознаграждали окружающих за их поддержку. Если уж на то пошло, он думал, что Старатель поставит его сына в категорию «выше других» из-за их кровного родства. Изуку было очень грустно думать, что кто-то столь странно невинный, как Тодороки, должен был вытерпеть грубые и незаслуженные слова от своего собственного отца. А отсутствие особого отношения к сыну сделало поведение Старателя еще более необъяснимым.)

***

Казалось, прошли часы, но на самом деле это были всего лишь минуты. Когда Полночь-сенсей пришла, чтобы отвезти их на место проведения первого мероприятия, Айзава-сенсей и Мик-сенсей уже заняли свои места в качестве комментаторов. Их согнали в первую зону и объединили с другими классами первокурсников – другим классом героев, а также участвующими классами общего образования и вспомогательными классами. Десятки лиц, которых он никогда раньше не видел, внезапно настороженно уставились на него и его одноклассников. Вокруг них кружили дроны, предназначенные для съемки видеоматериалов с места событий и демонстрации их в режиме реального времени зрителям на главной арене. «ДОБРОЕ УТРООООООО, СЛУШАТЕЛИ!!!!» Раздался голос Сущего Мика: «ДАВАЙТЕ НЕ БУДЕМ ТЕРЯТЬ ВРЕМЕНИ И ПЕРЕЙДЕМ К ТОМУ, ДЛЯ ЧЕГО МЫ ВСЕ ЗДЕСЬ СОБИРАЕМСЯ! ПЕРВЫЙ СПОРТИВНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ ЭТОГО ГОДА, ГОНКА С ПРЕПЯТСТВИЯМИ, НАЧИНАЕТСЯ СЕЙЧАС!» С первого раунда стало ясно, что Тодороки сдерживал весь свой потенциал. Как только прозвенел стартовый гонг, пока Изуку и остальные ученики толкались и боролись друг с другом, чтобы выбраться из ворот, Тодороки выпустил огромную волну льда, которая распространилась по земле, полностью обездвижив десятки участников на месте. Оглядевшись, Изуку стал свидетелем шокированных и испуганных взглядов, которыми обменивались запертые в ловушке ученики других классов, которые были совершенно не готовы увидеть выступление Тодороки Шото под неусыпным контролем своего властного отца. На их лицах отразился неприкрытый страх, когда они осознали истинный уровень своих конкурентов и тот факт, что их уже выбили из фестиваля всего через несколько секунд после его начала. Каждый ученик класса 1А ожидал ледяного удара Тодороки и был готов его избежать, но их класс оказался единственным, кто остался совершенно невредим. Затем, возможно, в поистине историческом проявлении неуместных амбиций, Минета попытался воспользоваться хаосом момента, чтобы начать атаку на Тодороки, — даже закричал заранее, готовя свой похожий на виноград снаряд. Это было явно бесполезно, и его тут же остановил и дисквалифицировал один из гигантских роботов на вступительном экзамене, поскольку несколько из них появились в качестве первого препятствия. Прежде чем кто-либо из остальных успел отреагировать, Тодороки взглянул на камеры-дроны, которые снимали их выступления и транслировали их на гигантские экраны для зрителей на арене. Он пробормотал достаточно громко, чтобы Изуку и еще несколько человек поблизости услышали: «Мне лучше сделать это быстро, пока старик наблюдает». Затем он прыгнул вперед, вызвав натиск льда, который полностью окутал экзаменационных роботов и вывел из строя всех, кроме пары. Уровень контроля и силы Тодороки при использовании льда был невероятным: роботы наклонялись внутрь и опрокидывались таким образом, что он мог проехать по льду мимо роботов, не давая остальным ученикам последовать за ним. Всего через несколько минут после начала гонки с препятствиями Тодороки уже имел огромное преимущество. Любой, кто был настолько глуп, чтобы думать, что Тодороки попал по особым рекомендациям исключительно из-за своей фамилии или что было несправедливо, что ему не пришлось сталкиваться с роботами на вступительных экзаменах, как остальным, теперь имел доказательства в HD, что эти теории были совершенно необоснованными. После почти мгновенной ликвидации большинства стало очевидно, что не допустить Тодороки к участию во вступительном экзамене было скорее проявлением вежливости по отношению к другим студентам, поскольку, если бы он был там, им, вероятно, не пришлось бы уничтожать никаких роботов. На самом деле, остальные из них, по крайней мере, столкнулись с возвышающимися роботами — это была первая встреча Тодороки с ними, и это не имело ни малейшего значения. Он не только полностью отключил их, но и сделал это таким образом, что перекрыл путь всем остальным. Увидев все это, Изуку почувствовал, как в его жилах закипает огонь, он стряхнул с себя благоговение и напомнил себе, что его еще многое впечатлит. Он видел, как его одноклассники вокруг него закрывали отвисшие челюсти и расправляли плечи, чтобы сделать то же самое. Сейчас ему нужно было собраться и убедиться, что он пройдет в следующий раунд.

***

В конце концов, гонка с препятствиями, похоже, закончилась так же быстро, как и началась, хотя Изуку и подумал, что колоссальное количество адреналина, циркулирующее в его венах, потенциально могло исказить его восприятие времени. Совершив поистине отчаянный маневр, в самую последнюю секунду Изуку обогнал Тодороки и Каччана, которые были заняты друг другом, и каким-то образом оказался первым в гонке. Невероятная радость, которую он испытал от своей победы, быстро развеялась, когда выяснилось, что он только что поставил себе на спину огромную цель в 10 миллионов очков перед следующим событием: Кавалерийской битвой. Он внутренне ругал себя, поскольку прекрасно понимал, что между первым и вторым событиями всегда найдется какой-нибудь поворот событий, который изменит расстановку сил, и, конечно, этот год не стал исключением. Кавалерийская битва по замыслу длилась всего 15 минут. Несмотря на то, что его заранее считали изгоем, ему удалось сформировать команду. Второе соревнование прошло даже быстрее, чем полоса препятствий, но каждую секунду ему казалось, что он сражается в нескольких сражениях одновременно. Был один совершенно неожиданный момент, когда команда Тодороки приближалась к нему, Изуку активировал «Один за всех» и тем самым напугал Тодороки, заставив его активировать огонь левой стороны. Это был мимолетный момент, но он запечатлелся в его памяти, потому что другой мальчик выглядел потрясенным и... опустошенным. Несмотря на то, что ему удалось то, чего не удавалось никому другому — застать Тодороки врасплох, когда время истекло, Изуку подумал, что он и его команда уничтожены. Однако команде Изуку каким-то образом удалось занять 4-е место благодаря быстрой реакции и действиям Токоями, который в последнюю секунду заполучил повязку на голову. Команды Тодороки и Бакуго, как и ожидалось, заняли первое и второе места соответственно. Поэтому со слезами величайшей благодарности на глазах Изуку перешел к следующему раунду — мысли о пылающем левом боку Тодороки были вытеснены из его головы облегчением и признательностью, которые он почувствовал, получив еще один шанс.

***

Третье и заключительное событие спортивного фестиваля UA: турнир батлов — долгожданные матчи в формате турнира один на один, которые прошли на легендарном стадионе UA в окружении ликующих зрителей. Предшествующие соревнования, похоже, были своего рода развлекательными раундами, призванными отсеять более слабых участников, поскольку они были намного быстрее и менее сосредоточены на отдельных учениках. Из динамиков раздался монотонный голос Айзавы, сообщавший, что они объявят небольшой перерыв, чтобы подготовить арену, установить состав и дать ученикам время перевести дух. Изуку был по-настоящему готов и благодарен за полуденный перерыв, он определенно в нем нуждался, и собирался присоединиться к остальным ученикам 1А, чтобы собраться с мыслями, когда к нему подошел Тодороки и попросил поговорить с ним наедине. Большие зеленые глаза расширились от удивления, он согласился, и его усталость на мгновение отступила перед силой любопытства. Это был первый раз, когда Тодороки сам завязал с ним разговор, и мысли старшего мальчика лихорадочно метались, пока он следовал за ним в более уединенное место. «В Кавалерийской битве ты заставил меня нарушить клятву не использовать левую сторону», — без предисловий сказал Тодороки, как только они остались одни в боковом коридоре. Поскольку Изуку понятия не имел, что это значит, он промолчал. «Твоя причуда… она как у Всемогущего, поэтому я и хотел поговорить с тобой перед турниром». Сердце Изуку забилось чаще, и он был рад, что Тодороки не смотрит прямо на него, потому что был уверен, что выражение его лица, вероятно, напоминает выражение оленя, попавшего в свет фар. Тодороки продолжал прямо сообщать Изуку о сходстве, которое он заметил между своей причудой и причудой Всемогущего, из-за чего тот едва не задохнулся от паники. В хихиканье и шепоте классного руководителя 1А класса Тодороки уже заслужил репутацию человека немного легкомысленного, забывчивого, причем самым неожиданным образом. Черт, тот факт, что он не заметил, что по крайней мере половина UA была увлечена им, был достаточным доказательством. Но то, как он был невежественен в отношении самых очевидных социальных взаимодействий и мгновенно принимал любые объяснения от любого члена класса 1A с почти детским доверием, полностью укрепило этот образ. Изуку понял и знал с момента нападения злодея, что, хотя обычные повседневные события пролетали высоко над двухцветной головой Тодороки, это было никоим образом, ни в какой форме не из-за того, что младшему мальчику не хватало интеллекта. Когда дело касалось чего-либо, связанного с боем или причудами, абсолютно ничего не ускользало от молчаливого внимания Тодороки. Оглядываясь назад, он должен был быть больше обеспокоен тем, что младший мальчик заметил бы, что он использует «Один за всех», и пришел бы к какому-то выводу самостоятельно. Но что касается того, чтобы помешать Тодороки сделать собственные выводы, Изуку, похоже, уже слишком поздно это делать. Взгляд Тодороки метнулся к нему, и он внезапно почувствовал себя пригвожденным к стене под напряженной серьезностью этого двухцветного взгляда. У него едва хватило времени собраться с мыслями. Изуку приготовился лгать сквозь зубы, чтобы отрицать связь, которую, как он думал, другой парень наверняка заметил, когда Тодороки вдохнул, а затем спросил: «Ты внебрачный сын Всемогущего или что-то в этом роде?» ... Гм. Что? Изуку моргнул в полном шоке, когда слова Тодороки дошли до него. Он почувствовал, как его щеки вспыхнули, и ему пришлось сдержать истерический смех, когда он осознал, что Тодороки был совершенно серьезен. Каким бы умным ни был этот парень, он пришел к совершенно неверному выводу. А позже той ночью, когда Изуку лежал в постели — услышав все, что он услышит, и увидев все, что он увидит, — и обдумывал все события того дня, он находил невероятно и ужасно печальным, что понимание Тодороки семьи, казалось, состояло только из тайных и гнусных сценариев. Но в тот момент, когда он отчаянно размахивал руками в знак отрицания, Изуку мог чувствовать лишь огромное облегчение от того, что он каким-то образом непреднамеренно не раскрыл самую сокровенную тайну своего наставника. В конечном итоге Тодороки довольно легко принял его неуклюжие отрицания, принимая во внимание все обстоятельства, и это заставило Изуку одновременно испытывать благодарность и вину — он чувствовал себя так, словно воспользовался странным непоколебимым доверием другого к тому, что говорили его одноклассники. Затем Тодороки продолжил говорить, что, несмотря ни на что, поскольку причуда Изуку была так похожа на причуду Всемогущего, он должен был превзойти его — что это было целью, для которой он родился. Это признание, безусловно, застало его врасплох, насколько оно было тревожным, но Тодороки не показывал никаких признаков замедления. И в самом длинном непрерывном потоке слов, который Изуку когда-либо слышал от другого, он поведал череду событий с его детства до настоящего времени, которые заставили старшего мальчика прийти в себя от масштабов трагедии, которую пережил другой. Ровным и ровным голосом, словно обсуждая школьное задание, Тодороки рассказал ему о причудливом браке между Тодороки Энджи и Химуры Рэй, который привел к его рождению. Старший мальчик, конечно, слышал о браках с причудами, но в том смысле, что они были скорее городской легендой, чем чем-то, основанным на реальности. Все знали, что они были безнравственны и незаконны — торговля людьми в мире причуд. Время от времени в новостях передавали истории о том, как наследника какого-нибудь конгломерата арестовывали за организацию необычного брака, но он никогда не слышал, чтобы кто-то из его знакомых пострадал от этого. Так было до того самого момента. Изуку уже мог сказать, что мягкое признание Тодороки в том, что «во всех моих воспоминаниях о ней моя мать всегда плачет», будет преследовать его память еще долгое время. Задумчивая печаль, сопровождавшая эти душераздирающие слова, быстро вызвала у него собственные сочувственные слезы. Он вспомнил доброе, круглое и улыбающееся лицо своей матери и поклялся себе обнять ее этой ночью еще крепче. Младший мальчик рассказал о своем одиноком детстве, когда его насильно изолировали от братьев и сестер, а отец так сурово воспитывал его с того момента, как проявилась его странность, что его мать умоляла пощадить его. Хотя он не раскрыл подробностей, расфокусированный взгляд гетерохромных глаз Тодороки заставил Изуку подумать, что то, что он видел мысленным взором, было особенно болезненным. Мозг Изуку забуксовал, когда он попытался представить, каким тренировкам профессиональный герой может подвергнуть своего маленького ребенка, чтобы это пробудило в нем инстинкт самопожертвования и материнства. Женщина встала между своим младшим сыном и его отцом и подверглась физическому и психологическому наказанию, настолько жестокому и суровому, что произошло невообразимое — когда Тодороки было 5 лет, у его матери случился психический срыв, и она вылила ему на лицо кипяток, а затем в панике попыталась заморозить ожог, в результате чего у него остался шрам, закрывающий левый глаз. После этого мать Тодороки и его единственную защитницу в семье перевели в больницу для хронических больных, где она оставалась последние десять лет, и с того дня, как она оставила ему шрам, они не общались. Это было самое ужасное и болезненное, что Изуку когда-либо слышал за всю свою жизнь. И очевидная, направленная на себя вина в глазах другого мальчика, когда он вспомнил событие, когда человек, которого он любил и которому доверял больше всего, оставил на нем шрам навсегда, заставила Изуку плакать еще сильнее. Его мысли закружились, и он не мог остановить их, вызывая в памяти образы маленького Тодороки с повязкой на левом глазу, размышляющего о том, что он сделал такого плохого, что заставило единственного человека, который когда-либо проявлял к нему доброту, причинить ему такую серьезную боль. Изуку не особо задумывался о шраме Тодороки до этого момента. Дети нередко травмировались, когда у них были сильные причуды, прежде чем они могли их контролировать. Поэтому он всегда предполагал, что красная метка, покрывавшая глаз его одноклассника, вероятно, была результатом чего-то в этом роде. Услышать правду из уст другого мальчика - что это было нанесено его собственной матерью в нежном возрасте 5 лет - было абсолютно унизительно. Что шрам был напоминанием, которое он будет нести всю оставшуюся жизнь, и что это было потому, что его собственная мать прожила жизнь, полную пыток, что она оторвалась от реальности, причинила ему такую ужасную боль, а затем ее увезли. А человек, который был ответственен за это, был тем человеком, к которому Тодороки возвращался домой каждый день после занятий — и ничего из этого было не в порядке вещей. Все, что он только что услышал, было настолько ужасно, что у него не осталось слов, и все, что он мог сделать, это заплакать в ответ. Слезы лились из его глаз ручьем во время всего разговора, а сердце Изуку разрывалось все сильнее с каждым отстраненным предложением, слетавшим с губ его одноклассника. Услышав историю младшего мальчика, он почувствовал, будто целые части его детства были разрушены — наличие сильной и могущественной причуды всегда казалось ему чем-то, вызывающим зависть. С его точки зрения, лишенной причуд, он никогда не считал, что есть какие-то недостатки, но он с резким пониманием узнал, что где бы ни была власть, за ней следовали грубые злоупотребления. Огромная часть его, которая всегда восхищалась и боготворила героев, считала, что все герои добры и имеют добрые сердца, чувствовала себя преданной. Изуку тогда стало стыдно, и он подавил в себе чувство скорби, порожденное этим вновь обретенным разочарованием. Кто он такой, чтобы думать о своем детстве, когда у мальчика перед ним его, очевидно, никогда не было? Его и без того разбитое сердце сжалось и вывернулось наизнанку, когда он понял, что для Тодороки никогда не существовало иллюзии, что герои — это фигуры, которые вселяют уверенность и защиту, что Старатель был и отцом, и героем, обе роли должны были обеспечивать безопасность и защиту, но он ничего не сделал, а только изолировал его и причинил ему боль. Из рассказа Тодороки Изуку понятия не имел, продолжит ли он это делать, но было очевидно, что ущерб, который он нанесет всей своей жизни, уже был нанесен. По большей части Тодороки избегал водянистого взгляда Изуку, когда тот выказывал ужас за ужасом за то короткое время, что они там стояли. Но теперь голубые и серые глаза другого смотрели на него сквозь его длинные ресницы, и они горели неумолимой яростью. «Вот почему я должен превзойти тебя, и если ты связан со Всемогущим, я должен победить тебя тем более. Я стану героем номер один и сделаю это, используя только причуду моей матери – и таким образом я полностью отрекусь от него», – младший мальчик повернулся и начал уходить от того, что было разрушительным и в основном односторонним разговором. Изуку вытер слезы со щек и почувствовал, как решимость разлилась по всему его телу от макушки головы до кончиков пальцев ног. Его сердце было таким тяжелым в груди, когда оно скручивалось от нового знания всех страданий Тодороки. Он сочувствовал другому и понимал, что цель, к которой он непрестанно стремился последние полгода, была чем-то, за что Тодороки платил кровью, потом и слезами с того дня, как родился. Это изменило все, и в то же время не изменило вообще ничего. «Тодороки!» — крикнул Изуку, заставив другого остановиться и повернуться к нему лицом. Изуку сделал глубокий вдох и встретился с пытливым взглядом Тодороки. Несмотря на внутреннюю дрожь, когда он выдохнул, его голос был приземленным и ровным. «Спасибо, что поделились всем этим со мной. Хотя все, что я могу сделать, это посочувствовать, поскольку я не могу полностью понять, я не могу подвести всех людей, которые поддерживали меня до этого момента — я также должен победить вас!» Адреналин и сила воли выплеснулись сквозь его взгляд, прикованный к Тодороки, и он знал, что тот тоже почувствовал его решимость. Несмотря на то, что он прямо ответил на объявление войны другим парнем, взгляд, который он получил, был столь же решительным и, казалось, почти довольным вызовом Изуку и его отказом отступить. Тодороки тихонько напевал и послал ему бессловесный кивок. Кровь Изуку буквально забурлила от признания. Миллион раз он бы никогда не подумал, что Тодороки расскажет ему то, что он сказал, когда он попросил разрешения поговорить с ним наедине. Но он чувствовал себя более мотивированным, чем когда-либо, несмотря на огромную печаль, которая все еще сохранялась и будет сохраняться еще долгое время после окончания фестиваля. Мальчик с зелеными волосами знал, что ему еще как минимум несколько недель придется переваривать то, что ему сказали в том коридоре. У всего, что он, как ему казалось, знал, была совершенно другая сторона — темная и неправильная , невидимая и существующая параллельно миру героев и злодеев. Место, которое было серым, а границы размытыми – где герои могли принять восхищение публики и вернуться домой, чтобы сеять хаос среди тех, кто был наиболее уязвим для них. Были добрые и невинные люди, которые страдали молча в этом сером, искаженном месте, и именно там Тодороки, мальчик, который сидел в том же классе, что и он, родился и вырос. Когда Изуку вышел, чтобы собраться с силами перед своим первым боем один на один, он почувствовал перемены. Он был зол, обижен и полон решимости — он не упустит этот шанс. С каждым днем, когда он узнавал все больше и больше людей, которых он хотел спасти, становилось все больше и больше. И с этой ужасной новой реальностью, с которой познакомил его одноклассник, ставки казались выше и более насущными, чем когда-либо. Ни Изуку, ни Тодороки не заметили, оба слишком увлеченные горячим моментом, который они разделили друг с другом, что Бакуго Кацуки задержался за углом и слышал каждое слово. Кулак огненного блондина сжимался и разжимался, когда Тодороки раскрывал каждую разрушительную деталь своего прошлого. И как только он убедился, что он один, блондин издал полузадушенный крик и ударил пылающим кулаком в стену рядом с собой.

***

Изуку едва не проиграл свой первый матч на боевом турнире. Причуда Шинсо Хитоши была силой, с которой приходилось считаться, и он сразу же попал в ловушку учеников общеобразовательного класса. Каким-то образом ему удалось освободиться от хватки, в которую мальчик с фиолетовыми волосами заковал его разум. Ничего из этого не имело смысла, и не было ощущения, что он сделал это сам. В те последние отчаянные моменты он мог поклясться, что видел фигуры — что он видел Всемогущество — и что они были той силой, которая стояла за его необъяснимым освобождением. После того, как Всемогущий заверил его, что именно его собственная сила воли позволила ему освободиться от причуды Шинсо (а не бесплотные фигуры, которые, как ему казалось, он видел), что не вселило в него уверенность, Изуку направился к трибунам, чтобы убедиться, что он увидит следующие матчи. Когда Изуку собирался завернуть за угол, он услышал звуки шипящих шепотов и прижался к стене, чтобы не споткнуться о то, что его ждало впереди. Выглянув из-за угла, его желудок упал, когда его взгляд упал на очень узнаваемые фигуры Тодороки Энджи и Тодороки Шоуто. Все еще кровоточащие раны на его собственном сердце от всего, что его одноклассник раскрыл перед началом турнира, резко вспыхнули. Его инстинктивной реакцией было отвращение к тому, как Старатель расположился, чтобы возвышаться над его сыном. Образ высокой, мускулистой фигуры, склонившейся над гораздо более хрупким телом сына, пробудил в нем что-то врожденное защитное. Но Тодороки не отступил и выпрямился во тьме, отбрасываемой зловещей тенью героя номер 2. «Я очень разочарован в тебе, Шото. Твоя наглость позорна и мне, и тебе, и я быстро приближаюсь к точке, где больше не буду терпеть твой ребяческий бунт». Голос Старателя был напряженным от плохо сдерживаемого гнева. Пламя, которое он постоянно поддерживал на публике — напоминание о его угрозе и силе — вспыхнуло вокруг него, потрескивая в пустоте коридора. «Хорошо, разочаровать тебя — вот в чем суть», — съязвил Тодороки, не теряя ни секунды. Глаза Изуку расширились от удивления на быстрый и горячий ответ другого парня – вне боя Тодороки был почти таким же послушным, как Кода. Резкий ответ был неожиданным, но Изуку все равно молча подбадривал его. Тодороки встретил взгляд отца, полный ярости, и настоял: «Я стану героем, который превзойдет тебя, даже без использования твоей причуды». «Ты думаешь, что сможешь превзойти Всемогущего, используя только причуду своей матери? Ты глупый, бесполезный мальчишка, ее причуда слаба и ограничена во всех отношениях, чем она сама». Это вызвало ту реакцию, которую мужчина, очевидно, и ждал — Глаза Тодороки сузились, а челюсти сжались, прежде чем он процедил сквозь щели между сжатыми зубами: «Не говори о ней так, старый дерьмовый старик». «Ты можешь отрицать это сколько угодно, Шото, но ты мой», — в глазах главного героя читалось ядовитое собственничество, пропитывавшее каждый слог его слов. Старатель уже навис над своим гораздо меньшим сыном, но он наклонился ближе и повторил: «Ты мой — гораздо больше, чем ты когда-либо был ее». Когда слова достигли цели, подросток перед ним вздрогнул, и Изуку на долю секунды всерьез задумался о том, чтобы активировать «Один за всех», просто чтобы сбить удовлетворенную ухмылку, появившуюся на жестоком лице Старателя. Все в сцене, разворачивавшейся в коридоре перед ним, было таким тревожным и таким неправильным. И Изуку почувствовал почти тошноту от внезапного, пронзительного гнева, когда он увидел, как этот человек явно наслаждается страданиями собственного сына. Быстро придя в себя, Тодороки собрался с духом и поклялся тихим и ровным голосом: «Я никогда не буду использовать твою причуду так, как ты хочешь, — и я совсем не такой, как ты». Изуку услышал громкий и внезапный удар, который резко отозвался эхом в пустом коридоре, и ему пришлось физически закрыть рот обеими руками, чтобы сдержать потрясенный вздох, который грозил вырваться наружу. Он не мог поверить своим глазам, когда Старатель с силой прижал его сына к стене и удерживал его на месте, нажав своей огромной рукой на ключицы мальчика. Сердце Изуку сжалось в груди, когда он заметил, что руки Тодороки все еще безвольно висят по бокам. Любой другой человек в мире был бы в ужасе от героя номер 2 — пламя, полыхающее еще выше в ярости — возвышающегося над ними угрожающе. Их руки инстинктивно поднялись бы, чтобы отчаянно вцепиться в непреодолимую хватку у основания их шеи, даже если бы усилие было очевидно неэффективным — но руки Тодороки не сдвинулись ни на дюйм в ответ или для защиты себя. Как будто его тело уже привыкло к такому обращению и знало, что любое сопротивление будет бесполезным против такой подавляющей силы. «ХВАТИТ! Шото, прекрати проявлять неуважение и будешь использовать свою левую сторону — так, как ты родился». Схватив сына, Старатель грубо встряхнул его так, что казалось, ему больно, но Тодороки, казалось, даже не замечал этого. Вместо этого мальчик потянулся вверх. Он не увеличил дистанцию, но все равно вырвался из крепкой хватки и прошипел: «Ты ненавидишь, что это единственное, что ты не можешь контролировать, как бы ты мне ни угрожал и ни избивал меня — можешь делать со мной все, что хочешь, мне все равно! Но я никогда не позволю тебе этого». Ярость Тодороки была холодна, как его лед. Она была тихой и пронзительной, подпитываемой скрытой болью, и полной противоположностью громкой, законной и всеобъемлющей ярости Старателя. Из-за продолжающегося мятежа Тодороки на лице Старателя промелькнуло устрашающее выражение, и Изуку напрягся, почувствовав, что все, что сейчас вылетит из уст этого огромного человека, будет еще более отвратительным, чем все те ужасные вещи, которые он уже сказал. «Ты забыл Шоуто, который оплачивает больничные счета твоей драгоценной матери? Мне давно не приходилось напоминать тебе об этом... но ты действительно испытываешь мое терпение». Голос Старателя стал опасно низким, и он прошептал свой яд прямо в левое ухо сына, сторону, которую он так явно предпочитал. Как только до него дошла неявная угроза безопасности его матери, Тодороки тут же прекратил вырываться из хватки отца. Все его тело обмякло от поражения, и вся его упрямая воля к борьбе мгновенно рассеялась. Это было, возможно, самое ужасающее и душераздирающее, что когда-либо видел зеленоволосый мальчик. Изуку начал замечать, что в этом направлении формируется закономерность, когда дело касалось Тодороки, и это открытие причинило ему сильную боль. Изуку ненавидел то, что стал свидетелем всего этого — что он спрятался за углом и наблюдал, как герой номер два снова и снова использовал все свои несправедливые преимущества в силе против собственного сына, пока мальчик не сломался; пока он не повис безвольно и держался только благодаря гнетущей хватке другого. «… Я ненавижу тебя», — тихо прошептал Тодороки, но в его предыдущих словах не было той язвительности. Его взгляд был устремлен в землю, но в нем читалась такая безнадежность и боль, что Изуку пришлось отвести взгляд, чтобы не сделать чего-нибудь катастрофического, например, не вырвать младшего мальчика из лап этого ужасного человека и не ударить его в лицо. «Истерика глупого ребенка, которая пройдет», — легко отмахнулся Старатель. Кровь Изуку закипела от гнева, когда он откинулся назад, глядя на теперь уже послушного подростка, и ухмылка на его лице была слишком уж самодовольной. Голос про-героя понизился и стал тише, тон был полной насмешкой над родительским успокоением: «Ты мой шедевр. Все, что я делаю, я делаю из любви к тебе, и однажды ты все это поймешь». С этими словами он наконец отпустил сына, но не без необходимости швырнул его на пол, видимо, просто потому, что мог. Тодороки удержался, но все равно жестко приземлился на руки и колени. Удар заставил Изуку вздрогнуть, но Тодороки не издал ни малейшего звука – он даже не выглядел нисколько удивленным. «Никогда не забывай, Шото, что ты ничто без меня», — вот ужасные слова, которые Старатель бросил сыну, прежде чем повернуться, чтобы уйти. Тодороки отвернул голову от нависшей над ним фигуры в ответ, и это движение позволило Изуку мельком увидеть его лицо. Внутренняя боль, отражавшаяся в этих обычно бесстрастных голубых и серых глазах, была настолько поразительной, что вызвала новую волну слез, нахлынувшую на глаза Изуку. Соленые капли беззвучно текли по его щекам, пока он боролся со всем, что у него было, чтобы оставаться тихим. Когда тяжелые шаги отца наконец затихли, Изуку услышал, как Тодороки втянул дрожащий воздух, а затем резко выдохнул. Он сделал это еще раз, а затем повторил процесс в следующий раз. Изуку практически слышал усилие, которое младший мальчик прилагал, чтобы удержать равновесие. Всего лишь после этих трех дрожащих вдохов Тодороки поднялся на ноги. Он покачал головой, словно просто стряхивая случайное падение — не преднамеренный толчок, а бесполезная демонстрация силы, призванная напомнить ему о его месте — и расправил плечи. К тому времени, как он встал, выражение лица Тодороки снова было лишено эмоций. Когда его одноклассник повернулся и вышел из коридора в том же направлении, куда ушел Старатель, Изуку почувствовал, что его сердце вот-вот вырвется из груди. Волна за волной эмоций накатывали на него — смятение, ужас, ярость и так далее. Протеже Всемогущего был подобен проводу, искрящему от ярости. Услышав воспоминания Тодороки о преступлениях и плохом обращении с ним в детстве, а затем став свидетелем отвратительного поведения главного героя по отношению к своему сыну... этого было достаточно, чтобы заставить его закипать от негодования. Как посмел этот ублюдок позволить миру поверить, что он достоин стоять в одном ряду со Символом Мира? Опустошение и беспомощность, которые он так ясно видел на лице Тодороки после того, как этот ужасный человек угрожал его матери, укоренились в сознании Изуку, даже когда он закрыл глаза. Он знал без сомнений, что в этот момент мастерство и сила Тодороки с его причудой превзошли его в несколько раз. Но мысль: «Я хочу спасти его», — так ясно отозвалась в его голове. Эта мысль была настолько сильной, что заглушила помехи отчаянно сталкивающихся эмоций, которые угрожали захлестнуть его всего несколько мгновений назад. «Я хочу спасти его», — поклялся себе Изуку, пытаясь вытереть слезы. Он уцепился за эту отчаянную мысль, как за спасательный круг, даже когда его разум грозил погрузить его в пучину отчаяния. Он хотел спасти другого мальчика, просто и ясно. Как он мог называть себя начинающим героем и не хотеть спасти того мальчика, который поднялся с земли смирением и усталостью нескольких жизней? Из того, что он видел и что он сам ему рассказывал, Изуку был уверен, что Тодороки никогда не позволял себе надеяться на спасение или даже не рассматривал эту идею. Эта идея, вероятно, была чуждой и никогда даже не приходила ему в голову. Эта мысль разбила сердце Изуку и зажгла в нем новый огонь мотивации, который горел специально для младшего мальчика. «Я хочу спасти его», — зеленые кудри развевались, когда мальчик покачал головой. «Нет, я должен спасти его».